Композитор Антон Висков: Нас бережет особая энергия

26 апреля завершается VII Международный Великопостный хоровой фестиваль, возрождающий давнюю русскую традицию проведения концертов духовной и классической музыки в дни Великого поста. Это большое, значимое культурное событие стало поводом для разговора о том, какое место занимает в нашем мире духовность в целом. «Вечерняя Москва» поговорила об этом с композитором Антоном Висковым.

Сделаем сразу оговорку: назвать Антона Олеговича Вискова только композитором — несправедливо, поскольку он исследователь фольклора и старинной музыки, серьезный ее аналитик, интеллектуал и энциклопедист и при этом человек без капли фанаберии, неисправимый оптимист и обладатель тончайшего чувства юмора, что во время беседы не раз было доказано, поскольку диалог прерывался взрывами смеха. И разговор у нас получился шире задуманной темы.

— Антон Олегович, прошлым летом состоялся первый фестиваль духовной музыки в Суздале, недавно — Патриарший фестиваль… Казалось бы — пир духа, как говорил Горбачев. А мы все чаще говорим о бездуховности общества. Но если фестивали проходят — значит, это… кому-нибудь нужно?

— Еще как. К слову — Суздаль сейчас вообще на невероятной высоте, это настоящая культурная столица, хотя Россия в целом — страна культурных столиц… Что же касается духовной музыки, то потребность в ней велика, и грантов именно на нее дают немало. Без духовности человечество не способно выжить.

— Это почему?

— А вот этого я не знаю. Предполагаю, что так, наверное, решил Бог, поскольку, что бы ни происходило, духовность выживает.

— Но любого человека остановите на улице и спросите про телеканал «Культура». Вам скажут: прекрасный канал. Но рейтинги у этого канала не самые высокие. Нестыковочка! На словах — одно, а на деле — иное. Смотреть будут новое шоу не на «Культуре», а там, где поют и пляшут.

— Вы знаете, если бы такой канал существовал в Средневековье, картина была бы точно такой же, и этот канал смотрели бы самые привилегированные слои общества — вельможи, рыцари и их прекрасные дамы. А простолюдины смотрели бы то, что мы условно называем «попсой». Высокая культура всегда была элитарна и являлась принадлежностью высших слоев общества, которые воспитывались этой культурой, а ее потребление входило в круг и интересов, и обязанностей этого общества. Остальная же часть общества, очевидное большинство, создавали свое, народное искусство, то, что мы сейчас называем фольклором. Причем по художественным достоинствам оно не отличалось от того, что пели трубадуры, мейстерзингеры или труверы, если мы говорим о Западной Европе, и сейчас ситуация мало изменилась.

— То есть крики по поводу бездуховности не имеют веских оснований?

— Если кричат о чем-то — возможно, имеют. И долг всех деятелей культуры — заботиться о ее распространении. Но чтобы объективно говорить о том, падает ли она, сокращается или нет, нужно все же обладать некими объективными данными, которые должны предоставить ученые — те же социологи. А это так же непросто, поскольку проблематично оценивать перемены соотношения между «культурной» и «некультурной» частями общества хотя бы потому, что крайне нечетко прописаны критерии оценивания этой «культурности». Точно могу сказать только одно: знание высокой культуры еще не говорит о том, что этот человек — хороший. Но если у него есть склонность к познанию культуры — это прекрасно.

— Да, культурность — не моральное понятие. Но кто-то воспринимает классическую музыку. А кто-то — совсем нет. Лев Толстой ушел с концерта в консерватории, потому что ему было скучно. А можно научиться понимать классику?

— То, что сейчас мы называем классической музыкой — Моцарт, Бах, Чайковский, Свиридов, — это определенный язык. Им нужно овладевать точно так же, как мы овладеваем иностранными языками, как мы овладеваем языками высокой поэзии — языком Блока, Брюсова.

Познание языка музыки — это нелегкий труд, который должен начинаться еще в детстве, хотя нет ничего плохого, если приступить к его изучению и в зрелом возрасте. Могу поделиться тем способом его изучения, в который верю сам и который опробован многими: я всем рекомендую начинать с чтения литературы о высокой музыке. Иногда людям поначалу читать о композиторах интереснее, чем слушать их. Музыка придет и откроется потом.

— Помню, что читала о Моцарте и думала, что его судьба — это некий психологический триллер!

— О, многие после ее изучения сделают один вывод — что музыкой лучше не заниматься! Но если серьезно, то есть совершенно потрясающие книги о музыкантах, сами по себе звучащие как музыка. Ромен Роллан, например, писавший о Бетховене и Генделе, создатель истории оперы барокко — был невероятно музыкален, но для меня все же загадка, что он мог написать о музыке так… А не так давно наш прекрасный музыковед Лариса Кириллина решила составить конкуренцию Роллану и в знаменитой серии ЖЗЛ выпустила просто потрясающие биографии Генделя, Бетховена и Глюка.

В той же серии выходили замечательная книга о Бородине Анны Булычевой, книга о Мусоргском… Но вот что еще любопытно: овладение этими смыслами и языком музыки неотделимо от овладения всеми другими художественными богатствами человечества — и литературы, и живописи, и архитектуры. А вообще не может быть ничего лучше, когда один художник пишет о другом художнике: так, в упомянутой серии ЖЗЛ была когда-то издана биография Мольера, принадлежащая перу самого Булгакова!

— Этот факт далеко не всем известен, а я, к стыду своему, узнала об этом относительно недавно.

— Прекрасная книга. Но — к разговору о том, как по-разному культура может разными людьми восприниматься. Вот, кстати: сейчас из-за кино все бурно говорят о «Мастере и Маргарите», а лично для моего восприятия этот безусловно великий роман стоит ниже «Огненного ангела» Валерия Брюсова. Он так вкусно написан! Вкусно написано и у Булгакова, но у него много бытовизмов, а Брюсов создал стилизацию средневекового романа с элементами чернокнижия, которым он занимался и сам. Один тот факт, что сам Сергей Прокофьев создал оперу по этому произведению, говорит о многом. В общем, я искренне не понимаю, почему так любят экранизировать Булгакова, а Брюсов не экранизировался в мире нигде… Брюсов вообще личностью был невероятной и умер с чужими мыслями в голове, знаете?

— Честно — нет.

— Он уникальным был человеком, а для Серебряного века — фигурой знаковой. Мозг его после смерти был извлечен и хранится сейчас рядом с мозгом Ленина. Когда мозг извлекли, образовавшуюся в черепе пустоту нужно было чем-то заполнить, взяли первое попавшееся, и это оказалась газета «Правда»… А еще у Брюсова абсолютно не было чувства юмора, но зато была абсолютная вера в потустороннее. Как-то они встретились с Врубелем, и тот обратился к нему: «Валерий Яковлевич, сегодня ко мне пришел Сенека и сказал, что все мои картины в Русском музее загажены мухами, а вы же там были недавно — так что, и правда так? И Брюсов, не моргнув глазом, ответил: «Врет все ваш Сенека! Там все в порядке!» Впрочем, о Брюсове я могу говорить бесконечно.

— Потрясающе. Значит, увлечены еще и литературой… А я слышала, что вы занимаетесь историей архитектуры?

— Это правда, но это всего лишь мое хобби. Дело в том, что, когда я вижу какой-нибудь архитектурный памятник, у меня просто скулы сводит от восторга, и мне хочется его потрогать, пощупать... Но — уточню — мне интересно изучать его историю в связи с музыкой.

— Окаменевшая музыка?

— Да, а музыка — это «звучащая архитектура». Это философские понятия. А у меня, например, часто спрашивают, какая музыка должна звучать в храмах. Мне кажется — та, в каком веке построен этот храм. У нас огромное художественное, духовное наследие русской духовной музыки, огромное количество рукописей, потрясающие исполнители. И духовная музыка производит колоссальное впечатление и огромное духовное воздействие на человека. Кстати, мы интернет привычно ругаем, но тут в нем обнаруживаются плюсы, поскольку на его просторах можно послушать старинную музыку.

— А как-то можно конкретизировать этот совет? И вообще — что именно стоит слушать?

— Найдите старообрядческие службы, и там обнаружится очень много интереснейших тем. Это все возрождается сейчас. Например, во Ржеве крупная старообрядческая община, и эта музыка звучит в храме, есть также Рогожская, Преображенская общины, там представлено просто уникальное пение.

Наследие, оставленное нам, и правда велико. Была вот, скажем, Петровская эпоха. Тогда старая, средневековая и новая Русь боролись друг с другом, но для меня то, что привнес в нашу культуру Петр, сама Петровская Русь — это не нечто чисто западное, что он насадил насильственно, разрушив Русь исконную, как считают некоторые, а некий гибрид, результат закономерного исторического процесса, когда Русь стала новой Россией. И тогда появилась новая музыка, которую тоже можно послушать и оценить сегодня. Это музыка, о которой в то время бурно полемизировали условные сторонники Аввакума и Петра. Кстати, если задаваться вопросом, а с кем был бы я, перенесись я в ту эпоху, я сказал бы — с Петром.

— Слушаю и думаю, что ваш мир состоит из множества смыслов. А музыка их связывает — так?

— Может быть… Но в этом мире связано все. Вопрос, знаем ли мы, как. Вот, скажем, у меня был любопытный предок — думный дьяк Висковатый. Он был по тем временам этакий… Сергей Лавров, поскольку возглавлял Посольский приказ. И он очень много сделал для Российского государства времен Ивана Грозного, но затем был обвинен в том, что хотел сдать Россию крымскому хану; вины, впрочем, категорически не признал, но был жесточайшим образом казнен около Варварской башни Китай-города. Когда я иду на концерт в зал «Зарядье», я всегда молюсь о его душе, поскольку фундамент этой башни-красавицы сохранился в переходе и виден. (Из метро «Китай-город» нужно выйти к улице Варварке, дойти до конца по правому переходу к выходу в город, и вы увидите остатки фундамента. — «ВМ»). Все правда связано…

— А что за молодежь идет за вами? Какие они?

— С молодежью я общаюсь много и скажу удивительную для меня вещь. Вы знаете, они понимают, что образование им сейчас многого недодает, и пытаются восполнить эти пробелы сами.

Не все, но очень многие. Вот на днях мне прислал письмо молодой хормейстер и композитор, аспирант консерватории — мол, хочу учиться у вас. Я был тронут, но отвечаю: думал, это я уже буду учиться у вас! А он пишет в ответ: «Единственное, чему я могу вас научить, — деградации…»

— Понимает, что чего-то ему не хватает, и сильно...

— Да. И всего знать нельзя. Но преемственность поколений — абсолютно божественная вещь! Мы не понимаем, как это происходит, иногда что-то вообще происходит вопреки, но всегда все происходит в этом плане, как надо. Увы, факт: сейчас есть технологии, которые позволяют «обрабатывать» личность, превращая ее в легкое для управления создание, однако Бог проявляет себя тем, что, вопреки очень многим внешним воздействиям, делает из человека — Человека. Словом, от молодежи яркой я балдею и в шутку называю себя вампиром, поскольку заряжаюсь от них энергией и бодростью.

— То есть молодая поросль композиторов растет и…

— И она потрясающая. Я ощущаю себя в окружении очень мощных молодых конкурентов, с которыми наконец надо было бы уже начать бороться — до уничтожения! (Смеется.) И могу сказать, что такого количества духовной музыки, как сейчас, не писалось даже в начале ХХ века, во времена Рахманинова и Чеснокова. И пишут здорово! То же можно сказать и по поводу инструментальной музыки.

— Вы заряжаете оптимизмом! Молодых обычно ругают. А как вы относитесь к теории Льва Гумилева о пассионарности?

— Я — гумилевец. Дело в том, что по Гумилеву русская нация — это нация молодая, в отличие от тех наций, что представлены в Европе. Он считал, что русская нация возникла в результате божественных энергетических воздействий. Заметьте, он никак не объясняет, откуда возникает пассионарный толчок, откуда берется вдруг энергия созидать и делать что-то, ее природа, выходит, божественна. А у нас эта энергии есть — в отличие от Европы. Киевская Русь развалилась, поскольку была пассивна, и та же пассивность наблюдалась в Древнем Риме… Теперь она есть в Европе, пока еще пребывающей в нирване, но начинающей понимать, как велики ее проблемы. А шансы спастись есть, когда имеется энергия внутри — та, которая есть у русских, россиян.

— На ваш взгляд, получилось ли на Западе нас, то есть нашу культуру, «отменить»?

— Нет, вышел рекламный ход: все запрещаемое всегда только вызывает больший интерес, так что сейчас наших композиторов там слушают только больше. И точно знаю, что в культуре никакого предубеждения в отношении русских на Западе сейчас нет, звучат, как и прежде, и Прокофьев, и Шостакович, и Хачатурян…

— Но я так понимаю, что хотя вы, как композитор, пишете духовную музыку, ваши интересы этим не ограничиваются? Любите, например, джаз?

— Конечно. Мы же никогда не пропускаем ничего хорошего! И есть понятие такое — «русский джаз», под ним имеется в виду эпоха таких исполнителей, как Утесов, Цфасман, но сейчас играют не хуже — вон братья Ивановы на колокольных звонах строят джазовые композиции, и звучат они просто невероятно.

— А как относитесь к нашей, с позволения сказать, попсе? Ну и просто современной музыке?

— У меня и там есть любимые песни и композиторы. Я ученик Геннадия Гладкова, у нас есть невероятный Александр Зацепин, музыка Крылатова и Рыбникова… Но не удивляйтесь: для меня на вершине всего стоит наша Максим, ныне она сошла по разным причинам со сцены. Не знаю, она писала эти песни или нет, но как композитор говорю — это просто невероятно.

Но уже прошлое, история… А помните «Фабрику звезд» Фадеева? Эстрада — интересная штука… Люди, которые слушали Юлю Савичеву, уже в возрасте, эта музыка начала забываться, классику — Шуберта или Шумана — поют до сих пор, но я приравниваю их всех и как профессионал заявляю, что в техническом смысле их произведения находятся на одном уровне.

— Сейчас, не дай бог, у кого-то случится сердечный приступ. Думаю, с этим вашим утверждением многие не согласятся.

— Я отдал музыкальному образованию 19 лет жизни, и если люди, которые хотят со мной поспорить, учились столько же, я готов разговаривать. Если нет — то нет. И скажу более того: недавно мы записывали песню, посвященную защитникам Донбасса композитора Романа Разума. Очень интересная музыка — я объективно говорю, чисто композиторски, вне политических подтекстов. Впрочем, я вообще ни с чем не борюсь, разве что против собственных грехов и пороков, да и то не слишком успешно.

— Раздражает ли вас плагиат?

— Трудный вопрос. Есть специальная комиссия при Российском авторском обществе, где рассматривают заявки на выявление плагиата. Это довольно сложная история. Надо понимать, что главные плагиаторы в истории музыки — это Гендель, Бах, Моцарт, Бетховен и Свиридов… Но считалось, что, если сам Гендель обрабатывает чью-то мелодию, — это великая честь. Наследники Зубова могли бы подать в суд на Свиридова, услышав: «Не уходи, побудь со мною»…

— Но я немного не об этом. Вы говорите о некой доработке музыкальной темы… А я — о том, когда берется чужая мелодия и нагло перепевается.

— А-а-а, как говорил Райкин, «чувствую обман, но не сразу чувствую, что оптический…» Знаете, я вот как-то долго искал музыкальное воплощение стихотворения Николая Рубцова «Снег пошел, и все забылось…» Нашел, сыграл… А мне говорят: «Это же Афанасьев «Гляжу в озера синие». И правда — очень похоже! И лучше ничего нельзя придумать, мы так и написали: использована музыка Афанасьева.

— Переходим к серии последних, но важных вопросов. Искусственный интеллект ныне везде, он быстро учится. Не боитесь соперничества?

— Нет, я думаю, что он, развиваясь, будет стимулировать людей к достижению более высокого художественного уровня. То, что он пишет, нас не будет удовлетворять. Сейчас у нас есть некое понятие о стандарте. Искусственный интеллект будет создавать некий усредненный стандарт, услышав который мы будем говорить: это же написано искусственным интеллектом, создайте что-то свое.

— Вы уверены? А если он сделает это не хуже? Нам останется лежать на печи, жевать калачи и есть бананы, очищенные роботом.

— А платить за эти бананы кто будет? Если за тебя все будет делать искусственный интеллект, тебе все же придется задуматься, в чем ты можешь его превзойти, чтобы заработать на бананы. Если отдать ему все, мы сдохнем от голода.

— Невольно улыбаюсь, так вас забавно слушать.

— Правда, Бог подарил мне ощущение радости жизни, это от многого спасает. А к тому же я раньше думал, что мое время — Серебряный век, но потом понял, что нет, на самом деле мое время — вот оно, оно меня воспитало, и в другом времени мне было бы не по себе. Оно удивительное — и вы это поймете, если задумаетесь, какие возможности есть у нашей эпохи, как далеко шагнула медицина, как продлевают жизнь людям. Очень непростое, но потрясающее время.

ДОСЬЕ

Антон Олегович Висков — член Союза композиторов Москвы, Союза кинематографистов России, Российского музыкального союза, Российского авторского общества. Заслуженный работник культуры РФ, почетный деятель искусств города Москвы.

Арт-директор и композитор Московского хорового ансамбля духовной музыки «Благовест», исследователь фольклора и старинной музыки, автор музыкальных заставок и саундтреков телепрограмм и фильмов, лектор, инициатор просветительских проектов, член жюри многих композиторских конкурсов.

О творчестве говорит так: «Я не творец, я пишу диктант. Иногда пытаешься что-то придумать интересное сам, но не получается. Бог всегда скорректирует...»