С 1 января 1988 года со вступлением в силу закона о государственном предприятии, принятого Верховным Советом СССР, начался развал всей плановой экономики. Новый порядок ведения хозяйства нарушил баланс интересов между рабочими, руководством предприятий и властями.

О том, что проблемы в советской экономике начались значительно раньше конца 1980-х годов, я рассказывал в прошлый раз. Новый закон фактически закрепил то, что и так уже случилось. Формально он установил право управления организацией за трудовым коллективом.

Чего хочет каждый рабочий, помимо комфортных условий труда? Очевидно, повышения зарплаты. Из-за роста доходов рабочих у предприятий не оставалось средств для инвестиций и, соответственно, развития. Более того, рост доходов населения, оторванный от производственных мощностей, привел к 1990 году к дефициту и резкому подорожанию многих потребительских товаров. Подешевевшая в середине 1980-х нефть и последовавшее за этим сокращение экспорта машиностроительных товаров усугубляли положение. На фоне дефицита внутри страны и развала плановой экономики выполнение социальных обязательств и содержание крупнейшей армии на планете стало невозможным.

В итоге встал вопрос о том, какая форма управления будет наиболее подходящей в новых реалиях. Естественно, в приоритете был рыночный социализм, который считался единственным логичным этапом в переходе от плановой экономики к рыночной. К тому же нужно помнить, что из-за урбанизации и вовлечения женщин в труд рождаемость уже падала в 1960-е годы: у малодетных семей в результате городской жизни высвободилась часть доходов. Растущий спрос на товары и услуги в сфере досуга, моды и смежных отраслей к середине 1980-х окончательно настроил молодежь на перемены. К началу 1990-х было ясно, что ни сталинский вариант спасения экономики, ни иной вариант — передача предприятий трудовому коллективу — не жизнеспособны. Оставалось только приватизировать их и создавать рыночную экономику.

Не стоит считать, что сторонников сталинской модели или сохранения действующей не было. Страна разделилась, а потому в начале 1990-х органы власти перестали функционировать должным образом. К тому же в это время уже полыхали войны в бывших советских республиках, а некоторые из них объявили о независимости, что разрывало производственные цепочки. В конечном счете стало ясно, что обеспечение законности невозможно. Так, закон РСФСР о приватизации 1991 года применял пять вариантов передачи в собственность отдельных групп предприятий рабочим на льготных условиях или другим акционерам. Это была первая «ласточка». В 1992 году после соответствующего указа президента началась массовая приватизация средних и крупных предприятий.

Вид на Триумфальную площадь, 1990 год / Фото: vk / Сергей Собянин

Главнейшей ошибкой можно назвать скорость и массовость приватизации. Колхозы и предприятия первичной обработки сельхозпродукции еще могли создать конкуренцию на рынке и исключить оттуда нерентабельных производителей, приравняв тем самым цены к покупательной способности зарплат. Но крупные предприятия, особенно те, что составляли основы секторов, связанных с экспортом товаров машиностроения, стали причиной банкротства высокотехнологических предприятий. Например, авиационной отрасли, которая приносила в казну доходы от экспорта, по размеру сопоставимого с нефтегазовыми доходами.

Более того, все эти предприятия были тесно интегрированы в систему научно-исследовательских и образовательных учреждений, а также военно-промышленного комплекса. Они представляли собой звено в огромной цепочке, разрыв которой привел к экономической и социально-гуманитарной катастрофе, вероятно, не имеющей аналогов в мире. Попытка стать «моднее» и демократичнее привела к уничтожению того наследия, которое когда-то нарабатывалось целыми поколениями в условиях голода, нищеты, войн и репрессий.

К сожалению, российские реформаторы 1990-х не учитывали тот факт, что экономика в странах Запада никогда не строилась исключительно на рыночных механизмах. Само применение процентной ставки, коммуникации и открытости ЦБ всегда означало установку определенных правил игры с учетом изменения текущей ситуации, чтобы инвесторы могли планировать свои долгосрочные инвестиции, так необходимые для обеспечения стабильности и роста экономики. По сути, планирование все равно осуществлялось, просто другими методами. На Западе в кризисные времена власти активно вмешивались в рынок для обеспечения финансовой стабильности. Однако мало того, что в России власть в принципе не могла этого сделать, так она еще и подрывала эту самую стабильность своими ошибочными решениями.

Вызывает недоумение и другой факт. Большинство приватизационных механизмов в самом законодательстве противоречило социальной справедливости. Рабочие приватизируемых предприятий обладали льготами. Это означало, что все прочие работники сферы образования, науки, здравоохранения, миллионы военнослужащих не могли стать собственниками на равных правах с остальными. Именно тогда зарождались основы социальной несправедливости, с которой мы безуспешно боремся по сей день. Вдобавок не было ни контроля над появившимися собственниками, ни адекватной оценки приватизируемых активов, ни ограничений для должностных лиц, которые вступали в преступный сговор с новым менеджментом, ни рынка как такового и механизмов его эффективного регулирования. Эти ошибки привели к появлению всем известных финансовых пирамид.

Тем не менее была проведена и более разумная частичная приватизация. Некоторые предприятия добывающих отраслей не полностью передавались в частную собственность, что позволило сохранить хоть какой-то контроль над экономикообразующими организациями. Однако настоящим преступлением против собственного народа можно считать отсутствие каких-либо ограничений для иностранных инвесторов. В результате из-за безнаказанности чиновников стратегически важные предприятия авиакосмической и оборонной промышленности перешли под контроль дельцов из стран, которые еще совсем недавно были геополитическими врагами и оставались конкурентами на мировых рынках.

Все приватизационные механизмы, которых было довольно много, не смогли решить ни одной проблемы, стоящей перед государством. Не было ни предсказуемости, ни безопасности, ни гарантий защиты частной собственности, ни самих эффективных менеджеров, ни работающих демократических институтов и финансовых рынков. Это было время, когда недееспособная власть вовсе не пыталась спасти страну, а даже намеренно ускоряла уничтожение ее основ.

У младореформаторов, как мы видим, в те годы не было шансов удержать экономику. Но к ним было бы меньше вопросов, если бы они не заложили тогда в фундамент постсоветских экономических отношений такие мины замедленного действия, как разрыв между богатыми и бедными, несовершенство демократических институтов и слабые механизмы защиты прав собственности, возможность картельных сговоров, тесные связи чиновников с бизнесом. Так закончился первый период приватизации 1991–1994 годов. Второй ее этап, впрочем, оказался еще губительнее: он привел к катастрофе в конце 1990-х. Об этом — в моей следующей статье.

Автор — научный сотрудник Института законодательства и сравнительного правоведения при правительстве РФ.

Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции