Не очень современный Цискаридзе

[b]Знаменитый танцовщик Большого театра, самый романтичный его артист, удостоен теперь не только двух Госпремий, но и “Триумфа” – негосударственной награды за высшие достижения в искусстве. Последние месяцы его не видно на сцене – после травмы ноги он лечится во Франции. Но на вручение “Триумфа” прилетел.[/b][b]– Как хорошо, что не надо задавать глупый вопрос, куда вы потратите немалые премиальные деньги. Но что все-таки случилось с ногой?[/b]– ([i]Вздох. Отвечает как по заученному: ведь все спрашивают одно и то же![/i]) В Парижской Опере на репетиции нового балета “Клавиго” Ролана Пети по пьесе Гете я упал. На ровном месте. Оказалось, в колене лопнула связка, она называется крестообразная. Врачи считают, что это произошло не от того, что я чтото неправильно сделал на сцене.Это последствие нагрузок за последний год. Мне сделали операцию, и теперь я вынужден ждать, когда все будет хорошо.[b]– Знаете ли вы, что и у Плисецкой та же история?[/b]– Знаю. Мне передали от нее привет, которому я был очень рад.[b]– Вот вы сейчас побыли во Франции. Ну и как выглядит оттуда Россия? Что там про нас спрашивают?[/b]– Французы к нам сейчас очень доброжелательны. Спрашивают обо всем. Насколько у нас холодно? Какие нравы? Какая жизнь после распада Советского Союза? [b]– В Париже презирают всех, кто не говорит по-французски. Вы говорите?[/b]– Я был вынужден научиться. Но пока, как Элиза Дулитл, придерживаюсь двух тем: погода и здоровье.[b]– Франция только что признана одной из самых шовинистических стран. Это как-то ощущается?[/b]– Я провел месяц в Биаррице, в крупном европейском реабилитационном центре. Туда съезжается самая разнообразная публика, например, знаменитые спортсмены разных национальностей. Так что я абсолютно ничего такого не почувствовал.Вообще я иду под маркой “русский”. А на внешность никто не реагирует.[b]– В фойе Парижской Оперы много старинных бюстов.В основном певцы. А артисты балета?[/b]– В театре есть специальный старинный Зал балерин, прямо за сценой. Его очень редко открывают, но он даже “участвует” в некоторых спектаклях. В зале много портретов балерин. Увековечены и танцовщики – Новер, Вестрис. Репетиционные залы тоже называют не просто первый, второй, третий. Есть залы Нижинского, Лифаря, Петипа, Баланчина, Нуреева. Приятно, что в основном это выходцы из России.[b]– Жалко, что в Большом театре не ставят бюстов.[/b]– А я считаю, и не надо. Потому что – а судьи кто? Кто будет решать? У нас когда-то пытались поставить стелу с великими именами. И начались такие разборки – кого вносить, кого не вносить… Время покажет, кто кем был.[b]– Трудно понять, как на самом деле сейчас прошли гастроли Большого театра в Париже. По телевизору цитируют сплошь превосходные оценки прессы. А полазишь по интернету – видно, что газеты и “Лебединое озеро” поругали. Да и “Дочери фараона” досталось.[/b]– Я сам спектакли не видел. Знаю достоверно, что гастроли прошли с огромным успехом. В конце концов, театр работает для зрителя, а не для прессы! Важный показатель: билеты невозможно было купить не только в кассе, но и у перекупщиков. Большой еще раз доказал, что он остается Большим независимо от того, что привезли и кто танцует. Но, конечно, две личности имели колоссальный успех: Светлана Захарова и Мария Александрова – их фамилии в Париже у всех на устах.[b]– Как вы сами относитесь к “Дочери фараона”? Балетмузей имеет право на существование?[/b]– Мы должны сохранять в культуре все лучшее, а не разбазаривать ее. Просто для нынешней постановки надо было дать крупному композиторусимфонисту или дирижеру аранжировать музыку Пуни, чтобы она не выглядела просто “трам-пам-пам”. Большие композиторы часто брались за оркестровки. Допустим, Глазунов оркестровал фортепьянные произведения Шопена для балета “Шопениана”. Боже, что я знаю вообще… [b]– Ужас! Страшно разговаривать! И зачем вам это?[/b]– А сама идея восстановления замечательна. Я принимал участие в постановке мариинской “Баядерки” и держал в руках “репетиторы”… [b]– Что это такое?[/b]– Такие клавиры у режиссера, ведущего спектакль. И там отмечены по тактам выходы Матильды Кшесинской или Анны Павловой. Написано, что данная вариация вставлена для балерины такой-то. В “Баядерке”, например, помечено: “Для г-жи Трефиловой”, “Для г-жи Егоровой”… И это так приятно! [b]– Французская критика отличается от нашей?[/b]– Она никогда не унижает актеров.[b]– Возможна ли во Франции ситуация, какая сложилась у нас вокруг Анастасии Волочковой?[/b]– Начнем с того, что во Франции нет актеров, которые умеют превращать балет в массовое зрелище.[b]– Вы считаете такой дар достоинством?[/b]– Почему нет? Это популяризация очень элитарного жанра.Но в любом случае во Франции подобная история не получила бы такого резонанса. То, что случилось в России, – не вина и не заслуга Насти. Это во многом вина прессы.– [b]Один критик написал, что вы чего-то там недовернули в каком-то пируэте. А вы заявили, что у вас каждое выступление снято на видео, и пусть вам покажут, чего вы там такое недовернули. Это анекдот или правда?[/b]– Правда. Критик передо мной извинился… [b]– Вот, спасибо технике. Сильная вещь.[/b]– …и признался, что писал по генеральной репетиции, а не по премьере.[b]– Зная ваше чувство юмора, осмелюсь спросить: каково это, когда тебя называют первым принцем Большого театра?[/b]– Первым быть всегда тяжелее. Надо соответствовать. Я ироничный человек прежде всего по отношению к себе. Но возьмите тот же “Триумф”.Двадцать членов его жюри – сплошь величайшие имена. Их признание для меня безумно важно. Когда я был юным артистом, многое давалось ва-банк.Теперь я не имею на это права.[b]– На ваш взгляд, есть ли у Большого театра в последние годы стопроцентные удачи?[/b]– Для меня важно, что такое признание получила “Пиковая дама” Ролана Пети. Думаю, удался балет “Ромео и Джульетта”. Сам не видел, но ценю мнение директрисы Парижской оперы Брижит Лефевр.[b]– А из опер?[/b]– Я очень рад, что у нас пошла “Турандот”.– [b]Вернемся к ноге. Виталий Кличко порвал связку колена, занимаясь кайт-серфингом. Восстанавливался пять месяцев. А вы себе сколько даете?[/b]– Доктора сказали, после операции – шесть месяцев без прыжков и резких движений.[b]– Один великий педагог по вокалу говорит, что певцам всегда надо иметь вторую крепкую профессию. У вас она есть?[/b]– Да. Сразу после школы я закончил институт как педагог.[b]– А не собираетесь ли вы что-нибудь ставить?[/b]– Нет. Не чувствую в себе этот дар. Балетмейстерами становятся или в двадцать лет или никогда.[b]– Теперь о крепкой мужской дружбе. Светлана Захарова говорит, что дружба между балеринами невозможна в принципе. А как у танцовщиков?[/b]– ([i]Тяжкий вздох[/i]). Не знаю. Я как-то никогда не дружил с танцовщиками. Танцовщиками я называю артистов моего ранга.А не просто артистов кордебалета или солистов.[b]– Большой театр – это Маквала Касрашвили, Зураб Соткилава, Бадри Майсурадзе, Нина Ананиашвили. Есть ли в театре что-то вроде грузинской диаспоры?[/b]– ([i]Будто обидевшись[/i]) Нет. Есть очень яркие, очень талантливые актеры, которые служат в главном российском театре и высоко несут славу российского искусства, являясь по национальности грузинами. Я думаю, Грузия может этим очень гордиться. Потому что стать в Большом театре первым певцом или балериной очень трудно.[b]– Какие новые мысли пришли в голову за время вынужденного отгула? По чему скучали?[/b]– Переоценка ценностей очень сильная идет. Я очень рад, что есть время остановиться, подумать. Потому что до сих пор жизнь моя шла в серьезной гонке. А скучал я больше всего по своему дому.[b]– Долго пробудете в Москве?[/b]– Месяц. Потом вернусь в Биарриц восстанавливаться дальше.[b]– Как?[/b]– Я делаю много всяких упражнений. Это же вещь, которая должна прирасти, прижиться.[b]– Какая еще вещь?[/b]– Ну, связку же заменили.[b]– Ее откуда-то взяли из организма?[/b]– Да. И вот теперь она должна научиться жить на этом месте. А я к этому должен привыкнуть.[b]– Ну хоть не болит?[/b]– Нет, слава богу.[b]– Я никогда не видела вас на машине. У вас нет машины?[/b]– Нет. Я и не умею водить машину. Я не очень современный.[b]– Вы приехали – а в Москве такой доисторический гололед. Как же вы тут передвигаетесь?[/b]– Большой театр понимает, как мне тяжело, и мне дают машину. Для меня и Парижская Опера сделала все что возможно, а Большой полностью оплачивает лечение в Биаррице. Я очень благодарен. Приятно видеть, что театр заинтересован в своих актерах.[b]– Острый вопрос. Вас не раз женили на певице Маше Максаковой. Она вас хоть в Биаррице навестила?[/b]– Когда я в Москве, Маши нет в стране. А когда я был во Франции, ее там тоже не было.[b]– Правда, что фортуна не любит, когда очень стараешься?[/b]– Правда. По моему опыту, когда чего-то очень сильно хочешь – как правило, не исполняется. А когда уже махнешь рукой – само обязательно приходит. Я всю жизнь мечтал танцевать в Опера де Пари. Потом понял, что этому не быть никогда. И вдруг меня зовут! Я и Света Захарова были первые за десять лет, кого туда пригласили. Да много таких примеров. Я мечтал поступить в Московское хореографическое училище – меня не принимали. Поступил в Ленинградское – меня тут же приняли и в Московское.[b]– Поговаривают, что в ближайшее время вы собираетесь выйти на сцену Большого в “Спящей красавице”. Чуть ли не в мимансе.[/b]– Ну, не в мимансе. В первом акте “Спящей” есть Розовое адажио: танец Авроры с четырьмя женихами. Это очень важная роль. Три жениха и один основной, который с ней очень много танцует, держит ее. А прыгать там не надо. И я сказал руководству, что я могу в апреле выйти, чтобы не утратить навык.Столько месяцев не держать никого! Страшно же – пройдет уже шесть месяцев – не знаешь, как организм среагирует. Тут каждый день волнуешься перед выходом, а по истечении такого срока?.. А в мимансе я очень много участвовал, когда был начинающим. И сундук таскал в “Корсаре” – я там был купец с бородой; и бочку в “Жизели” носил. В “Баядерке” я три года изображал воина – сидел или стоял рядом с троном, мы с напарником чередовались, кто из нас сядет.[b]– В балетах есть потрясающая музыка. Может ли она так захватить артиста, что он вот-вот бросит танцевать и уйдет со сцены?[/b]– Ну, это не профессионально – уйти со сцены. Но я понимаю, о чем вы. Мне было очень сложно, когда ставилась “Пиковая дама” на музыку Шестой симфонии Чайковского. И первую неделю я страшно переживал. Потом привык, начал воспринимать ее как аккомпанемент – стало легче. Но вы себе не представляете, как приятно на делать что-то на сцене под такую великую музыку.[b]– У вас есть любимые музыкальные балетные темы?[/b]– Я составил для себя одну долгую запись многих адажио.Очень люблю гулять по берегу моря и слушать ее. Там и из “Щелкунчика” есть. Вы не представляете себе, сколько раз я слышал это знаменитое адажио из “Щелкунчика”! Я же не только танцую спектакль, я же еще и репетирую под это. И я совершенно по-другому воспринял эту музыку, когда сейчас гулял в Биаррице. Я уже три месяца как оторвался от балета. И почти не могу себе представить, что я под нее когда-то танцевал! Но даже только слушать “Щелкунчика” или “Спящую красавицу” – большое счастье.