Главное
Путешествуем ВМесте
Карта событий
Смотреть карту

Автор

Мария Зерчанинова
[b][i]Клара Новикова, актриса: «А какие чудные подарочки!»[/i]– Клара Борисовна, день рождения под Новый год – это, должно быть, приятно? Город готовится к празднику, принаряжается как будто бы отчасти и для вас.[/b]– У меня сейчас такое же ощущение, как несколько лет назад, когда весь декабрь мне пришлось провести в Калифорнии. Стоят елки, все блестит и сверкает, но без снега это как-то неуместно. Еду по Москве и кажется, что всюду торчат не елки, а огромные кукурузины. Но хотите знать, что меня восхищает в сегодняшней Москве и несмотря ни на что возвращает настроение праздника? Цветочные салоны и елочные игрушки. Раньше ведь как было? Допустим, исполняется тебе сто лет, и ты получаешь в подарок сто роз, которые на следующий день уже увяли. А теперь можно подарить букет-настроение, букет-характер. А какие чудные подарочки! Да чего стоят уже сами по себе коробочки! Их можно дарить даже без подарка.[b]– Вы как актриса состоялись дважды: впервые в последнее доперестроечное десятилетие, а затем с новыми темами, новыми персонажами в новых суровых условиях современного шоу-бизнеса. Скажите, в каком времени вам уютнее?[/b]– Тогда, когда на нас давили и не позволяли говорить, была своя сложность и азарт в том, чтобы исхитриться и все-таки сказать. Когда, как теперь, все дозволено, возникает растерянность – что говорить? Если раньше мне хотелось что-то донести до людей, теперь больше хочется играть со словом, найти вдруг в концерте какую-то тихую ноту, настроить публику на себя. А это стало очень непросто. Ведь настоящий юмор – это не реприза и уж тем более не хамское слово.Хороший смех, а не ржанье – это когда зритель реагирует скорее на ситуацию, удивлен неожиданным поворотом, когда в моей истории есть какая-то трогательность и правда.[b]– А какое кино из того, которое вы любите, хотелось бы показать внукам?[/b]– Я показала бы им «Балладу о солдате», замечательный фильм «Три толстяка», в котором мне в детстве так нравилась Суок. И пусть посмотрят «Чапаева» с Борисом Бабочкиным, «Гамлета» со Смоктуновским, а станут постарше – «Идиота» с Яковлевым. А «Война и мир», а «Летят журавли»? Пусть научатся понимать человеческую душу, научатся переживать. А сама я всегда хотела сыграть Бабу-ягу, но пока никто не зовет.
[b]Александр Коршунов поставил спектакль во славу традиций – его герои отчаянно стремятся к целомудрию, осмеивают новомодное, славят старину и вступаются за достоинство бедности[/b].В свое время эта пьеса была «новой драмой», вызывавшей яростные споры, неоднозначной, дышавшей улицей и оттого шокирующе грязной. Автор опасался, пройдет ли пьеса цензуру. В спектакле филиала Малого она покрывается сказочным глянцем.Это убеленная сединами старина, запорошенная снежком (художница О. Коршунова), убаюканная музыкой Свиридова. На сцене безраздельно царит стилистика детских спектаклей, которыми славен этот театр, с их вечной двусторонней выгородкой на поворотном круге: с лица – каморка приказчика, с изнанки – богатая гостиная, а после антракта еще поворот – ан уже и кухня с сундуком и буфетом. И, как детский утренник, сказка о богатом брате Гордее и о бедном брате Любиме имеет определенный возрастной адрес. Она играется для пожилых семейных пар, скрашивает вечерок бабушкам-театралкам.Молодые актеры, вчерашние щепкинцы, не позволяют себе ничего лишнего: ни темпераментных поцелуев, ни грамма иронии даже там, где она допустима в тексте. Об их с Любонькой (Л. Ещенко) тайном уговоре пожениться Митя (Г. Скряпкин) говорит, как в протокол заносит: «Столковались в потемочках». В сцене, где парни и девки играют в искусственные снежки, оные подают из-за кулис и туда же старательно возвращают, чтобы недробимые комки не валялись по сцене немым укором непроходимо серьезному бытописанию.Сразу вспомнились громадные красные яблоки из спектакля Женовача «Правда хорошо, а счастье лучше», такие бесстыжие в своей подчеркнутой театральности и оттого такие живые.Но Александр Коршунов, поставивший «Бедность не порок» и сыгравший в спектакле знаменитого пропойцу Любима Торцова, явно считает, что пьянство – меньший порок, чем подмигивание почтенным традициям Малого театра.Что и говорить, спектакль, в котором отчаянно стремятся к целомудрию и славят старину, где Любим Торцов вступается за достоинство бедности, льет на душу пожилых зрителей бальзам примирения с действительностью.Но если для них постулат, вынесенный в заглавие пьесы, – аксиома, то для молодой части публики он теорема, требующая доказательства. Со всех сторон ее то и дело убеждают в обратном: бедность – это позор. Идея Островского в самом деле оказывается сегодня невероятно актуальной, по-настоящему полемичной. Но будучи задвинута в какие-то эпические времена и мифические дали, она теряет контакт с молодой публикой, которой нужна никак не меньше.Остается лишь любоваться спектаклем как чистым искусством, пожалуй, как оперой. Дело-то по сюжету – на Святки, поэтому на сцене и ряженые, и колядки, и всякие шутки-прибаутки, и плач по невесте (музыкальную часть взял на себя Андрей Котов, руководитель ансамбля «Сирин»).Оперность – и в построении пьесы: персонажи появляются один вслед за другим и каждый выход – номер. Никто не обижен драматургом, всем он сладил бенефис.Следишь за актерами, как за певцами, зная все их ноты наперед: здесь забушует, здесь затрепещет, здесь уколет и так далее, без отклонений от выработанных традицией лекал. Но пьеса написана так умело, что вывозит актеров даже при таком прямолинейном исполнении. Движется, набирая обороты, к кульминации, на пике которой в монологе Любима Торцова и звучит сакраментальное: «Бедность… – а зал подхватывает – …не порок!» А вы как думаете?
[i][b]На второй год скитальческой жизни музею, выселенному год назад из Киноцентра, теперь руку помощи протянул Центральный дом художника. Традиционные осенние ретроспективы начнутся 28 сентября в Киноконцертном зале ЦДХ.[/b][/i]Весной и летом кинопоказы Музея проходили в маленьких зальчиках детского кинотеатра «Салют». В этом сезоне там попрежнему ждут тех, кто готов ехать за настоящим кино на «Академическую».Но ЦДХ, конечно, ближе, а его основной зал, рассчитанный на шестьсот человек, гораздо вместительнее. Итак, основные события будут дублироваться на этих двух площадках.Идея директора ЦДХ [b]Василия Бычкова [/b]пересечь две аудитории – киношную и выставочную – кажется остроумной и способной принести хорошие результаты.На пресс-конференции [b]Бычков и Наум Клейман[/b], директор Музея кино, обменялись обещаниями замешать отменный коктейль из двух родственных видов искусств: в зале № 21 на пятом этаже пойдут фильмы о живописи и художниках. А до начала сеанса зрители смогут осматривать выставки, которые будут размещаться прямо в кинозале.Пока же четыре ретроспективы последовательно сменят друг друга. Начнут с почти не известного в России японского режиссера [b]Масаки Кобаяси[/b], широко чествуемого у себя на родине в этом году в связи с 90-летием со дня рождения. В его фильмах появятся, конечно же, и самураи, и харакири, и призраки, и завораживающие пейзажи, но будет и много истории XX века: редчайшие материалы о процессе над японскими фашистами, ужасы ГУЛАГа, война, показанная в непривычном для нас ракурсе.Следом за Кобаяси пойдет ретроспектива чешского режиссера [b]Яна Немеца[/b], современника и выразителя эпохи Пражской весны.В конце ноября – начале декабря покажут наиболее успешные фильмы нашего современника, знаменитого финна [b]Аки Каурисмяки[/b]. А в декабре – полного [b]Кшиштофа Кесьлевского[/b], любимого всеми за свою трилогию «Три цвета».Музей кино поддерживают коллеги по всему свету; посольства и культурные центры многих зарубежных стран с готовностью участвуют в его проектах. Музей занимается и своеобразным миссионерством, открывая синематеки в регионах. К примеру, в Беслане: туда подарены коллекцииклассических и детских фильмов, оборудована видеоаппаратурой школа №1, а для учителей проведены столь необходимые семинары о социальнопсихологической терапии при помощи кино.И все же в Федеральной целевой программе «Культура России» (2006–2010 годы) о строительстве здания для Музея кино нет ни слова. Придется ли этому почтеннейшему из бомжей праздновать 100-летие российского кино, до которого осталось два года, у кого-нибудь в гостях?
[i][b]Едва открыв новый сезон, театр тотчас показал премьеру. Попытав два-три года счастья с мюзиклами – «Метро», «Нотр-Дам», «Ромео и Джульетта», – поворотил вспять, к классической оперетте основателя этого жанра.[/b][/i]Придя с улицы, из московской жизни посмотреть на парижскую, мигом сознаешь: у них тоже час пик – в спектакле задействовано двести человек! На этом, впрочем, всякие сопоставления стоит прекратить, никаких отголосков сегодняшнего дня не искать, потому что время остановилось в этом царстве парикмахерских щипцов.Сколько же в этом театре было завито кудряшек в прошлом веке, сколько еще будет завито! В «Парижской жизни» поражает воображение еще и работа костюмерного цеха. Колоссальная массовка пестрит разноцветными полосками, горохами и клетками, над которыми все-таки берет верх французский триколор. По сцене передвигаются километры ткани, за которой люди теряются, так что в конце концов все это начинает походить на ночной кошмар в Центральном универмаге.Юные танцовщицы канканируют до седьмого пота, а мужской хор в строгом соответствии с музыкальным ритмом перекатывает по сцене заборчики и чемоданы. Вцепившись в них изо всех сил, чтоб не упасть, главные герои непринужденно поют свои куплеты.«Нам хотелось, чтобы кипела жизнь, а парижская или нет – не так важно», – заявил перед премьерой режиссер спектакля и автор либретто [b]Михаил Борисов[/b], знакомый театралам как постановщик разнообразных комедий, а досужим телезрителям – как ведущий розыгрыша «Русского лото» на РТР.В самом деле, перекроив всю оперетту, Борисов и его соавтор [b]Владислав Старчевский [/b]вывели на первый план памфлетную линию, тогда как у Оффенбаха главенствует любовная. Шведского барона Гондремарка, приезжающего в Париж и попадающего в водоворот событий, авторы новой версии превратили в американского золотоискателя Харона Моргана ([b]Виталий Мишле[/b]), бегающего по сцене в трусах цвета американского флага и палящего из пистолета направо и налево. Такой вот юмор «для тех, кому за...» В смешной сцене переодевания мелких лавочников в высокопоставленных чиновников актеры лицедействуют и вовсе хуже некуда: не потеряв шапки, не поклонятся, не засмеются без жеманства.Огромная затрата мускульной энергии, как это обычно и случается, ни на йоту не прибавила жизни «Парижской жизни». А попытка превратить оперетту в карикатуру на дядюшку Сэма никак не тянет на статус интерпретации. Впрочем, «свой зритель» принимал спектакль на ура.
[b]Вот возьмут вас за хвост...ПРЯМОСТОЯЩИЕ ЛЮДИ БОРИСА ЮХАНАНОВА[/b][i]В старом здании «Школы» на Поварской сыграли серию спектаклей «Повесть о прямостоящем человеке». Юхананов, один из самых известных учеников Анатолия Васильева, выпустил эту работу под маркой своей «Мастерской индивидуальной режиссуры». На данный момент это последний его столичный спектакль.[/i]Как и Мастер, режиссер работает в лабораторном режиме, нечасто выпуская новые сочинения. Оттого они интригуют еще сильнее.Другие известные работы Юхананова «Сад» и «Фауст» имеют множество редакций. «Повесть» же – законченный и прозрачный по сути спектакль. В основе его не драматургический материал, а гимнастическая система Фрица фон Ботмера.При помощи ритуальных движений режиссер пытается разобраться в отношениях человека с высшими силами. Компанию актеров, осваивающих движенческую грамоту, дополняют управляемые по радио игрушечные машинки и динозаврики. Именно с динозавриками связан один из самых драматичных моментов спектакля. Одного из них сбивает машинка, и его хладнокровно берут за хвост и уносят, демонстрируя тем самым бездушность технического прогресса. А звучащая за кадром популярная песня «Looser» («Неудачник») – это иллюстрация и к этой сцене, и – параллелью – к истории «Про лузера и ангела», которую с помощью физических действий рассказывают артисты, а с помощью слов – Оксана Великолуг.Оксану можно назвать главным героем «Повести». Парализованная девушка общается с миром при помощи экрана компьютера. Она страстно любит театр и мечтает стать режиссером, а пока называет себя Подмастерьем (под этим ником она появляется и в популярном у продвинутой общественности «Живом Журнале»). Она находится на сцене весь спектакль. Мы – свидетели ее размышлений об Антонене Арто и Юхананове, о смерти и выздоровлении, о театре и жизни. Происходящее она комментирует странными, витиеватыми фразами.Персонажи спектакля, несмотря на отсутствие у них имен и характеров, эмоциональны. И оттого их можно ассоциировать с каждым из нас. А можно и с ангелами (неспроста основной цвет спектакля – белый), что выводит зрителя на правильные размышления об устройстве мироздания.[b]С остервенелым взглядомШВЕЙЦАРЦЫ УГЛУБИЛИСЬ В «ДНЕВНИКИ» ЦВЕТАЕВОЙ[/b][i]Здесь же, на Поварской, Театр Оренталь (Веве) и Театр драмы и комедии (Лозанна) показали совместную работу: спектакль по дневникам Марины Цветаевой и ее эссе «Мой Пушкин».[/i]Сезон подходит к концу, и поклонник драматического искусства с завистью поглядывает на завсегдатая оперы, а уж на любителя классической музыки смотрит просто затравленно: сколько знаменитых гастролеров, виртуозов и золотых голосов ринулось в Москву! А у театралов начинается время поста.Спасибо «Школе драматического искусства», охотно предоставляющей свою территорию зарубежным проектам. Впрочем, выбор этого театра весьма специфичен. Белая стена, стул, на нем чтец, обычно француз, сражающийся с текстом, для театра не предназначенным – такова обычная картина гастрольного спектакля.Все это было и у швейцарцев (постановка, перевод, сценическая редакция Марио Бучарелли). Вот появилась Марина Цветаева (Адриенн Бюти Бучарелли). Черноволосая, с блестящим глазом. Вначале произносит тексты послереволюционных дневников поэтессы, затем «Моего Пушкина» – с остервенением, с исступлением.Само собой, персонажи оживают, проходят сценки из «Цыган», «Капитанской дочки», «Онегина». И все как-то неспроста, глумливо, крикливо, с потугой на иронию. Не то над Пушкиным, не то над детским преклонением Цветаевой перед его поэтическим миром.Словом, на сей раз в «Школе драматического искусства» приключился форменный курьез: к ним приехали недоучившиеся пасынки Анатолия Васильева, в руках которых театральные методы, идеи нашего режиссера обратились в карикатуру на учителя.
[b]В спектакле «Счастливые дороги» цыганы запели, да… не по-цыгански. А по-румынски, по-молдавски, по-венгерски, по-сербски – словом, на россыпи языков тех народов, что обитают по берегам Дуная.[/b]Актерам этого театра не привыкать к погружению в новую песенную и языковую стихию. Режиссер Иван Поповски то отправлял их дышать духами и туманами немецкого романтизма, то загонял на парижские бульвары, где днем радуются жизни кокетливые шансонье, а по ночам со стихами «проклятых поэтов» на устах гибнут в волнах абсента декадентствующие барышни.В новом спектакле, который придумала молодая постановщица из Македонии Зоя Бузалковска, появившаяся в Москве не случайно, а благодаря родственным узам с Иваном Поповски, расцвел малознакомый балканский колорит.Поэму Пушкина «Цыганы» пять раз превращали в оперу, она так и просится на сцену музыкального театра. Написанная в драматической форме, она изобилует ритмическими переходами. Но даже там, где Пушкин остается в рамках одного стихотворного размера, напевность то и дело прорывается сквозь повествование, переворачивая устройство фразы, расставляя песенные акценты. Именно от звукового образа поэмы и оттолкнулась Бузалковска, не читающая по-русски.Взаимоотношения Земфиры (Дарья Айрапетова) и цыганского табора с Алеко (Игорь Гордин из ТЮЗа) строятся как столкновение стихии музыкальности с полной глухотой.Музыкальность воспламеняется мгновенно: стоит лишь бросить слово или пристукнуть каблуками – она изольется песней и танцем. Алеко же туг на ухо, тяжеловесен, вопиюще непластичен. В любовной игре с Земфирой груб, как приказчик, а из ее уроков пения способен извлечь лишь два притопа три прихлопа. Если и затянет песню, то унылую «Невечернюю», а захочет сплясать – не выйдет иначе, как вприсядку.Гордин, из которого мог бы выйти герой-любовник хоть куда, явно избегает этого амплуа. Ему гораздо интереснее играть угрюмцев, насмешников, обозлившихся неудачников. Вспомнить хотя бы Петю Трофимова из «Вишневого сада» Някрошюса, омерзительнее которого не сыщешь за всю историю постановок этой пьесы. В общем, гординского Алеко «любить горестно и трудно».Конечно, если иметь в виду, что Алеко бежит к цыганам от «оков просвещенья», и что Пушкин, верный романтическому канону, придал ему автобиографические черты, медвежья немузыкальность может вызвать недоумение. Зато куда ближе к тексту решен хор цыган, у которых, по Пушкину, «все так дико, так нестройно». Скрипка, виолончель, аккордеон, бубен, многообразие языков, грохот передвигаемых телег, на которых пляшут, под которыми спят, некоторая нестройность пения (боюсь, незапланированная)…Вроде бы все предсказуемо: пестрые платья цыганок и – черно-белый костюм Алеко; теплый свет в многолюдных таборных сценах и – унылый луч, выхватывающий изгнанника на пустой сцене. Но почему-то хочется принять грубоватые правила этой игры и проследить ее до конца.И именно в конце спектакль молодой македонки удивит неожиданным решением. Она засадит убийцу Земфиры в тюрьму, за ним с лязгом захлопнется дверь. И вдруг окажется, что промелькнувшие события – смутное воспоминание арестанта, нераскаявшегося байронического гордеца, проклинающего судьбу и в припадке бешенства крушащего все вокруг. Музыка рева и грохота венчает образ Алеко.
[b]В декабре прошлого года вынужден был прекратить свои сеансы Музей кино. Ни митинги протеста, ни заступничество кинематографистов с мировой славой не спасли уникальную синематеку от выселения из Киноцентра. Лишь под конец января сотрудникам удалось упаковать фонды, чтобы свезти их на «Мосфильм» до нескорого, как казалось, востребования.[/b]И вот появилось радостное известие о возрождении музея. Выяснилось, что, находясь в небытии, он не переставал получать предложения о сотрудничестве и партнерстве. Самым лучшим вариантом оказался детский кинотеатр «Салют» в пяти минутах ходьбы от станции метро «Академическая», на улице Кедрова, 14/3. Начиная с 10 марта вечерами Музей кино начнет проводить здесь по два сеанса. В недавно отремонтированных залах на 100 и 117 мест стартует ретроспектива фильмов Франсуа Трюффо, затем «Молодое кино Италии». А вот завсегдатаям экспериментальных программ придется подождать, пока Музей кино договорится с Центром современного искусства: авангард будут показывать там.[i]О том, что за «новый курс» берет Музей на нынешнем витке существования, нам рассказал его директор Наум Клейман[/i].[b]– Наум Ихильевич, как возникла идея сотрудничества с кинотеатром «Салют»? Надолго ли они готовы приютить Музей кино?[/b]– Эта площадка возникла благодаря дружескому жесту директора, Ларисы Константиновны Преториус. Когда-то она работала в Бюро пропаганды киноискусства Союза кинематографистов, частью которого был Музей кино. Теперь она директор детского кинофестиваля «Орленок» и директор кинотеатра «Салют». Когда она узнала о постигшей нас беде, то немедленно предложила, чтобы по вечерам мы работали у них. Как долго это продлится, мы не знаем, никаких ограничений нет, поскольку это не аренда, а совместная дружеская деятельность. «Салют» – это государственное учреждение культуры, но регионального, московского уровня. И нам бы очень хотелось доказать, что федеральный и московский уровни, вопреки всяческим слухам, могут работать вместе, не противореча друг другу.[b]– Вы оказываетесь в стенах детского кинотеатра...[/b]– Мы, конечно же, будем учитывать детский характер кинотеатра. Когда-то у нас в Музее кино была программа, которая называлась «Благослови детей и зверей». Теперь мы попробуем показывать циклы фильмов «Из жизни замечательных людей», покажем и фильмы приключенческие, но без насилия, с юмором. Детям наверняка должны понравиться и многие классические фильмы, какой-нибудь «Нанук с севера» Роберта Флаэрти или «Похитители велосипедов» Витторио де Сики – это же для всех возрастов.[b]– Значит, вы ожидаете, что к вам на «Академическую» потянется новый зритель?[/b]– Публика немножко изменится. Но две линии останутся неизменными. Одна – это классика, другая – молодежное кино. Всетаки «Салют» – массовый кинотеатр, так что более специальные наши программы, такие, например, как «Школа зрения» и подобные им, мы на время оставим. А пока надеемся дать людям возможность проследить развитие кинематографа. Ведь это помогает «ставить зрение», как «ставят слух» у детей, начинающих учиться музыке, учит понимать киноязык, который не так уж и сложен.Надо лишь дать альтернативу всем этим «пиф-паф-ой-ой-ой», кое-что порой объяснить. И то немного. Ребята же очень сообразительные. Я понял, что это компьютерное поколение, у которого пальцы работают мгновенно, и от этого скорость мысли выше. А кроме того, они легче сопрягают. Я обратил внимание, что современная молодежь гораздо ассоциативнее думает. Отсюда новояз, обилие метафор.Еще одна затея – цикл фильмов о Москве. У нас часто путают патриотизм и кичливость – так вот, чтоб не путали: патриотизм – это требовательность к себе. И если ты хочешь быть москвичом, то должен знать, почему Москву называли хлебосольной. Город на семи холмах, Третий Рим – это не только империя, а место, где продолжились античные традиции. Я думаю, нам удастся построить такую мифологию Москвы. Пускай ребята знают город не только как имперскую столицу с надутыми щеками.[b]– В течение тех месяцев, когда вы находились в тени, сплотилось и активизировалось Общество друзей Музея кино. Они где-то встречались, устраивали просмотры, обсуждали фильмы и теоретические работы. Даже собрали рок-концерт, чтобы выразить вам свою поддержку. Кто эти люди?[/b]– О, самые разные! Такие дивные ребята! Мне кажется, было бы хорошо, чтобы Москва поощряла создание вот таких добровольных позитивных общностей. Они не партийные, они абсолютно вне всякой идеологии, но они так глубоко укоренены в культурной среде! Такого рода сообщества и создают общественное мнение. Это и есть то общество, на которое может опираться государство. Если оно этого не делает, то оно голое.[b]СПРАВКА «ВМ»[/b][i]История Музея кино восходит еще к 1920-м годам – идея принадлежит тем авангардистам, которые ныне признаны классиками и которым наследует Наум Клейман – не только бессменный нынешний директор музея, но и крупнейший в мире специалист по Сергею Эйзенштейну. В 1984-м по решению Союза кинематографистов приступает к работе музейный отдел, к марту 1989-го реорганизованный в Центральный музей кино. В течение 19 лет Музей кино занимался сбором и реставрацией материалов; сейчас в его коллекции более 400 тысяч единиц хранения.В 1992 году Музей кино становится самостоятельной некоммерческой культурно-просветительской организацией. 27 июня 2001 года министр культуры России Михаил Швыдкой принимает решение о придании Музею кино статуса государственного.Распад СССР разбил Киноцентр на Красной Пресне, в здании которого находился музей.России достались 32% акций МЗАО «Киноцентр», хотя Российский союз кинематографистов требовал передать Киноцентр ему в управление. В декабре 1997 года прошел III съезд кинематографистов России, на котором председателем СК был избран Никита Михалков, который потребовал добиться передачи Киноцентра в управление СК России. Однако эти планы не осуществились. Единственным вопросом, по которому частные владельцы Киноцентра нашли полное взаимопонимание с правлением СК России, оказалось выселение Музея кино.В 2004 году произошла первая попытка совместными усилиями Киноцентра и Союза кинематографистов выставить Музей кино из здания Киноцентра – со ссылкой на то, что он занимает не принадлежащие ему помещения. Главный аргумент сводился к тому, что музей – государственное учреждение и должно находиться в ведомстве Федерального агентства по культуре и кинематографии, а не Союза кинематографистов.Сформировавшееся общество «Друзья Музея кино» выражало свои протесты разными способами – от нескольких многолюдных митингов в центре Москвы до открытых писем руководству страны; в защиту музея высказались ведущие кинематографисты всего мира, включая Бернардо Бертолуччи и Квентина Тарантино. Однако это лишь отсрочило на время выселение музея.В январе 2005 года прошел II пленум Союза кинематографистов России, после которого состоялась продажа принадлежащих союзу 32% акций ЗАО Киноцентр самому Киноцентру. По условию этой сделки Музей кино должен покинуть здание Киноцентра. Обсуждался его выезд из Киноцентра в специально построенное для него здание (как было сообщено на пленуме, президент Путин распорядился построить такое здание в течение двух лет). Дальше слов дело не пошло.В мае 2005 года Министерство экономического развития и торговли РФ подтвердило действие договора от 3 января 2003 года между общественной организацией «Союз кинематографистов России» и Музеем кино, по которому Музей кино имеет все законные основания оставаться на территории ЗАО Киноцентр и не платить арендную плату. Согласно пункту 1.4 договора Союз кинематографистов России передает Музею кино данные помещения в безвозмездное пользование до получения Музеем кино собственных помещений для размещения. Данный договор не был оспорен в судебном порядке. Однако продажа Союзом кинематографистов акций Киноцентра, очевидно, сделала его недействительным.30 ноября кинозалы Музея кино прекратили свою работу. Она возобновляется сегодня в зале кинотеатра «Салют».[/i]
[i]Уже лет сорок древнегреческая трагедия тревожит умы самых радикальных театральных экспериментаторов. Но на нашей почве до сих пор она приживалась с трудом. В последнее время, кажется, что-то стало меняться. В начале этого сезона в Центре на Страстном появилась «Ифигения в Авлиде» Еврипида. Елена Камбурова сыграла в своем театре «Антигону» Софокла. И только что в рамках фестиваля «Балтийский дом» в Москве» Вильнюсский городской театр показал «Царя Эдипа» в постановке Оскараса Коршуноваса.[/i][b]Антигона против контрабаса[/b]Свои трагедии древние греки больше слушали, чем смотрели. Они написаны для умного уха и не слишком требовательного глаза: маска обездвиживала лицо, огромные размеры античного театра лишали смысла пластическую нюансировку, освещение было естественным, декораций минимум. Сложный текст выражали голосом, ритмами, подыгрывая на флейтах и отстукивая в тимпаны.«Антигона» Театра музыки и поэзии, определенная как спектакль-дуэт для протагониста и хора, тоже оставляет прежде всего звуковые впечатления.Елена Камбурова впервые сыграла драматический спектакль, но не побоялась взять на себя сразу семь ролей: героической Антигоны, благоразумной Исмены, неумеренного тирана Креонта, пылкого Гемона и дряхлого пророка Тиресия.Их монологи, а порой и диалоги, в которых актриса быстро преображается, одним движением меняя складки длинной туники, звучат музыкальными инструментами. Так, в споре Антигоны с Креонтом она – как напряженная виолончель, а он – контрабас, угрожающе сипящий в нижнем регистре.В спектакле остается много неразработанных тем, не подхваченных смысловых посылов. Вразрез с намерением режиссера Олега Кудряшова проиллюстрировать прежде всего мысль Антигоны «Я рождена любить, не ненавидеть» акцент трагедии смещается в сторону Креонта. А ее содержание исчерпывается назиданием, более уместным в басне: «Тяжки беды, которые стрясутся над упрямым». Зато разыгрываемая в камерном пространстве всего двумя актерами (роль хора исполняет Мохаммед Абдель Фаттах), трагедия легко обнажает свое устройство: ритмичное чередование хоров, сольных партий и дуэтов. Дважды в спектакле звучит древнегреческий – как язык расправы и язык стенания о неодолимой силе рока.Понятно, что именно, помимо собственных греческих корней, привлекло певицу Елену Камбурову у древних. Понятно после этой «Антигоны» и то, что не врут учебники, убеждающие, будто опера родилась в тот день, когда ренессансные гуманисты попытались воссоздать на сцене трагедию Древней Эллады.[b]О чем вы, мутанты?[/b]«Царь Эдип» из Вильнюса, напротив, взывает к зрению, но не услаждает, а мучает глаз.Коршуновас известен как режиссер со своей темой. И «Огнеликий», с которым он впервые приехал в 2001 году, и «Ромео и Джульетта», показанная на фестивале «NET» в 2004-м – спектакли о нежелании взрослеть, об отвержении детьми мира взрослых, что кончается либо террором либо самоубийством.Образы детства в спектакле проникнуты такой макабрической фантазией (сценография Юрате Паулекайте), которой позавидовал бы самый неизлечимый трэшевик. Действие происходит на серой детской площадке, устроенной, как кажется, в кратере заброшенного атомного реактора города Фивы, где гибнут от чумы большеголовые младенцы-мутанты, где резвятся сросшиеся боками дочери, рожденные от кровосмесительной связи сына и матери. Хор – стадо Микки-Маусов в черных оплавленных масках, Корифей – огромный безглазый плюшевый медведь на металлической ноге, трубящий жутким техногенным голосом. А пророк Тиресий – не кто иной, как Буратино, издевательски помахивающий черным ключиком над головой прозревшего Эдипа, скрюченного в песочнице.…Две постановки Софокла допытывают загадочную древнегреческую трагедию двумя совершенно разными вопросами. Первая спрашивает «как тебя играть?», вторая – «о чем ты?» Первая будит чувство, вторая удовлетворяет интеллект. Дело, как всегда, за синтезом.
[b]На Третий московский музыкальный фестиваль «Владимир Спиваков приглашает...» явился редкостный французский гость – оратория Артюра Онеггера «Жанна д’Арк на костре» по мистерии Поля Клоделя. Это мечта галломана и меломана одновременно! Однако этот исконный француз прибыл в Дом музыки в странном наряде. Видимо, одевался впопыхах, недостающие в его готическом костюме детали подбирал в гардеробе российского щеголя.[/b]Клодель, великий драматург XX столетия, которого у нас не ставят, почти не читают и не переводят, учился писать у Эсхила, а верить в Бога – в католическом соборе. Отсюда его интерес к сочетанию хорового пения с игрой драматического артиста. Еще Клодель любил кино.С выдающимся композитором Онеггером их свел не только заказ актрисы Иды Рубинштейн, которой захотелось сыграть Жанну д’Арк, но и общее увлечение техникой киномонтажа.В результате в 1938 году они создали уникальное действо, в котором принцип древнегреческой трагедии уживался с приемами средневековой мистерии. И все это было смонтировано в духе современного им кинематографа: из непредсказуемых скачков от общего плана к крупному, из прошлого Жанны – в ее настоящее, от конкретного – к аллегорическому, из реальности – в мир потусторонних голосов.В благородном порыве к просвещению московской публики Владимир Спиваков и Национальный филармонический оркестр, взрослые хористы и хористы-мальчики исполнили для нас эту неведомую и прекрасную музыку. В менее благородном порыве к успеху Спиваков привлек два громких имени. Жанну приехала играть французская дива Фанни Ардан. А поддать зрелищности изначально малоподвижному спектаклю (Клодель рисовал Святую привязанной к столбу, так что даже крестилась она двумя скованными руками) обязался Кирилл Серебренников. Для режиссера это первый опыт работы в музыкальном театре и уж, конечно, мистерий прежде ставить ему тоже не доводилось.В драматическом театре Серебренников успешно перекраивает классические пьесы на современный лад, прекрасно умеет видеть наши лица у их персонажей. Но музыкальный текст неподатлив. Он требует, чтобы, например, победное шествие короля, ведомого в Реймс счастливой Жанной, вызывало благоговение крестьянской толпы, встречающей его как Мессию.Вместо этого мы видим, что какой-то заправский парторг агитирует народ рьяно размахивать платками, выказывая казенный восторг. Музыка требует, чтобы гротескная встреча Ветряка и Мамаши Винной Бочки, олицетворяющих сытость и достаток крестьянской Франции, была наполнена добродушием и весельем, ритмом неуклюжего танца-топтанья. Но режиссеру и тут не дает покоя злосчастная Совдепия, ему мерещутся «Рабочий и колхозница».Так тексты музыкальный и театральный живут каждый своей жизнью, лишь изредка соприкасаясь. Если бы не бегущая строка с переводом, можно было бы только слушать. Ну и, конечно, если бы не Фанни Ардан и Дмитрий Назаров в роли брата Доминика.У Клоделя с Онеггером Жанна д’Арк – наивная и перепуганная девочка, почти сломленная жестокостью пыток и бешенством толпы. Лишь постепенно, с помощью доброго монаха вспоминая каждый пройденный ею шаг, она возвращает веру в то, что слушалась небесных, а не дьявольских голосов, что вывела Францию из хаоса, а не посеяла смятенье.Ардан появляется коротко стриженная, говорит резким сипловатым голосом, голосом Эдит Пиаф. Она играет бравого Гавроша, возмущенного, негодующего на то, что его оторвали от игры в войнушку, отняли шпагу и знамя, не пускают взять королевского коня под уздцы и победоносно провести через всю страну. Ей не страшны выкрики: «Ведьма!», «Еретичка!», «Блудница!» И только печальный, грузный брат Доминик унимает ее, напомнив, что не своими силами совершила она эти подвиги.Многое в этом замечательном по замыслу проекте сколочено на скорую руку. Понятно, что бессмысленный видео-арт, проецируемый на большой экран, лишь прикрывает отсутствие более трудоемких декораций. Заметно, что верный МХАТовец Назаров и французская звезда играют в разной манере, хоть его работа над сложным текстом и вызывает восхищение. Все это вряд ли поспособствует славе двух прекрасных авторов, Клоделя и Онеггера, на русской земле. А жаль!
[b]Театралы затаили дыхание: языки английский, французский, немецкий и португальский зазвучат в Центре Мейерхольда и «На Страстном». Будут спектакли, лекции, видеопоказы и обсуждения. А под закрытие произойдет захват Большой сцены МХТ им. Чехова.[/b]Восьмой год «NET» верен ориентации на авангард поколения 30–40-летних. В изобилии представлены смешанные жанры. Полутанцевальный-полудраматический спектакль «Головы» голландца Анука Ван Дайка. Мультимедийная «Плоскость» Патрисии Портела из Лиссабона.Трудновообразимый проект Московской студии «Мемомакс» на основе романа Виктора Пелевина, во время просмотра которого зрители смогут перекинуться замечаниями в режиме on-line – компьютер будет перед каждым креслом. Столь велика тяга современного искусства уловить сиюминутную реакцию! «Back in USSR» – документальный спектакль из Алма-Аты – того же типа. Воспоминания трех героинь о советском детстве должны вызывать моментальную ностальгию.Итак, две приметы «NET-2005»: документализм и изощренная визуальность.Текст даже не несет главной смысловой нагрузки. Так, у санкт-петербургского «Формального театра», впервые показывающего инсценировку романа Саши Соколова «Между собакой и волком» (режиссер Андрей Могучий), слово звучит нечленораздельно. Герои романа – пестрый сброд, живущий по берегам Итиль-реки – напоминают жутковатых пьяниц с картин Питера Брейгеля.Даже пятиактная трагедия «Эмилия Галотти» Лессинга в постановке Михаэля Тальхаймера («Дойчес Театр») – и та сокращена до часа. Этот стремительный спектакль о любви и о гибельности слов – гордость фестиваля и его венец.Но прежде нам покажут французскую версию современного прочтения классики – моноспектакль «К Пентесилее» из Нормандии. Режиссер Эрик Лакаскад взялся за самую кровавую драму романтизма, написанную Генрихом фон Клейстом на античный сюжет, – миф о царице амазонок (на фото). Представлять Россию, кроме Могучего, будут Серебренников и Гришковец.
[b]В недрах театра «Тень», мульти-лауреата «Золотой маски», cозрел побег. Это означает: у Ильи Эпельбаума и Майи Краснопольской появились талантливые ученики и продолжатели – Слава Игнатов и Маша Литвинова. Их детским спектаклем «Сказка, которая не была написана» открылись субботние и воскресные утренники в новом театре «Практика».[/b]Хеппенинг или спектакль? Если детям решать, кто будет героем, как его назовут, куда он пойдет, т. е. если в зале восторжествовала демократия – значит хеппенинг.Ну а если при этом всенародно избранный Ежик пошел, да по пути утратил смысл, а принцесса, большинством голосов окрещенная Грушей, пошла, но ни принца, ни свою сказку не нашла? У-у, это уже постмодернистский хеппенинг с обманом зрительских ожиданий, смертью героя и распадом сюжета. Короче, очень грустный.Войдя в новенький зрительный зал, мы застаем черно-белый мирок театра теней неприкрытым: стоят лампы, висят силуэты на тонких палочках. Маша заканчивает вырезать бумажную Принцессу. Слава помогает всем усесться по местам.«Секретов нет» – словно говорят нам со сцены, и в этом чувствуется фирменное лукавство создателей театра «Тень». Потому что когда приводятся в действие все рукотворные чудеса – очевиден секрет непостижимый: умение разрушить одноплановую плоскость, в которой обычно существуют персонажи театра теней.Вот мчится волк – и земля вертится у него промеж лап. Вот ведьмы, лешие и русалки (художник Максим Обрезков) водят хороводы, выныривая из прорех в зонте. Или по занавесу разливается море… Да, приспособлены даже огонь и вода. От пламени из драконьей пасти медленно истлевет рыцарь, так и не спасший принцессу Грушу. И откуда-то сверху капают и капают Грушины слезы.Под печальный и монотонный, как осенний дождь, аккомпанемент на Грушу нисходит отрезвляющее чувство реальности.Она начинает мыслить сперва деструктивно: не хочу жить в чужой сказке, в изношенном мире кем-то созданных слов! А потом креативно: пробьюсь-ка я к реальности и попробую обустроиться в ней и разглядеть собственную сказку.Вот за это умонастроение Груша и мила создателям театра «Практика», ищущим новые темы и формы разговора о них. «Сказка, которая не была написана» – это пока что тема отсутствия темы, но в жанре детского спектакля, по сю пору увязающего в рутине, и это звучит как предельно искреннее и неожиданное высказывание.Сомнительно, правда, что детям в зале, как и Груше, опостылели «миры кем-то созданных слов». И что они тоже хотели бы разделаться с Колобкомпри помощи вилки и ножа. Нет, скорее они были разочарованы несостоявшейся сказкой. А финальный призыв написать свою сказку восприняли вяло.Возможно, тектонические сдвиги в нашем обществе, на которых настаивают зачинатели «Практики», не зашли пока так далеко, чтобы дети с нескрываемой иронией стали относиться к таким понятиям, как герой, целостный сюжет и хороший конец.Так что идейный мессидж хеппенинга Маши Литвиновой и Славы Игнатова адресован скорее родителям. Правда, художественные достоинства оценят все без исключения.
[i]На третий призыв почтить память великого кукольника откликнулись восемь стран, сыгравших 17 спектаклей для детей и взрослых.[/i][b]Узок круг этих мастеров[/b]Мир людей, увлеченных театром кукол – практиков и теоретиков, – узок и сплочен. Они гордятся древними корнями своего ремесла, уходящими в доисторическую эпоху, называют друг друга Мастерами.Фестивалей, проходящих ежегодно по всему миру, не счесть. Из российских образцовский фестиваль – самый молодой. В первый год своего существования, в 2001-м, он прошел шумно, собрав и традиционные театры, и самое авангардное.На этот раз фестиваль оставил впечатление события частного, как корпоративная вечеринка. Пусто перед входом в театр, негусто в зале, особенно на взрослых спектаклях.[b]Обманываться рады![/b]Впрочем, «Цирк на нитях» Виктора Антонова, придуманный в 1993 году в Санкт-Петербурге, объездил полмира, вызывая восторг у детей и ностальгическое умиление у взрослых. Потому что этот смешной и добрый цирк принадлежит навсегда ушедшему миру, еще нерасколдованному, населенному мифами.Миру, в котором появление на арене бедуина-шпагоглотателя под звуки знойной музыки рисовало воображению все чудеса Аравийской пустыни.А человек в черном, создавший и виртуозно ведущий марионетку, прячет в усы ироничную улыбку: факир-то надул – сунул шпагу за пазуху. Его улыбка обращена к наивности обмана, на который попадался зритель в цирке стародавних времен.Вот семейство шимпанзе собирается в трехэтажную пирамидку, хлоп-хлоп-хлоп делает ножками малыш наверху – и пирамидка рассыпается.А вот выходит в тюбетейке безучастный юнец с кальяном, садится, покуривает, на его голове волоокая индианка исполняет танец живота.Наконец, любимец публики – клоун, который так хорош со своим голым пузиком и шаркающей походкой: «Мы так близки, что слов не нужно».[b]Детям противопоказано[/b]Насколько кукольный цирк Виктора Антонова открыт публике всех возрастов, настолько же спектакль германо-израильской труппы «Фигурентеатер Тубинген» тяжел для взрослых, а детям и вовсе противопоказан.«Цирк на нитях» – спектакль до мозга костей петербургский, консервативный, деликатный. «Дети бестии» – неистово немецкий по теме и по исполнению.Это инсценировка романа «Ключевое слово: Любовь» Дэвида Гроссмана. В самом ли деле он достойный преемник Маркеса с Грассом да Достоевского с Кафкой, убедиться сложно. Это хитроумнейшее произведение, в котором несколько повествовательных планов вначале хотя бы чередуются, а потом и вовсе перемешиваются.Девятилетний Момик, родившийся в семье, выжившей в концлагере, одержим идеей проникнуть в тайну, которую скрывают от него родители: что же произошло с ними Там? Из обрывков их разговоров, из бормотания своего слабоумного деда Аншеля он составляет картину, исполненную мрака, какую не нарисуют даже голые факты, не говоря уж о нейтральном историческом повествовании.В спектакле навязчивый кошмар Момика – разговор между мучителем и жертвой, комендантом лагеря Найгелем и дедушкой Аншелем, – сыгран потрясающим актером Иегудой Алмагором и куклой, свернутой из простыней. Алмагор перевоплощается из эсэсовца в еврея, потом в неврастеничного Момика-мальчика и взрослого Момика, то ерничающего, то завывающего на иврите какую-то вечную еврейскую жалобу, то посылающего проклятия, как ветхозаветный пророк.Фактура этих простынных (но вовсе не простых) кукол идеально подходит для передачи состояния изможденности, ветхости еврейского народа. Когда кукловод Франк Зоенле опускает их на пол, они путаются под ногами, как тряпки; когда поднимает – из всех складок сыпется песок, прах.И тут-то самое время порассуждать о молодой, полнокровной расе, которая вместе с фюрером обустроит новый мир, стоящий того, чтобы поскорее разделаться со старым. Так и рассуждает Найгель, поблескивая лоснящейся щекой, покачивая черным сапогом. А тем временем на стене появляется проекция библейского текста, белый призрак внимательно слушает – и вдруг начинает казаться, что он вечен. А творец нового мира, клянущийся в любви к фюреру – лишь механическая кукла, и завод ее вотвот иссякнет. И дедушка Аншель заворачивает Найгеля в свой саван.[b]Образцово-показательное зеркало[/b]Парижский «Театр маленького зеркала» предстал перед нами как образцово-показательный французский театрик. Что ж в том, что китайские ажурные тени из бычьей кожи разыграли перед нами назидательную китайскую притчу? Французский театр смотрит на Восток. Так, Ариана Мнушкин ставит «Барабаны на дамбе» – современную пьесу, стилизованную под старинную китайскую драму для марионеток. Ведутся углубленные исследования функции маски в Китае, веера в Японии. На последний Чеховский фестиваль привозят спектакль «Эрариджариджака», хоть и швейцарский, но на французском языке, где главный герой – профессор-синолог. Марселю Бозонне, художественному руководителю «Комеди Франсез», Дома Мольера, приходится подыскивать аргументы в защиту своего твердого намерения держаться французского, европейского репертуара.А притча про волшебного мальчика Ло Жа и Царя драконов была очаровательна, хотя сюжет ее петлял, как длинный хвост теневой куклы дракона (мда, не Колобок). А зал громко гудел оттого, что мамы читали детям русские субтитры.Один человек, Жан-Люк Пансо, стоял за ширмой и управлялся с десятком теней, озвучивая каждую, с декорациями, освещением и музыкой.Пусть наши дети и не смогли просечь магистральную идею – не балуй своим могуществом, трать его на полезные дела, а то переродишься во что-нибудь не то, зато они вдоволь похохотали над потасовками. А-уй-й! И Мальчик пинком вышибает Царя драконов за пределы экрана.[b]Рыбы безмолвствуют[/b]Французы, как всегда, эстетствуют, немцы каются перед евреями, американец Джим Гэмбл, сильно смахивающий на своего президента, заводит зрительный зал примитивными трюками своих аляповатых марионеток. Спектакль про Эдит Пиаф из города Кургана демонстрирует чудовищную провинциальность и еще раз доказывает, что кукольникам лучше оставаться за ширмой, чем играть так плохо.Большие рыбы в фойе театра безучастно снуют в своих аквариумах. На нынешнем фестивале было немало спектаклей, оставивших зрителей столь же безучастными, проплыли в зал и выплыли обратно. Следующий, IV фестиваль состоится, возможно, через год. Станет ли он праздником?
[b]Александр Иванович Герцен всю жизнь оставался человеком не только общественным, но и очень семейственным. Его потомки поселились по всему свету, сохранив в рассеянии уникальные бумаги, книги и личные вещи, принадлежавшие их великому прародителю.[/b]Уже из заглавия книги Ирены Желваковой «От Девичьего Поля до Елисейских Полей. Поиски и находки, встречи и впечатления» ясно, какую работу вела она в течение многих лет.Нынешняя хозяйка дома на Арбате собирала семейные архивы, в которых за 150 лет осели интереснейшие документы, связанные в том числе и с именами других славных эмигрантов, изгнанных из России революцией: Цветаевой, Ремизова, Поплавского, Дягилева, Лифаря.Экспозиция музея пополнилась щедрыми приношениями дарителей. Книги Герцена на разных языках, особенно томик «Былого и дум», испещренный подчеркиваниями и заметками на полях, говорят о том, насколько привлекательны были идеи и значителен опыт русского мыслителя.А маленькая перчатка, снятая сыном Колей и отданная горничной перед страшным кораблекрушением 1851 года, погубившем и его, и его бабушку Луизу Герцен, обнажает всю меру страданий, пережитых писателем.Человек, пропускавший историю через себя, воспринимавший малейшие колебания в общественном настроении и политической сфере как счастливые или болезненные факты личной биографии, немыслим сегодня. Тем интереснее встретиться с ним, зайдя в этот уникальный музей, где специально для вас включат свет и выдадут войлочные тапочки.[b]На илл.:[i] Потомки А. И. Герцена из США: Михаил Герцен (крайний справа), его жена Маргарита (крайняя слева), их дочери Юлиана и Елена и праправнучка писателя из Франции Клод Мершез в музее своего великого предка.[/b][/i]
[b]С 16 по 21 сентября уже в третий раз в Театре кукол им. Образцова пройдет международный фестиваль, на который съедутся мастера по вождению марионеток и теней. Пусть утешатся маленькие москвичи, еще не примирившиеся с уходом лета![/b]Потому что к ним из Лос-Анджелеса едет Джим Гэмбл со своим спектаклем «Чудесный мир кукол»! Это настоящее посвящение в кукольный театр, оно подойдет даже самым неискушенным зрителям.Покажет свой виртуозный «Цирк на нитях» с верблюдом-факиром и клоуном-эквилибристом лауреат премии «Золотая маска-2005» Виктор Антонов из Питера.Зрелищем, требующим чуть большего театрального опыта, станет спектакль шведского дуэта «Сезам» из Гетеборга, поставленный на музыку Стравинского к балету «Жар-птица».Парижский «Театр маленького зеркала» унаследовал технику вождения теней и сами тени из раскрашенной бизоньей кожи от тайваньского мастера. Французский спектакль обещает распотешить нас кувырками, трюками, песнями и танцами под бой китайского барабана и разными плутнями, на которые пустился волшебный мальчик, чтобы победить дракона. Восток в чистом виде представит турецкий мастер традиционного театра теней «Карагез».А вот взрослым, как всегда, придется задуматься над. Немецко-израильская труппа «Фигурен театер» из Тюбингена задаст вопрос: возможно ли верить в человечность после Холокоста? Как научиться его виновникам не скрывать правду от своих внуков? Безглазым костлявым куклам, вызывающим ассоциации с самыми жуткими кадрами кинохроники военных лет, подыгрывают актеры.Образами послевоенной нищеты, от которой спасет лишь граммофонная пластинка, драматичной борьбы за любовь и признание наполнен спектакль об Эдит Пиаф из зауральского Кургана.Отвлечь же от глубокомысленных кукол явится из Питера эксцентричный «Чемодан-дуэт КВАМ» с номером «Игра в четыре руки, или Как из ничего сделать все».Ну, а Москву представят две премьеры прошлого сезона: «Ночь перед Рождеством» и «Братец Кролик и Братец Лис» – взрослый и детский спектакли Театра Образцова.Сопричастность России всемирному чествованию Ганса Христиана Андерсена фестиваль выразит спектаклем московского театра «Отражение» по сказке «Соловей».
[b]Иван Поповски – узкий специалист, что означает некоторую ограниченность, но вместе с тем и завидное постоянство. Уже больше пятнадцати лет он пытается примирить театр с высокой поэзией.[/b]Когда-то в далеком 1991 году, еще студентом Петра Фоменко поставив «Приключение» по Марине Цветаевой, доказал почти невозможное. А именно: театр и поэзия могут прекрасно уживаться, музыка стиха и стихия лицедейства сосуществуют не в ущерб друг другу. Но с тех пор, как македонский режиссер увлекся исключительно музыкальными постановками, стало понятно, что он сдает свои пограничные укрепления и ищет убежище на территории поэзии.Работать с актером ему больше неинтересно, он пользуется им как изящным орнаментом. В рассыпанных по столу шелковистых волосах, в кистях рук, в выгодно застывшей перед зрителем ножке в маленькой туфельке, в грациозной линии шеи столько поэзии, столько услады для глаза! Молчи, разум, пойте, чувства, забудьте свой французский, он ни к чему на концерте – галлюцинации по стихам поэтов и композиторов эпохи декаданса.В течение спектакля вы переживете постепенное погружение в абсент. В начале зрители входят в узкий и темный коридор и видят, как в глубине его светится заманчивый зеленый напиток, зовущий в мир безумия и грез. На камерной сцене четыре актрисы-певицы – Елена Веремеенко, Ирина Евдокимова, Анна Комова и Елена Пронина – изображают одержимых колдовским зельем, которое «может уничтожить или обновить прошлое, отменить или предсказать будущее». Они то заламывают руки, в изнеможении распластавшись на столах и лишь время от времени находя в себе силы поднять голову и спеть. То вдруг исполняются энергии, прыгают со стола на стол, стреляют из рогаток в потолок. Движения актрис, напоминающие порой картины Пикассо и Тулуз-Лотрека, часто и сами начинают казаться пьяными грезами, переживаемыми уже зрителем.Песни, которые они поют, – Шарля Трене и Лео Шольяка, Луи Феррари и Жака Планта, Барбары, Поля Мисраки и других французских шансонье – должны быть непонятны, даже если зритель и знает французский.«За музыкою только дело», – гласит цитата из Поля Верлена в программке спектакля. Только звуки, лишенные смысла, музыка и движения – это то сочетание, которое действует подобно заклинанию, превращая самого зрителя в абсентиста. В финале спектакля вы обнаружите это, увидев, как сквозь ваше собственное тело лазер высветит бутылку магического напитка.
[b]60-летие Победы «Геликон» встретил «Повестью о настоящем человеке» – последней оперой Сергея Прокофьева, написанной по книге Бориса Полевого. Свой спектакль режиссер Дмитрий Бертман назвал «Упавший с неба». В постановку также вошли фрагменты из музыки к «Александру Невскому».[/b]Предположим, в 1985 году вы не попали в Большой театр на оперу про летчика Маресьева (в книге и опере он Мересьев) и не удосужились пару лет назад съездить в Мариинку, где Гергиев давал ее в концертном исполнении. Если к тому же книгу советского классика вы помните смутно, то вы (как и я) в таком случае – чистый лист. И на нем хитроумный режиссер выведет такую историю, под которой скорее подписались бы Кафка или Гоголь, но никак не Борис Полевой.Программка поясняет: речь пойдет о герое-летчике 60 лет спустя – то есть о сегодняшнем ветеране, которому являются картины из военного прошлого. Да не в досужий час под мирной сенью его комнатушки в хрущевке, а в стенах лечебницы, кажется, психиатрической.В ней в ужасающих условиях содержится несчастный старик, бывший герой, осаждаемый галлюцинациями во сне и наяву. На сцене громоздится обломок самолета (декорации Игоря Нежного и Татьяны Тулубьевой), протаранившего стену жилого дома и словно разломившего сознание Мересьева (Сергей Яковлев). Из его акульего чрева и проникают в больничную палату тени прошлого.Девушки и летчики шествуют с пропеллером – символом героизма и достоинства. Но медсестра Клавдия (Елена Ионова) с громадным шприцем немедленно вводит «упавшему с неба» отрезвляющую инъекцию. Бывший летчик воюет сегодня не с фрицами, а с равнодушным и вороватым медперсоналом.Странная штука опера. Стыкуются концы с концами или нет, понятны или нет слова, затасканы ли постановочные эффекты – а сиди и плачь, когда невеста Мересьева Ольга (Марина Андреева) рассыпает блесточки (так обозначают возвышенные чувства в каждом втором спектакле в Москве) под надрывную песню из «Александра Невского».На драматическом спектакле в такие моменты сердишься, а в опере рыдай. Рыдай, когда контуженый Комиссар (Сергей Топтыгин), бравируя своей жизнеспособностью, тискает медсестру, поет о весне, пишет письма домой – и вдруг помирает.Что ж, опера – один из последних жанров, где необязательно оправдываться, все оправдание – в музыке. Поэтому оперу можно поджать тут, подрезать там, переставить местами сцены, слепить из двух персонажей одного и – концы в воду. Спасибо Бертману, что спрессовал четырехчасовую «Повесть» до полутора часов, что придал ей остросоциальное звучание. Наверное, это был единственный способ вернуть жизнь этому незадавшемуся произведению.И все же, позвольте, иногда хотелось вникнуть. Зачем же это больничная повариха (Ольга Резаева) огрела по голове смирного пациента, когда он подошел к ней за куриным супчиком, и заорала: «Не дам!» И разве мог в советской опере хирург военного госпиталя без конца глумиться над летчиком с ампутированными ногами? Сидишь и думаешь: неужели такое есть в оригинале? как это в конце 40-х потерпели такого ядовитого композитора-антисоветчика? как позволили дожить до 53-го года и умереть в один день со Сталиным? Надо достать и послушать.Полевой с Прокофьевым писали о большом, волевом человеке, а в «Геликон-опере» умудрились поставить спектакль о маленьком, раздавленном и униженном. Видимо, герои поселяются в российской истории редко. В дни премьеры, пришедшейся на празднование юбилея Победы, они смотрели на нас с фотографий, развешанных в фойе театра, такие значительные, немного чужие своей простотой и явным наличием убеждений. Это актеры достали из семейных архивов фотографии своих родственников, переживших войну.А на сцене корчился от ужаса, тряс кулаками от бессильной ярости, метался в бреду человек в полинялой больничной пижаме, очень напоминающий гоголевского Поприщина из «Записок сумасшедшего».И как тот звал из желтого дома свою далекую и нереальную матушку, так и Мересьев в спектакле Бертмана находит утешение только во сне, когда является ему Богородица и благословляет как великого русского героя. На мой взгляд, это самая красивая сцена. В финале же появляется немец-корреспондент и подносит «упавшему с неба» красные гвоздики (один только немец про героя и вспомнил!) В Москве появилось два новых ярких спектакля о войне: «Упавший с неба» в «Геликоне» и «Голая пионерка» в театре «Современник». Парадоксально, что и в том, и в другом главные враги – свои. Прямо как у Окуджавы: чужой промахнется, ну а свой в своего точно попадет.
[i]В Санкт-Петербурге, в театре «Зазеркалье»,тихо прошел недельный Второй всероссийский фестиваль театрального искусства для детей «Арлекин». Тема детского театра сейчас актуальна как никогда. В самый раз поразмыслить над ней и москвичам.[/i][b]Был впереди планеты всей[/b]Большевики глядели в корень, когда избрали сценическое искусство главнейшим орудием коммунистического воспитания детских масс. Где еще, как не в театре, маленькому зрителю дано так полно пережить происходящее, что грань между иллюзией и реальностью почти исчезает! Поэтому первейшие лица в государстве не спали ночами, радуясь успехам и мучаясь отклонениями от курса на путях строительства детского театра в СССР.На разработку внятного и яркого художественного языка были брошены передовые кадры. Благодаря этому советский театр для детей долго оставался лучшим в мире, как и, вероятно, детское кино, и детские пластинки, герои которых говорят голосами Плятта, Гердта, Папанова. Не то теперь.[b]Дайте денег и… идей![/b]В вихре фестивалей, гастролей, премьер, набирающем силу под конец сезона, назовите хоть одно событие, связанное с детским театром. Их нет, все они вытеснены в провинцию.Там еще доживают прежние фестивали, а премьеры не проходят незамеченными. Там всеми силами борются за существование когда-то связанные в дружную семью, а ныне разрозненные ТЮЗы. Нет не только денег, но и свежих идей, новой драматургии, не приходит молодое поколение актеров и режиссеров.И вот в прошлом году в Питере появляется «Арлекин», адресующийся юным зрителям от 4 до 9 лет. В жюри собирают экспертов высшей пробы. Победителя венчают национальной премией – ощутимой денежной суммой. «Арлекин» 2005 года интересен и тем, что имел свою прелюдию.[b]Вся беда – в головах[/b]Совсем недавно, в марте, под патронатом фестиваля «Золотая маска» состоялся «круглый стол» под красноречивым названием «SOSтояние детского театра». С целью спасти подающего сигнал собрались практики и теоретики, их зарубежные коллеги и представители власти.«Почему вы до сих пор ждете от государства изменения культурной политики? Разве не от вас должна исходить инициатива?» – недоумевали гости из Германии, Австрии и Дании, стран, добившихся за последние десятилетия подлинного бума маленьких театриков для детей.«Почему тех, кто что-то меняет, единицы и никто не следует их примеру?» – продолжали они вопрошать, выслушав Илью Эпельбаума, возглавляющего уникальный московский театр «Тень».– Да закройте же старые театры... в своих головах! – воскликнул под конец Штефан Рабль из Австрии, пытаясь разобраться в причинах всеобщего уныния. Он угодил в самую точку.[b]Нехорошая кошка-единоличница[/b]Нынешний «Арлекин» показал поразительную неспособность театра для детей откликнуться на настоящее, открыться стремительно меняющейся реальности. И на уровне идеи, и на уровне художественного языка представлений. Десять спектаклей конкурсной программы можно условно поделить на те, что с моралью, и на те, что захватывают маленького зрителя игрой, лицедейством. Для таких бессмыслица не порок.Сложно поверить, что детям, знающим о пионерах разве что из мультфильмов, до сих пор толкуют о вреде индивидуализма. Именно так прозвучал спектакль Санкт-Петербургского театра комедии «Кошка, которая гуляла сама по себе». Кошка (Н. Ткаченко), разгуливающая в неизменном трико, полуговорит, полумяукает, растягивая слова, по-настоящему лижет лапу, как тысяча других театральных кошек. Эта кошка – единоличница. Она не хочет служить коллективу и выбирает свободу, но – знайте, дети! – прогибается под ее бременем. Однако спектакль поставлен так невнятно, что сия несвоевременная рацея вряд ли доходит до сознания ребенка.Зато доходит другое: базарная грубость интонаций, которую артисты, работая в полсилы, и не пытаются оставить за порогом театра. Вот Мужчина (В. Кузьмин), желая передать первобытную суровость нравов, орет на бедного мальчика (К. Каталымова) и гоняет его по сцене копьем. Как чувствует себя в тот момент зритель-ребенок, который склонен отождествлять себя с персонажем-ребенком?[b]Штольц, Обломов и Тарталья[/b]А эти бесчисленные мальчики-тетеньки на сценах ТЮЗов, от столичных до захолустных! Они, наверное, не переведутся никогда – звонкоголосые, суетливые растрепки с подозрительно округлыми формами, обтянутыми короткими штанишками. Увы, не все рождаются Чулпан Хаматовой.В спектакле Вологодского театра для детей и молодежи «Любовь к одному апельсину» по мотивам сказок К. Гоцци выведены глупый изнеженный принц Тарталья (В. Хиржавин) и его слабоумный папаша-король (Э. Аблавицкий). Простолюдин Арлекин (С. Вихрев) вытаскивает принца изпод одеяла, и они отправляются в путь. Дорогой, прибегая ко всяческим уловкам, Арлекин учит Тарталью: «Надо работать! Будешь работать – будешь счастлив! Держи характер!» Работать, конечно, надо, но говорят, что нынешние школьники почему-то больше любят Обломова, чем Штольца. Неужели же маститый режиссер Борис Гранатов не мог найти у Гоцци мысли посвежее, а характеров, не менее заезженных? Дети наивны, поэтому хохочут над бесчисленными падениями, спотыканиями и пробежками на карачках. Но если, придя домой, они захотят поиграть в Арлекина или Тарталью, что останется в их распоряжении, кроме простейших гэгов?[b]Для ясности помашем кулаками[/b]Спектакли по стихам детских поэтов, наоборот, сторонятся сентенциозности. Они специализируются на атмосфере. Так, «Жилдабыл» из Кемерова – сплошь дурашливое веселье, а питерский «Человечек из часов», моноспектакль М. Смирновой по стихам Саши Черного, – нечто задумчивое с приглушенным светом.В первом случае на зрителя потоком валят котики с котлетками, киски с сосисками, курочки с зернышками, Танька с косичками да в придачу собачка, которую тошнит щенками.Во втором и вовсе было бы непонятно, о ком и о чем писал свои чудесные стихи Саша Черный, если бы актриса щедро не сдабривала их сурдопереводом.Тигр – покажем когти, елки – руки вниз, дерутся – помашем кулаками. И даже такая заоблачная абстракция, как блоха, истекающая потом, удостоилась лишь самого банального жеста.[b]Не попроще, а потоньше[/b]Считая своего особенного зрителя недостаточно умным и тонким, актеры детской сцены ступают на путь упрощения, где даже талантливейшие из них теряют мастерство.Нужно ли подстраиваться под публику или вести ее за собой? Если во взрослом театре не ответишь однозначно, то в театре для детей ясно: коль скоро он педагогический, он должен учить! Но не тем ошметкам пока еще не истребленной советской идеологии, а пониманию языка сценического искусства. И, как в новой главе учебника иностранного языка, подмешивать к знакомым правилам и словам чуть-чуть незнакомых.[b]Успех оловянного солдатика[/b]Ну а детское жюри фестиваля, не мудрствуя о том, что должно, выбирало из того, что есть. Свой приз оно присудило спектаклю московского Нового драматического театра «Стойкий оловянный солдатик». Эта бесхитростная фантазия на тему сказки Андерсена грамотно поставлена (В. Богатырев) и сыграна. Балерина – хрупкая и красивая, Солдатик – бравый и юный, к тому же высокий профессионал. Он проводит «рекогносцировку местности», чтобы узнать, где «дислоцируется неприятель».Тролль и вовсе интересен. Он вылезает из табакерки в нетрезвом виде, разгуливает Наполеоном и намекает на таинственные связи с Балериной, а в конце неизбежно перевоспитывается.Все как должно быть в сказке, но есть взрослые слова и толика хулиганства. И детям нравится, что их не держат за дурачков.[b]Золушка-гипнотизер[/b]Гран-при и приз от жюри критиков получил один из лучших сегодняшних режиссеров Анатолий Праудин за свой новый спектакль «До свидания, Золушка!» по мотивам киносценария Шварца.Праудин и его «Экспериментальная сцена» обитают в Питере под крышей театра «Балтийский дом» и называют себя «Аналитический театр для детей». Праудин многие годы искал формулу детского театра и, кажется, нашел и успешно применяет ее.Режиссерское понимание пьесы позволило ему оторваться от текста Шварца, перекроить и досочинить свой. Праудин – жесткий концептуалист, и его режиссерская логика достаточно извилиста, но дети, уставясь на маленькую, устланную белым войлоком сцену, почему-то смотрят трехчасовой спектакль как загипнотизированные.Не улавливая всех связей, которые тянутся к спектаклю из жизни, дети узнают в поведении Мачехи и двух ее дочек тот облик, который приняли сегодня три вечно обновляющихся зла. В Мачехе (М. Еминцева) – чванство. Эта молодая женщина со связями того и гляди «закажет» Золушку, вставшую на пути.Марианна – самомнение, поддельность. Она прочла Конфуция и, следуя его этике, готова расцеловать зачумленного прямо в его язвы. Ей и невдомек, что этого старика подослал Король, чтобы испытать ее – сцена, блестяще придуманная режиссером. Но Марианна помогает только очень несчастным, до Золушкиных ли ей страданий! Анна – это похоть, мрачная и грубая. И вот среди них живет Золушка (М. Лоскутникова), неподдельно добрая, неяркая, усталая, в своих очках и черном платье похожая на учительницу или просто на хорошую девочку, какая есть в любом детском саду, как есть и такие, как ее сестры.Две-три черты у каждого персонажа – и перед нами социальная маска, интересная взрослым и понятная детям. «Золушка» – спектакль, с которым трудно тягаться остальным.[b]Надежды-XXI[/b]Несколько наград получил за «Снежную королеву» театр «Тень» из Москвы. Да и вообще никого не обошли, всех так или иначе поощрили. «Арлекин» ищет новые имена, в этом его главная задача. От того, найдет ли он их, в какой-то степени зависит, будет ли театр привлекать детей XXI века или они окончательно променяют древнейшее из зрелищных искусств на новые, более технологичные и все дальше уходящие от человека в неизвестном направлении.
[b]В библиотеке истории русской философии и культуры «Дом А. Ф. Лосева» состоялся вечер памяти выдающегося мыслителя Серебряного века Густава Шпета – не по-русски русского философа.[/b]В этом особняке на углу Арбата и Калошина переулка мгновенно отступают потоки нетрезвого веселья и китча, которыми успевает обдать на улице случайного пешехода, пока он добирается до цели. И искусительный голос из ресторана «Дрова», призывающий есть целые сутки все что угодно, теряет над тобой власть, лишь только захлопнутся двери.И вовсе не потому, что в Доме Лосева, где нашли пристанище бесценные книги и архивы русских философов начала века, отрешаешься от дня сегодняшнего. Наоборот, тут-то, в этой полудомашней уютной библиотеке, оборудованной по последнему слову техники, и ощущается особая прелесть нашего времени.Она заключается в доступности уникальных книг и тщательно подобранных печатных и электронных журналов по философии, богословию, психологии, языкознанию для всех, кто захочет их прочесть. В открытости проходящих здесь же семинаров, докладов и чтений и ученому, и просто любопытному.Ясна становится и особая миссия нашего времени: подхватить многообразнейшие нити национальной философской традиции, оборванные революцией и репрессиями, отыскать ее место в мировой картине.«Дом Лосева» гостеприимен и общедоступен, чего никак не скажешь о философии Густава Шпета. Выступавшая на вечере в честь своего отца, его дочь Марина Густавовна призналась, может быть, не без лукавства, что, сколько ни пробовала подступиться к этим сочинениям, ничего у нее не выходило.Поляк по происхождению и ученик выдающегося немецкого философа-феноменолога Э. Гуссерля, Шпет мог бы свободно уехать из советской России и получить кафедру в любом европейском университете. Но остался в России и испытал все ужасы гонений вплоть до последнего: ссылки в Сибирь и расстрела в 1937 году.Многое закончить не успел, а основные работы по эстетике, лингвистике, этнопсихологии оказались под запретом на долгие годы. Шпет представлял философию как строгую науку, очень конкретное и рациональное знание, зафиксированное в четких терминах. Ему не был близок морально-религиозный уклон мысли Булгакова, Бердяева, Ильина и многих других русских философов. Но при этом главным предметом его внимания всю жизнь оставалась такая сложно поддающаяся определению вещь, как художественное творчество, феномен творящего сознания.Он был одним из немногих в России теоретиков искусства, утонченным, необычайно эрудированным, близко знавшим поэта Андрея Белого и актера Василия Качалова. Когда Шпета лишили возможности читать лекции, он занялся переводами английской литературы и оставил очень интересный комментарий к «Запискам Пиквикского клуба» Диккенса.Будучи очень разносторонним человеком, Шпет не переносил дилетантизма ни в науках, ни в искусствах. Ничто так не отталкивало его, как всеядность и всезнайство дилетанта, легко сопрягающего вещи друг на друга не похожие, окруженные неповторимой атмосферой времени и места их создания.Искусство насквозь конкретно – конкретно каждое воплощение его, каждый миг его, каждое творческое мгновение. Это для дилетанта невыносимо: как же со «всем» «познакомиться»? Мастер, артист, художник, поэт – дробят их путь – от единичности к единственности. Долой синтезы, объединения, единства! Да здравствует разделение, дифференциация, разброд!» – пишет Шпет в «Эстетических фрагментах». Эта мысль кажется парадоксальной в век глобализации и Интернета, но она глубоко верна.Сейчас в свет вышел том избранных трудов философа под названием «Мысль и слово». В скором времени появятся еще 6 томов, разбитых по темам. На вечере было представлено и собрание писем Шпета к жене «Я пишу как эхо другого», подготовленное М. Г. Шторх и Т. Г. Щедриной. Наследие Густава Шпета только начинает осваиваться, и десятки тысяч рукописных страниц ждут своих исследователей.
[b]Среди учредителей – столичный Комитет по делам семьи и молодежи, Комитет по культуре, а также совет ректоров вузов Москвы и Московской области.[/b]В этом году фестиваль будет посвящен 60-летию Победы. На все концерты и выставки попасть можно, не имея за душой ничего, кроме студенческого билета.Число год от года возрастающих участников «Фестоса» – более 1500 танцевальных, хоровых, инструментальных, театральных коллективов и сольных исполнителей-чтецов, бардов, а также, несомненно, арт-, гранж-, поп- и даже панк-роковых групп из 170 вузов Москвы и регионов. И это знак того, что такого рода мероприятия востребованы в студенческой среде. Особенно, кажется, в вузах технической ориентации. Лидируют МГТУ им. Баумана и МГТУ «Станкин».В этом фестивале ощущается и легкая ностальгия по советским временам, когда самодеятельность была в большом почете. Если добавить, что курить и распивать спиртное будет запрещено, а сочинение композиций на патриотическую тему, наоборот, будет приветствоваться устроителями и профессиональными экспертами из жюри, и что, наконец, лучшие из лучших будут награждены путевками в студенческие лагеря отдыха, может показаться, что время обернулось вспять.Любопытно, что фестиваль студенческого творчества ежегодно совпадает по времени с крупнейшим театральным фестивалем страны «Золотая маска». Ведь театр, как никакое другое искусство, страдает сегодня от упадка самодеятельного движения. Один из лучших современных режиссеров и педагогов Сергей Женовач часто сетует на то, что сцена перестала пополняться людьми, приходящими из других профессий. Связь прямая: без самодеятельности молодым людям негде стало опробовать свои творческие возможности, осознать подлинное призвание.Наверное, именно в этом-то и есть первая и главная задача «Фестоса». Ну а тому студенту, который в летнюю сессию вместо ответа явит строгому профессору лавры победителя в одной из 16 номинаций, да простится во имя Святого Искусства!
[b]Увы, нам теперь не узнать, какой крем для ног лучше: бессмертный, еще советский «Балет» или новехонький «Майя Плисецкая». Последний парфюмерный бренд, едва появившись на свет, был сочтен незаконнорожденным и уничтожен. Этого обстоятельства, вероятно, никто бы и не приметил, если бы оно не имело разрушительного последствия: распалась труппа «Имперского русского балета» под руководством Гедиминаса Таранды. Из-за крема.[/b]Успешно просуществовавшая более десяти лет, объездившая полмира, только что выпустившая «Лебединое озеро» и гастролирующая ныне по Новой Зеландии труппа «Имперского русского балета» обречена. По возвращении часть танцоров разбредется кто куда, а часть вольется в Новый «Имперский русский балет», сообщил директор Николай Анохин. Причиной тому служит размолвка между почетным президентом фонда Майей Плисецкой и Г. Тарандой.Что ж поделать, если у знаменитого танцора и хореографа, драматического артиста и певца оказалась развита еще и предпринимательская жилка! Получив от Майи Плисецкой разрешение использовать ее имя и факсимиле для выпуска конфет, он обязался передать вырученные средства в фонд Имперского балета на развитие хореографической школы, оформление декораций и прочие нужды.С первой частью он справился достойно – и роскошные конфеты были съедены во время юбилейных торжеств в честь великой балерины, а вот выручка… Дело темное. А потом появилась косметическая линия «Майя Плисецкая»: кремы от варикозного расширения сосудов, синяков и грибка – трех главных врагов всей танцующей братии.По словам Анохина, Майя Михайловна не давала на это своего согласия, и крем стал последней каплей, переполнившей чашу терпения. Однако на пресс-конференции всплыло и было зачитано письмо балерины, из которого ясно, что она была вовсе не прочь предоставить г-ну Таранде право на использование своего имени в том числе и для названия парфюмерных изделий. Факты не согласуются друг с другом, поэтому в конце марта дело будет разбираться в суде. Там ему и место. А пока Гедиминас Таранда отстранен от художественного руководства.Новый «Имперский русский балет» возглавят Александр Бондаренко и Валерий Анучин. Они делают ставку на авторскую хореографию, а не на новые редакции классических балетов. Поэтому названия балетов, которые мы вскоре увидим, непривычны для слуха: «Чемодан», «Мальчики» и «Концентрационный лагерь», совместная американо-франко-израильская постановка об ужасах Холокоста. Впрочем, станцуют и «Кармен», в которой музыка Щедрина будет сочетаться с аутентичным фламенко.Свое сотрудничество пообещали Фарух Рузиматов, Валерий Лантратов, Ольга Зубкова, Айдар Ахметов, Ринат Арифулин, Ирина Сурнева. Но в первую очередь уже в конце марта Новый «Имперский балет» представит москвичам двухактное хореографическое сочинение Георгия Кофтуна «Распутин» на музыку Владимира Качесова.Однако если фигура окруженного тайнами царедворца дает богатый простор для пластических изобретений, то за государя и членов царской фамилии авторы серьезно беспокоятся. Есть повод: перед показом балета в Екатеринбурге, неподалеку от места расстрела и захоронения Николая II, группа прихожан церкви Отца-на-Крови возмутилась, и спектакль не состоялся.Москва же, будем надеяться, если и станет смотреть европейскую премьеру «Распутина» с особым пристрастьем, то не из-за трико на державных ногах (кстати, костюмы А. Ипатьевой срисованы с фотографий). А потому что будет судить: а не зря ли развалили старое дело и затеяли новое, стоило ли огород городить? И этот суд будет поважней мелкой и недостойной тяжбы между теми, кто деньги не поделил.
Вопрос дня
Кем ты хочешь стать в медиаиндустрии?
Спецпроекты
images count Мосинжпроект- 65 Мосинжпроект- 65
vm.ru

Установите vm.ru

Установите это приложение на домашний экран для быстрого и удобного доступа, когда вы в пути.

  • 1) Нажмите на иконку поделиться Поделиться
  • 2) Нажмите “На экран «Домой»”

vm.ru

Установите vm.ru

Установите это приложение на домашний экран для быстрого и удобного доступа, когда вы в пути.