Анна Кузнецова

Уполномоченный при президенте РФ по правам ребенка

Как помочь сироте поступить в вуз

Суть проекта «Взлетная полоса» — создание системы дистанционного образования, которая позволит детям, находящимся в сложной жизненной ситуации, развивать свои таланты. Они должны быть конкурентоспособными при поступлении в лучшие вузы страны.

Косточки осенью болят

Два медведя в одной берлоге

[i]Под конец сезона в Театре на Малой Бронной разразился скандал: с поста главного режиссера ушел один из наиболее интересных московских режиссеров [b]Сергей Женовач [/b]и несколько ведущих актеров театра. Предлагаем вам два взгляда на ситуацию — директора Театра на Малой Бронной [b]Ильи Когана [/b]и нашего театрального обозревателя. Очевидно, что конфликт на Малой Бронной взбудоражил всю театральную общественность. Наша газета открыта для публикации любых мнений по поводу происшедшего, осмысления конфликта со всех позиций.[/i][b]–Илья Аронович, ваш коллектив в очередной раз переживает разлуку. Что же это такое, год, два, максимум три — и в очередной раз уходит главный режиссер. И не впервой вы становитесь героем статей, сплетен, официальных и светских обсуждений, оказываетесь в эпицентре свежего театрального скандала: из театра ушел один из самых ярких представителей молодого режиссерского поколения, Сергей Женовач, а за ним — группа актеров. Тут же вспоминаются режиссеры Евгений Лазарев, Владимир Портнов, их век у вас тоже был короток...[/b]— Да, у нас в театре — беда, которая, увы, началась не с ухода последнего главного режиссера Сергея Женовача, а гораздо раньше. Наш театр с историей, с памятью побед и успехов. Его стены видели шедевры Михоэлса. Здесь начинался Театр сатиры и Валентин Плучек. Десять замечательных лет связаны с именем Андрея Александровича Гончарова. Нелегко соответствовать сложившемуся творческому коллективу со своими традициями, с критериями успеха, выработанными за десятилетия, знавшему счастье работы с Анатолием Эфросом.Неприятно говорить о случившемся. Но, наверное, надо. Задета честь коллектива. Да и история наша не оригинальна. Приход в театр главного режиссера дано переживать не только нам. А если точнее, приходы и уходы. Это ведь редкость, когда творческим руководителем становится учитель, воспитавший учеников и вырастивший театр из студии, как в случае с Олегом Табаковым. В свое время так было у Монюкова в Новом театре или еще раньше, на нашей памяти, у Юрия Любимова на Таганке. Или когда театр возглавляет бесспорный художественный лидер — как Марк Захаров, Андрей Гончаров. Во многих театрах режиссура меняется, потому что встречаются разные люди, поколения, привычки, воспитание, группы крови, наконец. И тогда мало даже таланта, нужны большие встречные усилия к взаимопониманию.[b]— Но ведь лучшими спектаклями последних сезонов были именно спектакли Женовача: трилогия по «Идиоту» Достоевского, «Мельник, колдун, обманщик и сват», «Ночь перед Рождеством», «Пять вечеров»… Их хвалили критики, они получали престижные дипломы.[/b]— Я не хочу ставить под сомнение качество этих наших спектаклей. Но должен заметить, что между оценками профессиональных критиков и публики часто возникали «ножницы»: критики восторгались, а зрительный зал был пустым.[b]— Вот Женовач и обвинял администрацию в том, что она нарочно не «продавала» его спектакли.[/b]— Ну, уж тут ничего не ответишь. Можете представить себе директора, который был бы заинтересован… в пустых зрительных залах?! Сергей Васильевич вообще хоть публично повторял, что не хочет давать интервью, достаточно много обидного наговорил на наш общий счет.[b]— Мне тоже однажды довелось с ним разговаривать, хоть и по телефону. Он мне тогда сказал, что не будет выносить сор и избы, что все происходящее в театре — внутренние дела, не касающиеся ни города, ни прессы. Что он пришел работать, а не выяснять отношения. Если разговаривать, то, пожалуйста, о Гоголе, о Достоевском… Но добавил, что так было всегда, смена поколений во всех театрах — процесс болезненный, но необходимый. То есть, в общем-то, не скрыл своего негативного отношения к сложившейся труппе и ее нынешнему состоянию. А в расстановке сил, как она ему видится, было очевидно, кто представляет новое, прогрессивное, а кто старое, отжившее… [/b]— Вот это-то и было его главной ошибкой. Плохая труппа?! Зачем в нее пришел?.. Хочешь создавать свой коллектив — не надо для этого разрушать другой, сложившийся. Строй, открывай новый театр не за счет других. А приходить в театр… ломать его, это, знаете ли, не строить… Приходить для того, чтобы обижать артистов неуважением к ним, противопоставлять их новым молодым, пришедшим в труппу вместе с тобой, это не может быть плодотворным.[b]— Но, может быть, действительно Розанова, Маркина, Тарамаев, Назаров, Качанов предложили гораздо более высокий уровень современной исполнительской культуры? А аборигены не выдерживали с ним сравнения? [/b]— Неправда это. Я не хочу противопоставлять одних хороших артистов другим, достаточно коллектив настрадался. Но ведь это и несправедливо. Разве работы Дурова, Мартынюка, Сайфулина не были в числе лучших, когда Женовач пригласил их для участия в своем спектакле по роману Достоевского? Разве плох поставленный Львом Дуровым спектакль «Страсти по Торчалову»? А роли, сыгранные там Олегом Вавиловым, Иваном Шабалтасом, другими, не свидетельствуют о больших возможностях артистов? Но не директорское это дело — судить актеров. Я вынужден защищать их. Хотя это прямое дело главного режиссера. Его профессиональные обязанности — любить артистов, раскрывать их, заниматься их ростом и воспитанием.Я стараюсь во всех своих высказываниях быть предельно осторожным, лояльным. Сергей Васильевич — бесспорно талантливый человек. И ему еще долго жить в искусстве. Но, наверное, в его интересах и ради нашего коллектива, а, может быть, еще и для других — ведь подобные нашим коллизии свойственны многим театрам — стоит выслушать правду. И про то, что режиссер-постановщик и главный режиссер — это разные профессии… И что студийный театр в комнате и большая сцена — это тоже разное… [b]— В других ваших комментариях вы были более осторожны и уклончивы. Я вам благодарна за откровенность и прямоту. Действительно, в подобных случаях надо говорить или все, или ничего. Чтобы положить конец слухам и домыслам… И во имя будущего докопаться до истины.[/b]— Конечно же, Сергей Женовач талантлив. И мы сами его пригласили. И радовались его приходу. И условие его прийти с двенадцатью своими актерами приняли. Мне виделся в этом знак судьбы. Ведь Эфрос тоже когда-то пришел с двенадцатью артистами! Опять же двенадцать — апостольское число. И сам Женовач похож на Иисуса… Но тот же Эфрос хоть и работал в основном со своими артистами — Яковлевой, Дуровым, Волковым, Круглым, Грачевым, Сайфулиным, никогда не противопоставлял «своих» «чужим». А тут возник отдельный театр в театре.Женовач занимал в спектаклях только «своих», об остальных не думал. Что они делают, чем заняты — большинство вовсе выбыло из действующего репертуара — было ему безразлично. Его же артисты отказывались участвовать в спектаклях других режиссеров. Просто режиссеру еще позволительно, хоть и нежелательно так себя вести. Но — не главному. Первые три года работы Сергей Васильевич был очередным режиссером. Потом захотел стать главным, сам себя предложил на эту должность. Мы подписали контракт, где были оговорены все права и обязанности. Мне не в чем себя упрекнуть.Я во всем шел ему навстречу: от прописки и квартир в Москве до выполнения любых постановочных требований. Он ставил что хотел, приглашал актеров, режиссеров каких хотел. Свое дело — обеспечивать необходимые для творчества условия — я знаю. Слава богу, более 30 лет — директор театра.[b]— Но Сергей Васильевич, напротив, полагал, что ему мешал авторитет вашей власти и не доставало прав. Он хотел бы быть не главным режиссером, а художественным руководителем. То есть чтобы в театре были не два равноправных руководителя, административный и творческий, а он — один, и вы в его подчинении.[/b]— К сожалению, борьба за власть — и примеров тому у нас в стране масса — часто происходит отдельно от необходимости честно и добросовестно делать свое дело. Проблема взаимоотношений двух театральных руководителей — директора и режиссера — во многом надуманна. У каждого свое поле деятельности, у директора достаточно широкий круг хозяйственных, административных, финансовых забот, чтобы ему вмешиваться в собственно творческие дела. Не власти не хватало Сергею Васильевичу, а воли. Организаторских качеств и умений. Не декларируемого, а подлинного желания работать.Смею предположить, что и ушел-то он потому, что в глубине души сам понимал — не справляется. Ведь я ему предлагал остаться в театре на любых условиях: очередным, главным режиссером... Не захотел.[b]— Но вы же ставили ему определенные условия? [/b]— А как же?! Выполнять положенные главному режиссеру обязанности. Поймите, не с Коганом у него был конфликт, а с коллективом. Это гораздо серьезнее и болезненней. На традиционном собрании труппы, завершавшем сезон, не было ни одного выступающего, кто выразил бы сожаление об уходе Женовача.[b]— Но, может быть, действительно, не может быть в театре двух сильных лидеров? Может, применительно к театру особенно важна истина про двух медведей в одной берлоге… [/b]— Получается, что мне вменяется в вину, что я — сильный директор?! Этого-то добиться проще всего: нет настоящего главного режиссера, может и не стать директора. Что тогда: закрывать театр? Лидер в театре, как и всюду, это — не должность, а авторитет личности. Лидером не назначают, им становятся.[b]— Илья Аронович, простите мой, может быть, бестактный вопрос. Но уход Эфроса, хоть он и был всего-то очередным, не главным режиссером, стал началом разрушения вашего театра, некоторые тоже склонны связывать с вами и чуть ли не винят вас в том злополучном собрании, после которого он ушел.[/b]— Не хотелось мне сегодня об этом вспоминать, но опять вынужден открывать стенограмму того собрания. Вот из выступления Эфроса: «Я обещал сказать про Когана. Илья Аронович не сделал мне ничего плохого. Наоборот, он почти всегда меня поддерживал.У меня по отношению к нему нет никаких личных мотивов. Он человек умный, юрист, все знает…» Назначение Эфроса главным режиссером на Таганку было дьявольски спланированной акцией. У нас в театре ему действительно не хватало прав. Но тогдашние партийные власти ведь не назначили его у нас главным режиссером! Если бы назначили, думаю, он не ушел бы. Тогда расправились одновременно с ним самим, с Таганкой и… с нашим театром. Хотя, конечно же, при любых режимах нам самим тоже надо всю жизнь учиться беречь друг друга, помогать, говорить правду, учиться на ошибках и быть способными служить театру. Дело это ох какое непростое! [b]— Что сейчас вы собираетесь делать? [/b]— Работать. Планов много. Есть начатые спектакли. Хотим открыть малую сцену, для нее режиссер Игорь Древалев, ученик Марка Захарова, делает композицию по рассказам Ивана Бунина.А на большой сцене режиссер из Петербурга Александр Исаков будет ставить пьесу популярного бродвейского драматурга Нила Саймона «Дураки», еще один режиссер Виктория Харченко — французскую комедию Жана Ануйя «Путешествие без багажа», сказку будем репетировать. Определяется с выбором своей постановки Лев Дуров. Предложений много, рассматриваем. В театре есть художественная коллегия. Конечно, она не заменит главного режиссера. Но и пока его нет — будем продолжать работать.

Владилен Арсеньев рождает детей и идеи

[i]Есть лица экрана, они приходят к нам домой, шикарные, праздничные и, кажется, беззаботные… Но, признаюсь, меня всегда больше интересовали те, чьей волей они появились на экране. Руководители, лидеры того самого «ящика», который мы ругаем, но без которого не можем обойтись.Кто они, генераторы телевидения? Какие? В поисках ответов — моя встреча с одним из руководителей канала НТВ генеральным директором «Холдинг-ТВ» (НТВ-кино) Владиленом Арсеньевым. [/i]— Генераторов не может быть много. Тем более на частном телевидении, коим мы являемся и где особенно важно взаимопонимание. Нас было несколько, кто вместе с Игорем Малашенко, — я очень благодарен, что он позвал меня тогда из «Останкина», — начинали НТВ.[b]— Ваш канал часто называют каналом Гусинского.[/b]— Он действительно главный акционер и создатель Холдинга «Мост-Медиа». Когда-то, мы считали, только за границей могут быть информационные империи и магнаты типа Мердока в США, Шпрингера в Германии. Но и у нас таким магнатом стал Владимир Гусинский. Просвещенный человек, кстати, закончивший театральный институт, режиссер по первой своей профессии, а сейчас бизнесмен, банкир, один из владельцев НТВ. Умению делать деньги ни в одном вузе не учат.[b]— Действительно, пока все это для нас еще непривычно. И, простите, хочется понять, какова мера зависимости — вдруг вспомнились строки из ленинской статьи про партийную организацию и партийную литературу, которую когда-то мы учили наизусть, — «от денежного мешка, от подкупа, от содержания»? [/b]— Мы все — акционеры своей компании. И то, чем мы занимаемся, — вид бизнеса, который, хоть и не сейчас, не скоро, но должен окупаться, приносить прибыль.Нет, Гусинский — не генеральный секретарь ЦК КПСС, мы вместе начинали, у нас есть единомыслие, он не дает оснований для претензий на свой счет. Нет гнета. Он нам доверяет. Мы вместе вот уже почти пять лет, значит, не разочаровали друг друга.[b]— Напомните, как все начиналось.[/b]— Это было 17 января 1994 года в 6 часов вечера. НТВ начало вещание на четвертом канале. Я это называю: в 6 часов вечера после войны, как старый фильм. Конечно, была война, конкурирующие каналы не хотели нашего появления.[b]— А теперь вы — империя… [/b]— Вот смотрите… Владилен Владиленович рисует для меня схему большого Холдинга, куда входит лишь малая часть ее, телевизионный канал.[b]— Впечатляющая картина. Но неужели можно сегодня всерьез зарабатывать на телевидении, за которое мы, как правило, не платим, на радио, газетах, кино? [/b]— При грамотном ведении дела, конечно. Мы инвестируем в те сферы, которые приносят деньги. Опять же популярная газета, радиостанция, телевизионный канал привлекают рекламодателей. Чем популярнее, тем больше приток.[b]— Та самая реклама, к которой, по-моему, все, кроме ненависти, ничего не испытывают.[/b]— Правильно испытывают ненависть. Но тут надо решать: хотите смотреть НТВ, терпите рекламу. В нашем деле все взаимосвязано. Чтобы производство фильмов себя опрадывало, нужны нормальные кинозалы. Благосостояние народа от нас не зависит, но чтобы люди ходили в кинотеатры, они должны получать нормальные зарплаты, хорошие пенсии. Мы рассчитываем не на потрясения, а на рост благосостояния.[b]— Каковы ваши личные стимулы? [/b]— Пора нам и к этому начать относиться не так, как мы привыкли: богатый — значит толстый, мерзкий, жадный, и только бедный полон нравственных достоинств.Многим обидно социальное неравенство, но это естественная логика при смене строя. Древние говорили: хуже всего жить в эпоху перемен. Мы не выбираем время жизни. Американцы считают свою страну страной равных возможностей, то есть ты в равной мере с согражданами можешь получить по голове от пьяного ночью и быть выбранным в Конгресс. Мне судьба сейчас дала больше, чем прежде. И хотя я был правительственным журналистом, 17 лет проработал в «Неделе» и «Известиях», я знал свой предел, мирился. Нет, обратно я не хочу. Стыдно сейчас говорить о достатке, когда многие соплеменники им не обладают.[b]— И все же. Квартиру вы, к примеру, можете себе купить? [/b]— Нет. К «новым русским» я не отношусь. Квартиру купить мне помогла компания. Она всем нашим сотрудникам помогает. И уровень заработка обеспечивает такой, чтобы все мы, наши семьи могли жить достойно. Все-таки у нас специфический бизнес, в основе его — творчество, художественное чутье, интуиция. Наконец, творческие амбиции. Ведь когда мы собрались, нами двигало накопившееся останкинское недовольство, нас не удовлетворяло телевидение, каким оно было, мы были группой рассерженных молодых людей, которые не просто ворчали, а делом хотели доказать свою веру в возможность нового телевидения.[b]— Назовите ваши собственные проекты внутри компании.[/b]— Наверное, я могу претендовать на попадание в Книгу Гиннесса, запустил 7 каналов. И первый, который вы смотрите, помню, как сам его по минутам расписывал.Это и называется — запустил канал, когда все, что идет в эфир, сделано, готово и осталось только нажать кнопку. Я стоял за кадром.Нарисовал всю сетку вещания: когда, что… 2-й канал, который я запускал, больше знали в провинции: НТВ-Центр, его принимали в тех городах, где не принимали «Российские университеты».3-й канал работает с сентября 1996 года. НТВ+, платный канал, мы собираем плату, показываем отечественные фильмы. Сейчас не знаю окончательных цифр, но, думаю, что 150 тысяч пользователей у нас уже есть. Через месяц запустили аналогичный канал — «Мир кино» с показом зарубежных фильмов. Как запустили, так он и работает, с утра и до позднего вечера.6-й канал — вещание за рубеж, НТВ — Интернешнл, мы показываем его в Израиле через кабельные сети. 7-й канал запустил ночной — эротику.[b]— Мулатка «Про это…» ваша? [/b]— Нет, мулатка парфеновская. А мои — фильмы по НТВ+. Я до сих пор курирую весь наш кинопоказ: отбор фильмов, разводку их по каналам, по сеткам. Сейчас занимаюсь производством киносериалов.Когда я только начинал отбирать зарубежные фильмы, покупать их, формировать кинопоказ — это было вехой и в моей биографии, и для НТВ, и для всех телезрителей.Теперь, после лет, когда было выставлено на экран огромное количество качественных зарубежных фильмов, веха эта стала данностью, нужна следующая ступень… Она там, где на полках лежат старые телевизионные «сериалы» — «Тени исчезают в полдень», «Вечный зов», «Семнадцать мгновений весны», «Место встречи изменить нельзя», телефильмы Марка Захарова. И я снова брошен на целину — делать сериалы.[b]— А как вы решаете, про что и как делать новый фильм? [/b]— Опять-таки проект должен оправдать себя финансово. Каждый раз мы должны рассчитывать, как вернуть деньги. Примерно 2 миллиона долларов надо вложить в сериал. Если количество серий превысит 10, сумма будет выше. Конечно, все решения субъективны. Если я возглавляю дело, неизбежно скажутся мои пристрастия, мои представления, как надо работать, что делать. И еще: предлагать смотреть другим то, что тебе самому неинтересно, тоже не следует.[b]— У вас на столе лежит стопка новых книг… [/b]— Да, я каждую неделю их покупаю.[b]— Тут Кьеркегор. Путеводитель по Финляндии. Полный справочник по породам собак… Новое издание Бунина… [/b]— Я привык просматривать прессу и свежую литературу. И стараюсь как можно больше знать. Собираю путеводители, и по страницам книг путешествую. Люблю и легкую литературу. Антона Кротова — у меня все книги есть — это тот, который автостопом по разным странам путешествует. Иван Бунин — последнее мое увлечение. В молодости больше любил Окуджаву, Искандера, Аксенова, Трифонова. Они формировали тогда ироническое отношение к жизни, Бабеля, Паустовского, которые удовлетворяли врожденную мою сентиментальность. Сейчас на классику потянуло. Помните, у Данте: «Я жизни круг прошел до середины и оказался в сумрачном лесу, утратив правый путь в конце долины…»? [b]— Кьеркегор, Конфуций, Бунин… А первый сериал, который под вашим руководством запущен в производство, — по романам Александры Марининой.[/b]— Я отдаю себе отчет, что, если я увлекаюсь философией, психологией, это — не для всех. Понимаю кино не для всех, но и понимаю, что оно — не для всех. А Маринину сейчас читают все, рейтинг ее произведений очень высок, особенно среди женщин. Достаточно взглянуть, что в метро читают. Значит, и у фильма будет большая аудитория. Взяли для сценария 8 романов. Продюсером согласился стать Валерий Тодоровский. Ищем актрису на главную роль. А что касается затронутой вами темы, считаю образованность, интеллигентность — обязательным профессиональным условием для любого, кто работает со зрительской аудиторией.[b]— Да уж. Я слышала ваше резкое выступление на последнем «михалковском» съезде кинематографистов. Я думала, они разнесут вас, когда вы впрямую сказали молодым коллегам, что они нетверды в «начальных знаниях», как правило, дилетанты… А отсутствие каких-либо знаний называют по-особому: новый взгляд! И то, что появляется в кино, — за редким исключением — поражает своей убогостью, откровенным ученичеством и невежеством, либо беспредельной заумью… В итоге они не только «проглотили» то, что вы сказали, но и аплодировали вам.[/b]— Да, я им сказал, что в розданных участникам съезда анкетах на вопрос, какие фильмы последних лет безусловно войдут в историю кино, я всего два фильма вспомнил. А как трудно было все пять лет отбирать для показов качественное российское кино! Много неплохих ребят, а не знают ничего. А мы хотим в 1998—1999 годах в нашей компании поставить 30 художественных картин, художественные, документальные, мультипликационные сериалы. Сейчас собираем кинематографистов, работавших на ТВ, хотим создать ассоциацию телекино. Признаюсь, что мне проще и понятнее иметь дело с людьми старшего возраста. У них есть знания. Я сейчас думаю о новом проекте со сценаристом Э.Володарским, режиссерами В. Усковым и В. Краснопольским под условным названием «Черный ворон». С Валентином Черных, нашим «оскароносцем» за фильм «Москва слезам не верит», обсуждаем, по-моему, очень актуальную тему: провинциал в столице.[b]— А лично к вам эта тема имеет отношение? [/b]— А как же! Я, как Ломоносов из Холмогор, приехал в Москву с рыбным обозом. Моя жизнь многое вместила. Те, кто знал меня прежде известинским спецкором, не сразу могут поверить, что автор фронтовых репортажей, который видел в ночном осажденном 9 апреля Тбилиси начало конца Союза или слышал стон раненых в Абхазии, и я, нынешний, — один и тот же человек.Когда-то, будучи журналистом, я интервьюировал знаменитого актера Иона Войта, сыгравшего в «Полуночном ковбое». Он оказался большим умницей. А на вопрос, кто оказал наибольшее влияние на его характер, образ мыслей, ответил:«Дядя — брат отца, Иисус Христос, Достоевский. Я соткан из них!». И вдруг я подумал, что почти забыл, из кого соткан. Стало стыдно.Мой дед революцию принял.Представитель старинного дворянского рода Арсеньевых, уходящего корнями в XIV век, бросил отчий дом, подался в Кронштадт, к большевикам.В 1930 году, когда моему отцу было 3 года, дед — сотрудник ОГПУ, застрелился. Отец рос уже в ссылке, в Верхоянске. К счастью, по эту, а не по другую сторону проволоки.Рядом во мне мое личное воспоминание: август 91-го… Помню, как вышвыривали людей.Коммунист? Проваливай… Режиму служил — не нужен. Некоторые рвали партийные билеты. Я хоть на сходки Зюганова не хожу, билет берегу.…Когда я еще не родился, то спал на чемодане. Незадолго перед этим мои родители переехали из разрушенного войной Ростова-на-Дону в сытый по тем временам Тбилиси. Нашли угол.Кровать была узкой. И под живот мать подставляла чемодан. Лишь недавно я расстался с чемоданом. Осел на Чистых прудах. Это мой тридцать шестой адрес в Москве. Как Бунин говорил: «Человек может сильно отличиться, если детство у него было несчастливым или были большие потрясения»… [b]— Вам сколько лет? [/b]— Недавно исполнилось 45.[b]— Не утомляют ответственность за столь большое дело? [/b]— Нет. Я человек коллектива. Мне нравится быть в коллективе, нравится решать. Я не ошибаюсь, я решаю.[b]— Не устаете? Не ощущаете бремя прожитого, пережитого? [/b]— Нет. Если я еще детей рожаю! (У Владилена Владиленовича недавно появились две дочки. Одной 2 с половиной года, другой 4 месяца). Детей и идеи… [b]НА ФОТО: [/b][i]Маринина — Арсеньев. Сюжет для небольшого телесериала[/i]

Принц в тени

[i]Мы встретились на пляже. Среди безликих курортных тел: загар… купальник… джинсы… — было нелегко узнать бывшего звездного мальчика, так блистательно начинавшего свой путь в искусстве в середине 60-х. В предстоящем сезоне Бортникову исполняется 60 лет, 40 лет он — в кино, театре, на концертной эстраде, 35 — в своем единственном на всю жизнь Театре имени Моссовета. В стандартном тренировочном костюме, с целлофановым пакетом в руках, он трижды в день обходил всех окрестных бездомных собак и кошек. Кормил. Чуть сутуловатые плечи… Длинные волосы.Изменившееся, но с теми же мягкими чертами и внимательными коричневыми глазами лицо. Если приглядеться, то так же красив, статен, но словно специально старается слиться с толпой, быть незаметным.[/i]— В жизни не люблю фонарей, предпочитаю тень, — говорит мне Геннадий Леонидович. — Для меня мучение — надевать тройку, бабочку. Может, себе в ущерб, но часто отказываюсь от приемов в посольствах, всяческих презентаций… [b]— Я все время вижу вас одного… Ни разу вы с кем-нибудь, кроме кошек и собак, не общались.[/b]— О! Собаки — это души человеческие, засланные на землю. А от праздных встреч стараюсь уклоняться. От лишних людей стал уставать.Это у Монтеня, кажется, есть люди, склонные к общению и бегущие от общения… Я одинокий волк. Эгоист, склонный к созерцанию и размышлению. На сцене ты — король в пышном наряде и в многолюдье. Когда закрывается занавес, кончается все возвышенное.[b]— Но в последнее время я вас и на сцене вижу редко… [/b]— Только что кончил играть Кина, великого английского актера, в драме Александра Дюма, получившей подзаголовок «Гений беспутства». Предупредил: сыграю 100 спектаклей и больше не буду. Сыграл 101 спектакль. Ни для меня он не был предметом любви, ни для режиссера-постановщика Хомского. «Узнав, что профессор заболел, студенты приятно удивились», — помните, в записных книжках Ильфа и Петрова? [b]— И больше ничего сейчас не играете? Бесхозяйственность какая, актер, на которого ходила бы публика, — в простое! [/b]— Разве я один?! У нас в театре и я, и Юрский, и Жженов, и Терехова почти не выходят на сцену… [b]— Как вы сами выдерживаете «безработицу»? [/b]— Философски. Все большие актеры никогда не были удовлетворены своим столом, у каждого был индивидуальный номер диеты… Я, бывало, ною, жалуюсь на отсутствие ролей Фаине Георгиевне Раневской, а она мне: «А как же я? Десятилетиями чувствую себя как пианист, которому отрубили руки?». И мрачно острила про театр: «Оставь надежду всяк сюда входящий». Мне всегда была чужда суетность. Завидовать Васе только за то, что он получил роль, а ты — нет?! Когда-то дебютировал в розовской пьесе «В дороге», сыграл там особенного, не похожего на других, не понятого коллективом героя, советского хиппи! Когда мы играли спектакль в Париже, меня назвали русским Жераром Филиппом. Пережил счастье, смею думать, вместе со зрителями, играл Раскольникова в спектакле Юрия Завадского «Петербургские сновидения». 20 лет играл «Глазами клоуна» Генриха Белля… Получил все возможные звания. Вошел в театральную энциклопедию.[b]— Но можно ли актеру такой своеобразной творческой индивидуальности и таланта, какими вас наградил Бог, жить прошлым? Понимаю, что говорю о больном. Тем более — на пляже. Мы с вами, как пьяные лесорубы: в лесу — про баб, с бабами — про лес… [/b]— Лев Толстой мог бы написать одну «Войну и мир»… Актеру не обязательно много играть, тем более просто для того, чтобы напомнить о себе, засветиться. Не хочется плыть по течению. Я видел в Париже бывших князей и графов за баранкой автомобиля. Нет, это не для меня. Я лучше буду есть солому, чем рекламировать «МММ». Люблю побаловать зрителей, устроить праздник… Люблю экспериментировать. Абсурдистские пьесы я начал играть тогда, когда у нас о них понятия не имели: играл «Последнюю ленту Крэпа» Беккета, играл и ставил в театре «Сфера» первые для нас пьесы Олби «Случай в зоопарке», «Смерть Бесси Смит», в Театре имени Пушкина шла поставленная мной пьеса Фугарта «Джонни и Хесс». Иногда читаю в концертном исполнении «Глазами клоуна» или «Маленькие трагедии» Пушкина. Сейчас у меня переговоры с каналом «Культура» о программе, посвященной неизвестному Пушкину.[b]— Вас любовь к Пушкину роднила с Раневской. Она ведь, как известно, Пушкина называла лучшим из известных ей режиссеров.[/b]— Пушкин поразительно универсален. Я вот сейчас взял несколько его томов, он умел затронуть все жизненные темы: философию отчуждения, космос, гомосексуализм… — все. Сам он не мог через все пройти, а знал все. Для одних две главы из «Илиады» — просто текст Гомера, а для него повод прожить множество жизней. Талант необъясним.[b]— И все-таки… о Раневской… Она любила вас? [/b]— Обожала. И называла своим театральным внуком. У нас много было общего: философ с цигаркой. Но сейчас столько людей примазывается к ее памяти и столько небылиц ей приписывают, что не хочется входить в этот хор. У нас была большая возрастная разница. И она была нелегким человеком. Великий нелегкий человек. С людьми она трудно уживалась, на моей памяти у нее только 5 — 6 домработниц сменилось… Была одинока, трудно ладила с людьми, страдала от одиночества. К ней нелегко было приезжать, не хотелось беспокоить. В последние годы она сама звонила, звала. Я старался ей дарить смешные сувениры: коврик с лебедем, козла-копилку или новую книжку о Пушкине… Хотелось ее обрадовать.Жила одна, как перст. Но с каким юмором она об этом говорила! И о своем браке, который длился несколько дней, когда она убежала от мужа в Баку. «Я кричала, я отбивалась — это так больно и неэстетично…» — рассказывала она потом.Она ведь всю жизнь ощущала себя заброшенной, бессемейной, с тех пор как родители эмигрировали за границу, она мать свою встретила в 57-м году в Румынии, когда спустя 40 лет приехала туда на гастроли, а сестра Ален приехала к ней из Франции еще позже, попала в 2комнатную квартирку на Котельнической набережной, поразилась ее крошечной зарплате, была страшно разочарована… А о своем послевоенном романе с маршалом Ватутиным она тоже рассказывала со свойственным ей мрачным юмором: по-моему, ему не понравился мой слишком большой нос… Хотя ездила к нему в Тбилиси, готовилась, прихорашивалась, подбирала шляпки… Нет, она не была равнодушной к туалетам, это ее вечное: надо заказать костюм! Долго обсуждала фасон, выбирала ткань и опять же острила: я теперь, как супермодель, езжу к портнихе по 5 раз в день!.. И про Любовь Орлову непременно скажет: «Любочка опять уехала в Париж за перчатками» — у той, как известно, была страсть к перчаткам.Нас роднила с Фаиной Георгиевной и страсть к животным. Я только не мог, как она, в 8 утра позвонить директору и сказать: мне срочно нужна машина! «Так рано… Что случилось?» — «Мне нужно Мальчику (это ее любимая собака) показать олимпийские объекты». (?!) Зато я недавно роюсь в помойке, выгребаю съестные остатки для своих бездомных арбатских псов, и тут останавливается шикарный «мерс», из него выходит круто упакованный новый русский, протягивает крупную ассигнацию: вы Бортников, мы вас узнали, до чего же довела вас новая власть? Возьмите. Я взял. Думаю, теперь целую неделю своих собак и кошечек деликатесами кормить буду! [b]— Вам повезло на дружбу с удивительными людьми.[/b]— Да, только вечной дружбы не бывает. Человеческие отношения изменчивы. Помню: восторгался Генрихом Беллем. А второй встречей был разочарован. С Эрнстом Неизвестным мы когда-то на Сретенке пили дешевый портвейн. Сейчас он другой человек, классик. Жизнь многое вместила, в том числе радость встреч с Симоной Синьоре и Ивом Монтаном, с Сержем Лифарем, Луи Арагоном… [b]— Вы хорошо знали Александрова? Сейчас много болтают о странностях их брака с Орловой… [/b]— Да, я бывал у них и на улице Немировича-Данченко, и на внуковской даче… Началось это, видимо, оттого, что брак с Александровым был не первый ее брак. Она пришла к нему уже известной артисткой музыкального театра. У них карьера была на первом месте. Быт, дом были не более чем романтической прокладкой. За глаза Григорий Васильевич мог сказать о ней: «Любочка была сегодня в ударе». А лично: «Любовь Петровна, вы опять сегодня были не в том парике»… «Нет, Григорий Васильевич, вы ошибаетесь, я сегодня играла в своих волосах»… У нее ведь вообще была диспропорция между маленькой фигуркой и, казалось, крупной головой: она носила пышные начесы, парики.Я благодарен им за дружбу и одаривал их своей влюбленностью. Она тоже не пропускала ни одной моей премьеры: придет, подарит то темную розу (она любила темные розы), то багульник или вербочку, ею же выращенную. В ней была громадная магия обаяния. Милая и дисгармоничная. И Патрик Кемблел она играла совершенно по-иному, чем Степанова. Пьесу-то ведь эту «Милый лжец» она привезла из Парижа от Эльзы Триоле, и Григорий Васильевич поставил ее в театре. А когда действие доходило до реплики: мне 39 лет и ни днем больше… в зале всегда вспыхивали аплодисменты — лет ей в то время было далеко за 60, может быть, 69, 70… Любовь Петровна могла жаловаться мне, что ее посадили в самую похабную гримерку нарочно, с потолка капает — интрига! Я всегда почтительно слушал, сочувствовал, не смеялся.[b]— Неужели даже такие великие и, кажется, независимые артистки, как Орлова, Раневская, Марецкая, страдали от закулисных интриг? [/b]— Ну Марецкая была хозяйкой в театре. Всегда — женой Завадского, независимо от того, с ним она была или не с ним. И по собственному ощущению — первой артисткой. А Орлова и Раневская, конечно, страдали. Раневская увидит воробьев за окном: покрупнее, понахальней клюет щупленького, скажет: как у нас в театре…[b]— Ну все-таки, что же это — интрига, недомыслие, случайность — ваша театральная незанятость? [/b]— Мне ведь бессмысленно просто предлагать роль, на меня надо ставить специально. Я особняком. А значит, по нынешним нравам и пьесу себе должен выбирать сам, и режиссера находить. И деньги на постановку. Есть артисты, которые просто произносят текст, а есть те, кто выше текста: личность, индивидуальность.[b]— А у вас есть свои предложения к театру? [/b]— Много. Пьесу Андрея Максимова предлагаю с его версией судьбы маркиза де Сада. Нашел у графини Ростопчиной «Возврат Чацкого, или Встреча знакомых лиц после долгой разлуки», продолжение «Горе от ума», там Софья вышла замуж за Скалозуба, у нее две дочери, постаревший Чацкий, а все другое без перемен: партии, интриги, сплетни… [b]— Так что же? 60 лет — ролей нет… 60 лет — семьи нет… Наверное, и денег нет… Не возникает ли у вас трагического мироощущения? [/b]— Я никогда не считал себя только актером, это слишком замкнуто, играющий человек — художник, живущий потребностью выражать себя в ролях ли, в красках ли — на холсте или в словах, стихах. Пока живет в тебе творческий порыв — одиночество помогает.[b]— Кто вы по аналогии с шахматными фигурами? [/b]— Ну не король, конечно. И не пешка тоже. Принц, наверное. Но такой фигуры нет в шахматах… Да, вечный принц, принц, которому не суждено стать королем. Принц в изгнании…

Олег Басилашвили: Что делать? Не знаю!

Лидия Федосеева-Шукшина: Бог нас, грешных, любит

[i]В отечественном кино актрис талантливых и красивых предостаточно.Некоторым из них довелось быть женами знаменитых мужей, что, понятно, тоже не препятствовало известности. Но слава жестока и быстротечна: отшумел фильм, умер муж и… многие исчезли из людской памяти. Мало кому из женщин-актрис, переживших известность в молодости, удалось удержаться на плаву, сохранить к себе непреходящий интерес.Лидии Федосеевой-Шукшиной удалось.Скоро двадцать пять лет, как нет среди живых ее великого мужа.Историей кино стали «Печки-лавочки» и «Калина красная», где она сыграла вместе с ним. Может, и не достались ей потом роли, равные «шукшинским». Но все, что она делает — «видали Шукшину в «Петербургских тайнах?..», «слыхали, она с Ромашиным играет спектакль в новой театральной антрепризе?..», «знаете, у Шукшиной роман с Барри Алибасовым?..», — по-прежнему важно и интересно.[/i][b]— Лидия Николаевна, как вам удается «держаться на плаву»? [/b]— С божьей помощью. Я никогда не жила в роскоши и богатстве и уверена, что не в этом счастье. Росла в бедной семье, папа один работал, на маминых руках нас было трое. Я и голода не боюсь. Обойдусь хлебом и водичкой, переживать не буду. Но мама, царство ей небесное, спасала нас, оберегала.Сейчас и мамы нет, и папы, и Васи, и младшего брата, но они слышат, видят нас, только не говорят, но все знают, что происходит… Молятся за нас, за меня, моих детей, внуков. И я молюсь. Бог всемилостив.[b]— Вы в церковь ходите? [/b]— К сожалению, редко. Но именно там нахожу успокоение, утешение. В середине мая мы крестили в Останкинском храме последнего внука. Я купила икону Владимирской Божьей Матери. Посмотрите на нее. Правда, удивительно красивая? Светоносная. Кто писал, не знаю. На иконах имя автора не ставят. Нас с Васей когда-то мама тоже благословляла Владимирской богородицей. Ту икону я Маше, дочке, отдала… Было у меня тяжелое время, сложное душевное состояние, я помолилась и хорошо ночь спала, а наутро проснулась — солнышко светит, и тяжесть с души спала… [b]— Василий Макарович верил в Бога? [/b]— Конечно. Но ведь времена-то какие были! Он, коммунист, боялся огласки, да и работу мог потерять. Когда я детей крестила в 1972 году, церковь закрыли, чтобы никто не видел. Его с нами не было. Он дома ждал.[b]— Часто вспоминаете Василия Макаровича? [/b]— Что значит, вспоминаю? Он все время со мной. Вот и кабинет его храню в неприкосновенности. В уютной просторной квартире у метро «Алексеевская» Лидия Николаевна сейчас одна (Ольга с семьей — на даче, у Маши тоже своя отдельная квартира неподалеку), возникает удивительное ощущение дома-музея-кельи: много икон, все дареные, говорит Шукшина, масса детских игрушек, внуковых, картины друзей-художников, цветы, пейзажи… гжель, хохлома, жостовские подносы… [b]— Дети часто у вас бывают? [/b]— Конечно. Все время здесь.[b]— Стряпаете для них? Пироги, печенье? [/b]— Сейчас все реже. Надобности в том нет. Когда-то и пекла, и шила, и вязала сама. Сейчас ведь все есть готовое. А в свободное время лучше почитать. Нет, ни газеты, ни телевизор не люблю. Много читаю православной литературы, жития святых.Вот очень интересная книжка, греческий монах написал — «Таинство смерти».[b]— Вас страшит смерть? [/b]— А что ее бояться? Душа-то бессмертна. В этом я уверена. Когда мама лежала в больнице, я торопила отца Сергия, дьякона Александра из Троичного храма: святые отцы, придите, причастите, соборуйте.Мама просила. И мы успели перед ее смертью, отходила она тихая, спокойная, радостная.[i]В доме Шукшиных и по сей день живет дух умершего хозяина. В кабинете — простой, скромный, по обычаям 60-х годов, письменный стол, узкая односпальная, будто походная, кровать, вырезанные Шукшиным из журналов репродукции Рублевских икон… Его книги… На стене — портрет юного моряка в бескозырке, Шукшин на срочной службе… Портрет Лиды с Васей в пору их общей жизни, оба — в кожаных куртках, роскошных по тем временам, лица, склоненные друг к другу, чуть напряженные, сведенные мужские скулы, пристальный узкоглазый взгляд и — она, олицетворение сердечной русской красоты.[/i][b]— Вы часто расставались? Съемки, экспедиции… Не боялись его измен, романов? [/b]— Нет, он был не гулена. И женился в 35 лет, когда уже нагулялся.До женитьбы у него были, конечно, романы. И он влюблялся, а в него нельзя было не влюбиться. Я благодарна богу за то, что у нас было. Он всегда очень стремился домой… до слез… Приезжал и плакал от радости. И с последних съемок из станицы Клетской приехал на несколько дней, чтобы проститься перед моим отъездом в Болгарию. 22 сентября мы в последний раз были вместе. А 2 октября его не стало… [b]— Лидия Николаевна, а вам не трудно после него? Ведь, вольно или невольно, вы сравниваете с ним всех встреченных вами мужчин.[/b]— Стараюсь этого не делать… Десять лет мы прожили вместе. Счастливо прожили. Я очень любила его. Счастлива, что имею от него детей. Он меня и как актрису, и как человека воспитал. Он был на девять лет старше. Наш роман начался на съемках фильма «Какое оно, море?». Знаете, как киношные романы возникают?.. Как всякий гений, он был трудный человек. Это нормально. Чего с амебами-то жить?! Неинтересно. Он всегда был и остается для меня мерилом человеческой ценности. Все, что он говорил, делал, мне казалось правильным. Его слово было закон. Даже когда семь лет не отпускал меня сниматься — чтобы я была только женой, матерью. Не спеши, говорил, будем вместе играть… Так и было. Я других режиссеров с ним не сравниваю: вот Шукшин так бы сделал… Зачем? Каждый сам по себе.И мужчин своих, других, я стараюсь с Васей не сравнивать. Я счастливая женщина. Мужчины любили и любят меня. Не знаю уж, что их притягивает. И я всех своих мужей после Шукшина любила. Только по любви замуж выходила. И ко всем осталась чувство благодарности… [b]— А сколько их было? [/b]— Три официальных. Один неофициальный.[b]— Простите, вы не считаете, что изменяете памяти Василия Макаровича? [/b]— Нет. На все божья воля. У него мама была вдовой, отец в молодости был репрессирован, и мама второй раз вышла замуж и была счастлива с его отчимом. Когда его сестра тоже осталась вдовой с двумя детьми, он ей говорил: Натаха, надо выйти замуж, тяжело одной, надо, чтобы рядом был мужчина… Я знаю, как он относился к женскому одиночеству… [b]— А отчего вы расставались с другими? [/b]— По-разному. Но, наверное, главное, если уходила любовь… С моим последним польским мужем художником еще и оттого, что в нашей стране ему было сложно, он был творчески не удовлетворен, озлобился, ожесточился, стал много пить… Пусть время нас рассудит. Я просила его уехать. Сказала, что, может быть, позвоню… [b]— А нет ли здесь греха: мужчины, расставания, плотская жизнь? [/b]— Бог нас, грешных, любит. Живем-то в грехе. У бога всего много.Он всегда нам помогает. Мы все должны испытать. Убивать и предавать нельзя. Доставляла боль? Но на то есть покаяние. В человеческой жизни, как у природы, разные бывают времена года: зима, когда все покрывается снегом, медведь прячется в берлогу, все живое и душа человеческая отдыхают. Природа сама знает, когда ей вспыхнуть, зазеленеть красотой.[b]— Сейчас много судачат о вашем романе с Бари Алибасовым. Он не закончился? [/b]— Нет, слава богу. Правда, сейчас реже видимся. Он с «на-найцами» собирается в мировое турне. Мотается по всему свету. Он очень интересный. Его иногда представляют только как человека шоу-бизнеса, для которого цель оправдывает средства. Однажды сказал: «Нельзя служить Мамоне…». А я ему: «Разве ты не служишь?». На что он ответил: «У меня 55 человек в труппе, и я должен их обеспечить». У него гипертрофированное чувство ответственности. И он работоголик. Бизнесмен. Лидер. И очень щедрый человек. А если необыкновенный человек, значит, тоже трудный… Был четыре раза женат. Он на девять лет меня моложе. Но часто мне кажется, что он старше.[b]— Почему вы не вместе? [/b]— Я очень люблю свой дом. Освященный. Благословенный. А он привязан к своему. Там и жилье, и офис. У него день и ночь кипит работа, толпятся люди. Это не для моей души, не для моей лени. Мне иногда надо полениться, я очень люблю работать, но иногда и лень — неплохая штука. Не люблю себя насиловать. Я — Весы по гороскопу и полностью соответствую. Бросаюсь в омут, но и взвешиваю. Живу интуицией, но и авантюрная жилка есть.[b]— Бари помогает вам?[/b]— Он любит делать подарки.Цветы? Целыми корзинами — еле в лифт влезают. Больше розы красные, они всегда подолгу стоят. Подарил какую-то необыкновенную накидку из тигриного меха.Мне ее даже надевать некуда, не люблю одеждой выделяться. Она не для обычной жизни, для «Линкольна».[b]— У вас нет «Линкольна»? [/b]— У Бари есть. Вот кольцо бриллиантовое — тоже его подарок.[b]— Вы сейчас впервые играете на театральной сцене — спектакль «Все врут календари». Как себя чувствуете не в фильме, на сцене? [/b]— Классно. Ловлю кайф. По ощущению, летаю от счастья. Хотя это мой первый театральный опыт. И он дается мне нелегко. Не хватает мастерства. У меня и голос театрально не поставленный. В этом, наверное, и моя сила, и моя слабость. Я не играю, я искренна.[b]— Как вы относитесь… женщине всегда трудно задавать подобные вопросы — к собственному шестидесятилетию? [/b]— Режиссер Леня Пчелкин изумился: 60?! Ты меня обманываешь. Девчонка! А потом, разве шестьдесят — много? Я не чувствую, никогда не чувствовала бремени лет. Физически здорова, значит, нет возраста! Вот только — полная. У меня вечный комплекс на эту тему. В театре не страшно, можно затянуться, загримироваться… А в кино комплекция, возраст ограничивают… На Западе, говорят, сейчас модно писать сценарии для пожилых женщин. Может, и к нам это придет. А то играть нечего! [i]Мы еще раз проходим с Лидией Николаевной по ее дому. Ухоженная кухня… Гостиная… Спальня.[/i]— Я так много лет мечтала о собственной постели. Собственная спальня — такое счастье!

Виталий Вульф: Для театра нельзя работать с холодным носом

[i]Вульфа заслушаешься… Впрочем, сейчас про это знают многие, не только я. У него появилась своя обширная телевизионная аудитория, припадающая к экрану, когда на нем появляется заставка с музыкой «Серебряного шара», а потом — не очень молодой, не очень красивый, грассирующий человек, явно не шоумен, не Пельш, не Якубович… Рассказчик Вульф умеет создать уникальный эффект присутствия. Кажется, что он сам рукоплещет на совместном дебюте в Венской опере Марго Фонтейн и Рудольфа Нуреева, что он лично знал всех четырех темнокожих жен Марлона Брандо, был рядом с Мадонной в начале ее жизненного пути, а она «стреляла» у него один-два доллара на гамбургер… Вульфа спрашиваешь: а вы сами видели? Были знакомы? Он морщится. Разве это важно? Есть же книги, другие источники… Его любят упрекать в неточностях, фактических ошибках. Между тем как его уникальная память всегда перемежается с игрой воображения, фантазия преображает факты, а видения порой трудно бывает отличить от реальности. Юрист по образованию, доктор исторических наук по диссертации, с недавних пор сотрудник Института политологии Академии наук России, тот самый, который был «международного рабочего движения», выходец из Баку стал признанным знатоком театральной жизни, специалистом по… звездам.Чего он только не знает, этот Вульф! И про то, как десятилетиями мучилась в ожидании ролей Мария Бабанова, и как Ангелина Степанова прочитала предсмертную записку своего мужа Александра Фадеева лишь спустя тридцать четыре года после его самоубийства.Как в сталинские времена знаменитый герой мхатовской труппы Павел Массальский опоздал на репетицию на двадцать семь минут и был приговорен к трем месяцам исправительно-трудовых работ… [/i][b]— Виталий Яковлевич, когда вы рассказываете, то кажется, что присваиваете себе чужую жизнь, как бы проживаете ее. Это ведь чисто актерское качество. Откуда оно у вас? И почему вас, человека «серьезной профессии», потянуло к театру? [/b]— Я с детства мечтал о театре. Хотел быть актером. С пятого класса бегал по театрам. Но папа, известный в Баку адвокат, человек недюжинной культуры, настаивал, чтобы я получил серьезное образование.Меня вообще хорошо воспитывали, учили языкам, музыке. А сам я был хлипким инфантильным ребенком, похожим на Буратино. Кончил школу с медалью. Приехал в Москву, поступил на юридический факультет МГУ и закончил его без всякого удовольствия. Зато каждый вечер ходил в театр. Десятки раз видел мхатовские «Три сестры», все спектакли с участием Аллы Тарасовой, обожал ее, был ошеломлен дядей Ваней — Добронравовым, восторгался Зеркаловой в «Пигмалионе», Констанцией Роек в «Бесприданнице». Тогда-то я безумно увлекся Бабановой… [b]— Наверное, вы были не единственным поклонником Марии Ивановны, а вот доверием, дружбой, своими письмами она одарила именно вас. Отчего? [/b]— Я был искренен в отношении к ней, а она очень чувствовала малейшую фальшь на сцене ли, в жизни и была нетерпима к ней. Она была очень одинока, не умела прощать и очень нуждалась в тепле, внимании, нежности.Я, пожалуй, не помню ее счастливой. Вечная невостребованность в театре, незаживающие раны от обид на режиссеров Мейерхольда, потом Охлопкова и, как, пожалуй, ни у кого, страстное нежелание стареть. Ее влекло к «молодым» ролям, старух она играть не любила, не хотела. Помню, как обиделась на Наталью Анатольевну Крымову за то, что в телевизионной передаче, которую та о ней сделала, были крупные планы: «За что вы ко мне так плохо относитесь?» — А ваши герои как относятся к своим портретам в вашей интерпретации? Не обижаются? — По-разному. Не говорю о том, что западные звезды и знать про меня не знают. А иных из моих персонажей давно нет в живых. С некоторыми я дружу, с Ангелиной Иосифовной Степановой, например. А Татьяна Васильевна Доронина, когда я сделал передачу о ней, не только не оценила искреннего стремления вернуть ей общественное уважение, славу выдающейся актрисы, несмотря на все сложности ее судьбы и характера, обиделась на меня. Театральный мир вообще причудливый, перевернутый с ног на голову. Тут и отношения человеческие бывают странные. Что для других было бы подлостью, здесь — норма. Та же Бабанова писала мне однажды: «Научитесь не обращать внимания на пересуды, одни вас любят, другие — нет, все это не имеет никакого значения», а в другом письме, что «для жизни в Москве нужна лошадиная сила».[b]— Вы это ощущаете на себе? [/b]— В молодости было много сил, но мало дел, я долго ощущал свою невостребованность, писал статьи, их возвращали редакции, из десяти печатали одну. А сейчас дел много, сил же стало меньше. То же и в отношении денег: когда-то было много свободного времени, но денег не было, теперь они появились, но некогда их тратить, им радоваться.[b]— В вашей судьбе есть некая парадоксальность.[/b]— Вы, наверное, имеете в виду, что я получил одно образование, а занимаюсь другим делом. Что сам себе сделал профессию. Так бывает. Хотя в театральном мире, если ты не закончил ГИТИС и принадлежишь к другой «стае», деловой судьбы это не облегчает. Те, кто вместе учился, давно знают друг друга, держатся кланом. В театральной среде люди особенно пристрастны, подвержены личным симпатиям, антипатиям. Я не однажды испытывал это на себе. И последний раз — совсем горький для меня случай, вышла двухтомная энциклопедия к 10летию МХАТа, и хоть книгу редактировала мой друг, талантливая и очень образованная Инна Соловьева, даже в библиографическом указателе не нашлось места для моей фамилии. Там шла не одна пьеса в моем переводе, я сделал о них немало статей...[b]— Вас тоже часто упрекают в пристрастности, необъективности, например, в отношении к «Современнику», к Галине Борисовне Волчек.[/b]— Ей действительно принадлежит историческая роль в сохранении «Современника». И она держит театр в прекрасном состоянии. Я лично присутствовал на их спектаклях в Нью-Йорке, когда американцы, подчеркиваю, американцы и самая элитная публика, не наши эмигранты, стоя аплодировали и «Вишневому саду», и «Крутому маршруту». Кому-то угодно этого не замечать. Хотя Галя сама виновата в обострении отношений со многими критиками, а они, как известно, формируют общественное мнение. Ну чего стоит ее реплика: в театр ходят люди и… критики! Но у меня о Гале даже телевизионной передачи не было. Леонид Эрман — директор, Галя Волчек, Марина Неелова — это мои близкие друзья. Я их защищаю. Знаю все драмы, даже трагедии «Современника», но выносить их на публичное обозрение не буду. Я верный в дружбе человек. И умею ценить и беречь друзей. Но это не мешает мне быть объективным. Бывают споры, несогласия… Что-то скажешь… что-то не выскажешь вслух… [b]— А говорят, что в дружбе надо уметь говорить друг другу в глаза правду, какой бы беспощадной она ни была. Смогли бы вы, например, сказать Олегу Николаевичу Ефремову то, что думаете о состоянии сегодняшнего МХАТа? Не правда ли, тут трудно разойтись в оценках? [/b]— Нет. Никогда в жизни. А он и слушать не будет, будет только злиться. Да, это была его идея разделить МХАТ, и он об этом не жалеет. Это, конечно, беда МХАТа, но и не только — эта! Олег — крупный человек, и не нам его судить. Как Эдвард Олби сказал: «Вся жизнь человека состоит из двух вещей: любви и ошибок». А мне не забыть, как Олег ввел меня в 1962 году в состав художественного совета «Современника», а кто я был тогда? Никто! И я оказался рядом с лучшими людьми театра тех лет. Или как он ночь провел рядом со мной, когда умерла моя мама… [b]— О вас говорят, что вы поддерживаете тех людей и театры, которые ставят ваши пьесы в ваших переводах.[/b]— Глупости это. Если в 1975 году, когда на сцене МХАТа пошла первая моя премьера, перевод пьесы Теннесси Уильямса «Сладкоголосая птица юности», это еще могло иметь смысл, то теперь, после того, как мои переводы шли и идут во МХАТе, в «Современнике», в Театре Маяковского, Театре Гоголя, очень много — по стране, говорить об этом просто смешно! Ставит мои пьесы или не ставит Сергей Яшин в Театре Гоголя — разве это важно? Он один из интереснейших сейчас режиссеров, недооцененный. А какую труппу он собрал! А какая замечательная там Светлана Брагарник работает! Да он потому и ставит в моих переводах неизвестного у нас Уильямса или Сомерсета Моэма, что рядом с «Бесприданницей», «Ивановым», другими его спектаклями возникает серьезная и талантливая картина мира.[b]— Вы пристрастны[/b]… — Конечно. А разве можно работать в театре и для театра с «холодным носом»? Сегодня надо помогать людям, в которых веришь, которых любишь. И особенно поддерживать строителей театра. Их, к сожалению, сейчас немного. Их время ушло. Даже такие талантливые, как Роман Виктюк, Кама Гинкас, делают спектакли, а не театры. А общая задача сейчас — защитить наше главное достояние, репертуарный театр. Антрепризы его не заменят. Это то, что всегда отличало русский театр от любого другого. Чему до сих пор удивляется мир. Нельзя возвращаться к театру до Станиславского… [b]— Что до «мира». У вас не возникало соблазна остаться работать за рубежом? [/b]— Я много работаю на Западе, в Америке. Читаю лекции. Езжу в командировки. В 1991 году я впервые приехал в Америку, на стажировку, а в январе 1992-го уехал на два года работать в Нью-Йоркский университет гест-профессором — от слова «гость». Замечательно жил на самом Бродвее, между 14-й и 15-й улицами. Это были прекрасные годы. Но надо было делать выбор: либо оставаться, либо возвращаться.Даже близкие тогда говорили: ты — сумасшедший! Хочешь вернуться.Под новый, 1994 год я вернулся. И ни разу о том не пожалел. Здесь у нас мощная, интересная жизнь. Я многое написал и издал. За три последних года вышли три новые книжки, пятьдесят «Серебряных шаров»...[b]— А почему, кстати, «Серебряный шар»? [/b]— Был Серебряный век, стал серебряный шар, нечто надземное… [b]— Вашей работе не мешают катаклизмы последних месяцев? [/b]— Конечно, пугают экстремизм, фашисты… Но я стараюсь изолировать себя от мира политики. Выключаю радио, телевизор, если там — про Госдуму. Зачем мне про это знать, если все равно от меня ничего не зависит. Я никогда не был членом партии, не занимался общественной работой. Не хочу. Не могу. Это — не мое.[b]— Вы ведь себя даже от семьи сумели уберечь? [/b]— Поверьте, что такое сильное чувство, я знаю. Но очень личные вещи никогда не обсуждаю. Я никогда не бываю один. Не испытываю одиночества. Территориально — один. Это удобно, когда так много работаешь. А спасение мое — Татьяна Николаевна, домашняя работница, до нее двадцать шесть лет была Наталья Павловна, Наталочка, она два года назад умерла. Я ведь в лучшем случае могу только чай налить...

Аргонавтка

[i]Любят в России жалеть. Нигде, кроме как у нас, убийца старухи Раскольников не вошел бы в число любимых литературных героев. Жалеют пьяниц: не от хорошей жизни пьет... Убийц: эк его угораздило! Мошенников… [/i] [b]Красота — страшная сила [/b]Подобные чувства испытала и я в зале Никулинского народного суда, что в Западном округе, где слушалось дело по обвинению в мошенничестве Йоланты Юозовны Рубикайте, когда два милиционера ввели и заключили за решетку прелестную молодую женщину. Несмотря на то что почти больше года она находилась под стражей, юная дама всегда была элегантно одета, подкрашена хорошей косметикой.Впрочем, преуспевающей бизнеследи, какой она представала совсем недавно, актерские и модельные качества нужны были как никому другому. «Вы что, русского языка не понимаете? Денег нет. Когда будут, отдам. Вот продам особняк…» Увы, моя жалость к несчастной жертве обстоятельств, какой пытались представить подзащитную ее адвокаты, быстро прошла. И документы-то у нее поддельные, и паспортов несколько. И то ли она — Лаура, как себя называла, то ли — Йоланта… А уж лгала, изворачивалась она и на суде так же, как когда-то на воле.[b]Волки и овцы [/b]Почти полсотни обобранных жертв, это только те, кто обратился в суд. 16 342 688 682 рубля общего долга, набранного прелестницей у разных людей и банков, будто бы на время, под проценты. Но ведь цифра, названная судом, почти в пять раз ниже реальной, ибо деньги у частных лиц под страховые договоры и кредиты в банках она брала в валюте, а сосчитаны они были почему-то по курсу рубля к доллару на 1994—1995 гг.В небольшой комнатке Никулинского суда перебывали в эти дни многие знаменитости, ибо среди жертв красотки оказались Александр Миндадзе и Вадим Абдрашитов, как всегда, вместе Петр Тодоровский, Валерий Тур, Юлиу Эдлис, Йошпе с Рахимовым, цвет отечественной творческой интеллигенции. Кто-то из них надеялся благодаря процентам набрать деньги на новую картину, кому-то нужно было купить квартиру детям, устроить гастроли, кому-то просто сделать себе зубной протез… Но не собиралась Лаура-Йоланта отдавать чужие деньги. Первое время с кем-то рассчитывалась процентами, скорее в рекламных целях, чтобы привлечь новых простофиль, а потом и вовсе перестала.[b]Под «крышей»! [/b]Можно было бы не удивляться еще одному уголовному делу. Если бы демонстративное и очевидное мошенничество не происходило в течение нескольких лет у всех на глазах при явном попустительстве, а то и покровительстве многих сильных мира сего.Когда Рубикайте создавала свои первые фирмы и по поддельным страховым договорам начала собирать деньги у вкладчиков, приют ей дала ни много ни мало Торгово-промышленная палата, чьи охранники долгое время надежно защищали свой кадр от посягательств обобранных жертв.Трудно предположить, что безвестная в столице литовка с гуманитарным образованием — это данные из ее дела — получила в Москве прописку, купила шикарную двухуровневую квартиру на улице Марины Расковой и перестроила не только ее, но и весь подъезд, без чьей-то «крутой» поддержки.Она создавала одно АОЗТ за другим — «Оксамит», «Арго», «Ориста», «Амико-Союз», «Новый свет», две зарубежные компании в Цюрихе и Дублине. Заявленной в учредительных документах деятельностью и не думала заниматься, ее банковские счета и ежегодные банковские отчеты были «нулевыми». А новые и новые фирмы нужны были, чтобы, используя поддельные документы, осуществлять, не имея на то права, займы денежных средств у населения, брать кредиты в банках, заключать фиктивные договоры и сделки.По результатам аудиторской проверки, сделанной уже по запросу суда, преступница только от налогов скрыла почти 19 с половиной миллиардов рублей, по валютным операциям нанесла казне ущерб свыше миллиона долларов США.Один из ее бухгалтеров, некто Воронин, проходивший по делу в качестве свидетеля, был учителем английского языка и ничего, по собственному признанию, в дебетах-кредитах не смыслил. Другая свидетельница М. Разномазова, тоже бывшая при Рубикайте бухгалтером, ежегодно делала «липовые» отчеты, а на суде разрыдалась: «Если бы я знала, чем этот ребенок занимается, я бы остерегла ее».Нет, ни от кого не скрывалась Лаура-Йоланта Рубикайте. Все делала в открытую. И все сходило с рук. На суде их не было, ее могущественных покровителей. Сдали? Не хотели «засвечиваться»? Рубикайте их, естественно, не поминала. Догадываюсь, что если я сейчас процитирую ее былые высказывания, она легко от них откажется, и меня можно будет обвинить в клевете. Нет, не буду называть фамилий. Но я, и не только я, их от нее слышала, кому в мэрии она давала взятки, кому, пардон, платила своим юным прекрасным телом. А самая поразительная история произошла с особняком.[b]Нехороший дом [/b]В апреле 1994-го «Арго» и И. Рубикайте заключают договор о совместной инвестиционной деятельности и переуступке имущественного права с объединением воинов-интернационалистов Ленинского района (ТУ «Хамовники»), в соответствии с которым наша героиня приобретали все права, вытекающие из осуществления инвестиций в объект недвижимости, и право собственности на объект недвижимости по адресу: Москва, Нащокинский переулок (бывш. ул. Фурманова), д. 10, стр.1. 30 января 1995 года на основе соглашения объект передается правительством Москвы «Арго», в сентябре того же года Департамент муниципального жилья передумывает, и особняк отдают воинам-интернационалистам, оставляя в собственности «Арго» примерно 550 квадратных метров.Дальше — совсем таинственные перипетии: вместо того чтобы за переуступку партнерских прав отдать «афганцам» квартиры, Рубикайте почему-то отдает наличную валюту их бухгалтеру Бондаренко, перечисляет ему деньги на счет брата в Финляндию (?!). Часть своих площадей отдает фирме «Регина» в счет погашения задолженности. И тут же начинает судебную тяжбу со своими бывшими партнерами, договоры с которыми подписала за особняк. В то время, когда особняк ей юридически не принадлежал, Рубикайте сидела в нем со своими сотрудниками, надежно защищенная замками и охраной от кредиторов, и продолжала обещать обманутым, что она с ними расплатится, когда… продаст особняк. Кому же все-таки он принадлежал на самом деле и что с этим «нехорошим» домом произошло? Ответить на эти вопросы судье Мальцеву оказалось не под силу.Судья, кстати, спросил Рубикайте во время процесса: вы подписали договор о переуступке прав собственности на особняк? На что услышал: «Можно, я не буду отвечать на этот вопрос (?!)».Ни руководители воинов-интернационалистов, ни другие бывшие партнеры, равно как представители Комитета муниципального жилья, судом не вызывались.[b]Где деньги? [/b]Суд закончен. Йоланта Рубикайте признана виновной в совершении преступлений, предусмотренных ст. 327 ч. 1, ст. 159 ч. 3 п. «б» УК РФ. В деле осталось 29 томов. Трудно поверить, что приговор окажется реальным и юной красотке действительно предстоит провести пять лет в неволе да еще с конфискацией имущества.Ведь и в ходе следствия нашелся «доброхот», изменивший ей меру пресечения, — Рубикайте отпустили под подписку о невыезде. Потом ее долго искали, объявили в розыск, с трудом нашли. Освобождение, подписанное прокурором Западного административного округа А. А. Баженовым, мотивировалось тем, что она имеет постоянное м/ж, положительную характеристику. Откуда? От кого? Кстати, о характеристике… Вот что было написано в ее истории болезни № 152, оформленной в больнице № 2, в 4-м отделении, куда она попала во время следствия: «Всегда стремилась быть первой в учебе, быть в центре компании, обращать на себя внимание. С детства мечтала быть актрисой, занималась в театральной студии, в музыкальной и балетной школах».Что до конфискации имущества, то, как оказалось, квартиру по закону конфисковать нельзя, а все то, что в течение трех лет вымогалось, потерпевшие так и не получат. Рубикайте обо всем вовремя позаботилась. Без лицензии Центрального банка валюта регулярно уходила за рубеж. На счет одной из ее фирм «L.R. Trading LTD» в Швейцарию было, к примеру, перечислено без возврата на территорию России 5 895 000 $ США. А дальше? Известно, что 800 тысяч долларов было перечислено ею «воину-интернационалисту» Бондаренко, 10 тысяч некоему Шашенкову, менеджеру, неизвестно за какие услуги, самой же себе, любимой, она забрала на расходы 536 856 $ США. Остальные деньги ушли неизвестно куда.И, как я понимаю, искать их некому и неохота.[b]А денег-то нет [/b]Обманутые, ограбленные люди получили вместо денег мало вразумительную формулировку решения суда: «В связи с невозможностью произвести подробный расчет по каждому из гражданских исков без отложения разбирательства дела и считая данную ситуацию исключительной, суд признает за гражданскими истцами право на удовлетворение исков с передачей вопроса об их размере на рассмотрение в порядке судопроизводства, руководствуясь ст. ст. 300—303, 315 УПК РСФСР».Попросту, значит, полтора года ждали, теперь начинайте все сначала. Подавайте новое заявление в суд! Один несчастный, С. Ю. Егоров, 44 лет от роду, умер, так и не дождавшись своих денег, от сердечного приступа… 9 декабря состоялся новый суд, теперь городской, который оставил приговор районного суда без изменения. А всей этой истории уже четыре года, полтора последних из которых идут следствие и суды… Лаура-Йоланта Рубикайте так и не признает себя виновной. Объясняет случившееся тем, что ее предал партнер, мужчина, за которого она собиралась замуж… Поддельные паспорта? Опрометчивость по отношению к документам… «Следствие и разбирательство велось с обвинительным уклоном», — так она пишет в апелляции к городскому суду. Сетует, как вредна ей будет изоляция от общества и от престарелой матери, живущей в Риге… А что, может, ее снова пожалеют?

Генералиссимус антрепризы

[i][b]Антреприза[/b] (от французского entreprendre — предпринимать) — театральное предприятие, созданное и возглавляемое частным предпринимателем — антрепренером.[b]Театральная энциклопедия [/b]Посредине офиса Российского театрального агентства Давида Смелянского, что в самом центре Москвы, на Сретенке, стоит белый столб, испещренный автографами. «Не знаю я, что значит горечь, когда с Давидом Ростропович».«Как хорошо, что мы все вместе. Инна Чурикова».«Это агентство — щит Давида в защиту русской культуры. Святослав Бэлза».«У вас контора, а? Вам нужен зиц-председатель? Сергей Юрский».Столб — несущая конструкция здания. Стоит для опоры. И хозяина хочется поставить рядом: невысокого, коренастого, кряжистого. А еще он удивительно похож на Иосифа Виссарионовича. Но вот этой редкостно доброй, обволакивающей обаянием улыбки у мрачного «предшественника» уж точно не было.Все агентство — одна небольшая комната с выгороженным закуточком, кабинетом генерального директора, продюсера [b]Давида Яковлевича Смелянского.[/b] Несколько сотрудников, воплотивших вместе с шефом массу грандиозных проектов: празднество на Красной площади в честь 850-летия Москвы, концерты в России Мстислава Ростроповича, участие Галины Вишневской в спектакле МХАТа «За зеркалом», а теперь вот строительство в столице на Остоженке, рядом с Храмом Христа Спасителя, высшей школы оперного искусства, которую Вишневская будет возглавлять. Самые популярные антрепризные спектакли последних лет — «Игроки XXI века», «Sorry», «Чешское фото» с участием первых звезд страны: Евстигнеева, Чуриковой, Калягина, Юрского, Хазанова, Караченцова… Сотрудничество с Андроном Кончаловским, Робертом Стуруа, Глебом Панфиловым… Вот уже второй сезон в Самаре идет подготовка мировой премьеры оперы Сергея Слонимского «Видения Иоанна Грозного»: шесть сорокатонных тралов одних только декораций, 450 новых костюмов, реконструкция самарского оперного театра: стояло 80 осветительных приборов — будет 700, меняется машинерия, город во главе с губернатором Константином Алексеевичем Титовым «стоит на ушах», законодательное собрание области обсуждает проблемы готовящегося спектакля и его финансирования. Устанешь перечислять все, что затевает и воплощает… генералиссимус российской сцены [b]Давид Смелянский.[/i]— Где вы живете: в Самаре, здесь, в офисе? [/b]— В самолете. Я подсчитал: в 98м году был в самолете 107 дней, в 97-м — 177, в 96-м — 105, получается, из трех лет больше года провел в воздухе.[b]— Вы все считаете?[/b] — Приходится. Профессия такая.Когда ложишься и просыпаешься с одной мыслью: где взять денег? Когда ты двоеженец и у тебя две семьи: с женой и дочерью и — агентство, обе ты должен обеспечить. Когда в голове одновременно две тысячи проблем и ты не знаешь решения… [b]— Вы вкладываете в проекты собственные деньги? [/b]— Нет. Ни один западный продюсер не рискует собственным капиталом. Допустим, у тебя было двести тысяч долларов, ты прогорел, что же, перестать заниматься делом? Ты берешь деньги в банках и должен отдавать. Живешь на кредитах.[b]— А вы сами богаты? [/b]— У меня трехкомнатная вполне устраивающая меня квартира. Когда я переезжал из Ленинграда из Театра Комиссаржевской, где был директором, в «Сатирикон», куда меня пригласил Аркадий Райкин, то сдал квартиру и точно такую же получил в Москве. Езжу на 4-й модели «Жигулей», пикапчик, удобно для чемоданов гостей, которых бесконечно встречаю и провожаю. Надо бы машину посерьезней, но пока нет возможности. Дачи нет.[b]— Вас порой сравнивают с Дягилевым. Его ведь, кажется, простите за бестактность, похоронить было не на что…[/b] — Ничего удивительного. Единственное, что я себе позволяю, — путешествовать. Мы много с семьей ездим по миру. Что может быть увлекательнее? Сбережений нет. Было 8 тысяч долларов, сгорели в Инкомбанке.Наш разговор напоминает пулеметную перестрелку. Смелянскому некогда. Завтра утром прилетает маэстро Ростропович, дирижер и музыкальный руководитель самарского проекта, тут же переезжают в Самару, где идут репетиции с оркестром. 20 февраля — премьера. Потом у Смелянского — пушкинский фестиваль в Пскове. А 17 марта начинается гастрольный тур по Америке со спектаклем Галина — Калягина — Караченцова «Чешское фото».[b]— Не устаете? Успеваете? Хватает сил?[/b] — Я — что… Вот Ростропович, он так устроен, что ему для отдыха хватает четырех-пяти часов. В 8 утра мы все вокруг него сидим, завтракаем.Отпускает в 2 часа ночи. Когда мы впервые встретились на спектакле в Санкт-Петербурге «Леди Макбет Мценского уезда», я думал, что помру, а он — как огурчик. Смотрю на него: что там мой «гроссбух»? У него «записная книжка» размером с полстола, жизнь на несколько лет по дням расписана. Приходится подстраиваться к его схеме.[b]— Видимо, к Ростроповичу непросто подстраиваться? [/b]— Помню, я опоздал на десять минут на первое наше деловое свидание. Он безмолвно показал на часы и… больше я не опаздываю. Но, пожалуй, трудней всего удовлетворить его требованию обращаться к нему на «ты». Он ведь необычайно общительный человек, компанейский. Ходит, смотрит, слушает… Застолья любит — как способ общения. Он очень веселый человек, шутками пытается сбить пафос отношения к себе. Через 15—20 минут заставляет собеседника пить с ним «на брудершафт» и, если тот не говорит ему потом «ты», устраивает жуткий скандал! Сказать ему «Слава, ты…» для меня мучительно. Чтобы было легче, я придумал: «Маэстро, ты…».[b]— А с Галиной Павловной проще? [/b]— Как с оперной певицей я с ней не работал. А когда она играла в моем с МХАТом проекте «За зеркалом» императрицу Екатерину, не было актрисы послушнее. Она единственная приехала на репетицию с выученным наизусть текстом… Галина Павловна — безапелляционный человек. Но это было естественно для всех нас, включая Таню Лаврову, партнершу по спектаклю: первый номер — Вишневская.[b]— Могли бы вы принять звездную чету у себя дома?[/b] — Конечно, я не смогу устроить такой же прием, как Жак Ширак в Париже в день семидесятилетия Ростроповича — Дворец Шан Зализе, потом Елисейский дворец, дорожка через парк, я дышу в затылок Грегори Пеку, рядом Ван Клиберн, Иегуди Менухин, сердце обрывалось… Но Ростропович и тут был верен себе: в самый торжественный момент, когда нас представляли Шираку (мадам и мсье Смелянские), успел шепнуть на ухо и тем самым в своем стиле сбить торжественность момента: «После приема — ко мне!».[b]— А с другими вашими партнерами, коллегами — ведь среди них Чурикова, Панфилов, Калягин, Стуруа, целые миры — вам легко, трудно?[/b] — Ну с некоторыми из них деловое общение переросло в семейную дружбу, к примеру с Чуриковой и Панфиловым. Дружу с Сашей Калягиным, отношусь к нему трепетно. Вчера в 11 после спектакля он звонит: давно не виделись, надо повстречаться… Саша, как замечательно, что ты позвонил, у меня к тебе тоже много всего накопилось! У нас с ним затевается интересный проект с постановкой «Дон Кихота».[b]— Он — Санчо Пансо? [/b]— Нет, Дон Кихот. Сейчас у нас с ним несколько оригинальных задумок. Одна — полузабытая, но гениальная пьеса Шекспира — не буду называть какая, боюсь сглазить. После самарской постановки снова думаю работать с Робертом Стуруа. Это будет спектакль против расизма… В нашей жизни порой трудно бывает разграничить личные и деловые отношения. С другой стороны, для деловых контактов необязательно дружить. Зато терпение, терпение и еще раз терпение необходимо для того, чтобы успешно сотрудничать с великими. Но ведь это тоже аксиома.[b]— Вот тут-то, наверное, подошло время вспомнить Аркадия Исааковича Райкина, ведь именно он «перетащил» вас из Ленинграда в Москву. Вы были рядом с ним все последние его московские годы как директор «Сатирикона».[/b][b]Какой след оставил он в вашей судьбе? [/b]— Ответ легко прогнозируется: огромный. Каждый день, прожитый с ним, был для меня уроком. Каждый вечер после спектакля я подвозил его домой, провожал до парадной. И он задавал мне один и тот же вопрос: вы торопитесь? И я всегда отвечал, нет, зная, что за этим последует: «Чайку не зайдете попить?». До часу, до двух он рассказывал мне про свою жизнь, иногда я прибегал домой и записывал эти фантастические рассказы… В 1986 году были жуткие сорокаградусные морозы. Однажды на выездном спектакле в Зеленограде люди сидели в шубах, и Райкин — за кулисами, уже совсем старенький, в пальто. Аркадий Исаакович, можно отменить спектакль? Он посмотрел на меня, как на сумасшедшего: там зрители, они пришли ко мне на спектакль. Скинул пальто и в белом костюме вышел на сцену. В последние годы он был нездоров, плохо слышал, шаркая, шел от своей гримерки к кулисе и, когда начиналась увертюра к спектаклю, брался руками за край кулисы и в такт музыке раскачивался, кажется, неосознанно.Но под музыку из глубокого старика он превращался в стройного красавца и с последним тактом буквально выпархивал на сцену. Он был очень красивым человеком.Труппа «Сатирикона» была тогда первой, кто «просочился» на Запад с гастролями. Я потом много бывал в Америке с разными коллективами. Но такого, как во время выступлений Райкина, никогда не бывало. Полуторатысячные битком набитые нашими эмигрантами залы, стоя, его приветствовали, концерты начинались и заканчивались слезами. Это приезжало их прошлое, их жизнь, и они прощались и с Райкиным, и с Россией, понимая, что больше им уже никогда не увидеться.[b]— У вас ведь и свои собственные отношения с Америкой? [/b]— Да, у меня там отец и младший брат. Отец — пенсионер, а у брата — небольшой бизнес, магазинчик с видеопродукцией.[b]— Не скучают?[/b] — Брат просто умирает. Говорит, что у него ощущение, будто он все время находится в Чертанове и не может доехать до Тверской… Но когда заговаривает о возвращении в Россию, я категорически против: он сделал свой выбор.[b]— А у вас не было соблазна уехать?[/b] — Был, конечно. От ощущения полного ужаса и бесперспективности собственной жизни. В бытность свою провинциальным администратором в Смоленске, я просыпался и засыпал с мыслью, неужели это навсегда: выездные спектакли по области тремя группами — 330 рублей по перечислению и зарплата 80 рублей…? Или когда на 8 месяцев я оказался безработным: сначала меня пригласили, а потом не брали в Пензенский драмтеатр заместителем директора. Помню, тогда Виктор Розов помог: звонил в обком партии, просил за меня.[b]— Надо полагать, зловещий «пятый пункт» играл свою роль? [/b]— Когда реорганизовывали Ленинградскую филармонию, где я был заместителем директора, мне, дипломированному специалисту, закончившему ЛГИТМиК, предложили быть… униформистом в цирке. Я только сказал: что ж так много-то? И услышал в ответ: у тебя национальность такая… Три года потом я был и. о. директора Театра имени Комиссаржевской, не утверждали опять же из-за «национальной неполноценности»… Выжил, как видите.[b]— И неплохо.[/b]— Я очень жене Тамаре благодарен. Она не дала мне уехать в эмиграцию. Так же, как не позволила уйти из театра — поменять профессию. Это твое, сказала она, и помогла одолеть колебания.[b]— Колебания?[/b] — Я жутко сомневающийся человек.[b]— Сейчас вас сравнивают с Дягилевым, называют российским Солом Юроком, вы действительно первый российский импресарио, известный миру. Вы — профессор ГИТИСа, имеющий своих учеников. Член президентского совета по театру. Глядя на вас, кажется, что вы образец спокойствия, благополучия, счастливчик.[/b]— Может быть, именно благодаря пережитым трудностям и катаклизмам я добился того, что имею. И способен оценить это. Годы, проведенные в провинции, не люблю этого слова, но не знаю, чем его заменить, были уникальной школой. Я и сейчас очень ценю работу в Самаре, с Омским драматическим театром, с театром «Торикос» из Геленджика… А люди в провинции, как я понял, уже поседев, чище, непосредственней и, пожалуй, даже активней, чем в столице.[b]— У вас есть рецепт удачной карьеры?[/b] — Ну, давать другим советы — занятие праздное. Все судьбы индивидуальны и своеобычны. Но в моей жизни очень существенна была настойчивость в одолении препятствий. Еще с послевоенного одесского детства. И потом, служил ли я в армии, работал ли на ленинградской стройке, я всегда знал: хочу работать в театре. И еще — хочу в Москву! А раз хочу, значит — добиваюсь.

Дар и калькулятор

Я — не звезда

[i]Жизнь актера Театра на Малой Бронной [b]Ивана Шабалтаса [/b]определил Всесильный Господин Случай.Деревенский паренек из Черкасской Лозовой, что под Харьковом, хотел стать летчиком.Приехал в Кременчуг в летное училище и… [/i]— По здоровью комиссовали. Это был облом, трагедия, крушение всех надежд… Когда нес документы в университет на физфак, если уж не летать, так хоть смотреть на звезды, встретил знакомого: зачем тебе в университет? Иди к нам в театральный! Подумал: а что, может, действительно я смогу сыграть летчика? Кстати, недавно, когда Евгений Матвеев предложил в своем фильме «Любить по-русски» на выбор две роли, попа в нескольких сериях или летчика, но в одной, мой ответ было нетрудно предугадать.Словом, поступил в театральное. Я ведь не мог вернуться в деревню с поражением. Это был вопрос чести. Родная деревня, где до сих пор живут родители, и сегодня живет по своим правилам. Папа с мамой, крестьяне, в церковь не ходили, но всегда неукоснительно жили по Христовым заповедям: не укради, не солги… Москва в этом смысле была и остается для меня серьезным испытанием. Здесь и там совсем разные представления о нравственности. Сосед мне сказал однажды: «Ты бы у нас був трактористом и героем соцтруда, а там — в артисты подался»... Я уже четверть века живу в столице, снялся в тридцати фильмах, сыграл полсотни театральных ролей, но до сих пор... немножко чужой.[b]— Судя по вашим последним сценическим работам — порочный Кокто в «Нижинском», сломанный до безумия герой драмы Ануйя «Путешествие без багажа», ищущий забвения в бутылке Луи из «Пианино в траве», кажется, что вы немало знаете о человеческих страстях, дьявольских омутах души, низменных желаниях.[/b]— Я актер и мужчина. У меня все было, через все прошел. Наигравшись, нагулявшись, я и в личной жизни, как в творчестве, максималист.Мне хочется идеальной семьи, идеального способа существования. Я требователен не потому, что эгоистичен, а потому, что идеалистичен.Мы вот с женой Еленой Федоровой играем вместе в «Пианино в траве», по сюжету я люблю Мод, а она думает о Жан Лу, так я ее к актеру Ершову ревную… Всегда обязательно собственную историю играешь. Любовь — это тоже работа. Многие не подозревают об этом. А я знаю. Семья — не просто взаимные обязательства, но и постоянные доказательства, преодоления. А самое главное для меня — мои дети. Когда восьмилетний Мишка с ошибками, фальшивя, играет на пианино Гайдна, я плачу. Спорю со старшей дочкой Аней, студенткой ГИТИСа, будущим театроведом, о гиперреализме — упиваюсь.[b]— А поклонницы у вас есть? Я смотрю, весь дом у вас в цветах.[/b]— Сейчас — меньше. Да и они другие стали. Недавно выхожу из дома, машина у подъезда вымыта, на капоте цветы и отксерокопированные мои фотографии… Вот стеклянные двери в прихожую разбиты, пришлось фанерой закрывать, тоже работа одной одухотворенной барышни...[b]— Слышу ноту недовольства собой и жизнью. Я не ошибаюсь? [/b]— Нет, не ошибаетесь. И дело здесь не в житейском благополучии. Машина, дача, квартира — все это у меня есть. И по сравнению с моей прошлой жизнью: однажды девять месяцев жил на вокзалах, а по утрам приходил к Эфросу на репетицию «Трех сестер» — у меня все в порядке.Мог ли деревенский мальчишка когда-то мечтать о том, что я сейчас имею! Но ведь все относительно. Конечно, у миллионера де Ниро денег больше, чем у меня, он не получает, как я, унизительные тридцать рублей в день за все мои главные роли, но зато я Льва Толстого в отличие от него в подлиннике читаю. Пушкин ни разу за границей не был, а я — в двадцати пяти странах… И сотового телефона у него не было. У меня, правда, тоже нет. Еще недавно у моего отца был один патефон на деревню. Мне — 45. Экватор пройден. Жизнь не безразмерная. Я не звезда. Скорее, метеорит, вошел в плотные слои атмосферы и сгорел… Знания печалят.[b]— Я помню, как вы впервые появились на сцене «Малой Бронной» в эфросовском спектакле по пьесе Алексея Арбузова «Воспоминание» в роли юного Дениса, влюбленного в героиню Ольги Яковлевой.[/b]— Это и было счастье. Такой партнерши у меня больше никогда не было. Миллион вольт темперамента! Я играл в «Воспоминании» юношу из интеллигентной семьи. Если и мог догадаться о нежности, то как сыграть интеллигентность? Рядом дворяне — Эфрос, Козаков, Яковлева, Дуров, Волков… А я — дворняжка! Так я себя ощущал. У меня есть свои собственные девяносто страниц записей эфросовских репетиций «Трех сестер», но я не хочу их публиковать, это — только мое, сокровенное. И то, что Эфрос предложил мне тогда сыграть не Федотика, не Родэ — вертеть волчок, а Андрея Прозорова, — был невиданный подарок судьбы, божья милость. Я ведь и до Эфроса работал, в Ермоловском театре, сыграл там за два года восемнадцать ролей, не был обижен. Но не люблю про это вспоминать.Зато тот вечер, когда мы встретились на Центральном телевидении и Эфрос сказал: «Ждите, вам позвонят», — я запомнил на всю жизнь. Это был самый счастливый вечер в моей жизни: я сидел на полу в коридоре коммуналки, запасшись двумя пачками «Беломора» и «Дуката», и ждал звонка, отойти боялся от аппарата. Звонили подряд Эфрос, директор театра Коган, Арбузов, последний — снова Эфрос: «Завтра в 11 приходите на репетицию».Я играл у него в пяти спектаклях.После ухода Даля в его штанах и костюме Беляева — в «Месяце в деревне». Как это у забытого нынче пролетарского классика: «Я видел небо. Я знаю счастье!». А разве можно было забыть его спутанные волосы, красные от усталости глаза, красивое еврейское лицо! [b]— Да не был он красивым.[/b]— Был красивым. А его репетиции! Помню, однажды у Ольги Михайловны никак не получалась фраза «Я люблю, люблю, люблю Вершинина…». Она почему-то забралась на сцене под пианино, хотя такой мизансцены не было, капризничала, дерзила мастеру. И вдруг он ей: «Вас клюнула птица и улетела, потом сделала круг и снова клюнула в то же место, в самое сердце, потом еще раз клюнула в разорванную рану, и вы, превозмогая боль, выдыхаете: «Я люблю, люблю, люблю Вершинина!».Он иногда гениально сам показывал… Мне порой кажется, нет, не кажется, а так было на самом деле, что мне слишком рано все это досталось, что не мог тогда оправдать его ожиданий. Вот сейчас бы мне с ним встретиться! [b]НА ФОТО:[/b][i]С сыном Мишей и дочерью Аней[/i]

Владимир Андреев: Подлости не коллекционирую

[i]Актеру, режиссеру, художественному руководителю Театра имени Ермоловой Владимиру Андрееву на днях исполняется 70 лет. Курносый нос простачка-обаяшки, чувственные губы героя-любовника и пытливый взгляд — как сочетать это в одном человеке? Начинал работать при Сталине, жил при Хрущеве, при Брежневе возглавил Ермоловский театр и получил приглашение из Малого театра, потом снова вернулся в свой театр, к тому времени больной, разъятый надвое — его тоже не миновала «лихорадка» МХАТа и Таганки.[/i][b]—Как вы умудрялись ладить со всеми режимами?[/b] — Во все времена важно сохранять уважение к самому себе, а это значит — честно делать свое дело. Вот накануне нашей встречи случилось трагическое происшествие на Пушкинской площади. Что я могу сделать? Могу создать спектакль, призывающий к человечности. Конечно, надо противостоять безумию. Когда я перевожу телевизионный пульт с канала на канал, когда каждое мгновение льется кровь, кровь, кровь… одно насилие следует за другим, и это внедряется в сознание — страшно! Я вот сейчас читаю убиенного Александра Меня: это ведь не просто рассказ о том, как возникли религии, вера, это — кладезь знаний о душе человеческой. Но существует категория людей с сатанинским началом, которое сидит крепко, неисторгаемо… Когда не хватает добра и щедрости, торжествует дьявол.Один из моих учителей Андрей Александрович Гончаров говорит, что в искусстве возможен любой путь, лишь бы была свечечка в конце тоннеля. Во все времена, и в мое тоже, были деятели, которые действовали по принципу: круши и обвиняй, — это тупиковый путь. Я стараюсь не накапливать энергию ненависти.Это очень опасно.[b]— А в вас сильно дидактическое начало. Не раздражает оно окружающих? [/b]— Не замечал: привычка. Все-таки более четверти века учу в ГИТИСе актеров.[b]— Вы никогда не делали подлостей? Не совершали поступков, за которые вам было бы стыдно?[/b] — Я их не коллекционирую. Но память — вещь жесткая. Наверное, я мог бы выбрать из жизни что-то, за что мне неловко. Неловко — слово легонькое. Наверное, есть. Я не лукавлю, но не могу вспомнить, чтобы я чувствовал себя очень виноватым. Учителей своих не предавал, даже когда это было выгодно. Свято чту их. Благословившую меня на сцену Варвару Николаевну Рыжову и Андрея Лобанова. И «зверье, как братьев наших меньших, я никогда не бил по голове…».[i]Дворняжка Джуля (Андреев принес ее сюда семь лет назад, замерзающую, с улицы), подняла на меня глаза и согласно кивнула головой. Дома у Владимира Алексеевича живет ее приятель — Малыш.[/i]— Если ты однажды был крещен и не забыл об этом, то за жизнь вырабатывается сумма правил, которым ты следуешь. Моя жена, актриса Наталья Селезнева (она — более яркий, чем я, человек, я — пастельный, она сразу же запомнилась зрителям и по гайдаевским фильмам и по кабачку «13 стульев»), говорит про меня, что я — человек, который не забывает о своих обязанностях.[b]— А принципы христианского милосердия не вступают ли в противоречие с интересами дела? К примеру, в силу ли возраста или других причин кто-то из актеров стал тормозом — что тогда? [/b]— Иногда мне удается избавиться от эдакого трутня, который во вред делу. Но излишняя жалость к людям мне действительно часто мешает. Иные руководители значительно жестче меня. Им порой удается достичь более успешных результатов. Хотя где тот аршин, который меряет, больше ли, меньше ты достиг? [b]— Вот вы сами и задали тот вопрос, который мне хотелось бы вам задать…[/b] — Когда позвонила из Иркутска мама Саши Вампилова (по Вампилову Андреев поставил спектакль «Прошлым летом в Чулимске» — А.К.). Анастасия Прокопьевна Копылова-Вампилова, мне было дорого, что она обо мне помнила. И дороже многих наград ее подпись на уже посмертном издании Вампилова. Дюрренматта ставил, когда он был запрещенный автор. И «Берег» Бондарева в Малом театре, когда сам факт общения с эмигрантом, был крамолой. Тихонько ставил. Никогда не играл ни в борца, ни в диссидента.[b]— А как вы относитесь к вашему званию — Народный артист Советского Союза?[/b] — Иные стесняются его. А чего стыдиться?! Это вовсе не означает, что я хотел бы возвращения режима. Званием я горжусь не меньше, чем присвоенным мне орденом «За заслуги перед Отечеством». Так же, как не боюсь обвинений в консерватизме, оно вовсе не аналог реакционности.[i]Мы сидим в служебном кабинете Андреева. В нем нет портретов самого хозяина. Разве что один — причудливое красивое лицо, в котором и не узнать андреевского.В кресле — Джулька. В театре рассказывают анекдотический случай: готовилось заседание художественного совета, члены его рассаживались, места не хватало, и кто-то согнал Джульку. Андреев остановил: пожалуйста, давайте найдем вам другое место… [b]Досье «ВМ» [/b]Владимир Андреев, актер, худрук Театра имени Ермоловой.Играет в спектакле по пьесе Леонида Зорина, написанной в продолжение «Варшавской мелодии».Недавно в Америке сыграл одновременно доктора Дымова и Чехова в «Даме с собачкой», которую поставили специально для него.Только что отснялся в трех фильмах. В одном — у Ярополка Лапшина «На полпути к Парижу» — играет русского ученого, которому не нашлось места на Родине. А у своего ученика Тимофея Спивака — Бабу-ягу! Начались репетиции «Царя Максимилиана» по пьесе Алексея Ремизова, премьера которого назначена на 9 сентября.[/i]

Александр Малыгин: Не относитесь к «мылу» свысока

Фильмы и сериалы кинокомпании «НТВ-КИНО» хорошо известны зрителям, в отличие от недавно назначенного генеральным директором компании Александра Малыгина Исправляем недоразумение…[b]— Некоторое время назад известие о прекращении показа «Санта-Барбары» на канале РТР могло бы вызвать всенародное возмущение: как не узнать, женился ли в четвертый раз всесильный Си Си Кепвел на собственной жене Софии? Или сколько еще внебрачных детей обнаружилось у Круза? Нынче же почти повсеместно эту новость восприняли спокойно. Отечественные сериалы завоевали экран, потеснив новостные и даже развлекательные программы. И все же… Александр Петрович, задача вашей кинокомпании — кормить наше ТВ именно сериалами. Это так?[/b]— В общем, да.[b]— А вы лично снимали сериалы?[/b]— С 1990 по 1995 год я работал на киностудии имени М. Горького в творческом объединении «Ладья» под руководством известного кинорежиссера Павла Арсенова. А начинал после школы — подсобным рабочим на Одесской киностудии и потом – со ступеньки на ступеньку, ничего не пропуская: Одесский университет (филологический факультет с красным дипломом), а на студии — ассистент режиссера, второй режиссер, заместитель директора, потом директор съемочной группы. Всего в разных должностях в Одессе и Москве я принимал участие в создании сорока четырех фильмов, среди них из наиболее известных зрителю – «Приключения Электроника», «Криминальный талант», «Морской волк», «Волшебник Изумрудного города», «Принцесса на бобах».[b]— Кинопроизводство и телевизионные сериалы – это все-таки не одно и то же?[/b]— Конечно, отличия существуют. Сериал прежде всего предназначен для домашнего просмотра. Некоторые с пренебрежением относятся к «мылу», но искусство телевизионного продюсирования прежде всего в том и заключается, чтобы точно просчитать зрительскую аудиторию, понять и оценить конъюнктуру спроса, знать и любить своего зрителя, не относиться к нему свысока. Взять хотя бы сериал «Салон красоты», предназначенный прежде всего для женской аудитории. Незамысловатая вроде бы история, традиционная мелодрама, а сколько серьезных людей над ней работало! Сценарная группа во главе с известным прозаиком, сейчас главным редактором «Литературной газеты» Юрием Поляковым, три режиссера, среди актеров — Ольга Кабо, Ивар Калныньш, Вера Васильева, Юрий Назаров… Это была наша первая «мыльная опера». Мы задумывали 100 серий, сняли 70, показали 50.[b]— А что такое «мы»? Что такое кинокомпания «НТВ-КИНО»? Сколько вас?[/b]— В штате всего двенадцать человек постоянных сотрудников. В условиях современного кинопроизводства рабочая группа должна быть рентабельной и мобильной. Мы ведь все вопросы решаем вместе с руководством канала: мы предлагаем, они решают. Зато в условиях небольшой команды выше ответственность каждого. Главные мои требования к сотрудникам — порядочность и профессионализм. Все остальное — производство.[b]— Вы рискуете, выбирая материал для работы, его жанр, героев, режиссера, актеров?[/b]— Это входит в профессию.[b]— А что вы сейчас делаете? Чего еще не знают телезрители? Чем вы их удивлять будете?[/b]— В Баку завершили съемки двенадцатисерийного фильма «Дронго» по романам Чингиза Абдуллаева в постановке режиссера Зиновия Ройзмана.[b]— Странное название…[/b]— А это всего-навсего птичка такая есть — дронго. Под этой кличкой и действует наш герой — специальный агент, выполняющий особо сложные задания в любом уголке земного шара. В главной роли Ивар Калныньш.Действие происходит в Москве, Баку, в Америке, во Франции… Показ сериала запланирован осенью на канале ОРТ. Режиссер Владимир Фокин снимает двенадцатисерийный фильм «Охотник за черепами» по сценарию Эдуарда Володарского. Премьера состоится на канале НТВ, и зрители увидят в главных ролях Сергея Юрского, Лию Ахеджакову, Ивана Шабалтаса, Светлану Крючкову, Альберта Филозова.Начата работа над новыми похождениями «Дальнобойщиков». Полюбившиеся зрителю Федор и Сашок в исполнении Владимира Гостюхина и Владислава Галкина станут героями новых десяти серий, полных приключений и опасностей.Закончили производство российско-французского художественного фильма «Лунные поляны» совместно с французской фирмой «Арткам-Интернасьональ» продюсеры Владилен Арсеньев и Жоэль Фарж, режиссер Игорь Минаев, он последние восемь лет живет в Париже, а когда-то мы вместе работали в Одессе. Картина будет представлена на Каннском кинофестивале. Как рассказать о фильме, ограничиваясь только сюжетом? В основе – непростые отношения брата и сестры, история инцеста, приводящего героев к трагической развязке. Но картину нужно видеть. Я думаю, у российских зрителей такая возможность будет.

Дептранс предупредил москвичей о росте числа поездок перед 8 Марта

Вильфанд рассказал, когда в Москве растает снег

Владимир Путин рассказал о ходе вакцинации от коронавируса в России

Москвичам рассказали, где можно посмотреть местоположение камер на дорогах

QR-коды с историческими справками появились на 25 вокзалах МЖД

Лавров заявил, что Россия была бы рада сотрудничеству с Евросоюзом

Девушка, вам букетик: отмечать 8 Марта в Москве будут три дня

Автор

Анна Кузнецова

Как помочь сироте поступить в вуз

Косточки осенью болят

Два медведя в одной берлоге

Владилен Арсеньев рождает детей и идеи

Принц в тени

Олег Басилашвили: Что делать? Не знаю!

Лидия Федосеева-Шукшина: Бог нас, грешных, любит

Виталий Вульф: Для театра нельзя работать с холодным носом

Аргонавтка

Генералиссимус антрепризы

Дар и калькулятор

Я — не звезда

Владимир Андреев: Подлости не коллекционирую

Александр Малыгин: Не относитесь к «мылу» свысока

Набранные темпы строительства снижать не будем

Полностью уйти в онлайн невозможно

Дешевле, лучше и доступнее: подумайте об отдыхе заранее

Форпост правды и памяти в сердце Москвы

Что мог сварганить «санитар в ушанке» из «страны-бензоколонки»

Нельзя просто так взять и разбомбить Америку

Как мир борется с «русской угрозой»

Неизвестный автор самого известного портрета Пушкина

Преступника узнают по глазам

История, рассказанная чувствами и растениями

Старшеклассники помогают раскрывать тайны планеты

Автор

Анна Кузнецова

Вход

Регистрация

Восстановление пароля