Революция — это сто тысяч новых вакансий

А потому с полным правом мог позволить себе свести всю революционную романтику к шкурному реваншу группы борцов с режимами. Действительно, ведь главный вопрос всех переворотов и свержений, как учил Ульянов, это вопрос о власти, а затем уже не только о власти (то бишь о переделе руководящих постов и разного рода доходных и теплых мест — синекур), но и о собственности. Ее делят также с огоньком, пореволюционному.

Вот дипломат Наполеона и упомянул те самые сто тысяч новых вакансий для тех, кто еще вчера был никем и ничем.

Впрочем, революции не заканчиваются единовременно, недостаточно взять Бастилию или Зимний дворец. Иногда они тянутся годами под классические стенания о том, что революции пожирают, подобно Сатурну, собственных детей. Но отчего же так? Не могу не сослаться еще на одного француза (а по количеству революций Франция нам явно не уступит), правда, на современного — историка Лятура, автора исторического эссе «Фельдфебель Бонапарт».

Человека консервативного, явно антиреволюционных взглядов. Так вот, Лятур без затей утверждает, что революции длятся до того счастливого момента, пока наконец все устроившие их негодяи получат то, ради чего они эту кашу заварили. Понятно, что этот передел сопровождается интригами, подсиживаниями, а то и убийствами. Как тут не вспомнить сталинский постулат о возрастании остроты классовой борьбы.

Не правда ли, идеи и конструкции западных мыслителей удивительно точно корреспондируются с нынешней российской ситуацией, в которой некоторые горячие головы уже разглядели зарю новой русской революции. Собственно, еще так называемая норковая революция, или революция сытых, остается плодом футурологических фантазий, а ее уличные вожди уже никак не могут между собой договориться. Все «глядят в Наполеоны, двуногих тварей миллионы для нас орудие одно».

Можно понять затруднение Кремля, в котором никак не могут сообразить, если и начинать сейчас некий диалог с оппозицией, то с кем конкретно.

Если уличные трибуны в частном, так сказать, порядке друг другу дают такие уничижительные характеристики, что в приличном обществе они давно бы стали нерукопожатными. Но — утираются и делают вид, что ничего не произошло.

А представьте их у кормила власти? Вряд ли бы их неизбежные разборки ограничились одними телефонными репликами. Политика — это не Ноев ковчег, где всем находится желаемое место.

Потому и предложение писателя-постмодерниста Акунина о проведении своеобразных праймериз среди оппонентов нынешнего режима изначально провалилось.

Действительно, зачем очередному трибуну или пииту «нести свой революционный крест», если его оттеснят на обочину и спустят с построенной за два миллиона рублей трибуны вниз, в презираемую им митинговую массовку. Как говорится, за что боролись! Да за красивую жизнь для себя боролись! Можно по-разному относиться к известной язвительности Владимира Путина, но его реплика о том, что самые громкие несогласные в свое время потеряли место у корыта, а теперь всеми силами хотят к нему вернуться, удивительным образом в философском смысле совпадает с мнением процитированного выше французского историка.

В конце концов, еще старик Маркс писал, что только наивные не могут разглядеть за действиями людей конкретных материальных интересов.

Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции