Имя актрисы Ольги Михайловны Яковлевой неразрывно связано с другим именем – Анатолия Васильевича Эфроса, которому 3 июня исполняется 75 лет. Его имя навечно занесено в историю мирового театра. Ольга Яковлева была не просто «любимой» актрисой режиссера Эфроса, но и символом его удивительного (до сих пор до конца не разгаданного) метода работы над спектаклем, с актерами.[i][b]Мучительство и радость[/i]– В чем тайна эфросовской режиссуры, которая до сих пор не перестает волновать и восхищать тех, кому посчастливилось увидеть хотя бы один его спектакль?[/b]– У Анатолия Васильевича был особенный метод. Ну во-первых, он очень любил и чтил Станиславского с такой нежностью, будто он был его современником. Суть его метода, на мой взгляд, сводилась к следующему: для начала не принимать во внимание общепринятое, расхожее, «литературное» мнение о пьесе, которую он брал к постановке. Как кроссворд он начинал разгадывать тайну автора, и по своим догадкам, которые, естественно, преломлялись через призму его мировоззрения, начинял ее этим разгаданным своим смыслом. И это всегда был новый смысл, неожиданный ракурс, необычная точка зрения. Это нельзя объяснить какими бы то ни было формулировками, так как это всегда был чувственный, эмоциональный анализ.[b]– Меня поражали на его спектаклях и актеры. У Эфроса был, видимо, и свой подход в работе с актерами?[/b]– Конечно. Он давал исполнителю полную свободу для импровизации, как бы открывал актеру грудную клетку для свободного дыхания, подводил его к интуитивному поведению на сцене. Но прежде он определял задачу и смысл того, что ты, собственно, должен делать на сцене и через что. То есть как это должно быть выражено. Он ставил сложные задачи, иногда даже противоречащие тексту, но они были ясны, азбучно прозрачны и поэтичны.[b]– Доходчиво объяснить задачу – это уже педагогика[/b].– Анатолий Васильевич был очень хорошим педагогом. Он был учителем, но не «поучателем». Поучение, назидание были для него неприемлемы, он этого стеснялся, старался избегать. А если и воспитывал, то лишь исключительностью собственной личности, чувством ответственности, требовательностью, прежде всего к самому себе. И еще – собственным мужеством. Более смелого человека я не знала! И это при его мягкости, сдержанности, деликатности.[b]– Но наверняка у Анатолия Васильевича были способы заставить актера работать на общую концепцию спектакля и не позволять ему «тянуть одеяло на себя».[/b]– Когда Эфрос считал нужным что-то внушить актерам, он делал это неназойливо, полушутя. Ну это и не могло быть иначе, так как Эфрос увлекал актеров собственным замыслом. Если они и артачились, то только потому, что не могли сразу выполнить его задачи.Он считал, что театр, репетиция, спектакль – это игра, а игра должна доставлять в первую очередь удовольствие. Но это еще и труд, который мог быть подчас и мучительным.Мучительство и радость – как бы два полюса, которые Эфрос один умел уравновешивать, сбалансировать в актере, чтобы тот ощущал некоторое гармоничное творческое состояние. Недовольство собой и в то же время осознание достоинства профессии.[i][b]Он вернул мне веру в профессию[/i]– Кажется, вы дотронулись до глубинной, специфической сути актерской профессии.[/b]– Люди этой профессии пользуются особым инструментом. Кто работает метлой, кто совком, кто электронным прибором, кто с микроскопом, а актер работает собственным организмом. А это основной рабочий, но «живой инструмент». Существует понятие «усталость металла». Так что же говорить о живых клетках, которые управляют актерским «инструментом», – они изнашиваются быстрее металла.[b]– Анатолий Васильевич, надеюсь, это понимал?[/b]– Он постоянно внушал нам, что надо очень серьезно относиться к своему организму и охранять его, как музыкальный инструмент, как скрипку в футляре. От чего-то надо себя ограждать, не все себе позволять. Одним словом, сохранять инструмент в чистоте.[b]– Как судьба свела вас с Эфросом?[/b]– Наша семья жила тогда в Алма-Ате. Еще школьницей я заболела туберкулезом. Врачи обнаружили очаги в легких и назначили антибиотики. В силу своего возраста я врачам не поверила и… пошла к своей учительнице по танцу Леониде Михайловне Белозерской. Она посоветовала простое средство – натереть луковицу в маленький стаканчик и дышать над ним ртом, выдыхая через нос. Я это все проделывала, хотя мало верила. Но через три недели, когда меня проверили на рентгене, никаких очагов не нашли. Правда, потом, гораздо позже, находили какие-то спайки…[b]– Как же вы решились с таким здоровьем пойти в артистки?[/b]– Действительно, почему я пошла в артистки?[b]– Провидение. Оно знало, что делало. Не зря после получения диплома направило вас именно в Театр Ленинского комсомола. Ведь туда вскоре был назначен главным режиссером Анатолий Васильевич Эфрос.[/b]– А вы знаете, до прихода его в театр я разочаровалась в профессии. Я там проработала целый год, и хотя открывались большие перспективы, в общем-то, мне было неинтересно. Я собиралась уходить.[b]– К тому времени вы уже были замужем[/b].– Да, еще в институте, в конце второго курса, я вышла замуж за известного футболиста Игоря Нетто.[b]– Не просто известного футболиста, а выдающегося спортсмена, капитана сборной СССР, которая поднималась (в отличие от наших дней) на самые высокие ступени пьедесталов почета мира.[/b]– Знали бы вы, чего это стоило нашим ребятам! Однажды в Минске я заглянула в перерыве между таймами в раздевалку и увидела то, чего не видят зрители на трибунах. Словно тела гладиаторов после боя – разбросанные по креслам, перемазанные кровью и грязью. В тот день во время игры шел дождь. Вот так расплачивались спортсмены за свою «легкую» и «красивую» (как видится с трибун) игру – собственным здоровьем. В 36 лет Игоря, вопреки его желанию, можно сказать, выпроводили из большого спорта.[b][i]Эфрос был профессионалом! А это всегда опасно[/i]– Создается ощущение, что судьба Эфроса в чемто созвучна судьбе Игоря Нетто.[/b]– Они оба были высокими профессионалами в своих областях. Сейчас все занимаются всем. А в итоге во всем процветает дилетантизм. Всеобщий непрофессионализм. Почему власти никогда не любили Эфроса? Даже не потому, что он не был ни «правым», ни «левым», не потому, что был ничей – сам по себе. А потому, что он был профессионалом! А это всегда опасно. И ему просто не давали работать.[b]– И все же он внес в историю театра свой бесценный вклад. Заодно сделал вас любимой актрисой целого поколения людей. Кстати, вы ощущаете себя «звездой»?[/b]– Я не знаю, что такое «звезда». Я знаю, что такое работа. «Самочувствие звезды» для меня – это чувство ответственности за каждый спектакль. Ответственность за свое здоровье – не для себя, а для театра. И никаких привилегий – работа и работа.[b]– Как вы понимаете наше сегодняшнее время?[/b]– Трудное время, конечно. Но надо стараться не обращать внимания на хаос, утрату ориентиров, торжествующую наглость… Короче, надо стараться жить по совести, и жить простыми вещами: что-то интересное прочесть, увидеть, чему-то еще удивляться, обрадоваться, открывать для себя что-то, чему-то учиться, даже в этом возрасте… Недавно видела по «Культуре» после «Амаркорда» сборное интервью Феллини, которого очень любил Анатолий Васильевич, как Чехова и Станиславского. Боже, какая мощь, скромность, простота… Надо заниматься своим делом, любить его. В этом весь секрет. Хотя подчас это невероятно трудно.[b]Досье «ВМ»[i]Ольга Михайловна ЯКОВЛЕВА[/b], народная артистка РФ (1985 г.)/Лауреат премий «Хрустальная Турандот», Государственной премии, премии «Золотая Маска», премии имени К. С. Станиславского, кавалер ордена Почета «За заслуги перед Отечеством».В настоящее время актриса МХТ им А. П. Чехова.Играет в спектаклях «Кошкимышки», «Немного нежности», «Весенняя лихорадка».[/i]