О законах Паркинсона, законах Лужкова и Законе вообще

[i]Мэр Москвы в своей недавней лекции в Международном университете сформулировал несколько «законов Паркинсона» в их российской интерпретации. Как известно, в западном управленческом фольклоре «законы Паркинсона» — это высказывания типа: «Все, что может испортиться, — портится. Что не может испортиться — портится тоже». Или: «Предоставленные самим себе события имеют тенденцию развиваться от плохого к худшему». Для тех, кто не присутствовал на лекции московского мэра, приведу некоторые из сформулированных им «законов Лужкова».[/i][b]Закон неизбежных искажений: [/b]как бы мы ни копировали устоявшиеся западные экономические и политические образцы — получается нечто в истории невиданное, от чего иностранцы падают в обморок. Чем больше, например, монетаризма, неолиберализма и рецептов МВФ — тем вернее российская экономика возвращается во времена феодализма, где господствуют бартер, коррупция и механизмы внеэкономического принуждения.[b]Закон обязательного обмана [/b]— это когда большинство субъектов экономической деятельности неукоснительно следуют принципу, которого в свое время придерживался водитель Юрия Михайловича: «Не нарушишь — не уснешь».[b]Закон «Нет, невозможно» [/b]— если поставлена задача, надо во что бы то ни стало найти мотивы, чтобы даже не приступать к ее решению.[b]Закон оптимальных ожиданий, [/b]сводящийся к принципу: «Авось, пронесет».[b]Закон времянки [/b]— всегда не хватает времени сделать работу как следует, но на переделку время находится.Юрий Михайлович приходит к неутешительному выводу: «К закону у нас относятся, примерно как к валенкам. Мы его оцениваем с точки зрения удобства. Сама идея, что закон надо исполнять независимо ни от чего, в глубине души непонятна».Почему так происходит? Отчасти сам Юрий Михайлович и дает ответ на этот вопрос. «У нас, — утверждает он, — двойной стандарт честности. По отношению к соседу одна философия, по отношению к государству, предприятию, вроде бы их же собственному, — другая. И государство знает об этом. Оно как бы закладывает необходимость нарушения законов в свои предписания.Кладет чиновнику маленькую зарплату в расчете, что он будет «кормиться». Вводит налоги, которые немыслимо выплатить. Создает систему противоречивых законов, которые невозможно не нарушать».Именно неумение и нежелание жить и действовать по Закону, равно как и непроработанность самой законодательной базы, и есть основная, да, пожалуй, и единственная причина краха российских реформ.А отнюдь не какое-то мифическое несоответствие «неолиберальных принципов», «монетаристских доктрин» или «рецептов МВФ» «загадочной славянской душе». Не будучи экономистом, осмелюсь утверждать, что в самих этих принципах, доктринах и рецептах нет ровным счетом ничего губительного и для наших «родных осин» неподходящего. Кредиты МВФ берут практически все развивающиеся страны. Только в отличие от России они их не разворовывают, не вбухивают в пирамиды ГКО, а направляют на развитие современных производств. Стабильная национальная валюта — еще одно требование МВФ — благо для любой экономики, в том случае, если эта стабильность основана на устойчивом экономическом росте, а не поддерживается искусственным путем типа приснопамятного валютного коридора.Приватизация, на которой настаивают эксперты МВФ, — прекрасная возможность сбросить с бюджета малоэффективные производства, широчайшее поле для инициативы и формирования настоящих предпринимателей, если, разумеется, она не осуществляется в форме «назначения в миллионеры», о которой писал Авен. [b]В отличие от России, [/b]где издревле «свирепость законов компенсируется необязательностью их исполнения», система конкурентного экономического и «политического» рынка, сформировавшаяся на Западе, основана исключительно на строгом исполнении Закона под жесточайшим контролем со стороны государства. Там, где этого не наблюдается, мы не видим ни полноценного рынка, ни сколь-нибудь реальной демократии (как в ряде стран Латинской Америки), даже при формальном наличии всех их атрибутов (частная собственность, многопартийность, парламент, свобода печати и т. д.).Само по себе «допущение» рынка и демократии никогда и нигде не приводило и не приводит к их реальному становлению. Вот что говорит по этому поводу лауреат Нобелевской премии Джеймс Тобин: «Убеждение, что все получится, если не вмешиваться, — это рецепт анархический. Цивилизованное общество не может выжить, когда необходимость уважения законов и других социальных норм рассматривается исключительно под углом зрения эгоистического интереса. С возведением на пьедестал эгоистического поведения и умалением роли государства связаны все современные негативные тенденции».Юрий Лужков в своем выступлении приводит старинную российскую поговорку: «Хоть бы все законы пропали, только бы люди правдой жили». Думается, между «правдой» и Законом не может быть никакого противоречия, что, между прочим, доказывает и деятельность самого Лужкова на посту московского мэра.Стремление Лужкова «жить по Закону» принимает подчас, на взгляд отдельных наблюдателей, несколько гипертрофированные формы. Так, Юрий Михайлович не оставляет без внимания буквально ни одной газетной публикации, где, по его мнению, деятельность мэра и московского правительства представлена в заведомо недобросовестном свете, и систематически обращается с соответствующими исками в суд. Уж не свидетельствует ли это об «авторитаризме» Лужкова, его неприятии самой идеи свободы прессы? Какой в самом деле контраст с президентом России, который по существу предоставил прессе «полную свободу»! Но это отнюдь не та свобода, которая, как подчеркивали классики современного либерализма, «наступает только тогда, когда в обществе в полной мере действуют демократически принятые законы». Это свобода для глумления, лжи и клеветы, когда чуть ли не ежедневно со страниц СМИ президента называют то «алкоголиком», то «недееспособным человеком», а иногда даже «вампиром» и «чудовищем», без тени сомнения ставят ему «заочные диагнозы» типа цирроза печени или болезни Альцгеймера, предрекают мучительную насильственную кончину и адские муки. Это та злокачественная псевдосвобода, которая окончательно подрывает авторитет российской власти, в том числе и в глазах мирового сообщества, делает нас посмешищем для всего цивилизованного мира. И то, что Юрий Михайлович Лужков не поклонник такой «свободы», только делает ему честь.Нет, я не хочу сказать, что во всех случаях обращения в суд с исками к СМИ и журналистам правота Лужкова лично для меня как юриста бесспорна. Наверное, бывает, что говорит в нем и обида, и раздражение.Будем честны: кто из нас любит критику, пусть даже и справедливую? Но ведь нельзя не признать, что понятия о чести и достоинстве сугубо индивидуальны. Если, скажем, г-н Скуратов сохраняет олимпийское спокойствие и никак не может ни опознать себя в «человеке, похожем на генерального прокурора», ни, напротив, опровергнуть какое-либо отношение скандальной видеозаписи к своей частной жизни, то это не значит, что все должны поступать подобным образом. Среди моих доверителей были и те, кто обращался в подобных случаях в суд в надежде на справедливость. То, что суд оказался не на высоте своей задачи, окрылило политических шантажистов, нанесло еще один удар по хрупкому российскому правосознанию.Важно другое: свои конфликты с прессой Лужков стремится разрешить правовым путем. Таким образом, в определенной степени восстанавливается и авторитет, и доверие общества к суду, то есть к тому институту, который только и может поставить точку в любом правовом споре.И ведь результаты налицо — что поразительно! Когда-то, примерно в 1992 году, многие газеты пестрели заголовками типа «Лужков, ты коррумпирован!». А иные авторы чуть ли не обвиняли московского мэра в попытке государственного переворота. Вот только в суде доказать обоснованность своих обвинений они так и не смогли. И… без труда «переключились» с Лужкова на тех, кто живет по принципу: «Плюй в глаза — все божья роса».Все знают, например, что про президента Ельцина можно писать все, что душе угодно, — разбирательство в суде за это не грозит. Вот и стараются — от всей души. О писаниях г-на Проханова в газете «Завтра» я уже не говорю — такого в цивилизованной журналистике просто не должно быть. Но вот вполне респектабельный еженедельник «Версия» печатает «медицинское заключение» относительно состояния здоровья Б. Н. Ельцина некоего «психиатра высшей категории с 40-летним стажем». «Налицо, — пишет психиатр, — «снижение личности» человека. Все поведение больного характеризуется неспособностью к активной умственной деятельности, поверхностными суждениями, быстрой утомляемостью. Неспособностью точно оценивать и анализировать ситуацию».Сказано вовремя — как раз накануне голосования по импичменту, когда все без исключения политологи предрекали неизбежность начала процедуры импичмента и столь же неизбежное отклонение предложенной Ельциным кандидатуры нового премьера. А вышло-то все с точностью до наоборот — как раз «по Ельцину». Так кто же «не способен к активной умственной деятельности» — Ельцин или его непримиримые оппоненты? Но вернемся к Лужкову. Обращение в суд с исками к авторам недобросовестных публикаций — далеко не единственное проявление стремления Лужкова жить по Закону. Оппоненты, случалось, прежде упрекали московского мэра в «особой любви» к одним коммерческим структурам и сознательном противодействии другим. Теперь уже достаточно очевидно, что эта «гипотеза» далека от действительности.Правительство Москвы выбирает себе деловых партнеров по их деловым и моральным качествам, а отнюдь не на основе личных симпатий московского мэра. В целом же столичный предприниматель куда больше ощущает себя под покровительством Закона, чем его коллега в каком-либо другом регионе. [b]Сегодня в России, [/b]как во времена инквизиционных «процессов ведьм» или в эпоху якобинского террора, вновь формируется институт «подозрительных». Самозваным разоблачителям ничего не стоит до вступления приговора суда в законную силу и даже до начала предварительного расследования объявить человека коллекционером компромата (как в «деле Лисовского»), вором и взяточником (как в «делах» Собчака, Кобеца, Станкевича), шпионом (как в «делах» Платона Обухова, Григория Пасько или капитана Никитина) и даже «убийцей» (как обвиняемых по «делу Холодова») и безапелляционно заявить, что тот или иной общественный деятель «должен сидеть в тюрьме» (как в «деле Березовского»). И всякий раз Юрий Михайлович выступает против подобных заявлений, независимо от того, как именно он относится к тому или иному «подозрительному». Так было, в частности, после незаконно проведенного обыска у моего доверителя Сергея Лисовского. Такой произвол, по мнению московского мэра, недопустимо оставлять без внимания.Очень наглядно стремление следовать не только букве, но и духу Конституции и Закона проявляется в отношениях Лужкова с Московской городской Думой. Здесь тоже немало кривотолков. Говорят, что в период избирательной кампании именно авторитет Лужкова помог без труда проскочить в Думу тем или иным кандидатам. Мол, хочет Юрий Михайлович во что бы то ни стало сформировать Думу «под себя». Ах, если бы и на уровне страны был бы у нас сильный и эффективный лидер, способный во всех своих начинаниях опереться на поддержку парламента! Да что же здесь плохого? Назовите хоть одного из успешных западных лидеров, который бы непрерывно бодался по политическим вопросам с собственным парламентом. Скажете, Клинтон? Но «дело Моники» — вопрос отнюдь не политический, на проведение президентского курса никак не влияющий. Ну побесились с жиру, да и забыли. Не то что у нас — четыре попытки отрешения президента от должности и все безуспешные — впору хоть в Книгу рекордов Гиннесса заносить! [b]Говорят, разделение властей [/b]— священный принцип. Все так, но власть должна быть разделенной — по обязанностям, а отнюдь не разобщенной. Президент и парламент должны сотрудничать, а не воевать. А кто сказал, что деловое сотрудничество исключает критику и самые острые споры? Задача Думы — что Московской городской, что Государственной — принять хорошие законы, а не биться в перманентных конвульсиях в стремлении свергнуть законно и всенародно избранного президента. Нет ничего гибельней для политической системы, чем чрезмерная политизация парламента, его навязчивое стремление взять на себя те полномочия, которые он по самой своей природе не может исполнить. Как справедливо замечает лидер депутатской группы «Российские регионы» Олег Морозов, «в этих игрищах парламенту навязывается та политическая роль, для которой, согласно нынешней Конституции, у него нет реальных ресурсов. Конституцию можно оценивать как хорошую или плохую, но пока она есть, нужно признать: Дума не может быть политическим игроком, равносильным исполнительной власти. Игнорировать это — значит ставить Думу в те нелепые или даже просто комичные ситуации, в которых она периодически оказывается вследствие партийных игрищ и которые откровенно дискредитируют ее в глазах общественности».Общественное согласие, о котором много говорят современные политики, возможно только на основе свободы и справедливости. В свою очередь, свобода и справедливость не могут не опираться на неукоснительное исполнение Закона, равно как и на некий моральный стержень, без наличия которого мы не увидим ничего, кроме всеобщего «АО МММ» в экономике, непрерывного «импичмента» в политике и полного «дефолта» в обществе. Конечно, я далек от представления Москвы как некоей новой утопии, безукоризненного «царства Закона и справедливости». Но то, что московский мэр не только ставит проблему Закона в теоретическом плане, но и способствует ее решению, дает нам надежду, что сползание России к полицейско-бандитскому государству может быть остановлено.