Главное
Гид по Москве
Приметы и советы

Автор

Юрий Айдинов
На круги своя
[i]Наш интерес к персоне лидера одной из областей пресловутого красного пояса России объясняется обстоятельствами одновременно любопытными и многозначительными. Прохорова, не коммуниста, выдвинула и всячески поддерживала на выборах областная организация КПРФ.На него же ставку делала и администрация президента РФ. Это, конечно, не первый случай совпадения интересов власти и оппозиции, но все же непривычно. Кажется, идеология как аргумент выбора уходит на второй план, а на первый выходит нечто новое, чему еще надо найти определение. Ответ, лежащий на поверхности, — возвращаются люди дела — слишком прост, чтобы им ограничиться.Хотя и он содержит в себе часть правды.Когда-то Прохоров, выпускник Московского энергетического института, был первым секретарем Смоленского горкома комсомола, председателем исполкома Промышленного райсовета.Работал, говорят, очень неплохо.Но случилась революция 1991 года, и активных ее участников надо было пристраивать на завоеванные позиции.Головы летели, как во всякую революцию, и пустые, и толковые.Прохорова бросили на «канализацию», в управление Жилкомхоза.Когда жар сердец остыл, его вернули главой того же Промышленного района — кому-то ведь надо работать! — а спустя еще некоторое время избрали мэром Смоленска.В условиях России шансы у действующего главы (государства, области, района) на победу на выборах — колоссальные.За ним — аппарат, единственная реальная у нас сила.И если эти шансы не реализуются — значит, у руля был полный бездарь.Прохоров сокрушил своего предшественника: почти 70 процентов против 26. Это как же бывшему губернатору Глушенкову надо было насолить своим землякам, чтобы при поддержке всех глав районов набрать только четверть голосов! Впрочем, был в Смоленске один человек, чья поддержка Прохорову даже без лояльности коммунистов и Кремля могла перевесить усилия аппарата Глушенкова. Этим человеком был генеральный директор завода «Кристалл» Александр Шкадов, неформальный смоленский лидер, человек-легенда, руководитель, может быть, лучшего в мире предприятия по огранке алмазов.День для командировки я выбрал не самый удачный.До обеда у Прохорова громадное совещание с участием всей областной власти, вечером — встреча с командующим железнодорожными войсками.В ожидании своего часа сижу на совещании.Давненько не приходилось присутствовать в подобного рода мероприятиях.И я уже готов провести параллель с партхозактивами минувших дней, но Прохоров первой же своей фразой с трибуны возвращает к действительности: «Десять дней назад от рук киллера погиб наш товарищ Александр Иванович Шкадов.Почтим его память минутой молчания».И еще одно обстоятельство, предопределившее наш интерес к Прохорову, — убежденность губернатора в том, что в сотрудничестве прежде всего с Москвой — путь вывода Смоленской области из кризиса.[/i][b]-Александр Дмитриевич, ваша промосковская ориентация имеет какие-то корни? [/b]— Начну с вещей прозаических, вернее сказать, экономических. Смоленская область обязана предыдущему составу руководства тем, что задолжала крупную сумму Москве. Мы, преемники, должны этот долг возвращать. Экономическое положение области очень тяжелое. И не могу пока сказать, что оно улучшается. Идем, к сожалению, в одном ритме со страной.Участь должников нас, разумеется, не может устраивать. Выход был найден благодаря встрече с Лужковым. Мы с ним встречались в начале августа, состоялся обстоятельный разговор, затрагивавший интересы как Смоленской области, так и Москвы. Юрий Михайлович с пониманием отнесся к нашей ситуации. Да и мы понимаем, что интересы Москвы выходят далеко за пределы кольцевой дороги и что именно Смоленская область является западными воротами в Москву. Решили мы ряд вопросов, касающихся поставок в столицу продовольствия, строительных материалов, продукции промышленных предприятий. И, пожалуй, один из самых интересных и перспективных проектов связан с грузопотоком по магистрали «Беларусь — Москва». Идея Лужкова заключается в том, чтобы уже на подступах к столице отсекать весь этот груз. А то ведь до смешного доходит: импортные табуретки сначала везут в Москву, а уже оттуда — в обратном направлении: в Липецк, Смоленск, Вязьму и другие города. Неразумно, расточительно. Лужков предлагает построить таможенные терминалы здесь, на территории Смоленской области. У нас растаможивать грузы и отправлять по стране.Однако пока транспортный коридор не готов к таким перегрузкам. Надо расширять его, постепенно делать его платным. Это будет одна из первых платных дорог России. Пока речь идет о куске от границы с Белоруссией до Вязьмы. Задумано большое строительство, и надо решать вопрос кредитования, искать инвесторов — своих и зарубежных.[b]— Ваш интерес к Москве не ограничивается инвестициями? [/b]— Разумеется, нет. Главное, скорее, это интеграция нашей промышленности в Москву. Уже сейчас мы выпускаем для столицы коммунальную технику, поставляем строителям песок, щебень. Москва проявляет интерес и к нашей сельскохозяйственной продукции — молоку, птице, заключен договор по сгущенному молоку.[b]— А чем сегодня Москва кормится от Смоленска? [/b]— Да практически всем, кроме хлеба. Сейчас нас интересует вопрос освоения водочного рынка Москвы. И мы, вслед за Лужковым, хотим ввести свою акцизную марку, чтобы отгородиться от некачественной водки. Белоруссия сейчас заполонила нас своей дешевой водкой.[b]— У вас хорошая водка? [/b]— У нас очень хорошая водка.[b]— Но на вокзале продают по пять рублей...[/b]— Это вы видели белорусскую водку. Мы как раз сейчас и принимаем законы, чтобы защититься от нее. Вчера у нас праздник открывался. Первый международный фестиваль искусств инвалидов. С участием стран СНГ. Белорусы выступали с приветственным словом, угощали хлебом-солью и чаркой водки. Пришлось, давясь, выпить эту отраву, но потом я не выдержал и крикнул на весь зал: «Пейте нашу «Славянскую водку!». Москва с начала следующего года половину необходимой ей пресной воды будет брать у нас, из Вазузского водохранилища. Для нас это немаленькая статья дохода.[b]— Несмотря на расстояние почти в четыреста километров, очень много москвичей у вас...[/b]— Очень много и смолян в Москве, даже помощник Лужкова — наш.[b]— Я имею в виду дачников...[/b]— А, это отдельная история. Кстати, в этом году принято постановление, в котором мы заявляем готовность отдавать в аренду землю под дачные участки. Как бы ни было далеко, а Смоленская область — самый экологически чистый регион вокруг Москвы. Зона Гагарина, Вязьмы. Москвичи это отлично понимают и с удовольствием берут землю, строятся.[b]— Но это же для вас головная боль.[/b]— Очень большая головная боль. Но есть и плюсы. Если мы придем к соглашению, чтобы Москва дотировала аренду земли, строительство дач, выгодно будет всем.[b]— Москва для вас самый приоритетный партнер? [/b]— Естественно! С Москвой интересно работать, и направлений сотрудничества очень много. Да это и исторически сложилось. Наши регионы связывают столетия.И ополчение московское, к сожалению, погибло в 1941-м именно на смоленской земле, под Вязьмой. Москва — это надежда наша.Если белорусы нас сейчас чисто экономически подсаживают за счет своего дешевого товара, то москвичи могут нас выручить, потребляя нашу продукцию. А они отлично понимают, что смоленская сельхозпродукция значительно лучше по качеству, чем импортируемая из Бельгии, Голландии.И продукция мясо-молочная наша идет нарасхват. И не только она.Не зря же Брынцалов взял именно у нас, а не где-нибудь в Орле, в аренду шесть спиртовых заводов. И просит еще. А почему? Воды такой, как у нас, в России мало.[b]— Насколько я могу понять, с Белоруссией у вас не все ладно.[/b]— Не хотелось бы об этом говорить на всю страну, но соседство это подрубает наши экономические корни. Как таковой таможенной границы нет... Засилье дешевого, непотребного товара.[b]— Что-нибудь можно противопоставить? [/b]— Это трудно. Недавно мы встречались с главами администраций Гомельской, Витебской, Могилевской областей, с которыми мы дружим. Но что значит — дружим? Отношения надо строить на государственной основе. Не хочу высказывать крамольную мысль, но она напрашивается.Границу государственную с соседями придется все-таки прокладывать. При всей нашей любви к Белоруссии мы не можем закрывать глаза на экономический дисбаланс, который возникает от нашего соседства. Уровень жизни у них значительно ниже, чем у нас. Дешевая рабочая сила позволяет им иметь дешевый товар. Этот товар потихоньку уничтожает нашу экономику. Надо вырабатывать единую ценовую политику, если мы хотим обходиться без государственной границы. Руководители их областей тоже прекрасно понимают, что республика кормится за счет России.[b]— Как вы вошли в роль губернатора? [/b]— Нагрузка, если сравнивать с обязанностями мэра, конечно, увеличилась, но вопросы примерно те же. Контакты с федеральными органами власти — новое для меня. Недавно был в Минфине в связи с несчастьем, убийством гендиректора завода «Кристалл».Решали вопрос о новом директоре. Обсуждали развитие гранильной промышленности. «Кристалл» считается ведущим в Европе предприятием, и надо его удержать на этом уровне.[b]— В вашей предвыборной программе были такие строчки: «Возврат незаконно приватизированного имущества в государственную, муниципальную собственность или собственность трудовых коллективов». Это что — бальзам на раны избирателя? [/b]— Это не пустые слова. Мы начали несколько судебных дел. Есть у нас такой комплекс бытового обслуживания «Гамаюн». Он был, на наш взгляд, незаконно приватизирован. Надеюсь, выиграем процесс. Есть вопросы и по некоторым магазинам. Более крупные объекты акционировались практически без нарушений. Другое дело, что цельто не достигнута. Скажем, авиационный завод, крупнейшее предприятие области, уже на грани банкротства. Некоторые коллективы сейчас настаивают на национализации. Характерен пример с Домостроительным комбинатом. Мы вынуждены были выкупить его и взять в муниципальную собственность.То же самое и с хлопчатобумажным комбинатом в Ярцеве. Люди уже наелись приватизации и поняли, что без госзаказа, без муниципальной поддержки они бессильны. И авиационный завод уже требует: возьмите нас в областную собственность. У государства там 37 процентов акций, остальные на руках у коллектива, различных организаций и лиц, в том числе из Москвы. Основная масса акционеров — люди неглупые, понимают, что лучше получить небольшой надежный кусок сейчас, чем дожидаться, пока предприятие окончательно сгорит. На льнокомбинате то же самое было. Мы собрали акционеров, показали им перспективы выхода из кризиса, инвесторов пригласили — московских, иностранных, и вопрос сдвинулся с мертвой точки.[b]— Вы делаете вывод, что приватизация этих предприятий была преждевременна? [/b]— Я не хочу сказать, что приватизация вообще не нужна была. Ряд объектов легкой промышленности, мелкие и средние предприятия можно было приватизировать.А, скажем, предприятия энергетического комплекса, авиационной промышленности категорически нельзя было из рук государства выпускать. Ну чего говорить, вы же сами видите: «Газпром», крупнейшая, богатейшая компания, уже теряет свои позиции. Энергетику нельзя было отпускать. И надо как можно быстрее к этому делу вернуться. Пример нашего «Кристалла» о многом говорит. Это, кажется, единственное предприятие в России, которое на сто процентов государственное. Оно рентабельное, оно перспективное. Лидирует на мировом рынке. А где все остальные? Крупнейший московский завод «Кристалл» сгорел, крупнейшие переработчики в Гомеле, Киеве — все, нет предприятий! Наш «Кристалл» на ногах, наращивает объемы. Сколько было предложений о приватизации, сколько желающих крутилось вокруг завода, все получали отказ...[b]— Не есть ли это причина убийства гендиректора? [/b]— Ну я не могу этого вам сейчас сказать. Предполагать можно что угодно. Может, его несговорчивость послужила причиной, но утверждать этого нельзя. Конечно, это лакомый кусочек, предприятие дает половину бриллиантов России, составляет конкуренцию самому «Де Бирсу»...[b]— Давайте вернемся к вопросу, который, возможно, уже неактуален для вас. Есть впечатление, что вы очень легко выиграли губернаторские выборы.[/b]— Понятное впечатление. Когда смотришь какое-то соревнование, всегда кажется, что победитель легко берет те или иные высоты. Я сам спортсмен, в молодости профессионально играл в футбол, выступал за белорусские команды, и только по настоянию матери пошел в энергетический. Так вот, смотришь игру бразильских футболистов и удивляешься простоте в их действиях, легкости их выигрыша. Но это внешнее впечатление. Моя команда работала в страшном напряжении. 24 часа в сутки находились в штабе. Выигрыш, в принципе, был предопределен напором, азартом, которые демонстрировали члены моей команды, люди молодые, энергичные. Второе обстоятельство — прежнее руководство пользовалось старым запасом, ничего нового не придумало. Я выступал в день по пять-шесть раз, хотя и не оратор, не люблю это делать, для меня это высшая мера наказания.[b]— В огромном отрыве главное было ваши плюсы или минусы конкурентов? [/b]— Я был мэром Смоленска. На фоне области город, конечно, выглядел лучше. Наши показатели были значительно лучше. Многое делалось: бесплатные лекарства для социально незащищенных, своевременная выдача зарплаты.Это достижения и мои. Что скрывать сейчас — я, мэр города-героя, не собирался выдвигаться губернатором, зная, что это неблагодарный участок. Но люди, которые должны были идти на выборы и выигрывать, один за другим стали снимать свои кандидатуры. И я вступил в предвыборную борьбу.Очень поздно, за три месяца. Известно, что трудно бороться с аппаратом действующего губернатора. Собирают, скажем, глав администраций районов, а они почти все дотационные, и жестко ставят задачу обеспечить победу. Как с этим бороться? Были случаи, когда нам отказывали в выступлениях в том или ином районе. Но — напор, напор и еще раз напор сделал свое дело. Глушенкова поддерживал и Егор Строев, но я и его понимаю.[b]— Ваши отношения с губернатором к моменту выборов были конфронтационными, просто холодными или нейтральными? [/b]— Они менялись. Он тяжелый человек по характеру. Одно время я выходил с предложениями по улучшению инвестиционного климата в области, прочим проблемам. Реакция была нулевая. Я понял, что надо что-то менять. В команде Глушенкова были сильные кадры, значительно сильнее самого губернатора, и если бы они выдвинули свои кандидатуры, я бы не стал участвовать... Отношения наши потихоньку становились конфронтационными. Он, конечно, не верил, что я смогу у него выиграть.Но так, наверное, думает каждый действующий губернатор. Его, видимо, плохо информировали о раскладе сил. А может, он слушал только то, что ему хотелось слышать. Сейчас он не у дел. Пытался определить свою судьбу в верхах, в Москве, но вопрос что-то завис.[b]— Насколько состав администрации после вашей победы изменился? [/b]— Очень сильно изменился. Замы — на сто процентов. Это было необходимо. Почти все отделы возглавили новые люди.[b]— Главы районов? Они же поддерживали вашего конкурента.[/b]— Они все остались. Они вынуждены были поддерживать действующего губернатора. Такова, к сожалению, наша жизнь. Сегодня это не должно отражаться на работе.[b]— Вас поддержали разные политические силы, но все же локомотивом кампании была компартия, она же вас и выдвинула...[/b]— Позиции компартии в области очень сильны, не зря же нас называют красным поясом.[b]— Вы идентифицируете себя с КПРФ? [/b]— Я не могу сказать, что воспринимаю все постулаты коммунистов, но в основных моментах я с ними согласен. Это касается, например, земли.[b]— Вы как губернатор как-нибудь зависите от политических сил, способствовавших вашей победе? [/b]— Меня вполне устраивают взаимоотношения администрации с областной организацией КПРФ. Они мне не мешают, надеюсь, и дальше так будет. Я в компартии не состоял, но коммунисты меня поддержали. Отношения у нас рабочие, никаких бредовых предложений мне с их стороны нет.[b]— Действительно ли на вас ставку делала и администрация президента? [/b]— Да, это было так. Вроде не вяжется, да, меня выдвинули коммунисты, а потом приглашают в администрацию президента и предлагают всяческую поддержку.Там просто трезво оценили ситуацию. Да и вообще, идеология уходит на второй план, ставка делается на деловые качества. Конечно, быстрых результатов мы не сможем добиться, но мы верим в свои силы. Хочется верить, ну что делать, мы такие, живем на вере. Да и надоело быть изгоями в мире.
Общество
Виталий Коротич: Мир научился жить без России
[i]Его оппоненты говорят: он взбаламутил советского читателя своим «Огоньком», он заставил поверить в возможность демократии в нашей стране и предал их, читателей, не вернувшись после августа 91-го на Родину. Что делал Коротич в Америке семь лет, с чем он вернулся? Об этом и о многом другом Виталий Алексеевич рассказал на встрече с журналистами «ВМ». У Коротича давно не было русского слушателя. Он наговорил на три газетные страницы. Мы слушали.Часть разговора (точнее, монолога) — перед вами.[/i][b]— Вы знаете, очевидно, что в Америке нет обязательных и стабильных курсов, и каждый университет преподает у себя то, что хочет.[/b]— Я преподавал два курса. Один из них — «Пресса и власть» — привлекал меня прежде всего тем, каким образом средства массовой информации пытаются влиять на власть и как власть пытается их подмять; как эти взаимоотношения складываются в разных общественных системах. Второй курс, более интересный для меня, назывался «Запад и все остальные».Главным в нем было изучение того, как разные цивилизации понимают одни и те же явления и вещи и как это отражается в прессе. Проблема моя заключалась в том, что я пришел из системы, где пресса была коллективным организатором, а попал в систему, где пресса должна информировать, развлекать, рекламировать, контролировать правительство и переводить конфликты в дискуссии. Было много необычного. В университете Бостона, например, читался курс дезинформации — совершенно законно преподавали, как дурить почтеннейшую публику, как втирать очки, как строить пропаганду, если надо кого-то опозорить. Всех можно поставить с ног на голову и наоборот, если есть в руках пресса. А она, пресса, в Америке дорого стоит. Скажем, Эдвард Кеннеди, который шел в сенат от Бостона, в неделю расходовал 500 тысяч долларов на оплату телевидения, на проведение пресс-конференций. Это считается нормальной суммой для того, чтобы попасть в сенат. Ну а телевидение, конечно, отрабатывает эти деньги на полную катушку. Ничего случайного или идущего во вред политику быть не может. А что в России? Я видел репортаж о том, как Ельцин в Кремле принимает кандидата в вице-премьеры Матвиенко. Вот она входит, подает ему руку для рукопожатия. Ельцин руку переворачивает и тянет к себе вверх для того, чтобы ее облобызать. Такие вещи недопустимы ни по протоколу, ни по этикету. Ведь это прием президентом служебного лица.Вообще многие вещи с того берега смотрятся забавно. Вся Америка ахнула, когда Ельцин проходил при встрече с Клинтоном мимо стенографисток и пару из них похлопал где-то в районе поясницы. В Америке за такие штуки можно и под суд пойти. Я, например, подписывал каждый год обязательство, что, проводя занятия, не буду задерживаться взглядом на одной из студенток, если у меня их в группе несколько. Что обязуюсь водить взглядом равномерно, никогда не прикасаться руками к собеседнице и так далее.[b]— Это все Америка. А как видится оттуда сегодняшняя Россия? Всем тем, кому вы там преподавали и с кем общались? [/b]— Что ужасно — мир научился жить без нас. Утверждения наших идеологов «особого пути» о том, что Россию хотят обокрасть, увести куда-то, — глупость. У мира есть нефть, дерево — все, что надо. Мир без нас прекрасно жил и, в общем-то, он без нас собирается жить и дальше. Нам еще надо влезть в этот мир — это нам самим нужно. Но на Западе люди хотят понять, зачем им нужна Россия. Много лет мы были всемирным пугалом. Еще вчера в их кино образ русского — большой глупый человек в ушанке и с автоматом. Сейчас этот образ меняется, но они пока не ответили себе на вопрос, зачем мы им нужны. Изучение русского языка, русской культуры происходит очень медленно, потому что с этого, грубо говоря, нельзя иметь навара. Вот к китайцам у них интерес гораздо больше, здесь — перспективы.А, скажем, о языке и культуре Украины и слышать не хотят, это можно им под пулеметом внедрять — ничего не выйдет. Да, на государственном уровне у нас с ними происходят какие-то игры, а на уровне обычных людей интерес ограничивается водкой, «Калинкой», хоккеем. И, самое главное, нет на Западе ниш, в которые мы можем влезть.Правда, русская мафия туда влезла.Восторга по этому поводу, понятно, нет. Американцы — люди очень законопослушные в массе своей. Они знают правила, по которым устраивается жизнь. Это, пожалуй, еще одно очень важное различие между нами. Американцы очень хорошо понимают, что такое государство. Это наемная рабочая сила, которая должна следить, чтобы улицы были подметены, чтобы бандиты толпами не бегали, чтобы граница охранялась... То есть вопрос о том, чтобы выгнать того или иного чиновника, не носит никакого трагического налета. Другими словами, наш российский вопрос, как мы будем жить без Черномырдина, в Америке в принципе невозможен. Нанимают человека, плохо работает — пошел вон. У нас отношения государства и гражданина — какие-то романтические: «Жила бы страна родная — и нету других забот…». У них — наоборот: если я плохо живу — так что же это за страна? Затем вот еще одна очень интересная тема. Существует некий миф, что к нам придут люди с Запада, научат нас работать. Это сущая ерунда. Потому что наше развращающее влияние на человечество безгранично. Я встречал американцев, которые, пожив у нас полгода, уже начинали с утра пить пиво, опаздывать на полчаса на работу...То есть все люди одинаковые на всем свете. Трудоголиков несчастных, которые встают и только хотят взять лопату и пойти что-то делать, не бывает.Либо человек получает прилично за свой трудоголизм, либо он психический урод. Известно: американцы живут сегодняшним. В Америке нет домов старше 40 лет, почти нет. Небоскребы нью-йоркские закладываются на 40-летний срок. Считается: надо строить на одно, максимум на полтора-два поколения, дальше придут другие, пусть валяют, нечего вкладывать свои деньги в то, что им не понравится. Надо строить для себя. И это тоже различие между нами и Америкой. У нас всегда было «светлое будущее». Потом у нас, как объяснил Говорухин, появилось «светлое прошлое». Но у нас никогда не было настоящего. У американцев нет ни прошлого, ни будущего.Они придумали прошлое с какими-то ковбоями, которых никогда не было, а о будущем они вообще не говорят.Они считают, что если есть настоящее, то остальное как-то получится.Мы живем в разных временных пластах. Они живут в настоящем времени.Мы живем в ожидании будущего, получаем сигналы о прошлом, которое было бесподобным, но мы его вовремя не оценили.Американцы умеют ценить свой имидж. Невозможно представить, чтобы там по телевидению показывали фильмы вроде тех, которые идут у нас, — с глупыми русскими, с Джеймсом Бондом, убивающим «наших» идиотов штабелями. Они никогда такого не разрешат у себя показать. Я не хочу сказать, что эта нация предельно самовлюбленная, но уважение к себе у них воспитывается с малых лет.[b]— Насколько внимательно вы следили за событиями, происходящими в России? [/b]— Я очень внимательно слежу за событиями на просторах бывшего Советского Союза. Американцы убеждены, что только сумасшедший может уехать из США по доброй воле. У меня через три года была бы американская пенсия. Я бросил все и вернулся — дети здесь, жена... Мне здесь спокойнее, удобнее. Чтобы хорошо себя чувствовать в Америке, надо эмигрировать туда с очень низкой стартовой позицией. Эмиграция — всегда потеря социального статуса. То есть приехал — ты никто. Если ты готов к тому, что будешь одеваться в магазине «Армии спасения», получать продуктовые марки и прочее — с голоду не помрешь. Ты получаешь 420 долларов в месяц, квартиру субсидированную, после 65 лет — все это пожизненно.Они относятся к бедным, как мы относимся к рэкетирам: надо отстегнуть, надо делиться. Отстегивают определенную часть бюджета на то, чтобы все, не имеющие прожиточного уровня, получили квартиры, деньги, все остальное. Но за это они должны сидеть тихо. Американцы считают, что так дешевле, чем воспитать своего Ленина, Сталина, Анпилова. Гораздо дешевле дать квартиры, дать деньги для того, чтобы люди жили, не голодали и сидели тихо. Почему туда бегут наши? Ну, конечно же, не за свободой бегут. За социальными льготами. Ты приезжаешь в штат, предъявляешь им документы, что у тебя нет счета в банке, нет собственности, автомобиля дороже трех тысяч долларов — и тебя ставят на учет. Дают продуктовые марки, 420 долларов ежемесячного пособия, а если есть семья, то чуть больше, дают тебе квартиру — живи. Правда, ты в этой квартире не имеешь права гвоздя забить, потому что помрешь — она переходит к другому, такому же.Иногда может прийти инспекция и проверить, что у тебя в холодильнике.Если там икра, продукты, которые ты не можешь купить на свое пособие, могут тебя наказать. Нельзя уезжать из этой квартиры больше чем на две недели. Понятно, что это государство не переполнено любовью к своим гражданам. Оно просто посчитало, что дешевле с ними иметь хорошие договорные отношения, чем ругаться и смотреть, как они бьют окна.[b]— Но американцы ведь тоже не всегда были благополучными, они в свое время прошли через жестокие кризисы. Может, и мы пройдем? [/b]— Да, это вообще очень интересный момент — начало тридцатых годов. У нас кончается коллективизация, время великих строек... В Германии еще лучше: все ходят строем, всем дали рубахи. А в Америке, пардон, полный бардак: одни танцуют, играют джаз, другие, безработные, жгут костры на улицах. Рузвельт в это время начал делать то, что не в состоянии делать наш президент. Рузвельт использовал пропаганду. Его радиообращения объединяли нацию. Он говорил: значит так, у вас есть карта — откройте карту! Найдите на карте штат Орегона — мы там начинаем строить дорогу; дорога требует стольких-то людей, дорога будет построена через три месяца... Каждую неделю президент общался с народом. Безработных объединили в армии, они начали строить дороги, дамбы. Но — безработные получили пособия.Они бросили деньги на социальную поддержку бедных. Рузвельт всячески демонстрировал, что он такой, как все. Они довели налог на прибыль до 90 процентов, они обдирали своих олигархов — штаны с них снимали. То, к чему призывал у нас Лившиц — надо делиться, — они осуществили на практике. Конечно, было ужасное время.И вот в тридцать третьем году, когда Америка выглядела так ужасно и когда мы и немцы выглядели так замечательно, некоторые американцы убегали в Советский Союз. Прибегали, строили Горьковский автозавод, строили Московский автозавод, построили завод по типу Питтсбургского в Магнитогорске... Все это было. Но постепенно, постепенно, как-то незаметно для нас самих они построили общество более интересное и более справедливое, чем наше. Это самое обидное: вот эти проклятые буржуи построили общество социально более справедливое, чем наше. Они прошли через все ужасы. Но у них был еще и Гувер. Они начали отстрел преступников на улицах. Борьба с преступностью происходила очень картинно.Банды расстреливались на улице. Каждый день шли киножурналы во всех кинотеатрах о тренировках полиции.Вот Гувер был гениальный полисмен (я не знаю, на том ли уровне Степашин), который сумел организовать полицию, которая взяла коррупционеров за жабры. Чуть ли не до уровня китайских публичных казней. Они смогли сквозь это пройти, но с огромной помощью пропаганды. С огромной помощью прессы. Им удалось. И нам удастся — я совершенно убежден. Но все это будет опять «после нас». Хотя нам с нашей психологией будет труднее. Вот если у нас в фильме брат героя-милиционера — вор, то милиционер будет его спасать. Если в Америке у полисмена брат вор, он его обязательно застрелит. Там есть совершенно железные стандарты и, как говорят братья Вайнеры, «вор должен сидеть в тюрьме».[b]— Неизбежная тема: вы уехали в США перед августом 91-го и остались на долгих семь лет. Многие считают это предательством… [/b]— Я правильно сделал, что уехал. Поясню на конкретном примере. Я все время терся между двумя жерновами. С одной стороны — Михаил Сергеевич, с другой — зав. отделом писем моего журнала Юмашев, который писал воспоминания Ельцина. Меня вызывал Горбачев и говорил: «Ты этого идиота размажь. Вообще, ты знаешь, он сумасшедший». А Валя Юмашев приносил мне воспоминания Ельцина и предлагал опубликовать. Я не печатал ни того, ни другого. То есть какоето время я балансировал, а потом, честно говоря, я начал от этого всего уставать. У меня была возможность уйти послом в ЮНЕСКО. Были другие возможности. И вдруг мне предложили год попреподавать в Америке. И я согласился. 1 сентября начинается учебный год, а 19 августа вот это «ля-ля».Если это было серьезно, возвращаться глупо — меня бы арестовали на паспортном контроле, я не Ростропович. Если это было несерьезно — тем более нечего ехать. Но это было несерьезно, и это выяснилось через день. Я выступал там по всем каналам и всячески поносил хунту. Но был еще телемост. Из Вашингтона выступал наш беглый гэбэшник. Я выступал из Нью-Йорка. И вот я рассказывал, какие они бяки, эти фашисты, а гэбэшник сказал: «Это не переворот. Перевороты делаются в пятницу. В субботу и воскресенье блокируется все, рабочая неделя начинается в новом режиме». Это говорил профессионал… Короче говоря, я остался на год. А меньше чем через год все мои деньги лопнули. У меня здесь вместо денег, а денег было достаточно много, — труха.Младший сын окончил школу. Я продлил контракт. Я вызвал туда детей, дети проучились год и сказали: «Мы больше не хотим» — и поехали в Москву. И я остался там один, стал главным средством, грубо говоря, поддержания штанов для родных и близких. Жена ко мне раз приехала на десять дней, сыновья уже больше не приезжали. И я мотался, мотался, мотался по штатам, а потом надоело.Кем я вернулся — не знаю. Мое поколение сыграло свою роль, и не дай Бог оказаться в положении Собчака, Старовойтовой или Новодворской.По-моему, это уже какие-то реликты, догоняющие чужой поезд. Произошла смена поколений. Я многое умею. Но я могу быть сегодня скорее Конан Дойлем, чем Шерлоком Холмсом. Я не мог бы быть в этом парламенте. Я не мог бы общаться с этими депутатами.Я смотрю на своих детей — оба они окончили Плехановский, оба они работают в банке, оба они совершенно другими категориями мыслят. Наш романтический, кудрявый, развеселый период кончился. Надо ведь понимать, что всякая революция состоит из двух частей. Первая часть — это лозунги, демонстрации, романтика. И вторая часть — это дележка пирога.Вот я к дележке пирога не пришел. Наверное, я какой-то кусочек мог бы откусить от этого пирога, но там уже старые большевики толкались локтями. Я просто подумал, что старого большевика бы из меня не вышло, медали за оборону Белого дома мне бы не дали, а оказаться просто в соратниках у Глеба Якунина — увольте.Но вот я вернулся. С какими-то знаниями, с какими-то умениями, и если это кому-то нужно — вот он я. А если не нужно, я защищен на какое-то время теми копейками, которые заработал в Америке.Я вдруг в себе обнаружил удивительное для меня пенсионерское состояние души. Все эти годы я набирался, как собака блох, каких-то знаний, но, приехав, я увидел, что жизнь крутится. Как мир без России, так здешняя жизнь, в общем, обошлась без меня.[b]— У вас есть какие-нибудь прогнозы развития событий в России? [/b]— До 2000 года, я думаю, ничего не случится. Страшного. Меня убивает только всеобщая усталость. У людей опустились руки. К 2000 году мы будем выкарабкиваться, как группы туристов, заблудившихся в тайге. Нам нужна очень четкая стратификация общества. В Америке я не знал, как живут богатые. Они живут отдельно, у них свои клубы, свои районы. И я не знал, как живут бедные. Здесь же все колотятся в одной банке, раздражая друг друга. Кого-то раздражают эти 600-е мерседесы, меня расстраивают вот эти бедные люди, роющиеся у меня в мусорных баках. Я не знаю, что в этом обществе его центр. Православная церковь? — нет.Борис Николаевич с придворными? — упаси господь! Я не понимаю, почему вдруг Строев, Селезнев и Примаков помчались к Патриарху на поклон и на получение советов, как выйти из экономического кризиса. Что — молитвой? Это ведь еще и проблема имиджа политического. Жириновский так иногда похож на такого маленького провинциального Гитлера. Лебедь очень похож на Муссолини — с тяжелой челюстью, говорящий медленно… Это все какие-то отзвучия уже состоявшихся мифов. Россия живет очень уныло, потому что мы потеряли ориентиры. И я понимаю: фашизм и коммунизм — это религия голодных людей.Когда выходит какой-то экономист и начинает говорить о национальном валовом продукте, народ реагирует однозначно: да гори он огнем. А этот выходит и говорит: заберем и поделим. И все. Так просто и так хорошо.Фашизм и коммунизм будут существовать всегда как легкие способы решения всех проблем.[b]— Когда-то вы были тесно связаны с Горбачевым. За последние годы не встречались? [/b]— Нет. Вы знаете, я боюсь с ним встречаться. Он хороший человек, но так и не понявший, что с ним произошло. Кстати, глядя на Ельцина, я думаю, что история повторяется. Вот мы иногда представляем себе, что приходит Горбачев или Клинтон на работу, включает телевизор и глядит… Нет. Он получает такую маленькую папочку, а в папочке три странички: одна — что вчера было в газетах, вторая — что вчера было по радио и телевидению, третья — другие события. Потом докладывают 15 минут секретная служба, министр иностранных дел.Все. И вот те, кто составляет эти странички, — самые влиятельные люди в стране. Они вертели Горбачевым, как хотели. Что ему подсовывали, то он и прочел, то он и усвоил. Газеты ему читать некогда — день расписан по секундомеру. И вот сегодня Михаил Сергеевич с трудом осваивается в окружающем мире. Я в Америке его пару раз встречал: ходил слушать его выступления. Он ничего не понимает.Он говорит о том, как народ его любит, как народ весь слезами обливался, когда он уходил. И ждет, когда он вернется. Он совсем не глупый и, что самое главное, он мне представляется порядочным человеком. Но вот та несоизмеримость человека и той исторической роли, которая на него рухнула, — это страшная штука. И вот сейчас он очень мучается, видя все то, что происходит. Его состояние можно сравнить с состоянием онемевшего Ленина в его последние два года.Жалко мне его, Горбачева. А его попытка избраться в президенты?.. Я писал ему большое письмо с предложением отказаться от выдвижения. Не отказался. Получил свои 0,8 процента.[b]— А что вы думаете о Лужкове, о его будущем? [/b]— Я хотел бы, чтобы такой человек управлял Россией. Действительно, это лейборист, социал-демократ, который может много чего сделать, хороший хозяйственник. Но я не уверен: понимают ли это в провинции.
Общество
Диагноз: коррупция
[i]Организатором дискуссии на тему «Борьба с коррупцией в России» выступил Совет по внешней и оборонной политике (СВОП), возглавляемый заместителем директора Института Европы РАН [b]Сергеем Карагановым.[/b] Хотя известно, что действительным инициатором мероприятия является Евгений Примаков, и состоявшаяся дискуссия — второй из двенадцати «круглых столов», которые пройдут в ближайшие полгода в рамках программы «Стратегия для России». За «круглым столом» собрались лидеры ведущих политических блоков страны, видные ученые, юристы и публицисты. Предполагалось также участие представителей администрации президента, некоторых министров правительства. Однако Кремль и Белый дом проигнорировали форум. О причинах можно только гадать.Либо их отпугнул факт организации мероприятия лидером «Отечества — Всей России», либо они решили поберечь нервы, понимая, что огнем критики будут охвачены прежде всего кремлевские кабинеты.Лояльные к Кремлю СМИ также по сути проигнорировали дискуссию, обозвав ее «собранием бывших».Между тем эти «бывшие», по всем социологическим опросам, возглавляют рейтинговые листы, и совсем не исключено, что они — «будущие».[/i][b]Масштаб бедствия — 40 процентов [i]Евгений Примаков, академик РАН, бывший премьер-министр РФ: [/i][/b]О коррупции и о борьбе с коррупцией в России говорили неоднократно, но сегодня, очевидно, можно констатировать, что ситуация приобрела новые измерения. Разрушительные войны компроматов подтолкнули глобализацию российских коррупционных скандалов. Это проявилось не только в том, что начали фиксироваться проявления российских экономических преступлений, распространившихся за рубеж, но и в том, что некоторые представители международного сообщества стали открыто называть нашу страну носительницей самой заразной формы клептократии, перед которой якобы оказался бессилен даже иммунитет западных финансовых структур. Не соглашаясь с такой постановкой вопроса, которая в криминально-коррупционную сферу зачисляет чуть ли не весь российский бизнес — что не соответствует совершенно действительности, — нужно тем не менее признать, что проблема коррупции в России вышла на качественно новый, более опасный уровень. Последствия масштабного развития коррупции, как раковые метастазы, пронизывают все сферы жизни общества. Они поражают экономику, политику, социальные отношения, разрушают мораль и общественные идеалы. Растет криминализация экономики и расширяется ее теневой сектор. По некоторым оценкам, на сегодня криминальные структуры контролируют до 40 процентов экономики, и это, как вы сами понимаете, цифра весьма и весьма опасная, которая указывает на масштабы угрозы. В результате образуются прямые и косвенные экономические потери.Прямые потери ведут к уменьшению доходов государственного бюджета, косвенные уменьшают объем производимого валового национального продукта. Нижняя граница прямых потерь составляет примерно 20 миллиардов долларов в год, что соответствует, кстати, доходной части бюджета на 1999 год. Фактически государство оказывается неспособным обеспечить соблюдение честных правил рыночной игры, а значит дискредитируются и сама идея рынка, и авторитет государства как арбитра. В политике происходит смещение целей от общенационального развития к обеспечению преемственности власти отдельной группировки олигархов. Самое опасное для общества — это потеря доверия к власти и всем ее начинаниям.Это означает, что сегодня многократно возрастает опасность прихода диктатуры под лозунгом борьбы с коррумпированной демократией.Коррупция дискредитирует право как основной инструмент регулирования жизни государства и общества. В общественном сознании формируется представление о беззащитности граждан и перед преступностью и перед лицом власти. Это представление усиливается распространением коррупции на правоохранительные органы. Организованная преступность сегодня уже перестала довольствоваться «покупкой чиновников» (в кавычках — так сказано) и сама открыто идет во власть. Вывод из всего этого вполне очевиден: коррупция в России стала проблемой национальной безопасности, от решения которой зависит не только будущее страны, но, я бы сказал, и сам факт ее существования.Объявляя войну коррупции, мы должны ясно понимать, что любые реальные и последовательные действия государства могут встретить самое ожесточенное сопротивление. Слишком много тех, кто извлекает личную выгоду из коррупции, более того, реальная борьба с коррупцией может поначалу даже и привести к некоторому обострению ситуации. Это и понятно: организм, в котором болезнь зашла слишком далеко, на лечение может отреагировать острым кризисом. Но ясно и другое: отсутствие целенаправленной и всесторонней борьбы с коррупцией приводит к ее укоренению.Наша задача — не допустить, чтобы борьба с коррупцией в очередной раз превратилась в имитацию борьбы.[b]Ведущий: [/b]Перед тем, как предоставить слово Сергею Вадимовичу Степашину, генералу армии, бывшему министру внутренних дел, бывшему премьеру...[b]Сергей Степашин: [/b]Спасибо за представление, я, правда, не генерал армии, у нас вот Николай Дмитриевич Ковалев генерал армии.[b]Ведущий: [/b]А почему вы не генерал армии? [b]С.Степашин: [/b]Это вопрос не ко мне.[b]Ведущий: [/b]Я только что Николая Дмитриевича назвал генерал-полковником, он обиделся, и я решил, что на всякий случай надо лучше переборщить, чем недоборщить.[i][b]Сергей Степашин, бывший премьер-министр РФ: [/b][/i]Крупнейший юрист современности Кельзен говорил, что государство можно назвать наиболее эффективной организацией власти на данной территории. Но если власть наиболее эффективно организуется бандитской шайкой, то и государство становится бандитским. А ведь именно это сегодня предрекают России. Именно превращения страны в криминальное, воровское государство — благо воровать в нашей богатой ресурсами стране можно еще долго — в первую очередь опасаются здоровые силы. В криминальном государстве по определению не могут работать такие понятия, как права человека, ответственность власти, свободные выборы и другие. В таком государстве не работают и рыночные законы, поскольку уничтожается их смысл — свободная и добросовестная конкуренция. Но главное, что рано или поздно такое государство просто рухнет и погребет под своими останками все общество. Вот почему сегодняшний приоритет политики — это создание мощного антикриминального, антикоррупционного заслона. Мы обязаны дать ответы на вопросы: почему сегодня в России лучше всех чувствуют себя те, кто не обременен моральными принципами; почему все больше размывается грань между честностью и бесчестностью; почему понятие «государственная служба» в глазах людей все больше соединяется со словом «корысть»; наконец, почему наиболее опасный вид бесчестности, коррупция, приобретает масштабы социального бедствия, грозящего самим устоям государственности? Есть ряд позиций, с которыми хотелось бы сегодня с вами поделиться.Ну, во-первых, всегда при изменении фундаментальных условий жизни — и мировой опыт это доказывает — резко подскакивает уровень коррупции, которая в небольших масштабах существует даже в благополучных странах.Во-вторых, сломав систему административного контроля, государство не заменило ее полностью системой строжайшего правового контроля и правовой ответственности. В-третьих, кадровая, организационная, структурная нестабильность во властных эшелонах вывела на одно из первых мест среди мотивов чиновничьей деятельности заботу о создании собственного морального резерва прочности. В-четвертых, вместо партийного принципа формирования власти возобладал принцип своей команды, который преподносится как достижение. На самом деле он породил безответственность, клановость, семейственность, стремление угодить первому лицу — патрону, а не сохранить публичную добрую репутацию. Здесь один из недостатков действующей Конституции. В-пятых, мы имеем сегодня странный симбиоз: из демократической модели институтов власти и, по сути дела, сталинской модели ее функционирования. Сохраняются советские принципы и формы работы ведомств, когда служение обществу подменяется услужливостью начальству.Анализ истоков нынешних масштабов коррупции побуждает нас не паниковать, а бороться за дело, понимая, по каким точкам сегодня необходимо бить. Эти точки, в общем-то, тоже известны. Прежде всего, те законодательные и подзаконные акты, которые облегчают возможность для злоупотреблений либо даже провоцируют их.Такие пороки нормативно-правовой базы либо вызваны пренебрежением коррупционной опасностью либо сами являются следствием подкупа лиц, от которых зависит принятие того или иного акта. Именно поэтому, наверное, сегодня все мы так озабочены тем, чтобы новая Государственная Дума была и некоррупционной, и профессиональной и, если так можно сказать, менее политизированной с точки зрения принятия законов, особенно касающихся экономической сферы.Если же брать сферы, в которых наиболее сильна верхушечная коррупция, то, как показывает опыт деятельности, в том числе правоохранительных органов, и тот анализ, которым мы владеем сегодня, к ним относятся в первую очередь сырьевой бизнес, налоговый контроль, таможенный контроль, бизнес в финансово-кредитной сфере, алкогольный и табачный бизнес.Остро назрела необходимость в создании авторитетной общественной, непартийной структуры, которая могла бы осуществлять такую задачу — задачу антикоррупционного давления на власть. И такую структуру — Национальный антикоррупционный комитет — вы знаете, мы месяц назад создали.Наша организация не занимается сбором компромата на кого бы то ни было.Не стоит, наверное, доказывать, что потрясание перед публикой чемоданами с компроматами не только не содействует борьбе с коррупцией, но наоборот — препятствует ей. Ведь в обществе притупляется восприятие самого понятия «коррупционер», понижаются моральные критерии, девальвируется цена разоблачений преступной деятельности чиновников. У нас сейчас, к сожалению, сбор компрометирующих материалов стал не средством ограничения коррупции, а превратился в источник получения капитала политического, экономического и административного. Как следствие всего перечисленного распыляются силы правоохранительных органов, каждый подозреваемый сразу же апеллирует к общественности, заявляя, что возбужденное уголовное дело — это, дескать, козни его политических конкурентов, и многие склонны этому верить, избирая такого человека подчас и депутатом, и мэром, и губернатором — ну, надеюсь, выше не пойдет. От ответственности уходят многие истинные коррупционеры. В обществе укрепляется недоверие и презрение к власти в целом. Наконец, борьба с коррупцией в таком виде становится разменной монетой для политических спекуляций, особенно сегодня, в ходе предвыборной кампании.[b]Воруем, потому что платят мало.А платят мало, потому что воруем [i]Ярослав Кузьминов, ректор Высшей школы экономики: [/i][/b]Коррупция в России приобрела системный характер. Это можно выразить тремя положениями. Во-первых, государственная политика в значительной степени прямо диктуется частными интересами находящихся вблизи власти и способных влиять на власть лиц. Во-вторых, дополнительные и теневые доходы составляют зачастую основную часть дохода чиновников. В-третьих, исполнительная власть сама по себе активно использует теневые формы мобилизации доходов. Это означает, что коррупция стала в определенной степени необходимым элементом функционирования той системы, которая сложилась в России. Парадоксальность нынешней ситуации в том, что скандал в западных СМИ, возможно, небогат конкретными фактами, возможно, инспирирован определенными политическими силами, но ведь то, что сейчас говорится и пишется о нас на Западе, было нам известно и во время президентских выборов 1996 года, мы об этом говорили в течение трех лет, но в конце концов смирились с ситуацией.А теперь, когда вся эта информация стала достоянием общественного мнения всего мира, это привлекло к ней гораздо большее внимание в нашем обществе.Причины нашей коррупции на самом деле просты, тривиальны, и это в первую очередь слабость государства, господство теневой экономики, несовершенство политических механизмов. В чем выражается слабость государства сейчас? Я бы сказал так: административная, контрольная, финансовая и судебная мощность нашего государства не соответствует объему его обязательств перед гражданами.Обязательства завышены. Они превосходят объем консолидированного бюджета. И это создает устойчивую дефицитность услуг государства населению. Отсюда коррупция как массовое явление.Другая проблема. Государство попало в ловушку популизма. Лозунг Ленина о том, что зарплата чиновника должна быть на уровне среднего рабочего (от этого лозунга большевики отказались очень быстро, создав систему натуральных льгот), в 90-е годы реально воплощен в жизнь, хотя никто такой задачи не ставил. У ответственных государственных служащих сегодня просто нет прямых материальных стимулов добросовестно выполнять свои обязанности по отношению к нанимателю-государству. Разумеется, существуют и моральные стимулы служить государству. И стимулы политические.И на самом верху государственной машины они, безусловно, превалируют.Но личный экономический фон жизни чиновника играет очень большую роль в любом государстве. В России эта роль чисто негативная. И я считаю, что если мы не выйдем из ловушки популизма, если не будем платить чиновнику, как, скажем, среднему менеджеру, общество будет обворовываться.[b]У нас все миллионеры назначены государством [i]Николай Ковалев, генерал армии, бывший директор ФСБ[/i][/b]: Я думаю, что сегодня всех нас волнует одна проблема. Лицо России, в том числе на международном уровне. Сегодня оно предстает как лицо преступное, насквозь коррупционное. Я бы охарактеризовал коррупцию как существование мощных группировок во властных структурах, принимающих решение по сговору в своих финансовых интересах. Это их активное участие в управлении страной, попытки коррумпировать государственных чиновников. Интересная ситуация складывается накануне парламентских выборов. Наиболее серьезными политическим силами сегодня в России являются не политические партии и объединения, а финансовые группы. Действующие и будущие депутаты встречаются именно с ними. Сегодня в России нет ни одного Форда, Мердока, Кодака, которые нажили бы свои капиталы благодаря своему труду и вложению капиталов в производство. В России все сегодняшние олигархи выросли на бюджетных деньгах. В разные периоды времени они имели доступ к распределению бюджетных средств. Теперь наступил следующий этап — создание своих лобби внутри государственного аппарата. Тем самым они превращают по сути дела госвласть в совокупность враждующих между собой группировок. Такое положение не дает возможности принять ни одного принципиального экономического решения в интересах общества. Сейчас общество увлечено разоблачением высокопоставленных чиновников: кто сколько брал и так далее. То есть борьба идет не с коррупцией как явлением, а с его последствиями и внешними проявлениями. Бьем, что называется, по хвостам.Парадоксально, что на десятом году реформ мы говорим о необходимости реформы. Сейчас все законодательство сплошь в дырах. Я приведу пример из практики. Группа преступников в количестве 4-х человек в течение двух часов регистрирует товарищество с ограниченной ответственностью. Далее они идут на предприятие «Гознак» и просят выпустить векселя на сумму 250 миллиардов рублей. Ничего противозаконного в этом нет. Печатаются векселя с 18-ю степенями защиты. Затем они идут в банк, который должен рухнуть в ближайшие два-три месяца, который уже не спасет никакой стимуляционный кредит. Выходят на руководителя банка и просят, сопроводив эту просьбу определенной суммой денег: поставьте печать и подпись, что в случае наступления форс-мажорных обстоятельств банк обязуется эти векселя оплатить. Далее они идут в Сбербанк, где договариваются с чиновниками поменьше о покупке банком векселей стоимостью 250 миллиардов рублей за 125 миллиардов. На бумаге — операция более чем выгодная для государства. На деле фактически государство получает никому не нужные пустые бумаги. Самое печальное в этой ситуации — нет законных оснований для того, чтобы этот процесс остановить. Таких примеров из практики я могу приводить сотни, тысячи.Еще два года назад я предлагал учесть опыт США и Италии в борьбе с коррупцией. И — аналогично операциям «Шейх» в США и «Чистые руки» в Италии — создать при финансовых органах группы для разоблачения фирм и лиц, предлагающих чиновникам взятки. Тогда на мои предложения пресса достаточно живо откликнулась, я ей благодарен за критические замечания, которые были высказаны. Уверен, что те мои предложения стали сейчас еще более актуальными.[b][i]Юрий Скуратов, генеральный прокурор РФ: [/i][/b]Мы должны совершенно четко учитывать, что коррупция — лишь часть такого сложного системного явления как преступность. Без коррупции организованная преступность вообще не может существовать. Поэтому, намечая меры по борьбе с коррупцией, нужно видеть их в контексте общих усилий государства по ограничению и вытеснению преступности.Я, например, считаю, что, прежде чем вести речь о подготовке антикоррупционной программы, мы должны добиться завершения подготовки и принятия другого очень важного документа, который называется «Основы государственной политики борьбы с преступностью». Этим документом длительное время занимались я сам и мои коллеги, бывшие руководители правоохранительных органов. Мы получили согласие президента на одобрение этого документа года два назад, но несмотря на все наши усилия и на визы Совета безопасности, к сожалению, этот документ так и не был принят. Что касается отдельной программы борьбы с коррупцией, то опыт работы над таким документом также есть. Была получена резолюция президента, одобряющего этот документ, но и он был похоронен в недрах администрации президента.Многие наши антикоррупционные меры, с которыми мы, в общем-то, запоздали, не доводятся до конца. Например, вопросы, связанные с декларированием доходов чиновников и контролем за этими доходами и расходами. Мы три года назад начали это декларирование, но механизм проверки деклараций так и не проработан. Во всяком случае в бытность мою генеральным прокурором я не получил ни одного материала из администрации президента, из правительства, в котором были бы выявлены факты искажения деклараций, предоставления недостоверных сведений.Еще один сюжет связан с деятельностью правоохранительных и судебных органов. В большинстве случаев за взяточничество назначается более мягкое наказание, чем это предусмотрено законом. Взятка — одно из самых латентных преступлений, но это ядро коррупции. Пока здесь судебная практика не будет изменена, мы порядок не наведем.[i][b]Михаил Задорнов, советник председателя правления Сбербанка РФ: [/b][/i]Я остановлюсь на чисто экономическом аспекте. На четырех, с моей точки зрения, ключевых моментах. Первое — это процедура принятия экономических решений. Она должна быть такой, чтобы исключить негативное влияние чиновника любого уровня.Поясню на двух конкретных примерах.За последние восемь лет у нас только дважды бюджет исполнялся на 100 процентов. Абсолютно очевидно, что при исполнении государственного бюджета на 70 процентов тот «счастливчик» (регион, предприятие...), который оказывается в этих 70 процентах и получает полную бюджетную строку, попадает в зависимость от конкретного чиновника Минфина, Минэкономики, того или иного представителя региональных органов власти.А зависимость — это потенциальная коррупция. Вот сейчас, в 1999 году, идет 100-процентное исполнение бюджета. Это дает по процедуре полную, или в существенной степени, гарантию того, что не нужно будет идти на поклон к конкретному чиновнику.Это первое.Второе. Вы знаете, что на протяжении ряда лет бюджетные средства размещались в коммерческих банках. И размещались они, к сожалению, не просто по тому или иному объективному критерию. Очень часто в этом присутствовал и личный момент. Сейчас, когда 90 процентов бюджетных организаций держат свои деньги в казначействах, это и есть изменение процедуры, которое само по себе гарантирует отсутствие личной заинтересованности того или иного чиновника. Это касается, кстати говоря, и процедуры принятия решения всем правительством. Работа в этом направлении способна исключить значительную часть тех случаев коррупции, которые, к сожалению, у нас широко распространены.Самое интересное, что здесь и не нужно что-то изобретать. Вот есть Указ президента №365, который ввел тендеры на госзакупки. В результате этих тендеров, например, силовые министерства должны проводить все закупки продовольствия или горючего. На практике же мы видим много случаев, когда все равно происходят сговоры на этих тендерах, а цена, по которой приобретается продовольствие, скажем, Тихоокеанским флотом, на треть оказывается выше, чем та, по которой флот мог купить у себя на территории и реально облегчить свое финансовое положение.Далее, как ни банально это прозвучит, требуется простое соблюдение уже установленных норм закона. Пример последних дней. Центральная избирательная комиссия приняла целый ряд решений. Они для многих оказались неожиданными, потому что никогда прежде не применялись. Была определенная традиция. Сейчас эта традиция ломается очень четкой позицией ЦИКа. Можно спорить о ней, но избирательный орган очень четко соблюдает требования, которые установлены законом. А ведь такие же нормы существуют и по налоговым отсрочкам, и по субсидиям, которые выдаются из государственного бюджета. Но сложилась практика игнорирования или просто неприменения тех или иных норм.Я согласен с тем, что государственные служащие должны чувствовать себя защищенными. Дело не только в конкретном уровне оклада, но и в долгосрочной защищенности, в системе социального, пенсионного обеспечения. Сейчас этого, к сожалению, нет.Во многом из-за того, что слишком часты смены правительства, руководителей тех и иных ведомств, регионов, из-за того, что люди не связывают свои долгосрочные планы с государственной службой.Следующий вопрос — изменения в экономической системе. Всем известно: в нынешней нашей экономике есть механизмы, которые создают потенциал для злоупотребления, для коррупционных действий. Я приведу набор таких сложившихся механизмов.Прежде всего, это зачеты, которые проводятся и на федеральном и на региональном уровне. Я абсолютно уверен, что невозможно при проведении зачетов избежать той или иной формы личной заинтересованности чиновников разных уровней. Зачеты должны быть искоренены. Далее — сбалансированность бюджета, то, о чем здесь говорил коллега Кузьминов. Это абсолютно справедливо. Мы должны привести обязательства государства в соответствие с возможностями бюджета. Третий момент — связанные кредиты. Мы их набрали за последние годы около 7 миллиардов долларов. Что мы с этого имеем? Нам поставляется оборудование на 30 процентов дороже, чем если бы оно было закуплено на рынке. И потом предприятие фактически не расплачивается с государством. Четвертое явление — возмещение налогов на добавленную стоимость. По факту возмещается от трети до половины НДС. Выстраиваются в очередь предприятия. Речь идет о суммах в 10—15 миллиардов рублей.То есть существует целый ряд экономических действий, которые должно предпринять правительство, чтобы исключить питательную среду для коррупции.[b]Граждане кланяются, не уважая.Чиновники толкаются, не извиняясь.[i]Марк Массарский, президент Ассоциации руководителей предприятий: [/i][/b]Я очень боюсь, как бы очередная кампания по борьбе с коррупцией не вылилась в наделение правоохранительных органов дополнительными незаконными возможностями. Дело в том, что у правоохранительных органов, доставшихся нам в наследство с советских времен, не выработан базовый рефлекс защиты законных частных интересов, уважения частной собственности, уважения личной безопасности. Они под флагом защиты государства могут творить от имени государства произвол. Потому что наше государство находится в переходной стадии от феодального к правовому государству. Вот всегда говорили, что Россия не прошла школу феодализации. Давайте уточним, что такое феодализация в конце XX века. Это замена институтов публичной власти личными отношениями вассалитета. Вот регионализация власти, ее фрагментаризация приводят к тому, что у каждого субъекта региональной власти есть прикормленные фирмы, организации, которые помогают ему эффективно использовать бюджетные пироги.Есть еще одно тупиковое направление, которое может нас поджидать.Это внедрение в общественное сознание некоего морального кодекса строительства капитализма. Капитализм, между прочим, в отличие от социализма, строить не надо. Он возникает самостоятельно. Рынок — это система, при которой плохой человек приносит меньше всего вреда. Значит, надо просто создавать такие условия, при которых выгодно будет не воровать, не поддаваться коррупции. И дело не в зарплате. Мы знаем, что, когда сокращались возможности что-то распределить, что-то разрешить или запретить, — резко сокращался объем коррупции. Очевидно, что власть нуждается в реформировании прежде, чем гражданское общество. Потому что гражданское общество будет еще столетие формироваться, а власть может формироваться гораздо быстрее. Она, кстати, в России всегда формировалась раньше общества. Государство и было системообразующим началом.Обратите внимание на этимологию слова «власть». Оно у нас образовалось от слова «владение», а не от слова «мощь», как у англичан («пауэр»).Так вот, владение указывает стрелкой на корень. А корень был таков: весь российский госаппарат вырос из хозяйствующего аппарата. И наши нынешние чиновники рефлекс прежнего хозяйствования сохранили, поэтому придерживаются известного принципа «ты — мне, я — тебе».Теневая экономика, исчисляемая 40 процентами, в значительной мере является убежищем от произвола чиновников. Это печальная констатация, но в теневой экономике, как правило, сокращается объем непосредственных контактов хозяйствующих субъектов с властью. Поэтому она и теневая. Она, конечно, повторяет очертания освещенного предмета, но ушедшие в тень меньше приходят в кабинеты и меньше отчитываются, меньше обнажают свой бизнес. У них меньше поводов обращаться в кабинеты. И у нас еще пока что ситуация неравноправна: граждане кланяются, не уважая, а чиновники толкаются, не извиняясь.[b]Государственная дума — один из главных рассадников коррупции [i]Евгений Савостьянов, председатель правления «Московского фонда президентских программ», бывший заместитель главы администрации президента: [/i][/b]Капитализм в России развивается несколько иначе, чем в других странах. Если на Западе он вырос вслед за появлением частного собственника и частного права, то у нас появился за счет дележа госсобственности. То есть госслужащие по сути дела назначались миллионерами.Очевидно, что этот процесс не мог быть бескорыстным, он бескорыстным и не стал. Всего за три-четыре года произошло мощное имущественное и доходное расслоение общества.Именно в это время закладывается роль и доля для семьи на дальнее будущее. Моральные устои подверглись тяжелейшему испытанию лозунгом «Обогащайтесь!». Недееспособность президента в последние годы способствовала поразительному падению нравов в его ближайшем окружении, но то же, и зачастую в гораздо более уродливых формах, происходит в регионах. Выдвигаются фирмы, возглавляемые ближайшими друзьями или родственниками. А это питательная основа для коррупции.Тяжелейшая ситуация с кадрами.Поверьте, мне как бывшему главному кадровику страны это хорошо известно. Приходит новый руководитель — и начинается мощная смена всего аппарата. Не знаю, видел ли это Евгений Максимович, когда был премьер-министром, но, скажем, аппарат правительства постоянно сидел и дрожал: кого уберут, кого оставят? Как только они входили в это состояние, начинался поиск будущего, гарантий себе. То же самое в администрации президента, то же в регионах. Что это, если не путь к поиску долгосрочных экономических партнеров для госчиновников! Наконец, важнейшая проблема — безумие наших нормативных актов, особенно инструкций. Попробуем ответить на вопрос: удобно ли жить в России? Не очень удобно. Каждый человек сначала вынужден искать симпатии чиновника, а потом, когда симпатии в обмен на взятку получены, начинает его же люто ненавидеть.Я хорошо знаю упоминавшуюся здесь Скуратовым Программу борьбы с коррупцией. Достаточно глубокий документ. Единственный его недостаток — в нем слишком перетянуто одеяло в сторону опять-таки чиновничества и правоприменительных органов. Если его доработать с учетом интересов частного собственника, отдельного человека, этот документ вполне заслуживал бы реанимации и реализации.Одними из главных рассадников коррупции в стране являются Государственная дума и законодательные органы на местах. Нужно все-таки принять цивилизованный закон о лоббировании и почистить Госдуму не только через те процедуры, которые сегодня ЦИК выполняет, но и за счет тех людей, которые там осуществляют как ведомственное, так и отдельное предпринимательское лоббирование.Необходима ревизия нормативной базы. Нам надо стремиться сокращать, где это возможно, функции контрольных, надзорных, инспектирующих органов. На самом деле не так санэпидемстанция заботится о качестве товаров, как берет взятки за то, чтобы поставить штампик о том, что мясо качественное. Пожарные редко заботятся о пожарной безопасности помещения, но всегда пойдут навстречу за определенную сумму и оставят вас в покое. И так далее. Борьба с коррупцией, по большому счету, это борьба за сокращение роли государства в экономике вообще и в принятии конкретных хозяйственных решений в частности.[i][b]Юрий Болдырев, заместитель председателя Счетной палаты РФ: [/b][/i]Надо жестко разделять два вида коррупции. Первый вид — аппаратная коррупция, второй — государственнополитическая коррупция на высшем уровне. Есть субъект во главе государства, имеющий политическую волю ограничить коррупцию, сделать систему эффективной, достигающей общественных целей — все рецепты известны. Проблема государственно-политической коррупции сверхмасштабна, она затрагивает и высшую исполнительную власть, включая президента, и высшую представительную власть.Очень яркий пример. Четыре года Совет Федерации и Счетная палата бьются за изменение закона о Центральном Банке. Но в ключевой момент, осенью 1998 года, опять основные фракции Думы по необъяснимым причинам голосуют против поправок. Работала четырехсторонняя комиссия — ничего не наработала. Представители Совета Федерации делают заявление: это саботаж, никто ничего делать не собирается. Чем все заканчивается? Руководитель комиссии, депутат Госдумы, «за хорошую работу» назначается очередным заместителем председателя Центрального Банка. И такие примеры можно привести по любой проблеме.Совершенно бессмысленно говорить о борьбе с коррупцией в государстве, где за кражу булки в магазине следует суровая ответственность, а за то, что взял миллиарды бюджетных средств и использовал незаконно, никакого наказания вообще не предусмотрено.[i][b]Михаил Делягин, общественный директор Института проблем глобализации: [/b][/i]Разгоревшийся в последний месяц скандал с российскими деньгами связан не только с политическими проблемами американцев, как это многие пытаются представить, не только со стремлением как-то унизить Россию, но и с тем, что организованная международная преступность и коррупция стали очень серьезной проблемой для всего мира. Сегодня они представляют угрозу дестабилизации не только для развивающихся стран, но и для развитых стран тоже. Потому что коррупция искажает всю систему мотиваций, она превращает часть государства по сути в антигосударственные, антиобщественные элементы, которые часто ориентируются на интересы, находящиеся за пределами той или иной страны. Этим вызвана и операция «Чистые руки» в Италии, и отчасти принятие России в «большую восьмерку»...В конце концов и от нас зависит, будет ли тема российской коррупции использоваться как оружие экономической конкуренции, политического шельмования, подготовки информационной агрессии, или же эта тема будет переориентирована на интересы самой России. Наша задача — превратить борьбу с коррупцией из борьбы против России, какой она является сейчас, в борьбу за Россию, за ее оздоровление.Для этого сигнал должен пойти со стороны российского общества. Первый шаг — оздоровление государства.Ведь что бы мы ни говорили про вредные привычки, главная наша проблема — отвратительное состояние государственного аппарата. Необходимы рационализация и упорядочение структуры самого государства. Маленький пример: в аппарате правительства одно и то же решение последовательно принимается не менее чем тремя группами не зависящих друг от друга чиновников. Должна быть жестко определена цель каждого ведомства, относительно формализованы критерии достижения этой цели, должна быть сфера исключ
Общество
Анатолий Кучерена: Меня вывели из игры
[i][b]Анатолий Кучерена [/b]в представлениях не нуждается. Тем более нашему читателю. Он ведет у нас еженедельную юридическую рубрику «Право-слово».Но вот случился перерыв. Москвичи прекрасно помнят, чем он был вызван.На одного из самых известных московских адвокатов было совершено покушение (в это время он защищал интересы Лисовского от обвинений Налоговой полиции).Поломали несколько ребер, досталось голове, лицу.Какие-то кадры мы видели по НТВ. Но уже тогда, в конце декабря, мы с Анатолием договорились: как только он будет в состоянии общаться, первое интервью — «Вечерке». И вот встреча.[/i][b]— Что это было? [/b]— В первые дни я вообще не понимал, что происходит. Правда, надо отдать должное журналистам, основная масса не поддалась на провокационную утку МВД по поводу бытового характера нападения. Конечно, я никого за руку не поймал, и трудно утверждать, что это дело рук спецслужб или правоохранительных органов. Но хронология событий позволяет сделать определенные выводы. Я примерно в восемь часов вечера уехал к Лисовскому. С работы. При этом я забрал помощника, Катю, ты знаешь, она учится в институте. Я высадил ее на Садовой-Кудринской — это на полпути к Лисовскому... Я был у Лисовского примерно до 10 часов вечера. На мобильный позвонила Катя. Я ей сказал: надо приехать, набрать материал, с которым я утром поеду в Налоговую полицию. Я приехал в одиннадцатом часу в офис. Сел писать бумаги, ходатайство, жалобу по поводу обыска, проведенного у моих клиентов, — это показывали по телевизору. Отдал девочкам печатать бумаги и спустился к машине за забытыми на заднем сиденье листочками. (Мы тогда сидели в офисе на Пречистенке). Спустился вниз, хотел подложить под дверь булыжник — было холодно, не хотелось ждать, пока откроют сверху кодовый замок.Пока я искал булыжник — удар по голове. Дальше я уже ничего не помню.[b]— Сколько все-таки было человек? [/b]— Может, два, может, три — не помню. Там всегда горел свет, я следил за этим. А тут — темнота. А когда, очухавшись, поднялся наверх — помощники были в шоке: фонтаном из головы шла кровь. Я летал по офису, нес какую-то ахинею. Потом они меня поймали, достали лед, вызвали «скорую», охрану. Увезли в больницу.[b]— Кто сейчас этим занимается? [/b]— Сейчас этим занимается следственное управление ГУВД. Не знаю, насколько эффективно они этим занимаются...[b]— Имеют ли основания разговоры о том, что кто-то усиленно выталкивал тебя из этого процесса? [/b]— Да, на самом деле поступали звонки. Без особых угроз, но в вежливой форме предлагали отойти от этого дела... По характеру нанесения телесных повреждений однозначно следует, что задачи у этих людей убить меня не было. Если б хотели — убили бы. Просто акция устрашения.Но странно, почему именно накануне допроса? Это не может быть просто стечением обстоятельств.Для меня бытовые версии исключены абсолютно. Я это в больнице анализировал. У меня конфликтов ни с кем не было. За исключением следователей, правоохранительных органов. Корни происшедшего — в моей профессиональной деятельностью.Меня знают в городе, знают, как я отношусь к работе. Я не знаю, что такое суббота, что такое воскресенье — я все время на работе. Веду дела, пишу статьи, пишу книгу, диссертацию, в декабре должен был защищаться...[b]— Я считаю, что в городе есть три адвоката — Резник, Падва и Кучерена...[/b]— Это не самое мое сложное дело. Поверь, я вел очень сложные дела. Возьмите Обухова, которого подозревали в шпионаже в пользу Великобритании. Со мной контрразведчики на страницах газет дебатировали.Когда это было в нашей истории — чтобы контрразведчики с адвокатом в дискуссию вступали в СМИ? С Ковалевым был очень непростой процесс. Там все спецслужбы были завязаны. С Карповым — разве простое было дело?..[b]— Короче говоря, тебя выключили сейчас из дела? [/b]— Да. Конечно, Лисовский бывает у меня, консультируется, но дело я не веду.[b]— То есть, я хочу сказать, что Лисовский ведь никак не мог быть причастен к выводу тебя из игры. Иначе — это же полный беспредел.[/b]— Ну, тогда о чем можно вообще говорить. Я полностью исключаю эту версию. Я же с ним работаю не первый год — четыре года. И потом, смотри, я лежал в больнице, и мне принесли газету «Коммерсант-дейли», где речь шла о том, что Налоговая полиция пригласила к себе в гости для чаепития ту самую элиту, которую подозревали во всех налоговых грехах. Так что это за чаепитие? Это ведь тоже метод давления на людей, чтобы они изменили свою позицию! И это буквально через неделю после моей истории. Ну что это такое? Для меня это подозрительно. Ведь любой человек в нашей стране имеет возможность высказать свою точку зрения. Но это не говорит о том, что Налоговая полиция имеет право вызвать человека и обрабатывать его, чтобы он изменил свою точку зрения. А потом, пойми меня правильно, это ведь касается не только Лисовского. Это касается каждого из нас. Если мы сейчас закроем на это дело глаза и будем ждать, то, поверь, это ведомство будет хлеще, чем КГБ. Это был пробный шар.[b]— Кажется, их шар не попал в лузу. Что дальше? [/b]— Я говорил, кричал везде, что это противозаконно. Я говорил, что нельзя проводить войсковую операцию против одного лица. С масками и автоматами... Я понимаю, если убийство совершено, тяжкое преступление — тогда да. Но как объяснить направление двух сотен вооруженных лиц для проведения обыска? Сколько денег потрачено на это? Давайте посчитаем. По постановлению следователя, Лисовский должен государству 243 тысячи рублей.Какие деньги были потрачены на проведение этой войсковой операции? А что искали там? Однозначно, акция устрашения, демонстрация силы. Если адвоката бьют за то, что он профессионально работает, с одной стороны, это глупо и смешно, с другой —страшно. Правильно Михалков сказал: адвокат — тот же врач.[b]— Версия — выбить хорошего адвоката, а с другим следствие пойдет совсем другим путем...Тоже ведь не совсем абсурдная версия? [/b]— Конечно. У каждого адвоката свой метод работы. Что касается дела Лисовского — я с первых дней говорил, что состава преступления в его действиях нет.Если исходить из смысла статьи 198 УК, то человека можно привлечь к уголовной ответственности в двух случаях. Первый — он не подал декларацию, второй — когда он умышленно исказил данные, которые изложены в декларации.Третьего не существует. Вернемся к Лисовскому. Он декларацию подал.Данные он не искажал. Он их получал из бухгалтерии.Он не математик, он не физик, он не может считать это все. Так какое преступление совершил Лисовский? Налоговая полиция говорит: Лисовский не заплатил 243 тысячи рублей. Лисовский с этим не соглашается, возникают спорные отношения. Что ему делать? Он готовит материалы и подает их в суд и в суде пытается доказать, что эта сумма является вымыслом. Это цивилизованный порядок выяснения отношений.[b]— Твои отношения с клиентами после нападения на тебя не изменились? [/b]— Мне не нравится это слово — клиенты. Я предпочел бы употреблять слово «доверители». Не изменились. Более того, я не ожидал такой моральной поддержки, которую они мне оказали. Поддержка Кобзона, Михалкова, Музыкантского, Ковалева, Любимова, Юрия Яковлева... Все рвались в больницу. Хотел бы через «Вечерку» всем сказать спасибо, кто меня поддержал.[b]— Была еще пьяная версия...[/b]— Это самая смешная версия. Я уже забыл, как пьют. У меня завтра Михалков, Кобзон, Лисовский, Любимов с «Таганки», Ковалев. Когда пить? [b]— Эта версия была запущена МВД? [/b]— Конечно! И это еще раз убеждает в том, что в МВДшных структурах очень хотели, чтобы я не путался под ногами, когда была организована такая мощная наступательная операция. В таких случаях юристы — всегда помеха... Ведь в тот момент «наступательные силы» уговаривали, чтобы Лисовский побыстрее заплатил. И закрыли бы это дело. А я как раз был противником того, чтобы Лисовский побыстрее заплатил. Раз они взломали двери, перевернули все вверх дном, то о какой «доброй воле» может идти речь! Кроме того, я не мог закрыть глаза на то, что обыск проводился с участием спецназа, сотрудников МВД, ФСБ. Что там делали сотрудники ФСБ, если речь шла о налоговом преступлении? Это прерогатива Налоговой полиции. Конечно, когда я об этом заявил, кому-то все это не понравилось. И меня вывели из игры.
Происшествия
Рамазан Абдулатипов: Ваххабизм бывает только от нищеты
[b]— Рамазан Гаджимурадович, два года назад в интервью «Вечерней Москве» вы сказали, что из-за Чечни может взорваться межнациональный котел Дагестан, и это будет пострашнее, чем чеченская война. Взрыва, к счастью, не произошло, Дагестан сегодня един, но война в республике идет. Чего ждать стране от Кавказа дальше? [/b]— Ситуация на Кавказе гораздо лучше, чем наши непредсказуемые действия. А если быть точнее, ситуация на Кавказе — в большей степени результат нашего бездействия, чем каких-то действий. Я как-то встречался с Алиевым в Азербайджане, и он мне сказал: вы посмотрите, какую антиазербайджанскую политику ведут в Москве. И перечисляет то, другое. Я ему говорю: Гейдар Алиевич, вы как умный человек пытаетесь выстраивать логику в любых процессах, действиях, и у вас получается, что мы проводим какую-то политику. Никакой политики просто нет. Есть отдельные действия — эмоциональные, национальные, религиозные, политические, аполитические и так далее.Недавно у меня была встреча на высоком уровне. Спрашивают: что надо делать, а то все ругают, никто ничего не предлагает. В этот момент я вспомнил 1997 год. Когда мне пришлось быть семь месяцев заместителем председателя правительства.Тогда удалось разработать программу первоочередных мер по восстановлению Чеченской республики и согласовать ее с президентом Масхадовым и премьер-министром Басаевым. А ведь они на полном серьезе требовали за весь урон, который нанесен республике, где-то 800 миллиардов долларов.[b]— Вы не оговорились, может быть, речь шла о 800 миллионах долларов, а не миллиардов? Это же невозможно.[/b]— Это у вас невозможно, а там возможно. Они выдвинули именно такие требования.[b]— Но вы как-то адаптировали их реальности? [/b]— Ну как можно адаптировать к реальности предложения из психбольницы! [b]— И что же, вы предлагали откупиться от них? [/b]— Совершенно неверно. Если мы настаиваем на том, что Чечня — составная часть и субъект федерации, мы должны ее финансировать. Дагестан, например, ежегодно получал тогда из федерального бюджета 5—7 триллионов рублей, в тех деньгах, разумеется. Предложил: Чечне выделять 5 триллионов, но в эту сумму «вмонтировать» и расходы на социальные нужды и программу восстановления. Я предлагал также найти деньги и в самой Чечне. Когда я первоначально приехал в Грозный, меня там спрашивают: где мы найдем деньги? Отвечаю: на таможне. Огромная же торговля шла, многое можно было взять под контроль.Предлагал и, на первый взгляд, крамолу: никто не должен знать, кроме президента и премьера, сколько дали Чечне денег. Потому что каждая копейка должна работать на политику. Все равно ведь отдавали, триллион 250 миллиардов в год отдавали, если считать электроэнергию, газ и прочее. Нельзя драками и свержениями мириться. С другой стороны, что, в Чечне нет денег? Только что многотысячная армия, прекрасно вооруженная, одетая, обутая, вышла из Чечни в Дагестан. А вот на восстановление Грозного, обустройство жизни людей у них денег нет.[b]— Как вы относитесь к разговорам о необходимости отпустить Чечню на все четыре стороны? [/b]— Чеченский народ, по моим подсчетам, давно определился. Он выбрал российское гражданство. Все, у кого была возможность, все более или менее грамотные люди — все уехали из Чечни. Сегодня чеченцев больше на территории России, чем в самой Чечне. А мы занимаемся демагогией: как же так, удары ведь наносить нельзя. Я считаю: если двухтысячная, четырехтысячная армия с территории Ирана или Турции переходит границу и начинает войну с Россией, то почему нельзя удары наносить? Я не понимаю этой логики и этой морали. Речь ведь о бандитах.[b]— Но и о мирных жителях тоже...[/b]— Так ведь надо же уметь бить. Конечно, нельзя мирного жителя бить. Давно было известно точное место семи лагерей, где шла подготовка боевиков Хаттабом, Басаевым. Это бывшие пионерские лагеря около Урус-Мартана. Почему по этим лагерям нельзя было нанести удары? Мы со спутника можем разглядеть звездочки на погонах, почему мы не видим концентрацию боевиков, техники? [b]— Так какова судьба предложенной вами два года назад программы? [/b]— Программа была составлена на уровне среднего ежегодного финансирования сопоставимой с Чечней республики. Туда я включал и социальное обеспечение, и меры по восстановлению. Был у президента. Борис Николаевич сказал: «Это не деньги. Я вообще не понимаю, чем наши финансисты там занимаются. Если я разозлюсь, то поеду в Грозный и вручу им эти деньги». Я говорю: «Борис Николаевич, вручать не надо. Если вы согласны, я обосновываю эту программу, правительство принимает и мы начинаем ее реализацию».Программа была подготовлена и включена в повестку дня заседания правительства на 14 мая 1998 года. Я не знаю, куда потом девалась эта программа, потому что в марте нас «ушли» в отставку. Далее. Я возвращаюсь в очередной раз в правительство. Звучат обвинения, что у нас нет кавказской политики. Приглашаю своего старого учителя Михайлова — он был министром тогда, приглашаю и всех заместителей его и говорю: мы должны концептуально определить основные направления нашей политики, наших ориентиров в этом регионе. Они говорят: да, мы согласны, но на это потребуется шесть месяцев. Отвечаю: у нас нет шести месяцев, дам вам в понедельник черновой вариант, надо доработать. 27 страниц отдал Михайлову. Эту программу мы согласовали на общекавказской встрече в Ростове. Уговорили всех, согласовали почти все. Утвердили на расширенной коллегии Миннаца в феврале 1998 года. Передали в правительство и включили в повестку дня на июнь. После этого приходит Кириенко и на этой программе пишет: это не дело правительства, передать в Совет безопасности. Только при Примакове вернулись к этой программе и уже при Степашине обсудили. Находясь в отставке, написал Кириенко записку о том, что мы проваливаем кавказское направление.Чечню мы отдаем под влияние Хаттаба, Радуева, Басаева, в Дагестане ожидается вторжение, в КарачаевоЧеркесии неразбериха и так далее.И приписал: я эту записку пишу не для того, чтобы меня вернули в правительство, пишу в порядке исполнения патриотического долга. Помоему, записки с подобной концовкой в истории правительства не было с 1991 года.Пришел Примаков. Человек, которому не надо объяснять, что такое Кавказ. Начали что-то делать. Заново. Заново начали обсуждение давно разработанной концепции. Нашлись новые критики. Только стали выдавать что-то на гора, сверху команда: хватит! Дальше — Степашин, сегодня — Путин. Я говорю: если бы каждому из премьеров дали возможность создать в Дагестане хотя по 500 рабочих мест, без всяких концепций, на 2500 штыков против Дагестана было бы меньше.В результате в конце мая 1998 года в Дагестане — переворот. Из Госсовета всех выгнали, подняли зеленое знамя, все сейфы выпотрошили.В Чечне все перешло под полный контроль ваххабизма, точнее, экстремистов. В Карачаево-Черкесии безголовые выборы и безвластие.Короче, отсутствие целенаправленных действий приводит к естественному результату: если мы ничего не делаем, за нас обязательно кто-то что-то сделает. Если я к жене не хожу, детей не кормлю, обязательно кто-то будет и к жене ходить, и детей кормить, хозяйство под свой контроль возьмет. Если нет хозяина в семье — кто-то будет хозяйничать. Меня удивляют люди, которые говорят, что вот у нас что-то не получается в национальной политике, в кавказской политике... У нас что, есть аграрная политика, военная, культурная? Ну какая политика у нас удачная? И мы хотим, чтобы на этом общем фоне у нас была удачная национальная политика. Так не бывает. Национальная политика вмонтирована в структуру той системы, которая существует.[b]— Много ли в Дагестане активных сторонников ваххабитов? [/b]— Ваххабизм бывает от голода, нищеты, от отсутствия цивилизованных ценностных ориентиров. Ваххабизм возник в Саудовской Аравии как форма борьбы против колониализма, богатых. Платон две с половиной тысячи лет назад написал: если разница между самым богатым и самым бедным более чем четырехкратная, то в этом обществе обязательно будут революции, смуты. А сегодня между самым бедным и самым богатым в Дагестане, Москве разница исчисляется в 400 крат, если не больше.Да, Кавказ своеобразен. Там все острее протекает. Там слишком много соблазна увести социальное недовольство в религиозное русло, русло родовых, патриархальных отношений. Потому что через каждые пять километров живет другой народ, существует другая культура.Для меня как человека, который на каких-то этапах отвечал за все эти вопросы, самое главное даже не в том, что мы не знаем, что и как делать, а то, что нет воли для решения этих вопросов. Вот они, четыре программы сегодня есть. Ну дайте возможность их реализовать. Определить временные рамки для каждой части программы: одну часть реализуем до конца 1999 года, другую — к концу 2000-го, а третья может быть рассчитана на десятилетие. Расписать и что-то начинать делать.Каждые 5—7 месяцев я прихожу в правительство, и каждый раз начинается разработка программы долгосрочных мер. Что было раньше — никого не интересует. Каждый знает, что их через 5—7 месяцев снимут, и эта программа никому не будет нужна, она чужая. Вот грустная история про красивый Кавказ и прекрасную Россию.Широкой базы поддержки ваххабизма, фундаментализма в Дагестане нет. Само понятие ваххабизма достаточно относительное. Любой экстремизм, любая форма фундаментализма у нас неправильно называется ваххабизмом. Сегодня слышу по радио: Магомед Ваххаб жил в XVII веке.А у меня как раз книга в руках, где написано, что он родился в 1703 году.Очень много неточностей. Ваххабизм — одна из ветвей ханбализма, который является суннитским течением наиболее крайней формы. Ваххабизм — по сути отрыв ислама из цивилизационного процесса, возврат к VII веку, ко времени пророка Мухаммеда. То есть это буквалистское истолкование ислама и Корана.Сторонников ваххабизма на его, Ваххаба, родине, в Саудовской Аравии, действительно немало. Но царствующая там семья категорически против, чтобы ислам рассматривался вне цивилизационного процесса, потому что с такими ориентирами нельзя развиваться в современном мире.У нас простые верующие не очень могут разобраться, где заканчивается традиционный ислам, а где начинается ваххабизм. Я был в селениях Ботлихского района, разговаривал с верующими. Казалось бы, молитесь как хотите. В России же не запрещен ислам, никто не борется против мусульман. Строятся мечети, не запрещается держать уразу... Но вдруг какому-то психу показалось, что напротив в окне кто-то молится не в ту степь, и он начинает стрелять в неверного. Стреляющему все равно, кто там молится, на каком языке он разговаривает. Автоматически надо вызывать две службы — милицию и психбольницу. Нам надо всем хорошо понимать, где заканчивается религия, мировоззрение и начинается экстремизм, бандитизм.Я написал три записки, попросил: передайте всем средствам массовой информации, чтобы они прекратили называть террористов моджахедами.Ведь кто такие моджахеды, исламисты? Это воины Аллаха. А я называю этих боевиков воинами дьявола. Какой-нибудь мусульманин сидит в Париже и читает: воины ислама борются в России против неверных, которые их притесняют. Ну почему мы такие примитивные? В Ботлихском районе мне рассказывали о разборке в селении Ансалта между арабами и чеченцами. Арабы говорят: нам сказали, что здесь запрещено молиться, что мусульмане находятся в рабской зависимости от русских, а мы пришли и видим, что стоят прекрасные мечети.Оказывается, люди здесь свободно молятся, вы почему нас обманули? Вот поле для пропаганды! А наши СМИ заняты выяснением того, кто с кем спит, сколько можно иметь жен...[b]— Разговоры об участии арабских стран в конфликте стали общим местом, каковы размеры подпитки террористов людьми и деньгами? И действительно ли Исама бен Ладен появлялся в чеченских лагерях подготовки боевиков? [/b]— Во-первых, ни один из нас не имеет права обвинять какое-либо государство в том, что оно поддерживает террористов. У нас нет таких фактов. Есть догадки. Те, кто перечисляет Саудовскую Аравию, Пакистан, Афганистан, Иран, — это люди просто безответственные, они наносят вред нашим отношениям с этими странами. Только на днях я встречался с послами арабских стран. Они говорят: дайте хоть одну фамилию, почему вы, начиная с министра иностранных дел, огульно говорите такие вещи? Никто не знает, был Исама бен Ладен в Чечне или нет. Но люди компетентные мне лично сказали, что он передал Басаеву 34 миллиона долларов на эти операции. Но как это происходит? Они же не пишут друг другу: я, бандит такой-то, посылаю тебе, бандиту такому-то, 20 миллионов долларов. Так не делается. Он посылает деньги на какую-то швейцарскую фирму. Оттуда деньги переправляются в какую-то греческую фирму, далее в какую-то оффшорную зону.Из оффшорной зоны средства направляются в Россию как плата за ремонт водопровода 1917 года. И поймать кого-то — невозможно.[b]— Наши проблемы с ваххабизмом, исламским фундаментализмом начались не сегодня. Не видите ли вы связи между нынешним конфликтом в Дагестане и, скажем, с войной в Афганистане, когда мы изрядно испортили отношения с мусульманским миром? [/b]— Какая-то связь, безусловно, есть. У нас были традиционно хорошие отношения с арабским миром. В 1992 году я встречался с президентом Сирии Хафезом Асадом.Около двух часов мы с ним разговаривали. Он мне сразу сказал, что мы из-за своей прозападной политики понесем колоссальные потери и что мы на Западе никому не нужны. Сейчас мы ежегодно теряем на Ближнем Востоке около 25 миллиардов долларов в год — заморожены практически торговля оружием, нефтяные и прочие дела. Но если мы теряем, значит, кто-то выигрывает. На Западе есть огромный интерес в том, чтобы противопоставить исламский мир России. И в этом плане активно и очень успешно работают. Исламофобия, как и кавказофобия, сегодня господствует в общественном сознании. Просто молящийся мусульманин в представлении иных политиков это уже экстремист. Хотя ислам в основе своей очень толерантная религия.Что касается кавказских политиков, то среди них самостоятельных фигур нет и не было никогда. Я всегда говорил: если в Москве чихнули — на Кавказе болеют воспалением легких. И другое. Если два дня в Москве будет порядок, на третий день кавказцы — они неглупые люди — придут к тому, кто самый главный в Москве, и скажут: салам алейкум, все будет нормально, мы сейчас восстановим у себя порядок, к вечеру доложим. Но если Россия сегодня это взорванное, деструктурированное общество, то что говорить о Кавказе! Там расщепление идет уже внутри аула, где всего 17 домов, как в моем родном ауле.Но кого это волнует? Посмотрите на наши ведущие политические блоки. Вы там увидите очень много крохоборов и бандитов с Кавказа. Только потому, что они там, у себя в регионе, якобы самые крутые. Кого они там поубивали, сколько украли — в наших ведущих политических блоках никого не интересует.Когда я встречаюсь с нашими кавказцами, всегда говорю: если бы у нас было чувство собственного достоинства, которое, казалось бы, должно быть нам присуще, то всего этого оскорбительного, прошу прощения, бардака у нас не было бы на Кавказе. Как ведут себя кавказские политики? Руководитель одной из республик, вернувшись из Англии, публикует статью, где пишет: «Лучше быть английской колонией, чем субъектом Российской Федерации».Если руководитель республики пишет такие вещи, то о чем должен думать его соотечественник-безработный? [b]— Напряженность на Кавказе, вероятно, отчасти вызвана отсутствием необходимых финансовых вливаний из федерального центра. А может ли Дагестан сам себя прокормить? [/b]— Дагестан до начала 90-х годов обеспечивал себя сам. Война в Чечне, разруха на всем Кавказе стали причиной того, что сейчас 90 процентов средств республика получает из федерального бюджета. В сентябре 1990 года я провел всероссийскую конференцию. Тема была такая: выравнивание стартовых условий субъектов федерации при переходе к рыночной экономике. Идея была проста: если мы живем в одном государстве, то нужны единые стандарты социальных услуг, которые должны быть обеспечены каждому, кто живет в этом государстве.Если вы не можете обеспечить эти стандарты, то надо сказать: вот трансферт последнего месяца, проводим банкет и расходимся, мы вас больше не можем кормить, кормите себя сами. Расходимся навсегда, идите с Турцией, Казахстаном — с кем хотите.Нет ни одного народа в мире, который бы сам себя не мог прокормить. Мы недавно отмечали 5000-летие Дербента. Он же кормил себя пять тысяч лет. Народ жизнеспособен, но если мы управляем плохо, на кого пенять? Я был как-то в Кувейте вместе с Черномырдиным. Эмир Кувейта говорит: вы думаете, мы такие богатые только за счет нефти? Человек может иметь любые богатства, но если он не умеет ими пользоваться, толку не будет. Вот, говорит эмир, сидел на этом троне мой отец. Все богатство лежало под ним. И государство отсталое, и народ нищий. Мы построили за городом большой дворец и отвезли папу туда. И за прошедшие 20 лет фонд подрастающего поколения Кувейта составил около 80 миллиардов долларов. То есть каждый человек находится на полном государственном обеспечении с момента своего рождения.Дальше. Приехали мы в Саудовскую Аравию. Там говорят: вы думаете, что мы какие-то дикие племена (а Черномырдин в самолете действительно говорил нечто подобное: вот нефть кончится, посмотрим, что они будут делать) и живем только за счет добычи нефти? У нас сегодня поступления от нефти меньше, чем от вложенных нами денег. Вывод для нас, россиян, один: если мы не умеем хозяйствовать, а еще хуже — потеряли нравственные ориентиры, то нечего кого-то обвинять. Если один наш соотечественник везет тещу на курорт на своем самолете, туда-обратно пять раз гоняет, потому что теща забыла дома очки, а другой не может концы с концами свести, прокормить детей, то это уже не проблема экономики, это проблема моральной деградации.[b]— Кто из сегодняшних политиков способен, если он станет президентом, установить мир на Кавказе? Как вы оцениваете потенциал московского мэра, который со времен чеченской войны довольно резко высказывается о национальной политике федерального правительства? [/b]— Мы с Лужковым в хороших отношениях, я это не скрываю, и считаю, что Лужков — один из самых, так сказать, приземленных политиков современной России. Потому что он не только политик, но и одновременно хозяйственник. Но меня смущает, когда очень большое количество людей собирается в одном месте. Как-то он меня спросил, почему я не пришел на одно московское мероприятие. Я ответил: Юрий Михайлович, я подожду, когда пыль от крупнорогатых, которые туда побежали, осядет, а возможно, подожду, когда осядет пыль после того, как они обратно побегут, и тогда приду. И второе. У нас есть два села — верхнее и нижнее. Они веками враждуют. Ну такой обычай, больше нечего делать. Как только человек из нижнего села расходится со своей женой, человек из верхнего села автоматически сватает эту женщину. И наоборот. Почему? Не потому что она красивая, а потому что знает все секреты своего села. Вокруг Юрия Михайловича слишком много бывших жен. И третий момент. Юрий Михайлович в последнее время не защитил ряд близких ему людей. А поверил самым настоящим крохоборам. Юрий Михайлович как человек достаточно контактный должен был найти время встретиться с этими людьми и переговорить с ними, а не полагаться на чье-то мнение. Поэтому я думаю, что Юрий Михайлович — да, московское правительство — да, а среди тех, кто окружает Лужкова на федеральном уровне, очень много случайных людей, конъюнктурных, которые предадут в первый же трудный день. И мне будет очень жалко, если он оставит свой работоспособный коллектив и не сможет с новой командой дойти до федерального уровня, хотя сам он может дойти.[b]— Вернемся к Кавказу. Каковы все же прогнозы развития ситуации? [/b]— Можно прогнозировать, когда есть какие-то тенденции. Когда ситуация не управляется, планировать очень трудно. И все же можно обрисовать несколько сценариев развития ситуации. Если действовать так, как действуем сейчас, зона военного конфликта будет расширяться, количество вовлеченных в него людей будет расширяться с каждым днем.Конфликт может охватить Кабардино-Балкарию, Карачаево-Черкесию, Ингушетию, может дойти до Абхазии.Экстремисты, скорее всего, в Ингушетию сами не пойдут, но могут будоражить осетино-ингушские противоречия с тем, чтобы прийти потом якобы на помощь братьям-мусульманам. Если Азербайджан будет спокойно смотреть на сегодняшние события, фундаменталисты могут прийти и в эту страну. Частично в Грузию, где живет около полумиллиона азербайджанцев. Если, повторяю, мы ничего не поймем. А то, что мы пока ничего не поняли, — стопроцентный факт.В Ботлихе я разговаривал с генералами. Да, боевики ушли, да, вы молодцы, победили. Но почему мы границу не укрепляем? В тот день ко мне в Ботлих приехали андийцы. Они говорят: мы сидим уже месяц в окопах, мы не пропустили через свои села ни одного бандита, ну укрепляйте границы, люди уже не выдерживают! В Дагестане сейчас находятся 22 тысячи милиционеров. Нельзя было в новолакском направлении поставить хотя бы пятьсот милиционеров? А не 20 человек оставить в райотделе милиции, чтобы они отчаянно защищались. Возможна в ближайшее время акция со стороны Кизляра. Нельзя исключать и такой вариант: террористы рассчитывали на то, что дагестанские чеченцы выступят на их стороне. Новолак, Ленин-аул, Калининаул — это места, где до выселения жили чеченцы, потом там заселились лакцы и аварцы. На грани конфликта эти земли были неоднократно. Предположим, ситуация развивается благоприятно для федерального центра.Выгоняем либо уничтожаем всех бандитов. А что делать дальше с Дагестаном, где сплошная безработица? Там работу имеют только учителя, врачи и милиционеры. Как мы будем завтра отбирать оружие у населения? Я уже говорил, что автомат мы у ополченца можем отобрать только в том случае, если взамен дадим «комсомольскую путевку» на завод. То есть надо создавать рабочие места.Есть ли потенциал для этого? Вопрос.Еще один важный момент. В Дагестане впервые сложилась ситуация единства армии и народа. Почему это не находит поддержки у политиков, у средств массовой информации? И еще. На Кавказе впервые восстанавливается доверие по отношению к русскому человеку, в частности в Ботлихе. Почему это не заметить? [b]— Как вы комментируете версию о возможном вхождении федеральных сил в северные районы Чечни со стороны Моздока? [/b]— Два года назад я проехал по периметру административной границы Чечни и Дагестана и увидел следующую картину. Вот граница с Чечней. После границы идут дагестанские села. После сел стоят дагестанские милиционеры. Через 15 километров после них стоят войска. Я им говорю: ребята, я вообще ничего не понял, давайте мы расположимся с точностью до наоборот. Мне отвечают: нет, вы что, нельзя, у нас тактика, вы же не знаете. Конечно, я тактику не знаю, я не кадровый офицер, я старшина запаса. Но есть вещи очевидные. Короче, я предлагал в 1997 году и предлагаю сейчас: надо срочно перенести границу на 5—10 километров в глубь территории Чечни и там защищать Дагестан, а не пускать террористов в села, потом эти села уничтожать, потом выделять деньги на их восстановление. Ну это какой-то идиотизм. А мы говорим: нельзя наносить упреждающие удары по базам боевиков. Да почему нельзя? Американцы нанесли из-за одного бен Ладена.[b]— Может ли влиять и влияет ли официальный Грозный, в частности президент Масхадов, на события в Дагестане? [/b]— Думаю, многие вещи делаются не без ведома Масхадова. Может быть, он непосредственно не является сторонником агрессии, но он ничего не делает, чтобы помешать экстремистам. И не только им. Происходят странные вещи. После того как две тысячи человек вторглись из Чечни в Дагестан, Масхадов дает указание пограничникам и таможенникам не пропускать ни одного человека туда и обратно. И говорит, что эти люди не имеют ничего общего с Чечней. Ну как это, на твоей территории армия готовится! И сегодня известно, что в Новолаке находятся в том числе и командиры официальных армейских структур Чечни. Масхадов сегодня не тот, кем был раньше. Когда я увидел, что Масхадов отпустил бороду, то понял, что он потерял свое лицо. Он перепугался этих религиозников. Надо сохранять свое лицо. Масхадов вынужден был постоянно играть на поле Радуева и Басаева. Чтобы не обвинили его в пророссийских настроениях. А на чужом поле редко выигрывают.[b]— Расчет террористов на чеченцев-аккинцев, наверное, неслучаен? [/b]— Конечно, какая-то симпатия, поддержка там есть. Но не как поддержка ваххабитов, а по национальному признаку. Впрочем, чеченцыаккинцы отмежевались от бандитов.К тому же этих бандитов называть ваххабитами не вполне правомерно.Я смотрю, они молятся в сапогах. Это люди, далекие от религии. Ну какой Басаев мусульманин? Какой из него, тем более, идеолог? Или Удугов. Или я. Нам еще надо молиться лет двадцать, чтобы замолить все грехи, а потом уже что-то другим говорить.[b]— Есть дилемма. С одной стороны, без поддержки дагестанских ополченцев трудно справиться с террористами, хотя бы потому, что участие дагестанцев вносит в эту войну особый, освободительный, патриотический дух. С другой — как завтра разоружать ополченцев? [/b]— Я уже говорил об этом. Сегодня в Дагестане 22 тысячи милиционеров плюс около 10 тысяч других людей в погонах. Тридцати тысяч, наверное, достаточно, чтобы справиться с двумя тысячами бандитов. С точки зрения патриотической, поддержка дагестанцев важна. Но раздача оружия... А как потом отобрать оружие? Без создания рабочих мест — трудно. Да, надо создавать отряды ополченцев, платить деньги, не тысячу долларов, а хотя бы прожиточный минимум. Держать их при комиссариатах. Поднять народ на борьбу легко, а загнать потом в дома мало кому удавалось. Мы не очень просчитываем завтрашние события.Вот схлестнулись Семенов и Дерев.Думаю, они сейчас готовы даже уехать из страны, не то что из Карачаево-Черкесии. Но раз ты народ уже завел, дальше — все, ты уже пленник народа. Тебе надо или действительно уехать, или застрелиться, или будешь предателем.Сказано в Коране: соревнуйтесь в добрых делах друг с другом. Надо нести разум и совесть в сознание людей. И тогда будет разумная и совестливая политика. Если нет — смуты, конфликты, трагедии.
Общество
Ясен Засурский: Информационные киллеры сродни трамвайным хулиганам
[b]Для многих тысяч российских журналистов Ясен Николаевич Засурский — личность легендарная, авторитет непререкаемый. Он пришел на факультет журналистики МГУ в 1953 году. Через тринадцать лет его избрали деканом.[/b][i]Факультет под его руководством выпустил в свет 14 тысяч журналистов. Завтра Ясену Николаевичу исполняется 70 лет. Однако меня, одного из учеников Засурского, привело в альма-матер на Моховой не только желание поздравить учителя с юбилеем. Есть необходимость поговорить о делах совсем не праздничных — об информационных войнах, развязанных в СМИ.Журналисты традиционно обращаются к Засурскому, когда в профессиональном цехе творится что-то неладное. Вот и меня сейчас волнует вопрос, насколько квалифицированно копается Доренко в тазобедренном суставе Примакова. Есть сведения, что в ближайшем выпуске аналитической программы ОРТ будет подвергнута анализу моча Примакова, и на основе ее цвета, запаха и вкуса будет вычислен президентский рейтинг.Пока моча Примакова не ударила в голову аналитикам, мы решили проконсультироваться с третейским судьей.[/i][b]— Ясен Николаевич, если не возражаете, начнем с горячего для предвыборного времени вопроса — о политической журналистике. Как вы ее оцениваете? [/b]— Вопрос важный. В стране с неустоявшимися властными и социальными институтами политическая журналистика неизбежно должна выходить на первый план. Но ее у нас почти нет. Ее заменяют публикации компромата и всяческие выступления, которые носят политический характер, но не содержат политического анализа. Другими словами, ее заменяют информационные войны. В чем-то это связано со старыми традициями партийной журналистики, когда непримиримость к врагам считалась важным и необходимым качеством. Но такой разнузданности, какую мы видим сейчас, не было даже в столкновениях советской и американской журналистики. Конечно, говорили всякую чушь о «кровавых собаках империализма», но так беспардонно на личности не переходили.На телевидении, правда, в те далекие времена были интересные политические передачи, но в основном по тем же международным вопросам. А сейчас в нашей печати, на радио, телевидении международная тема почти исчезла. Нет серьезного анализа ситуации в Соединенных Штатах, во Франции, в Германии, в странах ближнего зарубежья да и в СНГ. В публикациях же «внутренних» анализ ограничивается поддержкой того или иного блока, позиций тех или иных группировок, которые владеют средствами массовой информации. Мы довольно хорошо знаем, что происходит в пределах Бульварного кольца и даже за Кремлевской стеной. Знаем даже больше, чем на самом деле там происходит. Но в целом реальная ситуация в стране ускользает от внимания СМИ. Например, что мы знаем о Владивостоке? То, что там с переменным успехом воюют губернатор Наздратенко и мэр Черепков. Но вот я встретился с преподавателем факультета журналистики Владивостокского университета, и он мне говорит: вам, москвичам, нас не понять, у вас там иллюминация сплошная, а у нас часто света в домах нет; я еду в Китай помыться, купить мяса. Из газет об этом невозможно узнать.[b]— Недостаток информации о международной жизни, реальной ситуации в стране — на ваш взгляд, следствие невостребованности этой информации аудиторией, отсутствия интереса к ней журналистов или ее ненужности хозяевам СМИ? [/b]— Что касается хозяев — конечно, у них интереса нет. Сейчас политическая журналистика сосредоточена на отдельных фигурах и рассматривает политическую жизнь в России исключительно в контексте межличностной борьбы. К сожалению, именно владельцы наших СМИ развязывают информационные войны. Эти войны отражают борьбу кланов в бизнесе и политике, борьбу за влияние на правительство, президента, его администрацию.Явные негативные последствия этих войн — искаженное представление о жизни, о проблемах России и в то же время искажение самой роли журналистов. Некоторые из них так увлекаются борьбой, что начинают вести себя как провинциальные актеры, превращают себя в адвокатов, даже прокуроров. Цель здесь преследуется простая: выбить того или иного политического деятеля из седла.[b]— И ведь удается.[/b]— Мне кажется, что иногда нашим политическим деятелям нужно спокойнее реагировать на поток грязи, не вступать в полемику с теми, кто переходит рамки приличия и журналистской этики. Я считаю, например, что Юрию Михайловичу Лужкову достаточно через своего пресс-секретаря дать фактическую справку тому или иному сюжету, подать заявление в суд, обратиться в Судебную палату по информационным спорам, в Большое жюри Союза журналистов, то есть поставить проблему на обсуждение профессионалов. Мне кажется, мэру Москвы вести диалог с информационными киллерами несолидно.Одна из целей этих киллеров, помимо выливания помоев, — вывести из равновесия политиков, заставить их участвовать в этой полемике. Уровень журналиста-киллера — это уровень трамвайного хулигана. В полемике с ним вы сгоряча можете заявить что-то несуразное, подставиться. А ему только это и нужно. Для следующего акта спектакля.Думаю, что и руководство телеканалов должно быть строже к своим сотрудникам. Совсем недавно, в конце лета, мы собирались с руководителями всех телекомпаний в «Президент-отеле», подписали джентльменское соглашение о соблюдении каналами этических норм, приняли Хартию телевизионной журналистики.Она, конечно, юридической силы не имеет, но разве нельзя договориться о цивилизованном ведении полемики! Даже на войне есть правила.Впрочем, нельзя ограничиваться требованиями к руководителям СМИ. Журналистская общественность тоже должна действовать.[b]— Но что может журналистская общественность, если у нее нет серьезных механизмов контроля и воздействия на уродов в семье? Если государственный канал ведет деструктивную политику, то, очевидно, у государственных органов должна прежде всего болеть голова.[/b]— Это справедливо. И ведь на ОРТ есть общественный попечительский совет. На днях читал в «Общей газете» выступления представителей этого совета. Они достаточно критически высказывались о политике канала, но, видимо, совет не имеет никакого воздействия на руководство ОРТ. Это досадно. Падение нравов наносит огромный вред авторитету нашей журналистики.[b]— Беда еще в том, что в информационные войны вовлечены лучшие журналистские силы, те, кем наше профессиональное сообщество еще недавно гордилось.[/b]— Вы знаете, после того как посмотришь на эту ругань, вряд ли будешь относится к ним с большим уважением. Некоторых из этих журналистов, того же Доренко, я в свое время весьма уважал, но когда увидел, что они делают, мне показалось, что это уже действительно переход от второй древнейшей профессии к первой. Никто не доказал, что они делают это бескорыстно. Если прокрутить недавние пленки, мы можем найти массу выступлений этих же журналистов против тех, кого они сейчас защищают и от чьего имени они сегодня вещают. Найдем и примеры прославления тех, на кого они сегодня нападают. Эти журналисты превратили свое перо, микрофон в инструмент, может быть, не столько даже для политического убийства, сколько для зарабатывания тех денег, которые они не могут заработать публикацией честных, добротных материалов, где были бы их собственные мысли, а не мысли тех или иных олигархов. Они сделали свой выбор.Недавно я читал устав Корпорации Боньеров — владельцев крупной шведской газетной империи. Они прежде всего подчеркивают свою социальную ответственность, объективность, достоверность информации. На Западе владельцы СМИ стараются отстаивать качество информационного продукта и поэтому не допускают грубой полемики, необоснованных выпадов. Я смотрел передачи ведущих американских, французских, английских каналов — ничего подобного тому, что происходит на нашем телеэкране, не видел. Это чисто российское явление, связанное не с журналистскими амбициями, а с финансовыми соображениями. Информационные киллеры озабочены только заработками. Они мне напоминают актрис, снимающихся в порнофильмах. Это даже не модели, которые могут появиться в респектабельных журналах мод, — чистая порнуха.[b]— Но у нас же была неплохая журналистика в 92—93-х годах...[/b]— До президентских выборов 1996 года. А следующим катализатором развращения СМИ стал аукцион по «Связьинвесту». С этого момента владельцы газет вступили на тропу войны.[b]— Журналистику просто подмяли тогда.[/b]— Она утратила характер института информации.[b]— Было ли это неизбежным? [/b]— Нет, не было. Это результат нескольких факторов. Первый фактор, очень важный — журналистика экономически сегодня не может быть рентабельной из-за монопольных цен на бумагу, на печать, на распространение. Сделать рентабельную газету сейчас чрезвычайно трудно, практически невозможно. Рекламы тоже крайне мало из-за того, что производство не развивается. Поэтому многие газеты существуют только благодаря спонсорам. А им все равно, сколько экземпляров газеты будет куплено, влияние читателя минимально. В мире существует универсальный закон: читатель покупает — газета процветает, читатель не покупает — газета погибает. У нас этот закон действует только в отношении газет, не имеющих богатых владельцев. А те поддерживают газеты, которые никто и не читает, кроме узкого круга политиканов. Правда, потоки компромата иногда и помогают поднять тираж.Справедливо, конечно, критиковать хозяев, но лакеев тоже не надо забывать. Лакей остается лакеем, независимо от смены хозяев.[b]— Печальная трансформация произошла с Шереметом. Ведь он был неплохим репортером, независимо от его отношения к Лукашенко. Во всяком случае, это был острый журналист, работавший, что называется, на передовой. Но вот попал в компанию волков и завыл по-волчьи.[/b]— Недавно «Комсомольская правда» назвала Шеремета рекордсменом по смене позиций. Справедливо.[b]— И жалко. Его самого.[/b]— Жалко. Бесспорно, талантлив профессионально, но... пал жертвой команды. Отсутствие интеллигентности — главный порок лакеев. Их не интересуют высокие материи. Они знают одно дело — бабки зарабатывать. За бабки они все что угодно сделают, обольют грязью любого. Гендиректор ОРТ Шабдурасулов всетаки не допускал таких вещей. Он действовал в рамках профессиональной этики. С его уходом ситуация на ОРТ значительно ухудшилась. Не думаю, что это из-за Эрнста, он же в другой области специалист. Он не политик.[b]— Вам сейчас, наверное, должно быть обидно за профессию.[/b]— Обидно. Ужасно обидно, что журналистика в условиях, когда существует свобода слова, когда можно о любых проблемах говорить спокойно и открыто, превращается в поле для лакейских интриг.[b]— У вас есть какой-то прогноз будущего нашей журналистики? [/b]— Прогноз очень сложный. У нас будет нормальная журналистика только тогда, когда нормально начнет развиваться экономика, появится настоящий рынок, при котором не будет недостатка в рекламе как кислороде журналистики, когда будут созданы объединения предпринимателей, ассоциации издателей газет и владельцев телекомпаний, которые договорятся о правилах поведения. Владельцы СМИ все-таки заинтересованы в том, чтобы зарабатывать на продукции высокого качества. За плохой товар много не получишь. Воспитание самих владельцев — тоже важный фактор. И они постепенно поддаются воспитанию в отличие от информационных киллеров. Последние, мы видим, путешествуют по каналам.[b]— Один из этих путешественников, которого как профессионала многие из нас еще недавно уважали, — Леонтьев. Удивительные метаморфозы происходят и с ним.[/b]— Да, когда он, сидя на стуле, проделывает свои цирковые трюки, это, конечно, ужасно. Переход таких серьезных журналистов в разряд телевизионных верблюдов, плюющих на общество, — печальный факт. Безусловно, Леонтьев в числе людей, вовлеченных в войны, но он еще не дошел до доренковского предела.[b]— Очевидно, скорых изменений в характере нашей журналистики ожидать не приходится.[/b]— Отчего же! Первые изменения произойдут сразу после выборов. Если потерпят поражение те, против кого выступают киллеры, последним будут платить еще больше. Если победят — значит киллерам перестанут платить. А если серьезно, то, повторюсь, ситуация в журналистике стабилизируется только после стабилизации в экономике. Сама по себе журналистика не решит своих проблем. Тот же Союз журналистов не в состоянии что-то кардинально изменить — у него для этого нет ни финансовых, ни властных ресурсов. И все же нам нужна спокойная, профессиональная оценка положения дел в нашем цехе. Мы должны помочь читателю, зрителю разобраться, где объективная критика, а где интриги. Нужны специальные издания. У американцев есть так называемые журналистские обозрения, где анализируются поведение, действия журналистов. Их издают обычно университеты. Нечто подобное и нам надо иметь. В том числе и на телевидении, учитывая его колоссальную аудиторию.[b]— Разбор полетов? [/b]— Именно.[b]— Я не вижу телеканала, на котором могла бы появиться такая программа.[/b]— Я тоже не вижу. Государственные каналы, увы, тоже вовлечены в войну. Но все войны когда-нибудь кончаются.
Развлечения
Бородинская битва
[b]Против ожидания интрига предвыборной борьбы за пост мэра Москвы оказалась куда более занимательной, чем предполагалось. Собственно, еще несколько месяцев назад никто и борьбы-то не предвидел. Не потому что не было желающих сесть на столичный трон — слишком прочны бастионы действующего градоначальника.[/b][i]При такой диспозиции серьезный политик не станет испытывать судьбу, поскольку неизбежный проигрыш нанесет по рейтингу удар, от которого не очухаешься в течение долгих лет. Шлейф неудачного кандидатства не позволит в обозримом будущем успешно штурмовать политический Олимп. Без всякого сомнения, именно это и произойдет с Сергеем Кириенко. И тогда дуэт Немцов — Хакамада с душевной болью может исполнять хит сезона «Аргентина — Ямайка». В самопожертвовании Кириенко не просматривается политическая выгода, но есть идея — представить миру другое видение Москвы.Жертва идеи как минимум заслуживает уважения.А вот в желании участвовать в выборах мэра известных шоуменов Митрофанова и Семаго, как и застоявшегося «памятного» коня Васильева, безусловно, есть политическая логика — им терять нечего, им нужен спектакль, нужна массовка.Выход на дистанцию управляющего делами президента [b]Павла Бородина [/b]— случай тяжелый, ни с чем не сравнимый, а потому требующий отдельного рассмотрения.[/i][b]Кремлевские шуточки [/b]Спору нет, Бородин многим хорош. У него, кстати, очень «избирательная» для сердца русского фамилия. И москвичи его охотно избрали бы при трех условиях: а) если бы не было Лужкова; б) если бы Бородин не был членом кремлевской Семьи; в) если бы он был москвичом. Бородин — личность легендарная. Человек-праздник. Душа компании.Говорят, он может развеселить похоронную команду. Поведения совсем не чиновничьего. В Кремле любят вспоминать одну забавную историю. В августе 94-го Ельцин путешествовал на пароходе по Волге. После очередной рюмки президент велел охране кинуть за борт пресс-секретаря Вячеслава Костикова (ну шутки у него такие). Охрана была серьезная, и через секунду Костиков беспомощно барахтался в воде. Бородин мгновенно сорвал с себя одежду, нырнул и вытащил из воды будущего автора разоблачительных мемуаров о Ельцине.Но Бородин и сам любит пошутить.Только он может позволить себе рассказывать президенту фривольные анекдоты. Например, такой. Нового русского спрашивают: «Ты когда любовью занимаешься, с женой разговариваешь?» — «Конечно, — отвечает тот, — если мобильник под рукой».Однако не всегда шутки Бородина веселят публику. Те же «летописцы» вспоминают, как Валентин Юмашев в бытность главой администрации собрал на новогодний вечер в особняке на Косыгина кремлевский бомонд.Была там и Татьяна Дьяченко. И вот Бородин в разгар веселья произносит тост: «Мы здесь выпиваем и закусываем икрой, балычком, а народ за окном бедствует. Надеюсь, что за следующим новогодним столом будут сидеть люди, которые больше вас озабочены судьбой народа». Компания была в шоке.Поразительная эта история, на самом деле, очень точно характеризует отношения Бородина и других членов Семьи. Будучи связанным с окружением Ельцина тысячей нитей, он презирает это окружение, причем презирает демонстративно. Об ответных чувствах можно догадываться. За последние три года несколько «созывов» Семьи — от Чубайса до Волошина — пыталось выдавить Бородина из Кремля. Безуспешно. Папа не позволяет. Бородин — последний из могикан, не сданный Ельциным бледнолицым из администрации. Президент, человек по натуре порядочный, но издерганный придворными интригами, с Бородиным, очевидно, отдыхает душой.[b]Министр Двора Его Величества[/b] Бородин не просто беззаветно любит себя (это простительно), но и глубоко уважает собственную персону.Он не упустит ни одного случая заявить о своих выдающихся организаторских, хозяйственных качествах. В последние же дни он об этом говорит без перерыва на обед. И это понятно: надо оппонировать Лужкову-хозяйственнику.Известно, что впервые Ельцин заприметил Бородина во время своей поездки в 90-м году в Якутск, где Пал Палыч был председателем горисполкома — мэром по-нынешнему.Бородин «показался» ему как хороший организатор. Известно, впрочем, и другое: чтобы прослыть хорошим организатором, иной раз достаточно организовать хороший стол для высокого гостя. Посему вернемся к московской биографии якутского мэра.С апреля 1993 года Бородин возглавляет управление делами президента (до революции эта структура называлась куда точнее и ярче — Министерство Двора Его Императорского Величества, сейчас атмосфера Кремля вполне позволяет вернуть историческое наименование). На прозвище «завхоз Кремля» Пал Палыч не только не обижается, а, напротив, сам с удовольствием себя так называет.Иногда он даже представляется публике «завхозом всей Российской Федерации» и, без ложной скромности, «третьим человеком в государстве» после президента и премьера (Строев и Селезнев отдыхают). И, надо сказать, Пал Палыч не особенно грешит против истины. За скучным названием «управление делами» — мощнейшая империя. Суммарная федеральная собственность (начиная с Кремля и до коммерческих фирм), числящаяся за УД, за шесть лет выросла в десять раз и оценивается в 600 миллиардов долларов (больше только у черномырдинско-вяхиревского «Газпрома»). Годовой оборот бородинской империи составляет 2,5 миллиарда долларов. В структурах управления работают 150 тысяч человек (против 12 тысяч в 1993 году).Вот все эти цифры и называет Пал Палыч в подтверждение своей хозяйственной крутизны. И особо подчеркивает, что цифры оборота — это не бюджетные деньги, а инвестиции, кредиты, средства целевых программ.[b]Клинтон и Ширак просто обалдели[/b] Стало быть, говорит Бородин, с Москвой я управлюсь не хуже, а даже лучше Лужкова. Но есть некоторые сомнения в хозяйственном гении завхоза. Одно дело обслуживать 12 тысяч высших чиновников России и совсем другое — девятимиллионный город.Одно дело выбивать деньги на ремонт Кремля или правительственного санатория в Сочи и совсем другое — добывать средства для миллионов пенсионеров, учителей, студентов и прочего неноменклатурного люда. При внимательном рассмотрении предмета гордости Бородина неизбежно натыкаешься на бендеровский «медицинский факт»: 150-тысячная бородинская армия прекрасно обслуживает 12-тысячную дивизию чиновников.Что и говорить, есть чем гордиться! Но предмет особой гордости Бородина — это, конечно, обновленный Кремль, на реконструкцию которого завхоз потратил 488 миллионов долларов. Когда журналисты высказывают непатриотичные сомнения о своевременности и целесообразности этих трат, Бородину становится до слез обидно за державу: это же наша национальная святыня, Кремль уже вот-вот должен был рухнуть. Вы представляете, кем бы тогда вошел в историю Ельцин? Президентом, при котором рухнул Кремль! А теперь он еще 250 лет простоит — даю гарантию.И чтобы окончательно развеять сомнения, Бородин рассказывает о впечатлениях заморских гостей. По поручению президента завхоз показывал Кремль бывшему премьер-министру Канады Малруни. По окончании осмотра гость обратился к экскурсоводу: где вы, господин Бородин, работали в 80-е годы, когда я был премьером? Если бы я вас тогда знал, пригласил бы к себе управляющим делами. Водил Бородин по отреставрированному Кремлю и Клинтона с Кофи Аннаном. Эти совсем обалдели. Президент США то и дело спрашивал: это дерево? не пластик? это бронза? не пластик? А под конец экскурсии только и смог сказать: такого мы не только никогда не видели, но и представить себе не могли. А вот в описании Бородина реакция Ширака и Коля на красоты резиденции «Бор»: «Я видел удивленные глаза президента Франции Ширака и канцлера Германии Коля, когда Ельцин принимал их в этой резиденции...».Как говорит кучерявый реформатор, совершенно понятно, почему обалдели Клинтонс Аннаном и Ширак с Колем. Проценты с долгов, сукины дети, вернуть не могут, клянчат месяцами сотню миллионов долларов, а в покои свои вбухивают полмиллиарда (перевод, как читатель понимает, может быть не вполне точным). Нет, не понять им широту русской души! Вот Ельцин по достоинству оценил масштаб фигуры завхоза и еще два года назад вручил Пал Палычу высший российский орден «За заслуги перед Отечеством» II степени. Хотя по такому случаю можно было учредить другой орден — «За заслуги перед Кремлем».Похерим все вышесказанное, договоримся, что Бородин — крепкий и рачительный хозяин, и перейдем к следующему параграфу.[b]Не в этой жизни [/b]Никогда и ни при каких обстоятельствах завхоз не стал бы по собственной воле баллотироваться на пост мэра Москвы. Конечно, Бородин прирожденный начальник, но начальник-назначенец. Вроде Черномырдина. Публичную политику Пал Палыч не любит, предвыборная борьба, если он станет ее серьезно вести (в этом есть большие сомнения), будет для него каторгой, одно утешение — недолгой. В предвыборной борьбе он может услышать о себе много гадостей, к чему не привык даже после скандалов с «Мабетексом». Он привык к тому, что над ним один хозяин. Администрацию президента он видит исключительно в белых тапочках, хотя формально ей и подчиняется. Ко всем прочим в силу своей неуязвимости относится лояльно-дружески. В одном из недавних интервью Пал Палыч вполне искренне сказал: «Я человек мирный, никогда ни с кем не воевал, никогда не делал и не буду делать гадостей и дурного».Однажды доброхоты принесли ему кипу компромата на известного деятеля. Бородин щелкнул зажигалкой и на глазах изумленных стукачей сжег все бумаги.И вот этому могущественному человеку, добрейшей души человеку выпала паскудная роль мальчика для битья (при его-то 192 см и 115 кг) с неизбежным нокаутом, скорее всего, в первом раунде. Это ужасно.Не стал бы Бородин баллотироваться по доброй воле еще по одной причине. Имя этой причине — Лужков. До самого последнего времени отношения этих двух крутых мужиков иначе как дружескими нельзя было назвать.Сошлись они на футбольном поле и, как правило, играли в одной команде.Бородин говорит, что за последние семь лет забил 648 голов (то ли действительно ведет счет, то ли, по обыкновению, шутит). Из них больше половины — с подач Лужкова. Надо ли говорить, что приятельские отношения завхоза с человеком в кепке изрядно нервировали ельцинское окружение и давали ему повод периодически капать на президентские мозги.Если б не иезуитский ход Кремля, выставившего Бородина против Лужкова, дружбе двух мачо вряд ли что помешало бы. Но, говоря дурацким языком рекламы, видно, «не в этой жизни».[b]Надо, Федя! Надо! [/b]Поскольку вся эта кампания Бородину опричь души, он мог бы сымитировать борьбу, превратить ее в яркое политическое шоу, мобилизовав свой неистощимый запас юмора и жизненного оптимизма. Кто еще так изящно-двусмысленно может ответить на вопрос «Могла бы Татьяна Борисовна взять взятку?» — «Я очень в этом сомневаюсь». А вот еще бородинская хохма: «Когда я узнал о мнении, будто это я заказал компрометирующую кассету на Скуратова, я чуть не заплакал от обиды». Вступил Бородин в предвыборную кампанию так же весело, заявив в Мосгоризбиркоме: «Сегодня я венчаюсь, а 19 декабря приглашаю всех на свадьбу — я обязательно женюсь на самой красивой женщине в мире — Москве».Если бы Бородину удалось выдержать эту бесшабашную тональность до 19 декабря, тогда неизбежный проигрыш не оставил бы в его душе слишком уж горький осадок. Однако тот факт, что в паре с завхозом в качестве кандидата в вице-мэры идет начальник управления Федеральной службы налоговой полиции Леонид Трошин, не оставляет сомнений в желании Кремля основательно перелопатить московскую почву. Если и когда это произойдет, Бородину вспомнится многое. В том числе еще и тлеющие скандалы в связи с публикациями в «Коррьере делла сера», отношения с «Мабетексом», сомнительные закордонные счета и прочие радости жизни.Ведь ни на одно обвинение завхоз еще не дал внятного ответа.Только один человек мог заставить Бородина пойти против Лужкова, и мы знаем этого человека. Хотя режиссером этого спектакля, безусловно, является администрация. И можно себе представить, какому давлению подверглись поочередно президент и завхоз, прежде чем Пал Палыч сломался.Драматизм ситуации в том, что Бородин подставлен Кремлем, он заложник и проиграет при всех вариантах. С другой стороны, при всех вариантах выигрывает администрация президента, заинтересованная в сшибке Лужкова и Бородина, результатом которой может быть ослабление позиций того и другого. Сверхзадача администрации, хорошо понимающей, что Лужков в конечном итоге сохранит кресло мэра, — не допустить его победы с «туркменским счетом» уже в первом раунде. И чем больше у Лужкова будет соперников, даже таких, как лидер «Памяти» Васильев, тем лучше для Кремля, тем больше вероятность второго тура, который администрацией будет представлен как моральное поражение Лужкова. Цель неблаговидная, методы паскудные, но не ищем же мы признаки морали в стенах древнего Кремля! Кому, как не вам, Пал Палыч, знать, что кремлевскую грязь позолотой не замаскируешь!
Общество
В поисках севрюжины с хреном
[b]Выборы губернатора Московской области по понятным причинам не привлекли к себе того пристального внимания, коего были удостоены выборы парламентские. Между тем результаты «битвы под Москвой» — пища для ума не менее занимательная, чем исход «больших выборов».Администрации президента нужно было не допустить победы в Московской области «человека Лужкова» Громова [/b][i]Полагаю, не открою никакой Америки утверждением о том, что подмосковный избиратель гораздо более зрелый и демократичный, чем среднероссийский. И именно это обстоятельство предопределило победу избирателя. Настаиваю на выводе: Селезнев проиграл сам, Громову достался успех, а победил избиратель. И это наиболее интересный итог подмосковных выборов, в отличие от, скажем, московских, где победа имела однозначно личностный характер. Ни избирательные технологии, ни средства массовой информации, ни потенциал вышедших во второй тур кандидатов в Московской области не сыграли решающего значения в исходе борьбы.[/i]Первую, совсем не маленькую, победу избиратель одержал уже 19 декабря. Когда нокаутировал действующего (действующего — сказано, конечно, сильно) губернатора Тяжлова, — административный ресурс не сработал, и это дорогого стоит. Когда брезгливо проигнорировал богатого и самодовольного Брынцалова — деньги пахнут. Когда не заметил в списках прославленного биатлониста Тихонова, впоследствии легко поменявшего свои политические ориентиры (умение хорошо ориентироваться — бесценное качество для биатлониста).Словом, избиратель не выпустил во второй тур случайных или дискредитировавших себя людей.Другой вывод, на первый взгляд, неочевидный — подмосковный избиратель довольно однороден по своим политическим пристрастиям. Из того факта, что голоса 9 января разбились практически фифти-фифти, следует не конфронтационность местного электората, а то, что между финалистами избирательной гонки нет непреодолимой политической пропасти (во всяком случае, не было до этих выборов). Что бы там в пылу борьбы ни говорили соратники и сторонники Громова, Селезнев — не упертый коммунист, а все же государственник. Он, в принципе, был избираем, поскольку его левые «минусы» вполне компенсировались «раскрученностью» как политика федерального масштаба, четыре года достаточно успешно управлявшего таким бестолковым механизмом, как Госдума. «Нераскрученность» же Громова не стала ему помехой. Сработали другие козыри: честный вояка, в списках жуликов не значится, слов на ветер не бросает и так далее.Избирательные кампании обоих кандидатов были крайне неэффективными, хотя недостатка в финансовых и прочих ресурсах не наблюдалось. И дело тут не только в том, что избиратель совсем не был настроен подставлять уши под лапшу.При одинаково бездарных кампаниях проиграл тем не менее Селезнев. Он шел к своему поражению долго и, с позволения сказать, целенаправленно. С осени 1998 года по ноябрь 1999го спикер четырежды менял свои предвыборные планы, поочередно заявляя о желании баллотироваться то в Госдуму, то в главы администрации Ленинградской области, то опять в Думу, то уже в губернаторы Московской области. Селезнев, как и герой Салтыкова-Щедрина, похоже, и сам не мог определиться, чего же ему хочется — конституции или все-таки севрюжины с хреном. Избиратель не прощает подобного рода «сомнений».Безусловно, амбиции Селезнева были выше его реальных возможностей, основанных как на личном потенциале, так и на ресурсах КПРФ. Он, по всей видимости, хорошо понимал, что поддержка родной партии не может гарантировать успех в совсем не «красном» Подмосковье.И тогда Селезнев плюнул на партию. Повторюсь, чтобы мысль не была воспринята читателем как случайная: и тогда Селезнев плюнул на партию. Причем с благословения Зюганова, что совершенно очевидно.Не важно, кто на кого первый вышел — Селезнев на Кремль или Кремль на Селезнева. В этот момент они искали друг друга.Селезневу нужен был более серьезный, чем спикерство, пост. Администрации президента нужно было не допустить победы в Московской области «человека Лужкова» Громова.Никто и никогда не строил особенных иллюзий на предмет чрезмерной коммунистичности Селезнева. Но представить, что Геннадий Николаевич с радостью ухватится за протянутую руку Бориса Березовского, — нет, на это фантазии у нас недоставало. Как ни смешно, но вот так незаметно ломаются эпохи.(Помнится, Александр Градский что-то там рифмовал с «эпохою».Не рискну повторить, хотя к компартии это имеет прямое отношение.) Отсюда следует подтверждение еще одного вывода: идеологической составляющей выборов в России больше нет. Есть только политическая конъюнктура.Что там было в протянутой руке Березовского — никто никогда не узнает, но три антикоммунистических телеканала и пять антикоммунистических газет два месяца работали на коммуниста № 2 России Геннадия Селезнева.Но Селезнев проиграл. Почему же знаменитая PR Березовского не сработала? А все очень просто. PR Березовского эффективна, когда надо мочить.А тут надо было создавать из неплохого, но спикера (то бишь «говорильщика») мифический позитивный образ потенциального хозяина крупнейшей области страны. Непосильная задача.К тому же антикоммунистические СМИ Березовского тихой сапой саботировали решение этой задачи, поскольку не могли наступить на горло собственной песне. Кампания велась вяло и опричь души.Совершенно безумной была бы и задача мочить чистого, аки слеза ребенка, Громова. Тут даже вдохновенный Доренко рассмешил бы избирателя. Потому и не был востребован главный информкиллер Березовского.Громов одолел Селезнева малой кровью. Большой просто не потребовалось. И дело тут, повторюсь, не столько в самом Громове, сколько в избирателе, который прекрасно понимал, что избрание Селезнева было бы чревато если не конфронтацией между Москвой и областью, то прохладными отношениями во всяком случае. А ему это надо? Победа Громова, конечно, не столь убедительна, как могла бы быть при более высокой явке избирателей. Понятно, что сторонники Селезнева пошли к урнам стройными рядами, как это и принято у левых. Прими в выборах участие не 46 процентов избирателей, а, скажем, 60, бывший спикер не стал бы бегать по судам и прокуратурам в поисках чужих голосов.Впрочем, Селезнева понять можно. Он ведь не просто не взял высоту. Он за эту кампанию, говоря непарламентским слогом, скукожился как политическая фигура. Он сдал партию (и в буквальном, и в переносном смыслах), не приобретя ничего.Что впереди? Одна надежда, что перегрызутся новоиспеченные фракции, не поделят спикерское кресло и предложат его Селезневу в качестве севрюжины, пусть и не первой свежести.
Общество
Эксклюзивы
Вечерка ТВ
Приметы и советы
Проще, чем кажется
Мнения
Михаил Щипанов
Михаил Щипанов

Что следует сделать Западу

Екатерина Рощина
Екатерина Рощина

Персики для сыночки

Митрополит Калужский и Боровский Климент 
Митрополит Калужский и Боровский Климент 

О школьной педагогике

Евгений Герасимов
Евгений Герасимов

Сентябрь встретит премьерами

Все мнения
О проекте
▲
vm.ru

Установите vm.ru

Установите это приложение на домашний экран для быстрого и удобного доступа, когда вы в пути.

  • 1) Нажмите на иконку поделиться Поделиться
  • 2) Нажмите “На экран «Домой»”

vm.ru

Установите vm.ru

Установите это приложение на домашний экран для быстрого и удобного доступа, когда вы в пути.