Гендиректор «Уральских авиалиний» Сергей Скуратов рассказал, что самолет A321, совершивший аварийную посадку в Подмосковье 15 августа, не будут ремонтировать и восстанавливать.

«Вечерняя Москва» решила выяснить у бывшего летчика Александра Романова, что обычно бывает с самолетами или их отдельными частями после подобных инцидентов и авиакатастроф.

— Александр, если самолет «жестко приземлился», то, проводя аналогии с автомобилем, у него может быть нарушена «геометрия кузова». Он поэтому не подлежит восстановлению?

— Нет, прямой аналогии с автомобилем в случае с авиалайнером проводить нельзя — они по-разному устроены. Самолет — модульная система, и некоторые модули легко заменить, если это сочтут возможным специалисты. Каждый самолет — очень дорогое изделие, и никто не заинтересован, чтобы его вот так просто списывать. Убытки в этом случае покрывает страховая компания, а она деньги считать умеет. Скорее всего, его разберут, и годные части снова пойдут в дело, а негодные пойдут на переплавку. Там же очень много всего целого осталось — все это уже демонтировали.

— А какова судьба самолетов, которые потерпели аварию?

— Из самолета, который американский летчик сумел посадить на Гудзон, сделали музей. Может быть, из самолета A321 сделают тренажер для пилотов: сам случай достоин того, чтобы войти во все учебники по авиации. Один человек в США из самолета дачу сделал. По-разному бывает.

— А разборка самолета чем-то отличается от разборки того же автомобиля?

— Должны соблюдаться многие меры безопасности: топлива больше, аккумуляторы мощнее, чем у автомобиля. Перед разборкой самолет осматривает не одна комиссия, и только после подведения всех итогов его уже будут разбирать. В данном случае самолет поднимали на специальной надувной подушке, чтобы слить топливо, делали еще много подготовительной работы. Да и разборка самолета требует в разы больше времени, чем автомобиля.