Алексей Герман-младший: Мне до Тарковского – как до Аляски

[i]…Он называет себя Алексеем Алексеевичем, а не Германом-младшим, настойчиво подчеркивая свою независимость от звездной славы отца – Алексея Германа-старшего. Но от геновто никуда не деться, ежели папа – всемирно известный режиссер, а мама Светлана Кармалита – талантливая сценаристка. А вгиковский педагог к тому же – Сергей Соловьев. Поэтому неудивительно, что в 2003 году «маленький Герман» мощно дебютировал полнометражным фильмом «Последний поезд». Его впервые увидели в Венеции в программе «Новые территории». Там он удостоился упоминания жюри, что очень даже почетно. А на анапском «Киношоке» Герман был награжден призом за лучшую режиссуру. Говорят, что эта черно-белая картина очень напоминает «Проверку на дорогах» и «20 дней без войны». Но вот в отношении новой ленты «Гарпастум», которую наряду с фильмами Алексея Федорченко «Первые на Луне» и Рустама Хамдамова «Вокальные параллели» показывают в Венеции, этого уже не скажешь. Во-первых, фильм цветной. Во-вторых, посвящен… спорту. «Гарпастум» – название спортивной игры, распространенной в Древнем Риме и напоминающей ручной мяч. В фильме с участием Евгения Пронина, Чулпан Хаматовой, Данилы Козловского и Гоши Куценко рассказывается о молодых людях, стремящихся построить стадион и попасть в футбольную лигу.[/i][b]– Надеетесь ли получить приз в Венеции?[/b]– На мой взгляд, мы в Венеции ничего не получим. Во-первых, недавно уже одарили «Возвращение» Звягинцева. Во-вторых, фестиваль все-таки вещь политическая. К тому же в программе полно китайских фильмов. Ну не может «Гарпастум» получить приз![b]– А зачем тогда в конкурсе участвовать?[/b]– Конкурс международного фестиваля дает картине продажи, прокат. Уважение все-таки какое-то. Наверное, связи с иностранными продюсерами. Я просто считаю, что нельзя ехать на фестиваль и думать о том, выиграешь ты что-нибудь или нет. Хотя это тщеславие, которое нельзя в себе перебороть, но ехать с этим чувством неправильно. Я себя не сравниваю и не хочу сравнивать, например, с Тарковским, до которого мне далеко, как до Аляски. Но известна же история, как он волновался, что ему дадут на Каннском фестивале, просто с ума сходил! Все эти призы такая глупость, и так это неважно… Ведь в любом случае Тарковский – выдающийся режиссер. Режиссеры вообще очень странный сплав. С одной стороны – прорабы на стройке, а с другой – девушки-институтки, которые все время волнуются и ревниво относятся к чужим успехам. И, мне кажется, чем второй ипостаси будет меньше до начала съемок и после их окончания, тем лучше. Так что я предпочитаю думать, что мы ничего не получим и стараюсь в это верить. И вообще я никогда не получал призы, когда чего-то ждал. Ни разу.[b]– Существует мнение, что вторая картина – это проверка для режиссера.[/b]– Недавно я включил телевизор, а там выступал Евгений Гришковец. Он сказал правильную вещь: один шаг – это один шаг, второй шаг – это второй шаг, а походка вырабатывается потом. Довольно тонкое замечание. Весь вопрос не в порядковом номере картины, а в походке. Чтобы дальше идти, надо научиться ходить. Я думаю, что вся серьезная режиссура начинается на 4-м или 5-м фильме. Можно хорошо начать, а потом снимать по инерции. И все будут говорить: ага, десять лет назад он снимал хорошие фильмы, а сейчас у него просто творческий кризис. Так вот я этого не хочу.[b]– И все-таки о чем ваш второй фильм «Гарпастум»?[/b]– Я старался делать кино в духе итальянских 60–70-х годов. Пытался на достаточно простой костяк – четверо друзей пробуют создать футбольную команду – нанизать много вещей, которые происходят вокруг. Окружить героев водоворотом событий, которые существуют как с ними, так и помимо них в стране и в мире. Дело происходит в 1914 году. Живет семья, двое из героев – братья. Все понимают, что вот-вот война. А им по 18–20 лет, они абсолютно не обращают на это внимание и существуют в своем желании играть в футбол. В каком-то смысле картина о счастье молодости. В ней есть и любовь – странная, болезненная, но чистая любовь взрослой женщины к молодому парню. Есть история сына Гаврилы Принципа, странная судьба мальчика, отец которого изменил век. Это выдуманная история, я не знаю, был у Гаврилы Принципа сын или нет. В фильме вообще есть некоторое количество известных персонажей, которых мы не пытались сделать похожими на себя. Потому что «Гарпастум» – это не реализм, не гиперреализм, а такая полусказка, которую я тем не менее пытался снимать достоверно… В общем, история о том, как закончилась эпоха. Но и о четырех молодых парнях, которые хотят играть в футбол. И поскольку костяк очень простой, то и кино, на мой взгляд, получилось зрительским. Но сложным. Я старался, чтобы картина вышла глубокой, но не фальшивой. Это такая большая картина про камерные отношения.[b]– Ваш дебют, картина «Последний поезд», была довольно скромной. Не страшно ли было осваивать большой бюджет уже на втором фильме?[/b]– Что касается «Поезда», я вообще не понял, как это произошло. Я недооценил сложности и просто начал снимать. Я не понимал, насколько всего будет много и как это будет сложно. А потом понял. И понял, что вообще чудом все это сняли.[b]– А вас не раздражало, что «Последний поезд», который заслужил высокие оценки, сравнивали с фильмами отца?[/b]– Конечно, раздражало. Но пусть говорят. Что же я могу с этим сделать?.. «Гарпастум» другой совсем. Это цветная картина, что очень важно. Ведь цветное кино – другой вид искусства. Другой ритм, другие крупности, иной монтаж. Надо понимать, что цветное кино находится в других отношения с экранной действительностью, нежели черно-белое.[b]– Так вы старались обезопасить себя от сравнений?[/b]– Я считаю, что задачи могут быть только внутренние, творческие. А остальные задачи – вред. Я старался сделать картину так, чтобы мне было не стыдно. Вот и все.[b]– Значит ли это, что семья никак не участвует в вашей творческой жизни?[/b]– Папа не видел ни первый, ни второй мой фильм. Это его принципиальная позиция. Он не хочет смотреть, не хочет волноваться, это нормально.[b]– Ощущаете ли вы себя представителем какого-то поколения? Существует ли, по-вашему, молодое российское кино?[/b]– Я недавно сказал на фестивале в Выборге, что появилось новое поколение российского кино. Со мной сразу начали спорить, что нет никакого поколения, что это ерунда, есть одно большое кино. Но я себя чувствую частью этого поколения, и, конечно, оно есть. Самое замечательное, что мы все начинаем общаться. Это то, чего не было раньше. По крайней мере, в моей жизни на протяжении последних 5–7 лет. Образовалось какое-то количество режиссеров, которые уважительно и с интересом относятся друг к другу и в состоянии друг с другом разговаривать. Я очень уважаю Илью Хржановского, Петю Буслова, Велединского, Попогребского и Хлебникова. Так что поколение появилось, но это еще не означает, что оно состоится. Вокруг накручено столько околокинематографических проблем, что эти маленькие проблемы могут это большое поколение съесть.[b]– Не эти ли проблемы мешают картинам упомянутых режиссеров, за исключением разве что «Бумера» Петра Буслова, попасть в широкий прокат[/b]?– Я не думаю, что молодые делают незрительское кино. Просто качественные и эстетические с точки зрения кино фильмы делают режиссеры, которые неинтересны коммерции. Если говорить о прилично снятом коммерческом фильме последнего времени, то, на мой взгляд, это «Турецкий гамбит». А странный дисбаланс возникает, когда основные успехи лежат в области фестивалей и артхауса. Это системная проблема. Тот же самый Буслов сделал не суперменское кино. Это очень личный его фильм.Не нужно ни в чем обвинять людей, которые делают фестивальное кино, которое, кстати, продается. Очень ведь важно, что «Коктебель» Хлебникова и Попогребского успешно прошел в Англии. И на молодых режиссеров все набрасываются. Нечего на зеркало пенять. Артхаус окупается в Европе и приносит деньги. Просто надо разделять артхаус и мейнстрим.[b]– В России подъем отечественного кино связывают именно с мейнстримом – добротным кино на среднестатистического зрителя.[/b]– Весь подъем нашего кино очень многому противоречит, той же самой экономике. Через несколько лет не может не быть кризиса. Это вещи системные. И потом, как в стране может быть подъем кино, когда нет Музея кино?! Это невозможно. Как страна может претендовать на какое-то место в киномире, если она уничтожает лучшие проявления кинокультуры! Я много чего думаю, и рассказывать об этом долго, так что пока скажу только, что кризиса не избежать. И я надеюсь, что кто останется, тот и останется. Даже если смотреть сериалы, становится понятно, что мы никак не выйдем на более качественный уровень. Количество не переходит в качество. Пока. За исключением небольшого количества сериалов, которые можно смотреть, остальные становятся все хуже и хуже.[b]– И какие же сериалы вам кажутся достойными?[/b]– «Убойная сила», например, приличный сериал. Вообще это опять же не вопрос сравнения, а вопрос того, что мы приучаем зрителя к плохому. Ведь неглупые люди говорили, что каждый кадр нужно снимать как последний. Для того чтобы сделать коммерческое кино, нужны колоссальные усилия. Нужен интерес не только к деньгам. И пока мы производим огромное количество кинопродукта – не люблю эту гастрономическую лексику в отношении кино, но по-другому не скажешь, – где видно, что люди даже на 50 процентов не выкладываются, мы рискуем. Я считаю, что сериал «Моя прекрасная няня» – лучшее, что есть сегодня на телевидении. Там поучаствовали американцы. И что? Неужели мы не можем снять сериал лучше, чем «Нэш Бриджес»?! И ведь все люди, которые снимают эти средние сериалы, они ведь куда-то потом пойдут.[b]– Как вы видите свой путь в данных обстоятельствах? Вы бы хотели быть коммерческим режиссером?[/b]– Я не знаю, что такое коммерческое кино. Если коммерческая картина – это фильм, снятый быстро, за бюджет, который может окупиться, с медийными актерами, со слабым сюжетом, фильм, который делается для определенной аудитории, то нет. А вот если у коммерческого кино другие показатели... «Однажды в Америке» хороший фильм? «Крестный отец»? «Бегущий по лезвию бритвы»? Вот такое коммерческое кино я только приветствую. Понятно, что если разговор идет о «Четырех таксистах и собаке», то я, естественно, себя в этом не найду. Я считаю, что если уж ты делаешь кино, делай его только в ту секунду, когда оно тебе интересно на 100 процентов. А если тебе интересно только процентов на двадцать, и ты думаешь: «Сейчас получу деньги и займусь чем-то еще», – то его делать категорически нельзя. Это оскорбление и себя, и зрителей, и актеров.[b]– Должно ли помочь судьбе «Гарпастума» участие популярных актеров – Чулпан Хаматовой и Гоши Куценко?[/b]– Я вообще не хотел снимать медийных актеров. Мне это было не очень интересно. Но Чулпан Хаматова появилась очень органично. К ней попал сценарий, мне позвонили и сказали, что она очень хочет приехать на пробы. Чулпан приехала и замечательно попробовалась. На тот момент все немедийные актрисы попробовались чуть хуже. Куценко, играющий роль Блока, как ни странно, подошел по внутреннему спокойствию. Всегда видны по глазам неуверенность и ужас от предстоящей роли, а у Гоши этого не было. Но согласитесь, что система звезд в российском прокате не функционирует.[b]– А что же тогда приводит зрителей на российский фильм?[/b]– На мой взгляд, работают два фактора. Как ни странно, национальная самоидентификация, какие-то глубинные вещи в сознании людей. Именно на этом «Бумер» и пошел. А «Турецкий гамбит» показал, как работает сказочная, оторванная от реальности система.[b]– Вы сами в какой реальности больше существуете? В московской или питерской?[/b]– Жить надо в Москве, работать в Петербурге. Формула такая.[b]– То есть переезд в Москву у вас свершился органично?[/b]– Переехал сложно, с внутренними проблемами. Я никогда до этого не существовал в условиях, когда моя фамилия играла какую-то роль при повседневном общении. Мне не близок «Мосфильм», я себя там чувствую неуютно. Для меня это слишком большая студия, в ней слишком много людей. Я не верю, что на «Мосфильме» найду много единомышленников. Мне кажется, что на «Ленфильме» сохранилось уважение к кино как к кино. А на «Мосфильме» есть уважение только к бюджетам. Я знаю, что все за деньги работают, так что это скорее вопрос настроения, человеческих глаз. На «Ленфильме» мне глаза нравятся больше.