Молчание вдовы

[b]Изъяны «бытовой версии» [/b]Как известно, руководитель следственной бригады Н. Индюков после многомесячных поисков убийц Льва Яковлевича в марте предъявил Тамаре Павловне обвинение в убийстве своего супруга по статье 105, ч. 2 (в), предусматривающей высшую меру наказания. И сегодня самое время вспомнить подробности этого дела.По версии сыщиков, гражданка Рохлина утром 3 июля 1998 года поднялась на второй этаж в комнату мужа, отыскала в шкафу его наградной пистолет, зарядила, сняла с предохранителя, поднесла ствол к виску единственного в семье кормильца и нажала на спусковой крючок... Все спокойно и без истерик. Затем одумалась, обработала пистолет моющим порошком и спрятала во дворе дачи. Чтобы никто никогда не нашел... Прочитав это «собрание сочинений», вдова вздохнула: «Бред!» — Узнав трагическую новость, мы тотчас примчались с мужем на дачу, — рассказывала мне дочь Рохлиных Елена. — Папа наверху, лежит на кровати накрытый одеялом. В виске — крохотное отверстие с запекшейся кровью. Мама внизу, сидит на полу, вся в какой-то прострации. Бессвязная речь, на вопросы отвечает что-то свое. Она словно находилась под воздействием какого-то психотропного вещества.Больше всего меня поразило, что к нам в то утро понаехало несметное количество штатских и людей в форме. Они сновали по комнатам, рылись в ящиках и папиных бумагах, что-то искали.Объявился и сам министр внутренних дел Степашин. Наконец, слышу чей-то раздраженный голос: «Говорили, что у Льва Рохлина горы компромата, а тут ничего нет». Вот что их интересовало в первую очередь! В этой толкотне папин охранник Саша Плескачев говорит: «Вы бы хоть стреляную гильзу с пола подняли, а то топчут все». У меня мелькнула мысль: эти чины заранее прекрасно знали, что должно было произойти 3 июля, и приехали убедиться, что это случилось.Маму сразу же увезли в тюрьму в подмосковную Капотню, а потом все, в том числе и генеральный прокурор Скуратов, заговорили о «бытовой версии»...Примечательно, что, продержав арестованную за решеткой целый год, группа Индюкова так и не смогла добиться у нее признательных показаний. Точнее, в первые сутки она сообщила под видеозапись,что застрелила мужа из его наградного пистолета.Однако юридической силы эти ее слова не имеют, поскольку многомудрые следователи в нарушение закона целых шесть дней не предоставляли ей защитника.Потом она пояснила адвокату Михаилу Бурмистрову, почему пошла на самооговор: «Мне так приказали те, кто убил Льва. И пригрозили: если я не возьму вину на себя, они расправятся с дочерью и с сыном».Узнав об этом, Елена на первом же свидании заявила матери, что семье ее такой «героизм» не нужен. И Тамара Павловна отказалась от «признания». Потом уже в присутствии адвоката рассказала, как произошла эта трагедия. По ее словам, убийство совершили три киллера в масках, которые внезапно возникли под утро на кухне, где она находилась. Быстро заткнув ей рот, затащили на второй этаж. Там, прячась за ее спиной, подвели к кровати и в упор выстрелили из пистолета с глушителем в висок спящего генерала.«Если вы считаете, что мужа убила я, — доказывайте», — завершила арестованная свой рассказ, а затем и вовсе перестала отвечать на вопросы следователей.Доказывать было очень тяжело, хотя генпрокурор Ю. Скуратов перед миллионами телезрителей и заявил, что «склоняется к бытовой версии», чем, кстати, нарушил писаные и неписаные законы, нормы прокурорской этики.Помните, как в первые дни в новостях нам показали две дактилоскопические карты? На одной отпечатки пальцев, обнаруженные на пистолете генерала, а на другой — отпечатки пальцев арестованной. «Они полностью совпадают», — вещал голос за кадром. Но люди не верили «бытовой версии» и пачками слали в генпрокуратуру письма с требованиями отпустить Тамару Павловну на свободу... А потом действительно выяснилось, что на пистолете вообще не было никаких отпечатков, он даже оказался вымыт со стиральным порошком. Оскандалившийся руководитель следственной бригады Емельянов был с позором от дела отстранен. Его преемник Николай Индюков пустил в ход испытанные временем «меры устрашения», кои в современном варианте применяются к арестантам для получения нужных показаний.Вначале генеральскую вдову, как последнюю уголовницу, несколько месяцев держали в переполненной камерена 15 человек, где в тесноте и духоте томились еще 49 женщин. Кровати не дали, так что пришлось спать на полу. Кормежка — на рубль в сутки (дочь дважды в неделю привозила передачи «на всю ораву»).Так, в тесноте и обиде, узница встретила свое 50-летие. И хотя первая амбулаторная экспертиза показала ее полное душевное здоровье, Н. Индюков решил поместить ее на месяц в Центр социальной диагностики и психиатрической экспертизы им.Сербского. Причем поставил перед судебными врачами вопрос явно из арсенала святой инквизиции: дескать, нажимала подследственная на курок в состоянии невменяемости или в полном душевном здравии? Если бы врачи установили, что на «испытуемую Рохлину» может находить временное умопомрачение, они бы оказали г-ну Индюкову огромную услугу. Тогда можно было бы списать убийство на «умопомрачение», закрыть дело и отказаться от поисков настоящих убийц. Но врачи не стали валять дурочку и признали Тамару Павловну психически здоровой. В «Лефортово» ее перевели только тогда, когда у нее обострились хронические болячки и начались приступы удушья...Знали ли депутаты, что вдова их убитого коллеги из месяца в месяц терпит унижения и страдания? Конечно! Сразу после убийства Льва Яковлевича Дума сформировала комиссию по «надзору над следствием». Член той комиссии зам. руководителя группы «Российские регионы» Николай Райков весьма критически оценивал работу команды прокурорских пинкертонов: — Еще прошлой зимой я предлагал Индюкову не мучить Тамару Павловну и передать дело в суд, — делился он со мной. — Чего они там столько месяцев копаются, если им с порога «все ясно»? Можно было бы отпустить ее до суда под подписку о невыезде — какие помехи могла учинить эта несчастная женщина? Вообще доказательная база у них довольно хилая, вот и тянут время. Они так и не могли установить причин убийства. Должны же быть очень веские причины, по которым супруга могла схватиться за пистолет? А раз нет мотивов, нет и преступления. Дома у Тамары Павловны 14-летний сын Игорь, страдающий необратимым психическим заболеванием. Его ни на минуту нельзя оставить без присмотра. А без материнской ласки и ухода болезнь принимает все более обостренные формы.Самое непостижимое в этой истории то, что ни сама генпрокуратура, ни Люблинский, ни Лефортовский межмуниципальные суды, ни Мосгорсуд, несмотря на многочисленные ходатайства адвокатов и общественности, упорно не желали изменять арестованной меру пресечения. В счет не брали ни ее недуги, ни страдания больного ребенка, а уж тем более — отсутствие у семьи денег на адвокатов. Ведь тысячи долларов в месяц требуются! Правда, однажды прошлая Госдума в подготовленном Н. Райковым обращении попросила Ю. Скуратова «из соображений гуманности» освободить Тамару Рохлину до суда. Причем особо подчеркнула, что воссоединение с сыном благотворно скажется и на его, и на ее здоровье. Но Юрий Ильич просьбу законодателей не уважил. Возможно, был занят видеосъемками. А селезневская Дума на том и успокоилась. Настолько, что отказалась назначать пенсию на содержание сынишки убитого коллеги.Далекое от «соображений гуманности» упрямство слуг Фемиды позволяет искать истинные причины полуторагодичного содержания под стражей непокорной вдовы. Некоторые политики необъяснимую причину ее столь длительного «плена» связывали с развернувшейся с начала года избирательной кампанией...