Главное
Истории
Премии

Премии

Питер ФМ

Питер ФМ

Cарафан

Cарафан

Бальзам звездочка

Бальзам звездочка

Мияги

Мияги

Летнее чтение

Летнее чтение

Секрет Успеха. Наталья Павлова. Блиц

Секрет Успеха. Наталья Павлова. Блиц

Территория женщин. «Женский мозг». Шортс

Территория женщин. «Женский мозг». Шортс

Тренд: режим пещерного человека

Тренд: режим пещерного человека

Полицейский с Петровки. Какие сегодня обязанности у сотрудников конной полиции?

Полицейский с Петровки. Какие сегодня обязанности у сотрудников конной полиции?

Марк Розовский: Ненависть – удел слабых

Развлечения
Марк Розовский: Ненависть – удел слабых

[b]Он родился в семье «врага народа». В его студенческий театр «Наш дом» в 60-е ходила вся Москва. Театр закрыли, а его обвинили в «антисоветчине». Его не пускали ни на одну сцену, не брали ни в одну газету, хотя он с блеском окончил факультет журналистики МГУ. Сегодня он — главный режиссер театра «У Никитских ворот».[/b][b]– Вы родились на Камчатке? [/b]– Да. Мама с папой оказались на Камчатке, потому что поехали туда после института строить социализм. На свою голову. Они были инженеры и строили там судоремонтный завод. Отца внезапно арестовали, и по решению «тройки» десять лет он провел в сталинских лагерях. Оставаться на Камчатке мама с грудным ребенком не могла. Поэтому я был вывезен бабушкой в Москву, а мама продолжала еще некоторое время там работать по контракту.[b]– Вы виделись с отцом после его освобождения?[/b]– После первой отсидки – от звонка до звонка десять лет – отец тайно приехал в Москву, пришел в нашу коммуналку, мы с ним познакомились, и я впервые с ним сходил в мужскую баню. Но товарищ Сталин был очень мудрым вождем, он понимал, что миллионы выживших в лагерях представляют собой опасность. Поэтому возникла так называемая вторая волна, и практически все отсидевшие полный срок были отправлены в бараки по второму кругу. Более того, теперь аресту подлежали и семьи зэков. Мне было десять лет, и это меня спасло, потому что в лагерь уходили с 14. А отец еще восемь «отмотал»… [b]– А как вам мама объясняла отсутствие отца?[/b]– Мама была мамой и как могла оберегала меня от всего этого. Она была мужественной женщиной, но внутри – очень напуганной. Когда отца в первый раз арестовали, и он три дня сидел в сарае, она бросила ему буханку хлеба в окошко. Об этом узнала ее ближайшая подруга, и на следующий день маму исключили из комсомола с формулировкой «за помощь врагу народа».[b]– Хорошая подруга![/b]– Подругу сложно осуждать. Отца арестовали 3 декабря, а за полгода до этого арестовали группу ИТР, вывезли на барже в океан и расстреляли. Как мне мама рассказывала, где-то в четыре утра они проснулись, потому что услышали со стороны моря нестройное пение «Интернационала» и выстрелы.Трупы побросали в воду. Вот это и называется «37-й год».Мама моя, как Пенелопа, все эти годы ждала отца. А он мне потом признался, что второй арест был куда страшнее первого.Потому что он тогда окончательно понял, что гвоздь забит в гроб его жизни по шляпку. Что он подлежит уничтожению. Когда отец в 55-м вышел реабилитированным, он был абсолютно больным человеком. И прожил после всего очень немного.[b]– Не с вами?[/b]– Не с нами. Когда мама умерла, я стал разбирать оставшиеся после нее документы и нашел ее переписку с отцом. Я читал, как неистовая любовь превращается в сомнение, остывание, разрыв. Вина Сталина не только в терроре, но еще и в том страшном уничтожении института семьи, последствия которого мы сейчас пожинаем. Отец мой там, в Сибири, сошелся с другой женщиной. И я с юношеским максимализмом потом его стал обвинять: «Как же ты мог?! Ты же знал, как мама любила тебя!» – «Знаешь, на ком я женился? Я женился на корове». У той женщины, она была из Польши, тоже из ссыльных, была корова. А корова – это жизнь. Молоко, жиры… Я понял, что эта женщина спасла отца. Потом, после реабилитации, она уехала в Польшу. Но мама моя так и не смогла отцу простить этой измены, осталась одинока.А еще я по смерти мамы нашел мои открытки на фронт отцу. Все дети тогда их писали. И я тоже. Я думал, что он на фронте! А мама их потихоньку прятала. Когда я через 30 лет эти открытки нашел, я плакал.[b]– Вы встречали в своей жизни женщин, которые по цельности и силе духа могли заменить вам вашу маму?[/b]– Рядом со мною были женщины, которых я очень любил. И все мои дети – не случайны! [b]– Кстати, о случае. Он сыграл какую-то роль в вашей судьбе?[/b]– Огромную. Если бы я случайно не встретился с Товстоноговым в лифте гостиницы, не было бы ни «Бедной Лизы», ни «Истории лошади». Я мог бы опоздать на 30 секунд, и ничего бы не случилось. Я проехал с Товстоноговым девять этажей, выпил с ним чашку кофе в буфете и получил предложение ставить в БДТ. А я на тот момент был без тарификации, «антисоветчик» и еврей! Нет никакой судьбы. Всю свою судьбу человек делает сам. Ты не имеешь никакого права ничего от Бога ждать. Он тебе все уже дал! Остальное зависит только от тебя.[b]– Как вы стали «антисоветчиком»?[/b]– Я окончил школу, поступил на факультет журналистики МГУ, во время учебы с друзьями организовал студию «Наш дом». Нас было пять авторов: Алик Аксельрод, Юлик Венгеров, Илюша Рутберг, Женя Харитонов и я. А какие люди выходили на нашу сцену! Семен Фарада, Михаил Филиппов, Александр Филиппенко, Геннадий Хазанов, за роялем сидел Максим Дунаевский… [b]– Вы были увлечены театром, а поступать пошли на журналистику. Почему?[/b]– Потому что меня не приняли ни в один театральный вуз. Я везде поступал на актерский факультет (на режиссерский нужен был стаж работы в театре, а где мне было его взять после школы?). И естественно, что с моим невысоким ростом, моей внешностью, не соответствующей требованиям социалистического реализма, меня отвергали.Профессор Раевский в ГИТИСе мне сказал: «Тебя невозможно взять, у тебя голос сиплый». И я ему в ответ как гаркнул! Он расхохотался: «Знаешь, что сказал Станиславский о Сальвини?» Я не знал. Он говорит: «Я тебе не скажу, а ты узнай». Я побежал домой, перечитал всего Станиславского и нашел: «Голос, голос и еще раз голос», – вот все, что сказал Станиславский о Сальвини. Ну вот, после этого я и запел.[b]– И все-таки, как вы стали «антисоветчиком»?[/b]– Съездил на целину и понял, какое вранье вокруг. А в театре хотелось правды. К примеру, я поставил Андрея Платонова, «Город Градов». Меня сразу обвинили в антисоветчине, как я считал, несправедливо. Я защищался: «Тогда почему такой успех? Все смеются, аплодируют. Что же, полный зал «антисоветчиков»? Что же вы так не верите в свой народ?!» То есть на их демагогию отвечал своей демагогией. Но не помогло. 23 декабря 1969 года нас закрыли. Для меня это был шоковый удар, забыть боль которого я, может, и по сей день не могу. Самое дорогое, живое существо было убито влет.[b]– Через год вы открыли новый театр при Литературном музее. А что происходило в течение этого года?[/b]– Это было самое страшное время в моей жизни. Не на что было жить. Меня никуда не брали на работу, ни в одну газету, не то что в театр.[b]– А почему нельзя было опять начать то же самое? Под другим названием?[/b]– Вы, слава богу, не знаете, что такое тоталитаризм! Под каким другим названием?! На мне было клеймо. Это – все. Никакого хода никуда. Кислород перекрыт. Куда бы я ни пришел, везде отказ. Даже ходить не надо было. Конечно, возникали какие-то щелочки. И я нашел такую щелочку в Литературном музее. Благодаря тому, что там был нормальный директор, я сделал театр. Но и там все давалось нелегко. А потом Литературный музей вообще срыли, потому что в Москву должен был приехать Никсон.[b]– Чем музей помешал Никсону?[/b]– В то время были очереди за мясом. Поэтому убирали все мясные магазины на улицах, по которым он должен был проехать. Об этом даже был анекдот. Никсон спрашивает: «Что, у вас всегда такие очереди за мясом?» — «Нет, только когда мясо есть!» Заодно смели Литмузей на Якиманке.[b]– Сейчас вы смогли бы поставить заведомо некоммерческий спектакль?[/b]– А я только так и делаю. Как можно назвать коммерческим спектакль «Убийство в храме. Репетиция» – спектакль-акцию, посвященный памяти отца Александра Меня? Мною многократно замечено, что если ты делаешь что-то честно и глубоко роешь, тут даже риска нет. Риск заключается в том, что ты не докопаешь. Я следую традиции сердечного искусства, а не мешаю пустоту в пустоте, как это сейчас распространено. Моя цель – быть «мхатее» МХАТа.В театре нельзя рубить с плеча. В театре надо быть терпимым и нетерпимым. Терпимость заключается в том, что ты молчишь, когда тебе засовывают иголку под ноготь. А нетерпимость – в том, что ты должен любить человека, который это делает. С возрастом я стал вкрадчив, как кошка. Я не могу махнуть хвостом, как некий кит. Я хлопну по воде, и что? Могу кого-нибудь нечаянно убить, или будет много шума и мало результата.[b]– Вам знакомо чувство ненависти?[/b]– Нет. У меня от мамы в жизни есть какое-то великое чувство смирения. Меня оскорбить нельзя. Знаете почему? Потому что у меня есть достоинство. И у меня дубленая кожа. Ненависть – удел слабых.[b]— Марк Григорьевич, у вас сегодня день рождения. Мы желаем вам исполнения всех замыслов.[/b]

vm.ru

Установите vm.ru

Установите это приложение на домашний экран для быстрого и удобного доступа, когда вы в пути.

  • 1) Нажмите на иконку поделиться Поделиться
  • 2) Нажмите “На экран «Домой»”

vm.ru

Установите vm.ru

Установите это приложение на домашний экран для быстрого и удобного доступа, когда вы в пути.