Дочь Новикова-Прибоя живет в квартире отца, откуда рукой подать до Кремля. Автор романа «Цусима» переехал в первый московский кооператив в конце 1920-х.

Автономный дворик прячется в густой листве деревьев. За ними – маленькая столичная коммуна с отдельным микроклиматом и чистотой-красотой от дворника-садовника, где время остановилось, как в музее. Мы встретились с Ириной Алексеевной после годовщины Цусимского сражения. Хозяйка только что вернулась из Санкт-Петербурга.

- Каждый год на крейсере «Аврора» встречаются потомки цусимцев почтить память моряков, проходит поминальная служба. Около острова Цусима в мае 1905 года погибла практически вся наша русская эскадра. А четыре корабля были сданы в плен. Среди них оказался броненосец «Орел», на котором служил матросом мой отец. Много родственников приезжают в дни памяти, после службы мы общаемся. Знаете, столько лет прошло с тех событий, а что-то в этих встречах есть, необъяснимое, светло на душе становится.

– Ирина Алексеевна, вы слышали о Цусиме от самого отца?

– Все меня спрашивают: рассказывал ли он о русско-японской войне? Нет, конечно. Тут ведь другая война была. А вот эту Великую Отечественную я хорошо помню. Отец залезал на чердак и сбрасывал с крыши зажигалки. Вот одна из них: он мне подарил. Во время войны посреди двора были грядки. Каждой семье полагалось три. Выращивали редиску и главное - лук. Картошка была, и отец придумал, как ее пожарить. Мы только что построили на даче дом, стали красить. Для краски нужна олифа. Тогда была натуральная, хорошая в огромной бутыли. Решили жарить на ней картошку. Этот момент до сих пор переживаю: на маленькой печурочке на сковородке жарится картошка. Такая красивая получилась – золотистая. Давай пробовать. А мне не дали. Помню, как отмечали наступающий 1942-й год. Картошка и соленые огурцы на столе. Отец встречался с каким-то генералом, тот ему подарил бутылку водки. И он берег еще с года моего рождения подаренное испанское вино. Выпили за победу. А в это время немец рядом под Москвой. Мы должны эвакуироваться, но жена старшего брата лежала в роддоме в конце ноября - начале декабря. Все в машину сложено, вот-вот хотели ехать, но у них родился мальчик, еще надо немножко подождать. В этот момент отогнали немцев. Решили: зачем теперь уезжать и бросать все?

– Разве писательский паек вам не давали?

– Сначала ничего он не получил. Была иждивенческая карточка и огород. Но мама не работала: трое детей и еще у нее душевнобольная сестра - всю жизнь на иждивении отца. Брат в армию не попал - он хромой, студент. Шесть человек взрослых, двое маленьких - дочь брата и я, никто не работает. Потом получил паек, где были сахар и крупа, но это уже конец его жизни – в 1944 году отец умер.

– С какого мгновенья вы помните детство, себя, свою жизнь?

– Была маленькая, мне года три, и меня не пускали в кабинет, чтобы не шумела, не мешала, не отвлекала. За большим столом по одну сторону сидел отец - писал, напротив - его секретарь печатал уже на машинке. Я приду со своими делами. А меня охраняли родственница молоденькая и мама. Говорили: нельзя туда. Потому что еще они оба страшно курили. Так, что дым стоял. Им казалось, мне туда не надо. А мне как раз надо. Я умудрялась проскочить, быстро к нему на колени залезала и тут была недоступна: никто меня не мог увести. Покручусь и начинаю кокетничать, что он меня щетиной щекочет: «Ой, оцарапал». И отец очень переживал: «Ты извини, я нечаянно». Мне страшно нравилось, как он смущался, что я, маленькая девчонка, его так заведу. Надо сказать, отец немолодой был человек. Когда я родилась, ему 57 лет было. Я обожала отца.

– Как случилось, что у вас со старшим братом такая большая разница в возрасте - 24 года?

– Не было других детей. Между всеми «перерыв» - 12 лет. Братьев уже нет в живых… Старший Анатолий родился в 1911 году. Он стал инженером. Игорь в 1923 году появился. Они с женой были врачами. Было два сына. Но отец бредил дочкой. И как подарок я родилась. Потом - анекдот. Он сначала хотел меня назвать Цусима. Как раз в это время работал над романом. Выходило издание за изданием, он говорил: «Цусима у меня будет своя еще: живая».

– Значит, у Новикова-Прибоя с Цусимой были связаны не только трагические воспоминания…

– Конечно. Но мама возмутилась: «Я не разрешу называть свою дочь Цусимой». - «Ну, тогда Ириной». Мы жили на даче, и он мечтал: «Выйду на берег Клязьмы и буду кричать: «Аришка!»

– Какие уроки воспитания вы усвоили благодаря отцу?

– Например, утром он вставал очень рано. Как крестьянин и моряк привык подниматься, когда все спали. Ну и я с ним. Обходили сад. Это была война. Продуктов нет. Жили тем, что выращивали. Огурцы, кабачки, помидоры. Оливы у нас были, яблоки. Все-все он растил. Умудрялся арбузы растить, дыни. Но это так – баловство, а в основном - картошку. Однажды собрали 16 мешков, хотя между деревьями сажали. Утром меня водил по саду: «Давай измерим, как кабачок подрос. Можно его рвать или нет?» Потом старше стала, показывал, как обрезать куст смородины, старые ветки. До сих пор, когда обрезаю ветки…

– Видите отца…

– Да. И очень люблю это делать. Потом учил пилить дрова, летом – косить. Показывал, как пяточкой задевать: «Смотри, чтоб ровненько». Всегда говорил: «Имей в виду: это тебе может пригодиться».

– Намекал, что жизнь по-разному может складываться?

– Да, и я действительно это поняла. Всю жизнь ставила отца себе в пример. Когда молодая была и не знала, как поступить, всегда ехала к нему на кладбище… Как бы поговорить, посоветоваться.

– И приходило нужное решение?

– Да, я успокаивалась, наверное.

– Алексей Силыч был домовитый?

– Очень любил дом. Когда семья стала большая, у старшего сына дочка родилась –занимался дачей.

– Сам вел приусадебное хозяйство?

– Он ведь вырос в деревне. У нас мичуринские деревья остались, скажем, ягодная дальневосточная лиана с 1939 года растет до сих пор. Мичуринцы освоили актинидию.

– Специально поехал за ней?

– Привез, наверное, штук тридцать из Мичуринска и воткнул в ящик с мокрым песком. Из всех черенков укоренились восемь: она плохо дает корешки. Теперь осталось пять. Притащил столько всего! Мичурин умер в 1935 году, а его секретарь Бахарев потом привозил сюда растения много раз. И обучал, как яблони растить.

– Образ отца повлиял на вашу судьбу, выбор профессии?

– Именно он так меня заразил любовью к растениям, что я пошла на биофак МГУ. Ботаником стала. Учительствовала в школе, работала в Главном ботаническом саду Академии наук.

Ботанический сад сыграл в личной жизни Ирины судьбоносную роль.

– Какие качества вы искали в мужчинах, выбирая мужа?

– Чтобы был умный, надежный и заботливый. В ботаническом у нас старушка одна работала: из бывших, «недорезанных». Знала много языков, ее держали, чтобы письма переводила. Заведующая Нину Леонтьевну притесняла, хотела сократить, чтобы единицу освободить. А я защищала. Она как-то зашла в кафе Художественного театра. Увидела молодого человека: «Можно к вам?», и за то время, что они выпили по чашке кофе, разговорились, обменялись телефонами, договорились встретиться, книгами обменяться. Она жила в коммунальной квартире и попросила: «Нельзя к вам пригласить»? Мама решила: раз из бывших, выставила фарфор старинный, старалась. А пришел молодой человек. И я запомнила, что у Саши на густых бровях снежинки были. Так и познакомились. Вот он рядом. Кстати, мама всегда говорила, что он со вкусом.
Муж Ирины – писатель Александр Стрижёв, автор книг «Народный календарь», «Времена года русской природы», публицист, библиограф, литературовед. В школе был отличник. Будущему мужу Ирина напомнила учительницу, которая работала в его школе с дореволюционных времен. Он вырос в Останкино на Кошёнкином лугу рядом с шарашкой в Марфино, описанной Солженицыным. Волею судеб они подружись с писателем: Стрижёв работал в Фонде Солженицына, когда Александр Исаевич вернулся. Александр Николаевич более 30 лет писал в «Вечерку» еженедельные заметки фенолога - репортажи из живой природы. Супруги в прошлом году отметили золотую свадьбу. Дни рождения празднуют вместе, хотя разница в датах - две недели.

Александр Николаевич: нас соединила любовь к Тютчеву. Мы оба собирали его книги. Разговорились, а я как раз намечал ехать на родину поэта. Обещал привезти книгу…

Кстати, секретарь Новикова-Прибоя Дмитрий Зуев в «Вечерке» работал еще до войны. У нас сохранились вырезки из газеты. Зуев разыскивал материалы для Алексея Силыча, потому что в 1930-е годы роман дополнялся. Это было время, когда, как говорится, лицо вождя повернулось к историзму и стали воспоминать флотоводцев былых времен. Тогда и дорабатывались главы с их участием.

– Ирина Алексеевна, как Новиков-Прибой избежал репрессий?

– Говорили, он был в списке. Но Сталин отца любил… Он много читал, и однажды его доверенное лицо, председатель оргкомитета Союза писателей Иван Гронский порекомендовал прочесть «Цусиму». Отец получил Сталинскую премию.

- Откуда у крестьянского сына такая любовь к морю?

- Он обучался грамоте у дьячка и однажды побывав в храме, согласился на предложение матери идти в монастырь, но по дороге из церкви встретил моряка, у которого на бескозырке было написано «Победитель бурь». И восхищенный 13-летний ребенок полюбопытствовал, что такое море. Моряк показал ввысь: «Такое же большое, как небо». И как только пришел срок службы в армии, отец записался на флот.

– Как познакомились родители?

- У мамы тоже интересная история жизни. Ее отец был из обрусевших немцев. Людвиг Федорович Нагель в 80-е годы позапрошлого века был народовольцем. Когда начались студенческие волнения, его арестовали и продержали несколько месяцев в тюрьме. Он был российский подданный, но по вероисповеданию католик. Власти не знали, что с ним делать, и выслали из России. Но перед этим Людвиг женился. К нему ходила его сестра проведать. С ней – девушка, она кончала женские курсы. Они полюбили друг друга, и свадьба была в тюрьме. На свадьбе пел хор уголовников. Вместе выехали за границу, но бабушка очень болела и тосковала по Родине. А дед нигде не мог обосноваться. Как только узнают, что высланный, все дальше переселяли. Он был инженер кондитерской фабрики и хорошо зарабатывал, но все деньги тратил на то, чтобы спасти русских ссыльных, которые не знали, куда обратиться.

А отец бежал за границу в трюме корабля. Причем договорился, что его вывезут в Англию, не зная языка. Это был 1907 год: он выпустил две брошюры о том, как шло сражение и кто виноват, что оно проиграно. Брошюры ликвидировали, а его стали искать. Ему пришлось срочно выехать. Денег нет, прибыл в Лондон голодный и бедствовал страшно. Собирал на бойне остатки мяса вместе с опилками, промывал, варил суп. Но однажды зашел в портовый кабак и увидел на русском языке объявление: «Терпящим бедствие русским морякам предлагается зайти к Людвигу Федоровичу Нагелю». Пошел знакомиться. Тот нашел ему работу, дал немножко денег на первое устройство. А у Нагеля были три дочери-погодки. Все красивые. Старшей Марии было 18 лет. А мать их в Лондоне не могла жить из-за климата, уехала в Париж и рано умерла.
Мама говорила по-русски, но не умела ни писать, ни читать. Папа возмутился: «Ты – русская, а русского языка не знаешь». Ей стало стыдно. Он купил учебники, и она стала учить язык, читала. А отец ездил с русской эскадрой, вел революционную работу по портам. Когда в Лондоне потихоньку освоился, забирался в свою каморку и разбирал, что Маша пишет. Выучила язык, хотя всю жизнь у нее был акцент незаметный. Иногда вдруг скажет смешно: «Как это будет по-русски?» Потом он вернулся, они поженились. Мама работала на предприятии, где делали арифмометры. Начала хорошо зарабатывать, а папа стал писать. Он и до этого посылал рассказы в маленькие журналы, а тут написал первый настоящий рассказ «По-темному», где описал, как плыл в трюме и чуть не погиб: то жара была, то холод в угольной яме. И не знал, куда деть. Послал Горькому на Капри на свой страх и риск. На удивление через шесть дней пришел ответ – так почта ходила из Лондона в Италию. Рассказ понравился, будет напечатан в толстом журнале «Современник», а самого автора Алексей Максимович приглашал к себе поучиться. Он набрался храбрости и поехал на год. Там была целая коммуна начинающих писателей – жили рядом, приходили читать произведения, Горький их ругал или хвалил.

Пока был на Капри, мама получила приглашение в Петербург работать. Решила ехать, хотя ее пугали: «Там медведи ходят по улицам». У нее уже сын родился, оставила его с дедушкой. Трудно было получить паспорт, но добилась. Папа говорит: «Ты съезди к моим родственникам». Родители умерли, а был старший брат: «Познакомишься. Доедешь до станции Печкеряево, выпьешь кофе, наймешь тарантас». Она выходит: голая степь, сидит один мужик в телеге. Наняла, а ехали лесом - он сам боится и пугает: тут кого-то убили, там - волки. Приехала неожиданно, переполох был в деревне. Мама - европейского склада: в шляпке, юбочке, кофточке. Произвела такое впечатление, что все перепугались. Ее оставили и бегали, собрали стол, чтобы получше встретить. Когда обосновалась в Петербурге, вернулась в Лондон за сыном Толей и съездила с ним в деревню – показать. Отец вернулся перед началом империалистической войны. В годы войны они работали, вывозили раненых. Мама окончила курсы медсестер, была фельдшерицей. Ездили на Алтай за хлебом. Было три поезда, одним заведовал отец. Выехали два, третий, где мама, не успел. Перед поездом взорвали Горбатый мост, и она осталась с сыном и больной сестрой в Барнауле…

– Мама рассказывала, чем Алексей Силыч ее покорил?

– Он был взрослый, старше на 13 лет, повидавший жизнь, переживший сражение. Было уважение, и вдруг он обратил на нее внимание. Еще ругает за незнание русского.

– Какие черты вам от мамы достались?

– Мама любила рукодельничать. Мне это передалось не сразу, а уже взрослой. Сначала не любила. Она меня заставляла вышивать еще в школе. Несколько лет шила одну полосочку. Когда родилась дочка, я дома сидела и увлеклась вязанием, потом шить научилась. Дочь тоже любит рукоделие.

– Летом для вас главная забота – созданный своими руками музей?

– Вожу экскурсии и все пытаюсь его дополнять. Когда дочь заболела гепатитом, я не работала и захотела создать музей на даче. Все вывозила из дома что ни увижу подходящее. Здесь в кабинете остался только книжный шкаф отца, в нем все, как было. Кстати, мой племянник Алеша – Алексей Игоревич - заведует нашим сайтом. Его жена Елена у него как секретарь.

– Литературное наследие отца приносит доход?

– Нет, мы живем сами по себе. Зять моего брата Игоря издал собрание сочинений в 2004 году, потом - «Цусиму». Я ему дала фотографии, иллюстрации. Очень хорошее собрание. Деньги свои вложил: оплатил издателю бумагу, работу.

– И никто перед вами не отчитывается?

– Я посылала запрос в агентство по авторским правам год назад, но ответа и не получила. Я и раньше там числилась, но ни разу никто ничего не прислал. Выходили собрания в 1957-м и в 1965. А потом в основном только «Цусима».

– Вы можете назвать себя счастливой?

– Жизнь все-таки сложилась. С мужем мы прожили счастливо, дети вокруг нас гуртуются. Я вчера, когда они на кухне все сидели, говорю: «Какая я богатая, у меня четыре девочки, симпатичные. Дочка Маша, внучки, правнучка Тася». С нами живет дочь, внучки теперь отдельно. Когда-то у нас тут жили 11 человек. И мы всегда с радостью принимали гостей. За этим столом собиралось до 70 человек, среди них Алексей Толстой, Куйбышев. Однажды приехала за реабилитацией репрессированная писательница Любарская. В одной комнате – брат с женой и двумя детьми, там две комнаты – старший и двое детей. Гостью разместили на сундуке. Жила еще Мария Морозова, в 1930-х детская писательница. Что сделала - не знаю, но ее выслали на к Тихому океану. Папы уже не было, она просила учебники: преподавала литературу и русский в школе, но не заканчивала ничего, и надо было учиться. Поступила заочно. Я посылала учебники. Удивительный случай: после 1953-го она пошла пешком с Дальнего Востока в Москву. Никто не верит. Вышла весной: от деревни до города, так и дошла. Устанет, проголодается, приходит в деревню. А люди доверчивые были: «Не надо кому помочь?» В огороде поможет, постирать, заштопать - после войны бедно жили. Где-то в сарае отдохнет дня три, ноги подлечит, потом подвода подвернется, машина. Пришла к нам в ноябре. Несколько месяцев жила – никак не могла получить реабилитацию. Мама всех принимала: «Конечно, конечно, Мария Андреевна». Еще был случай. Вечером звонок: открываем – моряк стоит. Говорит: «Мне неудобно, я демобилизовался, в Свердловск не могу выехать, не купил билет. Что делать? Но я люблю очень Новикова-Прибоя. Разрешите у вас переночевать». Конечно, пустили: моряк приехал! Некуда деться человеку. Он потом писал нам много лет.

СПРАВКА "ВМ"

Алексей Силыч Новиков-Прибой (1877-1944) – автор эпопеи «Цусима». Один из главных исторических романов XX века впервые был опубликован в 1932 году. Родился в селе Матвеевское Тамбовской области. Служил матросом на Балтийском флоте в 1899-1906 гг., участвовал в сражении под Цусимой. Во избежание ареста за революционную пропаганду в 1907 году бежал в Лондон. Вернулся в 1913 году в связи с амнистией по случаю 300-летия дома Романовых. В прошлом году вышла книга о А.С. Новикове-Прибое в серии ЖЗЛ.

Цусимское сражение (14-15 (27–28) мая 1905 г.) – самое крупное морское сражение XX века и третье по масштабу во всей мировой истории.

*Дом-музей А.С. Новикова-Прибоя: Московская обл., пос. Черкизово, станция Тарасовская Ярославской железной дороги. Вход свободный.