Режиссер Игорь Черницкий: Кино мало снять, его нужно правильно продвинуть

Режиссер Игорь Черницкий начинает съемки художественного фильма о Великой Отечественной войне «Любовь под соломенной крышей». В основу сюжета легла история жизни его родителей. Действие происходит на Украине, что делает будущий фильм болезненно актуальным. Корреспондент «Вечерней Москвы» узнала у режиссера детали его замысла и выяснила, как развивается русский патриотический кинематограф.

Любовь во время войны

— Игорь Михайлович, вы описали в киносценарии реальную историю любви ваших родителей, которая начиналась на войне?

— Да, это абсолютная правда. В 1941 году моему отцу Михаилу Черницкому было 19 лет. Он окончил училище, пришел работать в театр артистом, но был призван на срочную военную службу, и тут началась война. Он попал на фронт. В день двадцатилетия ему осколком снаряда оторвало пятку. А затем эвакогоспиталь, который по пыльным дорогам выходил из окружения. Отца вместе с другими тяжелоранеными оставили в районной больнице местечка Ружин (Житомирская область Украины. — «ВМ») на попечение главного врача. Там ему ампутировали ногу без анестезии, потому что немцы, оккупировавшие территорию, забрали все медикаменты. Отец смог перенести и это испытание. Кстати, мобильный госпиталь не вышел из окружения — его разбомбили. Ружинцы, тайно от немцев, как могли, поддерживали раненых. Среди тех, кто помогал солдатам в больнице, как раз и оказалась моя мама Людмила Корольчук, ей тогда было 15 лет. Она носила еду бойцам, увидела молодого, красивого парня и влюбилась. И вот это важно — несмотря на все ужасы войны, в их сердцах родилась любовь. Я вообще считаю, что любовь — главное оружие Победы. Именно любовь к Родине, семье, матери помогла победить в той страшной войне. Благодаря ей и выстояли.

— Ваши родители много рассказывали о войне?

— Да, когда собирались их фронтовые друзья. За столом они всегда вспоминали ушедших, рассказывали истории. Не то что им это доставляло удовольствие, нет. Это всегда было через слезы, это горькие воспоминания.

— И сейчас вы написали сценарий, основанный на воспоминаниях матери?

— Не только. В нем есть и воспоминания друзей моих родителей, прошедших Великую Отечественную войну. Оставшись без ноги, мой отец уже не смог играть на сцене и работал журналистом. Настоящей его мечтой было написать большой художественный роман о том, что он прошел за свою жизнь. Он написал первые главы, а дальше не смог — слишком живо всплывали в памяти картины прошлого, начались фантомные боли. Но то, что он все-таки успел написать, тоже вошло в мой сценарий.

— А почему вы изменили имена героев?

— Во-первых, в своем романе отец тоже дал герою имя Алексей Метелев в честь своего друга — погибшего на войне летчика. А я сделал это в память об отце и из уважения к его решению. Но есть и еще одна важная причина: история моих родителей, пожалуй, уникальна, но в то же время и типична. Через подобные испытания прошло множество людей. Это не частный, документально описанный случай, а общая история того поколения победителей, тех, кто в 18–20 лет пережил такое, чего хватит на десять жизней.

— Действие вашего будущего фильма происходит на Украине?

— Да, и это абсолютно честный рассказ о том, что тогда было. Я убежден, что художник должен быть выше любой тенденциозности и временных политических веяний, поэтому я и не пытаюсь подстроиться под дух времени, а говорю правду. Просто сейчас это все звучит остро.

— А когда вы жили в Киеве, вы чувствовали, что нарастает конфликт?

— Конечно. Мне в память врезался один случай... В конце 1980-х мой отец как-то вернулся с площади Октябрьской Революции (сейчас майдан Незалежности. — «ВМ»), сел на табурет в прихожей, закрыл лицо рукой. Подхожу, спрашиваю, что случилось. Отвечает мне: «Я будто снова оказался в оккупации». В этот день он встретил группу сторонников независимости Украины, которые держали на древке жовтоблакитный флаг, который тогда еще не был государственным символом. Здесь нужно понимать, что значит это цветовое сочетание для советского солдата, — с такими повязками ходили полицаи, фашистские приспешники, предатели. Коллаборационистов полно было по всей покорившейся фашистам Европе. Сейчас можно уже открыто об этом говорить, а в советское время нельзя — у нас же все коммунистические страны друзья. Те же чехи, которые до мая 1945 года продолжали поставлять нацистам танки.

Патриотизм рождается в сердце

— Почему тема Великой Отечественной войны не уходит в прошлое даже спустя 80 лет?

— Я считаю, что такие примеры сегодня особенно важны, потому что нравственные ориентиры сейчас утеряны. А ориентироваться необходимо на поколение победителей. Это невероятная духовная высота. Только так мы можем сохранить свою страну. Когда мы, еще школьниками, читали «Молодую гвардию» советского писателя Александра Фадеева, мы спрашивали себя: а я смог бы повторить подвиги юных партизан на войне, выдержать фашистские зверства, но не выдать товарищей? Я думаю, современная молодежь тоже должна задавать себе такой вопрос. Кстати, роман-то ведь убрали из школьной программы, а зря...

— Вы чувствуете, что ваши фильмы об офицерском благородстве, патриотическом долге влияют на зрителей?

— Я очень уважаю военных. Что такое офицер, если вдуматься? Это человек, который принимает присягу, клянется, что в любой момент готов отдать жизнь за други своя. «Есть такая профессия — Родину защищать» — так говорится в кинокартине «Офицеры», ставшей классикой нашего кино. Когда мы сняли фильм «Юнкера» (по одноименному роману Александра Куприна. — «ВМ»), мне написали письмо курсанты Военно-космической академии имени В. А. Можайского в Санкт-Петербурге. Под впечатлением от фильма они сдружились и создали свой офицерский клуб «Верность»! Мы потом общались с ними, привозили им спектакль, концерты, исполняли офицерские романсы. Сейчас они давно выпустились, но тот заряд, полученный от фильма, с ними до сих пор! Один из них даже организовал кадетский корпус, создал там музей юнкеров. Мне кажется, это и есть патриотическое воспитание, которое не может быть насажденным сверху. Фильм может воспламенить огонь любви к Родине, дать импульс. Это как витамины для духовного здоровья. Но такие фильмы, как «Юнкера», сложно продвинуть.

— Почему? Сейчас же официальный курс на продвижение патриотического кино?

— Курс есть, выделяются кое-какие деньги на то, чтобы снять картину. Но есть еще прокат, а он у нас частный. Прокатчики заинтересованы собрать выручку, поэтому и зрителя у нас превращают в потребителя — нужно заманить его на какое-нибудь развлекательное кино да заставить купить попкорна побольше. В 1990-е годы, когда государство «отпустило» прокат, вообще произошла настоящая катастрофа — кинотеатры и видеосалоны заполнились третьесортными американскими боевиками. Выручку они получили, заодно отучили зрителя от внутренней работы, от серьезного, сложного кино, над которым надо думать, осмыслять.

Фото: Софья Сандурская / АГН Москва

— Может быть, именно в этот момент истории свершился раздел на «российское» и «советское» кино, как сейчас определяют эти периоды киноведы?

— Это разделение разрушительно. Мы же наследники советского кинематографа, который получил заслуженное признание во всем мире. Это наша школа. Мы учились у режиссеров того времени, наш зритель был воспитан на таком классическом кино.

— А как же 90-е годы и американские блокбастеры?

— Это и есть потерянное поколение, чье взросление пришлось как раз на годы «свободного» проката. Американцы же даже не рассчитывали, что боевики, которые у них уже отработали свое, принесут им еще прибыль. При этом они получили не только финансовую выгоду, но и моральную тоже. Им удалось переформатировать нашего зрителя, сделать молодое поколение чужим своему Отечеству. Вместо тех, кто умел сопереживать и видеть правду в глазах актера, пришел зритель, которому нужен бесконечный экшен и спецэффекты. Вот интересное наблюдение. Я ходил на один современный детский фильм, где была просто потрясающая картинка, все красиво отрисовано. Но дети, сидевшие рядом со мной в зале, посмотрели только треть сказки, а потом начали катать машинки на полу кинозала. Это показывает, что удержать внимание только спецэффектами не получится. Не это привлекает. Не это — искусство.

В этом нет жизни. В зрителях нужно снова воспитывать нормальное восприятие. Но тогда должен быть государственный прокат, а не просто частичное финансирование кинопроизводства, которое сейчас существует. Нельзя недооценивать кино, это же самое массовое искусство, в советское время это хорошо понимали.

— А наш зритель сейчас ждет большого серьезного кино?

— Конечно! Ждет фильмов, снятых по пушкинской формуле «над вымыслом слезами обольюсь». Ведь это речь не о фантазиях! Дело в том, что душа художника как домна: может житейскую руду переплавить, выдать произведение. Сюда входит и жизненный опыт, и впечатления от истории, знания. Без изучения истории, например, фильм о Великой Отечественной войне тоже не снимешь. К счастью, сегодня открыты многие документы, доступны архивы — все это надо проанализировать, прочувствовать сердцем. В этой способности и заключается талант.

Главная цензура — совесть режиссера

— Какова роль кино в массовом восприятии?

— Кино возвышает, дает идеалы. Режиссер Владимир Меньшов всегда подмечал, что в советское время женщины даже прически и макияж делали под героинь фильмов и, конечно, стремились к таким же поступкам. В последнее время в нашем кино часто унижают человека, показывают низость духа, непотребства. Как говорил мой преподаватель по актерскому мастерству Николай Соколов в таких случаях: «Не мучайте животное!» Нужно помнить, что человек — подобие Божие и в творчестве мы должны это учитывать.

— Тогда получается, цензура в искусстве все-таки нужна?

— И без цензуры плохо, и с цензурой тоже не лучше. Например, мой фильм «Ивин А.» о солдате, который не смог убить убегающего из зоны заключенного, в советское время точно бы не выпустили — раз он солдат на посту, он обязан выстрелить, не дать убежать рецидивисту. Кстати, рассказ Анатолия Кима, на основе которого написан сценарий, тоже долгое время не печатался. Я не знаю другого рецепта, кроме того, что цензура — это совесть художника, его вкус и талант. Скандал нужен только бездарности, оттого и появляются на сцене непотребства.

— А сегодня есть ограничения?

— Да, конечно, сейчас цензура существует через деньги. Участвуя в жюри разных кинофестивалей, я видел немало талантливых, хорошо снятых фильмов. Но в прокат они не попадают — это невыгодно прокатчику. Ведь раньше мы ходили в кино и потом неделями жили этими впечатлениями, обсуждали. Сейчас же, наоборот, надо, чтобы человек думал о шмотках, почаще их менял, покупал что-то новое. А кино — только развлечение под попкорн. Советское кино невозможно было совместить с жующим ртом! В кино были буфеты, но как в театре — до сеанса и после. В зал жующих не пускали.

— Это показатель воспитания? Как театр, который начинается с вешалки.

— Да, и зритель был воспитан иначе. Вы спрашивали меня о цензуре. Вот цензура должна быть в головах родителей — как они относятся к кино, к этому виду искусства, так будет относиться и ребенок.

Работать с дебютантами гораздо интереснее

— У современных артистов школа уже утеряна?

— Конечно. Когда я работаю с дебютантами, я стараюсь им эту школу вернуть. Ведь театральный актер и киноактер — разные профессии! Хороший артист может перестроиться. Но в театре всегда больше условности. В кино же роль нужно прожить, отдаться характеру героя, обстоятельствам жизни, погрузиться в предложенную реальность. Как можно сыграть на крупном плане великое чувство любви? Только взглядом! Вот поэтому на театральной сцене можно обмануть, а в кино малейшая фальшь будет видна. Но научить проживать невозможно, это — талант. Моя задача как режиссера его раскопать, спровоцировать. Актер же не знает, какой фильм будет в конечном итоге. Результат знаю только я, потому что вижу всю картину в своем воображении. Артисту сложно сориентироваться еще и потому, что съемки идут не по сюжетной хронологии. Поэтому моя задача еще и провести его по этому пути.

— Поэтому проще работать с опытными артистами?

— Может быть, но мне все-таки интересно открывать новые имена. Когда режиссер сидит перед монитором и дремлет, ему хорошо работать с теми, кто все и сам сделает с первого дубля. Но мне интересно открывать таланты. Например, если мне нужна шестнадцатилетняя героиня — дай бог, девушка будет студенткой творческого вуза. Но, возможно, мне придется брать человека вообще без актерского опыта. Мне важно еще не только внешнее соответствие, но и совпадение мировоззрения. Например, я в свое время открыл актрису Светлану Иванову, сейчас она много снимается. Она ко мне пришла после первого курса, сыграла главную роль в моем фильме «Прощальное эхо», а после этого ее стали приглашать и в другие картины, взяли в театр «Современник». Главную роль в «Юнкерах» у меня сыграл актер Илья Иосифов, он сейчас тоже много снимается. Их успех для меня выше всяких похвал. Я рад, что сыграл созидательную роль в жизни молодого человека.

ДОСЬЕ

Игорь Михайлович Черницкий — советский и российский актер театра, кино и дубляжа, кинорежиссер, сценарист, продюсер. Родился в Перми. В 1975 году окончил актерский факультет Университета имени И. К. Карпенко-Карого, в 1999 году — Высшие курсы Литературного института имени М. Горького. В 1975–1983 годах был актером Киевского государственного академического театра русской драмы имени Л. Украинки, с 1988 по 2004 год — режиссер Киностудии им. Довженко, в 2002–2003 годах работал на киностудии «Арк-Фильм». С 2005 года — генпродюсер и художественный руководитель киностудии «Черомафильм». Снялся как актер в 30 кинокартинах. Член Союза кинематографистов, Союза театральных деятелей, Гильдии кинорежиссеров и Гильдии киноактеров РФ. За вклад в развитие русской культуры и литературы награжден медалью Владимира Маяковского.

ФИЛЬМОГРАФИЯ

Режиссер:

• Ивин А. (драма, 1990);
• В той области небес (драма, 1992);
• Прощальное эхо (драма, 2004);
• Юнкера (драма, 2007);
• Подпоручикъ Ромашовъ (драма, 2013).

Актер:

• Ивин А. (старший лейтенант Наротьев, 1990);
• В той области небес (Федор, 1992);
• Прощальное эхо (майор Кондратьев, 2004);
• Юнкера (штабс-капитан Буланин, 2007);
• Подпоручикъ Ромашовъ (штабс-капитан Буланин, 2013).