Ссора с Голубкиной, поездка в концлагерь и отношения с мужем: тайная жизнь Людмилы Касаткиной

100-летие со дня рождения народной артистки СССР Людмилы Касаткиной, сыгравшей огромное количество ролей на театральной сцене и в кинематографе, исполняется 15 мая.

Забавно, кстати: в творческой жизни народной артистки СССР Людмилы Касаткиной было немало «укрощений»: она блистала и в фильме-спектакле «Укрощение строптивой», и в картине «Укротительница тигров», сделавшей ее знаменитой. Иногда ей приходилось укрощать и свой характер, но коллеги вспоминают ее с невероятным теплом: она только казалась суровой... Окончив ГИТИС, несостоявшаяся балерина Людмила Касаткина в 1947 году стала актрисой Центрального академического театра Российской (ранее — Советской) армии и хранила ему верность всю жизнь.

Касаткина всегда отличалась от всех. В ней ощущалась бешеная, но позитивная энергия, воля и безудержность одной из ее героинь — «мамаши Кураж». Но знали ли мы ее на самом деле? Об актрисе нам рассказал режиссер-постановщик Малого театра Андрей Житинкин.

— Андрей Альбертович, вы познакомились с Людмилой Ивановной, когда она уже была звездой. Ставили с ней спектакль?

— Мы познакомились много лет назад, когда она ходила в «Табакерку» смотреть на Сережу Безрукова — очень его любила, как и он ее. Но так получилось, что моя постановка «Школа любви» стала последней премьерой и спектаклем, где она сыграла. Это была сценическая версия романа К. Хиггинса «Гарольд и Мод». Касаткина играла графиню, которая по сюжету вытаскивает из депрессии молодого парня. Я назначил ей в пару молодого, но уже известного актера Анатолия Руденко. У них была огромная дистанция в возрасте, но дуэт сложился великолепный. Касаткина по-матерински опекала Толю, а он отвечал ей нежной благодарностью. Графиня была с прибабахом, и поначалу пьеса казалась комедией, но потом мы достигали трагических высот, когда Мод уходила. Финал мы оставили открытым.

— В спектакле, по-моему, играла и Лариса Голубкина. А правда, что эти две звезды ненавидели друг друга?

— О, тут забавная история. Когда я сказал, что хочу, чтобы они обе играли в «Школе любви», товарищ генерал, начальство Театра армии, мне заявил, что это невозможно: «И не звоните, они не здороваются!» Я сразу сделал все наоборот, позвонил Голубкиной и рассказал о пьесе. «Вы хотите, чтобы я играла полоумную старуху?» — спросила она. Я ответил: «Полоумную старуху будет играть народная артистка Советского Союза Касаткина, а я хочу, чтобы вы играли мать Гарольда, которая с ней в контрах». Услышав про «контры», Голубкина согласилась. Поначалу они даже не разговаривали, но есть великая философия театра, и потихоньку все смягчалось, потом оказалось, они и не помнят, кто их поссорил, потому что одной говорили невесть что про другую, и в итоге они не то что подружились, но сблизились. Время прошло, кое-какие секреты можно и открыть... Когда мы сдавали пьесу, у Людмилы Ивановны были уже проблемы со здоровьем, и начальство беспокоилось — сколько она сможет отыграть? Я сказал: сколько сможет, столько сможет. И когда Касаткина теряла силы, Лариса Ивановна ее плавно подхватывала и выводила за кулисы. Я был спокоен — она мастерски ее страховала! Воистину говорят «от любви до ненависти один шаг», а тут было наоборот — от ненависти до любви. Когда Людмила Ивановна ушла, мы приехали в театр после прощания, и Голубкина первой взяла слово и говорила, что они вроде были в ссоре, а сейчас она вспоминает ее только светлыми словами…

— Наверное, пьеса шла трудно? Людмила Ивановна ведь и правда болела.

— Нет, она шла прекрасно. Но потом возникла проблема: у Людмилы Ивановны начал «выскакивать» текст. Она сказала мне об этом в полной растерянности, но я мгновенно нашел решение: «Людмила Ивановна, если что-то такое происходит — начинайте бить чечетку!» У нее за спиной было хореографическое училище при Большом театре, балериной она не стала из-за травм, но танцевала великолепно. По роли танец был вполне возможен, для нас же это был знак: надо принять меры. Наготове был человек, который знал, как выйти и «подкинуть» ей слова, а зритель был в восторге, поскольку увидел танцующую Касаткину. Да, физическая форма у нее была невероятной! Когда я был режиссером в Театре на Малой Бронной, она как-то зашла ко мне. «Андрей, смотрите, какая у меня растяжка», — сказала она и сделала вертикальный шпагат, коснувшись ножкой верха стоящего в кабинете шкафа. Я обомлел, а она спросила, смеясь: «Будете со мной работать?» На шпагат и полушпагат она садилась до последних дней жизни, а на репетиции могла лечь на сцену и крутить «велосипедик» или делала «пистолетики».

— И никакой чопорности… А по интонациям Багиры из советского мультфильма «Маугли», которую она блестяще озвучивала, кажется — королева.

— Никакой чопорности! Даже наоборот. Она была в некотором смысле хулиганка. Так, врачи ей категорически запрещали курить. Но пока Колосов (супруг актрисы, Сергей Николаевич Колосов — кинорежиссер, сценарист, педагог, народный артист СССР. — «ВМ») сидел в зале, она за кулисами стреляла у кого-нибудь сигаретку, а если спектакль прошел хорошо, просила в гримерку бокал шампанского. Для нее в этом был кураж. Да, со стороны она могла показаться строгой: всегда ходила в брюках и на каблуках, могла пробасить что-то и даже послать кого-то — за дело, но это была лишь маска. Кстати, о ее хулиганствах: у нас в спектакле был в одной из сцен кальян. Изначально она говорила: «А вот кальян — хороший, я сама пробовала!», но потом начала добавлять разные фразочки, и потом как-то сказала: «Я туда добавила маковых зернышек!», и зал полег от хохота, понимая, что ее героиня покуривает...

— Как они познакомились с Колосовым?

— Подробностей не знаю, но он уже работал в театре, когда она туда пришла. Из оброненной ею фразы «Он добился своего!» я сделал вывод, что Сергей Николаевич настойчиво ухаживал за Людмилой Ивановной. Он выстроил ее кинобиографию, и Касаткина гордилась тем, что Колосов снял для нее больше картин, чем Панфилов для Чуриковой, — это ее фраза. Кстати, вначале она была в большей степени комедийной актрисой, но затем стала играть глубокие драматические роли. В этом, конечно, заслуга Колосова. Для нее было важно, чтобы он был рядом. Самое крайнее место слева в первом ряду партера мы всегда оставляли для него, и я видел, как она иногда бросает взгляд в его сторону, будто убеждаясь: сидит на месте? Значит, все нормально.

— Она была мастерицей перевоплощений. Это дар?

— Все вместе. Но представьте: готовясь сниматься в картине «Помни имя свое», она попросила отвезти ее в концлагерь. Там был уже музей, и она осталась там на ночь — одна, в комнатке нацистского коменданта. В полумраке она бродила по коридорам, рассматривала жуткие экспонаты в витринах, детские ботиночки и все такое. И пережила за это время что-то такое, что позволило ей блистательно сыграть. Кстати, и в спектакле «Школа любви» графиня, услышав голоса чаек, говорит, что это голоса ее подружек, погибших в концлагере. Она — чудом выжила... Это неожиданный поворот в пьесе. Так вот, Касаткина попросила нарисовать ей номер на руке — как делали заключенным. Я понимал, что из зала видно его не будет, но понял замысел потом. Она сама смотрела на него, будто вспоминая перенесенный ад, и по лицу ее катились слезы. И в зале люди начинали плакать, а Руденко на сцене застывал. Вот это мастер-класс!

— Даже странно: сегодня Касаткина вспоминается только с улыбкой, а не в слезах...

— Потому что она несла радость. Однажды я спросил у нее, с каким цветком она себя ассоциирует. Людмила Ивановна ответила мигом: с подсолнухом. Я сначала обалдел: подсолнух? Какойто странный цветок. Но она объяснила: у меня лицо — круглое, но на нем можно что угодно нарисовать. Это правда было так, все гримеры ее обожали. А еще, объясняла она, подсолнух сам радостный и всем дарит радость. И мы с Руденко заготовили для нее сюрприз. В финале он вел ее к себе на день рождения, прося не открывать глаза; было темно, а когда свет вспыхнул и она открыла глаза, вся сцена была утыкана подсолнухами — Касаткина даже вскрикнула.

— Как здорово! А она действительно дружила с Высоцким?

— Да, она не пропускала спектакли с ним. Они подружились, и Людмила Ивановна мне рассказывала, что он ей звонил, когда трезвый, а когда и не слишком, чтобы поплакаться, рассказать о больном, чем-то поделиться. И даже Колосов, безумно ревнивый, это прощал.

— Людмила Ивановна и Сергей Николаевич ушли с разницей в 11 дней…

— Да, они лежали в одной больнице, но в разных боксах, и когда была возможна встреча, Людмила Ивановна красилась и делала укладку, чтобы муж ее видел такой, как и всегда, и не расстраивался, что она болеет и изменилась. Это уже были Ромео и Джульетта наоборот... На этом больничном свидании они почти не разговаривали, им важно было просто увидеть друг друга, и это было больше чем любовь. Это проявлялось во всем. Я всегда удивлялся, кстати, почему он так скромно одевается, вечно в сером незаметном костюмчике. Но он все свои гонорары тратил на свою Люку. «Тебе нужно новое платье, то, се…» Он безумно ее любил и баловал. А еще, к слову, она была фантастической матерью и обожала сына Алексея. Колосов говорил: «Люка, ты же его просто избалуешь, как он потом будет без нас…» Но Людмилу Ивановну было не остановить. Алексей был уже взрослым, состоявшимся человеком, музыкантом, а она видела в нем дитя.

— Говорят, Людмила Ивановна очень многим помогала.

— Очень! Они с Зельдиным брали друг друга за руки и отправлялись выбивать квартиры-машины-звания. Причем у самого Зельдина, например, была крошечная квартирка, ему ничего не было нужно. Даже открытия станции метро «Достоевская» добились они. Ее ведь то открывали, то замораживали, а они мечтали, чтобы зрителям было удобно добираться до театра. А еще Касаткина никогда не была членом партии, а когда ее начали уламывать — мол, придите в горком, там будет комиссия, просто кивайте, и все будет хорошо, она возвысила голос и возмутилась: «В партию — по блату?!» И от нее отстали.

— А «Укротительницу тигров», картину, которая сделала ее знаменитой, Касаткина как вспоминала?

— Она как-то сказала мне: «Я до сих пор вздрагиваю ночью и просыпаюсь в холодном поту». А все потому, что там была тигрица, которая ее невзлюбила. Касаткина реально заходила в клетку, хотя в ее договоре не было прописано ничего такого и никаких трюковых денег она не получала. И вот она как-то зашла туда, и тигрица наподдала ей лапой. Людмила Ивановна полетела, тут надо было включить брандспойты, остановить зверя, но в них не оказалось воды. Ситуация была критической, в клетку влетел дрессировщик, но Касаткина пережила шок, и в фильме, кстати, видно, что она далека от спокойствия.

— Подводя итог, какие главные качества Людмилы Ивановны вы сегодня вспомнили бы?

— Ее позитивная энергетика поражала даже в старости. Она была вспыльчива и, наверное, обидчива, но не была ни коварной, ни жадной, не завидовала никогда и никому. Вы знаете, она понимала, что Колосов — ее выигрышный лотерейный билет. Но она и сама была очень сильной женщиной, очень много сделавшей для своей судьбы. У нее было потрясающее чувство юмора, и как только начинались патока или фальшивый пафос, она мгновенно это обрывала: «По делу-то скажи!» Она все и всегда понимала про нашу жизнь, даже в самые непростые времена.

...Людмила Ивановна Касаткина скончалась 22 февраля 2012 года в Москве. Ей шел 87-й год. Она пережила мужа на 11 дней. Они похоронены рядом на Новодевичьем кладбище.

ЯРКИЕ РОЛИ В КИНО

• Укротительница тигров (1954): Лена Воронцова,
• Укрощение строптивой (1961): Катарина,
• Большая перемена (1973): Екатерина Семеновна, директор школы,
• Принцесса цирка (1982): мадам Каролина.

А 22 марта 2025 года в возрасте 85 лет скончалась советская и российская актриса, народная артистка РСФСР Лариса Голубкина. Она стала известна благодаря роли Шурочки Азаровой в фильме «Гусарская баллада» и другим работам. Как сложился жизненный путь Ларисы Ивановны и как актриса жила в последние годы — в материале «ВМ».