Главное

Автор

Ирина Кобылкина
[i]Еще памятны времена, когда Грузия ассоциировалась у нас с цветущим краем, где жили гостеприимные хлебосольные люди. На зависть небедные — редкая семья не имела машины. В последние годы жизнь здесь перевернулась буквально с ног на голову: изгнанные с родной земли люди скитаются по свету, гремят взрывы, не видно, естественно, отдыхающих, привозивших сюда, бывало, немалые денежки, а о промышленном производстве и говорить не хочется... Об этих проблемах, о роли российских политиков и средств массовой информации в их решении или усугублении — наш разговор с послом Республики Грузия в Москве [b]В. Г. Лордкипанидзе[/b].[/i][b]— Важа Георгиевич, недавно прошла встреча представителей средств массовой информации России и Грузии. На ней отмечалось неблагополучие в межгосударственных и экономических отношениях между нашими странами, говорилось, что у России нет политической концепции в отношении Грузии в частности и Закавказья вообще. Что, на ваш взгляд, могут сделать газеты, радио и телевидение для изменения ситуации? [/b]— Я думаю, что существующие сейчас сложности и в России, и в Грузии — это сложности процесса становления стран, недавно выбравших путь демократического развития, рыночной экономики, государственной самостоятельности. Мы не первые идем таким путем и понимаем закономерность происходящих процессов, так сказать, объективного плана. Это нас не пугает. Но есть сложности субъективные, мешающие развитию и самой России, и самой Грузии, и нашим взаимоотношениям.[b]— Что вы имеете в виду? [/b]— Сейчас существует полный спектр политических пристрастий. Это неплохо. Однако некоторые политические силы преследуют цели далеко не демократического характера и не всегда полезные как для собственного государства, так и для межгосударственных отношений. И силы эти, к сожалению, ангажируют средства массовой информации. Иногда читаешь публикации, освещающие происходящие у нас процессы, и невозможно себе представить, что журналист, мыслящий человек, без всякого нажима или какого-то интереса для себя лично может таким образом оценивать ситуацию. Сразу же видна заранее подготовленная формула, под которую эта ситуация и подгоняется.[b]— Например? [/b]— Например, так: у Грузии резко выраженная прозападная ориентация, враждебная для России. Утверждение нелепое и несправедливое. Ведь Россия сама тяготеет к Евросоюзу, к ОБСЕ и как большую победу расценивает свое принятие в Европарламент. Почему же Грузии этот путь заказан? И почему наше желание идти по тому же пути выглядит антироссийским? А Евроазиатский коридор? Сколько некоторые СМИ «крутили» вопрос об антироссийском характере оси Узбекистан — Украина — Молдавия и т. д. Страны пытаются в условиях рынка налаживать взаимовыгодные экономические отношения, к которым самым активным образом приглашается и Россия.Более того, без ее участия осуществление этого проекта просто невозможно.Наконец, программа транспортного сотрудничества стран Черноморского бассейна и некоторых среднеазиатских. На прошлогодней тбилисской встрече все они были представлены на уровне вице-премьеров, министров, Россия же, несмотря на наши просьбы, сочла достаточным присутствия начальника отдела одного из департаментов Министерства транспорта. И получилась этакая демонстрация незаинтересованности.Так что сотрудничество через рыночную экономику — дело сложное, требующее больших усилий, кропотливости, терпимости и поиска путей решения различных вопросов.[b]— Давайте вернемся к роли средств массовой информации.[/b]— Приведу даже конкретный пример. 27 марта 1997 года «Независимая газета» на двух страницах выдала «рецепты» силового сохранения влияния России на пространство СНГ с помощью дестабилизации и кровопролития. Мы, кстати, признательны за эту публикацию: из нее стало ясно, что такие мысли и планы существуют и стоят за ними конкретные лица и конкретные политические силы.[b]— Вы считаете, что ангажированность характерна именно для российской журналистики? [/b]— Нет, не только. К сожалению, такие заготовки делаются и в Тбилиси, и в Сухуми. И все они наносят большой ущерб объективности оценки происходящих процессов да и нормальному их пониманию.[b]— И что же на данном этапе должны делать СМИ? [/b]— Как можно чаще говорить и писать друг о друге. Надо, чтобы люди просто получали как можно больше информации. Тогда и обозначится объективная картина. И тогда будет видно, что проблемы наши схожи и опасности одинаковы, ведь путь силового давления угрожает не только Грузии, но и России тоже, причем, может быть, даже в большей степени. Во всяком случае у меня полное впечатление, что такая опасность сегодня существует.[b]— На основании чего оно у вас сложилось? [/b]— На основании проявлений реваншистских, необоснованно державных настроений. Для многих становится нормой: чтобы защитить свои интересы, нужно продемонстрировать силу.[b]— А Грузия не демонстрирует свою силу? [/b]— Вы имеете в виду грузино-абхазский конфликт? Давайте обратимся к истории. В последние две тысячи лет аборигенами на этой земле были и абхазцы, и грузины.Согласитесь, срок достаточный, чтобы и тех, и других признать исконными жителями.Когда начались разговоры об отделении Абхазии от Грузии, процентный состав населения был таким: абхазцев — 18%, грузин — 50%, представителей других национальностей — 32%. И все они на этой земле — не гости, здесь на протяжении веков жили их предки.Почему же меньшинство должно изгнать со своей родины большую часть населения? Выборы, несмотря на фактический состав всех проживающих, всегда (и при советской власти, кстати, тоже) проводились паритетно. Так и в состав последнего Верховного Совета, состоявшего из 52 депутатов, вошли 26 грузин и 26 абхазцев. Произошел конфликт, поделивший их на две равные половины.Почему теперь одна половина, выражающая интересы лишь 18% населения, имеет преимущество в решении судьбы всех остальных? [b]— Однако предполагается, что судьбу Абхазии будет решать ее народ.[/b]— Какой? Ардзинба, правда, ни разу не сказал, что вытесненные в результате этнической чистки грузины не считаются больше жителями Абхазии. Но в народном-то волеизъявлении они участвовать не будут. Тогда о каком народе идет речь? [b]— Этнические конфликты — самые трудноразрешимые? [/b]— Давайте называть вещи своими именами. Этот конфликт не этнический, а политический. Так было и в Карабахе, и в Южной Осетии, и в Приднестровье...[b]— А ниточки тянутся... Какова здесь роль России, на ваш взгляд? [/b]— Определяющая. Силовой путь сохранения своего влияния — это идеология. Ну откуда у абхазской стороны могла появиться новейшая тяжелая боевая техника? Кто ее обслуживал? Наемники? Кто их нанимал, на какие деньги? А российские инструкторы, а люди в генеральской форме... Да ведь журналисты — лучшие свидетели тех дней.В то время в России были свои большие сложности, разные силы раздирали ее изнутри. Но мы уверены, что и Ельцин, с чьим именем мы связываем демократический курс, и его ближайшее окружение были к этому не слишком причастны.[b]— Время идет, конфликт затягивается. В чем самая острая его проблема? [/b]— В возвращении беженцев. Пример тому — гальские события, когда около 60 тысяч грузин попытались вернуться на свою землю и многих это испугало.[b]— Роль России не так однозначна. В Абхазии присутствуют и наши миротворческие силы, а мы без конца слышим об их потерях.[/b]— Потери — действительно факт печальный, и мы об этом очень сожалеем. Недавнее убийство миротворцев и семерых местных жителей приписывают грузинским боевикам. Но ведь местные-то тоже были грузины. Значит, свои своих перебили? Концы с концами не сходятся...Мы уже третий год просим дать нам возможность участвовать в обеспечении безопасности и расследовании таких фактов и все три года слышим отказ абхазской стороны.Более того, Грузия выступает за расширение зоны и функций деятельности миротворцев, мы даже готовы были передать всю власть в их руки, в том числе и организацию комендатур, но считающаяся пророссийской Абхазия — против наших предложений. Очевидно, в этом случае может появиться реальный механизм возвращения беженцев, а тогда состав волеизъявляющего народа изменится.[b]— А какой вам видится роль России в завершении грузино-абхазского конфликта? Может быть, было бы лучше обойтись без такого посредника? [/b]— Сейчас у России двухстандартный подход к проблеме: сепаратизм в самой РФ — это нельзя (ни Чечня, ни другие субъекты Федерации не могут самоопределяться), а в Грузии — можно. Пока будут существовать такие двойные стандарты, о мире и покое говорить не приходится.И хотя в России разные политические силы придерживаются разных точек зрения и общей концепции разрешения конфликта пока нет, без ее участия он завершиться не сможет. Напротив, мы отводим ей роль основного посредника. Но она, к сожалению, часто занимает выжидательную позицию: мол, стороны договорятся.[b]— Важа Георгиевич, а в чем, на ваш взгляд, перспективы российско-грузинской дружбы? [/b]— Конечно, и в научных, и в экономических, а главное — в личных контактах. Тяга людей друг к другу выше всякой политики. Тем более народов с такой богатейшей культурой.Недавно Сергей Юрский рассказывал, как тепло его принимали в Тбилисском театре имени Грибоедова. Наши театры практически все побывали на гастролях в Москве. К нам по известным причинам едут меньше. Но в Грузии всех старых друзей любят, помнят, уважают. Высокая культура у нас высоко ценится.[b]— Люди нашего поколения понимают друг друга, ведь русский язык раньше был государственным. А что дальше — грузины забудут русский? [/b]— Чтобы знать язык, не обязательно, чтобы он был государственным. В Грузии не закрыта ни одна русская школа. У нас попрежнему любят Пушкина, Чехова, Достоевского, Куприна, Толстого, Ахматову, Есенина, Тютчева...Английский тоже не государственный, но его учат и у вас, и у нас, потому что он для жизни нужен. Так и с русским — пока между людьми будут развиваться культурные, экономические, политические контакты, язык будет востребован. Вот только если эти взаимосвязи отомрут, тогда и язык забудется. За ненадобностью. Но, надеюсь, не это наша перспектива.[b]P.S. [/b][i]Уже после встречи корреспондента «Вечерки» с Важой Лордкипанидзе стало известно, что президент Республики Грузия предложил послу занять пост премьера правительства. Два дня, взятые Важой Лордкипанидзе на раздумья, подходят к концу. К моменту подписания номера в печать решение еще не принято.[/i]
[i]Чехи говорят, что даты с восьмеркой на конце для их страны судьбоносные.И в самом деле, в 1348 году основан Карлов (Пражский) университет, в 1618-м австрийская монархия полностью подминает под себя все чешские земли, в 1848-м восстание пражан за независимость заканчивается поражением и еще большим укреплением австрийского господства, в 1858-м открывается Национальный театр в Праге, в 1878-м создается чехословацкая социал-демократическая рабочая партия, в 1918-м страна освобождается наконец от австрийского порабощения, в 1938-м попадает в немецкую неволю, в 1948-м — после освобождения от фашистской оккупации и недолгого периода свободы — начало советской неволи, в 1968-м — оккупация страны войсками Варшавского Договора, в 1988-м — начало освобождения от большевизма… Нельзя сказать, что другие народы в это время жили без потрясений, но такая «восьмерочная мистика», бесспорно, настораживает.Сейчас на дворе 1998-й, и разговор наш об одном из чешских катаклизмов — к счастью, давно прошедшем: ровно 30 лет назад советские войска и их союзники по Варшавскому Договору совершили вторжение, а затем и оккупацию Чехии.Как это ни прискорбно, но такова наша общая история, и слова из песни не выкинешь.[/i] [b]«Пражская весна» Год 1968-й. [/b]После коммунистического путча 1948 года минуло 20 лет. В стране, где прежде люди жили преимущественно частным предпринимательством, строится социализм с уже всем надоевшим «лицом». И стремление к самостоятельности и демократическим свободам все сильнее и сильнее проявляется не только среди «рядового» населения, но и в самых высоких кругах.Так, в своей книге дневниковых записей «…Да не судимы будете» член Политбюро ЦК КПСС П. Е.Шелест пишет: «По предложению Дубчека в угоду правым силам отдел в ЦК КПЧ по вопросам безопасности и обороны был ликвидирован… В районах и областях хорошо продуманы и организованы группы и ячейки для борьбы с коммунистами, стоящими на правильных позициях».Эта внутрипартийная борьба привела к «Пражской весне»: к подъему железного занавеса, внутреннему раскрепощению людей и признанию в том, что по образу мыслей чехам Запад ближе, чем Восток. Такого «развода» союзники по Варшавскому Договору дать, естественно, не хотели и способ борьбы выбрали быстрый и надежный — силовой.[b]Август-68 глазами пражан 21 августа. Утро.[/b]Транспорт замер, на работу люди добираются пешком. Около продуктовых магазинов очереди — скупаются хлеб, мука, спички, соль, мыло… Чтобы сбить с толку приближающиеся войска, накануне ночью кто-то догадался поснимать таблички с названиями улиц и поменять номера на домах. Это действительно вызвало у пришельцев большие затруднения.Парки, мосты и все свободные места, включая здания местных партийных комитетов, оккупированы. Прохожие грозят кулаками танкистам и кричат: «Уходите домой!».22 августа. На углах улиц выставлены столы, где люди подписываются под петициями против оккупации. Дома обклеены плакатами: «Иван, иди домой, ждет там тебя твоя Наташа!».На Староместской площади расположились солдаты — они играли на гармошке, читали «Правду», расклеивали плакаты, в которых призывали чехов доверять советским войскам, которые пришли, чтобы остановить контрреволюцию. Но из уст в уста передается рассказ о том, как танкисты едва не расстреляли здание музея на Вацлавской площади, подумав, что это Рейхстаг, а еще о том, что чехи подожгли несколько танков, и о том, как гибнут люди. (Полностью воспоминания жительницы Праги Елены Вейсовой можно прочитать во 2-м номере журнала «Правозащитник» за 1998 г.) [i]На всякое событие хорошо бы взглянуть с точек зрения всех сторон, втянутых в конфликт. Может быть, так и обозначится истина? В издательстве «Права человека» выходит книга воспоминаний одного из высокопоставленных исполнителей пражской операции, командовавшего 38-й армией, а затем и Центральной группой войск генерала Александра Майорова «Вторжение. Чехословакия, 1968. Свидетельства командарма». С любезного разрешения главного редактора издательства Владимира Ведрашко мы предлагаем вниманию читателей «Вечерки» некоторые страницы книги.[/i][b]Свидетельства командарма День 12 апреля 1968 года [/b]запомнился мне светлым и солнечным. Между этим днем и 21 августа 1968 года, как оказалось позднее, была непосредственная связь. Но тогда об этом еще никто не догадывался.Ровно в 16.00 я в кабинете командующего войсками округа.Закрыл за собой дверь и доложил: — Генерал-лейтенант Майоров, — и увидел, как стремительно и, мне показалось, несколько нервозно и суетно трое генерал-полковников встали из-за стола. Происходящее мне показалось странным и непонятным. Похоже, речь пойдет о моей судьбе.Начальник Главного оперативного управления Генштаба генерал-полковник Михаил Иванович Повалий неторопливо и значительно показал рукой на конторку.На ее наклонной поверхности лежала карта. Я прочел крупно написанное: «Карта приказ…».И далее, ниже заголовка, также тушью, но мелким каллиграфическим почерком: «…на вторжение 38-й армии (в скобках был определен ее состав) в ЧССР с целью подавления, а при необходимости и уничтожения контрреволюции на ее территории».Внизу у обреза карты я прочел: «Министр обороны Маршал Советского Союза Гречко».И его подпись. Вторая подпись: «Нач. Генштаба ВС СССР Маршал Советского Союза М. Захаров». В нижнем левом углу столбцом и также тушью написано: «Исполнено в единственном экземпляре.Исполнил Повалий М. И. 11 апреля 1968 г.».«Вторжение» — это слово пронзило мне голову. Значит — война.Повалий посмотрел на часы и сказал: «Всякие разговоры по телефону, радио или переписка по этому делу, — он постучал пальцем по карте, — категорически запрещены Леонидом Ильичом.Он велел министру обороны готовиться к большему, но надеется, Бог даст, обойдется без этого.А командующий добавил: «Завтра эту карту, опечатанную моей печатью, вам привезут в штаб. В вашем присутствии заложат в ваш сейф. Все ваши действия, все дела, все мысли с сего часа направляйте на выполнение ЭТОЙ задачи. Под любым видом — «ожидается инспекция»… «подготовка к учениям»… и так далее.Мы должны точно выполнить указание Леонида Ильича и приказ министра обороны».Зона ответственности 38-й армии включала пять областей — Северо-Моравскую, Южно-Моравскую и три области Словакии: Восточно-Словацкую, Средне-Словацкую и Западно-Словацкую и всех десяти областей Чехословакии.Для решения этой задачи выделялись силы и средства: 24-я, 30я, 48-я, 128-я мотострелковые дивизии, 15-я и 31-я танковые дивизии и 12-й мотострелковый полк Болгарской народной армии.Началась подготовка войск к предстоящей в конце апреля — начале мая инспекции армии министром обороны. Это будет вполне солидным прикрытием.Вторым прикрытием могла быть подготовка управления армии и некоторых ее соединений и частей к большим командно-штабным учениям или маневрам войск, или учениям с участием войск стран Варшавского Договора. Это тоже выглядело убедительно и не могло вызвать какого-либо недопонимания....Учения проходили на территории ЧССР. После их завершения стала чувствоваться неопределенность в пребывании наших войск в Чехословакии. Интуиция мне подсказывала, что у руководства ЧССР и СССР пока нет ясных договоренностей о совместных действиях в ближайшее время.Оломоуцкая торговая палата военторга сняла нас с довольствия.И я понял, что армию придется тянуть на себе.В восемь часов утра в большой палатке я проводил заслушивание. Первым должен был докладывать командир 31-й танковой дивизии генерал-майор танковых войск Юрков А. П. Однако не успел начать, как снаружи донеслось громкое скандирование: — До-мой! До-мой! До-мой! Мы все вышли из палатки и увидели: перед шлагбаумом стояли два открытых полугрузовых «уазика». Между ними, поднятое на двух шестах, колыхалось на ветру большое красное полотнище с метровыми белыми буквами: «Домой!».На каждом автомобиле сидело восемь-десять солдат в чехословацкой униформе, в малиновых беретах, и они, подняв автоматы Калашникова вверх и потрясая ими, горланили во всю мощь солдатских глоток: «Домой!».Около шлагбаума по обе стороны дорожки стояли растерявшиеся мои два солдата, а к ним торопко уже бежал комендант штаба армии подполковник Рыстев.Минут пять длилась эта демонстрация. Машины развернулись и уехали.Я приказал усилить охрану, привести в порядок вооружение и технику, караульным сторожевых постов выдавать боеприпасы, в случае нападения — открывать огонь, однако строго соблюдать при этом требования устава; на каждом посту, в секрете или в составе патруля обязательно иметь старшим офицера.В 12 часов над командным пунктом армии и расположением полков Зубенко, Абдулаева, Кривицкого закружили три вертолета Ми-8 ЧНА. В течение 15—20 минут они как будто уточняли: мы еще тут или начинаем сворачиваться? А еще через пару часов вновь приехали «уазики» и солдаты в малиновых беретах с автоматами Калашникова и с красным полотнищем «Домой» опять загорланили у шлагбаума. Так продолжалось в течение всего дня: кружили вертолеты, кричали солдаты… Откровенно говоря, я не сразу определился в своих действиях. К концу дня все же позвонил по ВЧ министру обороны ЧССР Дзуру, доложил о происшедшем и попросил принять меры.— Содруг командарм, — ответил тот, — я сожалею, что так делается, но помочь не могу… Можете обратиться за помощью к президенту.На этом разговор и закончился. Так мы столкнулись с первым открыто враждебным действием против нас на чехословацкой территории.Такая вот обстановка была летом 1968-го.[b]Тяжелое решение [/b]Я стоял в трех-четырех метрах от проходившего мимо меня в зал Гречко и видел его осунувшееся, без румянца, лицо, вяло опущенную правую руку, в которой он держал рабочую большого формата тетрадь в красном переплете, средний палец между страниц, а несгибающийся безымянный — неуклюже торчал на корке тетради. Министр спокойно прошел к столу президиума. Мы все стояли, как говорится, проглотив аршин и не сводя глаз с лица министра. Он отодвинул от стола свой стул, тихо, даже тише обычного, произнес: — Я только что вернулся с заседания Политбюро. — Министр выдержал паузу: — Принято решение на ввод войск стран Варшавского Договора в Чехословакию. — Он помолчал еще какое-то мгновение, всматриваясь в лица присутствующих. — Это решение будет осуществлено, даже если оно приведет к третьей мировой войне. За исключением Румынии — она не в счет (тут он сделал особое ударение) — все дали согласие на эту акцию. Правда, Янош Кадар окончательное решение изложит завтра утром, в понедельник. У него имеются некоторые осложнения с членами Политбюро. Готовность к вводу войск — 20 августа. Объявляю «Ч» (переход границы ЧССР) — 23 часа 20 августа. День ввода войск — 21 августа 1968 года. Сигнал «Ч» — «Влтава-666».[b]Вторжение[/b] Во вторник, 20 августа, во второй половине дня разразилась гроза.Гром и молнии напоминали канонаду, а сплошной ливень низвергался с небес, устраивая нам всеобщую помывку перед дальней дорогой.Моя оперативная группа была подтянута к заставе за Ужгородом. Сигнал поступил в 22 часа 15 минут 20 августа. По рации четко и ясно прозвучало: «Влтава-666».Я незаметно для других перекрестился и скомандовал: «С Богом! На Тренчин!».Чехословацкая застава, ничего не подозревая, несла свою службу в обычном режиме: частые учения и передвижения войск на территориях обеих союзных стран приучили пограничников не беспокоиться, ведь союзники не держат камня за пазухой.Позади первые 200 километров.Я со своей оперативной группой на «Волге» остановился на обочине шоссе перед тремя танками Т-55 из состава разведывательного дозора спецотряда под командой Бруниниекса. Где-то рядом город Попрад. Тут и следует перевести дыхание. И — стрелки часов. Центрально-европейское время… В Москве 6, а здесь — 4 часа утра.Оставшись в машине, я открыл дверцу. Подошли замначальника оперативного отдела штаба армии подполковник Шевцов и Спирин.Над нами тарахтел вертолет. Я приказал Шевцову узнать причину остановки танков, но не успел закончить фразу, как Спирин цепко схватил меня за плечо и резко выкинул из машины. Задняя левая часть «Волги» с характерным металлическим хрустом оказалась раздавленной внезапно тронувшимся с места танком. Водитель и радист, сидевшие впереди, успели выскочить, а младший сержант (если не ошибаюсь, он был моим тезкой, тоже Александр), сидевший рядом, слева от меня, погиб… — Что ж вы, сволочи, делаете?! — заорал я на командира танка и механика-водителя, уже спрыгнувших на землю.— Нам надо на Тренчин… Майоров приказал… — явно растерянно оправдывались бойцы.Так был открыт счет нашим потерям в Чехословакии в августе 1968 года.Разведдозор ушел на Тренчин. Ко мне подбежал генерал Юрчик.— Выдвижение идет нормально, — доложил он. — Около двух часов ночи в Кошице Елбакидзе вел бой… Дал несколько залпов из БМП.Примерно в 12 часов местного времени Бруниниекс доложил по рации: «Я в Тренчине. Встреча плохая. Жду вас».Около 14 часов по местному времени въехали в Тренчин, увидели, что десять наших танков окружили штаб Восточного военного округа ЧНА. У ворот — двое наших автоматчиков и двое безоружных солдат ЧНА.Я шагнул вперед к генералу Кодаю… Он подошел, опустил мне голову на грудь и, сокрушенно рыдая, прошептал: — Зачем вы это сделали, Александр?..— Как зачем? — я матерно выругался. — Ты же сам этого хотел! Обещал регулировать движение наших войск от границы до Праги!.. А теперь хнычешь?! — Я думал, этого не случится… К 24 часам армия овладела всей зоной ответственности.Вечером 24-го позвонил Главком группы армий «Север» Павловский и, выслушав мой краткий доклад, сказал: — Надо расстрелять троих злостных контрреволюционеров, — и как-то неестественно хихикнул в трубку.Я опешил: — Вы не по адресу, товарищ Главком.— По адресу, Александр Михайлович. По адресу. В Остраве верховодят правые: Немцова — секретарь обкома КПЧ по идеологии; Кубичек — ее сподручный, главный редактор газеты «Остравске Новины»; Нелепка — фельетонист из этой газеты… Дубчека и компанию под Ужгородом в каталажку посадили… Короче, есть приказ Инстанции.Я был потрясен необычным заданием — устроить инсценировку расстрела. Но Инстанция? Кто же там мог такое придумать? Угадывался почерк моего земляка Суслова.Утром 25 августа открылась дверь, и вошли полковник Комаров и трое арестованных в сопровождении двух автоматчиков.— Мне приказано вас казнить.Расстрелять или повесить, — я выдержал паузу, — это он решит, — и я показал на Комарова. Арестованные молчали. Верили они тогда в скорую смерть или нет — не берусь сейчас судить.— Я принял решение: если вы исполните мой приказ и не будете заниматься — ни устно, ни печатно — пропагандой контрреволюции и возбуждать ненависть к нам, к Советской Армии и Советскому Союзу, то я вас помилую.Арестованные, склонив головы, стояли бледнее белого полотна.— Ваша очередность определена, — продолжал я издеваться, — Кубичек умрет первым… Нелепка последует за ним… А затем и мадам присоединится… После долгого молчания заговорил Кубичек. Неторопливо, заикаясь: — Содруг Майоров, мы все выполним… печатать будем то, что только проверит и разрешит содруг. — И он показал на Комарова.Немцова добавила: — Да, теперь я поняла, что такое социализм… Вы нам все ясно разъяснили. Социализм — это контроль… — И она иронично улыбнулась.— А вы что скажете, Нелепка? — Не буду больше ничего писать. Я со всем согласен… — Полковник Комаров, освободите их из-под ареста. Пусть возвращаются к себе домой. Они теперь — наши друзья.Если вы живы, пани Немцова, пан Кубичек и пан Нелепка, пусть запоздало, через тридцать лет, я, старый человек, прошу у вас прощения за ту душевную травму, которую вам нанес. В тот день я пал так низко, как не следовало бы падать уважающему себя генералу. Да и вообще — человеку.Простите меня.[b][i]По оценкам Научного центра общественных исследований РАН, «в ходе передислокации, размещения армейских подразделений в ЧССР (с 21 августа по 20 октября 1968 г.), в результате «недружелюбных» действий местных жителей, неосторожного обращения с оружием и боевой техникой, болезней, аварий и т. д. с нашей стороны погибли около 100 человек, с чехословацкой стороны также погибли 100, и 345 человек получили ранения.После такой статистики наш рассказ об августе-68 хочется завершить словами, с которых начинается книга А. Майорова: «В августе 1968 года чехословацкие события потрясли весь мир. К сожалению, насколько мне известно, они не нашли полного и всестороннего освещения ни на Западе, ни в России.А ведь 1968 год во многом определил дальнейшие события в нашей стране. Что аукнулось в 68-м, откликнулось позже на рубеже 80—90-х годов, привело к разрушению великого государства и всей системы его союзнических отношений».[/i][/b]
[b]Село Кидекша, откуда пошла Суздальская земля. Колокольня-красавица упадет или мы все-таки успеем ее выправить? Первое упоминание о Суздале датируется 1204 годом. Однако исследования показали, что уже в X веке он был известен и в Скандинавии, и на Востоке.За свою долгую историю город не один раз переживал периоды расцвета, и забвения, пользовался необычайной популярностью у туристов в 70-х годах, щедро пополнявших и его бюджет, и государственную казну. А теперь вместе со своими многочисленными и бесценными памятниками остался один на один с проблемой: как выжить? [/b][i]По сравнению с зимой 1997 года, когда мне впервые довелось увидеть Суздаль, сейчас он производит впечатление более благоприятное: многие храмы покрашены, обновлены покрытия куполов, поправлены кресты. Правда, работы эти, к сожалению, ведутся не специалистами-реставраторами, чьи услуги очень дороги, а самодеятельными строительными бригадами, приезжающими в основном из Молдавии и с Украины на заработки. Но разговор сегодня о другом. Дело в том, что многие монастырские башни и стены начали активно отклоняться от вертикали, а попросту говоря, медленно падать из-за разрушения фундаментов. Виной тому — подвижки грунтов.Еще до начала нашего столетия в пойме реки Каменки —своеобразной оси Суздаля — случались оползни. Объясняются они здесь неустойчивостью грунтовых масс в крутых склонах левого берега. А повинны в этом, как объяснил профессор, доктор минералогических наук Евгений Меркурьевич Пашкин, известные из курса физики силы Кориолиса. То есть Земля, вращаясь в определенном направлении, придает инерцию всему на ней движущемуся (с учетом этого, кстати, космодромы строят не где попало, а там, где Земля создает наибольшую инерцию запускаемым кораблям).[/i]Проще говоря, как в движущемся стакане вода отклоняется к одному краю, так в реке — к одному берегу, постепенно размывая его и изменяя со временем русло и пойму. И если река течет с юга на север (как в случае с Каменкой), то вода под действием этих самых сил Кориолиса всегда подмывает именно левый берег.Суздальская водная артерия, вдоль которой отчетливо видны следы многочисленных оползней, все больше разрушает свой крутой левый берег. А его кромка неумолимо приближается к некогда самому богатому и значительному на Руси Спасо-Евфимиевскому монастырю. Последний такой оползень произошел в 1997 году. После него была сделана солидная подсыпка берега, но возможность повторения подвижки грунтов ставит под угрозу сохранность монастыря.Способна привести памятники к гибели и непродуманная деятельность человека. На территории того же Спасо-Евфимиевского монастыря не одно столетие производились строительные работы, а мусор после них за стены не выносился. В результате уровень земли внутри оказался на полтора-два метра выше, чем снаружи. И образовавшаяся таким образом большая толща теперь с одной стороны давит на стены и башни, а дождевая вода, скапливающаяся на ее поверхности, не имеет отвода и, просачиваясь сквозь строения, размывает их самих и почву снаружи. Это привело к тому, что одна из стен уже упала. Ее восстановили, но кардинально ситуация не изменилась, потому что, по словам Евгения Пашкина, для этого нужно выравнивать уровни грунта внутри монастыря и снаружи, то есть снимать с большой площади 1,5—2-метровый слой. Да не простой земли, а перемешанной со строительным мусором и уплотненной веками. Можете представить себе масштабы такой работы! Но делать это надо, потому что западная башня монастыря уже наклонилась в сторону реки, отошла от стены, а между ними образовалась со временем все больше расширяющаяся трещина.Падает и одна из башен действующего Покровского женского монастыря, расположенного на противоположном пологом берегу Каменки.Там другая проблема. Дело в том, что все фундаменты закладываются на глубину ниже уровня промерзания, составляющего для средней полосы 1 м 60 см. Выдержано это правило и в Суздале. Но неотапливаемые сооружения, оказывается, являются проводниками холода, и под ними образуются «линзы», промерзающие на 4—4,5 метра. Весной при неравномерном оттаивании грунта непосредственно под башней и вокруг нее происходят подвижки, ломающие фундамент.Немало неприятностей приносят и растущие вблизи сооружений деревья. Своими корнями они врезаются в фундаменты и тоже способствуют их разрушению.Так что вопрос сегодня не в том, какие специалисты заделывают трещины в стенах и чем красят фасады, — 80 % деформаций идет из-за неполадок именно с фундаментами. И чтобы успешно с этим бороться, необходимо сначала провести серьезную инженерно-геологическую диагностику памятников архитектуры.Подвергается разрушениям и жилая застройка центра города, также являющаяся памятником истории и архитектуры. Она вовсю подтопляется водой, стекающей с городских улиц, потому что при ремонтах дорог уровень их без конца поднимали, и теперь он в некоторых местах оказался на 80 см выше положенного. А вот про хорошие водоотводы в свое время не подумали.И вообще в аварийном и близком к нему состоянии находится столько бесценных памятников, что можно просто открыть путеводитель, ткнуть в любую страницу пальцем — и попадешь в тот, которому нужна помощь. Причем неотложная, потому что в истории бывали случаи, когда думать о сохранении их бывало поздно. Как, например, в 1776 году из Покровского собора Солотченского монастыря монахи только успели вынести икону Покровской Божией Матери, и он вместе со стеной рухнул в реку.Что говорить, работы в Суздале много — нелегкой, недешевой, срочной. Но если ей не заниматься, то, боюсь, наши правнуки увидят лишь руины этой жемчужины отечественного зодчества.
[b]Когда в начале августа я вернулась из отпуска с Украины, по которой в кои-то веки мы решили проехаться на машине, сослуживцы покачали головами: «Ну ты женщина состоятельная!» «Теперь уже нет, — ответила я, — теперь я обыкновенная, потому что попала в самый разгар топливной эпопеи, и тамошний бензин мое состояние благополучно скушал. И не только мое».[/b][i]Собираясь в столь близкое загранпутешествие, мы были морально готовы к самым разным неожиданностям: неполадкам в «Москвиче», которому днями исполнится 18 лет, к придиркам таможенников и автоинспекторов, к криминалу на дорогах и т. п. Но больше всего удивило то, чего никак не ожидали.На российских дорогах ничего особенного, кроме безобразий иномарочников, не происходило.Начались приключения при подъезде к границе. На совершенно пустынной дороге Орел—Киев вдруг стали появляться подозрительного вида люди, призывавшие не ехать на ближайший пограничный пропускной пункт: [/i]— Вы там не меньше 10 часов простоите в очереди.— Откуда же очередь, — удивилась я, — если в ту сторону за все время не больше 4—5 машин прошло? — А вот увидите, их там целое море будет. Давайте мы вас на другой пункт проводим, там часа за два пройдете. Всего-то 100 километров и 50 рублей.Полтинник, конечно, не ах какие деньги, но 100 верст с незнакомыми людьми по незнакомым дорогам — нет, таких приключений не хотелось. И отказавшись от услуг многочисленных провожатых, мы уже километра через три подъехали к ближайшему — глуховскому — погранпосту. И ахнули: машин-то и в самом деле — как грибов после дождя. Однако, осмотревшись, сообразили, что очередей две: легковые в одной, грузовые — в другой. А в своей легковушечной мы оказались всего лишь двадцать четвертыми. Это вселило надежду на не слишком долгую мороку. И напрасно.Когда мы подъехали к границе, на часах было чуть за три. Но до встречи с первым пограничником прошло около... четырех часов. Хотя никаких сколько-нибудь значительных проверок проезжающих не наблюдалось. Подъехав к шлагбауму, люди заполняли стандартную для всех наших границ декларацию, предъявляли паспорта и, не открывая багажников, проезжали российскую часть границы. Поэтому первая загадка — почему подъезд к этому шлагбауму оказывался таким мучительно долгим? — так и осталась для нас неразгаданной.Но вот наконец мы выехали на нейтральную территорию. Это два километра дороги в чистом поле с придорожными кустиками. Мы опять в очереди и опять всего двадцать шестые. По сравнению с очередью грузовой это сущие пустяки, потому что вереница автофургонов вытянулась как раз на эти самые два километра. Обстановка достаточно оживленная. Без конца мимо проходят какие-то женщины и наперебой предлагают поменять рубли на гривны, купить горяченькой картошечки с малосольными огурцами, домашних пирожков, сметаны, молока, воды, конфет и всяческой другой снеди.Откуда они в таком неуемном количестве берутся в нейтральной зоне, для прохождения в которую мы затратили четыре часа, а у них даже картошка в кастрюле не успела остыть, — это вторая загадка и тоже неразгаданная.Здесь мы простояли еще пять часов. И все это время компания в несколько сот человек от скуки без конца что-нибудь жевала и от жары пила воду. В такой ситуации, естественно, не помешал бы где-нибудь поблизости туалет. Хотя бы самый примитивный. Но, увы...Первые несколько часов людей еще как-то сдерживает чувство неудобства от всеобщего обзора, а потом оно все больше и больше притупляется. Так что это только в песне поется: «...на нейтральной полосе цветы необычайной красоты», на глуховском же КПП она больше напоминает поля аэрации.Правда, увидели мы здесь и весьма симпатичную картину: на высоченной пограничной колонне, где с одной стороны написано «Россия», а с другой — «РСФСР», большущее гнездо. И живут в нем аисты. Это зрелище умиляет и развлекает буквально всех. Но тоже в первые несколько часов. Потом, видя как под гнездом непрестанно газуют машины, начинаешь сомневаться в нормальности птиц, живущих в такой грязи, а кидая на них долгожданный прощальный взгляд, ты вообще утверждаешься в мысли: не иначе мутанты какие-нибудь.Как это обычно бывает в длинных очередях, постепенно привыкаешь сначала к лицам рядом стоящих, а под конец вроде уже всех знаешь давным-давно. Вот семья, с бабусей, малыми детишками и скарбом едущая к морю. Вот «челноки» с объемной поклажей — эти легко таможню не пройдут. Вот интеллигентного вида дальнобойщики-венгры. Они держатся особняком, с нашими почти не общаются.Периодически проскакивают без очереди легковушки, водители которых за руку здороваются с погранцами — это завсегдатаи. Или последние сами с почтением их сопровождают. Такой гордый проезд негласно стоит 50 долларов.Развлекают народ и сценки, в которых «дорожные подружки» некоторых дальнобойщиков уговаривают власти пропустить их за границу. Кому приплатить нечем или не хочется, те, как пароль, твердят: «Ну пожа-алуйста, последний разо-очек...» Но вот стрелка часов перевалила за полночь, и у заветного шлагбаума мы, наконец, первые. Здесь загадка третья — что можно было столько времени делать с теми двадцатью пятью машинами, что были перед нами? — разгадывается просто. На этот раз мы больше часа заполняем кучу бумаг, переходя из одной комнаты в другую, заверяем, что ни оружия, ни наркотиков, ни лишнего сверх дозволенного бака и одной канистры бензина не везем, открываем багажник, капот и все двери для досмотра, с ужасом думая: «Если к чему-нибудь прицепятся, больше не переживу!» В третьем часу ночи, пройдя все «заморочки» и заплатив за въезд в чужое теперь государство 375 рублей, мы наконец въезжаем на территорию так серьезно охраняющей свою свободу Украины. Разминая затекшие ноги, начинаем потихоньку оживать, разгоняться, как вдруг — свисток: державная автоинспекция... Оказывается, нужно еще зарегистрироваться и у нее.В общем, добирались мы от Москвы до границы около девяти часов, а на ней простояли одиннадцать. Но уже на следующее утро деревенские красоты, гостеприимство и радушие здешних крестьян нейтрализовали вчерашние огорчения. На столе дымился знаменитый украинский борщ, дух от которого мешался с ароматами домашнего каравая, свежих огурцов, парного молока и молодой картошки, только что вытащенной из печки. «При такой-то снеди как не быть беседе?..» Но слыть нахлебниками нам не хотелось, и на другой день мы отправились в магазин. На просторных полках лежала пара-тройка заморских сладостей и жвачек. И все...— Что же вы вчера не пришли, — посочувствовала продавщица, — хлеб привозили. Теперь дня через четыре только привезут.А мы-то по наивности подумали, что вчера домашний каравай нам подавали для экзотики. Ведь в городских магазинах полки ломятся. Зато в деревенских, оказывается, может мышь с голоду сдохнуть. Вот так чудеса! — А кроме хлеба, привезут что-нибудь? — поинтересовались мы.— Кроме? Не-ет, что вы! А на что народ покупать-то будет? У нас в колхозе денег седьмой год не платят.— Может, месяц? — не поверили мы.— Год, год. Денег дают только на похороны да на свадьбы. Вот дочку полгода назад замуж выдавала, так 500 гривен выписали, на ваши это около трех тысяч будет.— А чего же вы тогда в этом колхозе работаете? — Так ведь когда муки дадут, когда еще чего, а то корму для скотинки подбросят.— Для скотинки это, конечно, неплохо... Вот еще бы о людях позаботились. Так у вас, значит, пенсионеры денежнее работников? — Да, — засмеялась продавщица, — они, наверное, уж за январь получили, не то за февраль.— Чем же вы тут живете? — Да разве в деревне с голоду помрешь, если руки целы? Коров все держим, птицу разную, на огородах работаем, да еще детям в город все даем, внучат на лето к себе забираем, откармливаем. И опять же на реке живем, в нашем Удае рыбы немало.— А если здоровьишко подкачает? — Это не приведи бог, тогда уж не выживешь.После такого разговора, вспомнив продавщицины слова, что в деревне надо руки приложить, принялись за дела. Помогали соседям, а они нас за это угощали абрикосами, молоком, творогом, овощами и картошкой. По утрам и вечерам ловили рыбу, она здесь действительно оказалась отменная — караси, щуки, лини. В общем, не бедствовали, да еще и экзотикой наслаждались: жили в старой, но уютной хате с камышовой крышей, глиняными полами, без радио, телевизора и газет. Из-за реки днем и ночью доносилось тарахтение комбайнов — уборочная.Но однажды тарахтение стихло.Как мы потом узнали, не потому, что все убрали, а потому, что разразился топливный кризис: стоимость бензина в одночасье подскочила в несколько раз. Вернее, официально раза в два с половиной, но и по таким чудовищным ценам, что в пересчете на российские деньги составило около 20 рублей за литр, достать его было негде — автозаправочные станции просто закрылись.Народ пребывал в шоке: каково теперь будет горожанам, живущим за счет своих огородов, находящихся километрах в 30—40 от дома, когда уход за огурчиками и картошкой обойдется дороже, чем тот же продукт на рынке? А как быть селянам: пахать на лошадях и не иметь возможности вывезти урожай ни детям, ни на базар? И кому этот урожай продашь, если и прежде люди были малоплатежеспособными? Что будет с ценами буквально на все, ведь в стоимость любого товара заложены транспортные расходы? В общем, Украина-житница впала в уныние: у и без того замученного безденежьем народа впереди замаячила беспросветная мгла...В нелучшем положении оказались и отдыхающие: кто заранее не позаботился об обратных билетах, пребывали в панике — денег, отложенных, чтобы добраться до дома, теперь не хватало. Наши дела обстояли не столь плачевно: оставшихся полбака бензина вполне хватало, чтобы добраться до России. Но столько лет хотелось проехаться по гоголевским местам, посмотреть воспетую им таинственную Диканьку, Миргород с его прославленной лужей, ярмарочные Сорочинцы... А что теперь? Здраво оценив обстановку, мы решили, однако, планов своих не ломать и, понадеявшись на самое надежное средство, русский авось, тронулись в путь.Конечно, в нынешнем Миргороде уже нет лужи, в которой лежали когда-то свиньи, здесь на местных минеральных источниках устроены современные курорты. Великие Сорочинцы готовятся к открытию ярмарки и в ожидании многочисленных гостей заботливо подновляют музей Николая Васильевича.Над чрезвычайно теперь редко встречающимися соломенными и камышовыми крышами ведьмы больше не летают, но в полнолуние неосвещенные по ночам деревни и поля по-прежнему заливаются таинственным холодным светом.А дороги! Неплохие в смысле качества, на этот раз они удивляли другим — свободой от транспорта.Не сказать, конечно, что замерли все, но и обогнать было некого. На полях за все время уборочные комбайны мы видели раза три, не больше. Чаще всего машины встречались около заправок. Несмотря на цены, люди все-таки загодя занимали очереди и пытались заправиться. Но в тех местах, куда бензин завозили, он быстро заканчивался, очередь рассасывалась, и следующую можно было встретить лишь через много километров. И чем дальше мы удалялись от очередного города, тем чаще попадались повозки, запряженные лошадьми. Хорошо тем, кто сохранил этот не зависящий от наличия топлива транспорт.Наших полбака, естественно, на задуманное путешествие не хватило, но авось, как всегда, помог: встретилась заправка без очереди и с бензином. При расплате сердце облилось кровью и, рассчитав, сколько нужно, чтобы дотянуть до границы, лишнего брать не стали. Но, сэкономив деньги, мы обрекли себя на переживания, ведь пограничные перипетии могут теперь не отпугнуть местный люд от поездок за бензином в Россию, где тот в пять (!) раз дешевле. Тогда в очереди у заправки придется дневать и ночевать.И все-таки домой мы ехали с радостью, тем более узнав, что нам неслыханно повезло в топливном вопросе по сравнению с теми, кто застрял в Донецкой области и платил за каждый литр бензина по 50 российских рублей. Такой «тоннаж» мы бы не потянули. Конечно, хотелось бы, как это бывало раньше, прикупить в дороге украинских сальца, медку, семечек, фруктов и сувениры друзьям, но когда выбираешься из аварийного дома, хочется только ноги унести. И о таких мелочах думать, во-первых, некогда, а во-вторых, не на что.Уже на российских обочинах на последние мы купили по дешевке по ведру грибов и перца, и с такими гостинцами вернулись домой довольные, хоть и с опустошенными кошельками. Это ведь в начале путешествия взятые в дорогу деньги нам казались состоянием, а на украинских просторах оно растаяло, как загадочный лунный свет с наступлением дня. Но мы-то теперь дома.Хуже тем, кто остался жить там, под бесчисленными гнездами аистов, и чье состояние в очередной раз растаяло вместе с нашим...
[b]Совсем круглая дата — 1000-летие упомянутого впервые в 1024 году Суздаля — в масштабах вечности уже не за горами. Однако для человеческой жизни 25 лет — достаточно большой отрезок времени, и не всем посчастливится до 2024-го дожить. Поэтому для нас 975 — это тоже очень значительная дата, не откликнуться на которую невозможно.[/b][i]Не все теперь помнят, что в стародавние времена Суздаль был русской столицей, после ее переноса во Владимир — крупным религиозным центром. В последние десятилетия он стал для россиян и многочисленных иностранных туристов местом настоящего паломничества. И не случайно, ведь каждый камень его древних сооружений — свидетель русской истории от Владимира Мономаха до наших дней.В XII веке здесь был построен первый на Руси и сохранившийся до наших дней каменный храм. Видела суздальская земля вражьи набеги татаро-монголов и поляков, страшные пожары и мор от ужасных болезней. Его монастыри, бывало, служили не только местом молений, но и многолетних, а порой и пожизненных заточений. И все эти 975 лет местный чернозем обильно поливался потом — издревле вели здесь крестьяне свои огороды, слава о которых не меркнет и поныне.О старинных постройках Суздаля написаны целые тома, его проблемами обеспокоены нынешние власти, но люди уже почти десять веков живут здесь и любят свой город. О некоторых из них, не убежавших от трудностей и готовящихся к нынешнему юбилею, хочется рассказать в его преддверии.[/i][b]«Вечерка» в гостях у «Вечерок» [/b]В один из летних вечеров нас угощали ужином в монастырской трапезной, где развлекали народ местные самодеятельные артисты. Каково же было мое, корреспондента «Вечерки», удивление, когда одним из номеров ведущая объявила выступление фольклорного ансамбля...«Вечерки». Они играли, задорно пели и плясали, а после выступления я прошла к ним за кулисы.— Какая удача встретить здесь наших тезок —«Вечерок», — начала было я. — Как же это раньше мы о вас не знали? — Какое огорчение, — ответили они, — что мы не встретились раньше. Ведь мы недавно переименовались и теперь называемся «Ярункой», а ведущая от волнения нас назвала по-старому «Вечерками».— А что значит «Ярунка»? — Это солнечная сторона улицы.— Красиво, конечно, но почему вы все-таки сменили имя? — Да 10 лет выступали как «Вечерки», но народу со стороны сейчас приезжает немного, а своим хочется чего-нибудь новенького. Вот и пришлось переименоваться.— А в Суздале вы одни такие — самодеятельные? — Нет, что вы! Два хора — «Суздалянка» и «Золотое кольцо» — получили звание народных коллективов.Есть еще молодежный танцевальный ансамбль «Карусель». Работают видеоклуб и «Наше наследие», которые ведет Юрий Белов. Он же нашу местную газету «Вечерний звон» выпускает. Так что народ у нас не скучает.[b]И швец, и жнец, и на дуде игрец [/b]Наслышавшись о руководителе двух клубов и редакторе местной газеты Белове, я, естественно, захотела с ним встретиться. Труда это не составило. Для знакомства он подарил мне последний номер своего «Вечернего звона», и я первым делом поинтересовалась: — Юрий, почему на последней странице вы упоминаетесь как единственный член редколлегии? Какую должность в газете вы занимаете? — А все, — ответил он.[b]— ? [/b]— Да, я с самого начала — с 1991 года — и главный редактор, и единственный корреспондент, и фотограф, и издатель.[b]— Может, вы и единственный распространитель? [/b]— Вот в этом деле мне помогают домашние — жена, сын и теща.[b]— И что, охотно берут? [/b]— Да, скажем так, неравномерно.Но все равно людям надо рассказывать об их городе, об истории, о наших людях и их делах.[b]— А на какие средства вы ее выпускаете? [/b]— Это, как говорится, отдельная песня. Собрал деньги дома да у тещи взял.[b]— Она у вас золотая, если на такие начинания раскошеливается. А прибыли-то хватает, чтобы должок вернуть? [/b]— Какое там! Сам вот хожу весь с чужого плеча одетый: и рубашка, и ботинки, и брюки — все не мое. Не помню уж, когда что-нибудь себе покупал.[b]— Так, может, вам чем-нибудь более прибыльным заняться? [/b]— А газета — вовсе не единственное мое занятие. В 1986 году я издал путеводитель по Суздалю. Так он тиражом в 100 тысяч экземпляров сразу же разошелся.[b]— Насколько я успела заметить, сейчас в городе продаются устаревшие путеводители, карты и открытки. Не направить ли вам свой энтузиазм на издание более современных? [/b]— А я уже свой первый путеводитель расширил, дополнил, сделал массу снимков. Он будет называться «Суздаль снимается в кино». А еще я в Доме культуры веду для молодежи видеосалон и «Наше наследие».[b]— Наслышана. Так вы что же, еще и кино снимаете? [/b]— Не сам, конечно. Но к нам без конца киношники приезжают — и наши, и иностранцы. Я у них во многих картинах снимался. А в видеосалоне я с фильмами, снятыми в Суздале, знакомлю ребят.Да, приходилось мне в жизни встречать увлеченных людей, но Юрий Белов, кажется, побил все рекорды.[b]Автор малиновых звонов [/b]Этого человека показывают здесь всем организованным туристам как местную достопримечательность, а неорганизованные слышат его каждый час. Это звонарь Юра. Он играет Суздальские звоны, записанные, кстати, на кассеты, продающиеся как местные сувениры. Не могу с точностью сказать, какого он возраста — с виду весь седой, но очень энергичный и глаза молодые. Как-то зимой довелось и мне побывать с ним на звоннице.— Хочешь, — говорил он, — ударь в колокол.— Не могу, — я в ответ, — страшновато.— Не бойся, знаешь, как они поют — всяк на свой лад.[b]— Можно тогда в самый маленький и совсем тихонечко? [/b]— Можно, — засмеялся Юра. — Если тихонечко сумеешь.Мне показалось, что я едва коснулась маленького колокольчика, а звон от него поплыл над городом.— Они же все голосистые. А если у тебя какая хворь есть, ты вот в этот, самый большой ударь, — не унимался Юра, — и все пройдет. Это дело испытанное.« У кого же нынче хвори не найдется», — подумала я и начала с трудом раскачивать тяжеленный колокольный «язык».— Не буду помогать, сама трудись, а то не выздоровеешь.Я, поднатужившись, все силы вложила в удар. И теперь уже совсем другой «голос» — серьезный и зычный — поплыл, казалось, далеко за город. А Юра продолжал: — Вот сейчас отзвоню и покажу тебе наш Музей книги, там такие сокровища хранятся! А еще с гуслярами познакомлю — ох и играют ребята! Он не звонил, а играл на колоколах так увлеченно, что люди останавливались заслушавшись. Делал он все так задорно, как счастливый человек стремится скорее поделиться своей радостью.А на самом деле счастья-то на Юрин век не так уж много выпало: подкидышем он вырос в чужих людях, всегда знал об этом, но обиды в душе не затаил и теперь взял к себе тоже мальчонку-сиротку и учит его своему звонарскому мастерству.[b]Поющие при свечах [/b]Довелось мне побывать и на необычном концерте. Скрипач Михаил Трояновский играл поздно вечером в темной, освещенной лишь тремя свечами Пятницкой церкви, где стояли только его пюпитр да несколько скамей для зрителей.[b]— Почему вы выбрали такую необычную площадку, [/b]— поинтересовалась я после концерта.— Вы обратили внимание, — ответил он вопросом на вопрос, — какая тут чудная акустика? То-то же! Мы хотим здесь создать камерный зал.[b]— Но ведь его надо обустраивать.[/b]— А мы с женой и обустраиваем.Здесь все было завалено хламом обшарпано. Мы с ней все вычистили, прибрали, побелили, скамьи вот поставили. Конечно, состояние еще не безукоризненное, но ведь уже можно играть.[b]— Это приносит вам доход? [/b]— Кое-какой приносит, ремонт вот продолжаем. А еще мы здесь с ребятами из музыкальной школы занимаемся.[b]— Не боитесь, что столько сил вложите, а потом церковь у вас этот храм отберет? [/b]— Я думаю, на наш век хватит. А потом здесь же и голос, и скрипка звучат просто божественно, так что святых стен мы не оскверняем.И в самом деле, то, что мы слышали в тот вечер, никак нельзя было назвать осквернением. Если бы пустующие и в других местах церкви использовались не под склады и мастерские, а таким вот образом, то и они были бы сохраннее, и люди продолжали бы их воспринимать как храмы — не божии, так искусства. А это тоже не так уж плохо.[i]Немало можно было бы еще рассказать о людях Великого Суздаля, за житейскими заботами не забывающими о родном городе. О его почетной гражданке Марии Владимировне Седовой, имеющей 12 внуков и борющейся за то, чтобы каждой метр здешней земли перед застройкой отдавался сначала в руки археологов; о мальчишках, помогающих на раскопках; о молоденьких девушках, не желающих даже вопреки уговорам родителей уезжать в более цивилизованные города; о местных женихах, не перебирающихся к московским невестам (сама лично таких видела)... А все потому, что здесь они — хозяева.Завтра все они будут участниками юбилейных торжеств. На приглашение «звезд» денег у них нет, но есть уверенность, что многие известные люди сами сочтут за честь побывать на их празднике. А нет — так они и сами не лыком шиты. Да хотя бы те, о ком я вкратце сегодня вам рассказала.[/i]
[i]Я обратила внимание на эту женщину в магазине сувениров по дороге в Суздаль: мне понравились вещи, которые она купила, ее вкус и изящество в обращении с людьми. А потом мы оказались в одном гостиничном номере. Из-за ее хорошего русского я сначала не поняла, что передо мной иностранка, пока она не представилась: «[b]Штефани Маркет[/b], корреспондент Западногерманского радио».В Суздале мы обе оказались во второй раз.[/i]— Впервые я побывала здесь ровно 15 лет назад, будучи еще студенткой, — начала разговор Штефани.[b]— И как вам тогда понравился город? — поинтересовалась я, предвосхищая ее восторги по поводу суздальских красот.[/b]— О, я никогда не думала, что люди могут жить так убого. Здесь и не пахло концом XX века. Так жили, наверное, лет сто назад: на улицах колонки с водой, женщины с ведрами, куры, козы, огороды. А быт?! Ужас какой-то.[b]— Но таким образом, видимо, здесь пытались сохранить дух старины.[/b]— Я понимаю. Но можно же строить дома, не закрывающие старинных монастырей и при этом пригодные для жизни современного человека. А такого раньше мне видеть не приходилось.[b]— А позже? [/b]— В Советском Союзе я проходила практику, жила целый год в Москве и за это время обзавелась множеством друзей. Они жили совсем по-другому, но тоже как-то очень тесно.[b]— Вы, наверное, родом из Западной Германии? Там уровень жизни, конечно, был намного выше нашего.[/b]— Я родилась и выросла в Восточном Берлине. Там же окончила школу и журфак, и всегда была уверена, что раз мы с вами союзники, то и живем одинаково. А когда побывала в России, поняла, насколько немцы жили лучше, чем русские. Правда, когда впервые увидела Западный Берлин, так просто ахнула: нам, оказывается, до них тоже было далеко.[b]— При прежнем режиме вам часто доводилось бывать в западной зоне? [/b]— Ни разу. Из нашей семьи только маме, когда она была уже на пенсии, западные немцы раз в год давали разрешение на въезд, потому что у нее там после войны остались родственники. Я тоже как-то подавала прошение, но мне отказали. А впервые попала в Западную Германию, когда рухнула Берлинская стена.[b]— Вы лично этому были очень рады? [/b]— Это, в общем-то, расхожее мнение, что все восточные немцы жаждали ее слома. Конечно, многие из тех, кто бывал в ФРГ, тоже хотели жить, как на Западе, но многие побаивались, что объединение принесет какие-нибудь неожиданные сложности.Мы ведь не отрывались от телевизоров, когда у вас к власти пришел Горбачев. И ни глазам своим, ни ушам не верили: такой энтузиазм, такие надежды... Да что я вам об этом рассказываю, вы же сами все помните. И представляете, именно в это время мне посчастливилось быть в Москве и все видеть своими глазами. Я была счастлива, что попала в самую гущу событий. Мне хотелось скорее приехать домой и выплеснуть свои впечатления. Но там меня не очень-то хотели слушать: мол, весь этот шум стихнет, все успокоится.Так же и со стеной — не все принимали участие в ее разрушении. Я, например, в ту памятную ночь вообще спала дома и ничего не знала. А утром мама с испугу задернула шторы и сказала: «Не подходи к окнам и телевизор не включай, там что-то непонятное происходит». Многие тогда не были уверены, что это надолго.[b]— А потом? Как вы прочувствовали открытие границы? [/b]— Нам всем выдали по 100 западногерманских марок и разрешили поехать в западную зону. Вот тогда-то я и попала впервые в Западный Берлин. Он меня ошеломил. Я, немка, среди немцев же ощутила себя иностранкой: правил в их транспорте и магазинах не знаю, город незнакомый, все чужое. Я была в отчаянии.Вечером вернулась в Восточный Берлин в полной растерянности и голодная. Была в таком смятении, что даже домой не могла идти, зашла в ресторан при очень дорогом отеле, просидела там в одиночестве весь вечер и все ела и ела, пока не успокоилась.[b]— Жизнь восточных немцев с помощью западных стала более цивилизованной, но, вероятно, это не могло не осложнить жизнь западных. Вы себя не чувствовали нахлебниками? [/b]— Конечно, одно дело помочь два-три раза, а когда этот процесс растягивается на годы, кому хочется без конца решать чужие проблемы? Да и мы раньше вроде были люди самостоятельные, а получилось так, что пришлось принимать чужую помощь. Это, естественно, вызывало не самые лучшие чувства.[b]— Кроме того, у некоторых, возможно, появились проблемы с работой? [/b]— В основном у тех, кто раньше был связан с органами, я имею в виду ШТАЗИ. Мы все заполняли анкеты, где надо было указать, сотрудничал ли ты с этой организацией. Если да, то двери перед тобой закрывались. Человек, конечно, мог написать, что не сотрудничал, но если во время проверки выявлялся обман, работу он терял.[b]— Как же проходило ваше собственное трудоустройство? [/b]— Я тогда работала на молодежном радио. Мы тоже жили в напряженном ожидании перемен, ведь средства массовой информации не могли оставаться прежними. Но для меня лично никаких осложнений не последовало. Может, потому что я была совсем юной и перестраиваться в двадцать с небольшим не так сложно.[b]— Восточные немцы сильно изменились за годы свободы? [/b]— Раньше все было общественным, за тебя думало государство. А теперь человек волен в выборе своего бизнеса, но ответственности появилось больше, ведь рассчитывать приходится теперь на собственные силы и удачливость. А удача в какой-то момент может и отвернуться. Так что, как у вас говорится, свобода — это палка о двух концах. И чтобы не оказаться на мели, нужно работать, крутиться, сидеть без дела и надеяться на доброго дядю уже не приходится.[b]— Вы видели Суздаль 15 лет назад, видели наш энтузиазм времен Горбачева, теперь работаете в Москве и ездите по российским регионам. Заметны ли вам произошедшие за это время у нас перемены? [/b]— Коне-ечно! У вас тоже стало больше свободы. Народ в значительной степени почувствовал себя лично ответственным за собственную жизнь. И Москва становится другой, и люди тоже.[b]— Что вы думаете о Москве? [/b]— Ваша столица заметно прихорашивается, построено много нового. Но она какая-то неравномерная: окраинные районы сильно отличаются от центральных в худшую сторону, а ее собственное лицо, на мой взгляд, стирается. Москва становится больше западной, а ведь в ней была раньше какая-то особая, самобытная привлекательность. Это мне кажется огорчительным.[b]— Ну а москвичи? [/b]— Все очень озабоченны и серьезны. Энтузиазм горбачевских времен угас. У многих трудности с работой, на улицах появились нищие, на дорогах — красивые и современные машины, но водители ведут себя, мягко говоря, некорректно. И разговоры между людьми все больше о проблемах. В общем, неуверенные какие-то.[b]— Ладно, мы стали угрюмее, ну а немцы, какие они сейчас? [/b]— Разные. У кого есть хорошая работа — те живут замечательно. У кого нет, тем тоже не очень-то весело. Впрочем, как и везде. Мне доводилось работать в Париже, там народ тоже живет не без проблем, хотя общее настроение у французов более светлое. Очень хочется надеяться, что русские, как это бывало всегда, все-таки выкарабкаются из уныния и вновь обретут свою всем известную русскую душу. Хорошо бы это случилось побыстрее.[b]— Вы действительно думаете, что такая душа существует? [/b]— Не думаю, а точно это знаю. Я бывала в разных странах, работала с разными людьми, и мне есть с чем сравнивать. Может, не все качества русских так уж хороши, но они действительно щедры, широки и благородны. Это я вам говорю как человек со стороны. И эта самая русская душа очень подкупает. [i]Чтобы не заканчивать разговор на грустной ноте, я не стала уточнять, какие наши черты не так уж хороши.Мне было довольно и того, что русская душа все-таки не миф.Еще два дня в Суздале я присматривалась к тому, как работала Штефани: она быстро ориентировалась в незнакомой обстановке, на ходу брала интервью у местных властей, у интересных, на ее взгляд, людей, у народа на улице, успевала попробовать ягоды на базарчике, прикупить сувениры и что-нибудь полезное для собственного хозяйства и при этом в отличие от наших всюду опаздывавших телевизионщиков ни разу ни на минуту не задержала группу. Это было красиво, профессионально и по-немецки четко. Наверное, такую работу и имела в виду Штефани, говоря о том, что теперь всем надо много работать и крутиться, раз уж мы стали хозяевами своей жизни.[/i]
[i]Началась эта история много лет назад со встречи молодой певицы [b]Любови Исаевой [/b]со знаменитым хоккеистом [b]Вячеславом Фетисовым[/b]. Их страстная любовь принесла свой плод — Машу, за жизнь которой мама и папа боролись вместе. Но после рождения, вопреки обещаниям, отец не дал дочке своей фамилии. С этой болью загнанная в угол жизнью Люба пришла к нам в редакцию.[/i][b]— Ваш приход к нам с такой деликатной проблемой многим может напомнить писавшиеся некогда письма в партком.[/b]— Я бы никогда на это не пошла, если бы он в свое время не хотел этого ребенка и если бы теперь мы с дочкой не оказались в таком отчаянном положении.[b]— Ну тогда давайте с самого начала. На каком этапе вашей жизни произошла встреча с Вячеславом? [/b]— Я работала в Ленинградском государственном концертном оркестре под управлением Анатолия Бадхена. Для меня это были замечательные годы. Оркестр имел огромный успех, мы выступали на лучших площадках, на всех больших концертах, я работала рядом с легендами отечественной эстрады. Свободного времени почти не оставалось...[b]— И тут вдруг — он, как принц из сказки? [/b]— Именно — принц и именно — вдруг. Случилось это в январе 1983 года в Ленинграде в холле гостиницы «Октябрьская». Мы условились о встрече с Иосифом Кобзоном. Стою, жду его, вдруг вижу — по лестнице спускаются спортсмены. И среди них — он, Слава. Не то чтобы самый красивый, но самый заметный — в модном тогда стеганом сине-сером пальто, в волчьей шапке, воротник рубашки расстегнут... Я сразу обратила на него внимание, и он тоже заметил меня, это я и сама почувствовала, и он об этом вечером сказал.[b]— Вечером вы увиделись тоже случайно? [/b]— Да, мы Иосифа Давыдовича провожали на вокзале в Москву. А он с хоккеистами ехал одним поездом. И тут Слава подошел ко мне. Разговорились, он попросил мой телефон, но никак не могли найти ручку, чтобы записать. А он говорит: «Все равно скажи, я запомню».[b]— И запомнил? [/b]— Запомнил, но не позвонил. Так прошло месяцев девять. В октябре вдруг узнаю, что в Ленинград приехала команда ЦСКА. В перерыве между двумя концертами поехала к ним на игру. Успела ко второму периоду, только вышла на трибуну, как он тут же со льда меня увидел. Это была фантастика! После игры мы встретились.В следующий раз он приехал в марте 84-го. Был как раз его день рождения, ему исполнялось 26 лет. Я испекла пару тортов и поехала в гостиницу, но отметить день рождения мы решили вечером, после моего концерта и после их отбоя. Ровно в 23.00 у хоккеистов был обход тренеров, все должны были в это время уже лежать в постели — режим. Ну а после обхода решили немножко посидеть. Тогда я впервые осталась у Славы...[b]— Он был свободен? [/b]— Официально — да. Но в тот вечер без конца звонила женщина из Москвы. Когда я спросила, почему она все время звонит, он ответил, что увел ее от мужа и теперь должен жениться.[b]— Это признание не остановило вас? [/b]— И признание не остановило, и он не отпустил. На другой день после нашего свидания ЦСКА впервые в том сезоне проиграл. А я, уходя утром, оставила Славе свою концертную программку, на которой написала: Обиды, обиды... Тот счастлив, В чье сердце им доступ закрыт. И я избегаю обид, Они входят в сердце по капле, А капля и камень точит...Как будто судьбу свою накаркала...[b]— Почему накаркали — отношения не складывались? [/b]— Отношения-то складывались как раз очень хорошо. Мы виделись редко, но Слава никогда не выходил у меня из головы, а встречи наши всегда были очень теплые. Осенью 88-го я забеременела.[b]— Как он встретил это известие? [/b]— Замечательно. Правда, со здоровьем у меня были кое-какие нелады. Как только узнал об угрозе выкидыша, приехал, устроил в больницу, нашел надежного врача, который помог сохранить ребенка. Мне и просить-то ни о чем не приходилось. Он все для меня и будущего ребенка делал сам. И всегда говорил: «Ни о чем не беспокойся, он будет носить мою фамилию, материально вы никогда не будете нуждаться».[b]— Это означало, что семью с вами создавать он не собирался? [/b]— О женитьбе речь не шла, но Слава был со мной, а большего мне и не надо. Беременность протекала и дальше не совсем гладко, но поддержка с его стороны оставалась постоянной. А когда я была на шестом месяце, он тихо и тайно от меня... женился.[b]— ? [/b]— Когда мне об этом сказали, я онемела. Даже не плакала, слезы лились сами по себе. А через неделю он пришел и спрашивает: «Ну ты, наверное, обо мне все знаешь?».Летом родилась Машка.[b]— Узнав о рождении дочки, он приехал к вам? [/b]— Нет. Уехал в Америку, но, узнав, что родилась Машка, передал через друзей большую коробку с подарками и деньги.[b]— Что было с вами потом? [/b]— Помыкалась одна с ребенком, собрала вещички и уехала к родителям в Саратовскую область. Два года прожила у них. Потом надо было как-то зарабатывать на хлеб — оставила дочку с мамой и приехала в Москву. Шел 1991 год. Многие из тех, с кем работала раньше, покинули страну. Кто остался, попал в нелегкую ситуацию, в общем, с работой стало худо.Концерты были редкими, да и те больше для поддержания формы, чем для заработка: из десяти концертов восемь — благотворительных.[b]— О Славе забыли? [/b]— Теперь уж о нем никогда не забудешь — копия всегда под боком.Когда дочке исполнилось пять лет, я забрала ее к себе. В это время он тоже приехал в Москву. Мне очень хотелось, чтобы они встретились, и мы с Машкой поехали к нему сами. Нашли его на корте, он поздоровался и попросил подождать. Мы ждали папу три часа, а он... играл в теннис. Маша измучилась, стала уговаривать меня уйти, но я дождалась, когда до нас дошла очередь.[b]— Видимо, одного кровного родства не достаточно, чтобы почувствовать себя отцом. Тем более что в браке у Вячеслава тоже родилась дочка, которую он заботливо растит, а тут первая встреча за пять лет... Вы ожидали другой реакции? [/b]— Не знаю, чего я ожидала. Но мне хотелось сказать ему, что, несмотря на заверения, что его ребенок никогда не будет нуждаться, мы не можем свести концы с концами. Он выслушал, дал нам тысячу долларов. Потом еще два раза давал деньги к дню рождения.[b]— Передавал через знакомых? [/b]— Нет, мы встречались. Я брала с собой дочку. Первый раз она его побаивалась, а потом стала к нему тянуться.[b]— Вашими, очевидно, стараниями? [/b]— Я много рассказывала о нем, со временем создав настоящий культ отца.[b]— Отца — спортивного кумира? [/b]— Нет, просто отца. Он уже не был спортивным кумиром. Просто памятны были лучшие денечки, и хотелось, чтобы Маша не ощущала себя сиротой при живом отце.[b]— А какие чувства эти встречи вызывали у папы? [/b]— В последний раз он попросил, чтобы я приехала одна. Но я все равно взяла дочку, попыталась объяснить, что он для нас значит. Это было больше года назад. С тех пор с его стороны — молчание.[b]— И вы остались без поддержки? [/b]— И без средств к существованию. Той тысячи рублей, что я зарабатываю, хватает на квартплату, проезд в транспорте, хлеб и гречку. Поднять же ребенка, дать ему образование сейчас сами знаете сколько стоит. А девочка не без способностей — хорошо рисует, занимается музыкой, гимнастикой. Отказаться теперь от всего этого?! [b]— Люба, вы рассказали свою историю, только чтобы выплеснуть наболевшее? [/b]— Мне действительно обидно сейчас слышать, как хорошо у него идут дела без нас. Он заботится о своей младшей дочке, призывает людей не оставлять в беде обездоленных детей, а в это время его собственная старшая дочь, которой он собирался дать свою фамилию, живет в нужде.[b]— Судя по вашему решительному тону, вы хотите вступить на тропу войны? [/b]— Я десять лет ждала, когда он сам вспомнит о нас и о своих обещаниях. Наступая на горло своей гордости, первой шла навстречу. А теперь жизнь так загнала нас с дочкой в угол, что я вынуждена вновь обратиться к нему. Но теперь уже ища защиты не у наших общих друзей и знакомых, а у закона.[b]— Почему же вы решили пойти не в суд, а в редакцию, которая таких дел не решает? [/b]— Потому что на адвоката у меня нет денег. Но я буду их искать и хочу, чтобы Слава об этом узнал.[b]— Вы будете доказывать его отцовство? [/b]— Буду. Не совсем ясно еще представляю, с чего начну, но на то есть юристы.[b]— Что касается юридической стороны, то Вячеслав ведь может и не согласиться на экспертизу.[/b]— Экспертиза? Да что вы, он же от Маши и не отказывался, помогал нам. Я не думаю, что теперь он станет это отрицать? [b]— Вы уверены в порядочности мужчины и тем не менее своими публичными откровениями хотите внести раздор в его семью? [/b]— А для Славиной жены это не новость. О том, что у него вот-вот родится ребенок, она знала еще до свадьбы и вряд ли теперь забыла.[b]— И все-таки, Люба, на рождение ребенка вы десять лет назад пошли сознательно, а теперь дело ведете к суду. Почему? [/b]— Потому что он был моей опорой. И уверял, что всегда ею будет. А мужчина — если он мужчина — свое слово должен держать.[b]P.S. [/b][i]В этой истории не все однозначно, и мы далеки от того, чтобы упрекать заочно когда-то всенародного любимца. Жизнь не кончается, возможно, все еще встанет на свои места, но не услышать крик души Любови Исаевой мы тоже не могли. [/i]
[i]По расчетам врачей, академик [b]Александр САВЕЛОВ-ДЕРЯБИН [/b]должен был умереть еще в начале 70-х.А он, вопреки их предсказаниям, не только сам излечился от серьезных недугов, но и поправил здоровье множеству людей по своей системе оздоровления и омоложения, которую назвал просто и очень завлекательно: «Продлите молодость свою».[/i][b]-Александр Михайлович, кроме успехов на медицинском поприще, вы еще известны народу и как бывший муж известной актрисы Елены Прокловой.[/b]— С Леной мы разошлись уже давно, она не выдержала того, что я постоянно был занят работой. Но мы остались очень хорошими друзьями. Наша с ней дочь, тоже Лена, два года назад родила сына и сейчас работает вместе со мной.[b]— Вторая жена терпит вашу постоянную занятость? [/b]— Таня моя совсем молода, нашему с ней сыну два с половиной годика, но, несмотря на это, она мой сподвижник в деле совершенствования методов оздоровления.[b]— А почему вы вообще занялись этим? [/b]— Как говорится, жареный петух клюнул. Трудовую жизнь начал на ростовских шахтах. В то время там работа была очень опасная. Это сейчас каждый завал шахтеров — ЧП, а тогда много народу «давило», поэтому «для снятия стресса» мы с напарником брали с собой в забой по три литра водки. Этого нам хватало на смену. «Доза» стресс снимала, но здоровье от последствий работы в шахте не уберегла.Правда, выяснилось это позже, когда я уже жил в Москве.[b]— Как из ростовских шахт судьба занесла вас в столицу? [/b]— К нам в город Шахты однажды приехал Ян Френкель. Ему понравилось, как я пою, и, «приобщившись» к нашим трем литрам, он предложил мне свою протекцию: пригласил в Москву и дал свой телефон. Я, естественно, поехал, стал звонить, а по этому номеру никакого Френкеля не оказалось.Но в забой возвращаться уже не хотелось, и я уехал в Воронеж, поступил в Театр имени Погодина. Работал в Свердловском театре оперы и балета, снимался в кино... А потом решил еще раз попытать счастья в столице и поступил в Гнесинку. А дальше был Большой театр. Казалось, жизнь удалась даже лучше, чем мог мечтать...[b]— Но тут начались проблемы со здоровьем? [/b]— Да еще какие! Я семь раз ходил в поликлинику ВТО, жаловался, что спою одну вещь и становлюсь, как мышь, мокрый. Но врачи меня только симулянтом называли. Еле уломал их сделать флюорографию. А тем временем в Большом включили в список кандидатов на увольнение — кому нужен певец, который не может по-человечески дышать. И в тот момент, когда должна была решиться моя профессиональная судьба, прибыла «скорая» и прямо из театра увезла меня в больницу: флюорография показала силикоз, антрокоз (наследство ростовских шахт) и открытую форму туберкулеза...[b]— Лечение было очень тяжелым? [/b]— Ужасным. В больнице буквально нашпиговывали таблетками и тем самым довели мой вес до 126 килограммов. Соседи по палате умирали один за другим.Когда вынесли третьего, я решил не ждать своей очереди и отважился на побег. «Конфисковав» одежду у только что умершего негра, связал несколько простыней и через окно спустился по ним с четвертого этажа.В Москве оставаться было нельзя — выловят в два счета и вернут обратно. Тогда решил ехать в Карелию, где в это время жила моя мама. Она начала лечить меня сама: заставляла в день выпивать по три литра отвара коры молодой осины. Такой страшенной горечи я никогда больше не пробовал.Во время болезни начал интересоваться успехами травников, много читал — Авиценну, Шэлтона, Брэга, Ромэна Ролана, изучал философию йогов, древних инков. И пришел к выводу: неправильно мы живем, сами себя гробим, но выход искать нужно, потому что не быть его не может.[b]— Тогда вы и засели за теорию оздоровления? [/b]— Через год и два месяца на свой страх и риск решил вернуться в Москву. И приехал как раз в тот момент, когда готовились документы на мой арест, ведь уклонение от лечения открытой формы туберкулеза — дело подсудное.На флюорографию шел с замиранием сердца. «Не бойся, — сказала медсестра, — ничего тебе не будет, форма-то закрытая». В такое чудо просто не верилось! Так арест мне заменили на квартиру в центре Москвы, на Пречистенке. Не иначе в расчете на то, что долго не протяну.И в самом деле, через два с половиной года на мою квартиру выписали ордер другому человеку.[b]— То есть как? [/b]— Сейчас удивитесь еще больше: через некоторое время районные власти эту процедуру повторили: снова пришел человек с ордером. «Извини, друг, — говорю ему, — но я еще жив».[i]Теперь Александр Михайлович это вспоминает не без юмора. И не без гордости за самого себя. Потому что, поставленный на ноги материнскими отварами, он на достигнутом не остановился и превратил себя из глубокого инвалида в абсолютно здорового человека.[/i]— Я начал посещать занятия Клуба ученых МГУ. Их вел Виталий Васильевич Караваев (тот самый Караваев, который создал знаменитые капли. — Прим. автора). Я стал сначала его учеником, а потом и последователем — искал свои травы и лекарственные сборы. По ночам меня снаружи запирали в университетской лаборатории, и я работал там без сна и отдыха.[b]— С карьерой певца было покончено? [/b]— Нет, я пел, ездил на гастроли, но и там не прекращал работы по составлению травяных сборов.[b]— Как же можно сценическое творчество сочетать с такого рода исследованиями? [/b]— Я старался как можно чаще выступать в колхозах. А после концертов массажировал вымя коровам с применением своих препаратов. Ведь масса коров поражена маститом. Какое они при этом дают молоко? Естественно, больное. При таком питании о здоровье нации и мечтать нечего. Поэтому я начал с коров, и результаты получал очень хорошие.[b]— Ветеринары, наверное, вас встречали с распростертыми объятиями? [/b]— Увы. Мне подменяли акты, коров, устраивали гонения на председателей колхозов, где я проводил свои исследования, а в колхозе «Дружба» Смоленской области вообще сожгли коровник. Так что первые пятнадцать лет были сплошные муки.Зато ценили доярки — сначала за то, что выздоравливали коровы, потом, помогая мне делать массаж, заметили, что у них самих переставали болеть руки, и тогда некоторые попробовали мои составы на своих нездоровых спинах и тоже остались очень довольны.Так я создал базовый препарат, включающий в себя около 200 активных ингредиентов и по своему составу очень близкий к плазме крови. Он является мощным иммунокорректором, нормализует обменные процессы, состояние мышечной и костной тканей, очищает желудочно-кишечный тракт, лимфосистему.Сейчас он уже запатентован во многих странах.[b]— С оздоровлением понятно. А как насчет теории продления молодости? Ее гвоздем тоже является этот препарат? [/b]— Он помогает дать толчок организму к оздоровлению, но является лишь одной из семи составляющих этой теории. На самом же деле препарат можно и не применять, если четко придерживаться остальных шести, собственно и являющихся основой. Дело в том, что в преждевременном старении виноваты мы сами: неправильно спим, дышим, питаемся, распределяем физические нагрузки, принимаем водные процедуры, игнорируем значение духовной культуры.[b]— А вы можете определить, насколько нездоровый образ жизни ведет человек? [/b]— У нас, к сожалению, кислотно-щелочной показатель крови определяют только в реанимации, а ведь это основа всего. Но определить его можно и без анализа — по цвету конъюнктивы (внутренней стороны века. — Прим. автора). Она должна быть ярко-розовой. Бледно-розовый цвет говорит о повышенной кислотности, темно-розовый — о повышенной щелочности. Причем каждый глаз является отражением здоровья соответствующей стороны тела: если есть патология правой стороны — меняется цвет конъюнктивы правого глаза, патология слева соответственно изменяет левый глаз.А по цвету склеры (глазного белка. — Прим. автора) можно определить энергетическое состояние клеток. В норме она должна быть цвета молока. Если появился желтый оттенок — не в порядке печень и желчный пузырь, красный — низкий энергетический баланс клеточных структур; синий или фиолетовый — затухание биоэнергетических процессов головного мозга и так далее.[b]— Кислотно-щелочной показатель крови как-нибудь зависит от питания? [/b]— К сожалению, питание, принятое в цивилизованных странах, способствует его сдвигу в сторону увеличения кислотности. Мясо, курица, рыба, сладости, мучные изделия чай, кофе, табак — все это окислители. Для их нейтрализации требуется в четыре раза больше ощелачивающей пищи: сырых овощей и фруктов (особенно хороши помидоры и дыни), меда, травяных настоев, миндаля, сои, морских водорослей, пророщенной пшеницы.Большая часть бобовых и круп (кроме гречки и пшена) и орехов при обычном приготовлении повышает кислотность крови, а при предварительном замачивании или проращивании (бобовых) оказывает ощелачивающее действие. Очень полезно натощак утром есть сырые фрукты. Это способствует очищению пищеварительного тракта и нормализации веса.Ежедневно съедая на обед большой салат из свежих овощей, вы увеличите потребление щелочной пищи на 45%. Сырая свекла, морковь, капуста, укроп, сельдерей, лук и чеснок должны обязательно присутствовать в вашем рационе. И не запихивайте на дальнюю полку соковыжималки — свежеприготовленные соки помогут вам сохранить здоровье и молодость (особенно морковный и арбузный). А если два дня в неделю вы ограничитесь только сырыми фруктами и овощами, а один день — соками, отражение в зеркале будет вас радовать день ото дня все больше.[b]— Это что касается питания. Но в вашей теории фигурируют еще и правильное дыхание, сон, водные процедуры, солнечные ванны...[/b]— А еще правильные физические нагрузки и многое другое. По существу, о питании-то я только обозначил азы, на самом деле важен грамотный подбор продуктов, их приготовление...Но, боюсь, одной беседой здесь не ограничишься. Сейчас готовится к выходу моя очередная книга, где будет изложено все подробно.[b]— Книга пока выйдет, пока ее найдешь, а здоровыми хочется становиться побыстрее.[/b]— Я готов поделиться с читателями «Вечерки» своими знаниями, если на ваших страницах на это найдется место.[b]Мы подумали и решили, что для благого дела места не найтись не может. Так что будем мы с вами и с Александром Михайловичем Савеловым-Дерябиным поправлять свое здоровье и продлевать молодость в наших четверговых номерах. Если, конечно, вы не хотите стариться по-прежнему.[/b][b]Досье «ВМ» [/b][i]Вице-президент Международного фонда экологии человека при ООН Александр Михайлович САВЕЛОВ-ДЕРЯБИН принадлежит к старинному дворянскому роду Дерябиных. Один из его предков — Патриарх всея Руси Иоаким — венчал на царство Петра I. Отец — князь, морской офицер, образованнейший человек — имел рост 2 м 10 см, мерился силой с самим Поддубным, во время революции 1917 года служил на «Авроре», а в советское время был объявлен «врагом народа». После долгих скитаний осел в городе Шахты Ростовской области, где и родился его сын Александр.За разработку препаратов «Виватон» А. М. Савелов-Дерябин удостоен звания лауреата премии Альберта Швейцера, присуждаемой ЮНЕСКО за особые заслуги в деле оздоровления человечества.[/i]
[i]Не так давно на руководящих столичных постах женского полку прибыло: префектом впервые стала представительница прекрасного пола — Ирина РАБЕР. Что привнесет она в жизнь Северо-Восточного округа, зависит от многих внешних обстоятельств и, конечно, от ее собственного характера. А он, по мнению многих знавших ее раньше людей, неслабый.Если раньше обязательным атрибутом кабинета любого мало-мальского начальника был портрет Ленина, то теперь всяк обставляется по собственному разумению. Элегантную строгость кабинета Ирины Рабер смягчает полный мягких игрушек шкаф.[/i]— Значит, вот так вы обживаете новый кабинет? — Да, вот этого енота со шляпкой в лапах мне подарили со словами: «Смотри-ка, он перед тобой снимает шляпу»...— Теперь, наверное, здесь шляпу не только енот перед вами снимает? — Должность такая, — улыбается Ирина Яковлевна.— Вы занимали немаленький пост и в последние годы — первого заместителя префекта, так что к руководящей работе вам не привыкать. В новой должности работать стало намного труднее? — Легче. Ответственности больше, а загруженность меньше.У меня теперь шесть заместителей. Мне нужно только правильно выстраивать свой день. Если этого не делать, времени не хватит никогда.А к руководящей работе я действительно человек привычный.Работала заместителем директора училища Метростроя; директором швейного училища; потом на большом производственном объединении, где было 10 филиалов и 5 тысяч работников; заведующей социально-экономическим отделом райкома партии, первым заместителем председателя исполкома. В префектуре — начальником управления экономики, зам. префекта, первым замом префекта.— С чего начинается и чем заканчивается день префекта? — Встаю я рано — в шесть часов. Когда не лень, начинаю с тренажера. Потом — душ, чистка перышек, короткий завтрак — и вперед. На работе я в восемь. Там дела обычные — документы, совещания, прием посетителей, звонки, общение с коллегами, в какой-то степени самообразование. Ухожу, когда все сделаю. Не люблю засиживаться на работе, в отличие от мужчин, которые здесь телевизор смотрят, газетки почитывают. Я тоже все это делаю, только на кухне: готовлю еду, смотрю последние известия и отвечаю на звонки одновременно.— А как вообще сложилась ваша личная жизнь? — Вся моя жизнь — и личная, и производственная — прошла на северо-востоке Москвы. Да и родилась на северо-востоке от столицы — в городе Пушкине. И с мужем познакомилась тоже на северо-востоке: учились в одном институте и на занятия ездили одной электричкой, тут-то я ему и примелькалась.— Наверное, все-таки не примелькались, а приглянулись? — Может, и приглянулась. Но на самом деле я была очень активной и считала, что женщина тоже должна проявить инициативу. И я проявила. Поначалу мы поселились в Лосинке (тоже, кстати, на северо-востоке Москвы) в маленьком деревянном домике. Его потом снесли, и мы переехали на Ярославское шоссе, а когда сын вырос, мы купили квартиру на Бабушкинской. Так что мой округ — это еще и моя малая родина.Очень хорошо помню тот день, когда я на два месяца раньше положенного срока вышла из декретного отпуска. Ужасно скучала по работе и упросила маму, чтобы она сидела с сыном Сережкой. С тех пор и не останавливаюсь. А муж, когда видит, что я очень устала или чем-нибудь расстроена, жалеет. Мы с ним вообще всегда посвящаем друг друга в свои рабочие дела. Я рассказываю ему о своих заморочках, он о своих.— Кто он по профессии? — Он ученый, кандидат наук, работает над проблемами космической связи в частной фирме, которая получает очень интересные заказы от государственных компаний и даже от госдепартамента США.— Он рассказывает вам о своих делах, а вы что-нибудь понимаете в космической связи? — Мы же окончили один институт — связи. Так что я отчасти в курсе того, чем он занимается.— Значит, вы по складу характера человек «технический»? — Школу окончила с отличием, очень любила биологию, увлекалась биотоками, генетикой, бионикой. Но поступила сначала в Институт связи. А папа считал, что мне надо идти в пединститут, что я по жизни пионервожатый, которому нужно все время что-то организовывать, кого-то вокруг себя собирать. Он говорил: «Из тебя будет хороший классный руководитель». Так я и иду по жизни как классный руководитель. Только класс очень большой.— А ваш сын, он и сейчас живет вместе с вами? — Нет, от Академии наук его послали на работу в Бонн: Сережа — системщик, в Германии это наука «продвинутая», там он может стать лучшим специалистом, чем мог бы стать здесь.— Так что семья у вас сейчас маленькая и с хозяйством вы справляетесь самостоятельно? — Да, и не люблю, когда кто-то хозяйничает на моей кухне.Даже когда принимаю гостей, делаю все сама и быстро. А муж в это время читает мне газеты. Еще доверяю ему стирку. Он в этом деле теперь стал большим специалистом. А вообще, говорит, что дома я его избаловала. Потому что я ему все время говорю: «Это не твое, это мое». И в самом деле, за домашними делами я отдыхаю. Когда есть время, стараюсь побаловать мужа домашними голубцами, рыбой фаршированной, пельменями, блинами... Мы очень любим наши ужины вдвоем.— Кстати, об ужинах. Вы в такой хорошей форме. Это не от того, что по вечерам больше говорите и слушаете, чем, собственно, ужинаете, или придерживаетесь какой-нибудь диеты? — Нет, диетами не увлекаюсь. И спортом серьезно никогда не занималась, так немножко играла в баскетбол, каталась на лыжах, плавала, но себя ничем не изнуряла. Такая уж от природы — могу есть все. Только вот сладкое не люблю и подаренные конфеты всегда отдаю детям.— Они же далеко.— Не своим. Я уже 10 лет являюсь членом Международной общественной благотворительной ассоциации «LIONS». Поначалу она задумывалось как элитный мужской клуб, но, когда это движение мы начали развивать в Москве, оказалось, что мужские клубы практически не способны обходиться без женщин.Мы занимаемся гуманитарными программами, наш клуб, в частности — проблемами детей-инвалидов. Кстати, первый московский приют тоже открывали мы. К сожалению, у нас очень много детей, нуждающихся не только в тепле и еде, но и в психологической реабилитации.— На общение с друзьями время находите? — У меня и с юности осталось много друзей, и по жизни я их приобрела немало. Люблю принимать их у себя в гостях. А приглашений они не ждут, звонят и говорят: «Мы поехали к тебе».Особенно если это касается дачи. Иногда приедешь в субботу после работы, а их там уже человек 12. Но они меня не утомляют.Часто мы вместе справляем праздники: тусовок, знаете ли, хватает на работе, по миру я тоже поездила предостаточно, так что праздники люблю отмечать дома с близкими людьми. И мы частенько с ними поем...— Под караоке? — Бывает и под караоке, а чаще под «меня». Я в свое время окончила музыкальную школу. У меня был абсолютный слух, очень хотела играть на фортепиано, но начинала как скрипачка. А на скрипке играть совершенно не хотела. Пару раз прокатилась на ней с горы, и мама решила, что легче перевести меня на фортепианное отделение, чем покупать новую скрипку. К тому же у меня там училась старшая сестра, мы с ней играли в четыре руки. Она стала профессиональной пианисткой. А я все время участвовала в самодеятельности, а теперь вот в компаниях играю с удовольствием.— Когда вам работалось легче: в застойные времена или сейчас? — Всегда работалось тяжело, только разные были трудности. В партийной работе было много условностей и глупостей, с которыми приходилось считаться. Но зато это воспитывало характер. Если вспомнить работу в исполкоме, то у нас ведь тогда в каждом районе был свой бюджет, а теперь все деньги у города. Когда я начала работать в префектуре, в городе было достаточно денег, чтобы решить очень многие проблемы. Вот это был по-настоящему плодотворный период.— Какие, на ваш взгляд, наиболее трудные задачи приходится решать префекту? — Самое трудное — это найти деньги для решения задач. Буквально в каждой сфере назрело столько проблем, что, если начнем загибать пальцы, двух рук не хватит. Но денег мало, поэтому нужно учиться их рационально тратить.— Многие считают, что такая работа не для женщины.— Несколько лет назад мои друзья сделали табличку и поставили на мой рабочий стол: «Лучший мужчина для работы — это женщина». Какая после этого работа может быть не по плечу женщине? Тем более что я еще и председатель Комитета по лидерству и имею даже специальную награду «Женщине-лидеру».— В вашем рабочем окружении мужчин намного больше, чем женщин? — Конечно. С ними работать легче. Или я привыкла. Раньше у нас в Москве было 33 района и, стало быть, 33 заведующих экономическими отделами райкомов: 32 мужчины и я одна. Когда я была заместителем префекта, из 7 замов 6 мужчин и я одна. Сейчас 10 префектов: 9 мужчин и я одна. Так что я привыкла быть единственной.— Над вами были женщины-начальницы? — Да. Один раз.— Ну и как? — Плохо.— Теперь вы заняли такой высокий пост, не забудете, что женщина-начальник — это не так уж сладко? — Не забуду, но я встречала массу замечательных женщин, которыми я просто восхищалась и с кого списывала свою жизнь. Но нравились мне всегда целеустремленные и талантливые. А их, поверьте, у нас очень много.
vm.ru

Установите vm.ru

Установите это приложение на домашний экран для быстрого и удобного доступа, когда вы в пути.

  • 1) Нажмите на иконку поделиться Поделиться
  • 2) Нажмите “На экран «Домой»”

vm.ru

Установите vm.ru

Установите это приложение на домашний экран для быстрого и удобного доступа, когда вы в пути.