Анна Саед-Шах — все материалы автора

Приметы и советы

Народные приметы на 24 декабря 2025 года

Народные приметы на 23 декабря 2025 года

Народные приметы на 22 декабря 2025 года

Народные приметы на 21 декабря 2025 года

Народные приметы на 20 декабря 2025 года

Народный календарь. Как загадать желание в Никонов день, 24 декабря

Народный календарь. Почему 23 декабря нельзя поздно ложиться спать

Народный календарь. Что нельзя делать беременным на Анну Зимнюю, 22 декабря

Народный календарь. Какие символы удачи нужно вышить на одежде 21 декабря

Народный календарь. Почему 20 декабря нельзя надевать яркую одежду

Анна Саед-Шах

Клара Лучко: Из того, что хотела, я не сыграла ничего

[i]Говорят, что российский человек перестал быть советским не после Беловежской Пущи, а когда у него отняли последние советские радости: дефициты — макулатурные книжки, номенклатурные заказы, «жизненные» фильмы, гробовые деньги, державные песни и самое главное — молодость.В поисках утраченного бывшие советские россияне идут кто куда: летом на митинги протеста, зимой на вечера встреч с кумирами своего все еще пламенного сердца.На прошлой неделе я побывала на двух ностальгических концертах — Давида Тухманова и Клары Лучко. На первом, в киноконцертном зале «Россия», овациями встречали «Мой адрес — Советский Союз», «Родина моя», «Я люблю тебя, Россия». И хотя на юбилейном вечере скромной [b]Клары Лучко [/b]ничего такого петься не предполагалось, толпа зрителей буквально приступом брала места в зале, осадив Дом кино как некогда Зимний дворец. И это лишний раз подтвердило, что чаянья и принципы советского человека есть величина постоянная, как бы он теперь ни назывался.[/i][b]— Клара Степановна, за многие годы работы в кино вы в первые позволили себе провести официальный юбилейный вечер. Я давно не помню, чтобы зрители не только сидели в проходах, на лестнице, но и стояли в течение нескольких часов не шелохнувшись, как часовые у мавзолея.Чем вы это объясните? [/b]— Я сама не ожидала, все даже перепугались — некуда людей сажать, а они идут и идут. Почему? Не знаю, но если в десяти миллионной Москве ко мне хорошо относятся около двух тысяч человек, то это не так уж и много. Мы еще не учли членов Союза кинематографистов. Они ведь проходят по членским билетам, но на творческие вечера своих коллег заглядывают редко.[b]— Глядя на ваше спокойное красивое лицо и зная, что вы снялись более чем в шестидесяти картинах, хочется думать, что творческая судьба ваша была удачной и легкой.[/b]— Вера Петровна Марецкая, вручая мне диплом, сказала: «Вы, как все молодые, думаете, что ваш путь будет усыпан розами. Но всякая красивая роза имеет шипы». Конечно, тогда я в это не поверила. Но очень скоро почувствовала, что шипы, действительно, нещадно ранят на протяжении всего пути. Зато эта боль проходит, забывается, а моя причастность к кинематографу остается. Наше поколение сделало свое кино.Сейчас другая молодежь, у них другие проблемы, идеалы. И они получат в XXI веке тот кинематограф, какой создадут, пропустив через себя и наш опыт. Хотя сейчас редко хороший режиссер или актер доходит до третьей картины. Одни не могут найти денег, другим нечего играть в этом новом кино.[b]— Как вы сейчас оцениваете советский кинематограф? [/b]— Первый раз я поехала в Канны с картиной «Возвращение Василия Бортникова». Молодая, из себя симпатичная, давала много интервью, писала даже, что за первые три дня фестиваля я превзошла популярностью Мишель Морган. Я в делегации была самая молодая и неопытная. Что с меня взять, кроме внешности. Но были там такие корифеи, как Александров и Орлова. И знаете, практически все другие делегации хотели с нами познакомиться и сфотографироваться. Не знаю, любили нас, не любили или, может быть, боялись — но мы были в центре внимания. И не просто так. Это был великий кинематограф. Наши классики: Довженко, Юткевич, Пудовкин и, конечно, Эйзенштейн были известны там абсолютно всем.[b]— Вы член академии «Ника» и участвуете в отборе фестивальных картин. Ну и как мы сегодня — отстаем от запада? [/b]— Мы очень любим на ходу меняться, но история все расставляет по своим местам. Вот мы все разрушили и пытаемся создать новый кинематограф.Ругали западные сериалы, а сейчас сами пытаемся снимать такие же. Выходит, отстаем. В начале перестройки на каком-то нашем пленуме один американский продюсер на вопли «Свобода! Будем, наконец, снимать все, что хотим!» — ответил: «Если вы потеряете свой национальный менталитет в кино, ни одной картины не продадите, потому что картина вообще нам не нужна. На свете всего-то шесть-семь сюжетов».[b]— Вы упомянули сериалы. Вы сами смотрите их, хотели бы сняться? [/b]— Вообще-то я снялась в одном из первых сериалов: «Цыган», «Возвращение Будулая». Сериалы по сути не смотрю, но мне было интересно понять, почему люди смотрят по 50— 100 серий. В основном это одинокие люди, не имеющие своей жизни.[b]— Кстати, я не могу назвать сериал про Будулая уж очень талантливыми. В чем, на ваш взгляд, секрет его невероятного успеха в народе? [/b]— Это классическая мелодрама, а Будулай — идеальный герой. Судя по страшному количеству писем и мне, и Волонтиру, каждая женщина, оказывается, хотела бы встретить именно такого человека. Они все уверены, что мне невероятно повезло. Куда бы я ни приезжала, меня спрашивали, почему оставила Будулая дома и приехала одна. Они не желали отделять жизнь от кино.[b]— Но есть еще и детективные сериалы.[/b]— Это что-то страшное! Милиционеры и преступники говорят не только на одном языке, но и в одной манере — бандитской.[b]— Это вас удивляет? Ведь мы не только в кино слышим подобные речи — например, из уст наших политических деятелей.[/b]— Ну и что? Кинематограф, театр, литература должны поднимать культуру и преображать реальность. Разве не так? [b]— Я знаю, что вы-то эту реальность преображаете. Расскажите читателям, где и как? [/b]— В культурном фонде «Слава». Это имеет отношение к экологии и здоровью детей. Меня туда пригласили после смерти Юрия Никулина. Что я особенного могу сделать для детей? У меня есть только имя и болеющее за них сердце… Хотя кое-что могу. Летом в международный День ребенка в Москве всегда проходят детские выставки и фестивали. Мы приглашаем детей из разных городов, в этот раз пригласили из Гомеля. А как нам их привезти — это ведь некоммерческая организация? Идем в министерства, пробиваем, говорим о бедных детях, о радиации. В этот раз над детьми сжалился Аксененко, дал бесплатные вагоны и даже денег на пансионат для проживания. А еще недавно я помогла отстоять помещение Академии детского хорового пения. В таких вещах и пытаюсь быть полезной. Хотя даже не знаю, какая у меня должность.[b]— Как не знаете? Народная артистка. Кстати, из ваших многочисленных ролей какая любимая? Может быть, Даша Шелест из «Кубанских казаков»? Хотя, мне кажется, что для вас эта роль не была сложной. Вы ведь просто играли себя молодую.[/b]— Верно, я сама казачка. И играла себя, свою жизнь.[b]— Но были ведь и по-настоящему трудные роли? [/b]— Постойте-постойте, нельзя сказать, что это было просто! Когда человека снимают на собственный паспорт, посмотрите, каким он получается: напряжен, глаза расширены, как будто не дышит. Быть самой собой — очень трудно, может труднее всего. Я училась у Сергея Герасимова. Он говорил: смотрите вокруг, запоминайте, ведь те характеры, что вы увидите в жизни, нельзя придумать.[b]— Очень хочется задать банальный вопрос: кого вы не сыграли? [/b]— Когда раньше меня спрашивали, кого бы я хотела сыграть, было больно отвечать.Ведь все равно никто не говорил: если хочешь это играть, мы поставим. А вот в Голливуде известная актриса всегда имеет достаточно денег, чтобы выступить собственным продюсером. Она нанимает режиссера, сценариста, они пишут и снимают то, что она хочет сыграть.[b]— А если бы вдруг так случилось? [/b]— Если бы… ох, я уже так много всего переиграла. А из того, что хотела, я не сыграла вообще ничего.[b]— Свой актерский опыт необходимо передавать молодым? [/b]— Меня приглашали преподавать во ВГИКе. Но я не считаю, что имею на это право. Когда я училась, у нас преподавали Эйзенштейн, Ромм, Герасимов. Вот они имели право.[b]— Начиная с 48-го года вы снимались ежегодно за исключением двух существенных перерывов: с 1966 по 1970 и с 1970 по 1973. С чем, если не секрет, это связано? С окончанием оттепели? [/b]— Нет, просто большие, но чисто «служебные» роли я уже не хотела играть. Я ждала персонажа с судьбой, а мне предлагали от тех же щей, но пожиже.Я отказывалась и играла в любимом Театре киноактера. Одно дело, когда режиссер после съемки скажет, что вот мол, хорошо получилось и совсем другое, когда слышишь дыхание зала и в ту же секунду ясно, как сыграла сцену... Последняя роль была в пьесе «Ссуда на брак». Я играла героиню, которую, зная меня по кино, никак нельзя со мной соотнести. Если б вы видели, как я смешно танцевала!.. Я вообще-то по натуре оптимист, но оставаться оптимистом в нашей стране очень трудно. Когда что-то хорошее вдруг мелькнет, я начинаю надеяться. Хотя я и теперь надеюсь, что бог даст — все образуется.[b]— Вы прожили большую часть жизни в атеистическом государстве. Неужели веруете? [/b]— Мои родители были атеистами, и я сроду не бывала в церкви. Но как-то так случилось, что почувствовала желание пойти в храм, потом покреститься.[b]— Что-то изменилось? [/b]— После крещения я спросила у священника: как я теперь должна жить? А он ответил: живи так, чтобы проснувшись утром, не стыдилась того, как жила вчера. Так и стараюсь жить.

Зоя Богуславская: Можете назвать это богемой

[i]Зое Богуславской, постоянно живущей в писательском поселке Переделкино, удается быть в эпицентре российской и даже зарубежной культуры. Вопреки многим обстоятельствам.[/i][b]— Целую неделю невозможно было застать вас дома. Это ваш нормальный ритм жизни? [/b]— Нет, я не всегда так живу, хотя, наверное, так тоже можно существовать, изображая из себя сайт со множеством программ. В мои обязанности, помимо всего, входит и большой блок быта: мытье посуды, уборка под орущий телевизор, готовка и т. д. А вечером — искусство. Но наступает момент, когда эта чрезмерная выкладка сбивает ритм моего организма на слом. И я, как контуженный зверь, забиваюсь в нору.[b]— Мне говорили, что ваша физическая выдержка — результат многолетних занятий йогой.[/b]— Нет. Йогу нельзя делать, не отдохнув. Поэтому я сейчас ее делаю мало, за что и поплатилась. Полгода болела, сорвалась на фестивале «Триумф».[b]— Тот, который вы ежегодно сочиняете? Ведь вы генеральный директор и координатор жюри премии «Триумф».[/b]— «Триумф» — это первая в России независимая премия всех видов искусства, по принципу Нобелевской. Профессионалов выбирают исключительно профессионалы, естественно, на общественных началах. В жюри у нас звезды мировой величины.Мы не даем премии за совокупность заслуг, за прошлые заслуги. Надо помнить, что эта премия поощряет только высшие достижения в культуре. Правда, у нас еще есть небольшие гранты для очень юных гениев и для мастеров, утративших возможность реализации своего творчества.[b]— «Триумф» — это ведь не только премия. За торжественной церемонией вручения обычно следует фестиваль? [/b]— Фестиваль и есть самое трудоемкое. Мы стараемся снять сливки лучших художественных событий года, чтобы показать первыми.[b]— Мы — это кто? Сколько сотрудников в «Триумфе»? [/b]— Нас всего пятеро. А чтобы нормально обеспечить богатый премьерами фестиваль, нужно иметь целую фирму. Не только проследить, пришел ли, скажем, контейнер из Лондона с декорациями Полунина, попали ли билеты к приглашенным.С этими людьми надо быть рядом. Каждый из них нуждается в полноценном общении. Так что на самом деле ни времени, ни вдохновения нет.[b]— А что же есть? [/b]— Есть ненормальное соединение гипертрофированного чувства долга и безоглядной любви к искусству.[b]— Насколько мне известно, «Триумф» финансируется Березовским? [/b]— «Триумф» — всего лишь одна из видимых благотворительных программ Бориса Абрамовича Березовского. Попечительский совет Фонда возглавляет он.[b]— Сейчас Березовский заявил себя политическим изгоем. Вы не опасаетесь за судьбу «Триумфа»? [/b]— С ним так много уже чего случалось, что сегодняшняя ситуация мало чем отличается. Березовский — гениально непредсказуемый человек. Инициатором всех благотворительных проектов является он. Вместе с тем замечу, что Борис Абрамович никогда не позволял себе ни вмешиваться в решения жюри, ни лоббировать кого-либо из номинантов.[b]— Вы считаете, что все с «Триумфом» будет хорошо? [/b]— Надеюсь. «Триумф» утвердился в России. Недавно я случайно (не от Березовского) узнала о его благотворительной программе, связанной с туберкулезом в тюрьме, как и о других культурных проектах.[b]— А зачем ему это надо? Так любит искусство? [/b]— Он артистичен, хотя интересуется искусством далеко не в первую очередь. Встречаюсь с ним крайне редко. Недавно на фестивальном спектакле Юрия Любимова его спросили: «Что для вас «Триумф»? Он ответил: «Для меня это праздник». Так я впервые узнала, что он думает о «Триумфе». Ну, наверное, он гордится. О замыслах Березовского узнаю из печати. Сегодня может создать холдинг, объединив все культурные ценности или средства массовой информации, а завтра может сделать экологическую программу и позаботиться о бездомных собаках.[b]— Андрей Вознесенский принимает участие в вашей общественной жизни? [/b]— Меня часто спрашивают, как два творческих человека столько лет работают под одной крышей. Я обычно отвечаю, что никогда не сопоставляю себя с ним. Поэзия Вознесенского востребована таким количеством людей, каким я никогда не буду востребована. У меня в семье простая задача — охранять свою камерную нишу и не позволять вторгаться в нее. Остальное — для того, чтобы он мог нормально работать.[b]— Как же вы охраняете свою нишу? [/b]— Не знаю, наверное, чисто интуитивно. Мне часто звонят, прочитав какое-нибудь новое сочинение, и задают один и тот же вопрос: «Зачем тебе этот «Триумф»? Если ты сама умеешь так писать, брось все и пиши!» Но, видно, я обречена заниматься многим, если это многое у меня получается. У меня нет воли быть истинным профессиональным литератором. Мои восемь книг написаны в основном ранним утром, по отпускам или больницам. И я всегда собой недовольна. Вслед за повестью «Окнами на юг» (как писали, это первая проза о новых русских. — А. С.Ш.) был издан двухтомник «Зазеркалье».[b]— Я читала и уверена, что «Зазеркалье» вышло таким, каким вы его и задумали. А вот раньше ваши произведения подвергались какой-либо цензуре? [/b]— Меня обвиняли в основном за отсутствие идеологии. Однажды во время горбачевской антиалкогольной кампании из повести потребовали вычеркнуть следующую фразу: «В вагон вошли трое пьяных». Я не стала ничего доказывать, а к следующему дню переписала: «В вагон вошли трое трезвых». Все хохотали, но цензуру это вполне устроило.[b]— Вас окружают люди знаменитые, подчас весьма состоятельные. А вы состоятельный человек? [/b]— Мы абсолютно лишены чувства собственности, воспринимаем ее как тяжелое бремя. У нас дома даже подаренные ценные картины (Шагал, Эрнст Неизвестный, Шемякин) из-за отсутствия жизненного пространства ютятся по углам или сложены гармошкой. Но мне нравится наш образ жизни. Если хотите, можете называть это богемой.[b]— «Быть знаменитым некрасиво», но быть богатым все же некрасивее? [/b]— Ну почему же? Я предпочитаю умеренный комфорт. Чтобы из крана текла хотя бы не ржавая вода, не выключали свет... В поездках люблю жить в хорошей гостинице, где ежедневно меняют белье и кормят в уютном ресторане качественными продуктами.[b]— Пока мы с вами разговаривали, вам позвонили как минимум десять человек. Что им всем надо от вас? [/b]— Ничего. Поболтать, посоветоваться, куда-нибудь позвать. Сейчас модно такое выражение: не нравится телепрограмма — поменяй кнопку или выключи телевизор. Но в жизни все не совсем так. Я, например, не могу отключить телефон.[b]— А вас не охватывает порой отчаяние от того, что все эти люди, дела, звонки растаскивают вас по кускам? [/b]— С этим чувством я примирилась. Поэтому стараюсь компенсировать чем-то другим. Не скрою, что чувство бесследно уходящего времени (когда неделями не написано ни строчки) меня, конечно, угнетает. [b]— Вознесенский сочувствует? [/b]— Конечно же, нет.

МАТУШКА

[b]— Олеся, я помню совсем недавние времена, когда отец Владимир не служил в храме Татьяны великомученицы на Большой Никитской, а был преуспевающим литературным критиком Владимиром Вигилянским, работал в коротичевском «Огоньке» и ушел, хлопнув редакционной дверью. А ты, будучи его женой и молодой многодетной матерью, писала необычные по форме стихи, выступала на вечерах, входила в крутую обойму самых модных поэтов начала перестройки.Ваш дом никогда не спал, он поил кофе и вином всех спорящих, мыслящих, страждущих. Приходили поэты, студенты, журналисты, монахи. Когда произошел перелом? [/b]— Думаю, чудеса начались, когда мы покрестились.[b]— Я, кстати, покрестилась в довольно зрелом возрасте, но со мной не произошло никакого чуда.[/b]— Крещение вовсе не означает автоматического прихода в церковь. У нас был трудный этап. Мы, покрестившись, какое-то время оставались людьми не церковными. Мне, например, казалось, что у меня такие серьезные интеллектуальные проблемы, что я должна с ними справляться сама. А церковь — это для бабушек, для необразованных. Я даже детей своих уже водила в церковь, причащала, а сама не решалась, считая, что у меня совсем другие задачи, исключительно творческие. Я увлекалась религиозной философией, которая, мягко говоря, не очень церковная. Это Соловьев, Бердяев. Ты правильно вспомнила, что к нам часто приходили монахи.Мы постоянно вели с ними тяжелые интеллектуальные поединки. К нашему стыду и удивлению, мы всегда проигрывали. Надо признаться, что Господь потратил много усилий других людей, чтобы привести нас в церковь.[b]— А твоя творческая жизнь тоже поделилась на две жизни? [/b]— Мне давно уже было тесно в традиционных стихотворных размерах. Приходилось что-то придумывать. А литургическая поэзия открывает совершенно новые, совсем не рациональные возможности иной поэтики. Возникает другое измерение мира, слова. Я стала писать не свойственные мне ритмически «раскачанные», почти свободные стихи.[b]— У вас были сомнения, а вдруг ваш выбор — это не судьба? [/b]— Нет. Отец моего мужа был журналистом. Он долго сидел, в ссылке преподавал танцы. Мой муж унаследовал от него пластичность, талант журналиста и даже язву желудка. Но главное ему все-таки досталось от его дедов и прадедов — целой священнической династии Вигилянских.[b]— Каких обязанностей у тебя больше, мирских или церковных? Ты пишешь стихи и книги, ты — доцент Литинститута и ведешь там поэтический семинар. Ведь твои студенты воспринимают тебя не как религиозного философа, а как поэта.[/b]— Скорее, как учителя. Конечно, я считаю, что не вполне соответствую представлению о классической «матушке». И в самом деле, я должна принимать больше участия в церковной жизни прихода, больше помогать прихожанам. Помню, настоятель храма Татьяны великомученицы куда-то поехал читать лекции. А был Великий пост. Прихожане попросили рассказать им о великом покаянном каноне Андрея Крицкого. Я очень люблю этот канон, считаю его соединением истинно поэтического и богословского творчества. И отец Владимир попросил меня перед чтением канона растолковывать прихожанам ветхозаветные образы. И хотя мне приходится читать лекции студентам Литературного института, именно этот опыт великопостных чтений оказался чрезвычайно полезным для меня самой.[b]— Прихожане — люди истинно верующие? [/b]— У меня были очень хорошие наставники, которые научили делать различие между церковью и людьми. Ведь церковь — это фактически собрание грешников, которые призваны стать праведниками. Вот говорят: каков поп, таков и приход. Но ведь можно сказать и наоборот. Нужно не забывать, что священники приходят в Церковь из мира. Но сейчас в России, после стольких лет гонений на церковь, происходят чудеса духовного возрождения. Только что канонизировали почти тысячу мучеников, пострадавших от большевиков. И это только начало.Подробно разбиралось каждое дело. Смотрели, как они умерли, не предали ли кого, не потащили ли за собой в ЧК. К сожалению, любимого мною Павла Флоренского не канонизировали. В его следственном деле есть признание, что он участвовал в заговоре и назвал некоторые фамилии. Думаю, комиссия, как и я, не верит в подлинность документа и добровольность признания. Но одно существование этого документа дает основание для сомнений.[b]— Русское искусство и церковь имеют общую семидесятилетнюю историю гонения. Как и в искусство, в церковь люди приходят разными путями, но с одной и той же надеждой. Надеждой на спасение.[/b]— Церковь, как и искусство, — не автомат добра, а область свободы, этой страшной человеческой свободы. Когда ничтожный (в смысле своих возможностей перед вечностью) человек может сказать Богу — нет, Бог не совершает над ним насилия. Единственное, что может церковь, это отторгнуть от себя человека, который не желает к ней принадлежать. Точно так же и искусство.[b]— Олеся, у тебя недавно вышла книга «Православие и творчество», вызвавшая много споров в довольно серьезных журналах. Ты подключилась к полемике? [/b]— Да, я решила дополнить книгу большой главой, называется «Православие и свобода». Вопрос свободы остается для человека роковым. У Достоевского Великий инквизитор говорит, что для человека нет дара более драгоценного, чем свобода, но нет и дара более непереносимого. Человек плохо понимает, что такое свобода и зачем она.[b]— У тебя есть рецепт? [/b]— Нет, я только пытаюсь разобраться, что означает свобода в контексте православного учения. Что нужно освобождать в человеке, чтоб он был свободным? Мы знаем страшные парадоксы, например, когда во имя свободы люди устанавливали беспрецедентное в истории человечества большевистское рабство. И анархическая свобода тоже неизбежно влечет за собой деспотию.[b]— В либеральном обществе под свободой подразумевается свобода выбора. А в православии она возможна?[/b]— В православии известно, что люди, достигшие даже невероятных духовных высот, могут в самый последний момент отпасть от Бога. Они сами боятся собственного своеволия, и вся их внутренняя молитвенная работа состоит в преображении его. Апостол Павел недоумевал: ну как так происходит? Доброе, которого хочу, не делаю. А злое, которого не хочу, творю. Он открыл какой-то противоборствующий закон внутри человека, действующий как произвол.Если этот произвол подавить, будет ли это значить, что человек не свободен в добре? Нет, потому что свобода выбора у него сохраняется. И в этом есть нечто трагическое. Мы, в принципе, можем предоставить свободу выбора наркоману. Но это противоречит нашей любви. Мы можем предоставить свободу выбора самоубийце — пожалуйста, иди, прыгай из окна. Но это противоречит нашей любви. Это ведь очень мучительная вещь — встать на пути человека и преградить его гибельный путь. Есть такая вечерняя молитва Матери Божьей, если передать ее современным языком, смысл таков: Матерь Божья, не позволяй воле моей совершаться, ибо она мне не угодна...[b]— А чудеса тебе случалось видеть? [/b]— Чудес я видела много. Однажды я попала к старцу, отцу Серафиму Тяпочкину. У его порога росла засохшая груша. Она уже давно не плодоносила, но он не позволял ее срубить, утверждая, что дерево обязательно даст плоды. Когда он умер, груша начала плодоносить. И я это видела. Чудо — это ведь ожидание вторжения чужого мира в нашу действительность. Я помню, умирала моя мать. Она уже не могла ходить, у нее была практически разрушена печень. Мама была некрещеная. И мы ее повезли в церковь уже почти бездыханную. И ты знаешь, ее болезнь абсолютно прошла.[b]— А можно назвать чудом то, как начали мироточить даже не иконы, а фотографии Николая ll накануне его канонизации? [/b]— Человеку истинно верующему такие свидетельства не нужны. Но они появляются именно в тот момент, когда слабеет вера или возникают какие-то сомнения. Канонизация царской семьи вызывала большие сомнения даже у верующих. В 1997 году владыка Ювеналий был против этой канонизации именно из-за отсутствия ярких свидетельств особой воли Божьей. Вообще, мне кажется, произошла очень важная вещь. Именно недавняя канонизация (не только царской семьи, но и еще почти 1000 мучеников, среди них, кстати, 154 женщины) — окончательный приговор большевизму. Большевики думали, что гнали контрреволюционеров, а на самом деле они гнали святых. После этого, думаю, ни один властитель, исповедующий коммунистическую идеологию, уже не посмеет, подтасовывая факты, «примазаться» к православной церкви. Без покаяния.

Приглашение на казнь?

Белла Ахмадулина: Who is Putin?

[i]Принято считать, что первой леди СССР была (глубоко мною уважаемая) Раиса Максимовна Горбачева.Но задолго до ее появления на политической орбите советское сознание было взорвано космическим прорывом двух других женщин — Валентины Терешковой и... Беллы Ахмадулиной. Первая слетала в космос один раз. Вторая — поэт — продолжает свое космическое путешествие.[/i][b]— Белла Ахатовна, еще говорят, что вы первая, до американцев, произнесли ставшую афоризмом наших дней фразу «Who is Putin?» Вам, кажется, тоже предлагали войти в инициативную группу поддержки будущего президента? [/b]— Было очень раннее (по крайней мере для меня) утро. Раздался телефонный звонок: «Вам звонят от Владимира Владимировича». Я со сна и спросила: «Как, от Маяковского?» Мне объясняют, что нет, от Владимира Владимировича Путина. Тогда я поинтересовалась, кто такой Путин.[b]— Недавно появилась новая мода — награждать независимых представителей интеллигенции чем-нибудь очень доверительным, например, акциями ОРТ. Вам предложил Березовский свои акции? [/b]— Нет, должно быть, я слишком независима для такого доверия.[b]— А вот ваш друг и некогда вами горячо защищаемый Василий Аксенов уже стал аж дважды «независимым». Сначала — от политического движения Бориса Абрамовича, а теперь еще и от его акций.[/b]— У меня есть поговорка: из великих людей, к сожалению, гарнитура не сделаешь. Аксенов — мой ближайший друг, замечательный человек. Я очень его люблю. Правда, я с ним абсолютно не согласна по Чечне, считаю эту войну преступным деянием. Как говорится, Платон мне друг, но истина дороже. Последний год принес мне массу страданий. Меня глубоко оскорбило вранье, которое скармливалось близким погибших моряков «Курска». Врать им — оскорбить их. И меня. Я надеюсь, после всего, что произошло в последнее время со страной, народ встряхнется и очнется. Что же мы делаем, морочим голову, позоримся на весь мир! [b]— Вас не оскорбляет сегодняшнее положение культуры? Ваши дети, например, читают ваши стихи? [/b]— Дети хорошие. Они учат меня писать на компьютере. У меня плохо получается, и они вынуждены разговаривать со мной, как Эйнштейн с второгодником. Лизавета пишет с подружкой безгрешные романы для девочек. У нее псевдоним Воробей. Дети хотят независимо существовать.Мои стихи у них есть, но я не интересовалась, читают ли. Знаю, что они их дарят собаководам. Дети, как и я, не могут жить без собак. У них дворняги и три кота. А у нас щенок, но я никак не могу придумать ему правильное имя, пойдемте покажу.[i]Двухмесячный палевый шарпей, еще не получивший имени, попытался не пропустить меня в комнату хозяйки. Показав себя, он, похрюкивая, засеменил на балкон.[/i]— На птичьем рынке, когда мы с мужем Борисом Мессерером его покупали, у меня брали автографы. Выходит, читатели еще есть. Просто они уходят по возрасту. Их дети уже не читают книг. Недавно мы с Борисом выступали на книжной ярмарке, было множество прекрасных книг. Но эти прекрасные книги почти недоступны для простых людей. Они их даже в библиотеках не смогут прочитать, нынче в библиотеках нет ничего. Они неимущи, как и мои читатели.[b]— Но, насколько мне известно, ваши книги хорошо расходятся.[/b]— Благодаря Борису я веду довольно беспечную жизнь. Я не слежу, как расходятся мои книги, и своих стихов на ночь не читаю.[b]— Советских медалей и орденов вы не получали. Но зато в вашей жизни были куда более ценные награды — встречи с Анной Ахматовой, Шагалом, Надеждой Яковлевной Мандельштам. Вы, кажется, опекали ее до самой смерти? [/b]— Я готовлю к публикации мемуары о Надежде Яковлевне. Она была одиноким человеком, умерла 29 декабря 1980 года. Трудный был год: провожали из страны Войновича, смерть Высоцкого, проводы Аксенова, смерть Надежды Яковлевны... У меня ее посмертные маски — прекрасного лица и правой руки. Я, конечно, все это отдам в музей. У меня есть автографы Бунина, Цветаевой, Пастернака.[b]— А у вас есть, как у Ахматовой, ученики, жаждущие чему-то научиться? [/b]— Приходят молодые, просят прочитать и написать предисловие. Мне неинтересны те, кто стремится печататься. Советов не спрашивают, да я и сама не знаю, как надо писать. Обожание — тоже вещь опасная. Анна Андреевна чувствовала мое преклонение и была со мной, возможно, излишне сурова. Я ведь долго и с Набоковым боялась встретиться ввиду все того же обожания.[b]— Вот уже Набоков и Ахматова — век минувший. А вы (как замечательный стилист) чувствуете стиль приближающегося тысячелетия? [/b]— Я уже написала: В чужом столетье и тысячелетье Навряд ли я надолго приживусь.[b]— Ну, сейчас для того чтобы «прижиться», достаточно попасть в Интернет. У вас есть свой сайт? [/b]— Наверное.[b]— А вы знаете, что это такое? [/b]— «Сайд» — это по-английски «сторона».[b]— Сайт — это страничка в Интернете. Ведь кто-то из поклонников должен был вас ввести в мировую сеть? [/b]— Мой сосед говорил, что он меня куда-то ввел. Но у меня не было времени расспросить, я сейчас пишу довольно острую прозу, она уже объявлена в журнале «Знамя».[b]— Случайно не детектив? [/b]— Нет. Хотя уверена, что такой жанр существует, и я даже отправляюсь иногда на курорт слабоумия, т. е. читаю детективы. Но мне важнее трехтомник Приставкина, где обозначены реальные проблемы, связанные с преступностью и смертной казнью.[b]— Вы знаете, что сейчас рассматривается вопрос о защите (контроле) массовой информации? Даже частных изданий.[/b]— Я знаю, что опять разрешена подслушка, якобы для борьбы с преступностью. Я хорошо помню, как это было раньше: прослушивали не стесняясь, иногда даже вмешивались в разговор репликами или шутками. Я даже сама этим пользовалась.[b]— Как это? [/b]— Вы сами заметили, что мне многое прощалось. Ну, к примеру, история с княгиней Мещерской. Когда началась перестройка, Екатерину Александровну пропечатали в «Огоньке», к ней пришла смешная для нее, но все-таки приятная слава. Неожиданно объявились из-за границы далекие родственники (она была бездетна) и позвонили ей на Поварскую, где она жила в дворницкой.И вдруг отключился телефон. Она в панике. Я набираю 09 и прошу телефон справочной КГБ. Звоню: «Здравствуйте, мое имя Белла Ахмадулина». На другом конце провода отвечают с необыкновенной любезностью. Я продолжаю: «Близкий мне человек живет в соседнем доме, княгиня Мещерская, у нее отключился телефон. У нас, правда, роют во дворе какой0-то кабель, но и на вас приходится грешить. А я думаю: вдруг не вы.Будьте добры, проверьте этот номер» — и даю телефон Мещерской. Проходит не более пяти минут, мне звонит этот человек: «Белла Ахатовна, телефон уже работает, можете звонить Мещерской...» Все-таки конвоир конвоиру рознь и чекист чекисту — тоже. Капля капле не близнец.Кстати, когда обсуждалось на секции поэзии мое заявление по поводу Сахарова, в зале сидел ничем не приметный, никому не знакомый человек. Писатели обсуждали, что со мной делать. Одни говорили, что не могут быть со мной в одном Союзе писателей, другие — что вообще в одном Советском Союзе. Тогда этот незаметный человек встал и с некоторой долей презрения сказал писателям: «Это будет решаться не на вашем уровне» — и ушел.[b]— А где бы вы захотели жить, если бы вас выслали? [/b]— Нигде.[b]— Но путешествовать-то вы любите? [/b]— Уже не люблю, особенно после смерти Окуджавы. Не хочу умереть за границей. В годовщину смерти Булата я выступала на вечерах его памяти. На одном из них я сказала, что на Ваганьковском кладбище появилась пригласительная или предупредительная табличка «Для поэтов и бардов». И так как я всегда была близка к Булату не только человечески, но и географически, то хотела бы претендовать и здесь на соседство. Тут подбежал мужик, хлопнул меня радостно по плечу: «Как хорошо, что вы сказали, где будете похоронены!» Я не поняла и спросила, чему он так радуется. «Да я живу рядом, мне только дорогу перейти». Я ужасно смеялась, и Булат бы смеялся.[b]— Кажется, это новый поворот классической пушкинской темы: поэт и толпа...[/b]— А знаете, ко мне приходил потомок Дантеса. И я его приняла, заверив, что он ни в чем не виноват. (Я действительно считаю, что Дантес не виноват.) Потомок признался, что я первый русский человек, кто с ним благосклонно разговаривает. Однако через какое-то время я вдруг попросила: «Знаете что, уходите-ка лучше». Не знаю, почему.[b]— В России не любят Дантесов. А поэтов любят до сих пор.[/b]— Но не больше, чем артистов. Перед своими выступлениями Булат часто говорил: я не певец, не гитарист, не знаю нот, давно не пишу стихов. И однажды услышал из зала: «Ну и чего ты сюда пришел?» У меня тоже был такой случай. Перед выступлением в провинции в доме культуры меня спросили, как лучше написать в афише: поэт или поэтесса.Я ответила, что это неважно. Напечатали «поэт», но с грамматической ошибкой — «поет». Я вышла на сцену, что-то говорю, читаю стихи... Вдруг какой-то малый с заднего ряда не выдержал: «Ну и когда ты петь-то будешь?» Мне стало так его жалко, что я вынуждена была признаться. Я ответила: «Это я так пою».

ИГОРЬ КРУТОЙ: ПОДОЖДУ,ПОКА СХЛЫНЕТ ПЕНА

[i]Несколько лет назад в интервью с Давидом Тухмановым я сетовала на то, что появились модные энергичные композиторы вроде Игоря Крутого, которые дерзко оттеснили классика на задворки российской эстрады. Сегодня эта же проблема, похоже, и у Игоря Крутого.[/i][b]— Вы один из первых, кто запустил в нашей «обновленной» стране машину под названием шоу-бизнес. Скажите, вы предполагали, что эта самая машина не просто вытеснит, а практически раздавит эстрадную песню? Вы чувствуете какую-то личную ответственность за происходящее? [/b]— Эту машину все-таки запустил не я, а время. Вот такую музкультуру у нас, оказывается, ждали. Что касается лично меня, то мне хотя бы удалось сохранить «Песню года».[b]— Эдакая откровенно приторная пародия на ретроэстетику. Не думаете «обновить»? [/b]— В смысле песен? [b]— Хотя бы в смысле ведущих. Или время еще не требует этого? [/b]— Можете смеяться, но люди перед Новым годом все равно ждут «Песню года». Это единственная передача, на которую до сих пор пишут письма, а к ведущим обращаются: «Дорогие Женя и Лина».[b]— Если передача настолько популярна, то почему на нее приглашают так мало новых интересных певцов? [/b]— К сожалению, мы вообще недооценили роль эстрадных конкурсов. Понятно, что проводить их крайне невыгодно, дорого, но ведь именно Юрмала дала нам и Олю Кормухину, и Сосо Павлиашвили, и Азизу, и Малинина. А Ялта — Леню Агутина.[b]— На фоне общей профанации там все-таки попадались будущие имена? [/b]— Да. Каждый год. А за последнее время появились только два имени — Алсу и Басков. Ну и, конечно, Земфира, хотя она работает на стыке рока и попсы. За три года это невероятно мало. В Европе или Америке новых звезд появляется на порядок больше. Пусть многие из них — сезонные, но это не мешает карьере серьезных певцов и уж тем более не умаляет славы именам-легендам. А у нас кто легенда? Пугачева да Леонтьев.[b]— Вы назвали всего три новых звезды. Если исходить из сегодняшней ситуации, когда «деньги — это наше все», понятен стремительный взлет, к примеру, юной Алсу. Откуда взяться здоровой конкуренции, если она сводится к игре «сам себе режиссер», то есть продюсер? [/b]— Тем не менее рекорд-компании заинтересованы в появлении новых имен и готовы финансировать то, что, на их взгляд, может стать популярным. К сожалению, не всегда угадывают.[b]— А в чем была причина вашего молниеносного успеха? Написали «Мадонну» и наутро проснулись знаменитым? [/b]— Если кто-то думает, что «Мадонна» (1987 год) в исполнении Саши Серова была моей визитной карточкой, то тогда успех мой можно счесть молниеносным. На самом деле, до этого я написал много песен, но они не становились хитами. Подводная часть айсберга всегда незаметна, а в нее входят: образование, работа в ресторане, многолетние попытки «прорваться» и т. п.[b]— А что стало происходить после «Мадонны»? [/b]— Во-первых, стало происходить в ВААПе. Я начал получать деньги. Один месяц — 500 рублей, потом 1200. Мне не нужно было больше мотаться по концертам. Мы записали с Серовым первый альбом. Почти каждая песня оказалась шлягером. Но это, скорее всего, благодаря стечению обстоятельств: просто Сашина дорожка в бассейне оказалась на тот момент свободна. Именно такого певца-мужчину в тот момент ждали. Когда-то ждали Толкунову. Появление такой величины, как Алла Пугачева, дало возможность произрасти сразу нескольким певицам, использовавшим ту или иную грань ее таланта. Это и Ирина Аллегрова, и Маша Распутина. Но… я жду появления на эстраде соразмерной личности. Возможно, это выправит ситуацию.[b]— Новой песне, по-моему, не нужны ни мужчины, ни женщины. Она беспола и крайне инфантильна. Почему, на ваш взгляд, это произошло? [/b]— С появлением MTV появилась потребность в молодежной, так сказать, культуре. Эти ребята по-другому понимают слово «эстрада». Прежде радио и телевидение относились к массовой песне с уважением. Сейчас они тоже работают исключительно в молодежной эстетике. Основные метровые телеканалы относятся к музыке с позиции формата. И очень многие эстрадные певцы (та же Аллегрова, Вайкуле, Буйнов…) просто не попадают в формат.Есть, правда, концерты. Но взрослый человек из-за трудной экономической ситуации в стране и в собственном доме сегодня стоит перед выбором — куда пойти: в продуктовый магазин или на концерт.[b]— А разве для молодежи концерты бесплатные? [/b]— Молодежь пойдет по билету за любую цену, возьмет деньги у мамы. Даже последние. Вот такое интересное время.[b]— Кстати, о нашем «интересном» времени. Почему вы ходите с охраной? Случались «неприятные» эпизоды? Или это дань моде? [/b]— Ну, это относительная охрана, она ведь всерьез уберечь не может, если что. Но от чего-то предостеречь все-таки способна.[b]— Желаю, чтобы через год, когда мы встретимся, она вам уже не понадобилась. Как во времена «Мадонны». Скажите, кто тогда из композиторов был для вас если не кумиром, то авторитетом? [/b]— Тухманов, Антонов, Паулс.[b]— Когда-то вы вытеснили Давида Тухманова. Сегодня взбунтовавшаяся пена псевдокультуры вытесняет и вас. Почему это происходит? [/b]— Тухманов в течение 20 лет имел снайперскую точность. Все, что он писал, становилось хитом. Даже патриотическая песня в исполнении Ротару. Меня это и поражало, и восхищало. Но так не могло быть вечно. Композитор однажды теряет нюх. Прицел сбился. За последние три предотъездных года Тухманов, к сожалению, не написал ничего значительного, разве что «Чистые пруды». А потом и вовсе уехал из страны… [b]— Вот тут-то и появились вы.[/b]— Нас долго не пускали композиторы старшего поколения в так называемую кормушку. Мы шли на хитрости: песни Николаева пела Пугачева, и ни один худсовет не мог их зарубить. Ротару пела Матецкого. Мое появление с малоизвестным Серовым было менее выигрышным. У нас была поэтесса Римма Казакова, которая, увы, не имела никакого отношения к продюсированию шлягеров. У нее были другие достоинства: в отличие от неименитых авторов, Казакова могла переписывать песню по восемь раз, не считая любое написанное ею слово бриллиантом. Словом, мы все-таки втиснулись. Сейчас «кормушки» в этом понимании нет. Путь сократился. Приток денег идет от концертов.[b]— Но ведь до концертов нужна телераскрутка, а это опять-таки огромные деньги.[/b]— И все-таки сейчас появление талантов ожидаемо.[b]— А вы как композитор не пробовали забацать что-нибудь супермодное? [/b]— Молодежная музыка может писаться только молодым человеком. Зачем мне на старости лет менять ритм собственного мироощущения? Все равно я буду вторичен. Не люблю играть на чужом поле. Лучше подожду, пока схлынет лишняя пена.[b]— А чем заполняете ожидание? [/b]— Я недавно выпустил компакт-диск с инструментальной музыкой. Как ни странно, он хорошо раскупается.[b]— Вы считаете, что музпроцесс обратим? [/b]— Ну, я очень надеюсь.[b]— А что же делать сегодня взрослым композиторам и певцам с их взрослыми песнями? [/b]— У них осталась своя публика. Она вместе с ними взрослеет, стареет и… давайте не будем продолжать.

ИННА ЧУРИКОВА: Я ИЗБАЛОВАНА МУЖЕМ

[i]...Поначалу Инна Михайловна вежливо отказывалась: «Ну о чем мы будем говорить — обо мне и так все известно». Я продолжала настаивать. Наконец она не выдержала...[/i]— Ну почему именно я? [b]— Потому что, на мой взгляд, в России сегодня три великие актрисы: Мордюкова, Чурикова и Гурченко.[/b]— Мне кажется, ваш список несколько маловат.[b]— А вы могли бы, не задумавшись, его продолжить? [/b]— Не задумавшись? Лия Ахеджакова, Марина Неелова, Гундарева. Они Богом определены быть актрисами... А если задуматься, можно назвать и другие имена. Это очень непростой вопрос, кто просто хорош, а кто велик. Важно — волнует тебя этот актер или нет. Вот Суханов, он какой? Я бы определение «великий» заменила другим словом — настоящий. Мне кажется, у Петра Фоменко растут интересные актеры.[b]— По-моему, мы сегодня склонны преувеличивать некоторые достижения в культуре. Я знаю, вы любите поэзию, прекрасно читаете Ахматову. А вот на днях Академией российской словесности была вручена очередная высокая (в денежном эквиваленте) премия имени Аполлона Григорьева. За стихи, на мой взгляд, сомнительного качества, зато несомненного бесстыдства. Что вы об этом думаете? [/b]— Сейчас эротика в моде.[b]— Может быть, страх прослыть ханжой превалирует сегодня над вкусом? [/b]— Вообще то жюри не должно угождать вкусам публики и зависеть от них. Ведь должны быть настоящие художественные критерии. Особенно обидно, когда дело касается литературы. Вначале все-таки было слово. А слово влияет на мировоззрение. Меня формировали хорошие книжки. Впрочем, это раньше именно литература воспитывала, а сейчас мало читают, слишком много других искушений: можно уходить в компьютер, в казино, в телевизор, в мистику — куда хочешь. Теперь, как это ни смешно, художественную литературу читают избранные. А порнографию покупают многие, это ведь куда интереснее как минимум двум возрастным категориям — недорослям и престарелым. А их много.[b]— Вы тоже недавно попробовали себя в литературном жанре, написав сценарий к фильму Глеба Панфилова «Романовы. Венценосная семья». Кажется, это единственный фильм Панфилова, где вы показались только в титрах. Это у вас серьезно? [/b]— На том, что мы с сыном Иваном Панфиловым сценаристы этого фильма, настаивает Глеб. Я отвожу себе скромную роль — сослушателя, соучастника наших диалогов.[b]— Это не похоже на сотрудничество Германа и Кармалиты? [/b]— Ну что вы! Она настоящий сценарист. Мне кажется, что Светлана в фильмах Германа и эстетически закручивает всю историю.[b]— А почему вы сами не снимались в этом фильме? Неужели работа над сценарием явилась серьезной помехой? [/b]— Нет, просто мы оба понимали, что здесь нужен был другой генотип, другой характер. И английская актриса Линда Белингтем очень точно и верно сыграла внучку английской королевы Виктории — русскую царицу Александру Федоровну.[b]— В последнее время вы много работаете в театре. Театр сегодня интереснее кино? [/b]— В театре я работаю всегда, а на неинтересные предложения в кино не хочется тратить силы.[b]— С мужем намного труднее работать, чем с «посторонними» режиссерами? [/b]— Ну что вы, я избалована Глебом Панфиловым. Он человек глубокий, и его замечания всегда по существу. Более того, он меня защищает от случайностей, в том числе и при монтаже. И потом, он меня хорошо знает, поддерживает.[b]— Вы ходите в театры? [/b]— Безусловно. Вот сейчас очень хочу сходить на спектакли к Фоменко. Хотя мне сказали, что это довольно сложно, там всего восемьдесят мест… Все както не получается.[b]— А когда вы в последний раз играли современную пьесу? [/b]— Я и сейчас играю в нашем «Ленкоме» пьесу Александра Галина «Sorry». Играю «Старую деву» Птушкиной. Я читаю много современных пьес, ищу ту, которая меня разволнует, пленит.[b]— Как вы оцениваете наше сегодняшнее кино? [/b]— На нынешнем экономическом этапе все думают исключительно о зрителе — как его бедного утешить и развлечь. Редко встречаешь настоящее кино.[b]— А возможно ли поднять отечественное кино не только на уровень кинофестиваля, но и на «подмостки» кинотеатров? [/b]— Хочется надеяться, что народ опять пойдет в кинотеатры, как это было прежде. Сегодня зритель у нас молодой. Те, кто повзрослей, сидят у телевизора. А для тех молодых, кто ходит что-то смотреть, даже «Анну Каренину» издали в комиксах. Но кто знает, может, посмотрят-полистают, а потом возьмут Толстого да и прочитают.[b]— То есть массовый вуайеризм перерастет во что-то более серьезное? [/b]— Так иногда случается. Жизнь меняется и иногда может такое закрутить! [b]— Да ведь уже закручивает. Вы в театре еще этого не ощущаете? [/b]— Вы что имеете в виду? Политическую ситуацию, какую-то цензуру? К нам никто пока не приходил, никакие комиссии. Я очень надеюсь, что так и останется. И НТВ останется, и «Эхо Москвы».[b]— Вы думаете, мы еще способны всерьез переживать потери такого рода, как НТВ? Помните, сколько поклонников было у Сергея Доренко, особенно в тот период, когда он исполнял одну из главных ролей в предвыборном спектакле? Но когда мавр сделал свое дело и ушел, через месяц о нем забыли. Неужели он был таким некачественным артистом? [/b]— Я не знаю, каким он был артистом, но вел себя в этой предвыборной кампании недостойно. Ни как журналист, ни как человек. Это мое мнение.[b]— Что для вас лично означало бы закрытие НТВ? [/b]— Буду очень жалеть. На этом канале много интересных передач, живые дискуссии, споры полярных мировоззрений. Репортажи о судьбах простых людей, которые, несмотря на все наши трудности, не отчаиваются, а созидают. Иэтому у них можно поучиться.[b]— Значит, вы до сих пор учитесь? А сами пробовали кого-то учить — тому, что так хорошо умеете? Почему вы не преподаете? [/b]— Если кому-то хочется у меня поучиться, пусть приходят в театр. Я так училась. Считаю Эфроса своим учителем, хотя он меня и не учил. Учусь у Марка Захарова, учусь у других режиссеров и прежде всего — у жизни. А настоящая школа — это то, что производит на тебя сильное впечатление.

СМЕХОТВОРЕЦ

[i]Много лет назад я часто слышала по радио и телевизору такую фразу: «А сейчас для вас прозвучит песня Софии Ротару «В доме моем»... И тогда мне, молодой поэтессе, хотелось крикнуть на весь мир: «Да не ее это песня, а моя и Давида Тухманова!» Хотелось, чтобы знали. Зачем? И вот, сидя в гостях у Георгия Терикова, я решила непременно задать ему вопрос: как он, один из «серых кардиналов» сатирического эстрадного жанра, чувствует себя, находясь почти полвека за кулисами. В то время как зал хохотал до слез и вызывал на бис... Бориса Брунова, Евгения Петросяна, Владимира Винокура, Клару Новикову, Бориса Владимирова и Вадима Тонкова, Александра Шурова и Николая Рыкунина .... Хотелось ли ему выскочить на сцену и крикнуть в зал : «Это все я... я! » [/i]— Я не очень люблю выступать. Но с удовольствием снимаюсь в «Смехопанораме» у Петросяна и еще, если помните, была такая передача «Под знаком Зодиака». Там были своего рода азарт и некоторый творческий риск — нужно было сочинять эпиграммы практически во время съемок. Снялся в двух передачах у Евдокимова «С легким паром».[b]— Значит, все-таки время от времени не прочь «поторговать лицом»? [/b]— Особенно сейчас, когда рухнула вся система авторских отчислений. Приходится и самому выходить на сцену. Мы с женой Ирой часто выезжаем с сольными концертами в Сочи, Кисловодск...[b]— Вы теперь свои тексты артистам продаете так же, как поэты-песенники — из рук в руки? [/b]— Раньше продавал через Москонцерт или филармонию, а теперь — напрямую.[b]— А бывает обидно, что артисты не объявляют вас как автора? [/b]— Петросян вот всегда объявляет… А вообще, как ни смешно и, наверное, старомодно, но я больше всего люблю писать куплеты. Даже выпустил монографию «Куплет на эстраде». Это история сатирического эстрадного куплета в России от комической оперы ХVIII века до наших дней. К сожалению, куплетистов совсем не осталось, даже в Ленинграде. Пишу куплеты только для Вашукова и Бандурина.[b]— А бывает, что артист читает вас совсем не так, как вам хотелось бы? [/b]— Конечно, бывает. Но я же не режиссер, я не могу на артистов воздействовать.[b]— Кто, на ваш взгляд, вас точнее «прочитывает»? [/b]— Я очень доволен, как делают монологи Винокур, Петросян. Мне очень нравилась Люба Полищук. Она же начинала в 73-м году как эстрадная артистка. Мы на троих — со Жванецким и Левицким — сделали в московском мюзик-холле спектакль «Красная стрела» прибывает в Москву».Первое появление Любы на сцене мюзик-холла состоялось именно тогда. А потом, в 77-м она решила показаться на эстрадном конкурсе. Леня Якубович написал для Винокура «Монолог старшины», а я для Полищук «Монолог счастливой женщины». Люба получила первую премию.[i]«Я выхожу рано утром. Над двором солнце, во дворе соседка. Я ей говорю: — Вы сплетница!..А она мне: — У тебя муж пьяница!..А я улыбаюсь. Вроде бы я даже где-то счастлива... Говорят, есть мужья, которые пьют и гуляют. С моим полбеды. Он только пьет. Но не гуляет. С ним нельзя гулять. Он падает! Моего никто не отобьет. А отобьет — сразу принесет обратно! Зато в быту мой неприхотлив. Соседки целый день стирают, крахмалят. На каждой веревке по три простыни. И все белые... А мой вообще предпочитает спать на улице...» [/i]Ну а потом, после крошечного бессловесного эпизода с Мироновым в «12 стульях» Любу пригласили сниматься в кино. Иногда мне жаль, что эстрада лишилась такой хорошей артистки.[b]— А кого еще, на ваш взгляд, потеряла эстрада? [/b]— Помню, привел в Москонцерт Высоцкого. С частушками. Редакторша читала и хохотала, пока не дошла до фамилии. И хотя в лицо Володю знали еще плохо, к тому времени уже достаточно одиозную фамилию редакторша узнала сразу. Очень жалко, частушки были замечательные.— Когда было интереснее писать — во времена «фиги в кармане» или «свободы слова»? — Конечно, раньше. Когда разрешили все, как с цепи все сорвались, пошел мат-перемат, пошлятина.[b]— Вам не кажется, что времена «фиги» возвращаются? [/b]— Я никаких перемен не замечаю. У меня есть репризы и о Путине, и все это проходит, никто ничего не запрещает.[b]— К сожалению? [/b]— Про Ельцина мы говорили много, он не отвечал, а сейчас, собственно, и говорить нечего. Все сказано одной (не моей) репликой: «Все анекдоты про Вовочку отныне считать политическими».[b]— А вы сочиняете анекдоты? [/b]— Конечно. Ну, например: Зюганову на митинге треснули по голове бюстом Ленина. Он спрашивает у доктора: «Доктор, я буду ходить?» — «Будете, но как истинный ленинец: шаг вперед — два назад».Или такой анекдот: Руцкой дал на проверку референту свой доклад. Через день спрашивает: «Ну что, я уложусь в час?» — «О чем вы говорите! Гораздо меньше! Я вычеркнул весь мат, и вы уложитесь в пять минут».[b]— Насколько я поняла, у вас с женой Ириной состоялся еще и творческий союз. Давно? [/b]— С тех пор, как она стала женой. Недавно. Раньше Ирина Гвоздева была хорошей певицей, а теперь — хорошая пародистка.[b]— Вы и песни пишите? [/b]— Сейчас уже нет. А раньше баловался. Помните, Николай Сличенко пел «Ведь цыган без лошади, как без крыльев птица»? [b]— А правда, что вы армянин? [/b]— И даже внучатый племянник Балиева, основателя «Летучей мыши».[b]— И вам действительно недавно исполнилось 70 лет? [/b]— Только не говорите Ирине.[b]— А в вашей жизни было когда-нибудь совсем не до смеха? Никто из близких не пострадал, когда Сталин «рубил лес и летели щепки?» [/b]— Бывало, тексты рубили. А так, слава богу, обходилось.[b]— В новом веке нам удастся от души посмеяться? [/b]— Смех — категория добра и не может без сопереживания. А сейчас такое время, что мы разучились сопереживать. И от нас мало что зависит. И поэтому, мне кажется, куда важнее сейчас не глобальные проблемы решать, а свои личные. Вот мы с Ирой наметили план на год и будем его выполнять. Работать, съездить на гастроли на юг, позаботиться о здоровье, помочь внуку встать на ноги (он заканчивает Эстрадное отделение ГИТИСа), поехать отдохнуть за границу. Может быть, именно из таких, вполне мирных частных интересов и сложится постепенно нормальная жизнь общества? И смех снова станет не злым, а веселым.

Поселку писателей Переделкино - 70 лет. Ордер на дачу и ордер на арест

[b]Когда Сталину предложили создать городок писателей, он не стал возражать. Напротив, идея эта показалась вождю очень своевременной – за писателями будет намного легче присматривать.[/b]Максим Горький лично выбирал место, найдя его по старой летописи, где указывалось, что Переделкино стоит на судоходной реке Сетуни. Но даже 70 лет назад, в августе 1935 года, первые поселенцы, въехав на свои дачи, не обнаружили поблизости никакой реки. Только широкий ручей с одноименным названием.А узнала я все эти подробности от самого старого жителя писательского городка, академика Вячеслава Иванова, сына писателя Всеволода Иванова.Десять лет назад мы с мужем получили сторожку на ивановском участке. По улице Павленко, дом № 4. Правда, сначала, как мне рассказал Вячеслав Всеволодович, улиц не было. Они появлялись постепенно, по мере умирания писателей. Эдакая живая очередь за славой.Часть писательских дач была построена на кладбище. И еще долго какие-то родственники пытались приходить к своим могилкам. На участке некогда широко известных и обласканных властью Павленко и Федина до сих пор находят могильные плиты.Должна признаться, меня одолевали тени ушедших. И неудивительно: справа от нас жил Пастернак, сзади – застрелился Фадеев, а напротив, в левой части дачи Ивановых, покончила с собой Лиля Брик. Однако мало кто знает, что произошло с первыми жильцами дачи слева от нас, той, где теперь живет драматург-банкир Шатров.Я тоже долго не знала, пока не расспросила у Вячеслава Вс. Ив[i][b]а[/b][/i]нова про его самых первых соседей. И хотя самому академику Ив[i][b]а[/b][/i]нову в ту пору не было и шести лет, помнит он их хорошо.Это была семья драматурга Афиногенова, некогда активного деятеля РАППа и автора нашумевшей пьесы о наших тюрьмах и лагерях. Жена Афиногенова Дженни была американской коммунисткой, которая прониклась необыкновенной любовью к России.Когда стали запрещать его пьесы и начались аресты людей из РАППа, Афиногеновы почувствовали приближающуюся опасность. И тогда Дженни написала письмо Сталину следующего содержания: [i]«Вам пишет американская коммунистка, любящая вашу страну. И поэтому все, что она напишет, будет правдой. А правда заключалась в том, что ее муж не сделал ничего плохого, верен партии, и не нужно его обижать».[/i]И Афиногенова не арестовали. Разрешили ставить пьесы и даже дали какие-то правительственные поручения. Которые его и погубили. Правда, по чистой случайности. Во время войны Афиногенов возглавлял Совинформбюро, эвакуированное в Куйбышев. Его послали на один день в командировку в Москву.И он оказался в здании ЦК партии на Старой площади как раз в тот момент, когда туда упала немецкая бомба.Дальше события развивались так: Дженни всю войну была неофициальным связующим звеном между властями и иностранными корреспондентами.Один раз ей даже разрешили поехать с детьми к бабушке в Америку. Они поплыли на корабле. Беда случилась на обратном пути, уже в Черном море. Сгорела та часть корабля, где находилась Дженни. Она погибла. Дочки остались. Они еще долго здесь жили, с отцом Афиногенова. Однажды он переходил нашу железную дорогу и попал под поезд. Дачу дали писателю Горбатову, о котором сейчас мало кто помнит.Когда начались аресты, дачи не успевали менять своих хозяев. Порой писатели одновременно получали ордер на дачу и ордер на арест. Особенно часто «страшные» машины ездили по улице Серафимовича. Там жил Корней Иванович Чуковский, приехавший в Переделкино после разгрома Ленинградского Детгиза и ареста мужа Лидии Корнеевны. Там же жила и поэтесса Вера Инбер, очень сомнительная личность, родственница Троцкого. Ей даже разрешили поехать к Троцкому, когда он был в Норвегии. Муж ее носил фамилию Страшун. Он был из медицинского начальства. Любил рассказывать, как его использовали в 37-м для уничтожения каких-то врачей.В Переделкине до ареста успели пожить Пильняк, Артем Веселый, Иван Катаев, Бабель, Зазубрин, Киршон.Из людей символистского племени здесь жила Шагинян – человек трагической сломленной судьбы. Жила здесь и последняя любовь Блока – Надежда Павлович. Здесь же была дача и у предпоследней любви Блока, Книпович, предмета популярного в те годы четверостишия:[i]О, как судьба к тебе жестока, какой восход, какой закат!Вначале были губы Блока, теперь Анисимова зад[/i].(Анисимов был большим литературным начальником).У Блока в дневниках есть записи: уходила Книпович, приходила Павлович.Первый дом творчества писателей был просто большой дачей семей на двадцать. Он стоял внизу, недалеко от фадеевской дачи. К сожалению, сгорел. В еще не сгоревшем доме творчества доживали свой век символисты. В конце войны там появились поэты Арсений Тарковский и Семен Липкин.Городок писателей расположен между двумя бывшими имениями: Самариных и Колычевых. Теперь в усадьбе истребленных Иваном Грозным Колычевых расположился Патриарх.А имение Самариных сначала сделали детским туберкулезным санаторием, а теперь детей выгнали, и, кажется, его продают с молотка. Самарины когда-то вырастили у себя в усадьбе ботанический сад с редчайшими породами деревьев и растений. Что с ними теперь стало – даже трудно представить.Кстати, Борис Пастернак был хорошо знаком по гимназии и университету с младшим Самариным. И есть основания считать, что многое из его судьбы и характера повлияло на образ Юрия Живаго.Вячеслав Всеволодович Иванов вспомнил, что довольно долго в Переделкине жила Надежда Яковлевна Мандельштам. Она всю жизнь прятала архив Мандельштама в калошах. Ведь если калоши велики, в них обычно вставляют бумагу. Вот и вставляла в них стихи Мандельштама на случай обыска. Сохранила все.Жил здесь и стукач Павленко, доносивший, в частности, на Мандельштама и получивший в наградуза свои заслуги вечную память – улицу, на которой стоит дача-музей Пастернака и на которой сегодня живут Андрей Вознесенский с Зоей Богуславской, редактор журнала «Знамя» Сергей Чупринин, поэт Олеся Николаева со священником – отцом Владимиром Вигилянским и сам Вячеслав Иванов, единственный живой свидетель семидесятилетней истории этого уникального городка.

Эксклюзивы

Священник рассказал о предвестниках конца света и стоит ли в них верить

«Двоякие последствия»: к чему может привести ужесточение правил пребывания мигрантов в РФ

Шесть рецептов фирменных новогодних блюд от российских звезд

Почему на Ближнем Востоке прошли кровавые дожди: рассказывают священник, экстрасенс и ученый

Почему люди не любят корпоративы

Священник рассказал о предвестниках конца света и стоит ли в них верить

«Двоякие последствия»: к чему может привести ужесточение правил пребывания мигрантов в РФ

У Оли рульки золотые: рецепты фирменных новогодних блюд от российских звезд

Предвестник апокалипсиса: почему на Ближнем Востоке прошли кровавые дожди

Отрываюсь от коллектива: почему работники компаний все чаще игнорируют корпоративы

Вечерка ТВ

Территория женщин. «Я — жертва»

Надо обсудить. Женский и мужской нарциссизм. Интервью с семейным психологом Алексеем Красиковым

Круглый стол. «Безопасность в новогодние праздники»

Перекличка столиц. «Новогодний стол» Часть 1

Приметы и советы

Народные приметы на 24 декабря 2025 года

Народные приметы на 23 декабря 2025 года

Народные приметы на 22 декабря 2025 года

Народные приметы на 21 декабря 2025 года

Народные приметы на 20 декабря 2025 года

Народный календарь. Как загадать желание в Никонов день, 24 декабря

Народный календарь. Почему 23 декабря нельзя поздно ложиться спать

Народный календарь. Что нельзя делать беременным на Анну Зимнюю, 22 декабря

Народный календарь. Какие символы удачи нужно вышить на одежде 21 декабря

Народный календарь. Почему 20 декабря нельзя надевать яркую одежду

Проще, чем кажется

Как работает период охлаждения по кредитам

Как правильно составить письмо Деду Морозу — 2026

Как сэкономить на популярных новогодних салатах

Как выбрать домашнего питомца для всей семьи и не разочароваться

Как приготовить идеальную яичницу, сварить рис и прозрачный бульон