Здесь и сейчас: нейропсихолог рассказала, что помогает пережить трудные времена

Несмотря на ежедневные обстрелы, жители Донецка продолжают жить обычной жизнью и даже строить планы. Среди представителей старшего поколения почти никто не уехал из города, терпящего бедствие. При этом пенсионеры далеки от паники и депрессивных состояний. Они бодры, веселы и верят в победу. Причиной подобного оптимизма заинтересовались ученые. Нейропсихолог Светлана Колобова долгое время занималась с участниками программы «Московское долголетие». И результаты подопечных психолога очень радовали.

Но, познакомившись с пенсионерами из находящегося под обстрелами Донецка, Светлана была поражена. Оказывается, дончанам все эти техники знакомы — они активно используют самые популярные психологические приемы для того, чтобы сохранять самообладание. Но откуда простым донецким пенсионерам известно то, что психотерапевты изучают годами? Светлана провела масштабное исследование пожилых дончан и по его итогам пишет кандидатскую диссертацию «Особенности личного потенциала пожилых людей в сложных жизненных ситуациях».

— Светлана, когда у вас возник интерес к Донбассу?

— Началось все с 2014 года, когда в Москву хлынул первый поток беженцев. У меня был шок, когда я увидела всех этих бабушек и детей. Мне захотелось им чем-то помочь. И мы вместе с волонтерами начали собирать одежду, обувь, книжки, организовывать походы в театры. Потом поток беженцев снизился, и эти люди стали говорить, что «нас оставили», «как мы будем жить дальше», «ничего не происходит — обстрелы продолжаются»… Это было довольно тяжело слушать. Тогда я впервые поехала в Донецк. И он меня удивил. Там совсем не было ощущения военных действий! Город утопал в зелени, по улицам ходили красивые люди. Все улыбались. И при этом — война… И при этом жители, особенно пожилого возраста, не хотят уезжать. Это их жизненная позиция.

Нейропсихолог Светлана Колобова / Фото: Из личного архива

Дом сгорел, но ты за нас не волнуйся

— А как они объясняют свое нежелание уезжать?

— Например, есть дедушка из Мариуполя. Его дом полностью разрушен, там нет электричества, тепла. Он остался один в доме. Ему предлагали переехать в общежитие, а он отказался, заявив, что в доме остались его вещи, которые он не успел переписать на детей. Говорит: «Пока я через нотариуса не оформлю имущество, никуда не поеду». А в его квартире сейчас такая же температура, как и на улице. Ему в голову не приходит, что он может замерзнуть. Это удивительные люди! Меня поразила мариупольская бабушка, которая, глядя в камеру, прижимала к груди собаку и говорила: «Маша, мы с Кузькой живы! Дом сгорел, все пропало, но ты за нас не волнуйся — у нас все хорошо!» Или дедушка, сидящий в подвале жилого дома. Вместе с ним сидели дети, собаки, кошки, черепахи… И он говорил: «Хорошо у нас. Вот была 3-комнатная квартира, а сейчас, смотрите, простор…»

Я считала себя не слишком чувствительным человеком, но я плакала. Я впервые столкнулась с такими оптимизмом и жизнестойкостью. И мне стало интересно, что дает этим людям силы и чем они отличаются от нас, погрязших в собственных фантазиях о трудном детстве, постоянно придумывающих какие-то проблемы.

— Как вы проводили исследования?

Мы разработали опросник по психологическим методикам, позволяющим построить графики. В анкетах были вопросы: где они живут, сколько им лет, какие у них хронические заболевания, ухудшилось ли их состояние здоровья за этот год, каков источник дохода, к кому они обращаются за помощью, изменились ли их сон, рацион питания… То есть в свои опросники мы добавили то, чего в психологических анкетах обычно нет, для того чтобы более полно представить, из чего состоит их жизнь, понять, кто они, эти люди.

Дополнительно я задавала каждому вопрос: «Если бы у вас была волшебная палочка, хотели бы вы прожить еще 20 или 30 лет? Если да, то что хотели бы увидеть — свое личное будущее или будущее страны?»

Было несколько человек, которые ответили, что хотят посмотреть, как сложится жизнь у детей, но основная часть говорила, что хочет увидеть будущее страны.

То есть дончан интересует, что будет со страной! Они вообще очень вовлечены в общество. Так, к примеру, за помощью они тоже обращаются к соседям, а не к детям — рассчитывают на свои силы.

Люди среднего возраста — их дети, которым сейчас 50 с лишним лет, — могут впадать в агрессию, обвинять кого-то. Они не понимают, почему это случилось с ними. А бабули социально мотивированные, и у них есть устойчивые целостные ориентации, то есть они прекрасно понимают, ради чего надо жить.

— И ради чего?

— Для того, чтобы наступил мир в Донецке, а они получили российское гражданство.

И не такое было

— А для их детей эта ориентация не работает?

— Нет. Они впадают в депрессивное состояние. Стресс для них становится дистрессом. Им непонятно, чего хотеть, у них не остается никаких желаний, появляется агрессия: «А вы не знаете, что у нас война? Вам легко говорить, в вас не стреляют!»

— Почему среднему поколению, в отличие от старшего, тяжелее дается восприятие реальности?

— Потому что у них ответственности больше. Они несут ответственность как за родителей, так и за своих детей. И естественно, они склонны искать свои ошибки в происходящем, например, может быть, они неправильно поступили, оставшись здесь… Поэтому эти люди доведены до крайней степени отчаяния, и многие уже не могут держаться.

— Но почему могут их родители?

— По нескольким причинам. Во-первых, они не могут уехать. Для пожилого человека переезд — это вообще большая травма. А раз повлиять на ситуацию невозможно, надо «жить как есть». Их поддерживает уверенность в том, что скоро все закончится. Хотя с точки зрения психологии такая уверенность — это избегание проблемы. Любой психолог скажет, что, если вы не замечаете проблему, вы не принимаете и риски за нее. Да, возможно, это неправильная стратегия, но в их случае она — выигрышная, потому что выбора у них нет.

Во-вторых, у них есть ресурс, дающий им силы. Это их жизненный опыт. Он у них, в отличие от их детей, был достаточно сложный. Их девиз: «Не такое переживали и это переживем». Такая экзистенциальная отвага.

Как, к примеру, выглядит их день? Они проснулись, все живы — значит, все нормально. Если можно спуститься вниз, то спускаются. Если нельзя, то дома смотрят телевизор. Кроме этого, у них есть миссия. Они могут, например, объединяться с соседями, чтобы ухаживать за теми, кому хуже. А могут беречь квартиру для внуков или, как один из моих любимых дедушек, охранять огород. Его спрашивают: почему вы не уедете? А он в ответ: «Я в огороде границу держу! Если все уедут, то кто останется?»

А среднее поколение занято спасением своих жизней и жизней детей. Единственное, что их останавливает от переезда, — страх перед будущим: условно говоря, «как мы там найдем работу, как устроимся». К тому же здесь многие работают в МЧС или скорой помощи, и для них эта работа тоже, по сути дела, долг. Поэтому они себя обвиняют в том, что могли бы поступить иначе. Кроме этого, люди среднего возраста не склонны искать помощи у посторонних, а замыкаются в себе и в своих проблемах.

— Эта разница в восприятии действительности у донецких пенсионеров и их детей — возрастная или поколенческая?

— Я думаю, что поколенческая. Поколение нынешних пенсионеров воспитывалось с установкой, что семья — это история не столько про любовь, сколько про «ячейку общества». Они очень общественные: знают все новости, все читают. Им достаточно минимального жизненного комфорта. К примеру, в Донецке нет воды, но они сходили за водой, вернулись назад — и им кажется, что все в порядке. Вот эта функция выживания очень хорошо мобилизует их. Дело в том, что это поколение всю свою жизнь занималось выживанием, поэтому эта ситуация для них привычная. Они тяжело работали, многие трудились в шахтах, так как Донецк — это шахтерский город. Они не рассчитывали на отпуск за рубежом. В их время в магазинах нечего было купить, поэтому для того, чтобы накрыть стол, продукты надо было как-то достать. Для того, чтобы приготовить курицу, за ней надо было либо по рынкам охотиться, либо вырастить у себя в огороде. Это и есть выживание. Кроме этого, дончане — пассионарии и этим сильно от нас отличаются. А почти девять лет обстрелов еще больше закалили их.

Мы потерпим: там тоже люди

— В свое время были исследования ветеранов Великой Отечественной войны, многие из которых — долгожители, пребывающие в ясном уме в преклонном возрасте. Я, например, знаю ветерана, который преподает робототехнику в Бауманке. Сможет ли «закалка», о которой вы говорите, продлить жизнь дончанам?

— Бодрые ветераны Великой Отечественной войны — это «ошибка выжившего»*. Да, мы видим примеры, когда люди доживают до преклонных лет. Моей свекрови, например, 93 года. Она такой же «выживший». Но сколько людей при этом сошли с ума и погибли. В мире не так много исследований, посвященных тому, как военные действия влияют на мирное население. Но некоторые я изучала, и, согласно им, люди, пережившие такое травмирующее событие, как военные действия, плавно скатываются в депрессию. А среди военных вероятность развития депрессии выше, чем у мирных людей.

— А сами донецкие пенсионеры считают себя жизнестойкими?

— Да, они все как один заявляли о своей жизнестойкости. Для них это важно, они считают, что обязаны этим донецкому характеру. Они уверены, что надо жить, несмотря ни на что, заниматься будничными делами.

Их знакомые, родственники, дети уехали или кто-то погиб. И они понимают, что рассчитывать не на кого, обвинять тоже. Ни у одного человека не прозвучало: «Дети, мерзавцы, уехали, а меня здесь бросили!» У них такого даже в мыслях нет! Когда они говорят про российское гражданство, то радуются, дескать, будем пенсию больше получать и больше откладывать детям.

А их дети мыслят уже по-другому. Когда они станут пенсионерами, то вряд ли будут черпать энергию в том, в чем черпают их родители. Они скорее обратятся к кому-то за помощью, психологам например, чем будут искать ресурс внутри себя.

Еще интересный момент. Когда пенсионеров спрашивают, а может, эту Авдеевку (откуда регулярно обстреливают Донецк. — «ВМ») просто разнести? Там же все равно мирных жителей почти не осталось — по разным подсчетам, их от 2 до 3 тысяч. Они говорят: «Не надо! Мы потерпим — там же люди!»

— В интернете очень часто цитируют высказывание Виктора Франкла**: «Первыми ломались те, кто верил, что скоро все закончится. За ними идут те, кто не верил, что это когда-нибудь закончится. Выжили те, кто сосредоточился на своих действиях, без ожиданий того, что может произойти». Относится ли это к бабушкам и дедушкам Донецка?

— Безусловно! Наши бабушки верят в успех и, несмотря на все тяготы, занимаются повседневными, будничными делами. У них режим. С утра идут за водой, чтобы как-то умыться и постирать, готовят, убирают, смотрят телевизор. Там нет неопрятных людей, а ведь, когда человек перестает за собой следить, можно говорить о первых симптомах деградации. Одна бабулька поразила меня признанием, что из-за обстрелов перестала бегать по утрам, поэтому ждет, когда все закончится, чтобы возобновить пробежки. Эти бабульки держат марку!

— Какие «лайфхаки» донецких бабуль можно использовать в нашей повседневной жизни?

— При появлении проблемы нужно разобраться с собой: чего вы хотите и чего не хотите — расставить приоритеты. Затем понять, можете ли вы достигнуть того, чего хочется, а после этого — найти единомышленников с подобными задачами, скооперироваться и идти вперед к заветной цели. Отличной идеей будет, например, объединение для помощи другим людям. Только коллективные действия помогут выйти из депрессивного состояния, в одиночку этот забор перепрыгнуть невозможно. Когда все сидят дома, боятся и агрессируют на других, ничего не изменишь. Это состояние «выученной беспомощности»***. Изменения возможны только через позитивное объединение в группы по интересам. А в этом объединении можно найти для себя новые грани, миссию и цель. И очень важно — перестать обвинять других людей. Нас никто не обязан понимать, слушать и любить. Нужно перенести фокус с «неблагодарных детей» на близкие и понятные ресурсы. Когда они найдутся, людям будет гораздо легче жить.

Я сейчас перечислила все то, что на этот вопрос ответил бы любой психолог. А бабульки в Донецке понимают все это интуитивно.

Когда я спрашивала у них, что они делают, чтобы не сойти с ума, они просто, как по учебнику, отвечали: главное — это помощь другим людям, поиск для себя занятия и понимание того, что никто не должен думать о тебе.

* — Ошибка выжившего — разновидность систематической ошибки отбора, когда по одной группе объектов (условно называемых «выжившие») данных много, а по другой («погибшие») — практически нет. В результате исследователи пытаются искать общие черты среди «выживших» и упускают из вида, что не менее важная информация скрывается среди «погибших». Таким образом, ошибка выжившего — тенденция обращать внимание только на истории успеха, создающая искаженную картину, игнорирующую неудачников и выбывших.

** — Виктор Франкл — австрийский психиатр, психолог, философ и невролог, бывший узник нацистского концлагеря.

*** — Выученная беспомощность — состояние, при котором индивид не предпринимает попыток к улучшению своего состояния, хотя возможности для этого есть.

ЦИТАТА

Александр Герцен (1812–1870), русский публицист, философ:

— Если глубоко всмотреться в жизнь, конечно, высшее благо есть само существование. Нет ничего глупее, как пренебречь настоящим в пользу грядущего. Настоящее есть реальная сфера бытия.

ДОСЬЕ

Светлана Викторовна Колобова — нейропсихолог, преподаватель нейрофитнеса. В 1994 году окончила МГУ им. М. В. Ломоносова по специальности «журналистика» с квалификацией «журналист, литературный работник телевидения». В 2017 году окончила РГГУ по направлению «клиническая психология». В 2018 году прошла программу «Нейропсихология» Московского института психоанализа. С 2021 года является аспирантом МосГУ по специальности «психология».