Не теряя берега: как устанавливают буи на Канале имени Москвы

Коломенское, причал, раннее утро. Собачники на поводках, которых выгуливают заспанные псы, физкультурницы, парок от реки. Пароходик «Путейский-14» с пришвартованной баржей, на барже — красные и белые буи. Начало навигации…

— Вы с нами? Проходите…

Идем мимо парка. По реке плывет разная весенняя дрянь, преобладают бутылки. Но как-то по-домашнему ударили колокола в церквах, чуть веселее засияло солнышко, да шумнул в Голосовом овраге отряд стрельцов, пятый век пытающийся выйти к людям.

— Виталий, — протянул мне руку капитан.

— Как называется то, что сейчас они делают?

Двое могучих матросов сорока пяти лет — Борис и Константин — волокли огромные бакены по барже.

— Это не бакены. Буи. Организуем судоходство.

Двое могучих матросов лет сорока пяти — Борис и Константин — волокли огромные бакены по барже / Фото: Игорь Воеводин, «Вечерняя Москва»

Ветер в лицо, я расположился на скамеечке перед рубкой. Светит на солнце рында, бежим вниз по течению.

— Приготовились! — машет с мостика капитан.

Ребята ловят момент — буй нужно поставить в строго определенном месте.
Р-раз! Махина летит в воду. И следом — якорь-присоска с вогнутым дном на ржавой цепи.

— Сколько весит буй?
— Двести десять килограмм, — отвечает Борис.
— Плюс шестьдесят — якорь, — добавляет второй.
— Раньше буи были деревянные, — говорит капитан. — Потом железные. Сейчас — пластмасса. Прогресс. Только вот если пробьют его, ремонту не подлежит.

— Кто пробьет? Враги? Интервенты?

— Зачем враги? Свои, по невнимательности. Один частник, помню, людей катал, радовал на праздник, да не справился.

Капотня справа по борту.

— Виталий, а красные буи — это где мелко?

— Красные — это правый берег. Белые — левый. Буи — не семафор.

— То есть берега не потеряешь?

— Конечно. Если не дальтоник.

Ребята ловят момент — буй нужно поставить в строго определенном месте / Фото: Игорь Воеводин, «Вечерняя Москва»

Матросы скидывают десятый по счету буй.

Шлеп! В воду летит железная присоска.

— И в фитнес ходить не надо… — замечаю я.

— Кому как, — реагируют они.

Ну да. Я же не пуды на палубе тягаю, а фотокамеру.

Ветер. Припекает.

— Сейчас река чище, не сравнить, — протягивает мне смартфон Виталий. На экране — человек с полутораметровым сомом.

— Гляди, каких гигантов друзья мои ловят!

С берега машет какой-то мальчик. На камнях расположились бомжи. Один стирает шмотки, второй горнит в бутылку.

— Да... Как... Всю жизнь на воде. И до армии, и после. Судьба! — Виталий пожимает плечами. — Мне, наверное, повезло — я себя нашел. С восьмидесятых годов здесь.

Я знаю, что на флоте не задерживаются люди случайные, но если душой прикипел — то навсегда. Речные, морские работают, бывает семьями и династиями. Да я и сам мореман, душа в полоску да корма в ракушках — в море не был десять лет.

Или пятнадцать.

— Это что, шлюз?

— Плотина. Шлюз левее.

Мы разворачиваемся у города Дзержинского. Берега оживают. Где-то снимают кино, жарят шашлыки, веселее машут кистями, рихтуя лодки, люди в яхт-клубах.

— Значит, есть рыба-то? — продолжаю разговор.

— Полно. Я же вон на эхолоте все стаи вижу.

Под марьинским мостом ставим очередные буи. Белые.

— Это сейчас с виду легко и просто, — говорят матросы. — Вот по осени, когда их поднимать, мало не покажется.

Раньше буи были деревянные. Потом железные. Сейчас — пластмасса. Прогресс. / Фото: Игорь Воеводин, «Вечерняя Москва»

Я вообще не представляю, как буи поднимают на борт. Не руками же? Краном?

Бежим, бежим обратно. Баржа опустела, матросы греются в рубке. Капитан опустил стекло.

Как оно называется? Ветровое?

Схожу на берег в Братеево. Удивленно косятся рыбаки — что за гусь?

Да свой я, свой.

Я с Канала имени Москвы!