Главное
Путешествуем ВМесте
Карта событий
Смотреть карту

Автор

Наталия Бойко
[i]Кто бы мог подумать, что, насмотревшись на столькие дни рождения, феерические и талантливейшие, свой собственный, в этом году шестьдесят пятый, Александр Анатольевич Ширвиндт 19 июля встретит с родными, в кругу односельчан, «слиняв» подальше от Москвы. И преподнесут ему, как обычно, очередную курительную трубку. Одной лишней вещью в доме станет больше, ведь актер и не думает трубки коллекционировать. Просто ему их дарят и дарят… — На мое счастье я родился в «мертвый сезон»: никого нет летом в Москве. Если появляются два-три друга, случайно, проездом из Ниццы в Вышний Волочек, то забегают поцеловать, выпить.Вообще я очень не люблю дни рождения. Я на стольких бывал юбилеях и знаю, что происходит за кулисами: «Когда же это закончится?!», «Скорей меня выпустите!», «Сил нет смотреть на его лицо!»… А потом с умильными улыбками выходят и приветствуют: «Любимый, единственный».Гениальные дни рождения всегда устраивал Андрюша Миронов. У него же 8 марта. Самый потрясающий был, когда он пригласил к себе домой, на Селезневку. Все пришли красивые в… пустую квартиру, к пустому столу.Мы не поверили: «Хохма… шутка… щас!». Сидим, треплемся. Андрюша: «Ой, спасибо, что пришли. Я же не праздновать вас пригласил — просто так, встретиться…». «Ладно-ладно», — подыгрываем. Ждем еще минут 15 и начинаем расползаться по квартире (не такая уж она грандиозная) смотреть, где что спрятано. Открыли холодильник: ну нарочная пустота, какойто кусок сыра завядает. Заглянули на балкон — ничего. Понимаем, что действительно ничего нет и не будет, начинаем возмущаться: «Что это за хохмы, не смешно совсем…» Короче, мурыжил он нас долго. А когда мы вышли из дома, у подъезда стоял шикарный автобус «Икарус», и всех, человек 30, погрузили, и мы поехали в «Русскую избу», где нас ждал накрытый стол и оркестр.Он умел себе придумывать дни рождения. Однажды в каком-то подвале Андрюша откопал бар, полулегальный, и арендовал его. Устроил самообслуживание, некоторых нанял заранее, и меня в частности. В жутком смокинге и котелке я собирал деньги за вход. Барменшей, по-моему, была Люда Максакова. Весело! А я в этом отношении вялый...С детства я жил на даче семьи Журавлевых, и там Дмитрий Николаевич Журавлев ставил с нами спектакли. С Наташей Журавлевой, нынче замечательной актрисой «Табакерки», мы играли первые наши роли — на моем дне рождения. Мне было лет 14. Рихтер нам аккомпанировал на рояле. За оградой печатал на машинке свою очередную эпопею-полуправду Эренбург, а мы ему мешали. Наверху находилась дача знаменитого Попова, секретаря Ленина. Такое было окружение.Потом приехал Игорь Ойстрах. Меня же учили на скрипочке, пять с половиной лет терпели в школе, где папа преподавал. Но когда я сдавал сольфеджио, перед папой извинились и меня выгнали. В семье была страшная трагедия. Я утешал родителей: «Вот Игорь Ойстрах также бегал от скрипки, его ловили, он запирался в сортире, он тоже сопротивлялся». А когда он стал великим, меня укорили: «И ты бы мог стать человеком».[/i][b]— Вы импровизационны до мозга костей. А как вам работается с деспотичными режиссерами? [/b]— Все зависит от личности деспота. Деспот Эфрос — пускай, а если этот деспот Ванькин? Такого надо или послать подальше, или переубедить. Сейчас я не буду работать в подобной ситуации, но раньше-то!.. Я, рядовой артист, по распределению ролей попадал к какому-то иксу с особой точкой зрения. Почему много теперь актерской режиссуры? Потому что рынок Эфросов минимален, на пальцах их можно пересчитать, а рынок упертых, нахальных, якобы индивидуальностей — огромен, и думаешь, лучше уж я сам поставлю, чем буду терпеть их самовыражение. В нашем возрасте уже трудно и опасно себя перелопатить, вот и начинаешь потихонечку сползать на проверенное.[b]— Но ведь куда опаснее повторять старые штампы.[/b]— Конечно, страшно. Противно. Но зато спокойно. Говорят: он опять повторяется, как это мило, симпатично. А хочется, чтоб тебя перевернули! Кто? Икс? То будет такая твоя изнанка, что лучше уж и дальше спать себе в углу. Или самому браться за режиссуру.[b]— Поэтому, наверное, и антрепризы появляются, как грибы. И столько споров вокруг них… [/b]— Споры не от хорошей жизни. Кидаются в идиотские крайности. И опять же все зависит от того, кто этим занимается. Существует мастерская Фоменко, мастерская Васильева. Что бы ни говорили, но антреприза с хорошими артистами — отдушина, где можно сыграть то, что тебе не дают в родном коллективе. А есть три стула, пьеска на лето — и поехали по городам и весям. Эти рвачи-антерпренеры в Израиле, Канаде и Америке поначалу страшно обрадовались — дешево! Но и они нахлебались. Человек за свои деньги ведь хочет попасть в настоящий театр, с декорациями… Заклеймили критики театр Трушкина. Что пишут! А мы играем «Чествование» шесть лет. Ну лом! Не для критиков же театр. Вообще надо помнить, для кого играешь. Заниматься театром для себя, для подвала или для элиты — это не способ существования. Мы же сфера обслуживания. А дальше все-таки думай, до какой степени.[b]— Вы — сфера обслуживания? Раньше, помнится, вы говорили, что для общения с ней нужна популярность.[/b]— Когда все прятали под прилавком. Сейчас же всего навалом. Зачем лицо, когда все решают деньги.[b]— Вашим «крестным отцом» в кино был Михаил Козаков.[/b]— Об этой истории можно целое эссе написать. Миша тогда снялся в «Убийстве на улице Данте» у Ромма, стал популярен глобально. Поэтому тут же его позвали и в эту несчастную комедию «Она вас любит». И одновременно Охлопков пригласил его на Гамлета. А группа с «Ленфильма» уже приехала в Киев, поставила выгородки, приготовила массовку, арендовала какое-то кафе, и вдруг Козаков отказывается. Они чуть не умерли. Миша Козаков пообещал: «Я вам привезу совершенно такого же, как я, только красивее». Мы с ним одногодки, параллельно учились: я — в Щукинском училище, он — в Школе-студии МХАТа. Приволок меня, разрекламированного, туда. Я с выпученными глазами, глотая слюну, ждал, как моя судьба решится, а они, увидев меня, лишь руками развели: «Отправляйте его к чертовой матери». Но если б от меня отказались, у них бы картина остановилась. Так от полной безвыходности меня и стали снимать.Я тогда очень мечтал о машине, но денег у родителей, естественно, не было. И первого гонорара от дебюта в кино хватило на половину стоимости машины, которую я купил у знаменитого Станицына. «Победу», уже старую. Станицын был с немецкой кровью, педант — тогда же все продавалось по спекулятивным ценам, но у него спекуляция оказалась щадящей. Первая картина — первая машина… [b]— Иногда, стараясь сделать комплимент актеру, говорят, что в жизни он куда интереснее, чем на сцене. Вячеслав Невинный, например, на это ответил, что для артиста было бы счастьем, если бы наоборот, в его ролях увидели, какой он замечательный. А вы что думаете? [/b]— Я думаю, что у настоящих актеров животное происхождение, детско-собачье. Не обязательно быть идиотом, но момент наива всегда должен присутствовать. Задачи ставятся: разденься! прыгни! шлепнись! крикни! заплачь! И при этом быть «интереснее в жизни»? Черт его знает — мало актеров таких. Они интересны для обывателя. Человека пустили на «Кинотавр», и он рядом посидел с этим, которого по телевизору видел.А что «этот» говорил — неважно: он только из-за того, что близко сидит, уже кажется интересным. Очень опасны бесконечные интервью, ток-шоу. Одно дело, когда человек умеет ля-ля разводить, и совсем другое, когда замечательный актер или актриса мычат банальности и тужатся показаться мыслителями, тонкими, остроумными, искрометными… [b]— Отсюда, видимо, маски и образы, за которыми прячутся… Александр Анатольевич, вы ведь тоже грешите позой абсолютной флегматичности. Хоть перед премьерой-то нервничаете? Есть люди, которые прыгают до потолка, кусают ногти… [/b]— А есть, которые приходят в полную апатию. Вот я из последних, нахожусь в совершенно катастрофической амебности. Домашние перестали реагировать на меня по этому поводу.[b]— А какая из наград вам дороже всего? Если они вообще дороги.[/b]— Однажды рассмешило, когда мне присвоили малую планету. Знать, что где-то там летает кусок чего-то в двадцать соток и называется «Ширвиндт», — интересно. А все эти бляхи… [b]— Давайте теперь о вашей любимой рыбалке поговорим. [/b]— Рыбалки нет. Видишь, какая погода? Вся рыба лежит на дне. Тебе есть хочется в такую жару? [b]— Нет.[/b]— Рыбе тоже. Поэтому она выплывает, видит жуткого худого червяка, который еле дышит, потом смотрит выше, видит совершенно синего, засыпающего рыбака — и на дно.[b]— Я как-то прочитала и засомневалась, как вы могли поймать за один день 40 килограммов, сидя в шезлонге под пледом.[/b]— Плед? Что ты! Сидел в любимом маленьком креслице, которое у меня украли вместе с машиной. Никаких пледов. Иногда, когда идет дождик, я накрываюсь брезентом. Но чтоб в шезлонге?.. И 40 килограммов?! Кто это сказал? Правда, было однажды под Астраханью немереное количество рыбы, поэтому можно было сказать сорок, сто сорок — неважно.Давно было.[b]— Червячков сами копаете? [/b]— В основном, да.[b]— А как насчет дачи, потрудиться с тяпочкой? [/b]— Никаких тяпочек. Максимум — ворота совсем упавшие подправить.Я очень много умею делать, но все это времянки, как называют их мои родные.[b]— Однажды ваша жена делилась педагогическими принципами: детей воспитывать не надо, нужно просто самим быть людьми.[/b]— Да, любовь к внукам точно не воспитательная, а наседковая, курячья: заботы, волнение, кудахтанье.[b]— А вы принимаете все, что ваши наследники делают? [/b]— Я понимаю, чего они хотят, только не знаю уже, что делают. Совершенно. Смотрю на компьютер. Что там происходит? Только киваю им умно.[b]— По молодости ностальгия не бередит душу? [/b]— Не-а. А я совершенно не старый. Если б не болячки и не сонливость, про возраст и не вспоминал бы: я же целыми днями со студентами.[b]— Однако в своей книге досадуете, что никак не можете научиться стареть. Неужели так необходимо? [/b]— Необходимо-необходимо. Когда-то давно мы прилетели с Театром сатиры, с Мироновым, Державиным, в Тбилиси — тот Тбилиси. Жара! На аэродроме нас встречают друзья-актеры: сейчас переоденемся и вперед, в горы! И когда мы «разбежались», придумали почти всю программу, мама одного грузинского актера (она сидела в инвалидном кресле) нам говорит: «Дети! Прежде чем все это совершить, посмотрите в свои паспорта». Сейчас уж на полпути к своему паспорту можно остановиться.[b]— Получается, что к жизни всетаки важно относиться серьезно? [/b]— Важно относиться серьезно, знаешь, к чему?.. К смыслу. А к самой жизни — нет. Зачем? Это ж ничего не изменит.[b]Досье «ВМ» [/b][i]Заядлый рыбак. В недалеком прошлом азартный игрок на бегах и в спортлото. Знаменитый трубкокурильщик. И сигарой бы затянулся, да дома не позволяет жена. А к ней наш герой только с почтением — супруга ведь потомственная дворянка. Замечен друзьями как в моменты задумчивости или «вялого оптимизма», так и в сменяющие друг друга периоды жертвенной любви к близким, особенно к внукам, отчего самой приятной ролью для себя считает роль дедушки. Всегда хотел сыграть Остапа Бендера и домечтался до того, что к юбилею Театра сатиры, в котором трудится не покладая рук, сочинил себе монолог сына турецкоподданного и приветствовал труппу от его имени. До сих пор за ним тянется шлейф хохм из актерских капустников. Безусловно, герой любит, чтобы на его буффонные остроты если не смеялись, то хотя бы расплывались в довольной улыбке. Людям же «своего» круга читает, например, Сашу Черного, которого знает наизусть почти всего. А сколько у него званий и наград! О них все прослышаны, а он к таковым относится с прохладцей, потому что сам понимает, какая невероятная личность — [b]Александр Ширвиндт. [/b][/i]
[i]Впервые с [b]Роланом Быковым [/b]я встретилась в сказке «Приключения Буратино»: маленькой девочкой радостно тыкала в телевизор пальчиком — «Кот Базилио». Фильм «Чучело» вышел на экран как раз в период моих собственных школьных переживаний о первой любви. А позднее, вчитываясь в Гоголя, я невольно сравнивала маленького человечка классика с Акакием Акакиевичем Быкова...Единственный раз видела его на вечере памяти Высоцкого в Доме кино. «Полжизни за такую жизнь!» — летело суровое посвящение из его уст в зал. Давайте считать, сколько сам Ролан Быков успел прожить за отпущенные ему годы, — завтра ему исполнилось бы семьдесят.[/i][b]Мне в этом мире суждено носить себя всю жизнь «на вырост»* [/b][i]После получения паспорта Ролан Быков каждый год отмечал два дня рождения: настоящее — 12 октября и официальное — 12 ноября. И ладно бы только дату, а то и имя придумали Ролану Антоновичу для документов: Роланд Анатольевич.Маленького Ролика родители привезли в Москву из Киева в 1934 году. В метрике, выданной на Украине, напротив дня рождения было написано — «12 жовтня». В столичной милиции решили по-своему: раз праздник Октябрьской революции народ гуляет 7 ноября, то и «жовтень» в переводе с хохлятского — не «ноябрь», а «октябрь». «Д» на конце имени появилось неожиданно, как и новое отчество...[/i][b]Героним Быков, брат: [/b]«Меня назвали в честь деда, Геронима Константиновича — он поляк, а бабушка по отцу — чешка. А младшего сына родители нарекли в честь накануне приехавшего в Россию писателя Ромена Роллана.В 1934 году отца из киевской промакадемии перевели в Академию внешней торговли в Москве. Поселились мы в коммунальной квартире у Павелецкого вокзала. И конечно же, знаменитый Зацепский рынок — тогда единственный крытый рынок из дерева и металла. Он поднимался ступеньками в виде мавзолея и занимал всю территорию современной площади.На улице Зацепа мы жили в бывших меблированных комнатах Уралова: 43 комнаты и два туалета — один возле нашей двери.[i](Когда подросший Ролик просил у отца деньги на театр, то в ответ слышал: «У тебя здесь каждый день 43 театра!») [/i]Вшестером мы ютились на тринадцати метрах: отец, мама, я, Ролан маленький, сестра отца — тетя Ната и домработница Женя — тогда многие держали домработниц. А спали мы так: родители на большой металлической кровати с шишечками, Ролан поперек у них в ногах, я с тетей Натой на диване, а Женя на деревянной раскладушке, которая утром складывалась и выставлялась в коридор.Вместо шкафа одежду мы вешали в стенную нишу, а многие вещи хранились под кроватью в чемоданах. Отец, например, всегда носил один непременно бостоновый костюм, а когда он изнашивался, шил новый.Мама наша окончила восемь классов русской гимназии на Украине и поступила в театральный институт. Но со второго курса ее выгнали и за прогулы, и за то, что она дочь нэпмана (она была из зажиточной еврейской семьи). Отец же до девятнадцатого года служил у Махно, а потом перешел в Первую конную армию к Буденному.Когда работал в ЧК, это 1924—1926 годы, ездил разведчиком в Германию под разными фамилиями. У него последние документы остались на имя Быкова Антона Михайловича. На самом же деле он — Гордановский Семен Геронимович.Отец был и директором склада, и директором спиртоводочного завода, и администратором кинотеатра, и замначальника химлеса, и директором каракулеводческого совхоза. Дома он бывал редко, и поэтому нашим воспитанием целиком занималась мама.Ролан в начальных классах учился отлично, а в старших его пригласили артистом в ТЮЗ, и маме стоило большого труда заставить его окончить школу. Впервые он вышел на сцену очень рано. Девочка Зина привела его в кинотеатр Моссовета, и он перед детскими утренниками — я купил ему ноты к песне «Ходят волны кругом вот такие, вот такие...» — с выражением читал, стоя на стуле.[i](С тех пор его прозвали Артистом.) [/i]Маленький я в школьном кружке играл клоуна. Моя преподавательница, разглядев большой талант, отвела меня в Дом пионеров. А так как мама после курсов стенографисток-машинисток много работала, то Ролана мне приходилось брать с собой».[b]Александр Митта, режиссер: [/b]«В Доме пионеров, где мы впервые и встретились, Ролан ходил во всеобщих любимцах. Вместе с театральным он занимался еще в литературном кружке, где сочинял поэмы в стихах, очень дли-инным размером. Еще он пел в хоре — в ансамбле Локтева. И вообще, куда ни повернешь голову, всюду Ролан, пять Роланов одновременно: и рядом, и на этаж ниже. Невероятный сгусток энергии! Но, конечно же, самым главным для него был театральный кружок, в котором он во всех пьесах играл главные роли. И не потому, что ставили на него, просто оказывалось, что лучше Ролана ни у кого не получится. Наш коронный номер — «Кот в сапогах». Ролан, безусловно, кот. Когда приезжали иностранцы в Москву — уже где-то год 1943—1944 , то в программе стояло посещение Дома пионеров. И мы показывали «Кота в сапогах». Они гладили Ролана по голове и приговаривали: «Какой талантливый мальчик».Естественно, в него влюблялись девушки, хотя и были на голову-полторы выше кавалера. Его это совершенно не смущало. Я тогда хвостиком за ним ходил — ему четырнадцать лет, мне — десять, провожал его до дома на Зацепе. По дороге он мне рассказывал про своих родителей. Только потом я понял, что многие его истории были выдуманные. Ну например, он фантазировал, как его отец, которого все обожали, возглавил партизанский отряд.Подробности истории я прочитал в «Разгроме» Фадеева...» [b]Вдохновенье — вдох мгновенья [/b][i]На вступительных экзаменах во МХАТе Блинников написал на его документах: «Никаких данных, плохая дикция», а в ГИТИСе художественный руководитель курса Раевский и слушать юношу не стал: «Мне не нужны готовые актеры».[/i][b]Героним Быков: [/b]«В театральные училища Ролан поступал с трудом. В ГИТИСе дошел до третьего тура и провалился — и поступил в вахтанговскую школу. Учился он блестяще, получал стипендию — 600 рублей — больше, чем зарабатывала мама, и больше, чем его первый оклад в театре. Тогда он очень подружился с Ульяновым. С Шатровым тоже — он часто ночевал у нас. Мама любила гостей и принимала всех в любой час ночи. С кровати снимался один из матрацев, кидали укрыться пальто. Места хватало: я тогда уже служил в армии, а отец с новой семьей жил во Львове.Со 2-го курса Ролан знал, что его возьмут в Вахтанговский театр. Но Рубен Симонов уехал, никаких распоряжений о нем не оставил, и парень пошел в Театр юного зрителя. Потом с большой ролью он вышел на сцену Театра Гоголя.По характеру, по манере держаться брат — герой, славился всегда как заводила. А по внешности и по возрасту не мог ни характерные роли играть, ни героические. В институте проще — там всему учат, на внешность не смотрят: он был и Несчастливцевым в «Лесе», и Королем Лиром (Москвин-сын частенько выпивал, и тогда просил его: «Ролочка, покажи мне Лира»). Ролан всю жизнь потом мечтал об этой роли. Когда снимали фильм, его пригласили играть шута, но он отказался — партнер его не устраивал. И порекомендовал вместо себя Олега Даля, которым восхищался еще в училище. Как порекомендовал и Янковского в «Служили два товарища», и Ию Саввину в «Даму с собачкой».У него не сложилась дружба только, пожалуй, с Аллой Демидовой. Она была его ученицей в театральной студии МГУ, где он ставил «Такую любовь».Первой главную роль исполняла Демидова, а Ролану понравилась Ия.Знаменитый получился на всю Москву спектакль! Брат поставил его в абсолютно новой манере, столько режиссерских находок было! Когда героиня бросалась под поезд, сначала показывали станцию, слышались звуки поезда, поезд трогался, героиня оставалась одна на перроне. Светом намечались две рельсы, мощный фонарь неожиданно летел в зал, ослепляя зрителей, а когда затухал, она уже лежала в ярко-красном пятне крови...» [i]Как-то Ролан Антонович заметил: «Меня всегда спасало то, что я жил легкомысленно. Когда в пятидесятых открыл театр, то дураку было понятно, что по мне Сибирь плачет».[/i][b]Моя дорога коротка, мой путь длинен Александр Митта: [/b]«Сдружились мы на съемочной площадке. Я по окончании учебы начал работать на «Ленфильме», а Ролан тогда получил в Ленинграде Театр имени Ленинского комсомола и стал самым молодым главным режиссером в стране. Как? С ним ведь всегда непредсказуемо! В город на Неве его переманили после нашумевшей постановки в студии МГУ. Старый ленинградский театр абсолютно закостенел, в него не ходили зрители, совершенно потухшие актеры служили за деньги и вяло произносили свои реплики. И вдруг в этом гнилом коллективе появился здоровый реформатор.Ролан сразу взялся репетировать спектакль, который потребовал непременного присутствия всей труппы, задумал массовые зрелища, яркие, в любимовской декларативно-агитационной манере, тогда очень модной. А актеры не привыкли тридцать дней в месяц находиться на сцене, да еще не мусолить текст сидя, а двигаться, бегать. Ролану пришлось проявить себя режиссером-диктатором, но... такой стиль работы многим пришелся не по сердцу, возник конфликт, и труппа проголосовала за то, чтобы убрать его из театра. Сплетни ходили, будто выгнали Ролана с большим позором. Позора, честно говоря, я не видел, следов отчаяния на его лице не обнаружил. Он привык к тому, что жизнь — борьба, и перекатился в кино, появился на «Ленфильме», взялся раскручивать свои проекты, далекие от театра.В Москве мы пересеклись вместе с ним и моими первыми сценаристами Дунским и Фридом, которые тогда написали сценарий «Семь нянек». Ролану не давал покоя писательский зуд, он всегда улучшал или ухудшал, или видоизменял сценарии, которые попадали ему в руки. Он переписывал сочиненное Дунским и Фридом каждый вечер и каждые три дня приносил новый вариант. У Дунского, как у человека ранимого, от обсуждений даже пошла аллергия: по всему телу вздулись волдыри. Но Ромм велел изменения выкинуть и вернуться к первой версии сценария. Ролан так и сделал. Его воображение функционировало всегда так активно, что для него отказаться от вчерашнего — значит придумать чтото новое завтра, а держаться в рамках сценария — опять интересное упражнение. Его энергия не иссякала».[b]Героним Быков: [/b]«Ролан говорил, что его запрещали. Ролана никогда не запрещали, пожалуй, только не дали Пушкина сыграть во МХАТе... Просто он очень ревниво относился к тому, что начальство влезло в его замыслы, заставляло делать поправки. Он и тяжело снимал: всегда, кроме «Чучела», — перерасход сметы, штрафы, вычтенные из премиальных.Ролан стал новатором и в кино. В «Айболите-66» у него неприятности возникали не столько на идеологической почве, сколько на художественной. Ведь политические споры Ролан вел мастерски. Он, тогда малоизвестный режиссер, сумел получить огромные деньги на «Айболита», да еще и снимал на широкоформатной пленке! Ну выкинули, например, такой момент: перед тем как Бармалей хотел схватить Айболита, спрятавшегося за камнем, были слова: «Идиоты! А наша тактика?» — «Так вон же он сидит» — «А наша стратегия?!» Это была пародия на линию партии — вырезанная. Но самое главное, что Ролан первым изменил форму экрана: действие происходило на экране и за ним. Он начал применять длиннофокусную оптику, когда в кадре оказывалось только лицо, но это принимали за брак и заставляли такие моменты вырезать.Трудно ему было и на съемках «Шинели». В ТЮЗе к тому времени он уже был ведущим актером первого состава, и не во всех постановках ему давали замену. А съемки шли в Ленинграде. Поэтому Ролан «Красной стрелой» приезжал, отыгрывал спектакль, возвращался в Москву, спал только в поезде. Но снимался с колоссальным увлечением, потому что страшно любил Гоголя. И самая большая задумка его — поставить «Ревизора», причем серьезно, чтоб Ульянов городничего играл бы так, как Жукова. Хлестаковым же видел Бурляева. И чтобы обязательно непонятно было, как в такого плюгаша могли влюбиться обе дамы.Ролан даже в «Носе», обратите внимание, в сцене похорон майора поставил памятник, на котором написано «Иван Александрович Хлестаков», — показал свою похороненную мечту. [i](Директор творческих программ Фонда Быкова Николай Конюшев рассказывал, как тяжело они снимали «Нос»: «Грим у героя очень сложный, и делали его несколько часов: Быкову залепливали нос, он мог дышать только через рот. А так как в то время он болел воспалением легких, то выдерживал недолго, и после съемок его приходилось откачивать. Но он работал!) [/i]Фильм «Комиссар» не пропускали не из-за Ролана, а из-за Нонны Мордюковой, начальникам не понравилась сцена родов. В советском кинематографе классически изображали еврея: портной, сочувствующий революции, конечно, его убивали или петлюровцы, или погромщики, он лежал на мостовой, и из головы тек ручеек крови. Брат же первым сыграл нетипичного еврея, веселого, лихого такого мужика, который любит жизнь.Первым брат показал и отрицательного рабочего: смешного — в «Большой перемене», и похабного — в «Днях хирурга Мишкина». Этакий рабочий кулачок, обыватель. Лена Санаева там играла его жену...[i](С Еленой Санаевой, дочкой знаменитого артиста Всеволода Санаева, Ролан Быков познакомился на одной картине. Еще он не видел ее, а только узнал, что она будет его партнершей, позвонил и после того как в телефонную трубку услышал, что на съемки Елена поедет поездом, а не полетит самолетом, насторожился, рванул к режиссеру и попросил, чтоб с ним играла Булгакова или Овчинникова. На студии же он заметил красавицу: «Кто это?..» — «Да Елена, которую ты забраковал». И с того момента — более двадцати пяти лет: «Я любить тебя привык сквозь кутерьму».Сын Елены Всеволодовны Павел сначала ревновал мать, жил до одиннадцати лет с бабушкой и дедушкой, но мальчик подрос, и Ролан Антонович в воспитательно-образовательных целях завел с ним тайную переписку. Он отправлял сыну послания то в стиле XVIII, то конца XVII века и получал ответы. Павел, окончив сценарный факультет ВГИКа, теперь сочиняет.) [/i]Ролан очень ответственно относился к роли. Перед тем как сниматься у Тарковского в «Андрее Рублеве», он перечитал в Ленинке все скоморошьи записи песен. Но их же нельзя использовать — в них один мат! Чем можно было развеселить народ в то время? Поэтому песню Ролан себе сочинил сам. Тарковскому понравилось.Много образов он заимствовал из жизни. Например, когда играл Хрущева, то списывал с нашего отца. Они оба украинцы, оба были на каких-то шахтах, оба продвигались по партийной работе, даже акцент у них звучал одинаково. Ролан ведь Хрущева видел только в документальной хронике, и поэтому жесты, повадки, интонацию голоса он срисовывал с отца». [i](И это его фраза: «Есть два мнения: одно — мое, другое — глупое».) [/i][b]Тут не «удел», тут мой предел...[/b][b]Героним Быков: [/b]«Мы с ним всегда жили дружно. Когда он студентом постигал науку, я, офицер, помогал ему. А позднее, особенно в последние годы, он купил мне все: и машину, и мебель. Маме материально помогал, старшему своему сыну.[i](Первую жену, актрису Лидию Князеву, Ролан Антонович встретил в ТЮЗе. Но Лиля устала бороться с тем, что, чего греха таить, муж выпивал. Однажды она не пустила его домой, а он, добрая душа, переехал жить к другу, не забрав даже свои вещи. С сыном встречался мало. Но по окончании школы постарался, чтобы юноша поступил в цирковое училище, потом помог ему попасть на экономический факультет ВГИКа.) [/i]Он был человеком потрясающей трудоспособности. Например, когда поджимали сроки с режиссерским сценарием, он трое суток писал, не вставая от машинки, не спал, не ел, пил только водку и писал, писал, пока не сваливался прямо со стула. В молодости даже позволял себе быть чутьчуть выпившим во время ночных съемок. А утром вставал как огурчик! Он вообще компанейский. Когда ссорился с Лилей, все постановочные прогуливал с друзьями в Доме кино, угощая всех, кто садился за их столик.И отдыхал мало, только студентом ездил в Крым. А потом годами не вспоминал про отпуск. Отдых ему заменял запой: пил три дня, два дня приходил в себя, резко обрывал и сразу хватался за работу, потому что переживал, что потерял аж пять дней, торопился наверстать. Одно время благодаря Лене совсем бросил: каждый год по гололеду на машине они ездили в Дубну на сеансы гипноза».[b]...Я так безумно жизнь люблю, что смерть зову! [/b][i]Последняя картина Ролана Быкова — «Портрет неизвестного солдата».[/i][b]Героним Быков: [/b]«Ролан взялся снимать в противовес новым идеалам и переоценке войны. Ролана поразило захоронение трехсот гробов под Новгородом, где раскопали могилу уничтоженной армии... Брат ездил по всему миру и записывал на пленку все, относящееся к войне, беседовал с ветеранами и с молодыми. Хотел добавить автобиографические моменты… Он ведь бравурно воспринял 1991 год, и за Ельцина выступал, и переживал распад СССР. Но постепенно понял, что свобода стала бесполезной: развалились киностудии, театры. К нему приходили актеры, и Ролан давал кому сто, кому двести рублей».[i]На студии «Юность» он принципиально не получал зарплату: «Ни копейки из бюджета не брать — пусть все идет на производство картин». Николай Конюшев вспоминал, что однажды в беседе Ролан Антонович обмолвился, что не принадлежит к демократам, а тогда альтернатива ставилась очень остро: «Я внутренне похолодел — кто же Быков? Коммунист? Но он никогда не состоял в партии!» — «Я гуманист» — услышал ответ.[/i][b]* Здесь и далее в названиях глав использованы фрагменты стихотворений Ролана Быкова [/b]
[b]Мальчик из благополучной московской семьи Александр Домогаров в детстве мечтал стать гонщиком на аттракционе «Бесстрашный рейс» в ЦПКиО. Но школу мужества (правда, актерского) прошел в сериале о гардемаринах у Светланы Дружининой. И с ее легкой руки теперь на экране смело ввязывается в любые потасовки.[/b][i]В самом начале кинокарьеры пострадал… из-за своей внешности — уж больно привлекательным показался режиссеру для главного героя — сына проводницы в картине «Валентин и Валентина»: его не утвердили. С тех пор при словах «красавец-мужчина» Александр начинает тихо звереть. Граф де Бюсси, Жорж Дюруа — персонажи, конечно, видные. Но за 13 лет пребывания на сцене он играл не только героев-любовников. Хотя, конечно, первую свою театральную награду — премию «Чайка» — получил как «самый роковой мужчина».Любимый цвет — черный, всегда в его одежде есть этот тон. В нем подозревают классического романтика, который считает, что с женщинами в первую очередь надо разговаривать, читать им стихи, петь серенады. О прочих секретах обольщения Домогаров предпочитает умалчивать… Кто-то из журналистов написал о нем: «домогаровские глаза полны тоски и затаенной невысказанной страсти». Затаенная страсть, вероятно, укрылась от меня, зато тоску и усталость я рассмотрела. Еще до встречи начиталась и наслушалась про невыносимый характер моего героя.Мне наперебой рассказывали о его высокомерном безразличии к собеседнику, поэтому я готовилась к обороне. Но в театральной гримерке передо мной сидел не брутальный супермен, а тихий, утомленный молодой человек. Чего уж я совсем не ожидала — Александр разговаривал со мной, а не со своим отражением в зеркале. И вообще проявлял себя по преимуществу как «мягкий и пушистый».[/i][b]— Александр, признайтесь, вы кому-нибудь из артистов подражали?[/b] — Студентом театрального училища имени Щепкина копировал Олега Меньшикова: пытался разговаривать, смеяться как он. Мне безумно нравилось, что он тогда делал. И сейчас нравится, только, конечно, уже стараюсь не подражать.[b]— Вы долго проработали в театре Российской Армии. Почему ушли оттуда? [/b]— Во-первых, это связано с личными причинами. А во-вторых, я понял, что «сел на стул»: двадцать семь спектаклей в месяц, а никакого движения в себе не чувствую. Восседаю рядом с народными-заслуженными — и ничего. И нужно было заставить себя заново задышать.[b]— В театр Моссовета вас пригласили в спектакль «Мой бедный Марат». И — мгновенный успех! По-вашему, это счастливая случайность или , как говорится, награда за труд? [/b]— Смотря что подразумевать под словом «успех».[b]— А что вы подразумеваете? [/b]— Признание коллег. Но это утопия, правда? Хотя, когда коллеги, может быть, скажут мне: мол, черт возьми, старик, это — неплохо, тогда я поверю — это действительно успех.Я не знаю, что такое моя «популярность». И слава Богу! Ведь популярность — очень славная штука, если ею правильно пользоваться, то есть не взлетать над самим собой и короной потолок не царапать. А то, что девочки дежурят у подъезда, конечно, приятно, но это входит в понятие профессии.[b]— И все же: актер всегда желает нравиться окружающим. Михаил Козаков даже обронил: «мы потаскушки».[/b]— Отчасти так. Ведь мы продаемся. Торгуем чем? Собой! И товар должен хорошо выглядеть.А вообще так называемый институт звезд в России не развит так, как на Западе. Летом на съемках у Эрика Гюставсона (рабочее название этой шведской картины — «Ныряльщик») я встречался с европейской звездой Клаусом-Мария Брандауэром. И если у нас я ищу контакт с людьми, с труппой, то по всему миру ищут контакт с ним, с ним пытаются установить общий язык. Например, я появляюсь в чужом театре, на съемочной площадке в чужой стране. Обо мне знают, но смотрят поначалу с сомнением: мол, а кто ты такой? Я работаю, и этим доказываю, чего стою. Проходит время, прежде чем они понимают: да, он свой. Потом начинают активно общаться, телефон вечерами обрывают. А у нас: доказывай — не доказывай... Когда же договариваются с Брандауэром, он сидит на площадке, курит и сам всех оценивает. Потом, может быть, предложит вместе пива выпить. И в этом — разница.[b]— Режиссер Андрей Житинкин рассказывал, что перед премьерой вы перестаете спать. Неужели так волнуетесь?[/b] — О! (затягивается очередной сигаретой).[b]— До того, как начались съемки у польского режиссера Ежи Гоффмана в фильме «Огнем и мечом», вы что-нибудь знали про своего героя — атамана Богуна?[/b] — Во-первых, я до этого прочитал роман Сенкевича. Действительно жил такой человек, правда, он был гораздо старше, чем у нас в фильме. И звали его не Юрко, а Иван. Он реальный персонаж, о котором на Украине до сих пор песни слагают.[b]— Вы же у Гоффманаснимались в гипсе…[/b] — В гипсе, потому что в Москве сломал ногу. Только во время съемок я снимал гипс, засовывал ногу в сапог. На экране ничего не заметно. А в одном месте лошади понесли. «По истории» казаки перевозили раненых в самодельной люльке между двумя лошадьми, и всадники ехали верхом. Но поводья однажды оборвались и… Я уже болтался в этой люльке. Потом уже узнал, что Гоффман сказал: «Коф-бой, коф-бой, тебе ничего другого не оставалось, как вылезти из люльки, сесть на лошадь и остановить ее».[b]— А правда, что Гоффман звал вас «старик»?[/b] — Польское выражение «старый», «старик» — означает очень отеческое отношение. Гоффман мне напомнил моего отца по характеру, своей энергетикой. И стал звать практически сразу либо «Сашка», либо «старый».[b]— Вы не раз говорили, что предпочитаете одиночество. Если б вас отправили на необитаемый остров, смогли бы там выжить?[/b] — Я не такое тотальное одиночество имел в виду. Просто случаются иногда моменты усталости от всего. Тогда хочется закрыться, спрятаться. Я ведь Рак по гороскопу. Но это достаточно кратковременное состояние. К тому же, если у меня украсть работу, не знаю, что со мной будет… [b]Досье «ВМ»[/b] [i]Александр ДОМОГАРОВ родился в Москве в 1964 году. Семь лет учился в музыкальной школе по классу фортепиано. Закончил школу-студию имени М. Щепкина при Малом театре (курс Виктора Коршунова).Одиннадцать лет проработал в Театре Советской Армии (ныне — Театр Российской Армии). В это же время отслужил в армии — в роте актерского полка. В 1995-м перешел в Театр имени Моссовета, где сыграл в спектаклях Андрея Житинкина «Мой бедный Марат», «Он пришел», «Милый друг», у Леонида Хейфеца — в «Бегущих странниках». Играл (в очередь с Олегом Меньшиковым) главную роль в спектакле «Нижинский».В кино дебютировал ролью Саши в картине Георгия Натансона «Наследство» (1984). Снимался в картинах «Муж и дочь Тамары Александровны», «Визит дамы», «Делай раз!». В телесериале Светланы Дружининой о гардемаринах сначала озвучивал роль Жигунова (в фильме «Виват, гардемарины!»). В фильме «Гардемарины-III» уже играл «вместо Жигунова» Павла Горина. Феерический успех выпал на долю актера после сериала «Графиня де Монсоро», где он перевоплотился в графа де Бюсси.После ленты Ежи Гоффмана «Огнем и мечом» его пригласила на главную роль в фильм «На краю света» польский режиссер Магда Лазаркевич. Сыграл вместе со своей партнершей по картине «Огнем и мечом» Изабеллой Скорупко в шведской ленте «Ныряльщик».[/i]
[i]Первые позывные будущего таланта — пародиста [b]Максима Галкина [/b]— услышала его мама: маминым голосом четырехлетний малыш отвечал по телефону. В отроческом возрасте Максим играл роли от гавкающей собаки до царя Соломона. Но в актеры не тянуло. Образование он получил, прилежно зубря языки на факультете лингвистики РГГУ.А юморить начал почти классически — с пародирования Горбачева. Да и профессионалом стал совершенно случайно, хоть и зарабатывает сейчас эстрадой на бутерброд с икрой, причем черной. [/i]— Новых персонажей слушаешь-слушаешь до посинения, пока их голоса сами в голове не зазвучат. А старые поднадоедают и постепенно уходят... Кстати, я никогда не изображал со сцены покойных политиков: ни Брежнева, ни Сталина. Их нет, и пародия выглядит довольно искусственно.Совсем другое дело, когда я пою голосом Вертинского или Эдит Пиаф, еще с детства мне нравилось урчать и подражать французскому картавому «эр-р».[b]— Ух и голосище же у тебя! Никогда не поверю, что ты не знаешь нотной грамоты.[/b]— Не знаю. Чуть ли не со дня рождения считалось, что у меня нет слуха. Меня и близко к музыкальным инструментам не подпускали — детство счастливое было. Потом оказалось, что слух у меня развивающийся.[b]— Ты много выступаешь перед политиками с байками о них самих. Какова реакция? [/b]— Если выступаешь перед Жириновским, то к нему не подступишься — охрана кругом. И не хочется. Я перед всеми политиками выступал, разве что перед Ельциным не посчастливилось. Но на юбилее «Огонька» сидели Наина Иосифовна и Татьяна Дьяченко, и от Наины Иосифовны мне потом передали хороший отзыв.Обычно в первую минуту, когда политики слышат, что их сейчас будут показывать, напрягаются, ведь достаточно много злых пародий. Но потом смеются. Я ведь шучу по-доброму.[b]— Ты для каждого концерта пишешь новый текст? [/b]— Если это специальное торжество по поводу, выходить с дежурным номером совесть не позволяет. Например, на презентацию книги Юрия Лужкова я специально писал рецензию от имени Радзинского. Но я человек ленивый, поэтому сажусь сочинять, когда уже совсем время подожмет, — в день выступления. Перед творческим вечером Юлиана, например, я текст учил в такси. Но получилось ничего. Что касается номеров для эстрады, на большую публику, как в Кремлевском дворце с «Задорной компанией», то программу заранее готовишь и «обкатываешь». Опытные юмористы всегда свои шутки проверяют — придумают что-то, ляпнут невзначай и смотрят: о, прошла! Так и у меня — сначала все родственники слушают.[b]— А как же полная импровизация? [/b]— Она и не нужна. Импровизация хороша на знакомой публике. А на официальных мероприятиях должен быть четкий метраж, чтобы знать, что ты войдешь в телеэфир и тебя не порежут.[b]— Говорят, что над тобой совершенно невозможно подшутить — «выбить» тебя во время выступления.[/b]— Непредсказуемые ситуации на сцене всегда можно обыграть, если ты в своей тарелке. Раз я выступал на именинах фракции «Яблоко» в Доме архитекторов. Номер мой был рассчитан минут на 12. И где-то на 9-й минуте одна моя реприза не прошла. В зале тишина... Занавес, оказывается, на высоте трех метров огнем полыхать начал — от софита загорелся. Публика в шоке, а я стою, как оловянный солдатик, в сторонке, смотрю на разгорающееся пламя и думаю:«Да-а, жалко, номер недорассказал. [b]— А огонь все больше полыхает. [/b]— И концерта, наверное, уже не будет... И Дома архитекторов тоже...» Но молодцы ребята из нашего театра — занавес сорвали и огонь затоптали. И я тоже сделал вид, что тушу пожар: малюсенький костерок затоптал и голосом Ельцина успокоил аудиторию: «Все нормАльно, сохранЯйте спокОйствие.Просто стрАсти наши российские накалились, вот и загорЕлось... понимАешь ли!» На финал номера, естественно, никто не реагировал, на зал пепел оседал. Но все это дело снимало телевидение, и через полчаса в новостях меня показали героем: сначала взяли кадр из номера, потом горящий занавес, как я топчу его, и потом, как я успокаиваю зал голосом Бориса Николаевича. Маму знакомые звонками замучили: «Ой, ваш мальчик пожар тушит!»
[i]Он заслуженный ветеран ТЮЗовской сцены. Мастер эпизодических ролей, своей единственной заслугой Владимир Сальников скромно признает только что минувшее 60-летие.А между тем добрый зоркий зритель помнит его в фильмах «Вий», «Следствие ведут знатоки», «Хозяйка гостиницы», не обошел вниманием трогательнейшего Дикого в спектакле «Гроза», швейцара Федора в «Собачьем сердце», неисправимого романтика — стареющего Бальзаминова в «Трех возрастах Бальзаминова». Режиссер Павел Лунгин не устоял перед его обаянием и позвал Владимира Александровича в новую картину «Свадьба», а Петр Штейн — в антрепризу «Сильвия». Чего в актере ну о-о-чень много, так это неиссякаемой веселости, и не без язвинки.[/i][b]-Вы, верно, поступали в Щукинское училище, потому что оно рядом с домом? [/b]— Не-ет, я сюда переехал не так давно. А когда поступал, жил на «Речном вокзале»: чистое поле и вдалеке, на окраине, мой дом. Я резиновые сапоги в кустах прятал, когда на занятия ехал, потому что грязь была жуткая.Чтобы стать актером, я специально занимался в Доме пионеров. У меня сохранилась фотография, между прочим, из «Вечерней Москвы»: полукругом сидят пионеры, и на стуле стою я в форме, с красным галстуком — такой маленький Ленин, а под фотографией надпись: «Московские пионеры внимательно слушают Вову Сальникова, который читает стихотворение Маршака «Голуби», и кажется, что звонкий голос юного чтеца несется через моря и горы…» Потом — студия Станиславского. Мы вели дневник дня, куда дежурный записывал все у нас происходящее. Играли спектакль «Раскрытое окно». В одной из сцен наши актрисы Рыжкова и Менглет, молоденькие и очаровательные, выбегали в купальниках. Вся студия, особенно мужской ее состав, сбегала с занятий и рвалась в зал. И однажды в журнале по этому поводу появилась запись: «Заслуженный артист РСФСР Мальковский сделал нам замечание».[b]— По окончании училища вы только год проработали в Театре Станиславского и больше полжизни — в Театре юного зрителя. Неужели никогда не хотелось перемен? [/b]— Кто-то сказал, что судьба — это характер. С характером у меня вышла промашка: я фантастически ленивый человек, ничего не делать — для меня высшее наслаждение. Я вам клянусь! Потом, по-моему, в жизни очень мало вещей (думаю, их практически нет), к которым нужно относиться серьезно. Я услышал по телевизору и меня потрясло: «Смысла нет ни в чем». Все имеет свой конец, а в продолжении мы не участвуем.Поэтому я не очень верю актерам, даже замечательным, которые говорят, что они мучаются над ролью, ночи не спят. Я? Конечно, идет мыслительный процесс, но только на подсознательном уровне, а не потому, что я кладу себя на алтарь. И еще. Чтобы активно работать, надо дружить с нужными людьми. Это необязательно плохо или неискренне — мне и самому нравится, когда, к примеру, девочка, одевающая на мои стройные, длинные бальные ноги наколенники, говорит мне комплименты. Но у меня такой поганый характер, что всю жизнь я дружил лишь с теми, с кем хотел. Хотя судьба давала шансы зацепиться: я снимался в самом первом фильме Рязанова. Но не подружился, конфликтовал, причем по ерунде.Мое сердце Данко ведет себя совершенно автономно. Я не воздержан на язык: иногда это называется хамством, иногда получается остроумно, иногда даже умно. Но люди такого не любят слышать.[b]— А как воспринимают ваши шутки любящие женщины? [/b]— Моя последняя жена говорила: «Вова, я тебя терпела восемь лет только из-за этого». То есть за характер. Я очень сложно схожусь с женщинами, но меня всегда выручало чувство юмора. К сожалению, оно слишком обостренное. Иногда я могу пошутить так… Ну, например, Генриетта Яновская собирает всех на репетицию: «Я чувствую себя ужасно, у меня давление 160». А я сижу напротив (показывает как: насупившись и разглядывая свои ногти) и говорю: «160-60-90». Шутка пошла гулять по театру. Яновская не обиделась, а если и обиделась, вида не подала.[b]— На сцене вы когда-нибудь «раскалывали», как говорят в театре, своих партнеров? А они — вас? [/b]— Я пытаюсь их «раскалывать», но в результате «раскалываюсь» сам. У нас есть молодой артист Игорь Гордин — очень серьезный юноша. В «Казни декабристов» мы с ним играем трагические фигуры. Раз он вышел, и у него в руке почему-то оказался веник. Я подумал, мол, ну сейчас я тебе покажу… На полу от прошлого спектакля забыли молоток. Я и появился с молотком в руке, размахиваю им, хотя он никакого отношения к сцене не имеет. Так у мальчика на лице даже мускул не дрогнул! Я сам попался на собственную шутку.Тысячу лет назад играла у нас артистка Паппе, даже я ее не помню. Она, маленькая, была Красной Шапочкой. Когда ее «раскалывали» на сцене, с ней случалось несчастье: она страдала недержанием. И раз ее в первом акте насмешили… В антракте она постирала трусики и повесила их на батарею. А в яме в те годы оркестр сидел. Второй акт начинался с того, что она ходит по полю и, наклоняясь, собирает цветочки. Оркестр играть не мог.[b]— Вы сейчас репетируете с Генриеттой Яновской «Сон в летнюю ночь».[/b]— Я — Основа, начальник ремесленников, которые собрались разыграть пьесу. Основа — самая лучшая роль, потому что мой герой хочет играть и льва, и женщину. Я перед сном стал шуровать по всем пьесам Шекспира, чтобы найти подходящий кусочек объяснения в любви, которого не хватает. И ведь есть же у Шекспира потрясающие, замечательные комедии и трагедии! А эта пьеса мне не нравится. Я узнавал, не поленился: во-первых, «Сон…» — одна из первых его пьес, а во-вторых, вообще не известно, кто ее написал.
[i]В молодой итальянской киноактрисе Екатерине Копниной в первые минуты нашего знакомства русская угадывалась с трудом: интонации и акцент выдавали в ней жительницу жарких берегов. Четырнадцатилетней девочкой родители увезли ее из Москвы, чтобы — не дай бог — она не попала под дурное влияние «компаний».Сегодня, через десять лет, Екатерина вернулась на родину ведущей церемонии конкурса «Обложка года», где обложки цветных изданий конкурируют между собой.[/i]— Я оканчивала 9-й класс, когда моему папе предложили работу в одной итальянской компании. Первые два года для меня были драматичными. Я только и делала, что плакала: языка не знала, никаких друзей.В Милане, где мы жили, существует только мода, все телевидение и кино — в Риме. Поэтому, когда мне исполнилось 18 лет, я собрала чемоданы и переехала в Рим.Начинала как манекенщица, фотомодель. Работала с Джанфранко Ферре, Лаурой Биаджиотти, но чувствовала, что это не мое. Один институт красоты разместил по всей Италии огромные рекламные щиты с моим лицом. Появились предложения с телевидения. А года четыре назад мне впервые предложили сняться в фильме. И сразу главная роль.У меня отлично выходят драматические сцены — очень хорошо плачу. Мне всегда везло на закрученные сюжеты, в которых я становилась жертвой.[b]— Вы видели российские фильмы? [/b]— В прошлый приезд я накупила кассет с русским кино и 18 из них сразу же выбросила. Оставила только «Сибирского цирюльника» (мне очень понравилась история, а в Италии ее вообще не поняли) и еще «Вора».[b]— А как у вас обстоят дела в драматическом театре? [/b]— Честно говоря, плоховато. Я в Москве ходила в «Ленком» на «Королевские игры» — и была потрясена. Актеры все поют, двигаются, играют замечательно. У нас большинство актеров этого не умеет.[b]— Рим для Италии — все равно что Москва для России? [/b]— После того как я в прошлом году побывала в Москве, то пригорюнилась: что я в Риме делаю! Там нет ни ресторанов, ни клубов. Единственное развлечение — выставки. Если захочется покушать в три часа дня, даже если ты в центре, сможешь пойти только в Макдоналдс. Если ты в субботу вечером откуда-нибудь приехал и дома нет хлеба, то ужинать будешь без него — все закрыто. Здесь в два часа ночи, в четыре тебя в ресторане накормят.[b]— Чем же живут римляне, если клубов нет? [/b]— У нас говорят, что итальянцев интересуют три вещи: в первую очередь футбол, потом женщины (итальянцы — как грузины, реагируют на женщин так, будто никогда их не видели) и еда.[b]— Есть что-то в итальянской жизни, что ваша русская натура не воспринимает? [/b]— Не нравятся отношения между мужчиной и женщиной. Итальянские мужчины просто… жлобы. Те, с которыми встречалась, знали, как я обожаю цветы, но я их очень мало получала. Максимум, что могут подарить, — какую-нибудь плюшевую игрушку или брелок. Большинство моих знакомых, кому уже за 30, живут с мамочкой и папочкой. Я считаю, это тоже большая проблема.
Мало того что молодой мхатовец Егор Бероев унаследовал от своего деда, Вадима Бероева — знаменитого майора Вихря, героя одноименного телесериала, талант драматического актера, Егор принадлежит к героям того самого нового поколения, которое торопится заявить о себе в кино. Правда, для того, чтобы репетировать деревенского паренька Лукаша в поэтической драме Леси Украинки «Лесная песня» в Художественном театре, он выпросил перерыв в съемках. И теперь уже играет в модной пьесе Оли Мухиной «Ю». А еще — Адуева-младшего с Олегом Табаковым в спектакле «Табакерки» «Обыкновенная история». Но все-таки большая часть жизни Егора сегодня проходит на съемочной площадке, иначе зрители не увидели бы его в главных ролях, например, в сериалах «Семейные тайны», «Пятый угол», «Ростов-папа».[b]— Я слышала, «Ростов-папа» должен был выйти на ТВ под другим названием, более романтичным.[/b]— «Южный декамерон». Это десять киноновелл c классическими сюжетами: Ромео и Джульетта, Отелло, похищение Европы. Режиссер Кирилл Серебренников старался делать картину на грани авторского кино, несмотря на то, что заказчики – НТВ просили упрощенный вариант, подкладку под рекламу. Моя история называется «Я знаю, кто ты» — современное переложение Ниной Садур лермонтовского «Демона». Мы снимали в степях Танаиса близ Ростова-на-Дону, где когда-то откопали скифское золото. Огромный котлован и там — город скифов, стены домов, улицы... Я нашел осколки амфор, мне сказали, что это второй век до нашей эры.[b]— О Ростове-на-Дону ходит веселая слава. Это действительно такой криминальный город?[/b]— Меня познакомили с самыми мощными местными авторитетами — причем весь город о них знает. Они держат гостиницы, рестораны, городское телевидение — это их бизнес. Да, они бандитские авторитеты — воры в законе. Они очень патриотично относятся к своему городу, зря что ли Ростов-папа. Например, могут собраться и отреставрировать детский дом, больницу. Один человек — чей-то приятель из съемочной группы — пол-Ростова держит, его зовут Серж Француз. Он помогал нам во время съемок: предоставлял свои машины, дома. Интересно, что Сережа очень тихо говорит. Не он старается, чтоб его услышали, а все остальные прислушиваются к нему.[b]— Режиссер Елена Цыплакова известна очень тяжелыми фильмами, жесткими и жестокими по степени откровенности. А детективный сериал «Семейные тайны», только что прошедший по РТР, все-таки рассчитан на массового зрителя.[/b]— Знакомство с Еленой очень многое изменило в моей жизни. Я крестился — вдохновила и крестной матерью стала Лена Цыплакова. «Семейные тайны» для многих, например, для моей мамы, — тяжелое кино. Лена говорит, что какой бы ни был человек, но внутри него глубоко спрятано настоящее.Мой герой, вылечившийся наркоман, не однозначный подонок: у него есть мечта — снимать кино. В нем живут боль, обида на родных, и мне интересен этот внутренний слом в человеке, который хочется расшифровать.[b]— Ты недавно снимался и в детективном сериале «Гражданин начальник» у Николая Досталя. Скажи, не сложно ли психологически работать в боевиках?[/b]— Сложно физически. И вообще съемки в кино вредны для здоровья. Меня купали в озере, три градуса на улице, дождь, холод, а я в центре города ныряю. Режиссер Игорь Ефимов снимает красивый фильм по мотивам повести Бунина «Дело корнета Елагина». Оператор Юрий Клименко вел съемки в холодных помещениях. И я — сам в температуре 38 — раздетый, а нужно рыдать, переживать... Нужно играть очень сложные сцены, пробиваться сквозь них психологически, но страшно мешают заледеневшие ноги — пальцы я потом постепенно разгибал руками, потому что если б сразу опустил их в горячую воду, они бы просто треснули.[b]— Правда, что ты без каскадера работаешь?[/b]— С детства я езжу на лошади, но когда столкнулся с этим в фильме, понял, что вообще ничего не умею. Меня привели в конный полк милиции, познакомили с одним из первых каскадеров России Олегом Корытиным. Он и учил меня ездить на лошади. У меня были отбиты уже все части тела, но я все время слышал, что надо носок вытянуть, пятку опустить, колени прижать, спину выпрямить, не «тюхать» попой. Я научился прыгать через препятствия и рубить лозу. Рубка лозы — это своего рода зачет для уланов: в столбик втыкается полутораметровый прут, который нужно срубить на 15 сантиметров от основания и под углом 45 градусов. И я настоящей шашкой 1904 года с шикарной сталью, летя в галопе на коне, срезал эту лозу — все были ошарашены, потому что я обыгрывал каскадера. Может, потому, что у меня в крови — от деда — осетинская кровь.[b]— Тебя часто спрашивают про деда, Вадима Бероева?[/b]— Я не любил, когда вспоминали моего деда, и иногда показывался в театрах с отрывками под другими фамилиями. В Молодежном театре, например, под фамилией Ковырялов. У меня своего рода комплекс по этому поводу. Фамилия Бероев — очень известная. А я хочу сам — все сам. Впрочем, фамилия иногда помогает. Например, в военкомате, когда слышат фамилию Бероев, по-другому с тобой разговаривают.[b]— В Щепкинском училище одним из твоих педагогов был старейшина Малого театра Николай Анненков.[/b]— Официально праздновал 100 лет, а на самом деле ему было 105, потому что он скинул себе годы в гражданскую войну. Он мог мгновенно заплакать, заорать, покраснеть — гениальный технарь! Еще требовал от нас правильно поставленного голоса. И мы, когда приходили, обращались к нему: «З-д-рА-в-с-твуйте, Ни-колАй Але-ксАндрович!» Он отвечал: «Хо-о-рошо-о-о!» Учил, как нужно нажать определенную кнопочку, чтобы, например, заплакать. Другое дело, что этим не следует пользоваться, потому что плакать на сцене нельзя. Во-первых, дальше первого ряда не видно, во-вторых, нужно не вызывать чувство жалости у себя, а заставить заплакать зрителя. Есть, например, абсолютно патологические актеры, у которых на сцене кровь идет из носа. А один мой приятель-актер может заплакать, потому что... холодильник белый... Невероятная вера в предлагаемые обстоятельства: ну как же он живет абсолютно белый?..Сумасшествие, как и все в этой профессии.
Спецпроекты
images count Мосинжпроект- 65 Мосинжпроект- 65
vm.ru

Установите vm.ru

Установите это приложение на домашний экран для быстрого и удобного доступа, когда вы в пути.

  • 1) Нажмите на иконку поделиться Поделиться
  • 2) Нажмите “На экран «Домой»”

vm.ru

Установите vm.ru

Установите это приложение на домашний экран для быстрого и удобного доступа, когда вы в пути.