Кино – это или бизнес, или психотерапия

[b]ХХIХ Московский международный кинофестиваль открылся новым фильмом Эмира Кустурицы «Завет», а сам знаменитый режиссер стал первым «знатным гостем» смотра. В Москву Кустурица прилетел на один день, а потом вернулся в Париж – там на днях состоится премьера оперы, которую он поставил.[/b]Ну а «Завет» от Кустурицы получился по-своему «ветхим» и традиционным – «балаганное кино» пронизывают патриархальные мотивы и идеи морального противостояния чистой деревни и грязного города. Единственные обитатели горной сербской деревушки – старый крестьянин, его внук и соседка-учительница. Перед смертью дедушка просит юношу исполнить три его завета: продать корову, купить икону и найти жену... И хотя в картине часто стреляют и убивают, в финале значится «Happy End»…– Через три дня – премьера моей оперы в Париже, – говорит Кустурица. – Но я приехал в Москву. Потому что этот фестиваль для меня что-то значит. Я помню, еще в годы учебы в Пражской киношколе, свои впечатления от фильма Михалкова «Раба любви». Тогда можно было только мечтать, что наши дороги однажды пересекутся. И что я смогу так часто приезжать сюда…[b]– Что побудило снять картину на такой архаичный сюжет?[/b]– Как-то мне попалась японская сказка о мальчике в городе… И я загорелся этой идеей. Тогда никто, кроме друзей, в нее не верил. Но все получилось. Потому что кино – это или бизнес, или психотерапия. Кстати, один психотерапевт рассказал мне, что он лечит пациентов музыкой Моцарта – и 70 процентов больных излечивается. И я иду этим же путем. Хотя я, конечно, не Моцарт.[b]– Но вы Кустурица. В чем все-таки идея фильма?[/b]– Она очень простая – защита сербского села. Дед дает наказ внуку продать корову, купить икону и найти жену.[b]– Как нашли мальчика, сыгравшего внука?[/b]– Уроша Миловановича нашел реквизитор фильма. И надо сказать, вначале он не показывал свой талант. Когда же попал в мое магнитное поле, то начал играть. Я ведь применяю гипноз и разные наркотики ([i]смеется[/i]).[b]– А почему все-таки село надо защищать?[/b]– Дело в том, что в европейских странах бывшего соцлагеря демократия и капитализм приходят на базе криминальных структур. Денежными делами в огромных масштабах занимаются все, даже балерины. Все вооружены до зубов. Я думаю, что люди в Сербии распяты между идеями архетипа и чего-то нового. Это такой групповой катарсис. Я хотел сделать фильм о людях вне города, с другой идеологией.[b]– Весь фильм мальчик старается сдержать данное деду слово. А вы всегда его держите? Вот во времена социализма, к примеру, мы тоже много клялись и обещали прошлому режиму. Что теперь делать с этим?[/b]– С ним мы должны жить в компромиссе. Возможности человеческого мозга огромны. Много складов там, для всего места хватит.[b]– История «Завета» по-библейски фантастична. Вы сознательно уходите в сказку?[/b]– Сегодня только сказка может подсказать выход из того сложного положения, в которое попали славянские страны. Ведь не только сербские, украинские, российские зрители могут узнать свою реальность, но и все обитатели постсоветского пространства. Кстати, есть мнение, что сербы также когда-то давно пришли с Днепра. Поэтому и проблемы у нас одинаковые.[b]– Видели ли картину сербские зрители?[/b]– Нет, в Сербии фильм еще не показывал. Кстати, Михалков был первым зрителем в Сербии. Он был просто счастлив, что я написал в финале «Happy End»…[b]– Вы верите в него?[/b]– А что? В фильме плохих героев убивают. Это необходимо в кино. Свадьба сливается с похоронами… Жизнь продолжается – как и смерть… А в реальной жизни… Я думаю что хеппи-энда в глобальном смысле быть не может. Он возможен только у людей, которые к чему-то стремятся. О хеппи-энде должен думать не режиссер, а политики. В реальной жизни хеппи-энда не существует.[b]– А вы лично нашли выход?[/b]– Я построил в сербских горах село из дерева. Такой Этноград. Мы выращиваем там натуральные продукты. Нашел себя в этом. Я построил деревню потому, что мне хватило демократии. Вот смотрите. Во всех городах мира мэров выбирают – в моем селе наоборот. Начальник выбирает жителей. Стремится, чтобы в деревне все были добрыми, красивыми и возвышенными. Это идея еще из античности. Просто научная фантастика – мэр стоит у ворот и выбирает себе жителей. Это между парадоксами Хармса и рассказами Чехова.[b]– Вы случаем не там снимали «Завет»? Больно уж места красивые…[/b]– В своей деревне я снял два художественных фильма. Но «Завет» снимал в трех километрах от своей деревни.[b]– Вам все же ближе гротеск или реализм?[/b]– Студентомя увлекался Рабле, французской и латиноамериканской литературой. У Балкан очень много общего с Латинской Америкой. И свой путь в кино я не выбирал, он во многом интуитивен. Это решать – не во власти человека, а во власти божьей…[b]– Я знаю, что несколько лет назад вы крестились. И даже построили в своей деревне небольшой храм во имя Саввы Сербского. И с женой Майей стали его ктиторами. Как теперь относитесь к своему «андерграундному» периоду?[/b]– «Андерграунд» – тяжелый период в моей жизни. Но у меня было тогда большое вдохновение. Сегодня я хочу сам изменить время, в котором живу, и сделать его своим вдохновением. Время во многом обусловливает подъем творчества. Не случайно в настоящее время кино – уже не искусство. А лишь представляет модные тенденции. Я думаю, что кино сегодня производится так же, как одеколон. То, как меня учили снимать кино, забыто[b]– Но сейчас снимаются сотни фильмов, в мире столько кинофестивалей...[/b]– Сегодня мировые кинофестивали во многом похожи на показы мод. Летняя, зимняя коллекции… Больше всего страдают авторы. Если сравнивать фестивали последних лет – нет режиссеров-лидеров. Кстати, Кустурица и Михалков – единственные из Восточной Европы, на фильмы которых западноевропейцы покупают билеты. Это не значит, что мы лучшие. Но представьте себе ситуацию – если из огромного количества только двое…[b]– Но авторское кино все-таки живо?[/b]– Нам необходима его защита… Раньше фестивали защищали авторское кино. Сейчас они уже не те… И нового Антониони не поддержат на плаву..[b]– Кто из режиссеров вам ближе?[/b]– Когда учился в Пражской киношколе, своих идолов находил в российском кино. Мой «Завет» – это мой личный поклон Довженко. Я специально привез свой фильм в Москву, потому что считаю, что у российского и сербского кино одни корни. А вообще я люблю смотреть такие фильмы, какие сам бы никогда не снял. Джармуш. Аки Каурисмяки. Андерсен, который снял «Магнолию». Такеши Китано.Альмодовар. Сокуров. Михалков. Я думаю, что и сейчас количество хороших режиссеров не меньше, чем после Второй мировой войны.[b]– Но как противостоять Голливуду[/b]?– Три года назад я был председателем жюри на Каннском кинофестивале. Мне тогда показалось, что уже все, конец… Однако и там было два-три авторских фильма. Поэтому я желаю режиссерам авторского кино долгих лет жизни и чтобы их было побольше. Ведь если кино свести к модному шоу – будем ли тогда мы смотреть фильмы Китано или Звягинцева?[b]– Если бы вам предложили снимать в России?[/b]– Я хотел бы снимать в России, но выбрать тяжело. Все хотелось бы снять. Особенно сейчас, когда грани в кино размыты. Можно экранизировать даже телефонный справочник. Что говорить о Чехове, его рассказах, которые можно перевести на современный язык? Но у меня есть и свои идеи, и рассказы...[b]– А что вы думаете о Москве, ее облике?[/b]– Я бы снял фильм о ее исторической части, ее старых улицах и переулках. Мне кажется, что ее строил какой-то необыкновенный пьяный кондитер…[b]– Какие фильмы от Кустурицы мы скоро увидим еще?[/b]– У меня скоро выйдет два проекта – один о Панчо Вилья. Это история о мексиканской революции, о том, как в ее штаб приносят гильотину… О другом не могу говорить пока, но по возможности буду снимать его в России.[b]– Где можно купить клубничный сок, который производится в вашем хозяйстве?[/b]– Не знаю… Это вопрос рынка, бизнеса. У меня амбиций немного, но надо найти толкового директора. Соки действительно у меня отличные. Но надо научиться их продавать. Как, впрочем, и кино…