Шутить изволите, начальник

«Мы должны понимать, какую сумму господа строители намерены вытянуть из областного бюджета. Как по-вашему, вы просите много или мало?» И запутанный, загнанный в угол докладчик отвечает: — Что значит — много или мало? Как посмотреть. Три волоса в супе — это много. А вот на голове...

Язык прикушен на полуслове.

Как говорил, кажется, Талейран, «это больше, чем преступление, это — ошибка». Потому что и сам губернатор, и сидящие рядом два его заместителя блестят гладкими лысинами.

В зале повисает тишина. Председательствующий понимает, что нужен подобающий ответ.

И все это понимают. И он понимает, что все понимают.

— Три волоса, говорите, — медленно начинает губернатор. — А покажите мне, где вы видите эти три волоса, на чьей голове? Он скашивает глаза на замов и держит долгую паузу.

— Так вот что я вам скажу, — наконец возвышает голос оратор. — У нас нет даже трех волосин, мы абсолютно лысые! Потому что все, что только можно, у нас отобрали вы, строители! Стены правительственного зала сотрясаются от хохота.

Свидетельствую, что это в самом деле было остроумно и смешно. Но, отсмеявшись, я подумал вот о чем: а мог бы такую шуточку запустить один из двух лысых замов в присутствии лысого же начальника? И как это было бы им воспринято? Вы, быть может, замечали, что сильные мира сего не терпят ироничного отношения к себе.

Хотя сами зачастую обладают чувством юмора, а это качество предполагает способность принять шутку в свой адрес. Но нет.

Большой начальник может сам прилюдно посмеяться над своей лысиной. Однако боже упаси подчиненного в ответ сострить, что лысому быстрее причесываться, зато дольше умываться.

Ледяной взгляд и скорая опала будут ответом.

Скорее всего, тут дело не столько в болезненном самолюбии руководителя, сколько в твердо усвоенном им правиле: проглоченная тобой чужая шуточка — это знак подчиненным, что льва можно тронуть за хвост.

Так что малейшая попытка сократить дистанцию должна подавляться в зародыше.

В придачу предложу вам версию, основанную на подсматривании за успешными чиновниками: самоирония мешает выстроить по-настоящему крупную деловую карьеру. Не в том смысле, что истинный властолюбец должен быть неуязвим. Дело в другом: можно ведь трактовать способность посмеяться над собой не как признак ума и уверенности в себе, а как помеху, которая пусть даже по чуть-чуть, но все равно размягчает волю, ослабляет безгранично серьезную веру в свою силу и, соответственно, в незыблемое право быть первым.

Тот, кто предписал себе исключительную судьбу, отсекает все, что способно хоть на градус сбить его с курса. А самоирония — это частица философского отношения к жизни, которое позволяет человеку примириться с неудачей.

Подлинные же Гераклы власти возможный неуспех вообще не берут в расчет. Единственное, с чем они готовы смириться, — это естественный износ с общепринятым финалом.

Но тут, как вы понимаете, уже не до шуток.

Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции