Мама, цирк приехал?

[i]Ленинградцы слово «петербург» употребляют редко, а если и употребляют, то именно так — с маленькой буквы. Поэтому именно «в Ленинграде» лет двадцать не было «такого жаркого лета». Еще одно бедствие, обрушившееся на Питер, — обилие всяческих салонов и фестивалей, которые в конце июня хоть и не подчинили себе мирную жизнь города, но изрядно таковую подпортили. Судите сами: «Звезды белых ночей» Валерия Гергиева. Кинематографический «Фестиваль Фестивалей». «Посланние к человеку» — международный фестиваль документальных фильмов и анимации. Театрально-художественный «KUK-ART». Книжный салон на Исаакиевской. Рок-фестиваль в вечном ДК Ленсовета на Пушкинской улице, 10. Наконец, царскосельский карнавал, посвященный, естественно, Пушкину.«Мама, это что, цирк приехал?» — вопрошал мальчишка лет десяти, оглядывая фестивальные афиши. «Нет, это приехали тусовщики», — отвечала мать под хохот богемы. Короче, атмосфера накалялась.Финский залив, правда, все равно нагрелся лишь до 14 градусов, зато воздух плавился и растекался по лицам измученных приезжих. Увы, даже на физиологическом уровне у нас с Питером нестыковка. Страдавшие от 99 процентов влажности фестивальщики мучительно завидовали аборигенам. Последние легко сносили климатические неудобства — были бодры и, как всегда, молчаливо-суровы.Еще бы, если в метро на каждом шагу напоминают, что каждая сломанная ступенька эскалатора стоит 3000 рублей. Одни только бункерные двери на станциях глубокого залегания способны отбить охоту к жизнерадостности, а объявления о том, что в метрополитене произошло столько-то несчастных случаев, — вообще для здоровой психики.Нездоровая же психика гостей фестивалей явно внесла ноту оживления в монотонную симфонию северной столицы. Особенно это касается «КUKARTа».[/i][b]«Позвоните мне во дворец», [/b]— небрежно роняли участники «КUK-ARTа», который проходил в Запасном дворце в Царском Селе.«КUK-ART» вообще-то фестиваль театральный, на который, помимо театров, должны приглашаться знатные кукловоды всей страны. Но поскольку фестиваль уже четвертый (а по гамбургскому счету — даже пятый, просто прошлогодний не считается, ибо устраиваться «КUK-ART» должен раз в два года), то к театралам успели присоединиться живописцы, музыканты и прочие «ARTисты» в широком смысле этого слова. А коль скоро фестиваль проходит при чутком руководстве международной мастерской театра синтеза и анимации «Интерстудио» (которая к тому же приходится родной дочерью питерской Академии театрального искусства), то и налет стильности на фестивале присутствовал. Что поделать — авангард.Впрочем, жители Царского Села, где в Запасном дворце находится штаб-квартира «Интерстудио», к продвинутым фестивальщикам относятся, как к родным. Как-никак, купаютсято все в одних и тех же прудах и фонтанах. Пьют одинаковое пиво. А главное — одинаково не платят за вход в Екатерининский парк в отличие от туристов. Ночью цветущая природа в Пушкине пока еще бесплатная.И все-таки нынешний фестиваль отличается некоторой атмосферой закрытости. Все знают почти всех (пятьдесят процентов москвичей). Форум участников уже сложился. Что плоховато, поскольку грозит застоем, которого пока что не случилось. Хотя бы из-за пожара, который недавно уничтожил третий этаж Запасного дворца вместе с большим театральным залом. Нет худа без добра — большинство спектаклей фестиваля прошли в Санкт-Петербурге, и Новые Люди попали на коронного «интерстудийного» «Войцека» по Бюхнеру. Спектакль вроде бы далеко не премьерный — а вот поди ж ты, даже по признанию разнообразных конкурирующих источников, он свеж и зол, как никогда раньше.Вообще же на «КUK-ARTе» вырисовывалась своеобразная география: Ужгород, Одесса, Ярославль, Москва, Челябинск. Петербург, естественно.Наконец — Швейцария, Германия и Словакия.[b]БРЕННАсть всего земного [/b]Композитор Джон Вольф Бреннан, обожаемый всеми поклонниками музавангарда, — человек нескольких культур. Ученик покойного Джона Кейджа (создателя музыки из повседневных шумов). Шотландец, живущий в Швейцарии. Две самые непохожие горные страны мира.Джон Вольф тоже бывает сам не похож на себя. То вдруг — нервические детские песенки (не иначе как автор издевается над чадолюбивыми родителями, но при всем том — вполне в духе немецких сладких «Лейдер»), то дерзкая и жадная фантазия «Ми бемоль». То вообще — сочинение к поэме «Москва — Петушки». Пять основных мотивов, среди которых особенно выделяется «ЛОКОмотив». Пронзительно. Грустно. Джон клянется всем святым, что не пил, пока писал музыку к Ерофееву.— Вы случайно не упрощаете мысль автора? — спрашиваю. Любят эти иностранцы из Венедикта Васильевича делать идеолога русского пьянства.— Надеюсь, что нет. Понимаете, мне было интересно понять не только то, что лежит в книге на поверхности.И — лекция о Ерофееве. Оказывается, что упрощала-то я.Музыка Бреннана проста только на первый взгляд, «вроде бы». Минимум земной гармонии. Максимум прямотаки физиологического воздействия на нерв. Короче, Толстому, если он с небес слышал, не понравилось. Равно как и ценному роялю в пушкинском костеле — инструмент Бреннан терзал веревочками и лесками добрых полтора часа. Вытягивал звуки так бережно и сильно, как будто принимал сложные роды.Под конец стало понятно: Бреннан — это не материалист Кейдж. В Бреннане есть метафизика и почти весь мир. С ним очень просто уйти в нирвану.[b]«KUK»ольный паратеатр [/b]Народ уходил в нее, в нирвану, и другими способами. Кто-то пил. Перформансы тоже уходу от бренности способствовали. Кстати: «перформанс» есть совмещение боди-арта, театра, пластического искусства, музыки, работы с объектом и всего, что только взбредет в голову.Мастерская паратеатральных форм Юрия Соболева в «Интерстудио» — почти единственное место в стране, где перформанс изучают как самоценность. Посему на работы гостей студенты Соболева смотрели с легким сознанием собственного превосходства. И зря, между прочим. Таисия Коробейникова из Челябинска с ее моноданс-спектаклем (ближайший родственник перформанса) «Случилось — не случилось — какая разница?» своей пластикой и леденяще спокойным монологом о слепоте переплюнула даже титулованного Буго Тадаши.В Питере перформансистов раздва и обчелся.Это вам не Москва, где они друг на друге сидят и друг другом погоняют. Поэтому в галерее «Арт-коллегия» на Лиговском проспекте (главной точке «визуально-художественной части» фестиваля) проект группы «Апокриф» выглядел достаточно скромно.[b]Картинки с выставки [/b]Увы, с галерейной жизнью в Питере не все слава богу. Просто, что называется, не сложилась она, эта самая жизнь. Тут опять-таки, извините, не обойдется без параллелей «Москва — СПб». В Москве, по самым скромным подсчетам, галерей, хороших и разных, больших и маленьких, далеко за сотню. В городе-герое Санкт-Петербурге неделю назад таковых было сорок две. Впрочем, дело даже не в количестве. Скорее — в качестве.Это не я утверждаю — аборигены.Даже на их взгляд питерская художественная тусовка имеет ряд недостатков.Главная — категорическая интимность. То есть сами питерцы ее называют «уютом» и «домашностью», но суть от этого не меняется. В Питере практически ни один новый человек, забредший на выставку или в салон, не останется незамеченным. Эдакий западный стиль обслуживания, к которому мы, провинциалы, пока что не приучены. При вежливом «Чего изволите?» или «Что вас интересует?» возникает стойкое ощущение: кругом одни враги. В Москве по вернисажам можно порхать довольно долго, прежде чем хозяева галерей обратят внимание на новообращенного.Но если привыкнуть к питерскому стилю, все начинает ладиться. «Ладится», правда, в основном у иностранцев, которые в Питере составляют основной контингент покупателей. Причем в качестве предметов торговли чаще всего выступает антиквариат.Увы, редкая галерея отказывается от столь доходной части бюджета.[b]Штаб-квартира питерской интеллигенции [/b]— Но зато иногда такие удивительные вещи среди антикварного барахла попадались, — задумчиво говорил питерский поэт и эссеист Виктор Кривулин, пуская в бездонный потолок своей квартиры дым от сигареты. — Вот недавно увидел зеркало екатерининских времен за пару сотен долларов — настоящее, в позолоте, темное. Только вот кубатура не позволила купить, — я прикидываю кубатуру своей московской новостройки и тихо вздыхаю.У Кривулина квартира традиционно питерская — с таинственным подъездом, гулкими этажами (по одной двери на этаж), с восемью белыми кошками, которые гуляют сами по себе.(Кстати, кошек в Питере куда меньше, чем в Москве. Они дикие, но толстые и пушистые.) А самое интересное в кривулинском доме — коллажи на стенах. Чисто городской вид искусства: заключенные в дубовые рамы следы человеческой деятельности на отдельно взятой стене — «культурный слой» в виде обрывков старых газет («...вестникъ» июль 1906 год», «въ губернии...») и обоев. Между прочим, очень стильно.[b]Хит-парад галерей [/b]Виктор Кривулин по нашей просьбе составил небольшой рейтинг питерских галерей. Первым номером — у знающих людей возражений не вызовет — оказался «Борей». Живет он не так уж плохо. Налажены контакты с неизменно присутствующей в Питере культурной Финляндией. Арт-кафе, опять-таки. Чтения Бродского.Потом, как ни странно, вышеупомянутая «Арт-коллегия». Галерея скромная, маленькая, отличается невыгодным географическим положением — точно так же, как галерея на пресловутой Пушкинской, 10.«Арт-коллегия», «Борей» — вот и все «некоммерческие» галереи в Питере. А московские художники еще на жизнь жалуются: дескать, работы свои выставлять негде. Правда, в Ленинграде коммерческие галереи хороши — таких у нас днем с огнем не сыщешь.Да, популярное художественное заведение Ленинграда «На Миллионной» занимается исключительно моржовым клыком и резьбой по кости, что тоже, никто не спорит, важно и нужно.Но в городе есть еще и высококачественная «121». Есть «Палитра», которая специализируется на бесспорном русском авангарде — второй волны середины века. «Первую волну» вовсю эксплуатирует шикарный «Спас» на Мойке. Там даже работы Малевича периодически появляются — кстати, имеется нормальная система экспертов, поэтому туда частенько «заплывают» философски настроенные иностранцы в поисках загадочной русской души за умеренную цену.Кстати, о философах: в Петербургском государственном университете именно философский факультет возжег очередной «художественный очаг». На Васильевском острове в недрах учебного заведения создана маленькая галерея, в которой царствует классический питерский авангард. Крохотная «Аврора», которая во многом смахивает на нашу «ТВ-Галерею» и занимается фотоискусством, — это тоже серьезно.[b]Грусть от Шинкарева [/b]Вообще в Ленинграде все даже летом как-то серьезнее, чем в Москве.Может быть, это от традиционной питерской грусти? Есть художник, который воплощает ее идеально. И еще протестует против того, чтобы его картины признавали «мрачными». «Отчаянными». Владимир Шинкарев, выставка которого прошла в питерском Государственном центре современного искусства, — автор сумрачного «Петра», увлекающего зрителя в затененный пурпур царственного подсознания. Картины Шинкарева — они как раз об этом. О суровом питерском одиночестве. Которое постоянно хочет избавиться от себя самого и внедряет в характер ленинградцев серьезность и сосредоточенность.Главный показатель этих качеств: представители художественной среды активно участвуют в политической жизни. Например, Андрей Толмачев — безусловный Художник. Он же — борец за права человека и помощник депутата питерского Законодательного Собрания. Считает, что политическая власть действенна до тех пор, пока отдельные ее ветви соперничают между собой: так создается благотворный баланс. Вы в Москве видели человека, который творчески, вдохновенно относится к политике? То-то же.Толмачев же в Ленинграде не исключение. Там такое рвение естественно. И нормально.[b]P.S. [/b][i]И о ценах. В Ленинграде есть только одна очень недорогая вещь.Это цветы. Пятьдесят рублей за букет шикарных черных роз. Мужчины, теперь вы догадались, что жить в Питере экономически выгодно и удобно? [/i]