Украинский гетман Иван Мазепа, чье имя в русских преданиях стало синонимом предательства и коварства, был обласкан Петром I. 18 февраля 1700 года он, вторым во всей огромной Российской империи, получил из рук ее правителя орден святого Андрея Первозванного. Первый орден страны, только превращающейся из полудикой Московии (именно так именовали тогда Русь в Европе) в одну из ведущих мировых держав.

Без сомнения, Гетман был очень горд. Еще бы — один из первых и вернейших союзников молодого Петра, не раз обнажавший оружие ради преумножения славы России. Участник обоих азовских походов, железной рукой подавлявший выступления сторонников «самостийности» (а таких среди казаков было немало). Один из богатейших людей всей империи, владевший более чем сотней тысяч крепостных душ. Однако ему, судя по всему, было мало — он жаждал все большей автономии, желал сам сделаться государем своего небольшого удела с минимальным контролем из столицы империи. Однако при Петре такие вольности были недопустимы. И гетман начал поглядывать в сторону Польши, где провел всю юность и имел хорошие связи при дворе короля Сигизмунда. История сохранила одно небезынтересное высказывание Мазепы, произнесенное примерно за год до предательства: «Без крайней, последней нужды я не переменю моей верности к царскому величеству, пока не увижу, что царское величество не в силах будет защищать не только Украины, но и всего своего государства от шведской потенции».

Уже тогда он сомневался. Позади остался разгром русской армии под Нарвой. А тут еще шведские полки наголову разгромили войска курфюрста Саксонского и польского короля Августа II — союзника Москвы. Тому пришлось отречься от престола, на который взошел шведский ставленник Станислав Лещинский. Москва оставалась в меньшинстве, в окружении врагов.

Да и отношение со стороны других русских генералов к Мазепе было довольно критическим — уж слишком непредсказуемыми и дикими были его казаки-малороссы. Знаменитый российский историк Сергей Соловьев приводит в одном из своих трудов сохранившийся доклад, описывающий «подвиги» мазепиного воинства:

«В январе отпустил на службу во Псков низовое войско Запорожское и что запорожцы, не имея в очах своих ни страху, ни стыда, так буйно и лениво шли, что едва на Масленице вышли на смоленский рубеж, и сколько на походе своем причинили неправд, грабежей и обид людям мало- российским и великороссийским, того и пересказать нельзя, едва и неприятель может хуже поступить».

Последней каплей, подтолкнувшей Мазепу к предательству, стало решение Петра ограничить независимость Малороссии. Кстати, сам император до последнего не верил в предательство давнего союзника, хотя тревожные сигналы поступали в Москву на протяжении нескольких лет. Но когда он понял, что Мазепа перешел на сторону его заклятого врага, ярости его не было предела. Гетман был лишен всех званий и наград. Его чучела были протащены по улицам городов и сожжены на площадях. А церковь подвергла предателя анафеме.

Но казачьи сабли не помогли Карлу XII. И обширное поле под Полтавой, усеянное телами в синих шведских мундирах, осталось за русским штыком. А Мазепа получил от государя другую награду — единственный в своем роде орден Иуды. И вскоре умер в изгнании, повторив судьбу многих других предателей.

Мнение автора колонки может не совпадать с мнением редакции "Вечерней Москвы".

Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции