Наш фильм многих удивил и озадачил

[i]От России в конкурсе XXVIII ММКФ – фильм Алексея Мурадова «Червь». У критиков, отбиравших фильм от нашей страны, были сильные сомнения в том, что именно «Червь» способен представить наш кинематограф на международном кинофоруме. Почему? Ведь Алексей Мурадов, постановщик фильмов «Змей» и «Правда о щелпах», зарекомендовал себя как серьезный исследователь социального поля современной России. Он один из немногих отваживается говорить с нынешним зрителем, испорченным голливудскими триллерами, на языке социальных метафор и настоящих кинематографических цитат.[/i][b]– На пресс-конференции по фестивалю критик Андрей Плахов сказал, что отборочную комиссию «точил червь сомнения» – отбирать ли ваш фильм на конкурс. С чем были связаны сомнения?[/b]– Просто фильм очень необычен по своей форме.[b]– И только в этом дело?[/b]– Нет, дело-то скорее обычное. На фильм претендовали сразу два фестиваля: московский и «Кинотавр». И я уже собирался ехать в Сочи, как вдруг кинокритики Евгения Тирдатова и Андрей Плахов посмотрели готовый смонтированный вариант – до этого они видели только черновую работу, – и буквально в три-четыре дня все переменилось: фильм отобрали для московского киносмотра. Но все это было уже без меня…[b]– А вы бы сами какой фестиваль выбрали?[/b]– И тот, и другой хороши, хотя поразному. «Кинотавр» открывает возможность и дальше жить фестивальной жизнью, а Московский эту возможность закрывает: поучаствовав в конкурсе фестиваля класса «А», больше нельзя участвовать ни в каком другом. Но на этот раз в Москве представлены такие имена, что, оказавшись с ними в одной обойме, надо высоко поднять подбородок: Иштван Сабо, Рауль Руис, Бертран Блие. Как только я услышал их фамилии – для меня все было решено.[b]– Один из ваших фильмов назывался «Змей». Теперь вот – «Червь». Не просматривается ли в этом некая эстетика? Имеется в виду состояние людей после распада СССР или мир пресмыкающихся для вас – метафора всего удела человеческого?[/b]– Очень глубокий и хитрый вопрос. На него надо или отвечать так же глубоко, или отшучиваться… Отвечу серьезно. Затея этого фильма вообще очень странная. Кинокомпания «Ама» затевала этот фильм с Игорем Талпа. Он написал сценарий. А потом умер. Компания хотела продолжить работу в память об этом человеке. В конце концов поставить фильм было предложено мне, и я согласился. Сценарий мне очень понравился. С Игорем я знаком не был, но в мире кино все всё про всех знают – и я понял, что это был человек из моего теста.[b]– Ваши прежние герои – люди среднего поколения, младшие шестидесятники. Ваш любимый жанр – социальная драма. А кто герой «Червя»? Сколько ему лет?[/b]– Около 35. Он уже успел стать подполковником спецслужб и обнаружил, что работал совсем не для родины – высшие чины довольно долго использовали его талант в личных целях. А он – компьютерный гений, занимавшийся Интернет-пространствами. И вот, чтобы пробить стену, которую воздвигли спецслужбы, он запускает в сеть червя. А сам пускается в бега. В фильме есть небольшое количество элементов триллера – стрельбы и драк. Но это не более чем инструмент.[b]– То есть вы остаетесь приверженцем социального кино.[/b]– Да, мы отошли от детектива в сторону социальной драмы. Мы рассматриваем тот момент, когда человек долго жил в интернет-пространстве и оказался совершенно неприспособленным к сегодняшней реальности.[b]– А из какого временного пространства он попадает в сегодняшний день? Кем он чувствовал себя до того, как начал заниматься Интернетом?[/b]– Ну, по-моему, все наши спецслужбы живут все еще в советском временном пространстве.[b]– И, попав из советского пространства в Интернет, а из Интернета в нынешний быт, он не выдерживает?[/b]– Не выдерживает совершенно. К тому же попадает он на периферию, где жизнь совсем иная, чем в Москве. Существует же понятие: Москва и все остальное. Вот он и попадает в это «все остальное». Деваться ему некуда, кроме как путешествовать. И он намеренно оставляет всю прежнюю жизнь, в которой был очень успешен, потому что чувствует необходимость присмотреться к новому.[b]– А нет ли у вас желания снять коммерческое кино? Например, комедию?[/b]– Коммерческое – нет. Это пространство очень тесное, и в нем крутится огромное количество режиссеров и продюсеров. Нечего мне туда вмешиваться. А вот комедия – да, и у меня сейчас возможен любопытный опыт. Валентин Черных написал интересный сценарий, и я сейчас запускаю фильм.[b]– Там, где Черных, все равно социальное кино.[/b]– В общем, да.[b]– Наследником какого кинематографа вы себя чувствуете – советского или зарубежного, которое сейчас так популярно у киноманов?[/b]– Я воспитан на советском кино. Один из моих самых любимых фильмов – «Комиссар» Аскольдова (я, кстати, имел возможность смотреть его, когда он еще лежал на полке). У меня до сих пор мороз по коже, когда я смотрю фильм Райзмана «Коммунист». Один Урбанский там чего стоит! Ради него можно смотреть этот фильм бесконечно. Да и политического окраса там, по большому счету, нет. «Старший сын», «Проверка на дорогах», «Урга», «Пять вечеров», «Андрей Рублев», «Зеркало», «Начало»… Всего этого достаточно, чтобы воспитаться. Все остальное – Бертолуччи, Феллини, очень любопытное кино восточноевропейской школы – это шлифовка.[b]– Читаете ли вы газету «Вечерняя Москва»?[/b]– Раньше читал «Вечерку». Но сейчас намеренно отказался от чтения газет вообще. Меня бесконечно раздражает поток серятины на телеэкране и дурно пахнущие сиюминутные репортажи в газетах. Я заменил все это книгами и кино.[b]– А ваши фильмы вы считаете артхаусными, фестивальными? Или вам хотелось бы, чтобы их смотрела самая широкая публика?[/b]– Знаете, древние говорили: «Хлеба и зрелищ!» Вот до такого опускаться я не хочу. Мне несколько раз предлагали быть членом жюри на кинофестивалях. Я был в большом затруднении: как же мне судить чужую работу? И понял: перед фестивалем надо неделю почитать Достоевского или Толстого. Или Библию. Гоголя. Чехова. Вот тогда становится понятно, с какой планки оценивать. И свое кино я тоже очень хочу оценивать с такой же планки.