Главное
Гид по Москве
Приметы и советы

Автор

Валерий Михалин
Москвичи возьмутся за метлу?
Для большинства москвичей смуглый, златозубый дворник – это как часть пейзажа, наряду с лавкой у подъезда и песочницей. Романтический ореол, окружавший эту профессию в советские времена, потускнел и превратился в клеймо неудачника. Особенно в последние годы, когда дворниками стали устраиваться в основном трудовые мигранты из Средней Азии. Но, как оказалось, проблема не в том, что москвичи слишком брезгливы и браться за метлу не хотят. Просто коммунальным конторам куда удобнее иметь дело с гастарбайтерами.Корреспондент “ВМ” убедился, что черная работа в действительности стоит дорого и вполне может стать популярной у коренных жителей столицы.[b]Пикник на Садовом[/b]Я шел на встречу с ним, как шпион на рандеву с резидентом – с паролем и явкой. Хотя Мухаммед всего-навсего дворник, работает он в очень известном культурном учреждении, недалеко от Тверской. Попасть в этот микромир, причем так, чтобы к тебе отнеслись как к своему, можно только по рекомендации.Утро. В культурном учреждении безлюдно, жизнь начинает там бить ключом ближе к вечеру. Там, где фасад храма культуры смыкался с двухметровым забором из листового железа, Мухаммед отпер дверь в заборе здоровенным ключом.– Проходи, тут дворники и живут. Летом можно шашлыки жарить…За дверью обнаружился маленький треугольный двор, стиснутый глухими заборами со всех сторон. Вдоль одного забора, старинного, кирпичного, росла пара деревьев, под навесом стояли стол и стулья. Напротив находилось маленькое приземистое строение в два окна – дворницкая. В “сенях” помещались лишь электроплитка и огромный умывальник, в небольшой комнате – пара кроватей. На одной сидел щуплый таджикский парнишка.– Только недавно штат поменял, – сказал Мухаммед, кивая на парнишку.– До этого два русских дворника жили. Оба отучились здесь в институтах. Чего бы, казалось, им не работать? Условия – сам видишь: центр города, а живешь, как в частном доме – и платить за него не надо. Работать тяжело только зимой, если снег навалит. А так придешь утром, окурки подберешь, чтобы всю площадь не подметать, урны очистишь, по газонам бутылки соберешь – и порядок. За два часа управляешься. Зарплата – 9 тысяч, но, если дураком не будешь, всегда еще заработаешь. Но русские начали пить…[b]Писательская гордыня[/b]История изгнания русских дворников заслуживает отдельного описания. В храм культуры Игорь и Олег устроились пару лет назад.Игорь закончил Литературный институт, Олег в нем недоучился. Видимо, дирекция храма посчитала, что дворники-писатели – это круто. Какое-то время все шло нормально, парни налаживали свой быт и вели себя тихо.Игорь, который до Литературного окончил еще художественное училище в Симферополе, развесил по комнате свои картины. Олег любил развести вечером костерок и подолгу смотреть на огонь. Но постепенно писатели осмелели, а главное – у них появились деньги.– Здесь несколько хлебных мест, – говорит Мухаммед. – На воротах со стороны Садового сидит охранник.Вечером собирается публика. Если ставить машину на Садовом, нужно заплатить за стоянку 400 рублей. А если дать охраннику 200, он разрешит запарковаться прямо на территории.За день “на воротах” можно легко заработать 1000 рублей. А ребятам я подогнал другую хорошую халтуру. На Садовом много лоточников, им нужно где-то оставлять товар на ночь. Вот я и предложил оттаскивать товар во двор дворницкой, как в камеру хранения. Игорь с Олегом начали зарабатывать по тысяче долларов в месяц… Писатели же сразу впали в гордыню. Игорь настолько обленился, что стал нанимать дворника из соседнего учреждения за 200 рублей в день, чтобы самому не махать метлой. Олег же громогласно заявил, что отныне не будет делать ничего, кроме как расклеивать афиши. Оба при этом пьянствовали дни и ночи напролет.Праздник жизни закончился внезапно. Как-то в культурное учреждение нагрянула высокая комиссия.Обойдя сквер, проверяющие заглянули на задворки отдельно стоящего туалета.Там они обнаружили несколько зловонных кучек, дюжину пустых бутылок и пару курток, оставленных бомжами. Грозная комиссия распекла культурного администратора и пообещала оштрафовать учреждение по полной программе, если через два часа все это еще будет на месте.Администратор рысью понесся в дворницкую. Там храпел Олег, еще не оклемавшийся после вчерашнего. Администратор растолкал дворника и посоветовал немедленно приступить к исполнению прямых обязанностей. Но Олег закусил удила. Вместо того, чтобы схватить лопату и отправиться на место ЧП, он стал орать, что убирать чужое г.. не обязан, поскольку задворки туалета – не его территория.Администратор побагровел, хлопнул дверью и призвал Мухаммеда: “Найми кого хочешь, пусть уберут!” Потом вызвал Олега и сказал, что они с Игорем уволены и должны освободить помещение в 24 часа.[b]Последняя из могикан[/b]Пообщавшись с Мухаммедом, я твердо решил найти дворника-москвича. Обратился в Объединение административно-технических инспекций (ОАТИ) правительства Москвы и попросил заветный телефончик.– Да, это Наталья, – отозвался женский голос на другом конце провода. – Только дворником я уже не работаю. Как победила в конкурсе “Московский дворик – 2007” и съездила в Чехию – сразу уволилась. Потому что относятся к нам, как к рабам. Хотите – встретимся, все расскажу. Дворником я проработала 12 лет, все в этой системе знаю…Наталья оказалась улыбчивой, миниатюрной женщиной лет 45. Короткая стрижка, аккуратный макияж. Словом, на типичного дворника не тянет никак.– Это дело случая, – улыбается Наталья. – Отец у меня был дворником, но в 1996 году он попал под машину, лег в больницу. Понадобились деньги на лечение, а я сидела без работы. Вот и пришлось браться за метлу.Для начала Наталье выделили три пятиэтажки. Объяснили, что кроме уборки придомовой территории, дворник должен еще мыть подъезды. Показали подвал, где хранился инструмент: несколько метел, совок, коляска и корыто.– Контора была солидная – около 100 дворников, – рассказывает Наталья. – Большинство русских – в те времена, отработав 10 лет, можно было рассчитывать на получение бесплатной квартиры. Поэтому москвичи и рвались в дворники. Но потом ЖЭКи стали частными, лавочка прикрылась. Москвичи поувольнялись, а их место заняли таджики, киргизы и узбеки.Работа у дворника тяжелая. В последнее время, к примеру, Наталья убирала 19-этажный дом. Кроме огромной прилегающей территории – около 3000 кв. метров асфальта – требовалось ежедневно очищать мусорную камеру: вручную грузить отходы в коробки и выносить их из полуподвального бункера.– Одно время я зарабатывала до 30 тысяч рублей в месяц, – говорит Наталья. – Потом зарплата стала падать и постепенно дошла до 20-23 тысяч. Я решала, что с меня хватит, и стала искать другую работу… Дело в том, что работа дворника – голая сдельщина.Вся территория поделена на участки разного класса сложности. Самые легкие и низкооплачиваемые – 1-го класса, которые можно убирать от случая к случаю. К ним, например, относятся асфальтовые отмостки (полосы вдоль периметра наружных стен, предназначенные для отвода поверхностных вод от фундамента, – авт.) вокруг пятиэтажек. 2-й класс – это пешеходная зона и участки перед подъездами. 3-й, самый тяжелый в плане уборки и, стало быть, самый высокооплачиваемый, класс – проезжая часть дорог.– У дворника нет и не может быть фиксированной зарплаты, – втолковывает мне Наталья. – Каждый участок индивидуален, состоит из кусочков разного класса сложности. Но те же казахи или узбеки этого не знают, для них зарплата в 10 тысяч рублей – предел мечтаний. В нашей конторе однажды решили бастовать таджики, требовали повышения расценок – так казахи и киргизы их не поддержали, сказали: нам и так хорошо…По словам Натальи, в жилищных конторах ничего не изменилось с советских времен. За уборку Москва платит по твердым расценкам столичного Департамента жилищной политики и жилищного фонда, но до дворников эти деньги не доходят, оседают в карманах начальства. Делается это просто: по бумагам работу одного таджика выполняет несколько “мертвых душ”, которым и отписывается часть зарплаты.– В конце концов я осталась единственной москвичкой в конторе, остальные разбежались, – вздыхает Наталья. – С киргизами начальству проще. Им ни денег нормальных платить не надо, ни жилья предоставлять. Киргизов селят в пустующие квартиры в пятиэтажках, идущих под снос, по 10-25 человек в каждую. Когда такие дома снесут, гастарбайтеров разместят в подвалах многоэтажек… Главное, непонятно: почему нет службы, которая бы следила, как расходуются деньги на дворников? Ведь это в корне изменило бы ситуацию. Такое впечатление, что нынешнее положение дел всех устраивает…[b]Две стороны одной проблемы[/b]Дворников в Москве целая армия – более 50 тысяч человек. В Департаменте жилищной политики и жилищного фонда Москвы затруднились сказать, как распределяются дворники по национальностям – такой статистики не ведется. Но есть оценки экспертов.По данным правозащитной организации “Народная лига “Таджики”, в столичной системе ЖКХ заняты сейчас 18 тысяч таджиков. Английская BBC считает, что дворников-узбеков у нас не меньше. Русских дворников никто не считал – их, как ни крути, кот наплакал.С одной стороны, это вроде бы неплохо – давать приезжим работу, которую москвичи делать не хотят. С другой– вместо того, чтобы наводнять город трудовыми мигрантами, которым рано или поздно придется предоставить и жилье, и социальные гарантии, не проще ли навести порядок с выплатами дворникам положенных денег? За те же 30 тысяч в месяц желающих убирать улицы и среди коренных москвичей будет хоть отбавляй.[b]КОМПЕТЕНТНОЕ МНЕНИЕСтепан Орлов, депутат Мосгордумы, председатель комиссии по городскому хозяйству:[/b]Если во дворах грязно, горожане по старой привычке пеняют на государство, забывая, что с принятием Нового жилищного кодекса ситуация изменилась в корне.Примерно 95% домов находится в ведомстве ТСЖ и Управляющих компаний.Это значит, что теперь сами жильцы имеют возможность, например, настоять на замене дворника, если тот не справляется со своими обязанностями и даже повысить зарплату, когда к его работе нет претензий.За государством остались преимущественно надзорные функции: проведение санитарно-эпидемиологических мероприятий, контроль за качеством уборки и соблюдением условий труда и отдыха работников, чтобы люди, занятые в благоустройстве города не чувствовали себя рабами. А так же дополнительная возможность материально стимулировать добросовестных тружеников.
Общество
Тайная жизнь Московского метрополитена
Изо дня в день мы ездим в метро и даже не задумываемся, что спускаемся в параллельный мир. Со своими законами, тайнами, особыми профессиями и особыми – ночными – обитателями. Днем этот мир никак себя не проявляет. Зато ночью, когда за последним пассажиром закроется дверь вестибюля, он разворачивается во всей своей красе и начинает жить в бешеном ритме. Что там, под «Лубянкой»? Два часа ночи. Спускаемся по застывшему эскалатору на станцию «Лубянка». Честно говоря, я ожидал увидеть суету, каких-нибудь теток с тряпками в руках, судорожно оттирающих мраморные стены. На деле – ничего подобного. По центру платформы неторопливо ползают две моечные машины, лишь с левого пути доносится приглушенный гомон. Ага, вот они где, ночные работяги… Человек 30 в оранжевых светоотражающих жилетах сидят на корточках вдоль стены, стоят кучками и лениво болтают. Поражает, что почти все – молодые ребята. – Чего ждем, мужики? – спрашиваю высокого парня со скошенным подбородком. – Дрезина сейчас подойдет, поедем на участок. Парня, как выясняется, зовут Александром. Вместе еще с тремя коллегами он входит в бригаду СЦБ (сигнализация, централизация, блокировка) – шаманит с электрическими схемами и следит, чтобы правильно работали стрелки, семафоры и хитрый аппарат, сообщающий машинисту, что путь перед поездом не занят. – Сам я из Нижнего Новгорода, – рассказывает Александр, – закончил там железнодорожный техникум. В 2005 году приехал в Москву – поступил в Госуниверситет путей сообщения и сразу устроился в метро электромехаником. Напрягало сначала, что работаешь по ночам. Но с другой стороны, удобно. Зарплата тут хорошая, я получаю около 40 тысяч, а днем можно на лекциях отоспаться. Рабочий день электромеханика начинается в 11 вечера. Бригада, обычно из пяти человек, подтягивается к комнате механиков, которая есть на каждой станции. Потом следует короткое селекторное совещание: дежурному по дистанции (дистанция – это довольно крупный отрезок пути) докладывают, что люди в наличии и готовы приступить к работам. Потом ребята разъезжаются по участкам. – Проверяем аппаратуру в релейной – это комната такая наверху, в наземном вестибюле, – продолжает Александр. – Время от времени аппаратура начинает глючить – показывает, что путь перед поездом занят, хотя на самом деле он свободен. Кстати, и в этой ситуации движение поездов не прекращается, но его регулирует дежурный по станции, а поезда плетутся еле-еле. В нормальном режиме скорость может достигать 80 километров в час, а в аварийном – только 20, причем ехать предписывается «с особой бдительностью и готовностью остановиться»… А в принципе, все системы здесь хоть и кондовые, но надежные. Днепрогэс отдыхает Тут подкатила дрезина, толкая перед собой платформу с ремонтным инструментом. Рабочие с неожиданным проворством угнездились на открытой платформе. Дрезина коротко взвыла и медленно покатила в жерло туннеля, оставив после себя запах бензиновой копоти. – Ну что, двинемся? – ко мне подошел начальник дистанции капремонта службы пути Сергей Голяткин. Несмотря на высокую должность, начальник оказался молодым, энергичным и остриженным «под бокс» в стиле 30-х. – А разве дрезина не на электричестве? – глупо брякнул я. – Нет, сейчас ток в контактном рельсе отключен (в нем, кстати, напряжение 827 вольт, постоянный ток), работают лишь освещение и розетки для электроинструмента. На дрезине стоит двигатель от ЗИЛа – отечественные дизели не выдерживают требований в безопасности выхлопа, а импортные слишком дорогие… Там, где платформа обрывалась, в тоннель вели узкий металлический мостик и почти вертикальная лестница. То, что я увидел, напоминало старую кинохронику какого-нибудь Днепрогэса. Вдоль левого рельса бегали рабочие, толкая впереди себя по рельсу приспособление, похожее на самокат. Добегая до места, где рельс крепится к шпале, они ловко опускали с «самоката» электрический шуруповерт, мгновенно отворачивали шурупы – сначала с одной, потом с другой стороны рельса, – подхватывали «самокат» и бежали дальше. – Что они делают? – Меняют левый рельс, – объяснил Голяткин. – Рельсы короткие, но перед установкой их сваривают в «плеть» длиной 150–200 метров. Вот мы сегодня и меняем одну такую плеть. Новая посередине пути лежит, видите? В тоннеле, освещенном лишь цепочкой тусклых ламп под потолком, было темновато. Кое-где из стены сочилась бурая вода и натекала лужицами в продольную бетонную канавку под шпалами. Стараясь не споткнуться, я пошел вглубь. И наткнулся на праздно стоящего седого мужика с аккуратно постриженными усами. И я по шпалам, опять по шпалам… – Перекуриваем? – спросил я, хотя мужик не курил. – Нет, – он улыбнулся. – Я начальник участка пути, Мироненко Владимир Васильевич. Мой участок идет от «Красносельской» до «Библиотеки имени Ленина» – всего 5 станций. Эти рабочие – монтеры пути. Под моим началом бригада таких монтеров плюс трое рабочих, обслуживающих контактный рельс. Ну и женщины – пятеро обходчиц и одна стрелочница. – И что, обходчицы молотком рельсы простукивают? – По пути ходит вагон-дефектоскоп, женщины просто осматривают рельс с фонарем – вдруг трещина? Тогда рельс надо менять. Или увидят, что шурупы крепления ослабли – подтянут. Хотя трудно им – сейчас обходчицы пошли хрупкие. Это раньше женщины были такие, – Владимир Васильевич прочертил руками в воздухе габариты хорошего платяного шкафа. – А что нужно, чтобы стать монтером пути? – Ничего не нужно, обучение идет прямо на рабочем месте. Просто поначалу человеку поручают неквалифицированную работу. Платят, кстати, монтеру нормально – около 30 тысяч рублей. Я тоже пришел в метро простым монтером еще в 1982 году. И уже здесь учился – закончил школу бригадиров, потом школу мастеров. У меня и оба сына здесь работают. Один в СЦБ, другой – на путеизмерительном вагоне. Когда старший из армии вернулся, я его сюда и привел – хотелось, чтобы он рабочий коллектив почувствовал. Так он тут и остался, а там и младший подтянулся, тоже после армии. Честно сказать, я и пришел-то сюда из-за младшего. В садик жалко было пацана отдавать, а тут ночь отработал – и можно дома с ним посидеть, а жена утром на работу убегает… От «Сокольников» до «Парка» на метро – Ты, Василич, поменьше болтай, а то напишут черт знает что, – посоветовал проходивший мимо сердитый рабочий с черной бородой и торчащей из нее сигаретой. И обратился уже ко мне. – Вы лучше про станцию напишите. Это же первая ветка была, до «Сокольников» тянулась. Как ее комсомольцы строили в начале 1930-х – ума не приложу. Тут плывуны везде, а они вручную тоннель копали, отбойными молотками – делали кессоны (камеры с избыточным давлением воздуха) и бетонировали стену. Тут под штукатуркой, если поковырять, видны следы от досок опалубки… – Осторожно, дрезина! – крикнули из глубины тоннеля. Рабочие с противоположной стороны пути натренированно, одним движением, заскочили на узкую бетонную полку, проходящую вдоль стены на высоте пояса. С нашей стороны народ поплотнее прижался к стене. Справа стало надвигаться что-то огромное и слепящее прожекторами. Потом в полуметре от моего лица возник борт тележки, которую толкала дрезина. На эту тележку живо забрасывали свои инструменты рабочие. – Все, кончился рабочий день, – возник из темноты Голяткин. – С 4 утра начинается движение, хозяйственные поезда идут в депо. Второй рельс будем менять уже в следующую смену… На перроне я застал суету, которую,собственно, и ожидал увидеть пару часов назад. Две женщины торопливо красили кусок потолка над путями, орудуя похожими на швабру кистями с высоченных козел. В глубине откинутого люка посреди перрона виднелся пожарный кран. Утро вступало в свои права, ночная жизнь отступала. Это был ее последний сильный всплеск. Интересно: Количество пассажиров, перевезенных метрополитеном (за 2007 год), – 2528,7 млн пасс. Максимальное количество пассажиров, перевозимых метрополитеном в сутки, – 9554,7 тыс. пасс. Самый длинный перегон – «Крылатское»–«Строгино» (6625 м) Самая глубокая станция – «Парк Победы» (84 м) В метрополитене работают: 18 906 мужчин и 16 717 женщин
Общество
Сети подземелья
Изо дня в день мы ездим в метро и даже не задумываемся, что спускаемся в параллельный мир. Со своими законами, тайнами, специфическими профессиями и особыми – ночными - обитателями.Днем этот мир никак себя не проявляет. Зато ночью, когда за последним пассажиром закроется дверь вестибюля, он разворачивается во всей своей красе и начинает жить в бешеном ритме.Корреспонденты «Вечерки» убедились в этом, проведя ночь рядом с тоннельными рабочими.[b]Глюк в тоннеле[/b]Два часа ночи. Спускаемся по застывшему эскалатору на станцию «Лубянка». Честно говоря, я ожидал увидеть суету, каких-нибудь теток с тряпками в руках, судорожно оттирающих мраморные стены. На деле - ничего подобного. По центру платформы неторопливо ползают две моечных машины, лишь с левого пути доносится приглушенный гомон. Ага, вот они где, ночные работяги…Человек 30 в оранжевых светоотражающих жилетах сидят на корточках вдоль стены, стоят кучками и лениво болтают. Поражает, что почти все - молодых ребят. - Чего ждем, мужики? – спрашиваю высокого парня со скошенным подбородком. - Дрезина сейчас подойдет, поедем на участок.Парня, как выясняется, зовут Александром. Вместе еще с тремя коллегами он входит в бригаду СЦБ (сигнализация, централизация, блокировка) – шаманит с электрическими схемами и следит, чтобы правильно работали стрелки, семафоры и хитрый аппарат, сообщающий машинисту, что путь перед поездом не занят.- Сам я из Нижнего Новгорода, - рассказывает Александр, – закончил там железнодорожный техникум. В 2005 году приехал в Москву - поступил в госуниверситет путей сообщения и сразу устроился в метро электромехаником. Напрягало сначала, что работаешь по ночам. Но с другой стороны, удобно. Зарплата тут хорошая, я получаю около 40 тысяч, а днем можно на лекциях отоспаться. Сейчас я пишу диплом, это легче. Дальше можно делать карьеру – устроиться инженером-технологом, дорасти до заместителя начальника дистанции…В метро, кстати, много студентов-железнодорожников. Как лето, наступает кадровый кризис – народ разъезжается на каникулы, работать некому.Рабочий день электромеханика начинается в 11 вечера. Бригада, обычно из пяти человек, подтягивается к комнате механиков, которая есть на каждой станции. Потом следует короткое селекторное совещание: дежурному по дистанции (дистанция – это довольно крупный отрезок пути) докладывают, что люди в наличии и готовы приступить к работам. Потом ребята разъезжаются по участкам. - Проверяем аппаратуру в релейной – это комната такая наверху, в наземном вестибюле, - продолжает Александр. – Время от времени аппаратура начинает глючить – показывает, что путь перед поездом занят, хотя на самом деле он свободен. Кстати, и в этой ситуации движение поездов не прекращается, но его регулирует дежурный по станции, а поезда плетутся еле-еле. В нормальном режиме скорость может достигать 80 км в час, а в аварийном – только 20, причем ехать предписывается «с особой бдительностью и готовностью остановиться»… А в принципе, все системы здесь хоть и кондовые, но надежные.[b]Днепрогэс отдыхает[/b]Тут подкатила дрезина, толкая перед собой платформу с ремонтным инструментом. Рабочие с неожиданным проворством угнездились на открытой платформе. Меня поразило, что готовились ехать они стоя, по-другому было не поместиться. Дрезина коротко взвыла и медленно покатила в жерло туннеля, оставив после себя запах бензиновой копоти.- Ну что, двинемся? – ко мне подошел начальник дистанции капремонта службы пути Сергей Голяткин. Несмотря на высокую должность, начальник оказался молодым, энергичным и остриженным «под бокс» в стиле 30-х.- А разве дрезина не на электричестве? - глупо брякнул я.- Нет, сейчас ток в контактном рельсе отключен (в нем, кстати, напряжение 827 вольт, постоянный ток), работают лишь освещение и розетки для электроинструмента. На дрезине стоит двигатель от ЗИЛа - отечественные дизели не выдерживают требований в безопасности выхлопа, а импортные слишком дорогие…Там, где платформа обрывалась, в тоннель вели узкий металлический мостик и почти вертикальная лестница. То, что я увидел, напоминало старую кинохронику какого-нибудь Днепрогэса. Вдоль левого рельса бегали рабочие, толкая впереди себя по рельсу приспособление, похоже на самокат. Добегая до места, где рельс крепится к шпале, они ловко опускали с «самоката» электрический шуруповерт, мгновенно отворачивали шурупы- сначала с одной, потом с другой стороны рельса, - подхватывали «самокат» и бежали дальше.- Что они делают?- Меняют левый рельс, - объяснил Голяткин. – Рельсы короткие, но перед установкой их сваривают в «плеть» длиной 150-200 метров. Вот мы сегодня и меняем одну такую плеть. Новая посередине пути лежит, видите?В тоннеле, освещенном лишь цепочкой тусклых ламп под потолком, было темновато. Кое-где из стены сочилась бурая вода и натекала лужицами в продольную бетонную канавку под шпалами. Стараясь не споткнуться, я пошел вглубь. И наткнулся на праздно стоящего седого мужика, с аккуратно постриженными усами.[b]И я по шпалам, опять по шпалам…[/b]- Перекуриваем? - спросил я, хотя мужик не курил.- Нет, - он улыбнулся. – Я начальник участка пути, Мироненко Владимир Васильевич. Мой участок идет от «Красносельской» до «Библиотеки имени Ленина» – всего 5 станций. Эти рабочие – монтеры пути. Под моим началом бригада таких монтеров, плюс трое рабочих, обслуживающих контактный рельс. Ну и женщины – пятеро обходчиц и одна стрелочница.- И что, обходчицы молотком рельсы простукивают?- По пути ходит вагон-дефектоскоп, женщины просто осматривают рельс с фонарем – вдруг трещина? Тогда рельс надо менять. Или увидят, что шурупы крепления ослабли – подтянут. Хотя трудно им - сейчас обходчицы пошли хрупкие. Это раньше женщины были такие, - Владимир Васильевич прочертил руками в воздухе габариты хорошего платяного шкафа.Чем конкретно занять бригаду, начальник участка решает сам. Обычно, кроме текущего обхода и прочистки рельсов смесью керосина и масла, нужно рихтовать рельсы. Днем по путям проходит вагон-путеизмеритель и находит участки, где рельсы «разъехались» и колея стала шире. В этом случае требуется отсоединить рельс от шпал, прогнуть его домкратами, по линейке выставить колею и закрепить рельс обратно.- А что нужно, чтобы стать монтером пути?- Ничего не нужно, обучение идет прямо на рабочем месте. Просто поначалу человеку поручают неквалифицированную работу. Платят, кстати, монтеру нормально – около 30 тысяч рублей. Я тоже пришел в метро простым монтером еще в 1982 году. И уже здесь учился – закончил школу бригадиров, потом школу мастеров. У меня и оба сына здесь работают. Один в СЦБ, другой – на путеизмерительном вагоне. Когда старший из армии вернулся, я его сюда и привел – хотелось, чтобы он рабочий коллектив почувствовал. Так он тут и остался, а там и младший подтянулся, тоже после армии. Честно сказать, я и пришел-то сюда из-за младшего. В садик жалко было пацана отдавать, а тут ночь отработал – и можно дома с ним посидеть, а жена утром на работу убегает… До этого я только видел пути из окна вагона, никогда не думал, что буду работать в метро. А сейчас привык, на своем участке работаю уже 19 лет – вся душа здесь.[b]Комсомольский привет из 30-х годов[/b]- Ты, Василич, поменьше болтай, а то напишут черт знает что, - посоветовал проходивший мимо сердитый рабочий с черной бородой и торчащей из нее сигаретой. И обратился уже ко мне. – Вы лучше про станцию напишите. Это же первая ветка была, до «Сокольников» тянулась. Как ее комсомольцы строили в начале 1930-х – ума не приложу. Тут плывуны везде, а они вручную тоннель копали, отбойными молотками – делали кессоны (камеры с избыточным давлением воздуха) и бетонировали стену. Тут под штукатуркой, если поковырять, видны следы от досок опалубки…Между тем, рабочие перебрасывали старый блестящий рельс на середину путей, а на его место ставили новый – еще неприкатанный и слегка ржавый. Как оказалось, «плеть» - 200-метровый рельс - на удивление гибкая. Недаром путейцы называют ее «ниткой». Трое работяг с ломами просто сдвигали «нитку», начиная с конца, и она послушно извивалась, как толстенная серебристая струна.- Осторожно, дрезина! - крикнули из глубины тоннеля.Рабочие с противоположной стороны пути натренированно, одним движением, заскочили на узкую бетонную полку, проходящую вдоль стены на высоте пояса. С нашей стороны народ поплотнее прижался к стене. Справа стало надвигаться что-то огромное и слепящее прожекторами. Потом в полуметре от моего лица возник борт тележки, которую толкала дрезина. На эту тележку живо забрасывали свои инструменты рабочие.- Все, кончился рабочий день, - возник из темноты Голяткин. – С 4 утра начинается движение, хозяйственные поезда идут в депо. Второй рельс будем менять уже в следующую смену…На перроне я застал суету, которую, собственно, и ожидал увидеть пару часов назад. Две женщины торопливо красили кусок потолка над путями, орудуя похожими на швабру кистями с высоченных козел. В глубине откинутого люка посреди перрона виднелся пожарный кран.Утро вступало в свои права, а ночная жизнь отступала. Это был ее последний сильный всплеск.
Общество
Сегодня модно знать свое генеалогическое древо
В советские времена граждане тщательно скрывали благородное происхождение. Сегодня, наоборот, модно знать свою родословную. Люди не жалеют на это денег: чем черт не шутит, вдруг окажешься отпрыском старинного дворянского рода или, на худой конец, потомком купца первой гильдии? Практического толку от этого обычно никакого, но сознавать, что твои предки владели усадьбами, сотней-другой крепостных или пароходной флотилией, чрезвычайно приятно. Причем если раньше генеалогические исследования заказывали люди богатые, сегодня значительная часть клиентуры бизнесменов от истории – выходцы из среднего класса. Корреспондент «Вечерки» поинтересовался, как проводят такие исследования, и пришел к выводу, что ветвистость генеалогического древа порой напрямую зависит от размеров кошелька заказчика. Рукописи все же горят Одна из крупных фирм, занимающихся генеалогией, расположилась в солидном бизнес-центре. Впрочем, порядки в этой конторе вполне демократичные – встречать меня к «вертушке» вахтера сбежал сам директор, молодой парень по имени Алексей. Офис уместился в одной комнате. В центре красовался здоровенный цветной лазерный принтер. По периметру стояли полдюжины столов для сотрудников. – Здесь у нас собственная типография, – с гордостью показал Алексей. – Результаты исследований мы оформляем в виде книги и печатаем в одном или нескольких экземплярах. Переплет делаем из дорогой кожи. Клиенту приятно иметь такую, эксклюзивную, книгу. Кроме того, мы гарантируем конфиденциальность… Как оказалось, заказать выяснение родословной может далеко не каждый. Примерно половина потенциальных клиентов сразу получают от ворот поворот. – Территория не подходит для поиска, – объяснил Алексей причину отказа. – Наша работа ведь начинается с местных архивов. Проще всего искать на севере России, на Урале, Средней Волге, в областях, прилегающих к Московской. А вот в Белоруссии, на Украине, на Кубани, Псковщине, в Поволжье архивы практически отсутствуют из-за многочисленных крестьянских волнений и войн. Тут уж ничего не поделаешь, приходится отказываться от поиска. Кстати, на местах у нас работают свои люди – либо историки, либо сотрудники хранилищ. Бывает, архив не выдает документы под различными предлогами. В этом случае мы также не беремся за исследование. Из рук вон плохо работают архивы в Смоленске и в Томске, но хуже всего – московский Центральный исторический архив. Архивариусы уже поняли, куда ветер дует, и бесплатно предоставлять информацию не хотят. Скажи мне, кто твой дед Чтобы началось исследование, нужно всего ничего: сообщить, как звали деда, где и в каком примерно году он родился. Правда, Алексей уверяет, что дату рождения, скорее всего, придется уточнять: многие наши предки были людьми неграмотными и путались в календаре. Чаще всего клиенты ограничиваются заказом исследований по одной мужской линии. Докопаться до предков, живших в XVI–XVII веках, стоит примерно 50 тыс. рублей. Еще 100 тыс. рублей придется отстегнуть за оформление родословной в виде книги и выпуск оной. Но если клиент пожелает действовать с размахом и строить развесистый генеалогический баобаб, затея может вылиться в неслабые $10 тыс. Еще во столько же обойдется печать мини-тиража из четырех книг вместо одной. – Проще всего, как ни странно, искать крестьян, – говорит Коноплев. – Это было податное сословие, то есть с них снимали налоги. Поэтому учет крестьян вели регулярно, каждые 10 лет составляли так называемые ревизские сказки – помните «Мертвые души»? Есть еще исповедные ведомости – списки прихожан, которые ежегодно вели священники с петровских времен. Беда в том, что в отличие от ревизских сказок ведомости эти вели как бог на душу положит… Труднее с чиновниками. Если крепостные всю жизнь жили на одном месте, господа служащие часто кочевали из города в город. Тут приходится ориентироваться на переписи населения, первая из которых прошла в 1630 году. – Вообще, круг документов, по которым ведется поиск, зависит от сословия, – говорит Коноплев. – У купцов часто были собственные списки, у дворян велись «дела дворянства», военных нужно искать по военным архивам. Хорошо, если люди где-то учились, на них можно найти «учебные дела». Учащиеся, как правило, были детьми купцов, священников и зажиточных крестьян… Как «прививают черенки» Раскопки в документах могут привести к неожиданным результатам. Если гражданин озаботился подтверждением знатности своего происхождения, он, скорее всего, будет разочарован. Дело в том, что многие «громкие» фамилии, вроде Шереметевых или Орловых, в годы революции крестьяне брали самостоятельно, «для форсу». – При желании можно притянуть однофамильца к дворянскому родовому древу, – признается Алексей Коноплев. – Для этого в знаменитом роде находят угасшую ветвь и привязывают к ней новоявленного «потомка». В этом случае доказать, допустим, что он из «тех самых» Шереметевых (равно как и обратное), невозможно. Случаются курьезы. Одна дама заказала в одной из фирм восстановление родословной по фотографии 1914 года. Историкам повезло – они раскопали не только стандартные в данном случае документы, но и личные письма прабабки дамы. Заказчица прочла их и обомлела: прабабка писала, что еще в XVIII веке их родственница закрутила роман с гусаром. Муж проклял ее, и с тех времен у каждой женщины в их роду появляется на свет мертвый ребенок. Пикантность заключалась в том, что заказчица как раз была беременна. Бывают и хеппи-энды. Один крупный бизнесмен попросил покопаться в его родословной – по семейному преданию, один их предков вроде бы был дворянином. Оказалось, все так и есть. Причем род очень известный и древний, из столбовых дворян… Золотая пыль архивов Тут я попросил посмотреть те самые родословные в виде книг. Коноплев протянул мне увесистый том толщиной с «Войну и мир». Я с благоговением открыл тяжелую кожаную обложку и пролистал плотные глянцевые страницы. Увы, книга меня разочаровала. Отсканированные копии архивных документов занимали в ней в лучшем случае треть объема. Две трети же оказались заполненными водянистыми популярными пояснениями вроде того, как жили крестьяне в XIX веке и как проводились переписи. Огромное количество страниц было отдано под иллюстрации, не имеющие прямого отношения к исследованию, скажем, под гравюры начала позапрошлого века. Было видно, что составители книги всеми силами раздували ее объем – для солидности. В моей голове поневоле включился калькулятор. Получалось, генеалогический бизнес – поистине золотое дно. Лицензии здесь не требуется, дорогостоящей рекламы – тоже. Если бы конкретно эта контора не подрабатывала переизданием дореволюционных карт и книг, то и типография была бы не нужна. Для работы достаточно всего лишь сайта в Интернете и небольшого офиса для приема клиентов. Дело можно вести не сходя с места. Разве что выехать на один день с фотографом в места проживания предков клиента – поснимать пейзажи на память да встретиться с работниками местного краеведческого музея. Если одновременно тянуть 30–50 исследований, каждое из которых через полгода принесет минимум 150 тысяч рублей, получается неплохой доход в $30–50 тыс. ежемесячно. – А разве не может гражданин сам покопаться в архивах? – спросил я Коноплева. – Может, но, если он не профессионал, это займет кучу времени и он вряд ли что-то найдет. В ответе я усомнился, но спорить не стал. В конце концов, пытаться сэкономить чужие средства – гиблое дело. Народ у нас до сих пор живет по принципу «понты дороже денег». А с этой точки зрения, выложить 150 тысяч за родословную – раз плюнуть.
Общество
Москвичи не любят автобусов и троллейбусов
Москвичи не любят автобусов и троллейбусов. «Безлошадные» жители столицы клянут их за вечные опоздания, валидаторы и давку в салоне. Автомобилисты испуганно шарахаются от громадных «шкафов», намертво перекрывающих движение при маневрах. И мало кто задумывается, что за люди сидят за баранками этих самых «шкафов», хотя каждый из нас видит их ежедневно. Каково им слушать наши упреки, торчать в пробках и всеми силами стремиться не выпасть из графика? Корреспондент «ВМ» решил заглянуть за кулисы профессии, которая называется водитель общественного транспорта. ВыходА не кончаются никогда – Да какие тут «кулисы»? Просто работаем, – водитель троллейбуса Светлана пожимает плечами и ловко отвинчивает крышку термоса с чаем. Мы сидим в пустом салоне троллейбуса маршрута «Бч» (пассажиры привыкли говорить «Б черный», а на водительском жаргоне – «букашка черная»). Машина стоит на поворотном кольце возле въезда в 4-й троллейбусный парк, и сейчас у Светы обеденный перерыв. – Гляди, вот наряд на сегодня, – Света разглаживает на сиденье компьютерную распечатку. – По этому документу в парке определяют, какие машины будут обслуживать маршрут и по какой схеме. (Схема называется только во множественном числе и с ударением на последний слог – «выходА». – Авт.) Вот, смотри внимательно… «Двухсотые» выхода обслуживаются двумя водителями в две смены. «Сотые» – одним водителем в одну смену. А теперь – главное. Видишь «двухсотые» выхода? Начало работы выхода № 207 – 5.44 утра. В это время троллейбус должен выйти на маршрут под управлением водителя №1265. Примерно в 15.00 этот водитель должен передать машину сменщику. Но этого не происходит. В наряде в графе «Водитель 2» стоит тот же номер – 1265-й. А рядом указано время окончания работы на маршруте – 21.00. Понимаешь, что это значит? Я смотрю на нее, как на марсианку, и разволновавшаяся Света начинает объяснять «на пальцах». Оказывается, за сухим хронометражем «выходОВ» скрывается настоящая драма. Чтобы успеть на работу, номеру 1265-му нужно поставить будильник на 3 часа ночи. Вскочить, умыться, позавтракать, добраться до парка. Ровно в 5.44 выехать за ворота и… крутить баранку целых 14 часов 45 минут! Потом вернуться в парк, сдать выручку и путевой лист диспетчеру. Примерно в 22.00 №1265 сможет отправиться наконец восвояси. До дома он доберется к 23.00. – Конечно, после такого, почти 15-часового, рабочего дня дают возможность отдохнуть, – добавляет Света. – А если на 14-м часу ты заснешь за рулем и в кого-нибудь врежешься? – возмущаюсь я. – Ну, такого еще не бывало. Те, кто не может этого выдержать, здесь не работают. – То есть тебя все устраивает? – А почему нет? Дома, в Молдавии, я получала за такую же работу копейки. В Москве жить лучше. Здесь у меня парень есть, санитар на «скорой». Выйду замуж, получу российское гражданство – так многие девчонки поступают. Водители троллейбусов в Москве – это же в основном приезжие из стран СНГ, как и я. Двухъярусный сон Водитель 6-го троллейбусного парка Татьяна приехала к нам с Украины три года назад. Там она тоже крутила баранку троллейбуса, иначе бы ее просто не взяли на работу – Москве требуются водители со стажем от 3 лет. На родине Таня зарабатывала 200 долларов, здесь – порядка 22 тысяч рублей. На Украине у нее остались мама и дочка – поэтому энную часть заработка она исправно отсылает домой. – И как вам живется в столице? – спрашиваю я. – Нормально, – смеется Татьяна. – У нас в парке некоторые иногородние водители живут в вагончиках-бытовках прямо на территории парка. Есть еще несколько двухкомнатных квартир в поселке Северный. Живут в них по 10 человек: 5 – в одной комнате, 5 – в другой. Больше коек там просто не помещается. Раньше в Северном тоже стояли двухъярусные кровати, но люди взбунтовались, и второй ярус убрали. По словам Татьяны, сейчас новеньких в Северном не селят, размещают в гостинице «Останкино». Плата за проживание – 5 тысяч рублей за койко-место, в комнате живут по трое-четверо. – Это еще что, – говорит Татьяна. – Ты бы сходил в 8-й троллейбусный парк. Там водители живут в кемпинге в Аннино. Кемпинг построен в 80-е годы. Это небольшие двухэтажные домики. На первом этаже – гараж и крошечная кухня, на втором – комната и спальня размером с чулан. В каждый такой домишко администрация парка умудрилась запихнуть по 16 водителей. 6 человек живут в бывшем гараже, там прорубили окно. Еще 6 – в большой комнате наверху. Двое живут на кухне, еще парочка – в спальне … – Но это какой-то муравейник получается! – Конечно, но ко всему со временем привыкаешь. Зато не надо квартиру снимать, можно побольше тратить на себя любимую. Вот я, например, люблю ходить в кино. Где-нибудь в центре: на Пушке или на Новом Арбате. И обязательно взять большое «ведро» попкорна. На самом деле проблема у меня только одна – очень скучаю по дочке. Наверное, на следующий год все же сниму квартиру в Подмосковье и заберу ее к себе. Не женское дело Между тем не только бытовые условия, но и сама работа у московского водителя не сахар. – Плохо, когда тебя штрафуют ни за что, – вздыхает водитель автобуса Сергей из Самарканда. – Например, за неправильную подачу машины к остановке. По инструкции, подавать машину нужно только, когда рядом с остановкой нет препятствий – тех же припаркованных машин. Автобус нужно подать не дальше 70 см от бордюрного камня. В Москве соблюсти эти условия практически нереально. Но если это увидит ревизор маршрута и подаст на водителя рапорт – прощай, премия. А самая распространенная причина штрафов – жалобы пассажиров. По инструкции, водитель под угрозой увольнения не имеет права использовать для посадки заднюю и среднюю двери. Но пассажиры лезут в них как тараканы, а потом скандалят, если их пытаются выдворить из салона. Скандалят они и в случае, если водитель ловит «зайца», пытающегося пролезть под турникет валидатора. Зато живут водители 2-го автобусного парка хорошо. Общага пусть и далековато, в Люберцах, зато в комнате всего две кровати. А на работу добираться можно на машине. – Вот посмотри на стоянку, – Сергей широко проводит рукой. – Это все авто наших водителей стоят, у многих, кстати, иномарки. Да что говорить – платят нам неплохо. Хотя ездить по Москве очень тяжело. Это же большая деревня: вокруг полно идиотов, которые норовят проехать, как бог на душу положит. Сергей тоже мечтает купить машину. Говорит, нужно поработать еще год, и наберется нужная сумма. Причем абы какая тачка ему не нужна – только «мерседес» в 124-м кузове. – Я фанат марки, – говорит Сергей. – А на 124-й запчасти стоят копейки. – А почему среди водителей автобусов нет женщин? – задал я давно мучивший меня вопрос. – Почему нет? – удивился Сергей. – Есть, в 16-м автобусном парке. Но я так скажу: водить автобус – не женское это дело. Там три педали, а не две, как в троллейбусе. Ну и «мешалка» – рычаг переключения передач. Для женщины это чересчур сложно. …Вечером я возвращался на машине домой. У въезда на Маросейку, как обычно, образовалась сумасшедшая пробка. В месиве машин застрял троллейбус, и теперь он выворачивал поперек потока прямо у меня перед носом. Но я не стал, как обычно, материть его водилу и пытаться прошмыгнуть у него перед носом. Я притормозил и пропустил рогатого монстра. Потому что представил, что за рулем сидит Света или Татьяна. И мне как-то расхотелось осложнять им жизнь.
Общество
Москва обзавелась паркоматами, только очень маленькими
Еще в январе городская служба парковок обещала оснастить чуть ли не сотню уличных автостоянок карточными паркоматами. Дескать, подъезжаешь к парковке, суешь в «ящик» магнитную карту, защемляешь чек дворником – и свободен. Не нужен никакой обслуживающий персонал, который так и норовит прикарманить твою наличность, да еще по собственным расценкам. Корреспондент «Вечерки» покатался по Москве и попытался воспользоваться прогрессивными техническими новинками. По информации столичного Департамента транспорта и связи, в столице действует 129 официальных парковок. Что ж, будем искать. И вот я медленно ползу в потоке машин вверх по Тверской. Где же, черт возьми, эти оранжево-синие ящики с шестью кнопками?! По обе стороны суетятся привычные живые парковщики в желтых и оранжевых жилетах. Интересно, а почему тужурки разного цвета? Приглядевшись, замечаю: тот, что в оранжевой, продает карточки для парковки (кстати, удобно – не нужно бегать в поисках киоска), у желтого на груди переносный контрольно-кассовый аппарат небольшого размера. – А куда автоматические ящики с кнопочками подевались? – спрашиваю парковщика. – Ведь мэр Москвы собственноручно ленточку перерезал на открытии одного из них, на Тверской, 4. – От того ящика только шнур остался, вон там, на проводах, болтается, – отмахивается парень. – Неправильные они оказались, и чеки неправильные выдавали. Люди жаловаться начали. Ведь в фискальном документе что должно быть указано? Название организации, осуществляющей парковочную деятельность, время оплаты и сумма. Люди эти чеки к отчетам потом прилагали, многие ведь по служебной надобности в центр приезжают. А наши «корешки» бухгалтерия заворачивала: мол, филькина грамота. Неподалеку от гостиницы «Центральная» в плотные ряды машин протискивается новенький Nissan Almera. Быстрый обмен купюрами с парковщиком – и водитель кладет в карман какойто белый корешок. Ага, думаю, вот он чек. И спрашиваю: нельзя ли взглянуть? Водитель «ниссана» улыбается: – Да ладно, какой там чек… Так договорились. – Говорят, стоянка в этом месте стоит 40 руб. в час, а вы сколько заплатили? – Полтинник отстегнул. Если надо будет, еще доплачу, – и уже смеется. – Не ту страну Гондурасом назвали! Городские платные парковки в пределах Садового кольца стоят 40 руб. в час, от Садового до Третьего транспортного кольца – 30 руб. в час, от Третьего транспортного кольца до территориальных границ Москвы – 25 руб. в час. Человеческий фактор Дальше еду на Арбат. Возле дома № 24 длиннющий ряд стоящих авто и импровизированный шлагбаум – легкая металлическая оградка. – Как же, у нас с января паркомат есть, – говорит охранник в черной вязаной шапке. – Один. Не-а, это не ящик с шестью кнопками. Он маленький и переносный. Вы даете мне магнитную карту и говорите, сколько часов хотите стоять. Я провожу картой по щели в этом паркомате и возвращаю ее вам вместе с чеком. – А где карту брать? Киоски поблизости есть? – Карту можно у нас купить, самая дешевая стоит 120 рублей, это три часа стоянки… Тут я попросил показать мне хоть и не ящик, но все же паркомат. Оказалось, именно сейчас его в наличии и нет – бухгалтерия якобы снимает выручку. И только возле кинотеатра «Ударник» мне повезло. – Да, есть у нас паркомат, – порадовал меня парковщик. – Хотя на самом деле это портативный контрольно-кассовый аппарат. Ты в будку зайди, там покажут. Внешне аппарат и впрямь напоминает обычный кассовый, только в миниатюре. Те же кнопки, то же устройство для пробивания чека. Из конструктивных особенностей – щель для магнитной карты. Кстати, запускается прибор еще одной картой, которая есть у парковщика. Мимо кассы – Получается, наличкой рассчитываться не нужно, – объяснил парковщик, забирая прибор обратно. – Только людям это неудобно. На нашей стоянке мы карт не продаем, киосков соответствующих в округе тоже не наблюдается. Вообще-то такие карты покупают обычно на заправках… – А если я приехал, и карты у меня нет? Тогда наличкой можно расплатиться? Парни дружно начали отнекиваться, но было понятно – врут. Потом признались: не попался на том, что брал наличку, тогда все нормально. Но если потом клиент нажалуется, неприятностей не оберешься. – Ты напиши в своей газете – боком нам вышли эти самые паркоматы, – ввязался в разговор еще один парковщик. – Раньше мы вшестером работали, а теперь только четверо осталось, хотя работа по сути та же: подъехал клиент – нужно показать, куда ставить, потом помочь выехать. А я подумал: паркоматы-то не для парковщиков делают, а для удобства водителей. Вот только этого самого удобства от них людям пока не прибавилось. Справка ВМ: С 1 сентября 2007 г. все расчеты за пользование городскими платными парковками в Москве должны осуществляться только с применением портативной контрольно-кассовой техники и (или) парковочных автоматов (паркоматов). Советы ВМ: Как отличить официальную парковку от нелегальной? -официальная городская парковка имеет четкую белую разметку на асфальте; -обязательно указано время работы и название компании, которая эксплуатирует парковку; -у парковщиков на груди должен быть жетон с номером; -на жилетке легального парковщика указана стоимость стоянки в данном месте.
Общество
Паркуют все! Если повезет
Еще в январе городская служба парковок грозилась оснастить чуть ли не сотню стоянок паркоматами. По идее, дело хорошее. Подъезжаешь к стоянке, суешь в паркомат магнитную карту, защемляешь чек дворником – и дело с концом. Не нужен никакой парковщик, который так и норовит прикарманить наличность. Корреспондент «Вечерки» попытался воспользоваться стоянками с паркоматами и убедился, на деле все выглядит совсем по-другому. Прежде чем соваться на автоматическую парковку, я залез в интернет и выяснил, как пользоваться паркоматом. Потом разжился списком с адресами стоянок. Всего в столице действует 129 официальных парковок. И вот медленно ползу в потоке машин вверх по Тверской. Где же, черт возьми, паркоматы, эти оранжево-синие ящики с шестью кнопками?! Никаких ящиков не вижу. По обе стороны привычно суетятся парковщики в желтых жилетах. Сверяюсь со списком, разворачиваюсь и дую на Арбат. Возле нужного мне дома № 24 - длиннющий ряд запаркованных авто и импровизированный шлагбаум – переносная металлическая оградка. - Как же, у нас с января паркомат, - говорит охранник в черной вязанной шапке. – Один. Не-а, это не ящик с шестью кнопками. Он маленький и переносной. Вы даете мне магнитную карту и говорите, сколько часов хотите стоять. Я провожу картой по щели в паркомате и отдаю вам ее обратно вместе с чеком. - А где карту брать, киоски поблизости есть? - Карту можно у нас купить, самая дешевая стоит 120 рублей, это три часа стоянки… Тут я попросил показать мне паркомат. Но оказалась, именно сейчас аппарата нет в наличии - бухгалтерия снимает выручку. И только возле кинотеатра «Ударник» мне повезло. - Да, есть у нас паркомат, - порадовал меня парковщик. – Маленький, переносной. Ты в будку зайди, там покажут. В будке сидели трое парней. - Журналист? На, смотри… Внешне «паркомат» оказался похож на банальный переносной кассовый аппарат. Те же кнопки, то же устройство для пробивания чека. Из конструктивных особенностей – щель для магнитной карты. Кстати, запускается аппарат еще одной картой, которая есть у парковщика. - Получается, наличкой рассчитываться не нужно, - пояснил парковщик, забирая паркомат. - Только людям это неудобно. На нашей стоянке мы карт не продаем, киосков «Алло-кард» в округе тоже не наблюдается. Вообще-то такие карты покупают, в основном, на заправках… - А если я приехал и карты у меня нет, наличкой можно расплатиться? Парни дружно замотали головами, но было понятно: врут. Потом признались, что если не попался на том, что брал наличку – все нормально. Но если на парковщика нажалуется клиент, неприятностей не оберешься. - Ты напиши, боком нам вышли эти самые паркоматы, - ввязался другой парковщик. - Раньше мы вшестером работали, а теперь только четверо осталось, хотя работа по сути та же: подъехал клиент – нужно показать, куда ставить, потом помочь выехать… - Ребята, а какая у вас зарплата? – спросил я. - У меня 15 тысяч, - ответил первый парковщик, - вот у него 10 тысяч, - ткнул он пальцем в коллегу… Интересно, как при такой зарплате не подрабатывать, собирая с клиентов наличку?[b]Справка «ВМ»[/b]Городские платные парковки в пределах Садового кольца стоят 40 руб. в час, от Садового до Третьего транспортного кольца - 30 руб. в час, от Третьего транспортного кольца до территориальных границ Москвы - 25 руб. в час. [b]Чем отличается официальная парковка от нелегальной?[/b]- официальная городская парковка имеет четкую белую разметку на асфальте;- обязательно указано время работы и название компании, которая ее эксплуатирует;- у парковщиков на груди должен быть жетон с номером;- на желтой жилетке официального парковщика должна быть указана стоимость парковки в данном месте.
Общество
Двойники «вождей» зарабатывают себе на улицах по три квартиры
Какие только люди не зарабатывают себе на жизнь на московских улицах. Продавцы газет и всякого ширпотреба, раздатчики рекламы, музыканты, художники, дрессировщики… Но особое место среди них занимают все-таки двойники знаменитых людей, причем в большинстве своем – двойники вождей. Наверное, имидж у Москвы такой, что гости желают запечатлеть себя в обнимку только с первым лицом государства и никак не ниже. Вожди – непременный атрибут центровых мест столицы, где тусуются приезжие, особенно иностранцы. От желающих сфотографироваться с такими персонажами отбоя нет. Но каково оно – оказаться в шкуре вождя и распродавать российскую историю по сходной цене? На этот вопрос попытался ответить корреспондент «Вечерки». Гастарбайтера – на царство Поиски двойников я, разумеется, начал с Красной площади. Возле ресторана с одноименным названием, в торце Исторического музея, увлеченно фотографировались с иностранцами Иоанн Грозный с царицей. Внешне парочка напоминала героев фильма «Иван Васильевич меняет профессию». К монарху было не пробиться. Целая делегация (судя по говорку, итальянцы) веселилась до упаду: мужики снимались, подхватив царицу на руки, женщины строили Грозному рожки. Потом наскоро отсчитали деньги. Я улучшил момент и протиснулся поближе: – Я из газеты, можно пару вопросов? Грозный продолжал по инерции улыбаться, но при слове «газета» всю его приветливость как ветром сдуло: – А у вас есть разрешение от комендатуры Кремля? – рявкнул он (все так же не снимая с лица улыбки). – Здесь все снимается и прослушивается. Я не могу с вами разговаривать – есть указ президента № 608 от 1992 года и приказ начальник ФСО № 343 от 1998-го, запрещающий общение с прессой. Устраиваясь сюда, мы все, между прочим, подписывали кое-какие бумаги… Царский костюм выглядел богато – то там, то тут на нем вспыхивали крупные поддельные камни, – и сидел как влитой. Царица в этот момент упорхнула в сторону и стала названивать по розовой «мотороле». Судя по обрывкам фраз, общалась она с кем-то на молдавском языке. И в целом оба персонажа сильно смахивали на гастарбайтеров со стройки – только в другой униформе. В общем, я отвалил от них несолоно хлебавши и отправился к «нулевому километру». Там, прямо возле часовни, печально смотрел на бросающих монеты Николай II в белых перчатках. – Зовут меня… Николай, как вам известно, сударь, – вблизи у двойника императора обнаружились двухъярусные рыжеватые усы и корректная бородка. – Работаю здесь уже несколько лет. В прошлом кадровый военный. Москвич, люблю историю. Когда вышел в отставку, долго не мог найти себе места в жизни. Да вы и сами знаете, сударь, как жилось военным еще пять лет назад. Вот и решил: почему бы не попробовать? Бывший военный заказал в ателье мундир, да и вышел «на панель». И сразу заработал столько, что «отбил» все вложенные в костюм. С тех пор и работает императором. Бросалось в глаза, что, разговаривая, он закладывает руку за спину и слегка наклоняется, делаясь похожим на официанта. – Не боитесь конкуренции с Лениным, Сталиным? – спросил я. – Нет, на каждого из нас свои любители. Те, кто снимаются со мной, не хочет фотографироваться с Лениным. А тех, кто снимаются со всеми подряд, я не очень уважаю – неразборчивые люди. Тут к Николаю подошли клиенты – трое молодых парней. Один развязно гаркнул: – Эй, царь, сколько стоит сфоткаться? – Вы извините, работа есть работа, – прошептал император и в официантской позе склонился к новым клиентам. Брови с касторкой На Брежнева я наткнулся возле памятника Жукову. Было промозгло, сыро и противно, а Леонид Ильич шел в распахнутой шинели, в кителе с медалями. Китель был, как у настоящего Брежнева – целая кольчуга наград. В руке покоритель Малой Земли сжимал красный флаг. Я не сразу понял, что меня в нем смущает. Потом догадался – загар. Крепкий, не московский. Когда стали общаться, все разъяснилось – речь генсека здорово коверкал сильный южный акцент. – Марат меня зовут, я бывший военный, – начал Брежнев. – Сам родом из Душанбе, служил в Афганистане. Когда вернулся оттуда, был еще СССР, но он вскоре распался. Я, дорогой мой, много на родине бедствовал, хотя ветеран боевых действий должен быть уважаемым человеком… Пару лет назад Марат не выдержал и поехал в Москву на заработки. Устроился простым рабочим на стройку, потом выбился в бригадиры. О работе говорит неохотно: мол, денег мало и отношение свинское, хоть ты и бригадир. По ходу стал замечать, что многие часто сравнивают его с Брежневым. Кончилось дело тем, что Марат поехал на барахолку в Измайлово и затарился реквизитом – шинель, к и т е л ь , фальшивые медали, благо они стоят сейчас копейки. Завесил себе всю грудь и отправился на Красную площадь. В первый же день заработал больше, чем за месяц на стройке. Что интересно, стройку он тоже не бросает и Брежневым подрабатывает только по выходным. Говорит, не может оставить бригаду – там у него молодые ребята, как в Афгане, а молодых он в беде не бросает. Напоследок я задал мучивший меня во время всего разговора вопрос: – А брови у вас свои или накладные? Он ответил с горделивой ноткой в голосе, как женщина, у которой спрашивают, силиконовая у нее грудь или настоящая: – Конечно, свои. Я за ними специально ухаживаю, смазываю их касторкой, чтобы гуще росли. И – вот… Он пошевелил отличными кустистыми бровями, которым позавидовал бы даже настоящий Леонид Ильич, и страшно довольный произведенным эффектом отошел от меня в сторону. И юный Октябрь впереди Тут я решил, что Манежка себя исчерпала, и переместился на Арбат. Возле памятника Окуджаве маячили Ленин в мышиного цвета добротном пальто и низенький, сердитый Карл Маркс – весь в черном, с приколотым к лацкану красным бантом. – Поможем, чем можем, журналистам? – обратился Ильич к Марксу. – Я не буду давать интервью, – ответил сердитый Маркс и повернулся к нам спиной. – Он профессор, – доверительно объяснил мне Ильич, он же Анатолий Кокленков, как будто оправдывая неумение коллеги работать с прессой. Еще в далеком 1990 году Кокленков приехал из Ташкента в Москву на конкурс двойников. И победил всех остальных Лениных. К 1994-му интуитивно понял, что в образе Ильича можно неплохо зарабатывать, и окончательно перебрался в столицу. – В Ташкенте я работал заливщиком льда, рабочим на заводе шарикоподшипников, – повествует интеллигентный Кокленков, в юности проучившийся четыре года на философском факультете университета. – А за 12 лет пребывания в Москве решил все свои материальные проблемы. Купил три квартиры. Меня знают по всему миру, множество западных телеканалов сняли обо мне документальные фильмы. Но меня обижает, что, несмотря на известность, я до сих пор работаю на улице, как в свой первый день… Сейчас Кокленкову 61 год. По утрам, готовясь к выходу на Арбат, он подкрашивает щеточкой для ресниц усы и бородку. По возрасту он пережил своего прототипа, и бородка у него совершенно седая. – Теперь я не надрываюсь, – говорит Кокленков. – Работаю не больше 5 часов в день. Главные деньги, как и раньше, приносят выступления для богатых. Вот накануне Дня космонавтики поеду на Рублевку. Там народ собирается праздновать это событие, хотят нарядить Ленина в космический скафандр… Прощаясь, Кокленков прищурился, вытянул левую руку вперед и стал похож на оживший памятник вождю пролетариата. …В центре Москвы работают и другие двойники – Сталина, Путина. А Лениных помимо Кокленкова целый отряд. Почему-то среди двойников совсем нет женщин, хотя колоритных персонажей вокруг хоть отбавляй – взять хотя бы Валентину Матвиенко, Юлию Тимошенко или на худой конец Ксюшу Собчак. Но, как видно, суровая уличная работа дамам не по вкусу. А, скорее всего, женщины типа Тимошенко или Собчак без труда устраивают свои судьбы, не прибегая к экзотическим профессиям.
Общество
Уличные музыканты преродились из попрошаек
Хендрикса я подцепил «на трубах» – в коротком переходе от Арбатской площади к метро. Мужик лет 50 в толстовке с изображением Джимми играл на гитаре что-то сумбурное и бесконечное. Сама гитара была откровенными «дровами», в дни моей юности такой инструмент стоил не дороже 15 рублей. Прикол заключался в том, что «дрова» были снабжены полудюжиной звукоснимателей, а вокруг мужика лежали десятки коробочек с педалями – дешевые гитарные «примочки». На них мужик время от времени ловко наступал ногами, из-за чего звук то ломался, то ерзал. По окончании 10-минутной композиции я подошел знакомиться. – Хендрикс, – протянул руку мужик. По ходу выяснилось, что мужика на самом деле зовут Сашей и что родом он из Хабаровска. В свое время посидел в тюрьме и ничем, кроме музыки, заниматься теперь не хочет. В Москве Саша снимает однокомнатную квартиру. Вся она, по его словам, завалена радиодеталями, гитарами и дисками. – Я реинкарнация Джимми Хендрикса, – говорит Саша. – Я не знаю нот, никогда не учился музыке, а играю, как он. Многие, кто меня слушал, говорили об этом… Я вспомнил настоящего Хендрикса. Его блюз – а он играл черный беспримесный блюз – не имел ничего общего с Сашиной какофонией. Саша еще долго и возбужденно говорил о своей высокой миссии нести музыку настоящего Хендрикса в массы. Но все было понятно и без слов – фанатик. Так началось мое знакомство с нынешним музыкальным андеграундом столицы. О тех, кто поет и играет сегодня на улицах Москвы. Каждый большой город звучит по-своему. Если собрать вместе занудное брюзжание машин в пробках, скрежет их тормозов на светофорах и вопли сигнализаций во дворах, визгливые трамвайные трели и бодрое угуканье электричек, дополнить эту какофонию хлопками бесконечных петард и салютов, а потом разбавить темпераментными репликами гастарбайтеров, получится Москва. А еще, едва стрелки часов переваливают за 17.00, на улицах столицы, в метро и подземных переходах появляются уличные музыканты. Седеющие парни с серьгами, увешанные серьезными потертыми кофрами, и молодые бездельники, вооруженные дешевыми гитарами («дровами»), – все они занимают давно облюбованные места, начинают суетиться, распаковывать инструменты, настраиваться. Минута – и город заполняется новыми звуками. Назад в 90-е Отправляясь на поиски музыкантов, я чувствовал себя старым солдатом, исследующим места былых боев. Дело в том, что в середине 90-х я сам пару лет пел и играл в переходах. Улица была моим основным местом работы и приносила мне неплохие деньги. Фишка в том, что у меня ампутирована левая рука. Но и одной правой я аккомпанирую себе на гитаре не хуже многих других. Технику я придумал сам. Играть следует сидя, положив обычную шестиструнную гитару плашмя на колени, грифом налево. Указательным и средним пальцами правой руки я зажимаю струны сверху, большим и безымянным играю. Оказалось, что хлебные, с точки зрения уличного музыканта, места в столице не меняются годами. Топ-лист и сегодня возглавляют переход на Пушке, обе подземные кишки, связывающие станции метро «Театральная» и «Охотный ряд», и бесконечный тоннель на «Китай-городе». Все эти точки имеют свои плюсы и минусы. На Пушке отличная акустика и хорошая плотность людского потока, но с тех пор как ее застроили ларьками, «вписаться» можно только в дальнюю часть перехода, а там холодно и слушателей немного. На «Театральной» и «Охотном» гоняют менты. «Китай-город» прибылен лишь в узком отрезке времени – в районе 7 часов вечера. Если все эти места оказывались занятыми, я отправлялся на «Павелецкую», в самый длинный переход Москвы, между кольцевой и радиальной. Сесть там можно всегда, но народ попадается все больше приезжий, бедный и платит до обидного мало. Кстати, о деньгах. Для меня было нормой заработать за день порядка 40 долларов. Пел я не больше полутора часов, после садился голос. Ведь на улице орать нужно очень громко, иначе никто тебя не услышит и денег не даст. Лирика из репертуара однозначно исключается. Приветствуются бодрость и драматизм. Самой кассовой песней в моем исполнении была полууголовная «Снова лед растает на заливах». Хорошо принимались публикой «Я московский озорной гуляка», «Банька» Высоцкого и «Извозчик» Новикова. А когда я уставал от шлягеров, переходил на что-нибудь интеллектуальное из Башлачева. Больше для души – денег за Башлача мне не заплатили ни разу. Свернул я деятельность потому, что заработки в этой профессии стали неуклонно падать. Последний раз я ходил играть на людях в 1998-м, после дефолта, когда у меня родилась дочь и семья сидела без денег. Заработок получился настолько символический, что я решил завязать с карьерой музыканта окончательно. Король московского андеграунда Свой нынешний обход я начал с «мекки» московских музыкантов – Арбата. Сам я здесь никогда не пел, чтобы петь на улице, нужна аппаратура – усилитель, микшер, микрофон и аккумулятор. Этого барахла у меня отродясь не водилось. Нужного парня я увидел сразу. Возьмите Пола Хогана, сыгравшего главную роль в фильме «Крокодил Данди», обуйте его в стоптанные «казаки», дайте в руки гитару и посадите на угол Арбата и Малого Песковского переулка. Вот и получится Сергей Садов, король московского андеграунда. Правый пыльный «казак» Садова, на котором прикручены бубенчики, ритмично притоптывает. Пальцы музыканта извлекают экзотические восточные звуки из гитары с двумя грифами. Впрочем, это не совсем гитара. Как говорит сам Садов, это помесь гитары, гуслей и арабской лютни, изготовленная на заказ и существующая в единственном экземпляре. Для этого инструмента Садов (кстати сказать, закончивший Гнесинку) пишет музыку, записывает ее на CD, играет на клубных вечеринках и на том же Арбате. – Я зарабатываю лучше, чем любой музыкант в московском андеграунде, – рассказывает Сергей Садов. – В среднем выходит по пять выступлений ежедневно. Это больше, чем было у Rolling Stones, – те ребята давали по три выступления. Но улица – это основное место работы. Она позволяет напрямую общаться с аудиторией. А еще здесь можно завязать множество полезных связей. По прожженной физиономии Садова не скажешь, что он примерный семьянин. Между тем уличный музыкант растит четверых детей. Старший сын в Суворовском училище, дочь посещает престижный платный лицей. Жена не работает. – Скоро будет готов новый инструмент, – продолжает звезда андеграунда. – Поеду с ним на гастроли в Голландию. Все это дорогие проекты, каждый стоит несколько тысяч долларов. Но они себя окупают… Этническая музыка сейчас действительно в моде. Вот и плывут вниз по Арбату звуки диковинных аккордов. «В далекий край товарищ улетает» Эта бабушка попадалась мне на глаза всякий раз, когда вечером нелегкая заносила меня на «Комсомольскую»-кольцевую. Бабуля а капелла звонко горланила «Катюшу», «Три танкиста» или «В далекий край товарищ улетает». Теперь я специально поехал на «Комсомольскую» – знакомиться. – Ой, сынок, мне уже 87 годков стукнуло, – огорошила меня Анна Петровна. – Муж у меня был танкистом, подбил много танков, получил медаль Героя Советского Союза из рук Ворошилова. Войнуто он прошел, да начал пить и быстро помер. Теперь я с дочкой и внучкой живу в Пушкине. Сюда езжу каждый день, как на работу – не хочу быть обузой. Попою несколько часов, заработаю рублей 200 – мне и хватает. На «Комсомольской» она стоит больше пяти лет. Говорит, есть люди, которые подают ей постоянно. Милиция относится по-разному. Данью никто не обкладывает, но некоторые патрульные смотрят на ее пение сквозь пальцы, а другие прогоняют. Я уже попрощался и пошел к платформе, но обернулся случайно и увидел, что над Анной Петровной как раз навис молодой упитанный сержант. С румянцем на щеках и толстым задом. Он отчитывал старушку, постепенно багровея. Щуплая Анна Петровна что-то робко отвечала, прижимаясь к стене. В руках у нее был целлофановый пакет для денег, который она старалась спрятать за спиной. Сцена была откровенно жалкой. Я было направился к месту схватки, чтобы хоть как-то помочь старушке, но сержант вдруг махнул рукой и отвалил. И я вздохнул с облегчением. Без лоха и жизнь плоха Конец дня застал меня на станции метро «Перово». Народу практически не было, когда с грохотом подкатил поезд и из него вывалилась стайка оборванных детей. Старший – субтильный пацан, лет 8 на вид. Остальным – двум девочкам и двум мальчикам – года по 4–5. Оба младших пацана тащили в руках гармошки, а девчонки – смятые полиэтиленовые пакеты. Они заговорщически огляделись по сторонам и принялись пересыпать из пакетов деньги в сумку старшему. – Щас ты, – субтильный ткнул в сторону девочки, – пойдешь с ним, а ты (тычок другой) – с ним… – Я устала, не хочу больше, – захныкала девчонка. – Я тебе дам «не хочу», – старшой вклеил в свою речь непечатную фразу. К платформе подкатил поезд в сторону центра, две пары маленьких музыкантов нырнули в него. Еще двери не закрылись, как маленький пацан растянул гармошку и, отчаянно фальшивя, заголосил: «Детство, детство, ты куда бежишь?» Старшой же остался на платформе. Я подошел к нему: – Давай я заплачу тебе 100 рублей, а ты расскажешь, как живешь. Пацан немного подумал, взял деньги и поведал, что все они – большая семья, жили в Ташкенте, но однажды папа уехал на заработки и не вернулся, потом не вернулась с заработков мама. Тут пацан сказал, что ему надо много работать, и, если я хочу, чтобы он еще что-нибудь рассказал, надо заплатить еще 100 рублей. Разумеется, врал он мастерски, не моргнув глазом. Больше платить я не стал. Зато в который раз подумал, что в целом качество уличной московской музыки в Москве низковато. Если не брать в расчет замаскированных под певцов попрошаек и всяких псевдоафганцев, получится, что настоящие музыканты играть «на панели» у нас брезгуют. Хотя именно это дает крепкую профессиональную закалку. Пласидо Доминго, к примеру, вообще считал, что оперный певец не добьется серьезного успеха, не пройдя школы выступлений на улице. Я вот такую школу прошел, и она помогла мне многое понять в этом мире.
Общество
Что заставляет девушек постигать профессию ночных бабочек
По вечерам на обочины прилегающих к МКАД шоссе выпархивают ночные бабочки. Обычно дамы стоят парами, в полной боевой раскраске и отчаянно коротких, несмотря на ветер и стужу, мини-юбках. Если вы ищете девочку на ночь, нужно лишь притормозить и уточнить маршрут. Метров через 200 после съезда с шоссе вы наверняка обнаружите пару «газелей» и молчаливую машину, в которой греется «мамка». «Мамка» выскочит как черт из табакерки, двери глухих, без окон, «газелей» сдвинутся, и из них горохом посыплются дамы на все случаи жизни. Они привычно выстроятся в шеренгу, а машина ярко осветит ее фарами. «Только в презервативе, до утра – 150 долларов», – привычной скороговоркой скажет «мамка». Деньги вперед – и девочка ваша… По официальным данным, в Москве в сфере секс-услуг заняты сейчас 4–5 тысяч «бабочек». По неофициальным – их в 10 раз больше. Старая как мир формула «тело в дело» продолжает работать без сбоев. Корреспондент «ВМ» выяснил, какие ее вариации нынче в ходу, и выслушал истории современных сонечек мармеладовых. Все как у людей Я узнал эту троицу, едва зашел в кафе. Выдавали холеность девчонок, продуманность их макияжа и праздничность наряда. В два часа дня народ одевается попроще. – Ты от Рашида? А чего он сам не приехал? – спросила самая красивая, яркая блондинка Катя. – Будешь писать, какие мы нехорошие? – затянулась «вогом» высокая Таня. Волосы у нее были черные и длинные, а лицо круглое, даже широкое, но с изумительными ярко-синими глазами. – А я хочу кофе и мартини, – промурлыкала смахивающая на Брижит Бардо Аня. Портили ее лишь легкие следы от оспы на лице, прикрытые пятью слоями косметики. Я засигналил официанту. – Ладно уж, спрашивай, Рашид предупредил, чтобы мы все тебе рассказали… Мысленно я еще раз поблагодарил Рашида, моего приятеля, успешного бизнесмена и большого поклонника платной любви. – Давайте о профессии. Что за контора, как работаете? – Все как у людей, – рассмеялась Катя. – Офис на Садовом кольце, здоровенная четырехкомнатная квартира в сталинке. Дорогая обстановка. Самая большая комната – гостиная, в трех остальных – номера с двуспальными кроватями. Внешне похоже на гостиницу, только зеркало во весь потолок. Клиенты в основном постоянные, очень разные. Есть чечены, бывшие братки, попадается золотая молодежь, спортсмены, владельцы ресторанов или магазинчиков. Короче, народ не бедный. Час в апартаментах стоит от 150 долларов, забрать девушку на ночь – от 300. На хозяина работают порядка30 девушек. Как правило, в офисе никто не сидит, если надо подойти, нам звонит помощница хозяина. Хозяина, кстати, зовут Нариман, он армянский еврей, родом из Одессы. В 1990-е поднялся на торговле недвижимостью. Говорят, завсегдатай московских клубов эс-энд-эм (садомазохисты. – Авт.). Сутенерствует лет пять, преуспевает. Естественно, водит дружбу с милицией… Благодаря Рашиду я кое-что о собеседницах знал и сейчас сопоставлял историю каждой с ее внешностью. Померяемся тачками? Катя из Севастополя. При этом имени в голове автоматически возникает образ из песни «Катюша» – весенней, красивой, яркой барышни с очень живыми глазами. Такой она и оказалась. До последнего времени у нее в Севастополе жила парализованная мама, и Катя ее содержала, оплачивала сиделку. Собственно, для этого и занялась проституцией, когда перебралась в Москву и поступила в институт. Здесь у нее появился приятель, но он оказался наркоманом. Он не раз резал из-за Катьки вены, страшно ее бил и писал стихи. От наркомана Катерина устала и позволила взять себя на содержание богатому пожилому «папику». Приятелем «папика» был Нариман. В свободное от основной работы время Катя работает учительницей истории – как мама. Аня – девушка из глухой деревни. Из таких, кто за мужика вцепится подруге в волосы. Мужики на нее всегда западали и крепко влюблялись. Последний ее парень, бывший браток, пытался вытащить ее из профессии и жениться на ней. Аня не захотела. Однажды у них случилась очередная разборка. Кончилось дело тем, что он ее поколотил и хлопнул дверью, но вскоре вернулся. И застал с очередным мужиком в постели. Дело было в общаге (Аня учится в институте), и взбешенный браток пару раз прогнал ее голой, с визгом, по длиннющему общажному коридору. Но и это не помогло. У черноволосой Тани самая грустная история. Таня из очень хорошей семьи. Ее папа был адмиралом, жили они в трехэтажном особняке в стародачном поселке. Одевалась она всегда дорого. Таня – девушка баскетбольного роста, сильная – занималась плаванием. И не глупая. Деньги у нее всегда были – давал отец, и много. А к проституции ее толкнула такая история. Ей было 12 лет, и она ходила в музыкальную школу. Возвращалась домой поздно. Как-то захотела добраться домой побыстрее и пошла напрямки, мимо гаражей. Там бухали мужики, больше десяти человек. Они ее втащили со скрипкой в гараж и пустили по кругу. С тех пор Таня говорит, что не может остановиться… Хотя, впрочем, подобные истории придумываются на раз. Никто еще не рассказывал мне, что заработок телом просто надежнее и в чем-то приятнее, чем «пахота» на фабрике или в небогатом офисе. – И как, хорошо в этой конторе зарабатываете? – спросил я под занавес. – Ты на чем ездишь? – прищурилась Катя. – На метро? А я – на Mercedes CLK. Еще вопросы есть? Мечта стриптизерши Люда – женщина-девочка, которая сделала карьеру в стриптизе и теперь живет на Рублевке. С виду типичная Барби со взбитыми волосами. Мы встретились с ней в кафешке неподалеку от «Красной Шапочки», куда она собралась на мужской стриптиз. – Ну что тебе рассказать? – пожимает Люда кукольными плечиками. – Я из Костромы. Мама – пьяница, жили плохо. Однажды в городе стали набирать танцевальную группу для поездки в Москву, я записалась. Мне было тогда 20 лет. В Москве нас закрыли на съемной квартире, ну, знаешь, как в историях, которые показывают по ТВ. Нам удалось сбежать через окно. Девчонки разбрелись кто куда, а я прямым ходом отправилась в известный ресторан на кастинг стриптизерш… Ее взяли с первого раза, поскольку внешне она напоминала маленькую девочку. В свои 20 она выглядела на 12, а субтильные дамы всегда в цене – клиенты любят «детский» стриптиз. У нее сразу появилась масса поклонников. Девушки в стриптизе делятся на две категории: кто «танцует» (не занимается секс-обслуживанием клиентов) и кто «поет» (то есть как раз оказывает сексуальные услуги). Начальство сразу спрашивает, к какой категории будет принадлежать новая сотрудница, – на случай, если клиент ее захочет. Люда была из «танцующих». Основной заработок «танцующих» – приватные танцы в VIP-кабинках. Стриптизерша выходит в зал и танцует между столами. Это называется «ходить по электричке». Она может просто танцевать, или присесть на колени клиенту, или об него потереться. И мужики ломаются – заказывают приватный танец. Стоит это удовольствие от 200 долларов. В небольшой закрытой кабинке мужик сидит на диванчике, а на расстоянии вытянутой руки извивается стриптизерша – для него одного. Он может потрогать ее, но не более. За приватный танец стриптизерши получают 70–80% того, что платит клиент. Люда «в привате» пользовалась просто бешеным успехом. К ней стал ходить клиент, который заказывал ее постоянно. Богатый бизнесмен. Спустя пару месяцев он предложил ей переехать к нему – на правах постоянной любовницы. Люда согласилась, уволилась из ресторана и теперь живет на Рублевке. – Там скучно, – прихлебывая эспрессо, жалуется Люда. – И теперь меня время от времени страшно тянет в стриптиз-клуб, только в мужской, чтобы заказать там приватный танец. Причем с доступным, «поющим» стриптизером. Мы же, девочки, этого достойны?! Люда смеется, и на щеках у нее появляются ямочки, как у ребенка. От «вешалки» до «сопровождения» Марина – модель, часто мелькает в ТВшоу, снимается в социальной рекламе. Окончила творческий вуз. Внешне – худенькая симпатичная девчонка, правильные черты лица, пухлые губки. Мы встретились, когда она только-только вернулась из Парижа, где была с очередным богатым любовником. – Все модели – ловцы человеков, то есть мужиков, – откровенничает Марина. – Все они находятся в постоянном поиске богатого покровителя. И отношение к мужикам тут простое. К мальчикам – как к зайчикам. Если я с кем-то живу, он должен дарить достойные подарки. Привязываться к нему нельзя ни в коем случае… Марина москвичка, но дома не живет. Из-за сомнительной карьеры (в свое время она снялась в порно, которое выложили в открытом доступе в Интернете) у нее испортились отношения с родителями. Так что теперь она обитает в квартирах, которые снимают ей мужики. Квартиры крутые – аренда ее любовникам обходится в 2–3 тысячи долларов в месяц. Они же покупают вещи, какие Марина попросит, и время от времени дают деньги – до 5 тысяч долларов. Находить очередного мужика, который готов взять ее на содержание, по-прежнему помогает модельное агентство. Самая непопулярная работа у модели – выступить «вешалкой» (манекенщицей на подиуме). Стоит это примерно 200 долларов за показ. Работа на выставках – например, полуголой простоять весь вечер возле стенда – тоже 200 баксов. Но на презентации модели ходить любят– там можно познакомиться с нужным человеком. Самый хороший заработок – до 500 долларов за вечер – дает «сопровождение». Это когда нужно пойти с клиентом на светское мероприятие. Модель выступает как дорогой аксессуар, поддерживает светскую беседу и по окончании вечеринки теоретически может уйти. Но, как правило, вечер заканчивается в постели, и стоит это не меньше 800–1000 долларов. Итого за сутки работы выгорает 1300–1500 долларов. Никто из моделей, кстати, не считает это проституцией. Все истории о проститутках заканчиваются по-разному. Чаще – грустно: болезни, пьянство, ранняя старость. Умный, все понявший и простивший муж, красивые детки – это из разряда сказок про принца, взахлеб передающихся по цепочке, но редко сбывающихся. А без них о чем тогда мечтать? И как оправдаться в собственных глазах? Лично я их не осуждаю. Хотя мне кажется, что такая самораспродажа противна женской натуре. Поэтому проституция – не удел, а всего лишь период, который по каким-то специфическим причинам образуется в жизни женщины. И рано или поздно заканчивается.
Общество
Прорубь, водка, Дух Святой
[b]Москвичи отметили праздник Крещения[/b]Я ступил на лед Бездонного озера в Серебряном Бору около 10 вечера. Впереди черным прямоугольником зияла «главная прорубь Москвы» – вырубленный во льду «бассейн» 25 на 4 метра (в нем по выходным совершают заплывы столичные моржи). По его периметру ходил грузный мужик в прорезиненном дождевике. Штукой, похожей на здоровенную шумовку, он вылавливал из проруби невидимые в черной воде льдинки… В ожидании буйства На берегу трещал бензиновый генератор. Рядом стояли две надувные палатки, а между ними торчал, как гигантская свеча, надувной десятиметровый светильник. Его голубоватый свет освещал группу бойцов МЧС, спасателей и подступающие со всех сторон роскошные сосны. – Как водичка? – спросил я курившего спасателя. – Нормальная, – он пожал плечами. – Холоднее, чем в прошлую зиму, льда тогда почти не было, и теплее, чем в позапрошлую. Морозы в тот год были настоящие, крещенские. Столбик термометра колебался около минус 30 градусов. – Пришлось, наверное, кого-то из воды вылавливать, откачивать? – предположил я. – Нет, ни одного случая ЧП. Это же кратковременное погружение, тело не успевает остыть. Правда, в прошлом году, как воду освятили, такое началось! Человек 500 в озеро полезли со всех сторон. Да еще пьяные – искупаются, потом накатят стакан и рвутся по второму кругу. Кругом грязища, народа столько, аж лед трещал. Короче, мрак, пришлось оцепление у воды выставить. Буйствовали до четырех утра. В этом году мы пораньше всех разгоним… Эй, Серега! К нам подошел пожилой водолаз в оранжевом гидрокостюме. В руке он держал моток троса с пенопластовым буйком на конце. – Конец Александрова, – объяснил водолаз, заметив, что я засмотрелся на снасть. – Чтобы утопающему было легче хвататься. И подмигнул. Не холодно. Только кожу жжет Купаться в проруби начали задолго до полуночи. Первым нырялку опробовал бедно одетый мужик лет 45. Гражданин мужественно нырнул и поплыл брассом. Вылез, огляделся, сделал несколько взмахов руками и не спеша направился к оставленным вещам. Меня поразило, что одевался он тут же, на льду. Обмотал полотенце вокруг талии, стянул плавки и натянул белье практически на мокрое тело. – Вы морж? – спросил я героя. – Нет, я только на Крещение купаюсь, – неожиданно охотно отозвался он. – Ничего сложного нет. Просто погружаться надо постепенно, это же шок для организма. И мороз после воды не чувствуется – так, кожу жжет немного. Сильные ощущения, попробуйте сами… За ним потянулись и другие купальщики: пузатый мужик, еще один, потом горохом сыпанула в прорубь компания из пятерых крепких парней. Из палатки, предназначенной для переодевания, вышла сухопарая пенсионерка в купальнике и накинутом поверх пальто. За руку она держала девчушку. Голые ножки девочки била крупная дрожь. В этот момент генератор заглох, огонь в светильнике-свече погас, а сам он сдулся, обмяк и лентой повис на сосновых лапах. – Подождите, без света в прорубь нельзя, – остановили пенсионерку спасатели. Девочка задрожала сильнее и заплакала. – Тебе сколько лет? – спросил я ее. – Пять, – зубы девочки клацали от холода. – Баба, баба, я не хочу, – завопила она. – Сейчас, потерпи, внученька. Да пропустите наконец, вы мне ребенка заморозите!.. По счастью, тут генератор ожил. Жирик не тонет Между тем зевак на берегу набилось прилично. – Граждане, отойдите за ограждение, – кричал в «матюгальник» полковник МЧС. – К воде проходят только те, кто будет купаться… Сквозь толпу к проруби пробирались семеро священнослужителей в черном, за ними десяток певчих. Епископ Марк бросал певчим коротко, как хирург в операционной: – Сначала паремию, потом апостол и Евангелие… Бородатый певчий извлек из кармана метроном и приложил к уху. Здоровенный дьякон с веселой физиономией раскрыл огромный кофр с облачением. Все семеро, включая епископа, наскоро натянули серебристо-белые одеяния. – Жирик приехал, – пронеслось по толпе. Я оглянулся и увидел, как лидер ЛДПР в окружении телохранителей нырнул в ВИП-палатку для переодевания. Служба началась. Пахло ладаном, талым воском и снегом. От толпы поднимался пар. Ослепленный прожекторами десятка телекамер, епископ троекратно окунул в прорубь крест. – Желаю, чтобы ваше погружение было не только экстремальным видом купания, но и началом обновленной жизни, – провозгласил епископ в мегафон. Народ отчаянно стал креститься. Тут дверь ВИП-палатки откинулась, и из нее вынырнул Жириновский. Он с достоинством прошел к «бассейну» и с опаской попробовал ногу водой. – Хорошая вода! – ободряюще крикнули ему из толпы. – Какая хорошая, страшная! – ответил ВВЖ, опускаясь вниз еще на ступеньку, и тихо охнул «О, б…» Наконец, он отлип от лесенки и грузно бухнулся с головой – раз, другой. Потом судорожно рванул на выход и выскочил как ошпаренный. – Вольфович, три раза надо! – насмешливо закричали ему. Жириновский сделал страшные глаза. Через минуту началась вакханалия. В «иордань» лезли со всех трех лестниц. Лед вокруг в мгновение заплескали водой по щиколотку. И по нему к проруби фактически с риском для жизни с берега сыпал народ, желающий принять омовение. За ограждением стояла минимум тысяча человек, большинство с полиэтиленовыми пакетами, где звякали бутылки водки. Еще человек двести попались мне по дороге до троллейбусного круга, где меня ждала машина. Народ шел весело, как на 9 Мая. И мне подумалось, что если так пойдет и дальше, через пару-тройку лет Крещение войдет в пятерку самых популярных праздников в России. P.S.В ночь на субботу 19 января в традиционных крещенских купаниях в российской столице приняли участие примерно 11 800 человек, сообщает Интерфакс-Религия/Седмица.Ru со ссылкой на источник в правоохранительных органах. Купания проходили в 37 местах на разных московских водоемах. В местах купаний дежурили спасатели со специальным оборудованием, аквалангами и утепленными гидрокостюмами. В центре Москвы на площади Революции для купания были установлены деревянные купели. После водосвятного молебна все желающие могли искупаться, после чего выпить горячего чаю с медом.
Общество
Знаменитая площадь трех вокзалов «оденет» и «обует»
Трех ВОКЗАЛЬНАЯ ОПЕРА Если сравнить Москву с большим заводом, Комсомольская площадь, больше известная как площадь трех вокзалов, – его промышленный сток, в котором концентрация всех вредных компонентов: бомжей, проституток, гопников, – просто нереально высокая. Меняется страна, ее экономика, политический строй, а на «трехвокзальной» все остается по-прежнему. Так и видишь, как из метро вразвалочку выходит тебе навстречу потертый лагерями мужик и, причсокивая фиксой, поет: «Я жиган ростовский, я жиган московский, я жиган азовский, я король шпаны». Корреспондент «Вечерки» провел день на Комсомольской площади и убедился, что и там попадаются вполне нормальные люди. Но вот условия, в которых они живут и «работают», нормальными никак не назовешь. Мафия за баранкой Я вышел из метро «Комсомольская» в два часа дня. Привычно задержал дыхание, чтобы не задохнуться миазмами от бомжа, прилипшего к калориферу. Вокзальные задворки выглядели обычно: милицейский наряд шмонал киргиза, рядом бабки продавали сумки-каталки, а торговое пространство впереди, набитое китайским хламом, мигало лампочками гирлянд, орало шансоном и воняло шаурмой. Первым делом я направился к стоянке такси. В длинном ряду машин чадила выхлопом конкретно убитая «девятка». Стучу в окошко: «Шеф, на два слова». Через минуту сижу в кабине, а шоферюга, щербатый 50-летний Олег, нещадно чадит «Оптимой» и ругается: – Да ничего не изменилось на трех вокзалах, корреспондент. Ворья полно. Тащат в основном по ночам: деньги, мобильники, шапки, даже сумки уводят. Залетные, конечно, кто же еще будет шариться по вокзалу? Проститутки, скупка золота и мобильников – все на месте. Но внешне – тишь да гладь, разборок не было эдак с конца 90-х… Работает Олег таксистом на этом хлебном месте пять лет. В вокзальную мафию попал по блату, по протекции знакомого. До этого вкалывал механиком в гараже благополучно почившего НИИ. Машина своя, за место он отстегивает по тысяче в день. Впрочем, вокзальные таксомоторные тарифы тоже ломовые: доставка пассажиров в пределах центра – 600–800 рублей, ближе к МКАД – 1000, за кольцевую – еще 1000 сверху. Кроме того, хороший заработок получается на клиентах, которые заказывают проституток. – Везешь их в Астраханский переулок, там девки сто лет стоят, – затягивается сигаретой Олег. – Потом в сауну на Бакунинскую. Час там стоит 1200 рублей – дешевле, чем в гостинице. Потом забираешь по звонку. За все это я беру 2000. Много, говоришь? А ему девку снять за две штуки не жалко? Да штуку за сауну, да еще коньячок-балычок! То-то… Самая работа начинается у таксистов в 4 утра, когда приходит первый утренний поезд, и продолжается часов до 11 дня. Потом клиентов нет, редкий приезжий позарится на дорогущий вокзальный мотор. Проще остановить любую проезжающую тачку. А следующий «хлебный» поезд только в 16 с копейками. – Вон, кстати, мамочка идет, – Олег показывает на тетку в бордовой куртке с короткой стрижкой и вызывающе рыжими волосами. – Здесь их несколько, ты просто не замечаешь. И девки тоже здесь есть… Я наскоро попрощался и отправился вслед за мамкой. Девочки хорошие, чистые Чтобы снять проститутку на трех вокзалах, нужно встать возле входа в метро, лучше рядом с Ленинградским вокзалом (сейчас он закрыт, но это ничего не меняет) – и через 5–10 минут мамочка сама вас заприметит. Тетка в бордовой куртке долго болтала по мобильнику рядом с пешеходным переходом, потом наконец направилась на пятак возле метро. Я внимательно посмотрел ей в лицо, и она мгновенно меня раскусила: – Девушку нужно? – вблизи оказалось, что сутенерше лет 45, и лицо у нее конкретной деловой бабы. – Сколько? – 1800 в час. Есть квартира на Красносельской, входит в стоимость. Девочки хорошие, чистые, там их четыре штуки. Вы какую хотите: худенькую, полную? – Дорого что-то… – А как вы думаете? На один съем квартиры из этих 1800 уходит 600 рублей. Здесь наш диалог прервался. К тетке в бордовом ринулась полная, неопрятная не то цыганка, не то азербайджанка с черными распущенными волосами: – Рая, я не могла предположить, что эта девка со мной так поступит: уедет с клиентом и исчезнет на четыре дня! – гортанно голосила женщина, оказавшаяся еще одной мамкой. – Увидишь ее – держи, у меня клиент битый час ждет… Тут к «моей» мамочке подошла невысокая девчонка в джинсиках и коротком пуховике. На вид не больше 16, лицом – типичная начинающая телушка. Она мельком взглянула на меня и молча встала у мамки за спиной. – Ну, так как, берем девушку?– спросила бордовая. – Спасибо, в другой раз. Разложил товар купец Если кто-то стырил у кого-то мобильник, нужно побыстрее его продать. Это закон воровской профессии. На трех вокзалах с этим нет проблем. На тротуаре стоит покоцанная «Волга», вся лобовуха которой залеплена картонкой с надписью: «Скупка и продажа мобильных». Я снял с шеи любимый Razr V3 и протянул его парню, сидящему на шоферском сиденье: – Сколько дашь за такой? Скупщиком краденых мобил оказался чернявый «интеллигент» в узких модных очечках. На вид ему было никак не больше 25 лет. Повертев мою мобилу, он хитро прищурился: – Две тысячи рублей. Я даже окаменел от такой наглости: – Две тысячи за мобилу, которая в салоне стоит семь?! Дай хотя бы четыре… – Две, – поморщился парень. – Семь она стоит новой. – Дай-ка посмотреть, какие у тебя телефоны… – сказал я, забирая Razr. На панели «Волги» штабелем в три слоя лежали бэушные мобильники. Другие экспонировались в раскрытом дипломате на переднем пассажирском сиденье. Порывшись, «интеллигент» протянул мне крошечный Voxholl, «раскладушку» размером со спичечный коробок: – Этот стоит тысячу, новый в салоне – четыре… – А вон тот, Nokia, с большим дисплеем? – Две с половиной штуки. – А этот, верхний ряд слева, раскладной Nec? – Две тысячи. Телефоны, таким образом, продавались по бросовым ценам. Правда, все они были сильно потертые. Лично я побрезговал бы покупать такой аппарат. Тут к парню подсел очередной клиент – блондинка в коротенькой шубке. «Интеллигент» отвлекся от бесперспективного меня и принялся демонстрировать товар блондинке. «И как ему рожу до сих пор никто не набил?» – думал я, отходя от торговца и вспоминая предложенные им 2 тысячи за Razr. Но в конце концов успокоился: если водится на трех вокзалах справедливость, еще обязательно набьют. Дожить бы до лета Тут я собрался пообщаться с народом. То есть с бомжами. Выбрал компанию прятавшихся от ветра за киоском, потрезвее на вид, и протянул полтинник: – Как живете, мужики? Бомжи, их было трое, не стали воротить нос от внеплановой получки. Мелкому Юсупу из Азербайджана, похожему на обгорелую головешку, под 50. Он старожил, бомжует в Москве 13 лет. Говорит, вернуться некуда: жилья нет, родители померли. Нос Юсупа свернут на сторону в драке, взгляд печальный, но держится он достойно. Андрюха – самый молодой в компании, ему всего 22 года. Приехал в столицу из Узбекистана на заработки, какое-то время вкалывал на стройке. Однажды на стройку заявился кавказец на сверкающем «мерседесе» и стал вести разговор о покупке десятка работяг в рабство. На Андрюху он тоже положил глаз. Не дожидаясь, чем закончатся переговоры, Андрюха дал деру и оказался на трех вокзалах без копейки в кармане. Потом ночью у него – пьяного – сперли паспорт. Но он вроде как и не расстроен: селяви, говорит. Славке под 40. Из всех троих он выглядит наиболее колоритно – редкая рыжая борода аккуратно подстрижена, лохмотья стильные, под куртку поддета толстовка с капюшоном, на ногах войлочные боты. Славка тоже из Узбекистана, в Москве женился, вскоре дочурка родилась. Но жизнь пошла по наклонной, с семьей пришлось расстаться. Говорит, что сейчас жена работает секретарем-референтом, дочке недавно стукнуло 17. Но с ней Славка не встречается – стесняется своего вида. – Три вокзала – это биржа труда, – объясняет Славка, переминаясь от холода с ноги на ногу. – Чего, ты думаешь, все они здесь стоят? – он кивнул на мужиков, кучкующихся на пятачке перед входом в метро. – Это работяги, все мы ищем работу. Но сейчас с работой плохо. Нанимают нас обычно что-то разгрузить-погрузить – цемент, кирпич. Платят 30–40 рублей на человека. Ночуем, где придется. Если есть деньги, за 100 рублей можно переночевать в поезде в отстойнике вокзала. Это лучший вариант. Если ни шиша, значит, ночуй на улице. Правда, часа в два ночи тут появляется автобус с надписью «Милосердие». Собирает бомжей и везет их на Курский вокзал. Ночуешь тогда прямо в автобусе. Но это ужасно – людей там битком, вонь, разуваться нельзя. В 7 утра тебя будят, кормят «ролтоном» и опять отправляют на улицу… Славка видит выход для себя в том, чтобы дотерпеть до лета. Тогда можно наняться на ремонт квартиры и заработать нормальные деньги. Прошлым летом они так и поступили, на пару с Юсупом ремонтировали квартиру на Ленинском проспекте, в ней и жили. Говорят, хозяин при расчете не обидел, но это не спасло их от очередной вокзальной зимы. Когда я собрался уходить, Славка отвел меня в сторону: – Валерк, добавь 17 рублей, схожу хоть горячего пожру… Я, конечно, добавил. Все хорошо, мой генерал Напоследок я завернул в отдел милиции. Сержант, узнав, что я из газеты,лишь пожал плечами: – Берите разрешение у генерала, начальника УВД на железнодорожном транспорте, и приходите без проблем. У нас с разрешением и бомжей фотографировали – чего тут такого? Ничего такого и не было. Если бы не проститутки, ворье и скупщики мобильных. Впрочем, винить рядовых милиционеров в этом бессмысленно. Они-то как раз выполняют мужскую работу, возятся с человеческой грязью. А вот почему милицейское начальство смотрит на три вокзала сквозь пальцы, можно только гадать. Мне вспоминается в этой связи только один факт. Его рассказал знакомый милиционер из отдела, обслуживающего метрополитен. Один известный милицейский чин якобы заплатил за вступление в должность взятку в миллион долларов, потом начал усердно ее «отбивать»… Как говорится, делайте выводы сами. А главное – будьте предельно осторожны, если нелегкая занесет вас в это бойкое трехвокзальное место. Не ровен час останетесь без денег, документов и с фонарем под глазом.
Общество
Ночью в столице работать опасно
Когда пробивает полночь, Москва превращается в другой город. В нем, залитом искусственным светом, появляются иные жители – люди ночи. Проститутки и гламурная молодежь, стритрейсеры и работяги-коммунальщики, бандиты и менты, бомжи и богатенькие полуночники – все они толкутся на его тротуарах, сидят в его клубах, глотают алкоголь в его подворотнях. Чтобы попасть в этот город обычному человеку, достаточно ночью выйти на обочину и поднять руку. Через минуту рядом притормозит забрызганная тачка ночного «бомбилы», лучшего проводника ночного города, ведь он знаком со всеми и все знают его. Сам себе хозяин Я поймал своего проводника на Таганке, прямо возле метро. До полуночи оставалось 10 минут. «Бомбила» оказался седеющим кавказцем лет 40 с усталыми глазами. Мое предложение покататься до утра в качестве напарника его не удивило: «Садись сзади, корреспондент». Его тачка, вазовская «пятерка», была так «убита», что казалось удивительным, почему она до сих пор не развалилась. На 60 километрах в час двигатель завывал на манер истребителя. Вдобавок в салоне нещадно сквозило. – Может, музыку включите? – подал я голос. – Вас как зовут-то? – Нету музыки, – печально ответил он. – А зовут Гамзатом. Мы взяли курс на центр. Еще до станции метро «Новокузнецкая» Гамзат успел рассказать о себе. По профессии он врач-хирург, до перестройки работал в больнице, был на хорошем счету. Женился, есть двое детей. Потом врачи стали получать копейки. Гамзат уволился из больницы и поехал в Москву на заработки – «бомбить». Машину он купил уже здесь всего за 700 долларов – занял дома денег. «Жигуль» быстро отбил вложенные в него средства, и Гамзат вернул долг. Работает только по ночам – это выгоднее. Зарабатывает неплохо. И еще один плюс профессии – регистрацию спрашивают не в пример реже… Съездить купить выпить Возле ст. м. «Новокузнецкая» нас тормознул первый клиент. – До Маяковки, пятьсот, – дохнул виски парень клубного вида. – Где «Б2», знаешь? – Садись. Всю дорогу парень, не затыкаясь, болтал по мобильнику – сначала с одной подругой, потом с другой, потом с третьей. Выяснилось, что в «Б2» он едет из Fabrique и очень Fabrique недоволен. Точнее, не самим клубом, а танцевальной программой с участием каких-то ветеранов Ибицы. На Маяковке мы расстались. – Вот такие чаще всего и ездят по ночам, – Гамзат сунул в карман смятую «пятихатку». – Развлекаются, хотят попасть куда-то как можно быстрее, готовы платить. Еще совсем юнцы, очень пьяные, разъезжают по клубам. Я как-то вез компанию с Пушкинской площади до «16 тонн» на улице 1905 года. Было всего 11 вечера, расстояние– одна остановка на метро. А они захотели «мотор» и заплатили тысячу… Но вообще, по словам Гамзата, ночью трудно разобраться в платежеспособности клиента. – Еду как-то раз в районе Маяковки – а я там часто тусуюсь, в центре за небольшие расстояния платят хорошо, – вижу, на обочине мужик голосует в трениках. Причем штаны эти чисто совдеповского вида, с оттянутыми коленками. Ну прямо алкаш. Мне стало жалко его: дай, думаю, подброшу бесплатно, может, случилось что. И знаешь, куда он попросил себя отвезти? К «Азбуке вкуса». Оказалось, местный парень, живет прямо на Тверской. Играл с друзьями в покер и проиграл бутылку «Хенесси». А поскольку ночь и все окрестные магазины закрыты, ему потребовался круглосуточный супермаркет. Заплатил, как сейчас помню, 50 долларов… Оперативный бизнес Перед Белорусским вокзалом нас снова остановили. На этот раз парочка крепких ребят с бритыми затылками. – Братан, поехали девку снимем на Ленинградку, – наклонясь к окну, предложил один, в бейсболке и черной куртке. – Оттуда на Курский отвезешь. За все – 700. А че, у тебя пассажир? Сменщик, говоришь? Странные вы пацаны, я смотрю… Ладно, трогай! Парень в бейсболке плюхнулся на переднее сиденье, его друг втиснулся рядом со мной. В салоне отчетливо запахло криминалом. – Слышь, старик, – немного погодя обратился тот, что в бейсболке, к Гамзату. – Давай так: мы девку снимем, а ты нам машину одолжишь на часок и сам с напарником погуляешь. Получишь полторы штуки. А то в гостиницу дорого, а хата у нас в Жулебине – не с руки в такую даль тащиться. Ну, что скажешь? Гамзат плавно сбросил скорость и прижался к бордюру: – Выходите, ребята. Я на такие дела не подписываюсь. – Да не боись, нормально все будет. – Выходите. – Ну, козел... Смотри, попадешься мне еще раз… Пацаны вывалились из машины и так шмякнули дверями, что «пятерка» охнула. – Менты это были, – спокойно объяснил Гамзат, выруливая на свободную полосу. – Мне рассказывали о таких шутках. Водила соглашается, а ему за это шьют статью как организатору. И попадает парень на хорошие бабки – от уголовного дела отмазаться стоит, сам понимаешь, немало. Катана в качестве аргумента Ночью в столице работать опасно. На Гамзата однажды напали в районе Измайлово. Прилично одетый пассажир попросил отвезти его на 16-ю Парковую – туда, где она выходит к парку. Место это глухое, но нельзя сказать, чтобы совсем дикое. Гамзат подвез. Парень полез в карман, вроде бы за деньгами, но достал не бумажник, а аэрозольный баллончик с какой-то дрянью и брызнул водиле прямо в лицо. Потом коротко ударил чем-то по голове. Когда Гамзат очнулся, пассажира не было. Из карманов пропала вся наличность, но хоть документы оказались целы. На машину налетчик не позарился. – С тех пор я вожу с собой катану – знаешь, меч такой самурайский, короткий, – сказал Гамзат и вытащил из-под сиденья клинок сантиметров 40 длиной. – Я в молодости восточными единоборствами занимался, прилично фехтую. Голыми руками меня сейчас не возьмешь. Агнцы и козлища В жизни ночного «бомбилы» случаются разные ситуации. Как-то, возвращаясь часов в 5 утра из «спальника», Гамзат едва не сбил мужика, который бросился ему наперерез из-за кустов и, как безумный, принялся махать руками. Сначала Гамзат подумал, что у мужика «поехала крыша». Но оказалось, все проще – жена рожает, вызвали «скорую», а та никак не едет. В машине у женщины отошли воды, но до роддома она все же дотерпела. А однажды тоже на окраине Гамзат остановился подобрать голосовавшую одинокую девчонку. – Решил подвезти – показалось, еще обидит кто, – рассказывает Гамзат. – А она в машину села, посмотрела на меня невинно так и говорит: «300 рублей». Оказалась проституткой. Это у них целый бизнес, некоторым водилам нравится – едешь и получаешь удовольствие, не отрываясь от баранки. Но хит сезона – история с теткой постарше. Она ловила такси в чистом поле на подъезде к Москве. По виду явно иностранка. Когда Гамзат остановился, тетка просунула в салон голову и выпалила всего два слова: «Москва! Пожалста!» Как она оказалась в том поле, Гамзат так и не узнал – тетка действительно не говорила по-русски… Наркотик для бывшего хирурга Самые хлебные для таксистов места – площадки возле вокзалов, аэропортов и гипермаркетов. Но там своя мафия, работают одни и те же люди много лет подряд, и в этот круг не пробиться. Чужаку запросто могут отвинтить несколько гаек на колесе или проколоть шины. Так чтотуда Гамзату дорога закрыта. Некоторые «бомбилы» выбирают такую тактику: стоят возле метро и ждут своего клиента – по нынешним ценам на бензин колесить порожняком по городу накладно. Но Гамзат колесит. Говорит, ночная Москва – это как наркотик. – А что если бы случилась возможность вернуться к прежней профессии, пошел бы опять в хирурги? – спрашиваю его напоследок. Гамзат хмуро щурится и замолкает надолго. А потом отвечает: – Да… Но сначала хорошо подумал бы, стоит ли это делать.
Общество
В столице насчитывается около 50 тысяч нищих
Знаменитый Киса Воробьянинов из «12 стульев» собирал подаяние, объясняя по-французски, что не ел шесть дней. Нынешние его коллеги – профессиональные московские нищие – действуют куда более изобретательно. Конкуренция в этой сфере заставляет побирушек придумывать весьма оригинальные маркетинговые ходы. Самые продвинутые нищие работают в центре. В переходе, ведущем к Арбату, парень в косухе сидит с табличкой «Подайте на бухло!». Наглость обезоруживает. В коробке для сбора подаяния – мелочь и пара десятирублевок. Рядом его коллега выбивает деньги «по приколу». В руках у него картонка с маленькой живой черепашкой и надписью: «Черепашке ниндзя на домик в деревне». Смешно, хотя самой рептилии не позавидуешь. Нищие с животными вообще зарабатывают лучше других. На Лубянке приличного вида тетка ставит рекордные сборы с помощью нескольких котят и слогана: «Очень любим «Вискас». Спасибо. Мяу». Котята всякий день разные. Такие дамы четвероногих партнеров по бизнесу держат в черном теле – не кормят, чтобы не гадили в коробке, а в конце рабочего дня сдают в централизованный «накопитель». Но жалостливые москвичи об этом не догадываются. Особая категория побирушек – мнимые больные и родственники больных. Чтобы сделать карьеру по этой специальности, нужен актерский талант. Самый крупный специалист такого профиля работает на Тверской. Это мужик лет 55, бедно, но очень прилично одетый. Седые волосы, аккуратная стрижка а-ля пятидесятые. Он стоит на коленях, рядом – потертый, но тоже приличный дипломат. На шее картонка: «Помогите, умирает от рака дочь». Надпись банальна, но внешность просителя настолько благородна, что сомнений в честности не возникает. На моих глазах немолодой господин наклонился к нему и протянул стодолларовую купюру. Проблема в том, что мужик все же фальшивый. Его дочь «умирает» уже несколько лет, поэтому образ отшлифован идеально… Словом, быть успешным нищим трудно. В целом, как выяснили эксперты Фонда «Общественное мнение» (ФОМ), чаще всего у нас подают старикам (33%), больным и инвалидам (21%), а также детям (13%). Один шанс из ста имеют уличные музыканты и калеки в камуфляже – лже-ветераны Афгана и Чечни.
Общество
Почему бьются частные самолеты
27 ноября в Истринском районе Подмосковья рухнул двухместный спортивный вертолет Robinson. Он упал в деревне Рождествено, рядом с Волоколамским шоссе. Два человека пострадали, погибших, к счастью, нет. Вообще же редкий месяц обходится без трагедий с вертолетами. С нового года в России изменяется порядок использования воздушного транспорта – он станет уведомительным. По новым правилам, владельцам частных вертолетов достаточно будет, как в Америке, лишь позвонить по телефону диспетчеру, назвать номер борта, номер лицензии и – от винта! И сразу возникают серьезные опасения: не приведет ли введение такой «упрощенки» к тому, что вертолеты начнут сыпаться с неба, как яблоки в бурю? Чтобы ответить на этот вопрос, корреспондент «Вечерки» отправился в закрытый подмосковный аэроклуб, где продают вертолеты, а также учат на них летать. Bell: крутее всех крутых До ангара в районе Истры добираемся на такси и сигналим перед раздвижными воротами. Людоедская рожа охранника становится подобострастной, когда мы говорим, зачем приехали. Секрет сего преображения прост – сюда, на закрытую для простых смертных территорию, я отправился в компании со своим приятелем – богатеньким буратино. Он давно мечтал о личном вертолете, и вот теперь собрался, наконец. Со стороны ВИП-аэроклуб выглядит просто. Небольшой асфальтированный квадрат, на котором в шеренгу выстроилось полдюжины красных и желтых вертолетов. На заднем плане ангар, ближе ко входу одноэтажный офис клуба. – На чем полетим? – предупредительно улыбается менеджер Наташа. – У нас три модели вертолетов, все американские: двухместный Robinson-22, четырехместный Robinson-44 и пятиместный Bell-206. Час полета стоит соответственно 350, 600 и 900 долларов. Приятель с пристрастием рассматривает вертолеты. Круче всех, конечно, Bell. На таких по Нью-Йорку перемещаются фэбээровцы, гангстеры и миллионеры. Салон у него, как в лимузине, и, в отличие от Robinson с автомобильными двигателями, он оснащен настоящим авиационным мотором, работающим на керосине. – Вот этот подержанный стоит 950 тысяч у. е. – заметив наш интерес, говорит Наташа. – Полетим на 44-м, – вздыхает приятель. – Bell я все равно не куплю… Мы не в Нью-Йорке! Пока механик готовит «робинзона» к полету, мы идем в офис пить кофе. За столом, на котором почему-то расстелена карта Парижа, сидят трое пилотов и вспоминают недавний вояж на вертолетах по Европе. Наш инструктор Игорь – симпатичный мужик лет 40 – вспоминает его с особенной тоской. – У нас небом командуют вояки, – жалуется Игорь. – Чтобы полетать над Москвой, нужно согласовать все в пяти инстанциях: с правительством города, Генштабом, ФСБ, Федеральной службой охраны и командованием специального назначения ВВС. Короче, затея нереальная. А вот над Нью-Йорком можно летать как угодно. Встречные вертолеты там расходятся по морскому обычаю – левыми бортами. Над Парижем разрешено летать над Сеной и вдоль всех крупных автомагистралей. Такие же порядки во всех крупных городах Европы. Помню, взлетали под Дюссельдорфом: попили пивка, сели в машину, предупредили диспетчера о взлете – и все дела. Вот в Москве бы так… Попутно выясняется, что ограничением зоны полетов проблемы не исчерпываются. В Воздушном кодексе РФ закреплено право граждан иметь в частной собственности воздушные суда, в том числе вертолеты. Однако сегодня многие владельцы частных вертолетов не хотят связываться с трудоемкой процедурой государственной сертификации и получают летный сертификат в оборонно-спортивной организации РОСТО (регистрационные номера с обозначением RF). Это, по сути, незаконно, поскольку в Государственном реестре гражданских воздушных судов «ростовские» борта не значатся (а таковых сейчас, между прочим, 400). Введение новых правил должно упростить жизнь тем, кто прошел государственную сертификацию и находится в компьютерном списке воздушных судов. Владельцам «левых» бортов легальный путь в небо будет заказан. Может, тогда и аварий станет меньше… Чтобы легально управлять вертолетом, нужно выложить неслабую сумму. Курс обучения занимает 60 часов теории и не менее 42 часов летной практики. В зависимости от вида летного удостоверения, которое хочет получить курсант, ему придется заплатить от 19 до 21 тысячи долларов. Это в случае занятий в мини-группе. За индивидуальные же занятия придется доплачивать инструктору еще по 50 долларов в час. Еще дороже стоят «права», которые признают за границей. Плюс около 3 тысяч долларов стоит получение летного сертификата. – А как вертолет в плане надежности? – интересуюсь я. – Управлять вертолетом безопаснее, чем автомобилем, – уверяет Игорь. – По крайней мере, вероятность столкновения минимальна. А если откажет двигатель, можно сесть в режиме авторотации. Но это народ и расслабляет. В вертолетных авариях только в 4–6% случаев виновата техника. Остальное – пресловутый «человеческий фактор»: невнимательность пилота, излишняя самоуверенность, лихачество, наконец. Я, например, детально знаю обстоятельства двух аварий с «робинзонами». Первый неудачно сел – землю закрывала дымка, и летчик «промахнулся». Пилот погиб, два пассажира выжили. Командир второго решил покатать девочек под ЛЭП и зацепился за только-только протянутую телефонную линию. Насмерть разбились все четверо… Прогулка по вертикали В офис заглядывает механик и говорит, что наш вертолет готов к полету. Мы допиваем кофе и отправляемся на воздушные покатушки. Вблизи желтый «робинзон» выглядит как игрушка. По размеру он не больше «жигулей». В салоне четыре кресла-ковша, хлипкие двери, которые закрываются крошечными шпингалетами, – из стеклопластика. Внутри вертолет, как автомобиль, только пилот – справа. – Смотри, все устроено просто, – говорит Игорь моему приятелю, сидящему на месте второго пилота. – Видишь слева от кресла «ручник»? Он регулирует шаг несущего винта. Тянешь ручку вверх – и взлетаешь. На штурвал сильно не дави, его можно двумя пальцами держать, как джойстик – это автомат перекоса для выбора направления движения. Ноги на коромысле с педалями – качаешь его и регулируешь тягу хвостового винта. Попробуй сам. Потом мы натягиваем наушники, Игорь запускает двигатель и по-взрослому запрашивает разрешение на полет. Мгновение – и винтокрылая машина отрывается от земли (при этом сильно наклоняется вперед – так, что сквозь лобовое остекление виден асфальт) и резво уходит вверх. – Можно отключить двигатель, – кричит в наушниках Игорь. – Тянем левой ручку вверх, увеличиваем угол лопастей и садимся в режиме авторотации. Не успев испугаться, мы с заглохшим двигателем планируем на поляну. Я жду, что вертолет жестко шмякнется об землю, но толчок едва ощутим. Снова взлетаем. – «Робинзон» – довольно мощный аппарат, – кричит Игорь. – Сами видите, может подниматься вертикально с полной нагрузкой. И в то же время экономичен – за час полета сжигает 50 литров обычного бензина А-95. Тот же Ми-2 съедает в шесть раз больше, 300 литров авиационного керосина. Так этот керосин еще нужно достать! Мы облетаем Новоиерусалимский монастырь, делаем несколько фоток на память и идем на посадку. Приятель рассчитывается – короткий воздушный вояж обошелся ему в 200 долларов. – Покупайте, не пожалеете, – напутствует нас Игорь. – Небо – оно как наркотик… Недавно я снова позвонил этому своему приятелю. Вертолета он пока так и не купил, по-прежнему перемещается на «лендкрузере». Тем не менее регулярно выкладывает по 200 баксов за час полета. Небо манит… Хроника пикирующих «стрекоз» (2007 г.) -27 ноября. В Истринском районе Московской области разбился двухместный спортивный Robinson. Два человека пострадали. -21 октября. Вертолет MD-600 врезался в землю из-за тумана в Таштагольском районе Кемеровской области. Погибли пилот, бортмеханик и два пассажира. -19 сентября. Аварийную посадку совершил вертолет Авиационного отряда специального назначения ГУВД Москвы. Никто не пострадал. -24 июля. Robinson-44 разбился в Ступинском районе Подмосковья. Погиб пассажир, пятнадцатилетний мальчик, и пилот-инструктор. -4 июля. Вертолет Ми-8 Пограничного управления ФСБ разбился в Гдовском районе Псковской области. При полете на высоте в 150 метров отказали оба двигателя. Командир экипажа погиб, штурман и бортовой техник попали в больницу. -3 июля. Военный Ми-8 упал возле полигона Чижи Ямало-Ненецкого АО. При наборе высоты вертолет начал вращаться и потерял управление. На борту 6 человек, пострадал бортмеханик. -1 июля. Robinson-44 разбился в Подмосковье под Яхромой. Вертолет летел на предельно низкой высоте, зацепил винтом провода, упал и загорелся. Из трех пассажиров двое получили легкие травмы, одна девушка доставлена в реанимацию, пилот не пострадал. -23 июня. Вертолет АС-355 «Балтийских авиалиний» упал в акваторию бухты Желтая в Выборгском районе Ленинградской области. На борту находились два пилота и три пассажира. Один пилот погиб, пассажирка госпитализирована. -3 июня. Разбился Robinson-44 авиационно-учебного центра Sky Vision в Каширском районе Подмосковья. Пилот-инструктор погиб, оба пассажира попали в больницу
Общество
Эксклюзивы
Вечерка ТВ
Приметы и советы
Проще, чем кажется
Мнения
Дмитрий Журавлев
Дмитрий Журавлев

Сирия страдает, а Запад молчит

Александр Хохлов
Александр Хохлов

Аномальная активность стран НАТО

Екатерина Рощина
Екатерина Рощина

Крапивный розыгрыш

Анастасия Новожилова
Анастасия Новожилова

Поддерживаем инновации

Все мнения
О проекте
▲
vm.ru

Установите vm.ru

Установите это приложение на домашний экран для быстрого и удобного доступа, когда вы в пути.

  • 1) Нажмите на иконку поделиться Поделиться
  • 2) Нажмите “На экран «Домой»”

vm.ru

Установите vm.ru

Установите это приложение на домашний экран для быстрого и удобного доступа, когда вы в пути.