Писать просто и умно - сложно. У Анатолия Алексина по-другому не получалось. В советские времена его проза, которую почему-то упорно причисляли исключительно к рангу детской литературы, была откровением. В ней на самом деле было очень мало советского, а то, что было, было каким-то смягченным. В створе его интересов были просто жизнь и просто человек - совпадения и несовпадения, перекрестья судеб, случайные встречи, меняющие течение и сценарий пути. Да, просто жизнь - как она есть.

Честно говоря, быть детским писателем - это почетно, но в нашей стране почему-то, исподволь, это получается как-то чуть менее престижно, чем быть писателем для взрослых. Алексина называли писателем то детским. то юношеским. Но он писал не для детей и не для взрослых, а им - друг о друге. Недавно, например, по чистой случайности перечитала "Мой брать играет на кларнете". Да ничего не изменилось за полвека, прошедшие с момента первой публикации этой повести! Абсолютно ничего. И назвать ее "детской" просто не поворачивается язык - слишком тонка. А еще одной особенностью прозы Алексина было полное отсутствие примитивности - при иногда ошеломляющей простоте и кажущейся легкости. Он никогда не заигрывал с читателями - ни с маленькими, ни с большими.

"Безумная Евдокия", "Поздний ребенок"... Их выход вызывал фурор, книги зачитывались до дыр. Критики были благосклонны к писателю, но никогда не возносили его на писательский Олимп. Он всегда был будто немного в стороне от "серьезной литературы", будто слегка недолюбленный ребенок. Не знаю, почему так. Тем не менее, повести и рассказы Анатолия Алексина переведены на сорок восемь языков, а общий тираж изданий превысил отметку в сто миллионов экземпляров.

«Меня ждали шестнадцать лет...
Ужасно быть поздним ребенком! Я-то уж знаю! Ранние дети появляются
быстро, сами собой, как отметки в дневнике, если ты пошел в школу. А
позднего ребенка ждут не дождутся и, когда наконец дожидаются, начинают
проявлять такую любовь, такое внимание, что ему хочется сбежать на край
света, а то еще и подальше.
Родители ему говорят: "Мы тебя ждали! Так ждали!.." -- будто он
задержался в кино или на улице.
Я -- поздний ребенок. Мои родители сразу хотели иметь мальчишку, а
заимели Людмилу... Это моя сестра. Все втроем, вместе с Людмилой, они
мечтали, чтоб я родился. И вот через шестнадцать лет мечта их сбылась!
Поздновато, конечно. Но что же я мог поделать?
Я не помню, с какого возраста я себя помню. Но в ту пору, с которой
помню, я часто, казалось, слышал: "Ты -- сюрприз! Ты -- драгоценный
подарок!" Теперь мои родители стесняются громких фраз. Может быть, и раньше
они таких точно слов не говорили. Но какие-то вроде этих... Я стал
драгоценным подарком, как чашка, которая, нарядная и чистая, стоит за
стеклом, но из которой никогда не пьют чай.
Меня берегут! Конечно, каждый по-своему, потому что у каждого взрослого
в нашей семье свой характер…» Отрывок из рассказа «Поздний ребенок»

Когда случилась перестройка, Алексин уехал в Израиль. 1991 год перепахал его, 1993 он просто не смог пережить. Честно говоря, я, например, долго об его отъезде не знала - он просто исчез, очень тихо и без бравад, совершенно не находя себе места в новых реалиях. Его мир - мир прозрачных, хотя и непростых межличностных отношений, простые радости - такие, как солнце и синее небо над головой, - стремительно уступали место другим ценностям и приоритетам. Скромный Алексин не привык никого напрягать и предпочел не выяснять отношения с напрягающим его временем, а просто уйти из него.

Москвич по рождению, сын репрессированного участника Гражданки, Толя Алексин начинал как поэт, печатаясь в "Пионерской правде". В войну работал на стройке - ему было 16. В 1950-м определился с профессией - очарованный Индией, пошел в институт востоковедения. И тогда же, очень волнуясь, отдал в редакцию первый сборник повестей - "Тридцать один день". Его крестным отцом в литературе стал Константин Паустовский - блистательный мастер слова, имеющий "тонкий нюх" на таланты. В робких еще повестях Анатолия Алексина Паустовский мигом почувствовал и внутреннюю силу, и скрытые возможности автора. Получив столь высокое напутствие от настоящего профи, Алексин создал целую плеяду так называемых юношеских повестей, не способных постареть. Абсолютно непосредственные, очень похожие на правду, да еще, как правило, и изложенные от первого лица - непосредственного героя произведения, - они рассказывали о понятном и трудном - вхождении подростков в мир взрослых, острых углах пространства, создаваемыми нашими представлении о том, что правильно, а что не очень. Неудивительно, что его произведения мгновенно влюбляли в себя. Очень странно и горько, что сумятица 1990-х очень многие произведения Алексина оставила "за бортом" дня сегодняшнего - увы, их мало читают, хотя, повторюсь, постареть его произведения не способны физически. Кроме того, писателю вольно-невольно удалось написать портрет не одного даже, а нескольких поколений: это и послевоенные дети 1950-х, и "оттепельные" - 1960-х, и романтики конца 60-х- начала 1970-х, донесшие свой романтизм до 1980-х...

Повести и рассказы Анатолия Алексина переведены на сорок восемь языков, а общий тираж изданий превысил отметку в сто миллионов экземпляров / Фото: Владимир Первенцев, РИА Новости

Писатель много занимался общественной работой, был одним из организаторов детских и юношеских журналов, членом редколлегии знаменитой "Юности", а в начала 1980-х и членом-корреспондентом Академии педагогических наук СССР.

А в 1993 году он уехал. Писал он и в Израиле, в том числе издал роман-хронику о судьбах еврейской семьи в России прошлого века "Сага о Певзнерах" и книгу мемуаров. Его литература этого периода потеряла свою "детскость". Это было не плохо и не хорошо. Просто это было уже совсем по-другому.
Правда, один раз он все же себе "изменил" - а может, наоборот, вернулся к себе самому. Овеянный печальным юмором "Игрун" вновь возвращает читателей в мир, гд сталкиваются и взаимно пересекаются интересы детей и взрослых. И, как всегда, в повести звучит музыка - еще одна характерная черта его произведений.

... На пороге Перестройки, в 1985 году, Алексин издал одну из самых непростых своих повестей - "Сигнальщики и горнисты". Она вызвала широкий резонанс и "аукается" до сих пор. В ней, едва ли не впервые, прозвучала мысль, адресованная послевоенным поколениям - "Люди не должны жить минувшим горем, но тех, кто спас их от оря, они обязаны помнить". Изложенная, как всегда, просто и ясно, эта идея вызвала в обществе огромную волну душевного отклика - люди без всяких понуканий начали создавать летопись героев, тех школьников, что, уйдя на фронт, не успели в своих рано оборвавшихся жизнях ничего, кроме одного - сделать максимум для спасения родной земли. Так повесть писателя стала началом тех движений, что развились с годами в огромные общенародные акции...

Шесть лет назад Алексин уехал из Израиля в Люксембург. 1 мая он скончался, о чем стало известно благодаря сообщению его родственников. За свою жизнь Анатолий Георгиевич издал без малого сто книг...