Рыцарь у дачи: проекты Савинцева, которые спасают память о русской культуре

Загородный сезон завершается. Многие прощаются с дачами с грустью. Давайте поговорим о загадке нашей любви к даче и ее сакральном смысле для россиян.

Задаться вопросом «любите ли вы дачу, как люблю ее я?» могли бы многие. И кивнули бы — да! Но фотограф и журналист Федор Савинцев умудрился «материализовать» ответ на этот вопрос, превратив свою любовь к даче в часть профессиональной жизни. Его детство, как и у многих, прошло на даче.

Кстати, дача, уверен Федор, явление типично наше, российское. У американцев есть загородные дома — «маленькая Америка», где живут постоянно, но это не дачи ни разу. Немцам в радость участки за городом, где растет «зеленушка» и можно отдохнуть, но где жить невозможно — условий для этого нет. В Норвегии, в Осло, счастливцам выделили землю на склоне холма, где невозможно строительство. Люди с восторгом сажают морковь и тыквы, борясь с дороговизной...

— В общем, такого, как у нас, когда при наличии квартиры у тебя есть еще и дом за городом, который у многих месяцами не используется, нет нигде. Это шик, красота, проекция нашей широкой души, — улыбается Федор. — Рачительность иностранцев не позволяет им такого.

Федор всегда понимал, что дача — особое пространство. Но, пока не помог случай, не думал, каким интересным проектом может все это обернуться. Несколько лет назад, делая репортажи про незаконный вылов бельков на Севере и житье-бытье поморов, Федор летел в Архангельск. С борта вертолета, увидев под крылом россыпь дачных домиков, сделал снимок. Фотография «прозвучала». Прошло еще несколько лет, он отыскал этот поселок и впечатлился: непохожие друг на друга домики были выстроены с придумками и любовью.

— Это было индивидуально, не лубочно, с настроением. Захотелось рассказать о них и людях, в них живущих.

Так родился первый документальный проект Федора, открывающий двери в огромный мир дачной культуры. В чем-то — утерянной. В чем-то — вечной.

— Это был рассказ о том, что дача — особый маленький мир, в котором человек может быть более свободным, чем где-либо еще. А было как? Сначала разрешали строить не больше одного этажа и сажать агрокультуры, потом — два этажа и цветочки... И люди в рамках этого своего кусочка планеты творили... Даже в период полного застоя человек мог из подручных средств, собирая материалы по свалкам, создавать из чудовищного хаоса не «бомжовые» домики, а вполне гармоничные, соответствующие основным канонам архитектурной эстетики дома. Северодвинск, где я начал их снимать, климатически сложная зона, и нарезали там участки на болотистой местности. Люди их осушали, строили дома по выходным, с трудом добывая материалы. А сложилось все это в целое направление вернакулярной, то есть народной, архитектуры.

Живой, интересный и трогательный проект Савинцева приглянулся многим.

— В дачах всегда была заложена некая семейная радость, там душа человека раскрывалась, а заботы о земле наполняли ее чем-то особенным, и это все чувствовали. Когда началась пандемия, я решил, что родители должны быть рядом, и мы уехали в Кратово — стародачный поселок, где прошло мое детство. Как журналист я и в локдаун мог свободно передвигаться, вот я и начал потихоньку осматривать поселок, копаться в истории — что было тут раньше, кто жил, обнаружил массу интересного и понял, как много уже утрачено.

В Кратове в свое время жили Зощенко, Прокофьев, Эйзенштейн и другие представители советской интеллигенции. Фотографии 46 домов с рассказами о них и их хозяевах превратились в книгу «Кратовские дачи». Она вызвала фурор и многих заставила задуматься о том, как уникальны на самом деле наши дачные поселения. Хотя оказалось, что сейчас практически для всей России дача как термин — это садовый участок, куда приезжают работать: растить огород, закатывать банки, варить варенье, выполнять определенные ритуалы, рассказывает Савинцев.

— Кому-то казалось, что все это муторно и отнимает время, а не подпитывает. Но дача моего детства была другой. Это была такая интеллигентская дача, где никто ничего от тебя не требовал, ты просто наслаждался этим особым миром, бегал на ферму за молоком, и у тебя обязательно была бабушка, и все это образовывало некую тончайшую материю, описать которую трудно. Такое, по сути дореволюционное, понимание дачи оставалось у жителей крупных городов — Москвы, Питера, Екатеринбурга.

Этот дом — настоящая дачная классика, когда-то в нем жил авиаконструктор Павел Сухой / Фото: Из личного архива Федора Савинцева

Но что важно: там бабушки-дедушки плотно взаимодействовали с внуками, что важно, потому что именно так происходила передача знаний и опыта. Горько, но связь эта сегодня прервана: бабушки теперь в основном работающие. Например, ни моя мама, ни мама жены не взаимодействуют с внуками активно. Но так рушатся связи поколений. Такой нюанс я вывел для себя...

Начав показывать фотографии дач в соцсетях, Федор у многих возбудил интерес к тому, чем увлекся сам. Оказалось, особое отношение к дачам — вариант нормы.

— Если взять за основу теорию подобия, то дачный дом — та же вселенная, которую формирует его внешняя оболочка. Люди привносили в дом, где жили, некий дух, традиции. Изба — это вообще символический образ космизма, где двери, окна — своего рода порталы, и каждая деталь имела смыслы. В современном доме нет того, что было прежде, — индивидуальности, особого дачного декора, наличников, ставней. Да, можно жить как угодно, но со смыслами — интереснее! — рассказывает Федор.

...Пока он говорит — рассматриваю фотографии. Загляденье. Домики-крошки и чуть побольше, с острыми, строгими и лихо нахлобученными крышами, с мансардами и башенками, балкончиками и верандами, резными наличниками и крылечками — чтобы смотреть на дождь и радугу. Их строили годами, считая гвозди, которых было не достать, из тарных ящиков и бросовых досок. Но как их любили, скучая зимой по дачным запахам и скрипу половиц! Но так — было.

Современному человеку, рассуждает Федор, все нужно быстро, утилитарно, прямо сейчас. Так появляются кредиты, и новые кредиты, и люди порабощаются ими, а строят быстрее, но хаотичнее, нередко попадая в лапы строителей-мошенников. Отсюда и пошло: дача только высасывает деньги.

— Да и строить стараются с размахом, чтобы квадратов пятьсот было, не меньше. А зачем? — задает Федор вопрос в никуда. — Гонятся за метрами, а, на мой взгляд, это бессмысленно. Конечно, если у тебя большая семья, здорово всем иметь по комнате, да еще и кабинет, гостиную, столовую. Но для меня у дачи есть некий иной формат уюта, поэтому небольшой деревянный дом мне и ближе.

А в стародачном формате на даче непременно был рояль. И абажур. Это Федору тоже близко: у него и отец, и дед были композиторами, так что рояль на даче стоял и стоит. Но главное было в другом.

— Работая над книгой «Кратовские дачи», я старался донести до людей минусы нашей разобщенности. Как было раньше? Люди общались. И потом по поселку гуляли, ходили друг к другу, разговаривали. Сейчас нет такого — заборы…

Рассматривать и делать снимки дач было интересно. Увлечение нарастало, начали собираться единомышленники, зарождались новые проекты, в том числе — по восстановлению старых дач. Ведь обычно их новым хозяевам проще все снести и перестроить, чем сохранить уникальное строение.

— Мы начали восстанавливать дом, который раньше принадлежал заместителю Калинина — Федору Кретову. Он жил в нем после войны, а до этого в доме размещался женский батальон зенитчиц. История! А еще я приобрел во Владимирской области трехэтажный дом конца XIX века, в нем огромное число уникальных наличников. Смысл этого приобретения не в самоудовлетворении от обладания.

Хочу отреставрировать его, если не взяться — лет десять простоит и «умрет». А я хочу, чтобы он жил. Когда говорю о реставрации, многие возражают — это очень сложно и грустно, если ты не обладаешь миллионами. А у меня никаких миллионов нет, но мне не грустно. Я создал формат общественной поддержки — соучастием: кто-то помогает, перечисляет рублей по 100–150. И реставрирую потихоньку. В основном на свои деньги, конечно.

Зачем это ему? Начнешь описывать — получится пафосно, хотя по сути — проще некуда. Это некий акт — душевный. Просто не хочется Федору, чтобы исчезли и превратились в тлен те кусочки истории, что наполнены духовностью и смыслами, хранят память о живших в них людях. Порыва многие не понимают, кто-то сомневается: мол, зачем деньги перечислять, небось, строит дочке или сыну.

А вот и нет. Просто Федор — такой… Мистер Позитив. Про тяжелую жизнь не кричит, с петициями не носится, делает дело. Показывая примером, что если несколько человек приложат капельку сил и средств, то, глядишь, и обретет жизнь старый дом, так много видевший и так многое помнящий, — историческое наше наследие. И такие дома есть в каждом городе. К тому же это рецепт от разобщенности:

— Мы не отвечаем в этой жизни ни за что. Отвечает кто-то там, наверху, — рассуждает Федор. — А когда мы вместе с кем-то заняты делом, все потом и воспринимается иначе.

Что можно устроить в таком отреставрированном доме?

— Общественное культурное пространство, кафетерий, гостиницу, культурные центры притяжения. Сейчас сколько о внутреннем туризме говорят? Я пытаюсь показать людям модель, которая реально работает. И еще. Все то, что человек сделал своими руками, он не может не любить.

Дачные места, рассказывает Федор, исторически образовывались вдоль железных дорог. Поначалу самой богатой и престижной считалась первая линия — та, что смотрела на «железку»:

— Люди выходили на террасу, садились за большой стол, смотрели, как проходит паровоз — это случалось пару раз в сутки. Потом их стало больше, полотно морально устарело, один геолог рассказывал мне, что прохождение поезда приравнивалось к двухбалльному землетрясению.

Сейчас поезда уж другие. Но гул железной дороги, гудки паровозов — это все тоже дачные символы…

Да. И это, и золотые шары, и сирень в дожде, и самовар, и закат, обжигающий лес.

Такой дачный интерьер с абажуром Павел «подглядел» у соседей по Кратово / Фото: Из личного архива Федора Савинцева

— Увы, те богатства, которые нам даны природой, мы не используем так, как могли бы. И наше наследие потрясающее тоже, — размышляет Федор. — В сказку можно превратить что угодно — было бы сообщество тех, кто мыслит с тобой одними категориями, община, в которой каждый выполняет определенные функции. Горько, что на многое людям наплевать. Кто-то ругает государство, ничего самостоятельно не делая, а кому-то наша хтонь нравится.

Они воют: все гибнет и умирает! Я не ною, а рассказываю, что многое можно исправить самим и у нас есть люди, которые де-ла-ют. Я в журналистике отработал 22 года, многое видел, но депрессивная психология мне не близка. Знаю, что сообщество людей может многое. И своими проектами стараюсь показать, что, сохраняя те же старые дома, мы сохраняем и память о тех, кто жил в них когда-то и напитывал. Кажется, это важно.

СПРАВКА

Федор Савинцев — журналист, фотограф, работал с такими крупными агентствами и СМИ, как Agence France Press, Associated Press, TIME, New York Times, The Guardian, Le Monde, Forbes, Newsweek, GEO Russia, Esquire, ИТАРТАСС, «Русский репортер». С 2011 года занимается в основном собственными проектами.

ИЗ ИСТОРИИ

Само слово «дача» образовалось во времена Петра I: при нем начали давать земли отличившимся подданным. То есть дача — то, что «дали». Слово распространилось и на то, что снимали за городом, иногда далеко. Московская интеллигенция ездила на лето в Крым, питерская — в Финляндию. Выезд на «летние квартиры» был событием: за город отправлялись телеги, груженные скарбом и посудой, сундуками с одеждой и книгами. Няньки-мамки-дети ехали поездом, прислуга сопровождала возы с имуществом. Ближе к осени процессия двигалась обратно.

Прошли годы, и эти процессы в наше время отчасти нашли свое отражение в пятничных и воскресных пробках. В далеких 1920-х и 1930-х годах было не до дач. После войны страна не могла обеспечить народ всем необходимым, добавила проблем и засуха 1946–47 годов. Зимой 1949 года Сталин предложил, а Совмин СССР подписал постановление «О коллективном и индивидуальном огородничестве и садоводстве рабочих и служащих», по которому свободные земли городов и поселков начали отдавать труженикам для ведения частного приусадебного хозяйства. Нарезали землю по 6, реже по 12 соток — их выдавали многодетным и малоимущим. Через пять лет, если участок содержался в образцовом порядке и были выполнены нормативы по высаживанию кустарников и деревьев, можно было оформить права на него. При этом Минсельхоз получил наказ обеспечить дачников семенами, а Минторговли — удобрениями, а предприятия Минобороны принялись делать лопаты и грабли.

Кстати, почему именно шесть соток? Никаких случайностей. Аграрии и математики совместно высчитали, что это минимальное количество земли, которое необходимо и достаточно для обеспечения «прокорма» среднестатистической семьи. Дашь земли меньше — ее может не хватить, больше — народ начнет реализовывать «излишки» частным путем.

В 1954 году на участках разрешили строить домики. Выходили сараюшки, но душа пела! Но дачники быстро скумекали, что участки можно сдавать на лето любителям жить на лоне природы, и началитаки продавать урожаи. В 1960-м эту программу прихлопнули, начав строже присматривать за целевым использованием наделов.

Вскоре, правда, к системе вернулись. В 90-х, в эпоху шальных денег, в моду у нуворишей вошли «виллы» на многих, в том числе лесных, гектарах, а со стороны «нищебродов» участились случаи самозахвата земель. Но самыми массовыми новодачными поселками стали те, что ныне имеют статус СНТ — садовых некоммерческих товариществ. Ну а после пандемии 2020–21 годов в стране начался настоящий дачный бум. По данным опроса, проведенного Почта Банком в июле текущего года, 82 процента россиян хотели бы жить в своем загородном доме.