Лицензия на жизнь: поможет ли российской экономике параллельный импорт

Правительство разрешило параллельный импорт — ввоз продукции в Россию без разрешения правообладателя. Распоряжение касается практически всех товаров, за исключением сельхозпродукции. Как мы помним, одной из ответных мер на девятый вал санкций стало игнорирование РФ патентов недружественных стран. Станет ли она целебной для экономики России и сможем ли мы при таком раскладе повторить путь Китая? Разбираемся вместе с экспертами.

Напомним, о чем речь. Согласно постановлению правительства № 299 от 6 марта, выплаты владельцам патентов из списка недружественных стран теперь составят 0 процентов «фактической выручки от производства и реализации товаров, выполнения работ и оказания услуг, если использованы для этого соответствующие изобретения, полезная модель или промышленный образец». Иными словами, если кто-то из российских бизнесменов пользуется изобретением, запатентованным гражданином или компанией, принадлежащими стране из «списка 48», то отстегивать правообладателям теперь за это деньги не надо.

Фото: Антон Гердо / Вечерняя Москва

По древнему закону

Одним из первых игнорировать западные патенты предложил руководитель центра политэкономических исследований Института нового общества Василий Колташов. Логика, по его словам, проста: поскольку крупномасштабная атака Запада на экономику РФ приобрела поистине гигантские размеры и носит исключительно политический характер, нужно просто вспомнить, что внутренние интересы страны для нас, согласно Конституции, важнее чьих-то третьих внешних интересов. И если нам не дают жить на прежних условиях, наша задача выжить на новых.

— Теперь технологии, зарегистрированные в недружественных странах, перестают быть их собственностью. В итоге мы можем даже получить интерес к нашему рынку: раз западный патент тут ничего не стоит, а везти товар бессмысленно, потому что тут уже делают нечто похожее, можно наладить производство аутентичного товара, чтобы составить конкуренцию российскому. Для некоторой части западного бизнеса это может быть интересно. А если не захотят, мы сами сделаем. Разберем, скажем, в лаборатории американские фармпрепараты и с ними будем работать.

К слову, пока ни одна зарубежная фармкомпания не заявила об уходе с российского рынка, так что, может, разбирать чужие таблетки на молекулы и не придется. Если только ценник на них не взлетит до небес или поставки чудесным образом не заморозятся. На этот случай даже в абсолютно мирное время еще с конца XIX века во всем мире действует и вполне успешно применяется механизм принудительной лицензии — разрешение третьему лицу использовать и производить запатентованный товар, если правообладатель тем или иным образом саботирует процесс, например, отказывается продавать лицензию на его производство, а отсутствие товара угрожает безопасности страны этого самого третьего лица. В прошлом году первая такая принудительная лицензия была выдана нашей фармкомпании на производство ремдесивира. Американское лекарство против ковида делали также в Египте, Индии Пакистане, с легкостью продавали по сниженным ценам в 127 странах мира, но только не в России.

Просьба о предоставлении лицензии на производство в РФ осталась без ответа, и тогда в дело вступил международный закон XIX века… Но вернемся к патентному обнулению. По словам Колташова, эта мера может стоить одним только Штатам не один триллион долларов, в том числе и за счет падения акций «взломанных» таким образом компаний. И это станет этаким бумерангом, прилетевшим опять-таки из прошлого. Дело в том, что в XIX веке, когда США ложились костьми, чтобы догнать и перегнать Англию, они тоже применили патентный финт — выдавали американские свидетельства на английские изобретения. Изобрел, скажем, кто-то в Туманном Альбионе супермолотилку, оформил ее честь по чести в английском патентном бюро. И тут же в американское бюро является некий дядя Сэм, предъявляет точно такую же молотилку, и ему выдают патент США. Стоит ли напоминать, кем в итоге была выиграна гонка?

Фото: Алексей Орлов / Вечерняя Москва

Знай свое право

По мнению Владимира Павлова, специалиста по интеллектуальной собственности и профессора департамента правового регулирования экономической деятельности Финансового университета при правительстве РФ, мартовский указ о патентном обнулении поможет хоть как-то выправить законодательный перекос, который сложился в России еще с конца 1980-х.

— Наше законодательство, к сожалению, выстроено сейчас таким образом, что отдает приоритет иностранным патентообладателям. Если какой-то иностранец что-то у себя производит и запатентовал этот товар у нас, он может спокойно привозить сюда свою продукцию и продавать. И наши такое же производство развивать не могут. Эта норма, закрепленная в 4–й части Гражданского кодекса противоречит принципу патентного права, целью которого, как это прямо прописано в актах всех нормальных стран, является развитие собственной промышленности с максимальным привлечением к этому делу местного рабочего класса.

А у нас получается наоборот. Поэтому принятый в начале марта указ по сути возвращает нас к мысли о том, что изобретения должны служить благу народа. Мы как-то подзабыли о пакте об экономических, социальных и культурных правах 1976 года, который подписали все страны, кроме США и Швейцарии. А там говорится, что каждый человек имеет эти самые права и обязанность государства — обеспечить ему доступ к ним. В рамках этой концепции вполне можно договариваться.

Когда Билл Гейтс приехал в Китай с претензией на нарушение авторских прав, те его выслушали и заявили, что готовы покупать его программный продукт, но не по цене 100 долларов за комплект, а по 4. И он согласился (единственное, просил не раскрывать общую сумму контракта). Китайцы были в правовом поле, они пакт 1976 года подписывали — 100 долларов, за которые Гейтс в США продает комплект Windows, составляют где-то 5 процентов от зарплаты среднего американского потребителя. Китайцы подсчитали, что у них эти проценты будут соответствовать 4–5 долларам. Все справедливо и в рамках международных соглашений. А теперь вспомните, за сколько нам продавали лицензионную Windows…

Думаю, сейчас мы просто выправляем ситуацию. Тем более что с правовой точки зрения западные санкции — это элементарный механизм недобросовестной конкуренции, потому что по международному праву санкции к той или иной стране может применять только Совет безопасности ООН. А с их стороны в отношении России ничего не было. Так что тут Фемида полностью на нашей стороне.

Вполне ожидаемо новость об обнулении патентов поддержал и Павел Рассудов, IT-эксперт, политтехнолог, а в прошлом еще и лидер Пиратской партии России: — Очень хорошая, хотя, может, и несколько запоздалая мера. В мире хватает прецедентов, когда страны под угрозой безопасности своей стране начинали производить товары без отчислений по патентам. Те же индийские дженерики, например. Раньше это было просто выгодно и полезно для развития экономики, а сейчас для нас это просто вопрос выживания. Есть технологии, которые необходимы миллионам людей в России, являются для них жизненно важными. И речь не только о медицине, но и, например, о том же ПО — для промышленности, строительства, архитектуры… И если нам перестают их продавать, я не вижу никаких моральных угрызений совести начать производить их копии внутри страны. Тем более, по соглашению ТРИПС (Соглашение по торговым аспектам прав интеллектуальной собственности. — «ВМ»), можно использовать патенты, не выплачивая роялти, если это угрожает национальной безопасности.

В ситуации с нулевыми выплатами обнаружился и еще один аспект — коррупционный: — Была у нас такая лазейка для взяток, проводилась бухгалтерией как «оплата по договору за использование интеллектуальной собственности», — объясняет политолог Илья Новак. — На чиновника, его доверенное лицо за рубежом или представителя криминала оформлялся фиктивный договор, по которому тот якобы предоставил предприятию свое уникальное знание или изобретение, и компания теперь за это периодически отстегивает ему отчисления. Сумма отчислений никак законодательно не регулировалась — ну договорились стороны на 100 миллионов, их дело.

И деньги, в том числе и в валюте, спокойно оседали в карманах нужных людей. Теперь эту лавочку, получается, прикрыли. Хорошо бы, конечно, навсегда, но и несколько месяцев, думаю, сэкономят бюджету значительные суммы. Вообще, я считаю, что сейчас мы имеем тот самый случай, когда враг нас не подвел, санкции — это самое лучшее, что случилось с нами за последние 30 лет. Потому что ситуация экстрима, в который мы попали, — это прекрасный шанс поднять экономику и расшевелить собственную промышленность. Шанс понять бесчисленным эффективным менеджерам, что, оказывается, далеко не всегда выбор между импортом и налаживанием собственного производства стоит делать в пользу первого. Еще бы с коррупцией под это дело разобраться, и цены бы нам не было. Как минимум опыт Китая кажется мне очень в этом смысле убедительным.

Фото: Антон Гердо / Вечерняя Москва

Чудо нужно подготовить

Именно об опыте Китая, к слову, и вспомнило большинство, как только новость о постановлении 299 появилась в информационных лентах. Ведь его взлет к экономическим вершинам тоже по сути начался с вынужденного игнорирования чужой интеллектуальной собственности.

— Старт этого взлета тоже был связан с санкциями, — напоминает китаист Александр Вонг. — Их ввели США в 1989 году после событий на площади Тяньаньмэнь. Ничего нового: запрет на торговлю для западных компаний и на западные кредиты — для китайских, эмбарго на поставку продукции, перекрытие доступа к высоким технологиям… Но Китай обернул ситуацию на пользу себе. Не хотите по-честному? Будет по-вашему. И начал копировать все, что только можно, не брезгуя ни промышленным шпионажем, ни обратной инженерией. При этом они быстро учились на своих ошибках — изучали, например, не только последний образец, но и предыдущие, чтобы видеть логику улучшений. Постепенно качество копий становилось все лучше, а потом они даже начали превосходить оригиналы — и по функционалу, и, главное, по цене. Именно ценником они и покорили весь мир.

Начинали с малого — выходили на небольшие европейские фирмочки с выгодными контрактами, те искали ходы-выходы в законах, чтобы наладить торговлю, и в итоге идея мировой изоляции тупо провалилась. Вскоре и Америка поняла, что теряет миллиарды долларов. В итоге сейчас даже в тамошних магазинах можно увидеть на одной полке продукцию с откусанным яблоком по заоблачной цене и точно такой же китайский аналог, но по вполне демократичной. Параллельно Китай массово отправлял на учебу за границу свою молодежь, строил центры технологического трансфера, которые аккумулируют и коммерциализируют результаты интеллектуального труда. И конечно же, развивал свои удаленные провинции, направив людей, оставшихся без работы после санкций, на строительство специальных экономических зон. Сельское хозяйство тоже начало расти быстрыми темпами именно после санкций. Но у них было две ключевые вещи, которых, увы, пока не наблюдается в России — великая идея стать лучшими в мире и беспощадное искоренение коррупции. Да и бизнес там предпочитает вкладывать прибыль не в собственный карман, покупая очередные яхты и виллы за рубежом, а в развитие.

В итоге, начав с беспардонного, но вынужденного копирования западных образцов, сейчас, в эпоху глобальной экспансии китайцы, по словам Вонга, все чаще играют по правилам — и патенты стараются блюсти, и о международном праве не забывают.

— Китайское экономическое чудо началось не с нуля, — считает Тарас Ивченко, директор Института Конфуция РГГУ с российской стороны. — Они шли к этому постепенно, создавая не только промышленную базу, но и очень сильно вкладываясь в научно-технический потенциал страны, создавая исследовательские центры, которые в реальности могут заниматься сложными разработками, причем используя исключительно все свое, начиная с пробирок и реактивов и заканчивая сложным оборудованием. Насколько этому соответствуют российские реалии, мне судить трудно, поскольку далеко не вся информация является открытой, но что-то подсказывает мне, что до такого самообеспечения нам все же еще далеко.

Что ж, далеко мы оказались или близко, покажет время. Главное, не терять его на стенания о том, что все пропало, а использовать по максимуму во благо — себе и своей стране.

КСТАТИ

Не все в патентном деле исчисляется деньгами. Например, первооткрыватели инсулина официально отказались от права на него, чтобы лечение диабета оставалось доступным и распространилось по всему миру. С той же целью не стал получать патент и Джонас Солк — автор лекарства от полиомиелита, хотя недоумевающие завистники подсчитали, что на нем он бы заработал около 7 миллиардов долларов. В свою очередь компания Volvo отказалась от патента на концепцию и дизайн ремня безопасности, так как поняла, что мелкие автокомпании не станут их устанавливать, что увеличит смертность на дорогах. А Франция в 1800 году не стала оформлять право на создание фотокарточек, так как посчитала технологию достоянием планетарного масштаба.

ФАКТЫ

— Авраам Линкольн — единственный президент США с патентом. Он получил его на приспособление для подъема корыта с песком.

— Apple платит лицензионные сборы Amazon, которая первой запатентовала покупки в один клик.

— Знаменитая антиржавейка WD-40 не имеет патента. Поэтому точный ее рецепт неизвестен, что производители считают лучшей защитой от подделок.

— Samsung заплатила 1,5 млрд долларов штрафа корпорации Apple за ненароком украденный дизайн. Оказывается, та запатентовала… скругленные углы планшета.