В столичных дворах резко поубавилось деревьев

Трудно представить, что каких-то шестьдесят лет назад наша Хохловка была живописной деревушкой: по берегам речки Нищенки весело пухлявились одуванчики, паслись пеструхи-коровы, драли глотку на заре петухи. Но Москва ширилась, прирастала индустриальными районами, и селение стерли с лица земли.Вместо него появился массив пятиэтажек, в которые заселились и деревенские. Заехав сюда по обмену 23 года тому назад, я еще застала настоящих хохловских аборигенов.На первом этаже проживала любимица окрестной детворы – мороженщица из палатки, что стояла неподалеку. Бог знает, что пережила эта женщина, наблюдая за тем, как уничтожается все, что составляло понятие «родина». Говорят, ее семья была самой богатой в Хохловке, и за большое число коров (их было целых четыре!) в свое время даже была раскулачена. Но я никак не предполагала, что однажды побываю в ее шкуре и испытаю ужас разрушения сама…Теперь это Нижегородский район ЮВАО Москвы. Со всеми атрибутами столичной «цивилизации». Но нашему дому не повезло больше других: в нескольких десятках метров железнодорожное кольцо, прямо под окнами стоящая в пробках Нижегородская улица. Шум стоит такой, что, разговаривая по телефону, собеседник слышит визг тормозов и вой сирен, но никак не ваши слова.И вот представьте, несколько лет назад на тополе, растущем у меня под окном, поселился соловей! Он пел не переставая, и, что удивительно, трели птахи перекрывали грохот города. Целое лето мы наслаждались его концертами.И… совсем другими глазами стали смотреть на место, где живем. Открытие следовало за открытием. Выяснилось, что утки по-прежнему прилетают на Нищенку, а в направлении Авиамоторной улицы когда-то шла широкая дорога – остатки брусчатки, если приглядеться, можно встретить и теперь. Живут в нашей Хохловке и другие редкие для Москвы птахи, за которыми охотятся местные кошки. А если зайти подальше, на Новую Хохловку, то можно было полюбоваться Нищенкой в обрамлении склонившихся над ней деревьев – Швейцария местного разлива…Теперь это место закатали бетоном. Зачем? Речку огородили высоким забором, и утки превратились в узников, которых подкармливают местные сердобольные жители. Зачем? И даже от тополя осталось одно лишь воспоминание…Почему районным властям не приходит в голову, что наше бытие определяется не только периметром квартир? Что москвич без всего этого вовсе не москвич?Надо сказать, что деревья – это особая статья. Счастливые новоселы, заселявшиеся в далекие шестидесятые в пятиэтажки, по собственной инициативе пересадили из деревенских дворов сирень. Спустя десятилетия эти чахлые деревца стали чуть ли не единственным заслоном от шума и пыли. Городским озеленителям все недосуг заняться растительностью, вот и разрослась сирень как чертополох, измельчали грозди, стволы стали напоминать артритные суставы – соль с тротуаров сделала свое черное дело. Но даже такие уродцы не поднималась рука вырубить. Зато хватило ума у коммунальщиков.А наш тополь… Бог знает, как он устоял и пережил шок стройки шестидесятых годов. Дерево, несмотря на ужасы городской жизни, росло и мужало. И вот ветки постучались и в мое окно на третьем этаже.С тех пор это существо стало членом семьи. Тополь видел ссоры и радости. Хранил наш сон. Стучался в окно, когда на кухнях собирались трапезничать, желая приятного аппетита. Вместе с нами пережил ураган, бушевавший над Москвой. Стихия гнула его так, что казалось, еще немного – и дерево «войдет» в квартиру.Ужасно пострадал, потеряв в тот страшный день крупную ветвь. В слом, который так никто и не устранил, текла дождевая вода, дерево болело, но каждую весну распускались клейкие матовые листочки, и квартира наполнялась зеленым сиянием.Вот уж действительно, что имеем, то не ценим. Как только мы его не кляли, когда пух заполнял квартиру, облаками клубился в подъезде! Черенком от швабры приходилось снимать с ветвей то чьи-то унесенные ветром с балкона колготки, то серпантин магнитофонной ленты. Но он делал огромную работу, защищая жильцов шапкой своей листвы от грязи, избыточного солнца, автомобильных выбросов и шума улицы, на побережье которой нам выпало жить. И никому никогда не приходило в голову от дерева избавиться.На моей памяти и вовсе героический случай. Место, где стоит наш дом, – излучина: здесь Рязанка переходит в Нижегородскую улицу. Вираж не крутой, но по ночам, сами знаете, с какой скоростью носятся автомобили. И вот как-то просыпаюсь под утро от страшного грохота, с нашим тополем столкнулась «Нива», и, если бы не дерево, трагедии не избежать – машина вполне могла врезаться в стену и взорваться.…Я поздно спохватилась: думала, просто у кого-то не ладится мотор в мопеде или мотороллере, а это был, оказывается, звук пилы. С пятнадцатью деревьями бравые молодцы уже успели расправиться – бригада лесорубов работала на славу. На стволе нашего тополя-хранителя зияла рана. Ощущение было такое, что на твоих глазах творится убийство, а ты не можешь ничего предпринять. Я физически чувствовала страх, исходящий от огромного ствола.Дальше – как во сне. Вся в слезах названиваю в управу. Там сообщают, что деревья мешают прокладке кабеля. Звонок в природоохранное районное ведомство. В экологическую милицию. Все законно. Лесорубы действуют на основании порубочных билетов. Последней принимает информацию девушка-оператор из «Времечка». Остается слабая надежда, что приедут телевизионщики и прекратят этот кошмар.…Чудо произошло. В этот день тополь не тронули. Спилить столетнее дерево не так-то легко. Но бригадир пообещал, что повторит попытку. Каюсь, я подумала, что он пошутил. А может быть, просто понадеялась на нашу русскую лень.Вечером мы праздновали избавление от нашествия варваров: я привычно готовила ужин, а в окно стучалась ветка с уже зазеленевшими, набухшими почками. Зима-то выдалась теплая… Неделю ждала, когда подсохнет рана на стволе, достала краску, оставшуюся от ремонта. Но в ночь на Сретение снова приехали черные люди. До утра они жужжали пилами, расчленяя наш гордый тополь. Дерево не сдавалось. Работа шла с трудом. Тяжелые обрубки ударялись оземь, и дом страшно содрогался от тех ударов. Последней пала ветка-подружка, с которой я разговаривала неделю назад. А к четырем утра остался один лишь пень больше метра в диаметре.Уходя на работу, я успокаивала себя мыслью, что тополь – дерево живучее, будут новые побеги. Но вечером обнаружила на месте, где возвышалась столетняя громада, возведенная самой природой, абсолютно плоскую поверхность – улик убийцы не оставили. Все что осталось – пять крохотных веточек.Вот поставила их в воду в робкой надежде, что дадут корни, и тогда я подарю моему любимому тополю вторую жизнь. Но в Москве сажать не буду, хватит, намучился.…Один лишь вопрос не дает мне покоя: неужели нельзя было прорыть злосчастную канаву левее или правее, или уже на это недостает ума?