Главное
Путешествуем ВМесте
Карта событий
Смотреть карту

Автор

Алиса Семенихина
Альтисту и дирижеру Юрию Башмету – 55 лет! По этому поводу вчера в Большом зале консерватории состоялся «Неюбилейный вечер». На концерте в Большом зале консерватории Башмет представил уникальное сочетание двух ипостасей профессии музыканта в одном лице. Он исполнил симфонию для оркестра с солирующим альтом Берлиоза – «Гарольд в Италии». Обычно это произведение исполняется с дирижером, а в этот вечер Юрий Абрамович играл партию солирующего альта и дирижировал. Башмет любит повторять, что главное в жизни – это чувство полета. Неважно, чем ты занимаешься: играешь ли на лучших сценах мира, снимаешься в кино, преподаешь, общаешься с друзьями и близкими, главное – никогда не терять это чувство полета, тогда становится возможным преображать мир, делая его чище, добрее, а человеческую природу бесконечно сильной. Спасибо Вам, Юрий Абрамович, долгих лет и доброго здоровья, и радуйте нас своим полетом как можно дольше!
[b]Нет ничего удивительного, что у музыкантов, воспитанных в России, возникают проблемы на Западе: их упрекают в узости взглядов, невладении аутентичной – то есть, приближенной ко времени создания сочинения – манерой игры.[/b]Постепенно шероховатости сглаживаются. Во-первых, усилиями факультета старинной музыки Московской государственной консерватории. Во-вторых, благодаря творчеству новых ансамблей, исполняющих музыку Барокко на старинных инструментах.Один из самых ярких молодых коллективов-аутентистов – это Pratum integrum (что в переводе с латыни означает «некошеный луг») под руководством Павла Сербина (виола да гамба). Два их концерта подряд состоялись в Доме музыки и в «Школе драматического искусства». В них принял участие исполнитель на виоле да гамба с мировым именем, классик исторического исполнительства Виланд Кейкен (Бельгия), у которого Сербин и учился.Шестиструнная виола да гамба – предшественница виолончели. Когда-то она была очень популярна, и репертуар был велик. Так, в программе прозвучала музыка Телемана, Баха, Куперена, Маре, Диего Ортиса, Огюста Сент-Коломба, Иоганнеса Шенка. Для Москвы, где концертный репертуар ограничивается в основном произведениями Рахманинова, Шопена и Чайковского, это было весьма свежо и ново. Правда, для многих так и остался открытым вопрос: как же все-таки играть старинную музыку? Наверное, она, как и всякая другая, хороша во всем многообразии ее трактовок. Ведь тем больше вероятность найти истину, которая лежит посередине. Хотя в любом случае услышать инструмент, каких в мире сохранилось не более 50-ти, бесспорно, событие запоминающееся.
[b]Лютеру не снилось[/b][i]Вероятно, открытие в Доме музыки международного фестиваля «Иоганнес Брамс» войдет в историю Светлановского зала лучшим пока у нас исполнением его «Немецкого реквиема».[/i]Однажды студенты Академии хорового искусства Виктора Попова уже исполняли его с дирижером Томасом Зандерлингом. Но маэстро тогда, видимо, больше всего следил за чистотой немецкого произношения, оставив равнодушными исполнителей, а следовательно, и публику.На этот раз воспитанники Попова (сам он сидел во втором ряду партера Светлановского зала), уже усвоившие тонкости умлаутов, счастливо попали под дирижерскую палочку Владимира Федосеева. Все же Владимир Иванович, как и Попов, единственный в своем роде и неповторимый. Не помню ни одного средненького концерта его Большого симфонического оркестра! А искренность немногословного обычно дирижера на пресс-конференции накануне фестиваля просто поразила. Так, ничуть не стесняясь снобов, он на вопрос, какие требования к исполнению Брамса он предъявляет к венскому и российскому оркестрам, отвечает: – Одинаковые. Брамса к нам надо приблизить, он соответствует нашей нации. Может, наш более глубокий, выстраданный. А венский чуть легче.Эта предварительная искренность дирижера и музыку заставила слушать иначе. Качество? Фантастическое! Когда на пианиссимо (тишайше) вступает в начале хор, ты не понимаешь – может, это звучит орган? Невероятными были тутти – общие звукомасштабные кульминации своим объемом создавали великий невидимый храм. «Подзвучка!» – гуляло и такое мнение по залу. Специально поинтересовалась: все многочисленные микрофоны работали на запись.Весь вечер жаль было одного: на руках не было текста. Ведь «немецким» реквием Брамса называется потому, что это уже не просто заупокойная месса на канонической латыни, а крупное сочинение о смерти и скорби на библейские тексты в переводе на немецкий язык Лютера! Правда, Федосеев вложил в музыку столько силы, столько пафоса (как направленности смысла), что и самого тупого пробьет. Не оторваться было ни от Брамса (слухом), ни от Федосеева (глазами). Ведь многие полагают, что дирижерское искусство –это более-менее махание руками, как крылами, с целью удержать темп.Ну так посмотрите на Федосеева! Правой рукой воодушевляя хор, левой он рисует, низводя до затишья, всю фигуру скрипичной линии. Или левой показывает изыск ритма, а правой подает знак вступить солисту. Левой сметает звук у струнных, правой вытаскивает духовые… И так все полтора часа, с уважением к каждой ноте. Редко когда обе руки у него работают симметрично.Потом, идя по улице, я пыталась одновременно нарисовать в воздухе одной рукой одно, другой – другое, так, что-нибудь фантазийное. Ничего не вышло. Прохожие только оборачивались.На таком простом примере начинаешь понимать, что дирижеру это «просто», потому что, будь у него десять рук – всегда есть о чем напомнить музыкантам, пусть даже подробно натасканным на репетициях, и вся сложная координация движений идет от головы. Да и душу в симфоническое сочинение в конце концов вдыхает дирижер.Владимир Иванович и сам долго объяснял на пресс-конференции, какие потери несет симфоническое и оперное искусство, оттого что за пульт становятся солисты-исполнители (хотя и Тосканини, оговорил он, когда-то начинал как виолончелист). Федосеев считает, что публику испортили, что она потеряла ориентиры во вкусе. Кроме того, сегодняшние оркестры меняют дирижера каждые 2–3 года. А, по его мнению, слава коллектива тянется годами только в том случае, если высшие планки оркестра и дирижера надолго совпадают.У Большого симфонического оркестра им. Чайковского, возглавляемого Федосеевым, как и у хора Академии Виктора Попова, слава сейчас наивысшая. А уж когда сходятся два таких титана…Лютеру и не снилось, что через 500 лет в России перетолмаченное им на немецкий «Они успокоятся от трудов своих, и дела их идут вслед за ними» прозвучит с такой мощью и с такой душой.[b]Лилл остается кумиром[/b][i]Не успели немцы помочь нам установить в Доме музыки орган, как подоспело еще одно свидетельство дружественности наших отношений. Для фестиваля Брамса эти новые залы очень подходят: Дом музыки холодноват и аскетичен, при этом красив и благороден – все это соответствует эстетике великого немецкого композитора.[/i]23 января в Светлановском зале прошел концерт пианиста из Великобритании Джона Лилла и Национального филармонического оркестра России, которым дирижировал Томас Зандерлинг, сын великого Курта Зандерлинга.Все пианисты знают, насколько именно Второй, чудеснейший, концерт Брамса сложен – даже просто физически трудно вынести на себе эту сорокаминутную махину. Одна знакомая пианистка после его исполнения недосчиталась пяти килограммов веса! Золотой лауреат Конкурса им. Чайковского Джон Лилл, при котором высочайший опыт и профессионализм, конечно, мастерски справлялся со всеми трудностями этого гиганта. Но и оркестр отличился: на лету ловил каждое «слово» рояля.В минус этого вечера отнесу акустику зала, все еще оставляющую желать лучшего, с которой бедному Лиллу приходилось бороться не меньше, чем с тяжестью самого Концерта. В остальном же пианист был безупречен, канонически исполнив все, о чем композитор, видимо, и мечтал.Во втором отделении зрителей унесло в стихийность брамсовской Первой симфонии, в далекий мир швейцарских Альп и столь же высоких мыслей. Публика не поскупилась на овации и крики «браво».Фестиваль продолжится до 4 февраля. В ближайшее время прозвучат органные сочинения Брамса (27-го) и камерные раритеты – два Секстета (30-го) в исполнении молодых русских музыкантов, которых фестиваль соберет в Москве из Англии и Германии.
[b]Московская консерватория всегда славилась легендарными личностями. Кажется, золотой век этого потрясающего заведения на исходе. Немного осталось тех, кого можно было бы причислить к подлинным живым легендам. Но Квартет Бородина к этой категории явно принадлежит.[/b]Создавался он как квартет студентов Московской консерватории в 1944 году, так что нынче ему 60 лет! Феноменальное творческое долголетие коллектив обеспечил себе высочайшим мастерством, составив славу отечественной исполнительской школы. С первых же лет с ним играли Оборин, Ойстрах, Рихтер, Кнушевицкий…Для квартета специально писали; именно он впервые исполнил во многих странах мира квартеты Дмитрия Шостаковича и Сергея Прокофьева. На счету – более шести тысяч концертов. Удивительно ли, что бородинцы давно вошли в Книгу Гиннесса! Два дня чествуют их в Большом зале консерватории. Вчера на концерте состоялись три мировых премьеры – «Сожженный квартет» Шостаковича и специально написанные по заказу Московской филармонии и посвященные Квартету «Песнопение для мужского хора и струнного квартета» Леденёва, « …и уходят поля в небо»…– шесть стихотворений на слова Жуковского, Баратынского и Айги для сопрано и струнного квартета Раскатова.А 19-го здесь же с юбилярами выступят Юрий Башмет, ученики неизменного виолончелиста квартета Валентина Берлинского, отмечающего личное 80-летие, и три поколения музыкальной династии Берлинских.
[b]Орган сам по себе инструмент королевский, да и публика в этот вечер была под стать: дамы в вечерних туалетах поражали красотой загорелых плеч; размеренно беседовали господа в дорогих костюмах. Вокруг царила атмосфера гламура. Как и полагается бомонду, по местам расселись через полчаса после назначенного срока.[/b]Наконец четыре трубача возвестили о начале концерта. Орган огромен, самый большой в России и один из самых больших в мире – высотой с четырехэтажный дом, он весит 30 тонн.На мониторах показали фильм об истории создания инструмента и его установке в Доме музыки на Красных Холмах.Орган был поставлен при поддержке правительства Москвы и мэра столицы Юрия Лужкова. Столичная мэрия задала хороший, звучный тон – можно надеяться и на будущие перспективы.А затем произошло главное – то, что можно назвать рождением новой жизни: огромному созданию впервые публично открыли голос. Конечно, это произошло не без помощи опытных музыкантов. Немец Клеменс Шнорр исполнил сочинения Баха и Раванелло. Василий Долинский – импровизацию из Сонаты Регера. А затем блистательная Ольга Ионова (сопрано), Василий Долинский и Свято-Никольский хор Третьяковской галереи преподнесли публике «Богородице Дево, радуйся» Антона Вискова.Во втором отделении прозвучала совершенно иная музыка. Английский органист Томас Троттер вместе с «Виртуозами Москвы» под управлением Владимира Спивакова эффектно провели сквозную линию «Барокко – Романтизм – ХХ век»: Бах – Шуман – Лист – Пуленк.Что ж, премьера прошла достойно. Теперь надо дождаться сольного концерта какого-нибудь пианиста. Чтобы подтвердить или опровергнуть слухи, будто бы неустоявшаяся акустика Светлановского зала Дома музыки после установки в нем органа должна идеально выправиться.
[b]Вот уже двадцать четыре года все меломаны трепещут перед названием этого фестиваля, с нетерпением ожидая его программ. В этот раз основная идея – «Отражения – метаморфозы»: в истории всегда есть место конгениальным личностям, способным переосмыслить сюжеты и темы уже созданных шедевров. Нынешняя выставка метаморфоз классических сюжетов в работах Пикассо сразу настраивает на атмосферу будущего преображения.[/b]Игнат Солженицын – прекрасный представитель не очень знакомой нам американской фортепианной школы, выпускник Филадельфийской консерватории как пианист и дирижер. Изюминка данного концерта заключалась не только в исполнении вариационных циклов разных эпох.Но и в том, что, вопреки традициям, сначала исполнялась музыка ХХ века – Вариации Антона Веберна и Гномические вариации Джорджа Крама, – а уже затем XIX: Вариации Бетховена на вальс Диабелли.Московская публика весьма избалована музыкой классического и романтического периодов. Гораздо реже бывает представлен ХХ век, особенно музыка западная. Потому мастерское исполнение этих произведений Солженицыным многое не только приблизило, но и открыло.Интересно, как композиторы ХХ века пытались расширить возможности инструментов, искали новые способы самовыражения. Как вам такой принцип игры на рояле – не по клавишам, а по струнам?.. Согласитесь, нам это все еще в новинку. Особенно в Пушкинском.Вариации же Бетховена хорошо знакомы всем любителям музыки. Как и вся поздняя музыка Бетховена, они полны трагизма и любви, носят исповедальный и во многом философский характер. Игнату Александровичу удалось все это передать в очень непривычной манере некой отстраненности и взгляда как бы сверху на происходящее. Идея же «переворачивания» эпох оказалась действительно кстати.Почему-то вспомнилась мечта Стравинского создать машину, которая передавала бы музыку без человека-исполнителя. Что ж, машину не создали. И слава богу.А то, быть может, не состоялся бы на следующий вечер уникальный концерт «Солистов Москвы» во главе с художественным руководителем фестиваля Юрием Башметом. Если прибавить, что в нем приняли участие итальянский виолончелист Марио Брунелло, баянист Фридрих Липс и актер Евгений Миронов – любой мало-мальски культурный человек застынет в изумлении.В программу вошли «Семь последних слов Спасителя на кресте»: одно сочинение принадлежит перу Йозефа Гайдна (1785), другое – нашей современницы, Софии Губайдулиной. Интересно проследить, как меняется восприятие сюжета от XVIII века до XX.Гайдн в свое время звучал в Великий пост в храме, где окна, стены и колонны затягивались во все черное. И только одна лампа, висевшая в центре, освещала благоговейный мрак. Епископ, поднявшись на кафедру, произносил одно из семи изречений и принимался толковать его. Закончив, он спускался с кафедры и падал на колени перед алтарным образом распятого Христа. Паузу заполняла музыка. Затем епископ вновь поднимался на кафедру и снова и снова покидал ее – и всякий раз вступал оркестр.Зал Музея имени Пушкина на храм похож, а Евгений Миронов слова, предназначенные для епископа, читал проникновенно, с оттенками. Оркестр продолжал и развивал смысл слов чтеца.Партита же Губайдулиной для виолончели, баяна и струнных хоть и написана на ту же тему, трактована абсолютно иначе. Это уже год 1982-й. Каждый из инструментов несет свою смысловую нагрузку. Так, виолончель говорит от имени Христа, Бога-сына, баян Липса – от имени Бога-отца, а струнному оркестру доверена роль Святого Духа. Потому виолончель – это муки и стоны. Баян – вздохи и возгласы сострадания.Причем именно в звучании баяна Губайдулина делает открытие: игра ведется одними мехами инструмента, без обычного звука. Что производит эффект тяжелого дыхания огромного существа.Струнная группа (Святой Дух) ведет свою партию отстраненно и неземно, исполняя мелодии древнецерковного склада.Сюжет, проводимый сквозь семь частей «Семи слов», хорошо известен: прощение врагов («Ибо не ведают, что творят»), обращение к матери («Се сын твой»), предвещение будущего рая («Ныне же будешь со мной в раю»), страстная мольба («Для чего ты меня оставил»), муки жажды, свершение казни, предание Духа Христа в Божьи руки. Интонации музыки Губайдулиной здесь остры, трепетны и так проникновенны, что слушатель переживает музыку как ход собственной жизни. Редкое качество для современного композитора.
Вызовет ли отклик в наше черствое время такое мистическое и совершенно непонятное непосвященному слушателю сочинение великого поэта? С этим нелегким вопросом отправляешься на концерт. Ответы получаешь сразу.Темный старинный зал, Свято-Никольский хор Третьяковской галереи под управлением Алексея Пузакова. На сцене появляется ослепительная Демидова, одетая в тяжелое платье, похожее на прекрасные старинные одежды. Демидова не играет Ахматову – лишь повествует о поколении, погубленном в безликой серой массе тоталитарной машины.Героем поэмы можно назвать Петербург: его время, атмосферу, его разрушение, войну. Но можно назвать героем Поэта: в его жизни мелькают неназванными силуэты Мандельштама, Блока, Гумилева, Маяковского, Хлебникова… У каждого своя трагедия; у каждого «век волкодав» отнял близких и любимых людей, а то и возможность жить.Сложная задача такого представления – подбор музыки. Казалось бы, в поэме «звучат» и великая Седьмая симфония Шостаковича, и «Карнавал» Шумана, и «Чакона» Баха. Цитировать? Демидова и Пузаков пошли иным путем. Музыка не цитировалась, но объясняла, развивала действие. Звучало много духовных сочинений – архиепископа Ионафана (Елецких), Баха, Моцарта, Ф. Строганова, Танеева, Рахманинова, Свиридова, Чеснокова. Причем в удивительной гармонии с произносимым текстом.Одну из ведущих ролей доверили колоколу. К сожалению, в «Поэме без героя» это оказывался чаще всего колокол поминальный. [i]«Я гибель накликала милым, / И гибли одни за другим. / О, горе мне! Эти могилы / Предсказаны словом моим».[/i]За окном стоял страшный XX век, потерявший понятия чести, любви, достоинства. И лишь призраки не дают погрузиться в хаос вседозволенности. Сама Анна Андреевна много раз говорила, что поэма пришла к ней помимо ее воли и жила, росла, изменялась подчас без ее руководства.Я могу предположить, что раз искусство – причудливое зеркало реальности, то и поэма вышла такой загадочной. Ведь и время было такое – «эпоха шепота».Демидовой своим словом удалось погрузить зал в мистическую, торжественную, потустороннюю тишину. А лично у меня осталось «постощущение» присутствия в блокадном Ленинграде. Избави нас бог.
[b]Музыка Альфреда Шнитке широко известна во всем мире. Казалось бы, в его творчестве нет белых пятен. Однако существует область, практически не известная ни профессионалам, ни широкому слушателю. Это музыка к кинофильмам. В программе, прозвучавшей в Московском доме музыки, были представлены произведения, открывшие публике этого гигантского композитора с совершенно новой стороны.[/b]Для большинства Шнитке ассоциируется с чем-то устрашающим, непонятным. Руководитель ансамбля Юрий Каспаров и дирижер Алексей Виноградов с удовольствием разбивали этот стереотип. Уже название концерта говорило само за себя: «Музыка серьезная и не очень». А звучали сюиты из кинофильмов «Маленькие трагедии» и «Спорт, спорт, спорт» (это относилось к не очень серьезной части программы), а также «Четыре афоризма» для камерного хора и «Серенада» для скрипки, кларнета, фортепиано, контрабаса и ударных. Что, в свою очередь, являлось самой настоящей, серьезной музыкой, причем очень смелой и новаторской. Публика очень живо откликалась на яркие и контрастные образы, на искрометный юмор и пронзительную лирику Шнитке.Московский АСМ вот уже двенадцать лет исполняет только современную музыку. Причем с таким энтузиазмом и так убедительно, что вполне приближают к слушателям вещи сложные, непривычные. Ну а столь ожидаемая киномузыка Шнитке – главная «фишка» концерта в Доме музыки – оказалась и вне видеоряда самодостаточной, обладающей всеми достоинствами, присущими его симфониям и камерным сочинениям.Жаль, что юбилей такой личности мы отмечаем уже в одиночестве. Зато с благодарностью за прекрасное наследство, оставленное всем нам в непреходящее утешение.
Вопрос дня
Кем ты хочешь стать в медиаиндустрии?
Спецпроекты
images count Мосинжпроект- 65 Мосинжпроект- 65
vm.ru

Установите vm.ru

Установите это приложение на домашний экран для быстрого и удобного доступа, когда вы в пути.

  • 1) Нажмите на иконку поделиться Поделиться
  • 2) Нажмите “На экран «Домой»”

vm.ru

Установите vm.ru

Установите это приложение на домашний экран для быстрого и удобного доступа, когда вы в пути.