Выйти за пределы. Режиссер и сценарист Роман Михайлов: Мне интересно создание нового, иного
Лента «Сказка для старых» режиссеров Федора Лаврова и Романа Михайлова, которая получила Гран-при XX Международного фестиваля кинематографических дебютов «Дух огня», прошла в кинотеатрах и вышла на платформах. Фильм выделяется среди отечественных новинок по ряду параметров, начиная от небольшого бюджета и заканчивая оригинальностью формы. Мы поговорили с сорежиссером и автором сценария Романом Михайловым, чтобы понять ее устройство и секреты.
Однажды писатель и театральный режиссер Роман Михайлов позвал к себе друга — артиста Федора Лаврова да коротко изложил свою идею фильма. Гость сел, где стоял, сказав: «Это надо снимать!» Сняли. Выпустили. Теперь разбираем подробности.
По сюжету несколько лет назад бандит Муля (Евгений Ткачук) сбежал с общаком. Его нашли и отправили на тот свет, да вот только денег и след простыл. По слухам, недавно Мулю видели живым в трех разных городах. Батя (Анатолий Тишин) отправил Старшего (Кирилл Полухин), Среднего (Федор Лавров) и Младшего (Роман Михайлов) на поиски.
— Роман, почему выбрали форму сказки?
— Возможно, это самая интересная форма рассказывания истории. По своей непредсказуемости и захватывающим аспектам она гораздо увлекательнее того же психологического романа. Когда мы читаем любую сказку, тот же «Теремок», «Колобок», «Курочку Рябу», не понимаем там практически ничего. Например, откуда появляются говорящие животные? С какой стати Лиса будет разговаривать с Колобком или с Вороной? Этому нет рационального объяснения. Но сказку мы понимаем не разумом. Она просто начинает жить в нашем сознании. Мы наполняем ее жизненностью, и все встает на свои места. И наша «Сказка для старых» в сознании многих все раскладывает по полочкам, становится историей, которую они словно очень долго ждали.
— Как ваше кино восприняли зрители?
— Реакция на «Сказку...» крайне неоднозначная. Кстати, не припомню ни одного российского фильма, который бы собрал столь радикально противоположные оценки — в основном картине ставят единицы и десятки. В сети также есть немало отзывов с весьма логичными интерпретациями сказки, которые встраиваются в ее схему и проявляют ее силу.
Некоторые рассчитывали увидеть криминальную драму, что-то вроде «Бумера» или «Брата», а очутились в лабиринте артхауса, независимого кино о свободе, где однозначности не так много, и бандиты оказываются просто декорациями, не более того. У кого-то это вызвало сильное раздражение и гнев. Они оскорбляют фильм, его создателей.
Но есть и множество восторженных отзывов, люди пишут о ленте как о шедевре, многоуровневом и многослойном пространстве, по которому может блуждать сознание, отыскивая архетипические точки, разгадывая головоломку, с которой можно играть.
Такой разности восприятия можно только порадоваться. Мне кажется, это говорит и о массовости зрителя.
— Вы делали кино для широкой публики?
— А что такое «широкая публика»? Иногда смотрю даже не фильмы, а трейлеры, которые претендуют на массовую аудиторию, и они кажутся мне издевательством над зрителем.
Недавно мы с оператором обсуждали, что в кино существуют два режима, во многом даже не смысловых, а ритмических. Первый — когда ты сам работаешь над фильмом как зритель, второй — когда тебя ведут, куда хотят. И такого я не приемлю ни в театре, ни в кино, ни в литературе. Разве это интересно, когда тебе не дают поработать над материалом в качестве зрителя — что-то поразглядывать, домыслить. Когда есть однозначность и ритм, уводящий в аттракцион, лично я чувствую насилие над собой. Поэтому, как правило, не смотрю голливудское кино.
Вообще, это во многом вопрос ритма. Медленное (но не затянутое) кино дает возможность смотреть в другой угол кадра, а не туда, где происходит действие. В нем тебя никто не принуждает плыть по заданным ритмическим волнам, ты можешь существовать в своих историях, находя отклик в том, что происходит на экране. Недавно пересматривал советский сериал «Гостья из будущего» и был поражен тому, насколько он медленный по современным меркам. Там много однокадровых планов и часто вообще ничего не происходит. Но ритмом, актерской игрой, каким-то внутренним угаром он затягивает, при этом не форсируя зрительского внимания. Я сторонник подобного кино, и «Сказка для старых» является именно таким. Это не коммерческий продукт. Но, как показывает опыт, он нравится разному зрителю.
— Удалось окупиться в прокате?
— Да. Дело еще и в том, что у нас был небольшой бюджет — около 1,3 миллиона рублей. Кстати, в начале февраля выйдет второй наш фильм «Снег, сестра и росомаха». Мы сняли обе ленты очень дешево. Это прецедент для современного российского кинематографа.
— Правда ли, что артисты снимались в проекте бесплатно? Как такое возможно?
— Правда. У нас все держится на теплых братских отношениях. Мы — община единомышленников. Наша арт-формация — это форма жизни, которая существует в условиях тревожного и тяжелого мира, когда индивидуумам трудно выжить, полегче семьями, государству, но при этом всем не легко. Арт-формация же — срединная структура, состоящая из десятков человек, объединенных желанием производства нового, того, чего на данный момент нет в проявленном мире. Мы готовы складывать свои усилия, таланты и смотреть, что получится.
Когда люди в критическое время объединяются и делают спектакли, фильмы — это притягивает. Тем более при наличии нестандартного материала. Если я приглашаю людей, которые читали мои книги или видели театральные постановки, они знают, что их ждет что-то неординарное, в чем хочется поучаствовать. Над этим нет власти капитала, не все в мире контролируется деньгами. Если бы мне предложили участие в подобном проекте, гонорар бы не волновал. Интересное существование выше денег, зарабатывать которые можно многими неинтересными способами.
— Этот кинофильм обращается к тематике «лихих 90-х»?
— Действие нашего фильма происходит в некое универсальное время. Это не 90-е, о чем мы явно заявляем. Например, у людей есть смартфоны. Хотя сленг, отчасти, из той поры. Криминальный мир во многом формировался в 90-е, и я наблюдал, как это происходило, это же как раз мое поколение.
Многие ровесники тогда понимали, что большой мир подкидывает им слишком много лжи, и решали искать альтернативу, чаще связывая ее с поиском силы, которая была у братвы, околокриминальных группировок. И они прислонялись к ним — за кем-то проследить, машины помыть, походить рядом гордым шагом и так далее... Для меня это было неестественно, но подобные устремления весьма понятны.
Интересовался я тогда совсем другим, проповедовал аскетизм, в том числе бандитам. Помню, в 19 лет как-то пришел к бритоголовым людям в кожанках босиком, они меня окружили, и я вещал им, что бандиты должны стать Робин Гудами — отнимать деньги у богатых и отдавать бедным — был такой идеалистический взгляд на вещи.
— Как вы сочетаете в героях «Сказки для старых» несочетаемое — брутальность и нежность?
— Совмещение брутальности со стремлением к нежности кажется мне довольно естественным. В грубом мужском мире такого много, в том числе у людей очень жестких на вид, с суровой судьбой. Чаще они находят воплощение этому в женщине, но могут найти и в духовной практике. Не скажу, что мне попадались плачущие бандиты, но были те, которые с каким-то трепетом относились к реальности.
Вообще, среди людей из криминального мира, с которыми я контактировал, встречались и те, кто интересовался философией, в том числе современной, с ними можно было обсудить Хайдеггера, например. В той среде были люди глубокого познания, стремления и попыток что-то изменить. Раз жизнь связала с этими людьми, это не просто так. Это люди лютейшего опыта, с годами тюрьмы за плечами, но все, что у меня к ним копилось — тепло, сострадание и чувство дружбы. В этом фильме, может быть, что-то такое просачивается, и это не стеб. Есть ли в нем обеливание криминала? Только в том плане, что да, я хочу, чтобы в этом мире и бандиты были честными, принципиальными, бескорыстными людьми, мыслящими иными категориями, заинтересованными в духовном поиске.
— В ленте играет трек «Снег» группы «25/17», где в припеве повторяются слова «Падал теплый снег», так названа песня группы «Наутилус Помпилиус». Есть ли тут переклички, может, с кинолентой «Брат»?
— Нет ни с фильмом, ни с группой. Я немножко из другой эстетической категории. Но понимаю, почему многие находят сходство с «Братом», с лентами Балабанова. Все просто: мы из Питера — и Балабанов тут жил, и мы все живем, и очень любим этот город. Он такой. За окном так. У нас тут каждый день так. Приезжайте сюда, походите по нашим дворам, поймете, как мы живем.
Что касается музыки, я не разбираюсь в ней профессионально, но, как потребитель, постоянно ее слушаю, и группа «25/17» мне нравилась еще с конца нулевых. Очень рад, что мы поработали с Андреем и Антоном. Когда услышал трек «Снег», сразу понял — это основная тема нашего фильма. Она меня тронула и, как ни странно, подбросила в ассоциацию совсем не «Наутилуса...», а Наговицына «Городские встречи». Песня «Снег» — очень тонкая, за некоей грубостью и внешней примитивностью в ней скрывается что-то глубоко болезненное, какие-то несбывшиеся встречи, ожидания... Кажется, этой песней ребята попадают во что-то важное.
Когда мы наложили ее на картинку, показалось, что она словно писалась для нашего фильма.
— Вы доктор физико-математических наук, писатель, театральный, а теперь и кинорежиссер. Как вам удается охватить столь разные стороны жизни?
— Про науку я не хочу говорить. Было время, изучал языки и пространства, это напоминает то, во что погружен сейчас.
Вообще, кажется, что у меня как раз нет разносторонности, довольно однонаправленные занятия и взгляды на вещи. Если выхожу из привычной зоны, оказываюсь абсолютно беспомощным. Например, вообще ничего не могу нарисовать, не играю ни на одном музыкальном инструменте. Хотя всю жизнь работаю с ритмами, а математика и музыка — почти одно и то же.
Театром я занимаюсь с 90-х и должен признать, театр для меня важнее, чем кино. Это что-то действительно сакральное, что существует здесь и сейчас, выхватывает не только мгновение человеческого существования, но и бытия в целом. Правда, в театре есть большой недостаток — закрытость и элитарность. Чтобы посмотреть спектакль, нужно его найти, подгадать время, добраться... Да и впечатление от постановки может быть болезненным.
Кино же дает прекрасную возможность распространению высказывания, волшебной истории — ссылку отправил, и человек сразу может его посмотреть.
— Вы несколько раз произнесли слово «ритм». Как он работает в кино? Что это вообще такое, по-вашему?
— Монтаж в кино — это чистая работа с ритмом. Можно держать длинный кадр, не резать его, а затем крошить — играть с восприятием зрителя. Например, в нашей «Сказке для старых», когда персонаж рассказывает свою историю в баре, есть определенный скачок, который многие считают ошибкой, но мы не настолько небрежны, чтобы допускать подобные оплошности в монтаже. Мы эту шероховатость делаем сознательно — нам интересно работать со сбоем восприятия.
Ритм — очень многозначный концепт. Ритм — некая пульсация Вселенной, может быть, даже направленная на соединение мужского и женского, вдоха и выдоха, которая рождает жизнь в целом. Также ритм является натяжением, внутри которого может существовать внимание, сосредоточение, пространством, по которому движется сознание. Ритм — это некая общая симфония жизни, под которую мы существуем, что-то создаем. Ведь мы работаем с иным, с тем, что еще не проявлено, и очень интересно, в каком ритме оно может проявиться. Фактически мы занимаемся тем, что придумываем музыку для того, чего еще не существует, но что готово проявиться. Оно есть лишь как потенция в нашем бытии, условно говоря, нам надо спеть ему песенку, пощелкать пальцами, чтобы оно начало проявляться. И через наши идеи, через образы, которые всплывают в восприятии, оно постепенно начинает просачиваться в мир. Может оформиться как кино или спектакль или как повесть, роман. Оно нанизывается на ритм, как четки. Грубо говоря, если ему не петь песенку, оно не придет, растеряется, не поймет, как существовать, будет рассыпанной грудой концептов, знаков.
— Как создавать новое? С помощью пересобирания старого?
— Пересборки меня вообще не интересуют, как не интересуют и власть, политика, борьба за ресурсы, а сейчас и даже критика реальности.
Единственное, что мне интересно на данный момент, — создание нового, иного. Ты берешь реальность, которая кажется застывшей, например, довольно стереотипный криминальный мир, где мы знаем, как люди общаются, чего хотят, и помещаешь их внутрь волшебной сказки со странными проводниками, с карликом, который играет в прятки... Там и есть прорыв в иное. Мы не ждали такого от этих суровых людей. Притом все покрывается некоей нежностью. Как и во втором, и в третьем нашем фильме, который только монтируется. Если мы дойдем до сериала, там нежность вообще будет неким режимом, фильтром, через который все проходит, когда нет жестокости и все словно растворяется в сновидении.
Меня интересует исключительно иное. Волю к иному можно противопоставить воле к власти, в которой находятся причины многих проблем бытия. Когда у тебя есть воля к созданию нового, тебя фактически не интересуют ресурсы, потому что они находятся в старом мире. У тебя все внимание направлено на то, чего нет, но будет проявлено.
Когда это случается, возможно, через секунду оно перестанет тебя интересовать, и ты направляешь волю во что-то другое. Так и развивается человеческое сознание, через волю к иному. И во мне она предельно проявлена с самого детства. Мне не хотелось получить авторитетный статус среди детей во дворе, но были интересны игры, которых еще нет, миф, который никто не может осмыслить.
В этом ином и есть свобода. Кажется, даже в Новом Завете есть намеки на поиск свободы другого типа, на поиск, а возможно, и создание новых миров, языков. А сейчас особенно важно создавать миры, которые трудно даже помыслить, идти на смелые эксперименты с мышлением и сознанием, вырабатывать новые артформы. Потому что сейчас происходит тотальный излом, который касается всего, и надо переосмыслить все: прошлое, будущее, надежды, стремления, чем мы занимались, с кем и как общались, вплоть до лингвистики и семантики. И в этом изломе должно свершиться рождение принципиально новых форм, которые могут стать кирпичиками нового мира, на которых будет выстраиваться культура, жизнь. В наших фильмах бандиты будут рассуждать о весне, полицейские переживать визионерские выбросы, актрисы — проваливаться в сны внутри снов. Надеюсь, вам это покажется интересным.
— Поделитесь своими планами на предстоящие проекты?
— Второй наш фильм, «Снег, сестра и росомаха», выходит в прокат на большие экраны в начале февраля 2023 года. Это мелодрама, но в сюжете присутствует закрытая религиозная община. Актерский состав схож с тем, что в «Сказке для старых», но существование актеров в кадре, сам сюжет, вообще все радикально отличается от первого фильма. Это кино будет еще более качественным. Поделюсь, что недавно мы закончили съемки третьей ленты, «Отпуск в октябре». Она крайне оригинальна. У нас есть смелость заявлять новое кино, новый способ повествования. Посмотрим, что из этого выйдет, в следующем году.
Эксклюзивы Может ли жвачка вызывать рак Смешные книги: рассказы, истории, юмор «Пол начинает трескаться»: очевидец рассказал, как спасался во время землетрясения в Бангкоке В Московском зоопарке запустили трансляции из вольеров гималайских медведей, енотов и красной панды Внезапная смерть: нумеролог назвала причины Может ли жвачка вызывать рак Смешные книги: рассказы, истории, юмор
