Главное
Путешествуем ВМесте
Карта событий
Смотреть карту
Приметы и советы

Автор

Ян Смирницкий
Федор Конюхов иллюстрирует Писание и готовится переплыть Атлантику на лодке
[b]В Институте Сервантеса в тесном кругу любителей путешествий состоялась презентация нового проекта известного путешественника Федора Конюхова «На веслах по пути Колумба».[/b]Федор собирается в одиночку на гребной лодке переплыть Атлантический океан по маршруту Канарские острова (Ла Гомера) – Барбадос в октябре–декабре 2002 года. С собой он не возьмет почти ничего. Немного провианта, опреснитель воды, бумагу и карандаши. (Конюхов заканчивает курс в Академии изящных искусств в Париже, иллюстрирует разные сюжеты Святого Писания.)Кроме того, на лодке предусмотрен радиобуй, подающий сигналы на спутник, за которым будут следить береговые службы Великобритании.Федор оброс бородой по самые глаза. Кушает мало и деликатно. Картошка в мундире, селедочка под шубой, зелень. Дескать, после изгнания Адама человеку нужны три вещи: еда, одежда и крыша над головой. А деньги… Деньги на экспедицию выделил завод, выпускающий тяжелые грузовики «Урал».Что до путешествия самого Колумба, Конюхов уверен в одном: человек знал, куда шел. Слишком прямолинеен его путь, слишком высока и стабильна была скорость судна, словно бы моряки не боялись подводных рифов, течений и иных всяких каверз.Конюхов хорошо говорил про стихию, в которой он – никому ничем не обязанный – так нуждается. Он не альпинист и не яхтсмен. Особенно смешно, когда к этому прибавляется словечко «профессиональный». Он просто видит красивую гору, рисует ее, лезет на нее.
Развлечения
МИХАИЛ КОЗАКОВ: УМРИ, НО НЕ СОЛГИ
[i]Напоследок он произнес: «Я ужасный зануда. Мне и жена об этом говорит! Боюсь, что в этом интервью я предстал таким же. Да, я могу сыграть роль, давая такое легкое обворожительное интервью, но вряд ли это стоит делать — переходить на иронический тон баек, шуток, отговорок.Да, есть такой путь, и, по-моему, он не так уж плох, может, это даже умнее, чем мое занудство...» [/i][b]— Почему вы вернулись из Израиля? Почему еврей не ужился в Израиле? [/b]— Здесь еще у меня есть друзья, с которыми я могу беседовать на общие темы, перескакивая с литературы на театр, с театра на кинематограф... Вчера, допустим, мы по телефону начали разговор в двенадцать ночи, а закончили в три. За это время с другом можно переговорить о том, о чем с малознакомым человеком не переговоришь и за месяц, потому что есть код, который знают только двое. Это я ценю. Главное, что я не вписался в контекст театральной жизни Израиля, были трудности в освоении языка... Поэтому и вернулся в Россию.[b]— Неужели «социальное» одиночество так задавило вас?[/b]— Одиночество вообще есть свойство человека. Конечно, тяжело. Но, может быть, одиночество и стимулирует волю к творчеству. Вот Пушкин оказывался в Михайловском или в Болдине. А жил бы он постоянно в Петербурге — хрен бы возникла «Болдинская осень»! Мое одиночество в Тель-Авиве привело к обдумыванию тех вопросов, к которым я никогда не пришел бы в Москве.[b]— Что бы изменилось, если бы вы оказались там пораньше лет на тридцать? [/b]— Знаете, я видел там разных людей из России, которые прекрасно вписывались... Да, они ощущали себя счастливыми. Но я — любитель «кухонных разговоров на разнообразные темы». И, конечно, эти «кухонные разговоры» остались только здесь, в Москве. Я благодарен Израилю за ту школу жизни, которая расширила мои представления о мире и о себе. В Израиле я пришел к себе самому, он излечил меня в каком-то смысле... Именно там я понял, что я — человек удивительно московский. «Ордынский»: начинал жизнь в Замоскворечье и заканчиваю ее на Ордынке. Жить в Израиле? Я говорил тогда, говорю и сейчас: Израиль мне понравился, я себе в Израиле не понравился.[b]— Почему вы не переехали из Тель-Авива, скажем, в Нью-Йорк? [/b]— О! Это самый живой город на свете! Но не дай бог даже представить себе, что я там живу! Ой, не надо! Потому что там можно жить только будучи КЕМ-ТО. Не дай бог мне оказаться там в качестве эмигранта: я удавлюсь на второй же день, скорее, чем в Тель-Авиве. И никакая красота Нью-Йорка не поможет. Но я бы не хотел, чтобы у меня не было этого опыта — опыта эмиграции.[b]— Но вслед за опытом следует боль.[/b]— А больно бывает человеку всегда. Разве не больно наблюдать все эти трагедии, навалившиеся на Россию, и чувствовать, что ты ничего не можешь сделать.Постоянное чувство вины...[b]— За что? [/b]— ...Даже по поводу чеченских событий. Да, я чувствую свою личную вину! Я бывал в Грозном, но еще до военных событий, при советской власти: вся эта рана была скрыта, нарыв был загнан внутрь.[b]— Так какой же ответ можно дать на происходящее? [/b]— Очень сложно дать ответ. Другое дело, спроси моих родителей, а каково им было тогда — в тридцатые годы, в Великую Отечественную, да и позже? Было еще тяжелее. Мне сейчас 66 лет. Я пережил все эти политические эпохи и должен сказать, что трудно было всегда. Просто было лишь приспособленцам, карьеристам, накопителям, то есть людям, которые цинично смотрят на жизнь. Они замечательно существовали. А мы верили. И понимали, что заниматься искусством — это и роскошь, и внутренняя потребность одновременно. А любой шаг в сторону, измена самому себе тут же приводили к запоям...[b]— Вы упомянули циников, но многие актеры, играя «гадов» на сцене, играют гадов и в жизни.[/b]— Это отсутствие души. Я знаю таких людей — они неглубокие актеры: они могут блеснуть, но СУДЬБЫ у них не будет. Я, кстати, очень люблю чужие таланты...[b]— Неужели вы не завидуете им, ведь вам не грех уверовать в собственную гениальность? [/b]— Как мы легко разбрасываемся словами! Давайте скромнее: не гениальность, а способности. Я видел поразительно талантливых сверстников. Другое дело, что меня одарил бог счастливым свойством белой зависти. Иногда хвалят и меня: мол, лучше всех читаешь стихи. Да ничего подобного! Я знаю, что Зиновий Гердт читал Пастернака намного лучше, а Юрский куда лучше обращается с прозой. Я искренне пытаюсь ответить на ваш вопрос. Объективно понимаю, что обязан считать себя счастливым человеком, несмотря на все пережитое... Знаете, как сказал Довлатов: «Самое трудное в жизни — это ее прожить». Это трудная мысль, которую человек додумывает до своего последнего часа. И не потому что так страшно исчезнуть, тем более что есть великое «БЫТЬ МОЖЕТ». Но исчезать страшно! [b]— Как? [/b]— Как ты встретишь свой смертный час? Мне приходилось быть в пограничных ситуациях. Один раз очень легко... Даже подумал, зачем они вернули меня к жизни! Какой покой! Секунда, а потом — ничего.[b]— Вам не страшно умереть? [/b]— Не-а. Это только в молодости страшно... У меня в детстве была такая мысль: господи, какое счастье, что я родился! А ведь могло быть так, что и не родился бы вовсе! А в юности: я никогда-никогда-никогда не умру! Нет, смерть пугает только в детстве.Потом уже смиряешься. А вот болеть — это погано. Смерть не страшна, страшны страхи смерти. Вот их надо уметь гнать от себя. Хотя это легко сказать. Но нужно. Мне лично помогла отогнать их работа (я — трудоголик) ...люди ...дети ...друзья ...водка! Хотя очень грустно терять друзей.Вообще, на этой земле меня удерживает мысль, что мои дети еще не стоят на ногах, их надо поднять, поэтому надо еще пожить… [b]— Вам, возможно, говорили, что вы мрачный и трудный человек? [/b]— Почему же? Я умею радоваться. Просто заниматься ремеслом приходится в мучительных условиях, но, с другой стороны, нельзя зацикливаться на этом, уходить в быт, нельзя думать о том, что вчера какойто критик смешал тебя с дерьмом.[b]— Вы сами никогда не лгали? [/b]— Девушек в молодости, случалось, обманывал. А вообще, для меня главное: умри, но не солги. Это жутко трудно! Может быть, поэтому меня и называют «трудным человеком». А с другой стороны, чем я «труднее» других? Есть много радостей даже в моем возрасте.[b]— Появляются новые друзья? [/b]— Друзья у меня всегда были старше, чем я, на двадцать, двадцать пять лет. Знаете, появляются товарищи, в том числе и из молодежи, — а это уже немало. Я к ним тянусь больше, чем они ко мне.[b]— К родному городу тянет? [/b]— Я так переживаю за мой Питер! Будучи одним из самых гениальных по красоте городов, он все еще находится на грани реанимации. А Москва уже зажила, я вижу хорошо одетых молодых людей... Я люблю, когда мало машин, особенно летом, пройтись по Москве пешком. И по Ленинграду тоже люблю, но у меня сердце кровью обливается, когда я вижу нищету дворов, дома, покрашенные временной краской...
Развлечения
МАРК РОЗОВСКИЙ: НАС ЖДЕТ АПОКАЛИПСИС
[i]Наш разговор с художественным руководителем театра «У Никитских ворот» Марком Розовским начался с вопроса о его последней постановке, посвященной памяти отца Александра Меня.[/i][b]— Вы знали его? Почему вы «подняли» этот образ? [/b]— Нет, я его не знал, не был его учеником. Но он даже после смерти своей продолжает реально, конкретно и сущностно влиять на людей, в том числе и на меня. Хотя я не считаю себя верующим человеком. Но меня интересуют герои...[b]— Герои? То есть он для вас — герой? [/b]— Отец Александр? Конечно, через сотню лет, а может, и раньше, его, уверен, возведут в святые. А пока он — герой в чисто театральном смысле. Я понимаю всю вульгарность игры, изображения Александра Меня на сцене, поэтому у меня нет актера, который играл бы его роль. Когда-то боялись играть Ленина, Сталина, но все-таки были созданы сии знаковые фигуры в искусстве соцреализма. Этим путем я идти не хотел. Я не хотел создавать некую биографическую пьесу. Но опирался на документальную основу, учитывая тот факт, что наша публика весьма забывчива, имеет короткую память. Вся беда в том, что общество было заражено, и только лучшие люди Отчизны, извините за высокопарные слова, исполняли свой человеческий долг благодаря тому, что они были … чужды своему народу, они чужды черни, всей этой толпе! Эти люди брали на себя всю вину и все страдания...[b]— Вы на себе когда-нибудь ощущали это состояние? [/b]— Что значит «ощущал»? Я пытался на протяжении всей своей жизни творить честно. Я всегда считал себя свободным.[b]— Даже от цензуры и от власти? [/b]— Но она же указывала путь. В меру своих сил писал что-то, зачастую в стол... Театр «Наш дом» закрыли в декабре 1969 года за антисоветчину, потом я многие годы был безработным и, мало того, мое имя было запрещено упоминать. Меня как бы и не было. Хотя меня не посадили, как некоторых моих друзей, — они-то как раз и были настоящими героями, их забирали в тюрьмы и психбольницы...[b]— Ломали? [/b]— Что значит «ломали»? Надо знать, что такое наш лагерь. Это место уничтожения, а не перевоспитания. Да, может, кто-нибудь и шел на сделку со своей совестью в такой ситуации, но осуждать их я бы не стал. Когда другому больно, а тебе нет, то прими эту боль так же, как они, — тут-то и начинаются для тебя главные испытания. Поэтому я не люблю, когда ругают шестидесятников: да, среди них были и приспособленцы, но... А сегодня у многих я наблюдаю тоску по советской системе — они просто являются фантомами этой системы! [b]— Была публикация в газете «Русская мысль» по поводу премьерного спектакля. И возник вопрос: так почему же все-таки общество убивает священника? [/b]— Потому что общество больное. Причем болезнь прогрессирует.[b]— Что же будет? [/b]— Это не я вам должен отвечать.[b]— А кто? Вы как деятель культуры...[/b]— Нас ждет Апокалипсис, то самое «царство зверя». Все признаки налицо. Например, если сегодня в Московском университете защищает диссертацию некто на букву «Ж» и ученый совет рукоплещет, то я могу только развести руками и сказать, что Московский университет в очередной раз себя опозорил. Когда-то Фет, проезжая мимо университета, высовывался из пролетки и трижды плевал в сторону здания... Если бы Фет узнал про господина «Ж», ставшего доктором наук, он заплевал бы МГУ до крыши, до самого шпиля! [b]— Ваше отношение к политической действительности? [/b]— Массы, как я слышал, требуют сильной руки. Массы избирают Президентом человека, который краеугольным камнем своей политики делает силовое давление на тех, кого считает своими противниками... Не подумайте, что я говорю о Путине как его противник: у меня еще теплится какая-то надежда, но с каждым днем она все больше тает и тает. Если Путин хочет строить сильное демократическое государство, которое он провозгласил, прежде всего пусть протянет руку демократам.[b]— Демократы были у власти и все провалили. У них был шанс...[/b]— Они ничего не провалили: с одним шансом ничего не сделаешь! Если бы после победы над гитлеровской Германией у господ Эрхарда и Аденауэра в парламенте было бы большинство гитлеровцев, то они бы ничего не сделали и немцы не имели бы ФРГ, понимаете? Что дали демократам? Девять месяцев правления, построенного на борьбе одной системы с другой! И то Гайдар был «и.о.»...И все хорошее, что было сделано, — было сделано именно тогда. Была спасена Россия от полного разрушения и голода, потому что оставалось продовольствия где-то на три дня, а где-то — на три часа. Да, был отпущен рубль. И возник в нашей жизни доллар.Это было сделано тогда, но после этого никто уж ничего не сделал: ни Черномырдин, ни следующие... Но демократами была сделана лишь одна сотая того, что они могли бы сделать, если бы им не вставляли палки в колеса истории. И этот процесс будет длиться еще сто лет. Еще пять поколений станут заложниками этого посткоммунистического пространства. Ведь как Зюганов говорит: мы — за Путина, но против программы Грефа. Да тогда что Путин, что не Путин — все равно будет голодуха.[b]— Вы в Чечне были? [/b]— Да, в детские годы, когда меня бабушка, спасая от немцев, везла из Анапы через Грозный в Махачкалу. Мне было четыре года. Моя русская бабушка Александра Даниловна Губанова спасла меня от бомбежки на станции Тоннельная, она меня накрыла своим телом и в этот момент получила ранение в ногу — осколок бомбы. Это бомбили наш поезд. И все же она довезла меня до Москвы. Тут можно многое вспомнить. Мы приехали в Красноводск, жили сорок дней на улице, и там у нас украли последний чемодан... А бабушка меня не бросила: она должна была попасть в госпиталь, а я — в детский дом. А у нее была идеяфикс — привезти меня в Москву к своей дочери. В Анапу мы приехали 17 июня 1941 года отдыхать, а 22-го началась война.Анапа была в те годы детским курортом... Потом бомбежки смели город с лица земли, там были страшные бои. Я как раз не разделяю иронии людей в адрес Малой Земли только потому, что это связано с Брежневым. Там была такая мясорубка! Такая кровавая каша! Там столько людей наших полегло! У меня был товарищ — писатель Миронов, он постарше меня, не слишком был известный писатель, но очень хороший человек, фронтовик. Я у него однажды спросил: «Что у тебя было самого страшного на войне?» Он говорит: «Самое страшное — это рукопашная схватка, недалеко от Малой Земли, тоже под Новороссийском, между Анапой и Туапсе. Представь себе — лето, жара, море Черное! Как говорится, птички поют, кузнечики стрекочут... А нам выдали по 150 грамм водки, нас — пятьсот человек и их — восемьсот или тысяча. И мы с ножами на них! И я до сих пор слышу этот вой — мат, немецкая речь, хрип, сип, и мы пятьсот — на восемьсот! Представляешь, что это такое!» Вот это война! Война — это не стихи о войне и не кино о войне. Это резня, массовое кровопролитие.И в Чечне идет самая настоящая резня, там творится злодеяние.Нет там никакой «антитеррористической операции»! Были бы на нашем месте американцы, они провели бы в один миг антитеррористическую операцию. Бандиты были бы ликвидированы... А что происходит: то тут семь гробов, то там восемнадцать гробов, то тут тридцать шесть... Где эта операция? Я не могу ее усмотреть! Если есть Хаттаб и Басаев, то надо... Но вся беда в том, что война — это не кровь, кровь — это для нас, для обыкновенных людей, но она же ничего не стоит! А война — это деньги. Большая война — большие деньги. Но иногда маленькая война может давать большие деньги. Эта война нужна тем, кто здесь и там получает за нее очень большие деньги. И это никогда не закончится. Это как ремонт. Вот это мое здание можно полностью отремонтировать за три месяца — дать деньги и сделать. Но мне будут выделять эти деньги на протяжении десяти лет, они, естественно, станут утекать в разные стороны, и ремонт будет длиться десять лет. И так же война, пока не будет вырезана сама раковая опухоль.[b]— Что вы имеете в виду? [/b]— Под раковой опухолью я имею в виду раковую опухоль.[b]— От кого сегодня зависит ваш театр? [/b]— Мы целиком зависим от тех средств, которые нам выделяют московское правительство, Главное управление культуры Москвы. Мы начинали как хозрасчетный театр, в 1991 году нам сказали, что эксперимент закончился нашей победой, удался, мол, мы выжили, и теперь нас будут содержать. Мой принцип очень простой: я никогда ни с кем не борюсь, я просто ставлю перед фактом. Кстати, наш театр — это бывшая коммунальная квартира.От этой стенки до вон той были комнаты, система коридорная: на тридцать восемь комнаток всего одна уборная... Помню, мне дали бумажку и сказали: вот тебе театр, и ни одного рубля! Помню, как мы начали играть спектакли и, следовательно, надо было тотчас платить зарплату.Выписать зарплату можно было только в том случае, если у театра есть своя печать. А мы приходим — нам говорят: печать через четыре месяца: «Сейчас у нас большая очередь, большая перестройка, в общем, только через четыре месяца». А как платить?! «Мы ничего не знаем, пошел вон!» Мы пошли вон на другую сторону улицы, купили четыре бутылки коньяка. Снова заходим, держим эти четыре бутылки за спиной. «Мы снова, извините, но нам нужны печати завтра!» Ап, вынимаем руки из-за спины и с шумом ставим эти бутылки на стол. Чиновник берет их за горлышки, убирает под стол и говорит: «Завтра не получится! Через четыре дня!» Так создавался театр «У Никитских ворот».[b]— Марк Анатольевич Захаров достигал своего иными методами? [/b]— Да уж! Видите ли, мой тезка Марк Анатольевич в свое время сжег партбилет, а мне-то и сжигать было нечего — я «в ей» и не состоял. Сейчас многое стали забывать! Забыли, что Виктюк ставил «Возрождение» в Малом театре, что Васильев был худруком спектакля о Ленине во МХАТе, я уж не говорю о Товстоногове или Любимове. Мы этого в студии «Наш дом» никогда себе не позволяли. Уж если и был театральный самиздат, то это были мы! [b]— Кагэбэшники угрожали вам расправой? [/b]— В студенческие годы меня не вызывали в КГБ, но стукачей, конечно, подсылали, а когда мы издавали альманах «Метрополь», у нас был человек по прозвищу Пенек, который «курировал» нас, он отвечал за Гришу Горина, Витю Славкина и меня, то есть за «молодых» сорокалетних драматургов. Такой милый человек! С Пеньком было много душеспасительных бесед, он приходил в дом, с ним надо было пить водку... Он был сотрудник ВААПа, а главой — генерал КГБ Ситников, который имел штат этих самых «кураторов», поэтому все писатели были разобраны пофамильно.Нас постоянно «пасли». Сегодня нас тоже кто-то «пасет».[b]— Даже сегодня? [/b]— И сегодня! Я имею в виду: «всех нас» кто-то пасет! Или вы не знаете — кто?
Развлечения
ЖИТИНКИН НЕ ЖЕЛАЕТ ОСТАВЛЯТЬ ЗА СОБОЙ НИ ЕДИНОЙ УЛИКИ
[i]Первым открыв сезон в Театре на Малой Бронной, Андрей Житинкин первым же подытожил свои более чем десятилетние поиски «режиссерского камня», променяв вечность на витальность. Он и в самом деле не желает оставлять за собой ни малейшей улики: «Я потому и занимаюсь театром, что — слава тебе, Господи! — от него ничего не остается. Как не останется и от меня, за исключением, может быть, едва уловимого подсознательного отравления Житинкиным.Смотрите: я перестал быть брэндом!» [/i][b]— Вернувшись из США, вы явно пересмотрели для себя ряд понятий. Как это отразится на грядущих премьерах, например, на толстовской «Анне Карениной»? [/b]— Будет четко проявлено, что Анна – морфинистка, и в этом заложена мотивация многих ее поступков. Лев Николаевич был великолепно осведомлен о наркотическом воздействии на человека. А потому не мог прописать тему «морфинизма» вскользь. Но не надо думать, что это хоть на йоту очерняет Анну. Наоборот, полнее раскрываются ее сущность, расчетливость, слабость и неумение справиться с тем компьютером, что в ней засел. Моя задача налицо: вытащить спектаклем цельный и полнокровный образ, а вовсе не то, что осталось от Карениной в кинематографе, – огромные глазищи Татьяны Самойловой, и все. Все! Или послушать в Бахрушинском театральном музее записи спектакля, где заглавную роль играла Алла Тарасова: да вы сойдете с ума от ее бесконечных завываний, чудовищной фальши в интонации, якобы теплоты в голосе! Туфта, пошлятина – хуже мексиканского сериала! Мне было бы дороже, если бы я знал, что Тарасова гениальна, и не сомневался! Зачем я прослушал эту пленку? Лучше бы она сгорела к чертовой матери! [b]— В белой Японии есть только один уважаемый муж, что всю жизнь фотографирует только белую Фудзияму. Есть только один поэт, всю жизнь слагающий семистишия-хокку только о белом снеге. В чем Житинкин нашел свое «только» и свое «белое»? [/b]— В самозабвенном уходе во внутренние путешествия. Недавно я отдыхал в Нью-Хемпшире. Можно было лишь позавидовать, глядя на ландшафт, меня окружавший: в озерной глади отражался замок, лес вдалеке, под ногами – персональный пляж для миллионеров… Я не миллионер, меня пустили за «просто посмотреть». И вот я плыву. И вдруг… вижу три радуги одновременно! (Там горное озеро, формирующее свою систему туманов.) Я настолько залюбовался этим явлением, что перестал грести и, нахлебавшись воды, едва не пошел ко дну из-за… да, эстетического потрясения! Кто это – Бог или бог знает что, но это настолько красиво, что непередаваемо ни в одном из искусств – ерунда будет, скажут, что какой-нибудь Никас Сафронов одно прикрутил к другому! И я давно для себя сформулировал, что жизнь – это сиюминутность ощущений. А количество денег на сберкнижке меня не волнует, поверьте! Как пошутил один артист, к гробу багажник не приделаешь. У меня нет дачи, машины, я ненавижу спорт, возню с механизмами. Но у меня есть вещи, которые составляют только мое счастье. Когда я поймал Теннесси Уильямса на том, что он своровал две ремарки у Чехова, то был счастлив настолько, что прыгал до потолка в собственном кабинете! Я разгадал в какой-то степени… [b]— …прежде всего самого себя? [/b]— Да… Вот вам и пример: то, что мы сейчас делаем с вами, лишь формально интервью, в любом случае это некая разновидность интеллектуального секса, когда попадаешь в чужой поток сознания и разгадываешь бесконечный кроссворд человеческой души!.. Тут-то и застает тебя твое счастье, ибо в эти мгновения ты уподобляешься Творцу иль паркам, нити расплетающим. За это я так ценю побег в зону внутренних – как по Камю – приключений; они мне намного дороже, чем внешние. Сколько раз у меня блестели глаза от слез на собственных спектаклях! [b]— Самолюбование? [/b]— Отнюдь. Я смотрел и не понимал, как это сделано, будто бы и не я режиссер; глубоко уходил в себя… [b]— Разве это не опасно? [/b]— Еще как! Вспомнить ту же Америку: сытая страна, где чувствуешь себя беленьким чистеньким травоядным кроликом. Никто не курит, никто не пьет, все плавают, все бегают, следят за процентностью холестерина, жрут экологически безопасные продукты. При этом, правда, с удовольствием смакуют фильмы Тарантино, где герои отрезают друг другу уши, но в целом все благополучно! Однако это не исключает обстоятельства, что в какой-то момент происходит щелчок, и милый подросток, схватив автоматическое ружье, расстреливает полкласса.[b]— Но общение с цивилизацией все равно необходимо? [/b]— Вырваться из нашей «черной дыры», чтобы почистить организм, никогда не помешает. Но это чисто физический допуск экологии. Однако когда экология касается нравственности, это уже напоминает стерильность.[b]— То есть? [/b]— Стерильность, пастеризация – как вам будет угодно. Например, в кругу друзей не принято говорить о неприятном, о болезнях… Нельзя, как в России, зайти спонтанно в гости часа в два ночи, заблаговременно спросив: «У тебя есть или мне принести?» У них на месяц вперед расписаны все визиты, определена какая-то жуткая система подарков. Дурдом! Мне же по душе сумасшедшие типа Джека Николсона, что закрывается у себя в апартаментах и киряет с друзьями всю ночь, утром же спускается в супермаркет в одних тапочках, требуя опохмелку и закуску.[b]— Это должно быть нормой? [/b]— Нет, конечно. Но этим художник платит за то самое «иное зрение», которое так ломает обывателю мозги. Обывателю, который погряз в бытовой жизни… Здесь уместно вспомнить Чехова: «Можно есть, пить, носить пиджаки, но это еще не будет значить, что ты живешь»… [b]— Странное утверждение. Носить пиджак тоже надо уметь, он еще не всякому будет к лицу. Да и деньги нужны на хороший пиджак.[/b]— И меня засасывает бытовуха, когда я вспоминаю, что не оплачены квартира, телефон, ремонт, жратва, одежда… Я на этой грани быта-небыта всегда осторожен. Иногда быт – это спасение от страшных мыслей о смерти, о бренности всего сущего.Быт – это та анестезия, которой заговаривают зубную боль. Огромное количество одиноких женщин во что бы то ни стало рожают ребенка – только затем, чтобы обрести или продлить себе «смысл жизни»… [b]— Это очень безнравственно. Вместо того чтобы поступить честно – вскрыть вены в горячей ванне, они плодят детей, как плодят ложь. Так? [/b]— Да. Рожают и об отце даже не вспоминают, ведь сейчас повсеместно распространено искусственное зачатие: женщина вообще не знает, чья это сперма, она ее просто купила… Представьте, потом, когда ребенок открывает рот, его надо чем-то кормить, во что-то одевать, появляется миллион проблем и трудностей. Вот тут-то женщина по-настоящему расцветает! А как поползла бы вверх кривая суицида, если бы она не купила эту сперму! Да, все в нашей жизни – наркотики, все – лишь побег от довлеющей над тобой мыслью о самоубийстве. Речь, разумеется, о тех, кто живет, а не спит по жизни.Михаил Козаков, репетировавший у меня Шейлока в «Венецианском купце», на одном из спектаклей загрустил: «Жалко! Все мы уже сыграли!» Я говорю: «Да отчего же жалко – такой успех!» «Ты не понимаешь: вот мы придумали себе энтакую высокоинтеллектуальную игрушку на полгода. Полгода мучились, отвлекались от смерти. А чем сейчас забить мозги?» [b]— За каждым из нас ежесекундно идет смерть с двустволкой наперевес, грозит: только сосредоточься на себе, только попробуй! Неужели нет от нее спасения? [/b]— Никакого. Для этого, наверное, и нужно есть, пить, носить пиджаки с оборочкой. Чтобы тихой ночью, когда остаешься один на веранде, тебя не подкараулил самый конкретный вопрос твоей жизни. Поэтому стоит задуматься, какой ценой вы процарапаете имя свое на глянцевом шарике, нареченном «Вечностью».[b]Досье «ВМ» [/b][i]ЖИТИНКИН Андрей Альбертович. С отличием окончил актерский (курс Людмилы Ставской) и режиссерский (курс Евгения Симонова) факультеты Училища им. Щукина. Дипломный спектакль «Вье каре» поставил в «Современнике». В театре им. Ермоловой, руководимом тогда Валерием Фокиным, поставил нашумевшие спектакли «Снег. Недалеко от тюрьмы», «Роковые яйца» и «Калигула». Долгое время сотрудничал сразу с несколькими театрами: «Поле битвы после победы принадлежит мародерам» в Сатире, «Мой бедный Марат», «Венецианский купец», «Милый друг», «Желтый ангел» в Театре им.Моссовета, «Псих», «Старый квартал», «Признания авантюриста Феликса Круля» в Табакерке, антрепризный мюзикл «Бюро счастья» и многие другие. Аншлаговый успех спектакля «Нижинский, сумасшедший Божий клоун» в Театре на Малой Бронной привел к решению пригласить Житинкина на пост главного режиссера театра. Режиссер принимал участие в создании Центра реабилитации, где поставил с глухонемыми актерами спектакли «Танго» и «Трое в открытом море». Недавно снялся в телевизионном проекте «Искушение Дирка Богарда» в роли Лукино Висконти. Ведет активную преподавательскую деятельность на Западе.[/i]
Развлечения
АЛЕКСАНДР ГОРБАНЬ: В ТЮМЕНИ НА КУХНЕ Я ОБЩАЮСЬ С ЧЕХОВЫМ
[i]Недавняя постановка «Вишневого сада» режиссера Александра Горбаня хоть и пришлась на Тюмень, однако немедленно оказалась в списке номинантов на «Золотую маску», что, имея в виду череду блестящих и полюбившихся народу постановок (от «За двумя зайцами» до «Левши»), дает Александру Николаевичу право на собственную оригинальную и уравновешенную позицию.[/i][b]— Я знаю массу людей, что скручивают «на нет» ручку радиоприемника, едва только DJ упоминает о театре.[/b]— К несчастью, я не знаком с ними, а то бы пообщался. Да, нынче все расслабляются – одни с проститутками, другие – сами будучи таковыми, третьи… идут в режиссеры или балдеют от тайского массажа. Но я не желаю из театра устраивать развлекаловку! Хотя «спасать искусством» тоже никого не стану.Никого не спасешь. Никого не убедишь. Я делаю ставку на жесткую армейскую дисциплину вкупе с высоким творческим началом. Не знаю, для кого как, но, по мне, сейчас слишком много демократии развелось. И театр не исключение: «Э-эй, братцы! Пьем до утра: и-и ра-ааз! А проснемся бухими – добавим еще: и-и два!!!» Не хочу бардака! Уже наелись под завязку. Хочется, чтобы в театр приходили здоровые, чистые, красивые люди. Разве это так много? [b]— Кстати, о развлечениях. Вы согласны, например, с Петром Фоменко, который словно умышленно отводит от своих спектаклей и зрелищность, и внешнюю остроту сюжета, – это не обедняет театр? [/b]— Обедняет? Работа Фоменко – это высший пилотаж. Вот так, без лишних эпитетов и сравнений. Только не сразу это понимаешь. Еще бы! Нас так и тянет на авангард. Вся Европа, Америка, да кто угодно давно выжали из русского театра все, что могли выжать, а мы… Мы продолжаем соблазняться каким-то сраным авангардом столетней давности… А Петр Наумович – мастер, умеющий ставить в любом жанре, тонко чувствующий победу.Помню генеральную репетицию в Вахтанговском своего спектакля «За двумя зайцами»: ор, шум, гам, куча людей, какаято перебранка, у меня пульс – сами понимаете… Вдруг ко мне подходит ассистент: «Вас Петр Наумович на пару слов!» Я чуть не послал: «Какой еще Петр На…» Однако сообразил, бросился его разыскивать. И тут – до премьеры, до репертуарной раскладки — он заявляет, что спектакль удался, что спектакль сенсационен.[b]— Позвольте маленькую зарисовку: допустим, два театроведа пришли на спектакль. Обоим спектакль не понравился… [/b]— Заплатишь побольше – понравится! [b]— Может быть, но я не об этом. Так вот, один из них в финале зааплодировал вместе со всеми, рассудив, что «руки не отсохнут», другой же просто молча вышел вон. Вопрос: будете хлопать, когда хочется плеваться? [/b]— Всегда! [b]— Вы так добросердечны? [/b]— Если кто-то повел себя некрасиво – это его проблемы. После конфликта я стараюсь сгладить все углы, чтобы ни в коем случае не оставалось недоговоренностей. Цитата к случаю: «С врагами я разберусь. Что мне с друзьями делать?» По сути моя профессия – привносить в мир людей побольше комфорта.А если не желать здравия или покойной ночи – может, и вовсе не стоит жить?.. Тем более познавая сложную науку не жизни, но выживания. Мне-то проще – глядите: одни кости да жилы. А дребезжал бы излишним жирком – сожрали б за милую душу! Сегодня просыпаюсь утром: ни горячей воды, ни холодной, ни газа… Но глоток кофе никак не помешал бы. Газа нет – бери кипятильник; его нет (увезли на дачу) – бери электрический чайник. Но чайника тоже не оказалось. Пришлось варить кофе на утюге.[b]— Иному человеку, оставшемуся без утреннего кофе, ничего не стоит впасть в депрессию… [/b]— Ай, не люблю зануд да нытиков, их так много развелось! Работать надо. Тогда никакой депрессии не будет. Ясно? Боюсь показаться резким и плоским, но жизнь многому учит. Раньше я был добреньким, а сейчас стал… добрым. С рычащей буквой «р».[b]— А вам не приходило в голову, что однажды в жизни вы крупно ошиблись и все ваши рассуждения – пшик? [/b]— Посмотрите по сторонам: это мы с вами ходим – светлые, красивые, любящие, воспитанные, образованные, хорошо одетые люди. Ходим и болтаем, находясь в порочной круговерти эгоизма. Всю социальную боль, все, чем дышит народ, я ношу в себе, не забалтывая и не утрируя. Сидя на кухне где-нибудь в Тюмени, я ни много ни мало общаюсь с Чеховым, и не потому, что я – повернутый, просто хочу поделиться своей любовью и, может быть, найти ключ к современному миропониманию.[b]— Любое знание подразумевает личную ответственность. Вы можете тысячекратно быть очкариком, но с нравственной точки зрения распорядиться своим знанием не сможете.[/b]— За то, что мы порушили все нравственные институты и каждодневно не стремимся к светлому пределу, – все будем жестоко наказаны. И наказание уже в пути. У меня 14-летняя дочь. Но голова у нее совсем другая, нежели у меня: вместо мозгов – компьютер, иначе не скажешь. Был момент, когда компьютер настоящий у нее сломался. Гляжу: стала с бабушкой больше общаться, книги читать. Сейчас снова сидит за компьютером. И все семьи такие. Мы не передаем своим детям того, что должны были бы передать. Даже на «ремнем по заднице» нас перестало хватать.[b]— Но вернемся к театру.[/b]— А на театр – погибает он или нет – обычно смотрят двояко. Исторически так: было всегда и будет... Применительно же к дню сегодняшнему: молодежью никто не занимается, среднее поколение махнуло на себя рукой, стариков – кого не похоронили – списали, из провинции золотые кадры не черпают. Чураются: дескать, не Москва. Нет никакой провинции, кроме как духовной! Раньше в актере порода сидела, а сейчас все держится на технике или интуиции.[b]— Так какой же театр вы выбираете? [/b]— Вишневый. [b]— ? [/b]— Вспомнил знаменитый спор Чехова и Станиславского: какой же это сад собрались вырубать — вишнёвый или вишневый? Вишнёвый сад всегда в цвету, и перевести его на щепки – варварство. Вишневый же цветет и плодоносит в последний раз – такой он старый. Вырубив его, только оздоровишь атмосферу вокруг… Я выбрал вишневый, трактуя его судьбу как диагноз нашего общества.[b]Досье «ВМ» [/b][i]Горбань Александр Николаевич. Родился 28 сентября 1960 года. Заслуженный артист России. Много ставил в провинции (например, «Вишневый сад» – в Тюмени). Несколько лет работал у Константина Райкина в «Сатириконе» («Хозяйка гостиницы», «Мнимый больной»). Ставил спектакли в антрепризе («Игрушечный побег» в Театре Антона Чехова), в Театре имени Рубена Симонова («На всю катушку»). До последнего времени был штатным режиссером Театра имени Евгения Вахтангова («За двумя зайцами», «Проделки Скапена», «Левша»). Ближайшие премьеры режиссера — «Контрабас» Зюскинда в Тюмени, комедия «Семейный уикенд» в Театре имени Рубена Симонова.[/i]
Развлечения
ХОЧУ ЖИТЬ ВЕЧНО!!!
[i]Г-н Захаров, владелец издательского дома собственного имени без «ять», на секунду задумавшись (что выразилось в лукавом прищуре глаз через «интеллигентские» линзы), уподобил себя Николаю Первому, который под страхом скорой расправы запрещал газетчикам писать о себе всяко: и хорошо, и плохо. Я не как все.Я не причислен к толпе, прочь от меня, прочь!.. «Лучше посудачим о детках моих – книжках моих, сам же я… хочу стать Кощеем Бессмертным, чтобы жить вечно! За это – заявляю всем, заявляю сейчас – готов продать всю свою душу без остатка, – берите!» [/i][b]На прилавке должно быть все! [/b]Зачастую во мне видят «родителя» того или иного писателя. Что ж, спорить не стану: написать и издать любой дурак сможет. Но я беру на себя еще и функции торговца, имеющего право на заказ. Акунин тому показательный и далеко не единственный пример: три года назад его первый роман «Азазель», выпущенный тиражом в 10000 экземпляров, продавался около десяти месяцев. Теперь эти тысячи я сбываю в три дня при отсутствии какой бы то ни было платной рекламы. Так брошенная искра привела к «акунизации всей страны». Оптовики наседают: «Игорь Валентинович, народ требует подробное жизнеописание Акунина!» Но сам Акунин не согласен: «Что им интересно знать? Как звали мою первую жену?» Да-с, Акунин укоренился, втерся в доверие, теперь «полагается». И мне много легче: издавая какогонибудь Тучкова*, я допускаю высокий процент продаж, ибо теперь и Захарову доверяют. Да, жил-был постмодернист Владимир Тучков, широко известный лишь в узких м-м… кругах. За свои литературные дарования Тучков получал в качестве авторских отчислений сотню экземпляров своей же книжки для последующей реализации. Несправедливо? Вот и я, позвав его на творческую кухню, не манерничаю: да, несправедливо! Так напишите лучше для меня, но только… оставьте, ей-богу, ваши модерновые замашки! Я представитель широких (не вульгарных!) демократических слоев читателей и мне нужен роман с сюжетом, а то наша классика так и кишит достоевскими да толстыми, рассказчика же толкового, вроде Стивена Кинга или Сидни Шелдон, днем с огнем не доищешься! «Писатель больше чем писатель, поэт больше чем поэт», а где литература для нормальных людей?! Я люблю Маринину, вы любите Акунина, кто-то любит Тютькина или Пупкина, попа, попадью, попову дочку – все должно быть на прилавке! Вы спрашиваете, заткну ли я завтра Акунина в помойное ведро, заходясь в манипуляциях с читательским вкусом? Нет. Большинство книг, мною изданных (около сотни за три года), уж точно проживет хотя бы полную человеческую жизнь. По двум причинам. Либо это «вечные» мемуары, как, например, воспоминания академика Ландау о семье своей, экзотичной, исповедующей свободную любовь… Либо это «книжки с погоста» – ныне забытое, увлекательнейшее чтиво былых времен, такое, как первый авантюрноплутовской роман Фаддея Булгарина «Иван Выжигин», вышедший еще в 1829 году.[b]Уточнение [/b]Я про себя всегда говорю: «Умный-умный, а дурак!» Хотя «дурак» – слово явно бессмысленное.[b]Книгу надо сделать! [/b]Разумеется, книга для меня не является объектом коленопреклонения. 25 лет жизни я провел в качестве журналиста, редактора, чиновника от журналистики – служил в Агентстве печати «Новости», потом в качестве пресс-атташе советского посольства в Канаде, в «Независимой» etc. Разве найдется редактор, который будет просиживать штаны в ожидании, когда гений пера иль проныра-репортер положит ему на стол свои какашки! И книга не упадет с небес, ее надо сделать.Что есть книга? Тот же газетный текст, только длиннее. Для чего люди читают? Чтобы убить время в метро, иными словами, языком для… удовольствия. Я могу долго возмущаться, что моих современников ничего не волнует, что все они поголовно тупые, но других-то нет! Как по известному анекдоту, когда Фадеев стал жаловаться Сталину, до чего ж пошли поганые писатели – один пьяница, другой тунеядец, Сталин нетерпеливо отмахнулся: нет у меня других! А кайф в чтении – это первичный посыл, инстинкт, если угодно, как едят для того, чтобы не умереть с голоду. Хотите кушать? Я должен предложить вам пирожок – вкусный и недорогой, не вызывающий поноса.Как-то неожиданно наткнулся на пару-тройку текстов Маши Арбатовой… Видит Бог, я не самый страстный поклонник ее феминистских устремлений, но не преминул заметить, что она может связно о чем-то написать.Например, преждевременный мемуар «Мне 40 лет», – каково? Она дает согласие, получает аванс, идет работать. Однако проколы тоже не исключены.[b]«Настоящее масло — это маргарин» [/b]Повесть о новоявленном старике Хоттабыче я заказывал четырем разным авторам, и они написали четыре разных романа. Лишь последний меня удовлетворил, хотя и он далек от совершенства. А сейчас я бесконечно терзаюсь, что до сих пор не издана биография Иосифа Бродского, хотя люди, его знавшие, живы. Тяжело. Я могу купить права на издание толстенной биографии Сомерсета Моэма, однако ее автор – Тед Морган – писал эту книгу около пяти лет. Но я не могу позволить себе пять лет содержать автора: мгновенно разорюсь из-за весьма низких российских цен на книги! Вот бы повысить с 60 рублей до $29,99 – тот психологический барьер, выше которого в США, Германии или Франции книжку ни за что не купят. Проступком, не достойным опытного коммерсанта, была идея выбросить на полки первый вариант «Войны и мира» (например, без позднее появившейся там темы масонства) под – как мне казалось – интригующим заголовком «Настоящий Толстой». Люди, привыкшие к повседневному и повсеместному обману, настолько разучились доверять, что жалкие 5000 экземпляров серьезной и ценной книги я продавал чуть ли не год. Мои друзья не уставали иронизировать: «Игорь, ну неужели на настоящем масле написано, что оно настоящее? Сразу все поймут, что это маргарин». Не учел.[b]Перепутали с Путиной [/b]На ковре, что висит прямо за вашей спиной, выткан портрет моей жены Ирины Евгеньевны. Забавно само появление на свет этого коврика. В Баку есть старинная мастерская, на протяжении десятилетий исполняющая заказы для сильных мира сего – Помпиду, Алиева, Брежнева. И вот в прошлом году кто-то заказал им ковер с изображением Людмилы Путиной, заведомо прислав вырванную из журнала «Профиль» страничку с цветным фото жены президента. Но на обороте начиналось интервью с директором издательства «Захаров» Ириной Богат – полосная фотография без текста. В Баку решили ткать по той фотографии, что больше размером, то есть с моей жены. И только по завершении работы они поняли, что ошиблись. Мы получили письмо: «Многоуважаемые господа Захаровы! Что нам, позвольте узнать, теперь делать с этим ковром? Старались-старались, а тут… Может, вы его купите? Конечно, не за реальную стоимость, мы уступим!» Вслед за письмом переслали и ковер – предмет соблазна. Мы таскали его в Музей Востока, где нас заверили, что это прекраснейшая вещь: не менее 40 000 крючков-узелков на квадратный дециметр.[b]Сам себе приговор [/b]— Волшебная палочка – это вечная мечта любого нормального человека, более того, это первый показатель его нормальности. А если вы не хотите иметь палочку, значит, с вами что-то не в порядке! [b]— Халява унижает человека, лишает его выбора. Мне важно купить. Купить за свои деньги! [/b]— Ай, резонно! Но если хоть на секундочку нафантазировать себе райский сад, где растут яблочки из сусального злата – те, что дают бессмертие, – я непременно бы одно из них надкусил! Готов заявить публично, что продам за бессмертие всю свою душу, какая у меня только есть! Я хочу жить вечно! Я… но так мало осталось… [b]— Утешьтесь: вас переживут ваши книги, по крайней мере, вы на это рассчитываете.[/b]— Если на одной стороне планеты кто-то книгу издает, то на другой кто-то ее обязательно сжигает. Я сам был свидетелем уничтожения многотомников Ленина, Маркса, пытался спасти… Ужасно! Скоро будут жечь Ельцина.[b]— Тогда утешьтесь своим состоянием – вы ведь богатый человек, по российским меркам? [/b]— При той славе, что за мной укрепилась, я должен быть гораздо богаче. Но ни квартиры в Париже, ни особняка на Багамах у меня пока нет.[b]— Завидуете тем, у кого есть? [/b]— Не получается. Проклятая самодостаточность не позволяет. Ведь писать книжки я совсем не умею, но при этом нисколечко не завидую писателям. Лучше я организую их для воплощения моих задумок. Между тем последнее высказывание немного самонадеянно с моей стороны: писать никто ничего не хочет! Чем, например, плоха идея коротких рассказов «мгновенного реагирования» о проделках Фантомаса, который перебрался с парижских холмов в сентябрьскую Москву и премного здесь набедокурил? Печатать – не перепечатать их в подвалах любой газеты хоть каждый божий день! Но, поди ж ты, черта с два кто возьмется. Видели бы люди себя со стороны: мелочное желание самовыразиться губит порой их же лучшие начинания… [b]Библия [/b]Библию не читаю. Скорее, регулярно заглядываю. Читал ее только один раз – в 1969 году, когда студентом Ленинградского университета отправился в деревушку Щупоголово. Бродил себе бродил, не пропуская ни одного крылечка, все выспрашивал: нет ли у вас Священного Писания почитать? Раз спросил, другой. А на третий какая-то старушка вручила мне потрепанный томик с любопытным клеймом: Берлин, 1929 год… Библия.Раскрываю. Вижу тексты на русском языке, как оказалось позже, неканонические, протестантские – они немного короче. Я переплел Библию и стал читать буквально подряд. Нужно ли вообще ее перечитывать? Библия – это собрание массы интересных историй, которые выжили на протяжении 2000 или даже 5000 лет и все еще продолжают вызывать ответную читательскую реакцию. Значит… [b]Почему Захаров всегда в кепи [/b]Однажды с пяток лет назад я, как всегда в кепке, неспешно фланировал по Арбату и среди ярких пятен зданий, мостовой, кричащего неба неожиданно наткнулся взглядом на невзрачного старичка, что старательно кромсал с клиента бумажный силуэт. Но до чего ж я обожаю силуэты! Подошел к старику и за 6 рублей и 60 секунд получил собственный профиль, впоследствии ставший эмблемой издательства «Захаров».[b]Сколько Захаров платит своим авторам [/b]ПЕРВИЧНЫЙ ТИРАЖ (стандарт): 5000 экз.ЦЕНА КНИГИ В МАГАЗИНЕ: $2. Из них $1 – издательству и $1 – торговой сети.80 центов с издательского доллара идет НА ВЫПЛАТУ НАЛОГОВ И ПОКРЫТИЕ ОРГРАСХОДОВ.Остается 20 центов. Из них 10 центов – АВТОРУ И 10 центов– ИЗДАТЕЛЮ.Общая ПРИБЫЛЬ АВТОРА С ТИРАЖА: 10 центов х 5000 экз.=$500.[b]Досье «ВМ» [/b][i]Игорь Валентинович Захаров родился в Ленинграде (1948), где и окончил филфак университета (1971), после чего поступил на службу в Агентство печати «Новости» (АПН) в качестве референта-редактора. Уже через три года становится Вторым секретарем посольства СССР в Канаде.С 1976 по 1989 г. за ним значится расплывчатая должность ответственного работника АПН (после скандала в Канаде, связанного с госшпионажем, Захаров лишается права выезда из страны на 13 лет). С 1990 по 1992 г. – заместитель главного редактора «Независимой газеты», где знакомится со своей второй и последней женой – честолюбивой Ириной Богат (на 12 лет младше). От первого брака Игорь Валентинович имеет дочь Наталию, от второго – Евгению. В 1992-93 гг.Захаров поочередно служит редактором-консультантом «The Moscow Times» и директором Международного центра журналистики. И только в 1997 году как дочерняя контора «ВАГРИУС» возникает издательство «Захаров», тут же заявившее о себе выпуском биографии Аллы Пугачевой, принадлежащей перу журналиста Алексея Белякова. В начале 1998 года из-за конфликта с «ВАГРИУСом» на материальной почве «Захаров» откалывается в самостоятельное издательство, каковым и является по сей день. Среди шумных проектов «Захарова» обычно вспоминают следующие: «сериал» о Фандорине Б. Акунина, «Андрей Миронов и я» Т. Егоровой , «Академик Ландау» К. Ландау, «Эйнштейн.Частная жизнь» (совместно с изд-вом АСТ) П. Картер и Р. Хайфилд, «Сергей Довлатов. Эпистолярный роман с Игорем Ефимовым» (лауреат премии «Полный абзац»), «Четвертый сон» В. Павловой.[/i][b]ПРИМЕЧАНИЕ I: автор писал роман полгода, ждать распродажи первичного тиража понадобится также полгода.ПРИМЕЧАНИЕ II: Из всех авторов от «Захарова» только Акунин вышел на миллионный тираж.* Владимир Тучков – писатель, журналист. В 90-е годы – обозреватель «Вечерней Москвы».[/b]
Развлечения
КОЛЕЯ АРЦИБАШЕВА
[i]Камерная сцена собственного «Театра на Покровке» дала Сергею Арцибашеву, которому недавно исполнилось 50, не только устоявшийся авторитет, но и желание время от времени расшатывать его через постановки «на большие залы», например, для Театра сатиры, где Ширвиндт и Державин уже сходились в дуэте пересмешников в арцибашевском «СчастливцевеНесчастливцеве».Сейчас же критики вновь предусмотренную к юбилею Сергея Николаевича премьеру с загадочным названием «Орнифль» — в той же Сатире.[/i][b]— Так ли важен для вас полувековой юбилей? [/b]— Ну… отмечать подобные вещи принято среди людей; вот мои ощущения на сей день: режим в работе не изменился, осталось чему удивляться, осталось о чем мечтать. Однако симптомы, что большая часть жизни позади, пусть не явственно, но дают о себе знать.[b]— Иные и в 20 лет гордятся тем, что их ничем не проймешь.[/b]— Они излишне самоуверенны. Бывает так, что ты полупридумаешь-полусоздашь себе комфортную комбинацию мироздания, – она кажется устойчивой и незыблемой ровно до того момента, пока не полетит в тартарары. Поэтому требуются более или менее постоянные корректировки видения. Как в чеховских «Трех сестрах»: «Летят журавли… Может, Бог откроет тайну – почему и зачем?» Для одного человека все стыкуется, для другого – не очень, как у Ивана Карамазова: что, мол, это за Бог, если он ребенка терзает! [b]— А как у вас — стыкуется? [/b]— Дело в том, что с раннего детства я ставил себе цели. Онито и выруливали меня на правильную колею. Быть инфантильным как-то не получалось: семья большая – родители и шестеро детей, приходилось все время работать, брать на себя груз ответственности. Я был четвертым сыном, и с меня спрашивалось за существование двух младших девочек-сестричек. Да, мое детство в поселке Калья Свердловской области отнюдь не отличалось счастьем и беззаботностью. Всегда – заботы по хозяйству, заготовка сена, дров… Лишь изредка футбол или хоккей, но и они – не так чтоб «бить мячом по стенке»; я организовывал соревнования всего поселка по кожаному мячу. С этого момента и пошла режиссура. Собрал людей, объяснил им правила, напечатанные в «Пионерской правде».Получилось восемь команд. Отрабатывали разнообразные комбинации, заботились о дублерах, кем себя заменить в случае чего… Я всегда думал о будущем. Если бы не стал режиссером, то пошел бы в тренеры или учителя.[b]— В качестве убеждения приходилось использовать кулак?[/b]— Когда на моих глазах сверстники не в целях самозащиты, а исключительно ради удовольствия били людей – «Дай закурить! Нет? Гони пять копеек! Нет? Получай в морду!» – я говорил: либо не вовлекайте меня в эти «операции», либо я прекращаю с вами всякую дружбу! «Бить человека по лицу я с детства не могу», – пел Владимир Семенович. Кровавые побоища, «темные», характерные для тех лет, по счастью, меня миновали.[b]— Вы часто встречаете людей, найти понимание с которыми вам не удается? [/b]— На это же надо всего несколько секунд – как это называется? Биополе? Первое ощущение – самое верное, оно от Бога. Даже с утра стоишь перед выбором: что надеть? Сразу идет сигнал: белое – черное, водолазка – футболка, надо – не надо. А если нет контакта с человеком – работать становится более чем мучительно.[b]— И вы не разрубите сразу гордиев узел? [/b]— Сразу – нет. Терплю.[b]— Вы – человек серьезный и целеустремленный. И таким были всегда. Как вы относитесь к людям праздным? [/b]— Завидую. Особенно тем из них, кто умеет быть праздным красиво, а не просто плюет в потолок. Допустим, свободно и с юморком держит себя, не гнетется головной болью после очередного кутежа, легко продолжает дальше.[b]— Выходит, и у таких людей есть чему поучиться? [/b]— Да, да, да. Единственно, все свое время они тратят на получение удовольствий, а я не могу так долго… [b]— Театр – не удовольствие? [/b]— Мучение! Комплекс проблем, в котором имеет значение любая деталь, например, в каком состоянии буфет или туалет… [b]— А недосказанности и недоделанности себе позволяете? [/b]— Без них не обойдешься, ведь человек лишен точных знаний, а каждое знание порождает миллион сомнений. Даже в космических проектах сверхточности добиться нельзя: наилучший КПД едва дотягивает до 30%. В театре же от всех первоначальных замыслов остается, дай Бог, 15%.[b]— А если кто-то поставит спектакль лучше вас? [/b]— Через зависть получаешь допинг, нервничаешь, бежишь к себе, горя стремленьем сделать лучше, противостоять.[b]— Почему вас привлекает камерность? [/b]— Причина кроется в моей бесконечной тяге к доверительному, интимному разговору, почти один на один с собой.[b]— Раз вы тянетесь к такому разговору, значит, вам его не хватает? [/b]— Я не то чтобы обделен, скорее, испытываю потребность рассказать о своих проблемах, страхах, комплексах. А поскольку мы все живем в одной среде, то мои страхи – ваши страхи, мои комплексы – ваши комплексы, мы все вопросы решаем вместе. Для меня театр – это публичная исповедь, публичное покаяние… Я не так часто хожу в церковь. А тут – всенародно… Да, чутьчуть припрятавшись за персонажи или за обстоятельства, заданные автором.[b]— Вы часто в жизни ошибались? [/b]— Да. Много раз. Может, поэтому хочу хоть отработать свои промахи, ошибки… [b]— Будто вы застрахованы от совершения ошибок в дальнейшем и обречены лишь на сладкое бремя замаливания былых грехов.[/b]— Разумеется, нет. Зато теперь, поддаваясь греху, я смогу сказать, что это мой осознанный выбор, а не… эмоциональный. Греша, я готов и ответить. [b]НА ФОТО:[/b][i]Арцибашевы, старший и младший[/i]
Развлечения
РОМАН ВИКТЮК: НЕТ БОЛИ ПОД СЕРДЦЕМ
[i]Припоздавший на репетицию актер ахово вскидывает руки и истово шепчет: «Великий!» Иначе Виктюка не называют; журналисты в кровь бьются, чтобы из каждого юбилея Романа Григорьевича выжать хоть толику сенсации, но вопреки их усердию былой эпатаж, увы, то и дело подминается респектабельной политкорректностью.В разговоре Виктюк подчас цитирует свои же интервью, повторяет одни и те же мысли, от чего остается странный осадок, что тебя полтора часа водили за нос: живого человека как не было.Но «живой» угощает тортом, сетует на поломку знаменитого автоответчика со стихами, просит проводить до метро и неприлично бранится, когда его подначивают вопросом: каково вам в 65? [/i][b]Предуведомление [/b]Чтобы обращаться со мной, не стоит заранее городить «конструкций распознавания» Виктюка, — свернете себе шею. Надо купаться в лучах моей ауры, одновременно излучая свою. И тогда — без насилия — мы поймем, сколь сильны чувства, связывающие нас.[b]Кто любит Виктюка [/b]Помню свою встречу с Папой Иоанном Павлом II — некогда увлекающимся юношей по имени Кароль, жаждущим стать актером и написавшим две пьесы, в которых сам же играл роли. Мы разделили с ним одну родину — его родители из-подо Львова, переехавшие затем в Краков. Своему собеседнику Папа, руководствуясь протоколом, может уделить не более 30 секунд, мы же общались минут пятнадцать и, разумеется, по-польски. Я назвал пьесы, принадлежащие его перу. Что за фантастический свет исходит от этого человека! На прощание он поцеловал мне руку… Кто-то сфотографировал меня с экрана телевизора, и за моей спиной проступили белые пятна — крылья, несомненно. После же я столкнулся с вашим — Православным… (надувая щеки и причмокивая, рисует в воздухе карикатурный портрет Алексия II, одними губами произнося набор всех существующих обидных нареканий в его адрес. — Я. С.)… говорю ему, что я — грекокатолик, а он даже не слышит! Очень неприятное, очень нехорошее воспоминание.[b]Кого любит Виктюк [/b]Нарциссу льстит попасться на удочку к самому себе; глядя на свое отражение, он видит молодую листву, резвую от света, отсветов и оттенков, готовую отдаться подступающей ночи… Я люблю нарциссов, хотя они страшно и часто гибнут, влекомые двумя пороками — желанием постоянной любви окружающих и желанием власти над окружающими, перерастающей в страсть. Весь наш шоу-бизнес подчинен этому закону.[b]Виктюк отвергает алкоголь, курево и наркотики [/b]Что я — больной?! Это же ничего не дает, лишь засоряет каналы! Чтобы я кирной пришел к актерам? Шлаки, шлаки — Боже упаси! Даже Жора Бурков или Олег Даль — артисты, утверждаю, великие — пили, но ни-ког-да на мои репетиции шальными не являлись. Тут и без водки не разберешь, кому служишь: то ли Господу, то ли Дьяволу! Мой наркотик — это поиск форточек на планете, где организм, припадая к источнику чудному, максимально вибрирует, извергаясь вдохновением; места эти полны лавы вулканов неапольских, гор крутых на том же вулканическом замесе, полны солнца с нижней оконечности итальянского «сапога», где начинаются пески Сахары и вылезают на поверхность полчища арабов, хотя я не уверен в своей географии… [b]Где мы, по мнению Виктюка, должны жить [/b]Почему-то люди выносят кладбища за черту обитания и опасаются там жить. Приезжая во Львов, на городской погост, я прохожу по аллеям, со всеми здороваюсь, как бы отчитываясь за тот промежуток времени, что там не был. Они все слышат. Конечно, будучи комсомольцем, я ни во что такое не верил. В комсомол меня приняли, не спрашивая, ведь нас — бандеровцев — ты на танке освободил!.. Однажды видел сон про друга-артиста (знакомцы с ним с пятого класса), который неожиданно умер, и мы его хороним. Мне дают заветное слово, я подхожу к могиле и… Утром на репетиции мы дружно хохотали, вышучивая глупый сон. А через две недели друга пырнули ножом, и он умер в моих объятиях… Его обожал весь город. До кладбища долгой дорогою несли на руках. Конечно, он не мог существовать в этом мире: натура импульсивная, справедливая, рваная!.. Иногда я думаю, что ему от смерти облегчение. Наверное, глупость говорю… Все продумано заранее и все заранее известно. Человек должен жить среди кладбищ.[b]Где живет Виктюк [/b]Я живу на улице Горького, в доме номер один, самом близком к Кремлю. Надменная гримаса судьбы — предоставить мне бывшее пристанище сына Иосифа Сталина, его энергетика — тяжелая и странная — преследует меня и поныне. Выйдя из лифта, мне всякий раз мерещится опечатанная дверь с приколотой бумажкой: «Какое ты, б…, имел право сюда въехать!!!»[b]Каких артистов предпочитает Виктюк [/b]Не нужно ничего ставить под сомнение. И ум пытливый не нужен. Меня нисколечко не раздражают глупцы, пока они молчат, я обожаю тех артистов, которые ни о чем не спрашивают. Те же, которые задают 121 вопрос и до всего доходят умом — беспомощны на сцене. Вы забыли, что именно из-за своей тяги к знаниям человек был выброшен из рая? Да, знание — сила, но еще Ницше открыл, что знание — это уже власть. Поэтому Марина Цветаева не принимала великого Вахтангова, ее интересовало только «искусство при свете дня», а не «холодного ума воображенье». Ее сестра Анастасия однажды поделилась со мной впечатлениями о визите в Елабугу: там ей даже приблизительно не смогли указать места захоронения Марины. Она вышла на улицу, стукнула палкой оземь и сказала: вот здесь.[b]Сколько лет Виктюку [/b]Каково мне в 65? Возраст — это бестактность природы, за которую она никак не соблаговолит извиниться. Напротив, так и норовит выяснить, страшно ли мне умирать. Отвечаю: важен твой возраст в вечности. Например, Лене Образцовой — 17 (она хулиганка), Алисе Фрейндлих, пожалуй, — 14, Наташке Макаровой… а-а, может, 11! Мои маленькие племянник и племянница, имея буржуазное воспитание, хотя и подходят ко мне поначалу с на «вы», через пять минут — прочь все приличия, и я становлюсь с ними вровень, хотя одной — 7, а другому — 13.Для меня компьютер — темная ночь, а эта семилетка бац-бац по всем кнопкам! Я кричу: испортишь! Нет, всем движет только любовь! А любовь я получил сполна в своей жизни. Нет разочарования. Нет боли под сердцем.[b]Сегодня у Виктюка премьера — «Мастер и Маргарита» (на сцене театра им.Моссовета). Рецензия — в ближайших номерах.НЕНУЖНЫЕ ПОЗДРАВЛЕНИЯ [/b][i]Они будут звонить мне. Обязательно. Режиссеры, телевидение, газеты — они мое фото в кроссворды вставляют… Я знаю, все это искренне. В какой-то год я просто сбежал во Львов, чтобы ничего этого не слышать и не видеть. Не хочу поздравлений, ненавижу их.[/i][b]Петр ФОМЕНКО, «Мастерская п/р П. Фоменко»: [/b]Уникальный человек, без которого театральная палитра России была бы пуста.[b]Владимир МИРЗОЕВ, «свободный» режиссер: [/b]Мужчине, русскому, чрезвычайно редко (почти никогда) удается воплотить в реальность свои подпольные сны. Обычно мы в ужасе затаптываем свою тень ногами, не успевая даже сообразить, что она — женщина — возможно, на сносях. Роман Виктюк — страстный сновидец, истовый «теневик». Он смело выпотрошил своего подпольного человека на чистеньких столичных подмостках, пустил его гулять по свету с кишками в руках. Согласен, зрелище не из приятных. Однако сердце поет оттого, что сегодня русские предпочитают театр Виктюка.[b]Марк ЗАХАРОВ, «Ленком»: [/b]Роман Григорьевич украшает собой театральную жизнь, а такие его спектакли, как «Служанки» или «Мадам Баттерфляй», вообще для меня, как праздник, который запомнится на всю жизнь. Ничего кроме почтения к этому человеку я не испытываю.[b]Марк РОЗОВСКИЙ, «У Никитских ворот»: [/b]Роман Виктюк создал на театре свой мир, который связан с поэтикой зла и греха. Но этот мир убедителен и заразителен своей человечностью. Этот художник и сейчас борется с самим собой, продолжая постигать свое Я. Если ему удастся преодолеть все то, что мы о нем знаем, он еще не раз удивит нас самыми неожиданными решениями и самыми непредсказуемыми спектаклями.[b]Александр ШИРВИНДТ, Театр сатиры: [/b]Я очень старый, меня почти ничто остро не интересует: либо я это где-то видел, либо сам делал. А Виктюк — человек, про которого я думаю: как же так получилось, что мне ни разу в жизни не довелось поработать вместе с такой яркой индивидуальностью? [b]Досье «ВМ» [/b][i]Виктюк Роман Григорьевич родился в 1936 во Львове. Первый спектакль поставил с соседскими ребятами – оперу «Пиковая дама». Режиссеру было 13 лет. Служил в армии. Закончил ГИТИС. Работал в театрах Львова, Твери, Вильнюса, Санкт-Петербурга. В столице дебютировал спектаклем «Уроки музыки» Людмилы Петрушевской. В 1991-м организовал в Москве «Театр Романа Виктюка». Много ставил за границей. Преподавал в эстрадно-цирковом училище.Наиболее громкие постановки: «Федра», «Служанки», «М. Баттерфляй», «Квартира Коломбины», «Любовь с придурком», «Двое на качелях», «Дама без камелий», «Лолита», «Философия в будуаре», «Месяц в деревне», «Бабочка, бабочка», «Наш Декамерон XXI». В прошлом году вышла книга «Роман с самим собой» – собрание автобиографических записей Виктюка, его интервью, рассказов друзей и коллег.[/i]
Развлечения
Эксклюзивы
Вечерка ТВ
Приметы и советы
Проще, чем кажется
Мнения
Эдуард Бояков
Эдуард Бояков

Донбасс — главный узел

Дмитрий Толкачев
Дмитрий Толкачев

Чемодан, вокзал, Россия

Виталий Сучков
Виталий Сучков

Нам нельзя забывать уроки прошлого

Александр Хохлов
Александр Хохлов

Согласие на интервенцию

Екатерина Рощина
Екатерина Рощина

Только не плачь, Алла: жалеет ли Пугачева о том, как повернулась жизнь

Татьяна Еременко
Татьяна Еременко

Звезды нашего интернета

Георгий Бовт
Георгий Бовт

Гонка вооружений? Что будет с Европой, если США откажутся ее защищать

Все мнения
О проекте
Спецпроекты
images count Мосинжпроект- 65 Мосинжпроект- 65
▲
vm.ru

Установите vm.ru

Установите это приложение на домашний экран для быстрого и удобного доступа, когда вы в пути.

  • 1) Нажмите на иконку поделиться Поделиться
  • 2) Нажмите “На экран «Домой»”

vm.ru

Установите vm.ru

Установите это приложение на домашний экран для быстрого и удобного доступа, когда вы в пути.