«Геликон» прирос «Сибирью»

[b]Опера итальянца Умберто Джордано (1867–1948) «Сибирь» (1903) в Москве ставится первый раз за всю историю. Хотя, казалось бы, где ж еще ставить, как не в России?[/b]По словам режиссера Дмитрия Бертмана, жена у композитора была русская, отсюда интерес Джордано к далекой стране, в которой он ни разу не был. Видимо, жена напела ему пару-другую песен, которые он использовал в своем произведении.Так, хор арестантов не раз поет в опере на мотив «Эй, ухнем!». Еще большее оживление в зале вызывает мелодия «Ты ж мене пидманула» на трагический лад (хорошо еще, что не «Уно моменто».) Почти КВН.А начинается все красиво – прямо сцена из «Травиаты»: в петербургском особняке собираются гости, высший свет. Но главной красавицы – хозяйки-куртизанки Стефании – все нет. Загуляла она с молодым офицером «Василием из Курска». Василий, темпераментный, как Рогожин с итальянской примесью, в результате прирежет князя-ухажера и угодит на сибирские рудники. Стефания ринется за ним. Любовники попытаются бежать, и раненная вдогонку Стефания умрет со словами: «Тебе отдаю свою душу, о Сибирь!» – в том смысле, что именно здесь расцвела ее в кои-то веки бескорыстная любовь.Ну, где Сибирь, там вроде бы и Ходорковский. Однако никаких намеков. Бертман бросил привычку к аллюзиям на современность. Опера с красивой, чувственной музыкой (дирижер Владимир Понькин) – целиком о любви.Производя впечатление одного большого курьеза, она все же радует и ухо, и глаз. Курьез она и оттого, как итальянец гипотетически представил себе заснеженную Сибирь и страсти-мордасти в остроге. На взгляд русского человека, смешно представил. Бертман, правда, человек не фальшивый и откровенно отыгрывает нелепости, например, тем, что Стефания и в Сибири ходит исключительно в декольте. И абрис Натальи Загоринской с коромыслом на прекрасном голом плече – сам по себе артефакт.Неизменно дивишься работе художников Татьяны Тулубьевой (костюмы) и Игоря Нежного, создавшего на небольшой сцене целую анфиладу комнат в первом действии и бескрайние заснеженные просторы – во втором. Геликоновский тандем породил интересное пространство замысловатой красоты и населил его странно наряженными персонажами, одеяния которых при этом не вызывают почему-то никаких сомнений, вплоть до такой прелестной детали, как турнюры, присыпанные сибирским снежком.Тоскливо, что Загоринская, певица, которой в столице нет равных в тонкости проработки роли, брошена на среднюю в драматургическом отношении партию. И она, и Дмитрий Пономарев (Василий), и Андрей Вылегжанин (сутенер Глебов) выкладываются, будто разыгрывают не несуразицу во глубине сибирских руд, а нечто кроваво-достоверное, связанное с судьбами человечества (как это было у Загоринской, скажем, в «Средстве Макропулоса»).Но на многое имеет право мужественный «Геликон». Он то дразнит публику вызывающим решением запетой классики, то, как сейчас, выступает первопроходцем там, где другому театру было бы просто лень возиться с добыванием редких нот, их затратной оплатой, разучиванием труднейших партий, детальной режиссурой. (Поистине, как поет Василий из Курска, «ужасные степи, суровые тропы, колючки да камни».) Будем ждать теперь «Бориса Годунова». Говорят, здесь уже и басов специально накопили.[b]На илл.: [i]Сцена из спектакля «Сибирь». Глебов – Андрей Вылегжанин, Василий – Дмитрий Пономарев, Стефания – Наталья Загоринская.[/b][/i]