От белоснежного шатра станции метро «Улица 1905 года» до зоопарка по Красной Пресне дорога бежит под горку, а от Большой Грузинской до Никитских ворот плавно поднимается вверх. Таким образом, церковь Вознесения Господня в Сторожах, ставшая историческим и архитектурным символом Москвы XIX века, стоит на возвышенности, и шпиль ее высокой колокольни виден аж от Нового Ваганькова, на месте которого сейчас стоят и шатер уже упомянутой станции метро, и монумент бойцам первой русской революции, и манящее стильными витринами осовремененное здание Пресненского универмага, уже давно сменившее своего владельца. Судьбе было угодно, чтобы с 30-х годов XIX по начало ХХ века в храм Большое Вознесение потянулся поток московской творческой интеллигенции. Он стал персонажем литературных произведений поэтов и писателей. Уютный сквер у его красивой ограды, располагающий к уединению, стал популярным местом романтических свиданий влюбленных парочек. Однако до 1848 года церковь Вознесения Господня у Никитских ворот была лишена всякого романтического ореола и представляла собой типичный московский долгострой. Еще в далекие 1685–1689 годы на ее месте было возведено шатровое здание храма в честь Вознесения Господня. Средства на строительство дала царица Наталия Кирилловна Романова (1655–1694), вторая супруга царя Алексея Михайловича Тишайшего, урожденная Нарышкина, мать императора Петра I. Дворец государыни находился в этих местах, и она распорядилась построить церковь напротив своих палат. Этот храм простоял более ста лет и постепенно обветшал. В период правления императрицы Екатерины II у него появилось солидное соседство – казармы элитного Преображенского полка. Избранным, кто отлично служил, был награжден орденом Святого Георгия, орденом Меча и золотым оружием, разрешалось уйти в отставку «с мундиром», имея честь носить его всегда. За особые воинские заслуги генерала высокого ранга могли удостоить звания «Почетный преображенец». Этого звания удостоился в свое время генерал-аншеф граф А. В. Суворов-Рымникский. Кстати сказать, Александр Васильевич проживал рядом с храмом и частенько появлялся в нем. Знаток Москвы Михаил Пыляев писал: «Он тут… в церкви Вознесения служивал то молебны, то панихиды. Московские старожилы, жившие в пятидесятых годах ([i]XIX века. [/i]– [b]В. Р.[/b]), еще помнили, как Александр Васильевич сам, сделав три земные поклона перед каждою местною иконою, ставил свечку, как он служивал молебны, стоя на коленях, и как он благоговейно подходил под благословение священника». Долгое время по Златоглавой ходили слухи о том, что императрица и ее фаворит тайно венчались в старой Вознесенской церкви, стоявшей на месте храма Большое Вознесение. Но это не более чем красивая московская романтическая легенда. Солидные историки ей не верят и давно установили, что тайное венчание Екатерины и Потемкина состоялось в конце 1774 – начале 1775 года в церкви Самсония, что на Выборгской стороне. А летом 1775 года во время торжеств по случаю заключения мира с Турцией у морганатических супругов родилась дочь Елизавета. Память о тайном браке осталась в семейных преданиях нескольких русских и польских дворянских фамилий, чьи предки присутствовали во время обряда в храме, – Воронцовых, Голицыных, Чертковых, Энгельгардтов, Самойловых и Браницких. Да, и тут Питер потеснил Москву. Но Москва не была бы Москвой, если бы на все случаи жизни у нее не был заготовлен свой изящный, элегантный, эксклюзивный ответ. Ведь венчание солнца русской поэзии с первой светской красавицей в храме Большое Вознесение – это бесспорный, научно доказанный факт! Но об этом чуть позднее. А пока вернемся на строительную площадку. Первоначальный проект церкви разработал гениальный архитектор Василий Баженов. Но ни ему, ни светлейшему князю Потемкину не суждено было увидеть воплощение своей мечты: в скором времени оба скончались. Дело возведения нового храма продолжил талантливый ученик Баженова Матвей Казаков. Однако строительство шло крайне медленно, а нашествие Наполеона в 1812 году и смерть зодчего остановили реализацию проекта. Во время пожара Москвы недостроенное здание сильно пострадало, температура пламени была так высока, что оплавлялись кирпичи в каменной кладке. В 1816 году службы в храме возобновились. Надо было продолжать строительство, но казаковские чертежи погибли во время пожара. В 1827 году эстафету сооружения храма принял архитектор Федор Шестаков, предложивший новый вариант проекта строительства. Ему активно помогал известный зодчий Осип Бове, который придал внешнему виду храма некоторое сходство со Спасо-Преображенским собором в Санкт-Петербурге ...Старинный храм был окончательно разобран в 1831 году, сохранена только шатровая колокольня XVII века, пристроенная к трапезной. Храм Вознесения Господня был освящен архиерейским чином в 1840 году, когда строительство еще не было закончено. После этого стройка затянулась еще на долгие восемь лет и была завершена только в 1848 году новыми мастерами – Афанасием Григорьевым и Евграфом Тюриным. Это была поистине стройка века – она продолжалась более пятидесяти лет. Колокольню выстроили только в 1890-е годы. [b]Вулкан и Венера[/b] 17 февраля 1831 года Александр Сергеевич Пушкин пригласил друзей в свою новую квартиру на Арбате. К поэту пришли князь Петр Андреевич Вяземский, Денис Давыдов, Баратынский, Языков, славянофил Иван Киреевский. Однако мальчишник получился невеселым. Друзья помянули скончавшегося в январе того же года пушкинского однокашника по Царскосельскому лицею, поэта Дельвига. Затем стали обсуждать волнения в Польше, а в разгар застолья начались жаркие дискуссии – в споре о «нравственной пользе» сошлись Вяземский с Баратынским. В какой-то момент гости вспомнили о поводе мероприятия и начали дружно поздравлять Пушкина с окончанием его холостой жизни. Князь Вяземский, как семьянин с самым большим стажем, прочел ему небольшое шутливое нравоучение, но, как ни старались развеселить жениха, Пушкин был чрезвычайно грустен. Назавтра он венчался с Натальей Гончаровой, первой московской красавицей, восемнадцатилетней девушкой с удивительно тонким, наивным, прелестным лицом. Четкая хроника тех событий подробно отражена в письмах Александра Яковлевича Булгакова (1781–1863), сенатора, московского почтдиректора, старшего сына известного дипломата, действительного тайного советника Якова Ивановича Булгакова и француженки Екатерины Любимовны Эмбер, своему брату Константину. Письмо от 16 февраля 1831 года: «В городе опять начали поговаривать, что Пушкина свадьба расходится; это скоро должно открыться: середа последний день, в который можно венчать. Невеста, сказывают, нездорова. Он был на балу у наших, отличался, танцевал, после ужина скрылся. «Где Пушкин?» – я спросил, а Гриша Корсаков серьезно отвечал: «Он же был тут весь вечер, а теперь пошел к своей невесте». Хорош визит в 5 часов утра и к больной! Нечего ждать хорошего, кажется; я думаю, что не для нее одной, но и для него лучше бы было, кабы свадьба разошлась». Письмо от 18 февраля 1831 года: «Сегодня свадьба Пушкина наконец. С его стороны посажеными Вяземский и графиня Потемкина, а со стороны невесты – Иван Александрович Нарышкин и Анна Петровна Малиновская. Хотели венчать их в домовой церкви Сергея Михайловича Голицина, но Филарет не позволяет». Письмо от 19 февраля 1831 года: «Кстати сказать, о Пушкине. Филарет-таки поставил на своем: их обвенчали не у князя Сергея Михайловича, а у Старого Вознесения. Никого не велено было пускать, и полиция была для того у дверей. Почему, кажется, нет? Итак, свершилась эта свадьба, которая так долго тянулась. Ну да как будет хороший муж! То-то всех удивит, никто этого не ожидает, и все сожалеют о ней. Я сказал Грише Корсакову: «Быть ей леди Байрон». Он пересказал Пушкину, который смеялся только. Он жене моей говорил на балу: «Пора мне остепениться; ежели не сделает этого жена моя, то нечего уже ожидать от меня». Во время венчания Наталья Николаевна глаз не подымала и была очень бледна. Плохие приметы сыпались одна за другой. Сперва порыв ветра из дверей загасил у жениха свечу, потом Пушкин неловко задел крест с аналоя, и он упал на пол. Когда Пушкин надевал обручальное кольцо на тонкий пальчик Натальи Николаевны, оно выскользнуло из рук. Пушкин был взбешен от собственной неуклюжести. Князь П. А. Вяземский вспоминал, что он увидел злое, напряженное лицо друга – хищно опущенные углы губ, мрачные глаза. На Арбате молодых с иконой встречали Нащокин и Павлуша Вяземский. Супруги задали друзьям славный обед, и Александр Булгаков за столом все удивлялся тихонько, откуда у Пушкина, всегда живущего по трактирам, такое вдруг завелось хозяйство. Пушкин не отходил от жены. Князь Петр Андреевич Вяземский поглядывал на них, мысленно улыбаясь, – уж больно непривычно рядом с маленьким Сверчком ([i]прозвище А. С. Пушкина.[/i] – [b]В. Р.[/b]) смотрелась высокая, очень юная и очень скромная жена. К тому же контраст внешностей: «Пушкин по-своему привлекателен, конечно, но бывают у него минуты какого-то полного внешнего безобразия – арап, да и только; вот как в церкви, когда он разозлился на свою неловкость. Наталья Николаевна же – спокойная, невинная, правильная, русская красавица». И еще один фрагмент из письма Александра Яковлевича Булгакова, точно передающий эмоциональную атмосферу, окружавшую женитьбу Пушкина: «Вчера был маскарад в Большом театре… Князь и княгиня Голицыны раздавали сами билеты всем и прислали ложу нашим молодым… За одним столом сидели мы и Пушкин-поэт; беспрестанно подходили любопытные смотреть на двух прекрасных молодых. Хороша Гончарова бывшая… На Пушкина всклепали уже какие-то стишки на женитьбу; полагаю, что не мог он их написать, неделю после венца; не помню их твердо, но вот примерно смысл: [i]Хочешь быть учтив – поклонись, Хочешь быть поднят – нагнись, Хочешь быть в раю – молись, Хочешь быть в аду – женись![/i] Как-то эдак. Он, кажется, очень ухаживает за молодой женою и напоминает при ней Вулкана с Венерою…» [b]Артисты[/b] В XIX – начале ХХ века с храмом Большое Вознесение была связана судьба многих деятелей российской культуры. В нем происходили важнейшие события их жизни. В 1863 году здесь отпевали выдающегося русского артиста Михаила Семеновича Щепкина. В один из дней 1920 года в храме Большое Вознесение происходило торжественное и знаменательное событие. Сам Федор Иванович Шаляпин читал Апостол во время венчания своей дочери. Недалеко от храма, на старинном Тверском бульваре, стоит особняк, в котором долгие годы жила Мария Николаевна Ермолова. Здесь она умерла, отсюда 12 февраля по старому стилю 1928 года гроб с ее телом перенесли в церковь Большое Вознесение. «Поэт правды и света, она не нуждалась в виртуозности, как не нуждается в ней истинная молитва», – так написал о Ермоловой известный журналист, управляющий труппой Московского императорского Малого театра Владимир Нелидов. Во время отпевания М. Н. Ермоловой архиепископ Трифон (Туркестанов) обратился к почитателям уникального таланта знаменитой актрисы, собравшимся в храме Большое Вознесение, с такими проникновенными словами: «…К чудесным людям, несущим радостную весть духовного воскресения мира, принадлежит, по моему убеждению, почившая гениальная артистка Мария Николаевна». И в наши дни храм Большое Вознесение у Никитских ворот не обходят стороной видные деятели отечественной культуры, искусства и шоу-бизнеса. В 2008 году талантливый шоумен, популярный актер и успешный бизнесмен Николай Фоменко без лишнего шума и помпы обвенчался в этом храме с Натальей Кутобаевой. [b]Дядя Костя[/b] С храмом Большое Вознесение связано также имя выдающегося деятеля Русской церкви и вокального искусства Константина Васильевича Розова. Великим архидиаконом называли его в народе. Он родился 10 февраля 1874 года в селе Жданово Симбирской губернии Курмышского уезда в семье приходского священника отца Василия Розова. Начальное образование Константин Розов получил в сельской школе, а в 1883 году его определили в Алатырское духовное училище, по окончании которого в 1889 году он был направлен в Симбирск. Там Константин Васильевич продолжил свое образование в Симбирской духовной семинарии. Большой отрадой для юного семинариста было участие в архиерейском хоре Троицкого собора Симбирска. Это послужило началом развития самой природой поставленного голоса молодого Константина Розова при его восхождении к вершинам певческого искусства. В эти годы, как известно, в России после длительного влияния западноевропейской культуры усилилось возрождение традиций древнерусского искусства. Это ощущалось не только в архитектуре, изобразительном искусстве, литературе, музыкальном творчестве, но и в светском и церковном пении. Собиратели редких голосов России обратили внимание на певческий талант Розова и пригласили его в Москву. Это обстоятельство резко изменило судьбу необычайно одаренного молодого человека. В 1898 году митрополитом Московским и Коломенским Владимиром Розов был «определен на штатное диаконское место к Московскому Кафедральному Христа Спасителя собору». Затем резолюцией того же митрополита Владимира от 8 ноября 1902 года Константин Васильевич был определен к Большому Успенскому собору и возведен в сан протодиакона. В Москве Константин Васильевич Розов обретает широкое народное признание. Певчий Синодального хора Успенского собора Московского Кремля Александр Петрович Смирнов вспоминал об этой поре: «В незабываемое десятилетие этого века ([i]двадцатого.[/i] – [b]В. Р.[/b]) в Москве существовали четыре достопримечательности: Художественный и Большой театры, Третьяковская галерея и Синодальный хор. Трудно было приобрести билеты в эти театры, зато всегда и для всех были доступны Третьяковская галерея и Большой Успенский собор в Кремле, где пел Синодальный хор и служил необыкновенный протодиакон Константин Васильевич Розов. И если в Москве кумирами в основном образованной публики были Шаляпин и Качалов, то Розов являлся всеобщим любимцем». Интересно восприятие московской жизни той поры маршалом Г. К. Жуковым: «...По субботам Кузьма водил нас в церковь ко всенощной, а в воскресенье – к заутрене и обедне. В большие праздники хозяин брал нас с собой к обедне в Кремль, в Успенский собор, а иногда и в храм Христа Спасителя. Мы не любили бывать в церкви и всегда старались удрать оттуда под каким-либо предлогом. Однако в Успенский собор ходили с удовольствием слушать великолепный Синодальный хор и специально протодиакона Розова, голос у него был как иерихонская труба…» В многочисленных письмах Константину Розову от почитателей его таланта отмечались необыкновенная сила и красота его голоса. Один из них так выразил свое восхищение диаконским мастерством Константина Васильевича: «…Вчера все, находящиеся в соборе, в день «Чина Православия», были поражены Вашим могучим голосом и чеканным Вашим прочтением Анафемы. Вы по исполнению и голосу второй Шаляпин…» Великолепию голоса Константина Розова в полной мере соответствовал его замечательный облик: природа наделила его статностью и обаянием. По воспоминаниям А. П. Смирнова, «… одна внешность Константина Васильевича вызывала радостное чувство. Человек высокого роста в соответствии с полнотой, с красивым лицом, курчавыми волосами был во всем очень гармоничен и являл собой русского красавца…» Голос Константина Васильевича вызывал всеобщее восхищение. Это был прекрасный, необыкновенный по тембру бас-профундо бельканто исключительного звучания, без каких-либо хрипов и качаний. Благодарные москвичи называли Розова своим дядей Костей. Признание его выдающегося артистического мастерства письменно засвидетельствовали Розову и корифеи Московского Художественного театра: «Просим принять наше приветствие как почитателей Вашего могучего голоса и чуткого таланта по случаю 25-летнего юбилея Вашей деятельности. Он дорог нам еще и тем, что Вы Ваше дарование принесли на сцену Московского Художественного академического театра, принимая участие в пьесах «Каин» Байрона и «Царь Федор Иоаннович» А. Толстого…» Колоритный образ Розова нашел свое яркое отображение в произведениях русских писателей: Пантелеймона Романова «Русь» (1936 г.), Алексея Толстого «Хождение по мукам» (1922–1941), Вячеслава Шишкова «Угрюм-река» (1933 г.) и других. В 1910-х годах фирма «Пате» и ряд других компаний сделали серию музыкальных записей духовных песнопений в исполнении Розова на граммофонных и патефонных пластинках. Некоторые из них ныне восстановлены и воспроизведены в долгоиграющей пластинке «Великий Архидиакон Константин Васильевич Розов. 1874–1923», издание Московской патриархии, 1990 г., фирма «Мелодия». 21 мая по старому стилю Церковь отмечает день московской святыни – иконы Владимирской Божией Матери, находившейся в Успенском соборе Московского Кремля, а также день памяти равноапостольного царя Константина. Случилось так, что похороны Константина Васильевича Розова в 1923 году были именно в этот знаменательный день. Гроб был установлен в храме Большое Вознесение у Никитских ворот. Накануне совершилась всенощная. Служил весь причт Успенского собора с протопресвитером Н. А. Любимовым во главе. Литургия и отпевание следующего дня были длительными, и выдержать всю службу, да еще при полном храме присутствующих, было трудно. Но москвичей подвигала любовь к Константину Васильевичу. Народом были заполнены обе прилегающие к храму улицы. Катафалк, запряженный двумя парами лошадей в белых попонах, с гробом направился на Ваганьковское кладбище в сопровождении тысяч благодарных людей. [b]Краткое послесловие[/b] Храм Большое Вознесение у Никитских ворот, одно из прекрасных архитектурных творений прошлого, несмотря на окружающую его новую застройку, по-прежнему доминирует в облике старой московской площади. Храм находится в окружении чудом сохранившихся до наших дней дворянских городских усадеб. На Малой и Большой Никитских улицах, по соседству с храмом, расположены усадьбы Долгоруковых-Бобринских, княжны Черкасской, особняки, в которых проживали крупные военачальники, промышленники, литераторы, артисты. Здесь, у Никитских ворот, ясно чувствуется пульс сердца России, живое дыхание ее истории. Храм, стоящий у перекрестья оживленных московских улиц, незримыми узами связывает судьбы многих выдающихся людей прошлого с нами, наследниками их творческих, духовных, интеллектуальных свершений. И наша главная задача состоит в том, чтобы бережно сохранить и заботливо приумножить это бесценное наследство. [b]фото автора[/b]