Николай Русский — все материалы автора

Николай Русский

[b]Не дождавшись этого юбилея, из жизни ушел Николай Дмитриев – основатель и главный идеолог «Дома». Задуманный им при жизни юбилейный фестиваль назывался «5 из 48».[/b]За четыре фестивальных дня можно было получить полное представление о том, что же происходило в «Доме» все эти годы. Выяснилось, что за время своего скромного существования в тихом переулке «Дом» успел порядком нашуметь – во всех смыслах. Вот и на фестивале – от одних имен на афишах открывался рот. На сцене регулярно появлялись мэтры жанров и основоположники направлений. И гром, как говорится, гремел, и молния сверкала. Шумела электроника, звенели многочисленные этнические инструменты, визжали саксофоны именитых европейских авангардистов.Новую шумовую музыку в первый день фестиваля представили шведский саксофонист-«террорист» Дрор Файлер с программой «Брутальный и сентиментальный концерт», Николай Судник со своим ансамблем ЗГА и Новый Художественный ансамбль из Челябинска с театрализованным перформансом «Ружье».Остальные три дня были заняты авант-джазом с участием Оркестра московских композиторов, Вячеслава Ганелина, Сергея Летова, Алекса Новица и других музыкантов. Итогом фестиваля стал его последний день – устроили лотерею «5 из 48». Что за название?Во-первых, Дмитриев из 48 лет своей жизни 5 провел в «Доме». Во-вторых, порядок участников определялся по жребию. И в-третьих, общая атмосфера последнего дня фестиваля носила случайный, неожиданный характер.Выступающие были рассеяны по всему зрительному залу, так что простой слушатель наверняка удивлялся, когда стоящий рядом мужчина в верхней одежде при объявлении очередного участника вдруг бежал на сцену и оказывался там каким-нибудь Андреем Дойниковым или Сергеем Загнием.Саксофонист Питер Бретцман, один из основоположников европейского авангарда, вышел на сцену откуда-то из темноты, сообщил, что только приехал, отыграл 10 минут и так же неожиданно в этой темноте исчез. Девушка, сидевшая справа от меня, позже оказалась на сцене с саксофоном в руках вместе с основателем литовской джазовой школы Владимиром Чекасиным.Фестиваль был полезен и профессиональным знатокам, и тем, кто просто хотел иметь представление о «другой» музыке. На радость первым и в помощь последним «Дом» выпустил юбилейный диск из 99 треков как приложение к красочному каталогу. На пластинке собраны самые яркие музыканты, выступавшие в «Доме»: и K.K. Null, и тот же Дрор Файлер, и Нед Роттенберг, и Петр Мамонов – словом, все, кто представляет музыку, называемую неофициальной или андерграундной. Для завсегдатаев «Дома» большое значение имеет то, что две трети этой пластинки составил Николай Дмитриев.

Мы занимаем первое место по патриотизму

[i]Сегодня исполняется 75 лет знаменитому писателю-эзотерику, классику отечественной литературы. Одному из самых востребованных современных писателей. На Западе его знают не хуже, чем у нас.[/i][b]– Юрий Витальевич, вы телевизор смотрите?[/b]– Нет, практически не смотрю. Так, иногда.[b]– Я, честно говоря, хотел с вами поговорить о великих романах, которые в виде сериалов нам показывают. О «Мастере и Маргарите», например, или об экранизации Солженицына.[/b]– Ну, некоторые серии «Мастера и Маргариты» я смотрел. Я просто хорошо знаю сам роман и могу сказать, что перевести на уровень сериала книгу такого рода безумно трудно. Подобные экранизации всегда снижают сам текст. Тем не менее дух Булгакова все-таки присутствует в этом фильме. Можно сказать, что в целом создателям все же удалась попытка экранизации. О Солженицыне, то есть о сериале «В круге первом», я тоже, конечно, слышал.[b]– А вы как думаете, эти экранизации, включая «В круге первом» – это такая попытка подвести некоторый итог советскому периоду? Ведь не все до конца у нас ясно с коммунистическим прошлым.[/b]– Не только у нас, кстати. Коммунизм-то как таковой еще существует. В Китае, в Корее, на Кубе благополучно сохраняется этот строй. Вот Латинская Америка сейчас становится весьма левой. Но у нас, я думаю, о коммунизме – в том виде, в каком он существовал при Советском Союзе – говорить уже нельзя. Это, слава богу, в прошлом.[b]– Вы следите за молодыми писателями?[/b]– Конечно. Ну, во-первых, я основал клуб метафизического реализма, куда входят самые разные писатели. Например, Анатолий Ким, Сергей Сибирцев, Маканин, Славникова. И очень много молодежи. У нас много молодых талантливых писателей, например, Наталья Макеева, Николай Григорьев.[b]– А те, кто не относится к вашему направлению?[/b]– Сейчас очень много хороших авторов. Из популярных это, конечно, Сорокин, Ерофеев – кстати, мои друзья. Они блестящие писатели, о чем тут говорить. Но есть и новые, например, Елизаров. Он, по-моему, живет в Германии. Конечно, я не могу следить за всеми, кто сейчас появляется, но сейчас у меня есть ощущение, что пошел приток свежей силы.[b]– Вас много издают заграницей, да и у нас ваши книги печатают самые популярные издательства. Вы и в журналах часто появляетесь…[/b]– Да, я часто печатаюсь в журнале «Playboy».[b]– Словом, вы очень популярный человек, но при этом вас редко можно увидеть по телевизору. А ведь многие ваши коллеги, да и вообще творческие люди, так и мелькают на экране: программы какие-то ведут, рассказывают что-то.[/b]– На телевидении меня можно увидеть не так уж и редко. Я появляюсь на телеканале «Культура». С другой стороны, моя проза довольно сложна, она просто не может стать частью массовой культуры.[b]– Можете рассказать о своей эмиграции?[/b]– Да, я уехал из Советского Союза, мне пришлось уехать. Это произошло в начале 70-х, когда уехали Солженицын, Максимов и многие другие. Тогда вообще были открыты каналы для так называемых инакомыслящих. Нам сказали: печатать вас нельзя, никто вас не понимает, советскую власть вы не любите, ну и уезжайте отсюда на Запад! А вернулись многие из нас, в начале перестройки, когда коммунистический режим пал и свобода в искусстве была обеспечена. Некоторые не могли вернуться – например, Максимов умер, Бродский умер…[b]– А если бы не умерли, вернулись бы?[/b]– Не знаю, трудно сказать. Но я вернулся, ведь совершенно очевидно, что основные мои читатели здесь. Русский писатель не может существовать без общения с языком, без своей страны, без своих людей. Это переживали все русские эмигранты, от Бунина до Набокова. У Набокова есть такие ностальгические строки, что их просто больно читать. Так что у меня не было никаких сомнений – я решил вернуться. Тем более что у меня осталась возможность жизни на Западе.[b]– В смысле?[/b]– Ну, вот так, очень просто. Я живу и во Франции, и здесь. Но вся моя душа – в России. Вы, кстати, знаете, что недавно какая-то международная организация проводила опрос: если бы дана была вторая жизнь, в какой стране вы бы хотели родиться? Россияне для своего повторного рождения выбрали Россию – около 70 процентов. Это было первое место по патриотизму. Второе у Италии.[b]– А вы ведь сначала уехали в Америку.[/b]– Да, сначала в Америку, а потом во Францию. Францию я люблю, просто обожаю Францию. Париж – традиционный город для русского писателя.[b]– Он на Москву чем-то похож?[/b]– Внешне, конечно, нет… Да и внутренне– нет. Но в нем есть что-то, что позволяет чувствовать себя свободно. Объяснить это четко невозможно. Да и что тут объяснять, Париж – это Париж. Конечно, есть другие красивые города, Вена, например. Но ведь Франция всегда была связана с Россией. Может быть, тут это играет роль. Наша аристократия всегда говорила на французском языке, даже некоторые листы в «Войне и мире» написаны на французском. Многие русские писатели XIX века уезжали жить в Париж, поэтому там, видимо, остался какой-то русский след.[b]– А в Америке вы где жили?[/b]– Сначала в Нью-Йорке. Но потом, в связи с приглашением преподавать в Корнуэлльском университете, мы переехали в Итаку. Там, как и в некоторых других американских университетах, я читал курс русской литературы для студентов славянских отделений. Во Франции я тоже много преподавал.[b]– С чем был связан переезд из Америки в Париж? В одном вашем интервью вы назвали Америку «страной мертвых» – что вас там не устроило?[/b]– Ну, это довольно серьезный вопрос. Америка – это ведь даже не страна, а такой континент. Там живут самые разные люди, но общая атмосфера там меня не устраивала, общий дух цивилизации очень тяжелый. Основная ценность там – деньги. Все этому подчинено, а в такой атмосфере сложно существовать, причем не только писателю.

А не сжечь ли миллион?

[b]В культурном центре «Дом» уже в третий раз проходит самый интересный музыкальный форум осени «Длинные руки».[/b]В этот раз фестиваль сильно отличался от предыдущих: наряду с привычным американским и европейским подпольем приехал и представитель более широкого формата – англичанин Билл Драммонд.Его приезд, конечно, самый блестящий и длинный гвоздь нынешней программы. Еще бы – такая фигура: основатель знаменитого ансамбля KLF, писатель, интеллектуал, провокатор... Миллион фунтов стерлингов, говорят, сжег и глазом не моргнул – такая у него инсталляция была.Драммонд привез удивительную программу с хором The 17, а его концерт в Москве – вообще первое за долгое время появление на публике. Ажиотажа, правда, не было. Цена билета сыграла свою роль: 1000 рублей – сумма, кажется, абсурдная для демократичного «Дома». Все-таки даже на Бориса Гребенщикова удается иногда проскользнуть за 800.Но и кроме Драммонда на фестиваль приехала еще куча музыкантов. Например, фантастическая женщина Pamela Z. Ее скромное выступление было достойным открытием фестиваля.У чудесной чернокожей американки дивный голос и высокие технологии – в беспрекословном подчинении. Каждая пропетая фраза сразу же запускается в увлекательное путешествие по процессору, где обрастает горой эффектов и изменяется до неузнаваемости. К рукам пристегнуты электронные датчики, которые превращают каждое движение кисти или даже пальца в удар барабана или какой-нибудь электронный взвизг. С помощью всех этих чудес техники Памела создает трогательную музыку, где мелодии или тембр голоса значат больше, чем все технологические ухищрения.Выступил на фестивале и американский ансамбль Real Quiet – высоколобое трио, специализирующееся на современных американских композиторах.Real Quiet умудряется концентрироваться исключительно на красотах американского минимализма, обходясь при этом без вездесущего Филиппа Гласа.Словом, на «Длинных руках» и без дорогостоящего Билла Драммонда скучать не приходится. Впереди еще – Адам Клипл, диджей Шафл-Мафл и Маркус Штокхаузен.

Сезон открыли летние синкопы

[b]Музыканты самых разных рангов и национальностей вкупе с огромным количеством шашлыков и всевозможных напитков сделали свое дело. Если самым громким музыкальным событием «Джаз в саду «Эрмитаж» назвать все-таки нельзя – слишком много других звезд этим летом посетили Москву, – то звание самого уютного московского пикника это собрание заняло очень уверенно.[/b]Действительно, ни один московский фестиваль – джазовый, электронный или еще какой угодно – не может похвастаться таким количеством бонусов, прибавляемых непосредственно к музыкальной программе.Во-первых, все происходит в центре Москвы. Народу достаточно для того, чтобы почувствовать себя в самой горячей точке культурной жизни, и в то же время свободно перемещаться по саду и вообще дышать абсолютно спокойно – ни о какой типичной концертной давке речи здесь нет. Можно, например, лежать на траве, сидеть в «партере» у сцены или тихо плясать где-нибудь в сторонке. Можно вообще расположиться в открытом кафе, но это если денег не жалко.Что до музыки, то здесь рай и для тех, кто съел собаку на всяческих джазовых направлениях, и для желающих культурно умять шашлык под приятную музыку. Громких имен здесь не то чтобы очень много, и все же трехдневная музыкальная программа выглядит интересной.Организаторы – Комитет по культуре правительства Москвы, сад «Эрмитаж», МДП Юрия Саульского и компания «Evergreen Jazz» Михаила Грина – умудрились привезти джазменов со всего света: от Америки до Японии. В придачу к привычным уже бразильским джазовым ритмам, которые представлял перкуссионист Селио де Карвалью, на фестивале прибавились итало-венгерские (квартет Роберто Магриса – Тони Лакатоша), израильские (саксофонист Роберт Анчиполовский), австрийские (квинтет «Together»), шведские (трио «Stekpanna»), ну и, конечно, российские импровизации на стандартные джазовые темы.Наш джаз представляла, в частности, вокалистка Анна Бутурлина, чье выступление можно назвать одним из самых ярких. С выбором русских джазменов, кстати, устроители «Джаза в саду «Эрмитаж» всегда справляются на «пять». Чего стоит, например, однажды приглашенная саксофонистка Анна Королева – ее дебют смело можно включить в ряд самых интересных за всю историю фестиваля.Не обошлось, конечно, и без Игоря Бутмана. Был даже его брат Олег Бутман, джазовый барабанщик, живущий в Нью-Йорке. Кстати, с Олегом в Москву приехал и негласный хедлайнер нынешнего «Джаза в саду «Эрмитаж» чернокожий вокалист Майлз Гриффит. Вот с приглашением американских музыкантов организаторы не всегда попадают в десятку. Если выступавший на одном из прошлых фестивалей вокалист (тоже чернокожий) Дэнис Роуланд действительно устроил джазовый взрыв, заставив танцевать весь сад, то нынешний американский гость выглядел скорее очередным номером концертной программы, а не ее гвоздем.С яркими американскими звездами, может быть, несколько больше повезет в следующем году – это будет десятый, юбилейный фестиваль. Обойтись без кого-нибудь по-настоящему серьезного там, надо думать, не получится.[b]КОММЕНТАРИЙ[i]«ВМ» попросила прокомментировать нынешний фестиваль известного знатока джаза, журналиста Дмитрия Ухова:[/b]– Фестиваль представителен, его творческий уровень почти безупречен. Развивается ли он от года к году? Да, но гораздо медленнее, чем хотелось бы. И лично я вижу его более праздничным, а не просто набором концертов на открытом воздухе. Мне хотелось бы, чтобы музыканты встречали публику уже перед входом, чтобы вообще было больше ярмарочного, как это бывает на этнических фестивалях.Можно вспомнить, как на одном из фестивалей в «Эрмитаже» появилась большая, человек в сто, группа американских туристов, которые реагировали на музыку совсем иначе, чем наша публика, и это повлияло на общее восприятие. Хочется и более широкого стилистического диапазона, больше евроджаза, чем американского. Впрочем, в этом смысле «Джаз в саду «Эрмитаж» точно отражает реальную ситуацию в мире.[/i][b]На илл.: [i]Майлз Гриффит пел в заключительные минуты фестиваля.[/b][/i]

Сегодня ты споешь под джаз…

[b]Устроители с завидным постоянством привозят в столицу и американских мэтров вроде Дэниса Роуланда и Эдди Хендерсона и тех, кто попроще, вроде, скажем, Адама Терацуяна из Ростова. Девятый год подряд в центр Москвы съедутся знаменитые исполнители и горячие поклонники американской музыки джаз. Хотя фестиваль в «Эрмитаже», кажется, ставит под вопрос национальность этого стиля – здесь ведь представлены все страны. Вот шведский джаз – его на этот раз будет олицетворять трио «Stekpanna», вот, конечно же, бразильский – в лице перкуссиониста Селио де Карвалью. Есть даже джаз из Израиля, представленный знаменитым уже гитаристом Иотамом Зильберштейном. Тони Лакатош из Венгрии, Роберто Магрис из Италии – многие будут навязывать этой, безусловно, черной музыке свои национальные оттенки.[/b]Однако американский джаз, как видно из расписания, тоже не останется без подмоги. За него будут отвечать, например, вокалист Майлз Гриффит, саксофонист Гэри Томас. Под маркой «США» в программе фестиваля также значатся и Виктор Двоскин с Александром Сипягиным, но они не в счет. В смысле, они белые и представлять будут европейскую, или скорее российскую джазовую школу.Кстати, тут не до иронии. По словам Михаила Грина, генерального продюсера «Джаза в саду «Эрмитаж», многие российские музыканты, уехавшие в Америку, просто поражают всех своими профессиональными успехами. Большинство из них в прошлом были учениками именитого альт-саксофониста Александра Осейчука – именно на этот счет господин Грин и относит успех западных карьер российских джазменов. Кстати, сам Осейчук тоже будет выступать на девятом фестивале «Джаз в саду «Эрмитаж» на пару с саксофонисткой Жанной Ильмер.Перечислять имена всех участников этого московского музыкального форума, пожалуй, смысла не имеет – «Джаз в саду «Эрмитаж», по традиции, будет продолжаться целых три дня – с 18 по 20 августа. Достаточно времени для того, чтобы десятки джазменов со всего света представили публике свою музыку, а слушатели по достоинству все оценили.[b]РАСПИСАНИЕ ФЕСТИВАЛЯ[i]18 августа[/i]Начало в 17.00.[/b]Квинтет Анатолия ТЕКУЧЕВА (Москва). Ансамбль Ивана ВОЛКОВА (Москва). Ансамбль «HI FLY» п/р Адама ТЕРАЦУЯНА (Ростов-на-Дону). Квартет Роберто МАГРИСА – Тони ЛАКАТОША (Италия–Венгрия–Россия). Квинтет «REUNION»: Донни МАККАЗЛИН – Алекс СИПЯГИН – Дэйв КИКОСКИ – Антон РЕВНЮК – Евгений РЯБОЙ (США–Россия).[i][b]19 августа[/i]Начало в 17.00.[/b]Квинтет Алексея КРУГЛОВА (Москва). Специальный гость: Олег ГРЫМОВ.Квинтет Виталия ГОЛОВНЕВА (США–Япония– Россия), специальный гость: Игорь БУТМАН. Анна БУТУРЛИНА и квартет Алексея БЕККЕРА (Москва).Специальные гости: Алексей КУЗНЕЦОВ, Виктор «Арзу» ГУСЕЙНОВ. Гэри ТОМАС (США) и трио Льва КУШНИРА (Россия).Специальный гость: Виктор ДВОСКИН. (США). Ансамбль бразильской музыки «ESH» (Россия).Специальный гость: Селио де КАРВАЛЬЮ (Бразилия).[i][b]20 августа[/i]Начало в 16.00.[/b]«JAZZ DANCE ORCHESTRA» п/р Вадима ЗАЙДИНА. Роберт АНЧИПОЛОВСКИЙ (Израиль) и квартет Игоря НАДЕЖДИНА (Москва).Специальный гость: Артем КОВАЛЬЧУК.Александр ОСЕЙЧУК – Жанна ИЛЬМЕР Квинтет (Москва). Майлз ГРИФФИТ (США) и квартет Олега БУТМАНА (США– Россия). Квинтет «TOGETHER» (Австрия). Ким НАЗАРЯН ([i]на фото[/i]) и Джей ЭШБИ (США), Леонид и Николай ВИНЦКЕВИЧИ (Россия) и трио «STEKPANNA» (Великобритания–Швеция–Дания).

Родная электронщина

[b]Уже пять лет подряд проводится этот фестиваль. «Дом» за это время посетила целая армия электронщиков из Голландии, Швейцарии, Франции и Японии. Для московской публики шумовые концерты превратились наконец из аттракциона в обыкновенное музыкальное событие. За эти пять лет она смогла понять, где прячется смысл бесформенного гула низких частот и космических пульсаций.[/b]Появились даже музыканты – в смысле, наши, российские, – способные аккуратно перенять западные навыки и выдать свою внятную и осмысленную электронщину. Например, Алексей Борисов, который на нынешнем «Шуме» выступил в составе проекта «Госплан-трио».То есть сам-то по себе Алексей Борисов не очень большой авторитет в мировой электронной музыке, но именно в составе упомянутого трио он смотрелся очень заметно. Во-первых, из-за Ланы Аксеновой, которую он пригласил играть на терменвоксе. Этот инструмент шумовиками используется довольно редко, а выглядит на фоне электронного хаоса очень гармонично.А во-вторых, из-за Сергея Летова – нашего знаменитого джазового саксофониста. Правда, в отличие от Ланы Аксеновой, помогавшей Борисову в создании грохочущего электронного ландшафта, Летов созданию этого ландшафта всячески мешал.Ну вот, например. Выступление «Госплан-трио», как, собственно, и выступление всех шумовиков, не делится ни на какие отрезки. Музыканты играют сет – минут 20–30 непрерывного звукового потока, как правило, импровизированного. Так вот, Сергей Летов со своим саксофоном за эти тридцать минут не сделал ни одной паузы. Он все время играл, причем почему-то такой фри-джаз.Может быть, конечно, это у них там, в Госплане, было так заранее придумано, но на концерте все шло из рук вон плохо – Борисов и Аксенова выглядели робкими аккомпаниаторами, а Сергей Летов – мэтром фри-джаза, который слова никому не даст сказать. «Перекричать» электронные устройства он не смог, но вот наглухо забить несчастный терменвокс ему удалось.Гораздо лучше с правилами коллективного музицирования дела обстояли у молодой петербургской группы Da-da-zu. Вот иногда кажется, что наша молодежь напрочь отказывается играть что бы то ни было, кроме стиля ска. Однако это не так – Da-da-zu выступают с нежным и легким нойзом на самых разных московских и питерских сценах, да еще и альбомы где-то умудряются записывать.Словом, мало-помалу шумовая музыка у нас начинает приживаться. Остается теперь только вывести ее из подполья. Ведь в Европе все эти Fuckhead’ы и Pan Sonic’и – довольно известные люди. А у нас все «Ума2рман» – сколько можно? Двадцать первый век все-таки.[b]На илл.: [i]Алексей Борисов за созданием электронного ландшафта.[/b][/i]

Ангелы и шорох Солнца

[b]В Международном доме музыки выступил знаменитый «Кронос-квартет». Американский ансамбль привез громкую премьеру – новое произведение композитора Терри Райли Sun Rings.[/b]Сам по себе приезд «Кронос-квартета» уже не удивляет. Это все-таки четвертый визит великих музыкантов в Москву – мы уже привыкли. Да и сам Терри Райли, отец американского минимализма, в Москве был целых два раза. Но вот то, что «Кронос» премьеру его сочинения впервые решил исполнить именно у нас – это, конечно, чудо.Краткая история проекта такова. Небезызвестная компания NASA, занимающаяся исследованиями космоса, решила помочь композитору в написании его нового произведения. Ему были предоставлены записи космических шумов и фотографии планет Солнечной системы, сделанные во время 12-летнего путешествия корабля Voyager. На основе этих бесценных подарков и были созданы Sun Rings – «Звуки солнца».Сразу, конечно, надо сказать о космических фотографиях. Хитрыми высокотехнологичными способами они были смонтированы в один видеоряд знаменитым специалистом по визуальным эффектам Уилли Уильямсом. Нет, «Кронос-квартет» и без всяких дополнений таковым и остается.Но стараниями Уильямса музыка переходит в новое качество. На огромном экране крутятся Нептун, Сатурн и Юпитер, крупным планом идут взрывы на Солнце, мерцает космическая даль – ни дать ни взять, «Кронос-квартет» выступает в планетарии.Нового качества музыке американского струнного квартета добавляет и участие русского духовного хора «Сирин» Андрея Котова. Местами пение хора переводило стрелки с космической тематики на крылатых ангелов и православное поднебесье, но в целом все выглядело на удивление гармонично.Что же касается «звуков солнца», то есть записей, как говорится, любезно предоставленных американскими космонавтами, то здесь все было сделано крайне изобретательно. Половина шумов, обработанных и смешанных с каким-то еще электронным мусором, звучала фонограммой.Другую половину музыканты использовали по собственному усмотрению – проводя руками или смычками над чувствительными электронными панелями, они производили на свет то оглушительные удары, то глухое гудение, то завывание ветра.Нечто подобное, только в более жестоком и громком варианте, мы уже наблюдали однажды в культурном центре «Дом», когда там выступал музыкант K. K. Null. Оборудование у него, правда, было похитрее – все-таки японец.Бессмысленно рассыпаться в комплиментах «Кронос-квартету»: блестяще, невероятно, ура, браво-бис. Но обойти вниманием то, что они превратили Дом музыки в планетарий, все-таки нельзя.Вот за что спасибо. Ведь настоящий Московский планетарий откроют еще не скоро.

20 лет шутя

[b]Празднование прошло в Доме музыки – и это было лучшее за двадцать громких и насыщенных лет выступление в тихом и простом Камерном зале.[/b]Скромно для такого именитого ансамбля. Хотя понятно, что просторный и пафосный Светлановский зал был исключен сознательно – осталось бы слишком много свободных мест. Странно, но эти смешные народники у нас популярны гораздо меньше, чем на Западе.А «Терем-квартет» – это ведь не арбатская матрешка, которую так любят туристы в новеньких ушанках и которую ни один россиянин не купит под дулом автомата. Питерский ансамбль не только сделал игру на народных инструментах интересной, что само по себе уже заслуживает внимания. «Терем-квартет» – пожалуй, единственный ансамбль, сумевший реабилитировать такие гиблые понятия, как «популярная классика» и «новое прочтение».Юбилейное меню составлено без затей. Немного Шопена-Рахманинова, потом собственные сочинения, потом Римский-Корсаков и несколько импровизаций вокруг Баха.С импровизациями отдельная история. Вроде такая грубая шутка – в очередной раз с какими-нибудь фокусами пройтись по бедной Токкате фа минор. А «Терем-квартет» справляется удивительно – у них это называется «Русские страдания по Токкате фа минор». Все темы переигрываются на русский народный лад с такой нежностью и осторожностью, что от шутки не остается и следа – музыканты выдают совершенно самостоятельное музыкальное произведение.На концерте вдруг начинаешь понимать, что все не так просто: та самая популярная классика кажется чем-то абсолютно самостоятельным, а привкус экзотической русской музыки перестает играть ведущую роль в том, что делает «Терем-квартет». Действительно, говорить о них как о «народниках» становится как-то неудобно. Во-первых, сама структура состава – две домры, баян и контрабас-балалайка – превращают этот «народный ансамбль» в этакий акустический бэнд.Во-вторых, у них особые звук и манера игры. Такие энергия и напор присущи какой-нибудь английской рок-группе, а никак не ансамблю народных инструментов. Помимо всего прочего, у музыкантов квартета есть еще один козырь, заставляющий забыть и о «популярной классике», и об их профессионализме, и о Питере Гэбриэле, который от «Терем-квартета» сходит с ума: все четверо – жутко обаятельные ребята. Их музыка – во взгляде, улыбке, крике, взмахе головы или, в конце концов, гримасе. Удивительно, но и у нас есть люди, видящие ее не только в партитуре.

Микромир под барабаном

[b]Нынешняя «Альтернатива» – двадцатая. Музыкальные фестивали с такой традицией – сейчас большая редкость. Из года в год организаторы привозят суперзвезд мирового джаза и авангарда.[/b]Некоторое подобие интриги вокруг приезда Spooky actions закрутил куратор Дмитрий Ухов, сказав, что «Спуки» – чуть ли не гвоздь всего фестиваля, а народу пришло, как и в прошлый раз, десять человек.На прошлой «Альтернативе», кстати, эти высоколобые американцы что-то такое сделали с Антоном Веберном. (Недаром само название ансамбля взято у Эйнштейна и означает взаимодействие частиц в микромире.) А в этот приезд их целью был – кто бы вы думали? – Оливье Мессиан! Точнее, эта мишень называлась «Квартет на конец времени».Первая загвоздка бросается в глаза прямо с ходу: Мессиан написал квартет, а музыкантов в Spooky actions пятеро – кто-то оказывается лишним. Ну, конечно, барабанщик.Мессиан, разумеется, никак не мог предусмотреть, что его квартет в начале третьего тысячелетия будет переигрывать какой-то резвый джазовый состав, поэтому барабанщика он в виду никак не имел. А джазовый состав не может обойтись без ударных, поэтому для барабанщика Тони Морено была специально прописана партитура. И он с ней тщательнейше сверялся, даже во время обязательных импровизаций, когда, кажется, и надо было бы отвлечься от нот.Выглядело скучновато. Весь мощный мессиановский академический напор был сознательно удален, а джазового драйва почему-то не хватило. Темы и импровизации застряли где-то между глубокой университетской мыслью и веселым клубным подпитием. При этом потерялось не только настроение французского академизма (в принципе-то, слава богу), но и само осознание того, что это все-таки музыка Мессиана.Я уж не говорю о том, что в пустоту улетучился весь многоуровневый трагизм этого произведения («Квартет на конец времени» Оливье Мессиан написал, находясь в лагере для военнопленных). Spooky actions вместо французского авангардиста прошлого века просто взяли да и представили слушателям Джона Зорна, с напористым, резким и слегка молодежным джазом.В общем, еще одно живое доказательство того, что какие-то вещи в музыке должны существовать отдельно. Квартет Мессиана пусть остается квартетом, без электрогитары вместо виолончели, а Джона Зорна можно и так послушать, благо он и сам скоро к нам приезжает.

«Музыка для меня – большой котел»

[i]15 лет мытья витрин супермаркетов, музыкальный колледж Беркли, потом мировое признание. В Россию приехал британский композитор Брайан Ирвайн – хитрец и весельчак, нарушивший все возможные музыкальные границы и показавший, как на самом деле нужно дирижировать ансамблем. У нас Ирвайн в своем репертуаре – сначала мастер-классы в Москве, потом почему-то в Нижнем Новгороде, затем концерт в Международном доме музыки: он состоится завтра. Если на пластинках музыка Брайана Ирвайна слегка тяжеловата и расплывчата, то в концертном отношении его ансамбль – это самое смешное и захватывающее, что может произойти этой весной на московской музыкальной сцене.[/i][b]– Для российских слушателей вы крайне противоречивая фигура. С одной стороны, серьезное музыкальное образование, с другой – ваш сумасшедший ансамбль, смесь всех возможных жанров, рэп под классику… Или для вас здесь нет противоречий?[/b]– Я никаких противоречий здесь не вижу. Это просто комбинация, единение всех тех вещей, с которыми я вырос, которые я люблю. Музыка для меня – большой котел, в котором варятся всякие направления, жанры и стили. И ничего безумного или сумасшедшего в этом нет. Вот, кстати, что по-настоящему безумно – так это популярная музыка, которая крутится на радио. Реальное сумасшествие: там же все одно и то же, без каких-либо изменений.[b]– А есть ли в этом вашем музыкальном котле что-нибудь, что привлекает вас больше остального?[/b]– Я не отделяю стили один от другого. Кто-то говорит, что вот это классика, это рэп, это джаз. Но для меня и для всех музыкантов моего ансамбля это одно целое, из которого трудно вычленить какую-то отдельную составляющую. Вообще, я понимаю, что людям легче разбирать мою музыку по частям. Когда я рос, я проходил через различные музыкальные «этапы». Каждый стиль для меня был чем-то отдельным, обособленным. Это сейчас я уже, можно сказать, не вижу разницы между теми направлениями, в которых работаю. Мне не важно, как называют мою музыку.[b]– Ну вот, например, в российской прессе ее как только не называют. То вы минималист, то какой-нибудь авантджазист…[/b]– Да ради бога. Мне, в общем-то, все равно, что пишет пресса.[b]– Да? А я вчера на вашем сайте обнаружил массу цитат из хвалебных рецензий английских и американских газет.[/b]– Ну надо же что-то размещать на сайте. Я вообще не очень слежу за тем, как работает мой сайт.[b]– Я там прочитал историю про то, как вы мыли окна в супермаркетах.[/b]– Да, я мыл окна пятнадцать лет. Мой отец владел небольшой компанией, которая на этом деле специализировалась, и я работал мойщиком окон в супермаркетах. Первые пять лет, кстати, абсолютно задарма, потому что меня отец заставлял. А потом до меня дошло, что надо за это деньги брать. Я говорил себе: если с музыкой у тебя ничего не получится, то всегда можно вернуться к мытью окон. Я всегда хорошо это делал. Впрочем, с музыкой, как мне кажется, я не хуже справляюсь.[b]– Вы можете назвать каких-нибудь музыкантов, которые вас вдохновляют?[/b]– Больше всего, надо сказать, меня воодушевляют русские музыканты. Сергей Курехин, например, один из важнейших для меня музыкантов. Сессил Тейлор, Орнет Коулмен, Джон Зорн, Афекс Твин – я слушаю огромное количество музыки, и вся она оказывает на меня свое влияние. В кино я тоже нахожу источник вдохновения.[b]– Я вчера смотрел сборник ваших короткометражек, который называется «Таинственное искусство танца». Как конкретно вы участвовали в их создании?[/b]– Эти фильмы мы сняли с одним режиссером… Он не слишком известен. Мы сделали так: на некоторые его короткометражные зарисовки я написал музыку, а потом он взял несколько моих треков и снял по ним короткие фильмы. Мы вообще сделали 12 таких фильмов, но в сборник «Таинственное искусство танца» попали только пять.[b]– А полнометражные фильмы? Я знаю, что вы сотрудничали с самыми разными режиссерами.[/b]– В создании больших голливудских картин я никогда не принимал участия. С некоторыми людьми я действительно работал в кино, например с Дэвидом Хоумсом или Стивеном Скоттом Смолли. Я люблю связывать свою музыку с другими видами искусства, но в кинематографии меня в основном привлекают короткометражные ленты или клипы.[b]– То есть вы пишете музыку специально под какой-то видеоряд. Или бывает, что вы заранее отдаете свою музыку режиссеру?[/b]– Нет, я всегда пишу целенаправленно для того или иного случая. Я сначала должен все посмотреть, послушать, чего хочет режиссер.[b]– Я знаю, что одну из своих пластинок вы записали, основываясь на фильмах Дэвида Линча.[/b]– Да, я уже сказал, что кино является для меня источником вдохновения. Вот, например, в прошлом году я написал большое произведение для Оркестра Би-би-си. Оно называется «Montana Strange». Эта вещь основана на фильмах Дэвида Линча, одного из моих любимых режиссеров.[b]– Не хочу показаться занудой, но я опять о вашем сайте. Первое, что видишь, заходя на вашу страницу, – огромный список наград и призов, присужденных вам разными европейскими и американскими организациями.[/b]– За мойку окон?[b]– Да нет, видимо, за вашу музыку. Это для вас так важно?[/b]– Я не думаю, что самое важное – это признание каких-то официальных организаций. Но просто иногда такое происходит, и вот на моем сайте есть информация о тех наградах, которые я получил. Подумаешь… А что, их там слишком много?[b]– Да не то слово. Причем это только на первой странице. И в оглавлении еще такая неоднозначная ссылка: «Awards».[/b]– Ну и что? Вот, например, вы, журналисты, иногда совершенно ничего не хотите понимать о человеке, пока вам не покажешь, сколько у него этих самых «Awards».[b]– Мне кажется странным, что серьезный композитор, пусть джазовый или еще какой угодно, имеет свой ансамбль. А в вашем случае и вовсе можно говорить просто о группе.[/b]– Знаете, однажды в моей жизни наступил такой момент, когда я понял, что музыка – самая важная для меня вещь. Однако в общении с другими людьми мне было тяжело говорить об этом. Многие странно, если не неприязненно, реагировали на мои слова о том, как прекрасно заниматься музыкой и как я этого хочу. И я понял, что вместо того чтобы убеждать кого попало в том, что я как музыкант имею право на существование, лучше окружить себя людьми, которые и так это понимают. Такие люди и стали участниками моего ансамбля. Для меня они больше, чем просто музыканты; это мои друзья. В работе с таким коллективом масса преимуществ. Эти люди не просто исполняют то, что я пишу, они помогают мне сочинять музыку и вдохновляют меня.

«Такой зал не должен молчать»

[i]Оперная дива Любовь Казарновская вряд ли нуждается в особом представлении. Причем знакома она не только российским меломанам – в Нью-Йорке и Лондоне она выступает едва ли реже, чем в Петербурге и Москве. Однако не все еще знают о ее недавнем назначении на пост руководителя Центрального дома работников искусств.[/i][b]– Наверное, с ЦДРИ и начнем. Известная все-таки культурная точка в Москве.[/b]– Я сразу хочу сказать, что меня только назначили. Я начинаю знакомиться с документацией и к конкретному разговору не слишком-то готова.[b]– Но вы же можете сказать, что побудило вас принять это предложение?[/b]– Я сейчас возглавила ЦДРИ точно так же, как Станиславский в свое время возглавил МХТ, Третьяков создал галерею, Немирович-Данченко – Музыкальный театр. Мое первое появление в ЦДРИ случилось 23 года назад, когда я, молодой лауреат Конкурса имени Глинки, вошла в этот совершенно роскошный исторический зал, бесценный для Москвы и один из самых престижных в то время. В аудитории сидели такие люди, перед которыми каждое выступление было творческим экзаменом. Мне, конечно, очень жаль, что сейчас ЦДРИ находится в таком плачевном состоянии. Так продолжаться не может. Зал в самом центре Москвы, который может функционировать для столицы в самых интересных, нужных городу проектах – антрепризы, творческие вечера и прочее, – такой зал молчит! В течение уже многих лет он находится в полном запустении, и мне очень хочется вернуть ему былую славу. Ведь до сих пор живы люди, которые эту славу составляют, и они могут передать свои знания, свои навыки молодым. Пока они живы, я хочу устраивать там творческие мастер-классы.[b]– А вы думаете, в нынешних условиях возможно вернуть ЦДРИ престиж и деньги?[/b]– Престиж вернуть просто необходимо. ЦДРИ всегда был престижнейшим местом для людей всех творческих профессий. Молодые люди там могли заявить о себе. Люди более старшего поколения рассказывали о том, как развивается культура в стране. И мне кажется, что вернуть ЦДРИ былую славу абсолютно реально. Я сама видела, проработав во многих мировых театрах, как люди моего поколения брали какое-то дело, соединяли бизнес и культуру – и получалась очень интересная комбинация. Для меня, кстати, примером в этом отношении является гениальная певица, которая пела в «Метрополитен-опера», Беверли Силлз. Она возглавила театр «Нью-Йорк-сити опера», и там стали петь Доминго, Паваротти и многие другие. А ведь это всегда был театр класса «Б», но она сумела переманить туда всех своих коллег, и он стал очень престижным.Поэтому я думаю, что все возможно. Тут надо, конечно, включиться, использовать все контакты, все творческие силы, чтобы этот фонтан живой воды забил с новой силой.[b]– Как вы оцениваете нынешнее отношение нашего государства к культуре?[/b]– Это очень печальная картина. Чтобы культура в России финансировалась по остаточному принципу – ноль целых и две или три десятых процента, – этого просто больше не может быть. Например, «Метрополитен-опера» или «Линкольн-центр» существуют так: треть спонсорских денег, треть дает государство, и треть – от продажи билетов. У них колоссальный бюджет, разного рода спонсоры – есть миллионные спонсоры, есть тысячные, есть просто люди, которые за пятьсот долларов покупают себе место в театральной ложе на полгода. Это донорство, и каждое культурное учреждение именно так и должно существовать. Но уж никак участие государства не может составлять ноль целых и две десятых, это глупость. Тем более сейчас, когда наше государство очень неплохо зарабатывает на нефтедолларе. Например, Арабские Эмираты – которые, кстати, добывают меньше нефти, чем Россия, – на образование каждого родившегося ребенка кладут 100 тысяч долларов. Они лежат себе в банке на его счету и ждут своего часа. Ребенок вырастает, выбирает профессию и идет учиться. А у нас сейчас, насколько я знаю, хотят перевести творческие вузы на самофинансирование, вы можете себе это представить? То есть это всё, кранты! Потому что настоящие таланты, которые живут в провинции, не смогут приехать в Москву учиться. Где им жить, на что питаться? В государственном масштабе ЦДРИ – это маленькая клеточка, но если каждый у нас в своей ячейке будет по-настоящему делать свое дело, то все будет в порядке.[b]– Как вы относитесь к тому, что руководители российских творческих вузов сопротивляются переходу нашей образовательной системы на западный образец? Я имею в виду все эти деления на бакалавриат и магистратуру.[/b]– Чем глубже базовое образование музыканта, тем лучше. Мне самым эффективным представляется та система образования, по которой училась я: три-четыре года училища, затем пять лет консерватории. Сейчас происходит просто копирование американской системы образования, но я не думаю, что это будет нам полезно. Наше образование – как высшее музыкальное, так, кстати, и общее – одно из самых сильных в мире. Мой сын, например, учится здесь, хотя и не совсем понимает, зачем мы живем в России. Он говорит: здесь грязно, неуютно, что мы здесь делаем? Он пока не понимает, что такое образование он нигде не сможет получить. Он учится одновременно в двух школах, ходит на карате, успевает посещать интересные концерты, и у него еще остается свободное время, чтобы встретиться с друзьями. При нашей с мужем занятости организвать это за рубежом просто нереально.[b]– Вы даете много мастер-классов по всей стране. Вам государство в этом помогает?[/b]– Да, мастер-классов я провожу очень много, скоро, кстати, один из них будет проведен в Томске. Там соберутся все сибирские музыкальные учебные заведения. Но все это проводится не на государственные деньги. В этом мне помогают люди, которые хотят, чтобы в России музыкальная культура была на высоком уровне и чтобы развивались молодые талантливые люди.

За «Ландыши» меня ругали 23 года

[i]К шлягерам и веселым опереттам Оскар Фельцман пришел из Московской консерватории – самый старательный студент факультета композиции ради легкомысленных песен бросил академическое искусство. Своими нестареющими шлягерами он умудрился создать саундтрек ко всей советской эпохе. 18 февраля Оскар Борисович отмечает свое 85-летие.[/i][b]– Вы следите за тем, что сейчас происходит с популярной музыкой?[/b]– Конечно, я и сам участвую в процессе. Но сейчас явный перекос в сторону поп-индустрии, где много серого, невразумительного.[b]– Можете конкретно назвать, что нравится, а что нет?[/b]– Я не так систематически слушаю… Ну, например, Игорь Николаев – одаренный человек. Игорь Крутой – у него очень много песен.[b]– Как вы к песням пришли из классической музыки?[/b]– Мой отец был знаменитым хирургом в Одессе, но он прекрасно играл на рояле. Меня окружала классическая музыка. В Одессе я окончил знаменитую музыкальную школу имени Столярского по двум специальностям – рояль и композиция. По роялю я учился у Берты Михайловны Рейнбальд, знаменитого профессора. У нее в это же время учился Эмиль Гилельс – представляете уровень преподавания?! А по композиции моим учителем был Николай Вилинский. И до переезда в Москву мне и в голову не могло прийти, что я буду заниматься легкой музыкой.В 1939 году я поступил в Московскую консерваторию, в класс профессора Шебалина. Сейчас я очень рад, что получил серьезное композиторское образование. Я чувствую себя вооруженным человеком.Во время войны, кстати, я уехал в Новосибирск, и меня там избрали ответственным секретарем Сибирского союза композиторов – а было-то мне 20 лет. В Новосибирске тогда оказалась вся ленинградская музыкальная интеллигенция – Филармония во главе с Мравинским, Александринский театр. Потом туда приехал джаз Утесова. И у меня зашевелилось какое-то желание поближе познакомиться с легкой музыкой. Из Новосибирска я попал в Сталинск, где в эвакуации была Московская оперетта. Там я услышал «Сильву» – и сразу понял, что с легким жанром будет связана вся моя последующая жизнь.[b]– Вы именно тогда свою первую песню написали?[/b]– Да, через некоторое время вернулся в Москву и написал «Теплоход» на слова Драгунского и Давидовича. Я абсолютно не был уверен в том, что песня удачная, но коллеги посоветовали немедленно ехать к Утесову. Я с трудом заставил себя позвонить ему, приехал к нему, сыграл. И Утесов говорит: «Через две недели будешь слушать эту песню в моем исполнении на всех радиостанциях!» Так оно все и началось. Хотя, повторю, до этого я считал песню примитивным видом музыкального творчества. Я же был воспитан на крупных симфонических сочинениях…Кстати, это помогло мне писать оперетты. «Воздушный замок», «Шумит Средиземное море», «Суворочка» – все они шли в Москве: в Театре оперетты, в Театре Станиславского и Немировича-Данченко. И я, знаете ли, стал известным композитором.[b]– Для хороших песен нужны хорошие стихи…[/b]– Я познакомился с нашими видными поэтами – Рождественским, Матусовским, Долматовским. К этому времени я стал понимать, какое общественное значение может иметь песня. Например, у меня есть песня «Огромное небо». Это же Роберт Рождественский показал мне заметку в «Правде» о двух наших летчиках, которые ценой своей жизни спасли город. И не какой-нибудь, а Берлин.[b]– Сочиняя песни и оперетты, вы совсем бросили классическую музыку?[/b]– Нет, никогда не бросал. Я написал Концерт для скрипки с оркестром, несколько ораторий и кантат, которые исполнялись в Большом зале консерватории нашими лучшими оркестрами.[b]– Ваши коллеги по песенному жанру тоже были в основном классическими музыкантами?[/b]– Не все. Блантер, например, кажется, не кончал высоких университетов, но он получил, так сказать, хорошее житейское образование и был большим мастером. Вообще, человек, который работает над песней, должен быть воспитанным, развитым.[b]– В своей книге воспоминаний вы пишете о преградах, которые вам строили партийные организации[/b]…– Многие мои песни благополучно дожили до сегодняшних дней. Но одна из них подверглась невообразимой критике. Я имею в виду «Ландыши». Я написал ее, отдал ноты Гелене Великановой и уехал на юг, а недели через две получил письмо, в котором сообщалось, что вся Москва распевает «Ландыши». Я бросил всякий отдых и помчался в Москву. В хорошем настроении я прожил где-то месяца два. А потом вдруг в одной из газет написали: «Ландыши» – образец пошлости и портит вкусы». И все подхватили.Меня за эту песню ругали 23 года! Но чем больше меня за нее ругали, тем больше ее любили люди. Теперь она считается классической песней. Причем не только у нас ее поют. В Японии, я знаю, ее исполняет замечательный квартет «Дакс-дакс». Недавно в Нью-Йорке меня пригласили на один большой прием, я там эту песню пел, и мне подпевали из зала.[b]– Когда вы начинали карьеру композитора, вы имели возможность обращаться к западной музыке? Ведь оперетта – это не родной пролетарский жанр.[/b]– Нет, возможностей ездить за рубеж и слушать западную музыку не было. Но некоторые заграничные вещи шли у нас: Кальман, например, или Оффенбах. Я ориентировался на них, а потом, кстати говоря, когда получил возможность обращаться к Западу, понял, что я был в курсе дела.[b]– Существуют ли законы, по которым пишется песня?[/b]– Надо всегда изобретать что-то новое. В песне должен быть индивидуальный почерк, который не выработать никакими правилами.[b]– Как вы думаете, влияло ли на нашу классическую музыкальную школу присутствие жесткой диктатуры в стране?[/b]– Одесса моего детства – это был очень музыкальный город. Такая музыкальная Мекка. Туда музыканты приезжали из Парижа и Берлина. Однажды к нам приехал Шостакович. И ему кто-то сказал, что есть, мол, такой восьмилетний мальчик Оскар, который уже сочиняет. Дмитрий Дмитриевич пришел к нам домой, послушал мою музыку. С тех пор я не порывал с ним связи до конца его жизни…Так вот, в Одессу Шостакович приезжал, главным образом, по грустным поводам – тогда, когда выходили знаменитые постановления ЦК о музыке, в которых его клеймили и называли его творчество сумбуром и тому подобными вещами. Так что, конечно, вмешательство государства влияло на музыку. И в первую очередь – на нервную систему композиторов.[b]– А при каких обстоятельствах Хрущев пел с мавзолея вашу песню?[/b]– Это было после возвращения Поповича и Николаева на Землю. На Красной площади шел митинг, и действительно Хрущев пел с трибуны мавзолея «На пыльных тропинках далеких планет останутся наши следы…» Правда, он извинился, что у него голоса нет. Вообще, я не помню, чтобы кто-то из руководителей нашего государства пел вот так чью-то песню.[b]– Вы, когда учились академической музыке, хотели быть на кого-нибудь похожим, например, на того же Шостаковича?[/b]– Нет, я не мыслил себя продолжателем Шостаковича или Прокофьева. Я писал серьезные произведения, но в душе был очень демократично настроен. Вообще в консерватории ко мне относились очень хорошо. Я был единственным студентом композиторского факультета, которому дали Сталинскую премию – 500 рублей! Достаточно сказать, что, например, концертные туфли стоили 35 рублей. Так что я на 500 рублей в месяц смог снять комнату и вообще жить безбедно. Меня любили профессора, правда, они прочили мне судьбу академического композитора, поэтому своим увлечением легким жанром я всех удивил.[b]– Что вы пишете сейчас?[/b]– Я готовлюсь к большому концерту – 1 марта в ГЦКЗ «Россия» пройдет мой юбилейный вечер. Будут петь Иосиф Кобзон, Эдита Пьеха, Валентина Толкунова и многие другие. Кстати, разве я достиг бы успеха, если бы не наши талантливые исполнители?[b]– Оскар Борисович, а как получилось, что вы в детстве поступили в скрипичный класс, а потом переключились на рояль?[/b]– Это очень смешная история. Просто я, маленький мальчик, сказал своему учителю Столярскому, что не хочу играть стоя, а хочу сидя. Тогда он сказал, чтобы меня отдали Берте Михайловне… Ну и слава богу, я ведь не представляю себе композитора, который не играл бы на рояле.[b]– Да, Стравинский говорил, что слышит в звуках рояля весь оркестр.[/b]– Конечно, он самую серьезную и сложную музыку писал, сидя за роялем.[b]– Честно сказать, я вас всегда представлял человеком, далеким от музыки Стравинского или, скажем, Шнитке.[/b]– Есть у меня ноты и Стравинского, и Шнитке, я хожу на все серьезные концерты, слушаю самую разную музыку. Другое дело, что я никогда не сяду писать симфонию и не стану соревноваться в этом с Игорем Стравинским или Альфредом Шнитке. Каждому свое. Я думаю, Стравинский тоже не стал бы писать песен.

Блиц – Курсив. Дюймовочка и Хворостовский

[b]Наталья ЗАГОРИНСКАЯ,солистка «Геликон-оперы»:[/b]–Вы меня просто врасплох застали… Сразу трудно сообразить – очень много всего происходит в культурной жизни. Из концертов, конечно, самым ярким событием было выступление Дмитрия Хворостовского и Рене Флеминг. Я была на их концерте, все очень понравилось. Из фильмов – наверное, «Ночной дозор»… или «Дневной» – я не запомнила названия. В общем, тот, который последний. Очень хочу попасть в МХТ на спектакль «Господа Головлевы» с Евгением Мироновым. Пока, как я ни старалась, билетов не достала. На Миронова сейчас какой-то сумасшедший спрос.[b]Евгений КРЫЛАТОВ,композитор:[/b]– С очень большим волнением смотрел сериал «В круге первом», на меня и роман в свое время, и фильм теперь произвели сильное впечатление. И, кстати, «Мастера и Маргариту» я с большим удовольствием по тому же каналу посмотрел. Такие фильмы особенно выделяются на фоне остальной телепродукции. Конечно, много всего к юбилею Моцарта. Для России, кстати, Моцарт, как и Пушкин, это «наше все», наш любимый классик. Но сознаюсь, что сейчас я не очень пристально слежу за культурной ситуацией – пишу музыку к фильму Леонида Нечаева «Дюймовочка». Мы работаем вместе с Юрием Энтиным, уже написали 7 песен. Актеры, кстати, там снимаются прекрасные – Крючкова, Ахеджакова, Мозговой.[b]Глеб СЕДЕЛЬНИКОВ,композитор:[/b]– Заметным событием, конечно, считаю показ сериала «В круге первом». Это не просто художественное, но и социально-психологическое событие. Удивительно, что автор, пройдя все испытания, уготованные ему судьбой, наконец дожил до экранизации своего великого произведения. Первый раз я читал этот роман в 1969 году, когда даже за его чтение давали срок.Помню точную дату – 29 мая, мы в тот день безуспешно пытались попасть на концерт Караяна, а тут как раз одна знакомая, проходя мимо консерватории, предложила пойти к ней на Малую Бронную, почитать одну книгу. Этой книгой и оказался машинописный экземпляр романа «В круге первом», напечатанный на папиросной бумаге. Тогда удалось прочитать только несколько глав, в частности, «Улыбку Будды». Но и это произвело совершенно ошеломляющее впечатление, которое живо до сих пор. Фильм помог воскресить эти переживания.

Блиц – Курсив. Круги и звезды

[b]Юрий АРАБОВ,сценарист:[/b]– Одним из самых заметных событий последнего времени я бы назвал телепроект Глеба Панфилова «В круге первом» по роману Александра Солженицына. Мне кажется, что это качественная и вполне человечная экранизация. Сейчас вообще продукция подобного рода оставляет желать лучшего, а Панфилову все-таки удалось вынести понятие сериала на совершенно иной уровень.Я думаю, создатели в целом справились с задачей этой постановки. Однако не отметить некоторые недочеты я все же не могу. Во-первых, претензии к сценарию – нет действия. Во-вторых, ошибки художника-постановщика. Здесь ужасные есть вещи, например, пластиковые окна в кабинете мидовца или джинсовая ткань на заключенных. Для сериала такого уровня подобные ошибки просто неприемлемы.[b]Андрей ХРИПИН,музыкальный критик:[/b]– Из громких музыкальных событий я, конечно, назову концерт Нетребко и Виллазона. Это уникальные артисты, слава богу, что Аня Нетребко, так активно выступая по всему миру, находит возможность приехать в Россию и привезти с собой такого певца, как Виллазон. Сейчас, кстати, говорят, что именно он идет на смену Пласидо Доминго. Мы увидели невероятное шоу, Нетребко и Виллазон – певцы совершенно другой формации, на сцене они не боятся быть самими собой, шутить, устраивать настоящее представление. А второе – приезд Рене Флеминг и Дмитрия Хворостовского. Это звезды невероятного масштаба, такие концерты всегда заметны. Единственное, что смущает в этой истории – цены на билеты. Такие астрономические деньги просто не под силу заплатить многим меломанам. Конечно, звездам нужно платить соответствующие гонорары. Но странно, что многие артисты приезжают зарабатывать именно в Россию. Кстати, в Европе эти музыканты за академические концерты такие деньги не получают. И в коммерческих целях они выступают, например, на стадионах.[b]Юрий КУБЛАНОВСКИЙ,поэт:[/b] – Из вышедших недавно книг я бы отметил дневники сына Александра Шмемана, опубликованные издательством «Русский путь». Шмеман – священник, умерший 14 лет назад, а его сын был корреспондентом газеты New York Times в Москве. Он много помогал диссидентам и, как выяснилось, писал дневники, в которых обсуждал самые разные вещи – Солженицына, Джона Леннона или сексуальную революцию. Читать все это невероятно интересно, эта книга, бесспорно, большое событие. Ну и, конечно, надо сказать об экранизации «В круге первом». В целом это удачная постановка, Панфилов остается равным самому себе. К тому же это один из самых значительных романов ХХ века. А из ярких музыкальных событий я отмечу концерт в Вене, посвященный 250-летию Моцарта, я смотрел трансляцию по телеканалу «Культура».

Блиц – Курсив. Моцарт и Солженицын

[b]Павел КОГАН,руководитель Московского государственного симфонического оркестра:[/b]– Сейчас, конечно, юбилей Моцарта является самым ярким культурным событием. Хорошо, что эта дата так масштабно празднуется. Вся Европа собирается посвятить год празднованию моцартовского юбилея. В Вене, например, прозвучат все его оперы. Кое-что будут играть и у нас.[b]Мария СЕДЫХ,театральный критик:[/b]– Ярчайшим событием считаю спектакль Генриетты Яновской «Трамвай «Желание». Мне кажется, что настоящие культурные события сейчас как-то выпадают из поля зрения СМИ. Вот я, например, считаю культурным событием то, что концерты Козакова и Юрского, где они читают стихи, до сих пор собирают народ. Целый зал Чайковского! В СМИ это никак не отражается, на нашем телевидении вообще одни антисобытия. Например, сериал «Мастер и Маргарита». Мне категорически не понравился этот фильм, ему в заслугу, непонятно почему, ставят только то, что, мол, режиссер вообще взялся за такую постановку. И то, что он поднял интерес к прозе Булгакова. А мне кажется, нормальный человек не сможет воспринять «Мастера и Маргариту» только под этими непонятными предлогами. Сам-то фильм абсолютно беспомощен. Надеюсь, что событием станет «В круге первом» по Солженицыну, который сейчас запустили по телеканалу «Россия».[b]Наталья КАСАТКИНА,хореограф:[/b]– Я считаю самым значительным событием последнего времени юбилей нашего отца и друга Игоря Александровича Моисеева, который сорок лет назад создал наш коллектив – Государственный академический театр классического балета.[b]Вадим ГАЕВСКИЙ,балетный критик:[/b]– Большим событием я бы назвал юбилейный концерт Российского национального оркестра под управлением Михаила Плетнева. Плетнев, на мой взгляд, уникальное явление в нашей музыке. Это самый крупный музыкант. Сейчас идет некоторый спад в музыке вообще и в исполнительском искусстве в частности. Мы вроде бы выигрываем все конкурсы, но по-настоящему больших музыкантов у нас очень мало. Плетнев же, я бы сказал, наш Гленн Гульд, если вам это имя о чем-то говорит.И еще я хотел бы отметить балетный дебют: в Большом в балете «Дон Кихот» совершенно изумительно выступила Наташа Осипова. Эта девочка вообще-то из кордебалета. Ратманский сделал на нее ставку, рискнул, конечно, но игра стоила свеч. Таких дебютов я не видел давно. Я убежден, что эта балерина далеко пойдет.

Лир, Шут и три сестры

[b]В «Школе драматического искусства» – новый спектакль Дмитрия Крымова «Три сестры» по пьесе Уильяма Шекспира «Король Лир».[/b]Чеховское название приделано ради красного словца – перекличек с пьесой Антона Павловича вроде бы нет. Но Крымов все же отошел от шекспировской версии. Например, дочки, вогнавшие папу в гроб, предстают не зрелыми холодными стервами, как в оригинале, а наоборот, юными и неопытными шалуньями, этакими Лолитами в рваных колготках.Спектакль вообще довольно эротичен – Гонерилья, Регана и Корделия (Анна Синякина, Алина Сергеева и Наталья Горчакова) демонстрируют на сцене разнообразные наборы соблазнительного белья – подвязки, чулочки, носочки и трусики мелькают перед глазами без остановки, пока сестры валяются, дерутся и моются. В той же степени представление Дмитрия Крымова, если можно так сказать о спектакле, травматично.Девочки опасно падают с разбегу на пол, толкаются и спотыкаются, а Король Лир (Михаил Янушкевич) их время от времени довольно грубо хватает и трясет. Актер Альберт Филозов, играющий Шута, вообще подвергается каким-то смертельным испытаниям.На голой сцене происходит совершенно головокружительный круговорот самых разных предметов. Ботинок, окурок, огрызок, опилки, рассыпанная соль, лужа – игра этих неодушевленных персонажей не менее важна для Крымова, чем страсти живых актеров.История получается легкой и странной, и при своей двухчасовой продолжительности категорически нескучной. А отметить и похвалить, конечно, хочется Анну Синякину, которая от главной роли в тупом советском лубке под названием «Ворошиловский стрелок» добралась до высоколобой «Школы драматического искусства».

Великий юбилей

[b]250 лет назад родился Вольфганг Амадей Моцарт. Он прожил всего 35 лет. А когда умер, почти никто не пришел проводить его в последний путь. Мало кто догадывался тогда, что Моцарт отправился в вечность и будет радовать своей музыкой из века в век.[/b]О Моцарте написаны горы книг. Среди многочисленных авторов вспомним, конечно, Пушкина, который устами Сальери восклицал:[i]Какая глубина!Какая смелость и какая стройность!Ты, Моцарт, бог и сам того не знаешь…[/i]И Моцарт у Пушкина дает как бы автохарактеристику:[i]Нас мало избранных, счастливцев праздных,Пренебрегающих презренной пользой…[/i]Этот миф о Моцарте сохраняется по сей день – гуляка праздный, сочиняющий гениальные произведения как бы между прочим. Таков Моцарт и в знаменитой пьесе «Амадей» Питера Шеффера. Но вот совсем недавно вышла биография Моцарта в серии ЖЗЛ, написанная французским писателем Марелем Брионом, и там возникает совсем другой Моцарт. Не беспечный гуляка, а глубоко религиозный человек, полный веры в провидение. Серьезнейший композитор, через музыку обращавшийся непосредственно к Богу.Возьмем, к примеру, его «Волшебную флейту». Она написана под влиянием таинственного учения масонов и древних египтян. В ней повторяются одни и те же «магические числа», и, в частности, цифра 18. Так, мудрец Заратустра окружен 18 жрецами, вокальный ряд оперы начинается с 18 нот, 180 тактов вокала приходятся на 18 выходов. И в других произведениях Моцарта можно найти примеры, говорящие о связях с нумерологией и масонскими символами. Моцарт жил во времена, когда люди придавали им большое значение. Не отсюда ли видение «человека, одетого в черное», который заказал Моцарту реквием?...Моцарта вспоминает весь мир. В родном композитору Зальцбурге подготовлено 500 проектов, но главное событие – сегодняшний гала-концерт – включайте телеканал «Культура». А вообще сегодня 24 часа идет моцартовский телемарафон на 25 стран.В «Метрополитен» – «Волшебная флейта». В Венской опере днем – она же, а вечером – «Идоменей». В Парижской опере 27-го – самый интригующий «Дон Жуан», ведь поставил его кинорежиссер Михаэль Ханеке.Опера, впервые исполненная в 1787 году в Праге, нынче ежедневно идет в Сословном театре чешской столицы целых полтора месяца! Звучит сегодня Моцарт и в Москве. В театре Покровского оперой «Так поступают все» начинается четвертый фестиваль «Моцарт на Никольской». В Доме музыки – Реквием и Коронационная месса. Заметнее других проявила себя филармония: она продолжает фестиваль, открытый 8 января «Милосердием Тита» – в БЗК сегодня играет пианист Джон Лилл. А 28 января в Зале Чайковского выступит долгожданный Венский хор мальчиков: его удалось заполучить в самый разгар всемирных празднеств!...Исследование костных тканей племянницы и бабушки Моцарта не помогло установить, действительно ли хранящийся в Зальцбургском музее череп принадлежал великому композитору. В XIX веке предполагаемые останки были извлечены неким могильщиком и переданы Моцартовскому обществу. Череп многократно изучался. Состояние зубов указывает на рахит, которым Моцарт действительно болел в детстве. А слева на черепе – трещина: известно, что Моцарт получил травму головы при падении из кареты.[b]На илл.: [i]«Вольфганг в концертном костюме». Предположительно картина Пьетро Антонио Лоренцони, 1763 г. Костюм был подарен семилетнему вундеркинду императрицей Марией Терезией.[/b][/i]

Блиц – Курсив. Короли и культура

[b]Владимир ГЛОЦЕР,литературовед[/b]:– Был в Доме архитектора на открытии очень хорошей выставки к 100-летию известного архитектора, реставратора и художника Константина Топуридзе. Оно вылилось в импровизированный вечер воспоминаний о Константине Тихоновиче, которого я знал хотя бы потому, что много лет был в дружеских отношениях с его женой, знаменитой актрисой Риной Зеленой. Я тоже сказал о нем слово. Вчера оказался на церемонии вручения «Триумфа». Среди других достойных триумфаторов – прекрасный поэт Олег Чухонцев.[b]Вера ГОРНОСТАЕВА,пианистка,президент Московского союза музыкантов:[/b]– Я бы отметила телепередачу о Евгении Колобове. Об этом потрясающем дирижере известно крайне мало. Я, кстати, хочу сказать огромное спасибо Юре Темирканову, который был его покровителем на очень сложном пути музыканта.Телевидение может играть полезную роль в жизни современного общества, но, к сожалению, этого не делает. У нас только один канал можно смотреть – конечно, «Культуру».[b]Владимир МИНИН,руководитель Московского камерного хора:[/b]– Я бы отметил три концерта. Во-первых, выступление БСО под управлением Федосеева с Девятой симфонией Бетховена. Во-вторых, концерт Российского национального оркестра под руководством Плетнева. Играли Дворжака, и я ушел совершенно потрясенный. И, наконец, недавно мы ездили в Лондон, пели там малоизвестную кантату Танеева «По прочтении псалма».[b]Игорь БЕСТУЖЕВ-ЛАДА,социолог:[/b]– Не так давно я посмотрел современный французский телефильм из цикла «Проклятые короли». Появление таких сериалов – важное событие. Ведь почти все, что мы сейчас имеем в этом жанре, нельзя назвать настоящим кино. Это иллюстрации, более качественные или менее качественные – но всего лишь картинки к книге, если это экранизация, или просто картинки, ничего общего не имеющие с искусством. Например, сериал «Мастер и Маргарита». Ничего плохого я, конечно, не скажу. Но это всего лишь дополнение к прочитанному материалу. А отдельно от него этот телефильм не может существовать. Я даже близкого ничего не испытал к тому, что чувствовал, когда в течение суток читал сам роман. Мне кажется, что скоро должны появиться большие телевизионные проекты, на которые можно будет «вытаращивать глаза». Ведь существует такое количество сюжетов, которые не могут воплотиться в обычной художественной экранизации!

Морозный Бах, горячий Дом

[i]После праздников пошел «отходняк». Но все еще с привкусом новогодних настроений. И настоящие меломаны с равным удовольствием окунаются в традиции то древнерусские, то католические. Главное, чтоб музыка была хорошая.[/i][b]Под гусли погадали[/b]Культурный центр «Дом» делает ставку на народную или «мировую» музыку. В Святки «Дом» решил копнуть культурный пласт родной земли. Сергей Старостин – народник со стажем. Правда, его колокольцы, гусли и собранные по деревням диковинные напевы известны больше где-нибудь в Париже, чем в Москве. Однако и у нас любителей древнерусской музыкальной старины оказалось достаточно для того, чтобы до отказа забить «Дом».Старостин, наверное – одна из самых понятных и интересных фигур современной отечественной музыки (не обязательно народной). Все его проекты ясны.Вот красивые песни с болгарским хором «Ангелите». Вот – выгодная и профессиональная история самого удачного экспорта этнической музыки под названием «Вершки да корешки» (с Волковым и африканцем Моллой Силлой).Сольное же творчество Старостина и вовсе выглядит безупречно: весь его репертуар или, по крайней мере, тот, что был представлен в «Доме», разумно удален как от категории песен типа «Ой, мороз, мороз», так и от сложных древнеславянских духовных песнопений.Старостин умудряется где-то находить песни одинаково понятные и интересные, а с контрабасом Волкова его музыка окончательно выходит за рамки скучного этнического формата, оставаясь, впрочем, вдалеке и от популяризаторства «Ивана Купалы».Музыкальное великолепие в «Доме» завершилось массовым гаданием. Одна из участниц хора колдовала на сцене, и с шутками и припевками одаривала кого внезапным обогащением, кого скорым замужеством или даже рождением ребенка. Публика с охотой принимала участие в процессе и восторженно аплодировала.Вообще странно, что годы советской власти, так долго и тщательно искоренявшей русскую культуру (которая каким-то непостижимым образом оказалась неразрывно связанной с православием и вообще с религией), не смогли до конца вытравить из русских людей эту самую «народность». Сейчас ведь музыканты, специализирующиеся на аутентичном исполнении русской народной музыки, становятся моднее самых популярных диджеев.Как будто мало того ажиотажа, с которым в Коломенском гуляют на Масленицу и, раздевшись, лазают по столбам за сапогами.[b]Много-много Девы Марии[/b]В римско-католическом кафедральном соборе на Малой Грузинской прошел уже привычный здесь концерт духовной музыки.Очередь за билетами выстроилась через весь храмовый двор, хвост вылезает на улицу. Мороз, ветер, темно, очередь еле движется. Народу столько, что кажется, будто будет не хор с органом, а Мадонна с новым альбомом Confessions on a dance floor.После часа жуткого холода все же удается попасть к кассе – билетов, конечно, уже не осталось. Есть только, как говорит кассирша, «дополнительные стульчики» по 150 рублей. Какие могут быть «дополнительные стульчики» в католической церкви – непонятно, но приходится брать именно их.Внутри церкви воздух оказывается немного теплее, чем на улице, народ сидит в шубах и пуховиках. Внутреннее, рождественское убранство собора выглядит мрачновато. Пара, кажется, наспех наряженных елок, нетвердо стоящих на ногах, и мишура на люстрах. Все это вместе – огромное количество мерзнущих людей, грустно свисающая мишура и величественное пространство католической базилики – наталкивает на невеселые мысли. Представляется военное время, в частности, конечно, последняя молитва прихожан перед эвакуацией. И вот начинает петь хор.Тут надо сказать о программе. В ней, конечно, пара органных произведений Баха, одна месса Шуберта, Ave Maria Брамса, а также Сен-Санс, Беллини, Бизе, Вивальди и даже Вила Лобос.Вообще самые лакомые куски мировой классики относятся как раз к духовной музыке, поэтому ходить на такие концерты всегда можно смело, опасаясь лишь некачественного исполнения. Впрочем, на этом концерте с исполнением дела обстояли совсем неплохо.Хор, о котором уже зашла речь, пел просто-таки хорошо, хоть и приписан к Московскому государственному педагогическому университету. Единственная претензия, которую можно было бы предъявить – тотальное посвящение Деве Марии: хор практически все время пел два слова – Ave Maria, что, прости меня, Господи, чревато некоторым однообразием.Неожиданно ситуацию спасло сочинение Сергея Воронина «Богородице Дево, радуйся» – русский язык странно сочетался с органом (на котором играл Игорь Белоконь), да и исполнена хором МГПУ эта молитва была, пожалуй, увереннее остальных.Очень достойно и сдержанно (что, видимо, необходимо для исполнения духовной музыки) звучало меццо-сопрано солистки Большого театра Светланы Белоконь. Обычные для этого тембра пафосные раскаты невыносимого форте были благоразумно отложены.Вообще концерт, несмотря на некоторые недочеты (например, заметный русский акцент хора МГПУ в латинских песнопениях) получился простым и красивым.Ну и что, что холодно, зато народу больше, чем на Гришковце. А Бах вообще становится сам собой только под храмовыми сводами – и ничего, что орган звучит резковато. Слушать его все равно надо в церкви, а не в похожем на спорткомплекс Международном доме музыки.

Блиц-Курсив. Ходорковский и Шекспир

[b]Роман ВИКТЮК,режиссер[/b]:– Одна из ярких театральных премьер – спектакль Игоря Селина «Сон в летнюю ночь» по пьесе Шекспира. Селин – это молодой режиссер, один из самых интересных сейчас. Шекспир – театральный титан, невероятная драматургическая пучина. Если режиссеру удается погрузиться в нее и потом высвободиться – значит, он многое сумел понять и сможет многое рассказать зрителю о любви и жизни. На мой взгляд, Селину как раз это удалось. Заметна в этом спектакле и актерская игра. Например, грандиозно играет Дмитрий Бозин. Премьера, кстати, была всего несколько дней назад в моем театре.[b]Алла ГЕРБЕР,юрист,писатель,политик[/b]:– По телеканалу «Культура» начали показывать цикл передач, посвященных голландским концертам разных музыкантов – это где они играют под открытым небом. Там выступал Максим Венгеров – просто великолепный был концерт, он гениальный, потрясающий музыкант. Последний фильм Вуди Аллена сильно на меня повлиял. Это уже не американская комедия, как все его манхэттенские истории, – это чисто английская картина. Она пропитана знаменитым юмором Аллена, его тонкой самоиронией. Вообще Аллен, я считаю, блестящий художник: он может говорить о грустных, даже трагических вещах в совершенно легкой, простой манере. Заметное событие – выход дневниковых записей Марины Цветаевой конца девятнадцатого века. Кстати, еще о книгах: «Узник тишины» Валерия Панюшкина о Ходорковском – не только удачный журналистский опыт, но и настоящая литературная работа.[b]Эдуард ГРАЧ,дирижер,скрипач,профессор Московской консерватории[/b]:– Не хочу показаться нескромным, но заметным культурным событием последнего времени я считаю фестиваль, который мы провели на мой юбилей, – 4 концерта в залах Московской консерватории. Участвовал, конечно, мой оркестр «Московия», мы сыграли огромное количество произведений самых разных авторов, например, Штрауса, Пьяццоллу, концерт Паганини для 30 скрипачей с оркестром. Заметным событием этот фестиваль можно считать еще и потому, что на нем выступило много суперзвезд – Соткилава, Федотов, Гродберг, Лановой и многие другие, приезжали известные профессора из Лондона.[b]Гарри БАРДИН,художник-мультипликатор[/b]:– Как всегда, значительное событие – «Декабрьские вечера» в Пушкинском музее. Там выступают самые видные музыканты. В этот раз там выступали и Башмет, и Спиваков, и Мацуев – очень талантливые музыканты. А особо хочу отметить недавний потрясающий концерт пианиста Николая Петрова в Большом зале Московской консерватории. Он играл Баха, Шуберта, Моцарта – великие композиторы и блестящее исполнение.

Не тут-то было

[b]Самые аттрактивные музыканты российского подполья Леонид Федоров и Владимир Волков выпустили новый альбом на стихи обэриута Александра Введенского.[/b]Очередная пластинка с названием «Безондерс» – еще одно доказательство тому, что в студии Федоров чувствует себя уверенней, чем на сцене.Такое заявление может показаться неожиданным, но, ей-богу, нет больше сил слушать, как в миллионный раз Федоров на концерте заводит свою «Голову-ногу» или еще какой-нибудь номер с альбома шестилетней давности «Зимы не будет».Понятно, конечно, что это революционная запись, открывшая для Федорова пучину загробных звуковых и поэтических выкрутасов, но все-таки хочется какого-то продвижения. Дребезг федоровской гитары и воющий, стучащий и гудящий контрабас Волкова стали такой благодатной студийной и концертной почвой, что уже и не верилось в способность этих музыкантов переключиться на что-нибудь другое.Анонс выхода пластинки «Безондерс» как раз давал робкую надежду на то, что Федоров с Волковым наконец добавят к своему инструментальному завыванию и скрежетанию каких-нибудь скрипок, клавиш, электроники – в общем, чего угодно, что могло бы сдвинуть с места их впечатляющую, но забуксовавшую музыкальную машину.На презентации «Безондерса» в Центральном доме художника эта надежда скоропостижно умерла. То есть сначала-то она, наоборот, расцвела буйным цветом – еще перед началом концерта на сцене можно было увидеть и приготовленный к употреблению рояль, и какой-то игрушечный синтезатор и, главное, ноутбук и навороченный процессор. И вот уже эта надежда начала перерастать в безумную, отчаянную уверенность – пусть ад замерзнет и небо упадет на землю, но Леонид Федоров хотя бы раз в жизни обойдется без своих затертых «головоногих» скороговорок.И действительно – обходился. Даже гитару он взял всего один раз(!), а остальное пел под контрабас и целое море сочных обрывков, извлекаемых из ноутбука. Владимир Волков, видимо, совсем обезумев, сел за рояль, правда, очень быстро вернулся к брошенному контрабасу.Федоров даже сподобился прочитать какой-то потусторонний речитатив, похожий на рэп сумасшедшего, сопровожденный оглушительными электронными барабанами. И вдруг – на тебе! Поломка! Неожиданно погас экран ноутбука, что означало смерть всей электроники и всяческих отступлений от нормы – Федоров опять взялся за гитару и начал, конечно же, петь песню «Голова-нога». После этого еще пару старых номеров, а дальше уже было не важно – Введенский, не Введенский – все поехало по-старому. Даже новые песни, в поэтическом смысле наполненные чуждой Федорову осознанной лирикой (например, «Сын»), в гитарной, напряженно-истерической манере исполнения растеряли всю свою свежесть.Так что, все вернулось на круги своя. Может, оно и к лучшему, хотя что хорошего в до смерти заезженной пластинке совершенно непонятно.

Клара Новикова: Есть птичий грипп, а есть птичий юмор

[i]Клара Новикова – красивая женщина. Бешеная занятость на гастролях и в телепередачах, удвоенная в предновогодние дни, не помешала ей встретиться с корреспондентом «Вечерки», чтобы поговорить о тайнах смеха и кое о чем более серьезном. В офисе на 1-й Тверской-Ямской выясняется, что Клара поразительно непохожа на своих персонажей.[/i][b]– Вы как человек, для которого смех стал профессией, сами над чем смеетесь?[/b]– Я очень редко смеюсь, потому что знаю, как сделана та или иная шутка изнутри. Конечно, может быть какой-то трюк или гэг, который я могу похвалить. Но чтобы искренне засмеяться – это редкость.[b]– Чей юмор вы считаете самым качественным?[/b]– Ну, из актеров, конечно, это Раневская. Или Чарли Чаплин, вообще очень многие из немого кино. В этом жанре некоторые моменты, конечно, выглядят несколько грубовато, но по сравнению с тем, что есть сейчас, это просто милые, невинные шутки. Из современников мне очень нравится Гришковец. Мне интересен его юмор. Вуди Аллен очень нравится. Комедии Гайдая очень смешные, хотя их очень ругали, когда они появились.[b]– Как вы думаете, почему американский юмор, начавшийся с Чарли Чаплина, сейчас выродился в то, что мы видим в большинстве американских комедий?[/b]– Мне кажется, это вообще связано со временем. Сейчас время такое, что надо удивлять, причем быстро. Это ведет к некоторому отупению. Ведь некогда думать над тем, как сделать что-нибудь тоньше, показать человека с его чувствами и мыслями. Это занимает время, а его сейчас просто нет. Вот и получается, что нужно очень быстро все придумать, снять, и денег еще на этом собрать как можно больше. Вот великое изобретение – компьютер. Но мне кажется, что он со временем вытеснит человека с его какими-то внутренними проблемами, воспоминаниями. Думать уже некогда, нужно быстрое мышление, нужно все время торопиться, и человек просто не успевает за этим. Понятно, что компьютер очень удобная вещь – один Интернет чего стоит! У меня, кстати, тоже есть сайт, правда, я не особенно за ним слежу, но очень хочу научиться владеть всеми этими технологиями. Там ведь все есть – такие объемы информации, там можно прочесть почти любую книгу. Но разве это заменит радость от того, что ты берешь книжку в руки, перелистываешь ее страницы?[b]– Кстати, на вашем сайте я обнаружил, что вы, оказывается, довольно часто ездите в Америку на гастроли. Что за люди там на вас приходят?[/b]– Ну конечно, это наши соотечественники, хотя бывают и американцы – те, которых знакомые приводят или еще кто-нибудь. Они очень приветливые и все время улыбаются, хотя ничего не понимают из того, что я говорю. Я же на концертах со многими зрителями знакомлюсь – и вот сидит, например, какой-нибудь Джон, улыбается, а рядом его русская жена. Я ее спрашиваю – почему он смеется, он что-нибудь понимает? А она отвечает – нет, просто он говорит, что у вас физиономия очень смешная… Но в основном, конечно, приходят люди, которые меня уже знают, вот в Нью-Йорке был зал – просто битком набит. И люди так хохотали, мне не хотелось с ними расставаться, причем мне казалось, что это было взаимно. Концерт шел три с половиной часа. Я со многими познакомилась и не могу сказать, что это какие-то неприкаянные эмигранты, которые себе места не смогли найти. Это люди, очень хорошо вписавшиеся в американскую жизнь, – компьютерщики, программисты. Просто им интересно приходить на мои концерты, потому что они следят за российской жизнью. У них ведь есть и наше телевидение, поэтому они в курсе всего, что у нас происходит.[b]– А вы знаете американских артистов вашего жанра?[/b]– Я не очень за этим слежу, к тому же просто не понимаю, о чем они шутят. Ведь я не знаю тех деталей их повседневной жизни, на которых строится любой юмор. Однажды я была в маленьком клубе на концерте какого-то юмориста. Там они, кстати, происходят в маленьких специализированных залах, где никто не ест и не выпивает – просто слушают выступления, хотя и сидят за столиками. Так вот, публика просто валилась под эти столики от смеха, а когда мне стали переводить его шутки, выяснилось, что он рассказывает про беременную женщину, которая идет по улице и хочет каждого встречного мужчину. Мне это показалось пошлым, а зрители просто умирали! Это было около десяти лет назад, и я не могла себе представить, что нечто подобное возможно у нас. А сейчас – пожалуйста. Те же шутки, особенно если посмотреть программу «Комеди Клаб». Я, например, не очень хочу слышать непрерывную ненормативную лексику. Хотя у американцев тоже сплошные «шит» и «фак», но у нас юмор всегда был другой. А сейчас этого уже не остановить. Это как болезнь. Птичий грипп. Вот на таком уровне сейчас появился и птичий юмор.[b]– Если в тексте, который вам предлагает автор, будет шутка или фраза не совсем приличная, но при этом вы будете понимать, что у зрителей она пройдет «на ура», вы будете ее использовать?[/b]– Я попытаюсь придумать, как ее обыграть, а если не сумею, то не буду.[b]– То есть личное мнение для вас важнее зрительского?[/b]– Вы знаете, просто есть представление о том, что может себе позволить выступающая женщина. Если мужчине дозволительно что-то более вольное, то женщина должна как-то быть в рамках. Хотя я могу спрятаться за персонажем. Клара Новикова, может быть, так и не скажет, а ее персонаж – вполне. Но вообще, если на концерте все идет легко, то всякую шутку можно пристроить. А бывает, что зритель напрягается – и тогда ничего не выходит. И виновата может быть даже не некорректная шутка, а какая-нибудь самая мелкая деталь. Хотя я считаю, что юмор должен быть на грани, на лезвии. Если ты до этой грани не дошел – скучновато; перешагнул – пошло.[b]– Бывало ли такое, что на смешные, по-вашему, шутки зритель не реагировал?[/b]– Да, такое бывает.[b]– И вы не знаете, почему так происходит?[/b]– Нет, мне это непонятно. Совсем недавно был, кстати, такой случай. Собрались очень солидные люди, очень умные, в некоем институте – там был праздник. И мне показалось, что необходимо выбрать качественный монолог, чтобы соответствовать уровню. Причем передо мной выступал мужчина с довольно соленым монологом. Мне за кулисами было, честно говоря, неловко. На телевизионном экране этот монолог не показывали, но я его слышала и раньше. Зрители смеялись, хотя большинство шуток, как мне показалось, находилось за гранью дозволенного. И вот за ним вышла я с очень красивым, изящным текстом – при полной тишине зрительного зала. Они даже не аплодировали! Я испытала шок. Мне показалось, что я провалилась. И я так и не поняла, что произошло.[b]– По каким критериям вы выбираете тексты для своих выступлений?[/b]– С работой над текстами дело сейчас обстоит очень сложно. По крайней мере для меня. Ведь я привыкла работать с материалом обстоятельно – что-то додумывать, постоянно звонить автору, предлагать ему какие-то новые ходы, по десять раз все пересматривать и поправлять. А сейчас все опять упирается в нехватку времени. Автор пришел, текст показал, тут же попросил у тебя каких-то денег – это естественно, за работу человек должен получать деньги, – и все! Я так не могу. Вот некоторые артисты берут текст, сами что-то там переделывают, вставляют на ходу анекдот… Нам казалось, что ни в коем случае нельзя просто всобачивать в монологи анекдоты. Ну, сделать так, чтобы это твой персонаж рассказал, сослаться на то, что вот, мол, я слышал анекдот, и дальше его рассказать – это нормально. Мои персонажи рассказывают анекдоты, но всегда со ссылками, чтобы это было привязано к какому-то событию и не выбивалось из контекста.[b]– Что при выборе материала самое важное?[/b]– Важно, чтобы было что играть. Меня должен задеть сюжет – и тогда я возьмусь за него. Даже если у меня на эту тему уже есть монолог. Вот, например, человек принес мне каких-нибудь старушек – а у меня уже есть старушки. Но я все равно отложу их и подожду, пока придет их время.[b]– Как вы думаете, что будет происходить дальше с эстрадным жанром в нашей стране?[/b]– Я не знаю, что будет с концертами. Сейчас так много юмористических передач на телевидении – и «Городок», и Петросян, и «Субботний вечер», и «Бисквит» – количество-то невероятное. На всех каналах! Так что с живыми концертами может что-то произойти – зачем ходить на концерты, когда можно включить телевизор?[b]– Недавно был скандал с программой «Аншлаг». Очень солидные люди хотели эту передачу запретить.[/b]– Министр культуры? Министр обороны? Можно, конечно, физически закрыть все, что мешает тому или иному министру. «Аншлагу» почти двадцать лет, он вырастил многих артистов, и у него до сих пор высокие рейтинги.Можно говорить все что угодно о Регине Дубовицкой, но она замечательный редактор. Она эту передачу вылизывает, она живет этим. Наверное, что-то надо изменять, что-то реформировать и развивать. А запрещать… Что, министр обороны думает, что у него перестанут убегать из частей солдаты, если он «Аншлаг» запретит? Перестанут расстреливать караульных, воровать оружие? Что изменится, если министр обороны запретит Сорокина? Можно подумать, вся армия от корки до корки прочитала всего Сорокина, и от этого у нее начались все проблемы![b]– Вы Сорокина любите?[/b]– Люблю – это такое слово, за которое надо отвечать. Я признаю, что он настоящий писатель, очень талантливый человек. К его творчеству можно относиться по-разному. Не хочешь – не читай. А тем, что ты его запретишь, ты ничего не добьешься. Меня пугают молодые люди из «Единой России» или откуда-то еще, которым кто-то навеял все эти идеи о том, что всех надо запретить и посадить в тюрьму. Что они пытаются доказать, что они хотят сделать в нашей стране? Причем про молодежь все понятно – мозги-то пусты, их надо чем-то заполнять. А вот их идеологи – это страшные люди. Мне кажется, это нечеловеки. Конечно, они меня пугают, как и многие вещи, происходящие в России. Кто у нас думает о детях, которых СПИДом заразили в больнице? Или о стариках, прошедших войну, несчастных, нищих? Да никто о них не думает, вот что страшнее всего! Гениально сказал Жванецкий: говорят, наше будущее – это дети, а по-моему – это старики… Вот посмотрите на них, как они ходят, опустив глаза, как они считают мелочь, стоя около магазинов. Вот наше будущее.

Музыка для прозы с барабанами

[b]Три дня в Школе драматического искусства Анатолия Васильева гостил барабанщик Владимир Тарасов. В один из дней с ним дуэтом выступил писатель Андрей Битов.[/b]Такие мини-фестивали в Москве случаются нечасто. В том смысле, что редко сочетаются хорошая музыка и то место, где она звучит. Хороших музыкальных пространств в Москве, по-моему, нет вообще. Есть, конечно, культурный центр «Дом», но если с набором музыкантов он справляется на «отлично», то к его акустике и удобствам все же остаются претензии.Что касается театров, то Школа драматического искусства – чуть ли не единственное место, где не ждешь, когда же закончится спектакль. Так что нынешние выступления Тарасова – один из очень немногих по-настоящему качественных проектов последнего времени.Что до музыкальной составляющей этого трехдневного форума, то, конечно, Владимир Тарасов – это все-таки не Хан Бенинк и не Дэвид Мосс. Композитор Владимир Мартынов – второй помощник Тарасова – тоже не Терри Райли, да и Битов не Джек Керуак. Поэтому все три концерта прошли спокойно и сдержанно, без каких-то эмоциональных взрывов и всплесков, которые, кстати, в храмовом пространстве Школы драматического искусства могли оказаться лишними.На первом концерте, где Тарасов выступал один, была представлена «Алеаторическая музыка для ударных и рулетки», написанная барабанщиком по заказу Штутгартской Академии искусств– произведение, построенное на случайной последовательности его частей. На второй день Тарасову на фортепиано помогал уже названный Владимир Мартынов. И, наконец, закрывала фестиваль программа «Оглашенные», довольно давно уже составленная Битовым и Тарасовым.«Оглашенные» – это название романа Битова, никак не подходящее в качестве оценки эмоционального состояния музыканта и писателя на концерте. Битов читал спокойно, Тарасов играл тоже крайне сдержанно. То и дело партии барабанов уходили куда-то на грань слышимости, иногда даже уступая место полной тишине. Битов тут же предлагал послушать, как громко звучит тишина.Вообще, идея совместить прозу и музыку, особенно барабанную, для воплощения должна быть очень сложна. Например, на концерте Тарасова и Битова было видно, что вся затея имеет реальную опасность превратиться в юбилейный вечер какого-то чтеца, которому в качестве фона присобачили какого-то барабанщика. Но что-то – то ли профессионализм обоих, то ли тайна, не поддающаяся определению, – все-таки не позволило всему представлению перешагнуть эту грань.Так же, как музыка Владимира Тарасова на последнем вечере в Школе драматического искусства, слава богу, все-таки не перешла за грань полной тишины.

Блиц-курсив. Где бываем? Что смотрим? Что слушаем?

[b]Андрей МАКСИМОВ,журналист,драматург,ведущий телепрограммы «Ночной полет»:[/b]– Событием, которое более всего меня потрясло, я бы назвал книжную ярмарку «Non/Fiction». Какая гигантская очередь стояла у входа в здание ЦДХ! По-моему, ситуация для нашей страны выглядит оптимистично.Ну и, во-вторых, конечно, «Мертвые души» Арцыбашева в Театре Маяковского. Сам факт хорошей постановки такого произведения – редкость. Арцыбашев предложил традиционное прочтение Гоголя, но при ближайшем рассмотрении оказывается, что такая интерпретация выглядит современнее многих новых трактовок. И еще: я давно не видел такого количества потрясающих театральных артистов, работающих вместе.[b]Борис ГОЛУБОВСКИЙ,режиссер,народный артист России:[/b]– Я думаю, что важным явлением современной культурной жизни является то, что после долгих сомнений и колебаний наши театры все-таки стали приглашать на работу молодых режиссеров. Я, как человек, занимающийся преподаванием, могу сказать, что это просто жизненно важная вещь для театров. Спектакли Сергея Женовача в Малом театре – это очень серьезные вещи. Другой заметный режиссер – Кирилл Серебренников. Я думаю, приход таких людей способен изменить всю театральную культуру.[b]Игорь БЕЛЯЕВ,директор концертного агентства «Жар-птица»:[/b]– С удовольствием побывал на чествовании Большого симфонического оркестра Федосеева в Большом театре. Весь декабрь БСО отмечает 75-летний юбилей интересными концертами.Хорошо, что приехал Аркадий Володось. Очень самобытный пианист, у него великолепная техника, хороший звук. К его достоинствам можно отнести и то, что он не выпячивает свою феноменальную виртуозность.По телеканалу прошел потрясающий фильм о Владимире Горовице. Когда попадаешь на такие программы, понимаешь, что именно на них надо строить ориентиры.Госоркестру присвоено имя Светланова – это тоже событие.А антисобытие – что Ростропович не дирижировал «Войной и миром». Жалко. Это большая потеря.[b]Юнна МОРИЦ,поэтесса:[/b]– Конечно, главным событием последнего времени можно считать книжную ярмарку «Non/Fiction» в Центральном доме художника. Сразу понятно, что люди все еще продолжают читать, и слова о том, что россияне перестали быть читающей нацией, не соответствуют действительности. Я и сама участвовала в этой ярмарке, и у меня даже заболела рука от количества автографов, которые мне пришлось раздать, но эта боль была приятной.А в Политехническом музее проходил вечер, посвященный моей книге «По закону – привет почтальону», признанной лучшей поэтической книгой года этой осенней книжной ярмарки. На экране, позади сцены, проецировались мои картины, я читала стихи, а Сергей Никитин пел песни на мои тексты.[b]Борис ПОКРОВСКИЙ,оперный режиссер,народный артист России:[/b]– Я считаю самым ярким культурным событием последнего времени юбилей Майи Плисецкой. Ведь она не просто выдающаяся балерина – она, наверное, самый почетный гражданин нашей страны. В связи с этим нельзя забывать и о грандиозной работе ее мужа Родиона Щедрина – выдающегося современного композитора. То, что делают они оба, – это неоценимый вклад в нашу культуру. Юбилей Плисецкой был отмечен масштабно и просто шикарно.

Сало, Хармс и финансисты

[b]Хармс для современных читателей, конечно, больше чем поэт. Как и многие деятели культуры 30–40-х годов, которых тогдашняя власть топтала и сажала в лагеря. Сейчас Даниил Хармс везде – по телевизору какие-то мини-постановки, собрания сочинений направо и налево. Музыканты записывают пластинки: например, Антон Батагов довольно давно уже сделал альбом «Почти по Даниилу Хармсу».[/b]Но вот как дойдет дело до празднования юбилея, то выясняется, что один только ГЦСИ сподобился что-то устроить.К подготовительным мероприятиям празднования юбилея знаменитого обэриута там подошли со знанием дела. Как посмотришь на приглашения - так сразу кажется, что речь не о нищем авангардисте, сгинувшем в советской тюрьме, а о какомто благополучном дельце, который за каждое слово рубил больше, чем Эрнест Хемингуэй.Впридачу к приглашению – тиражный экземпляр пьесы Петра Перевезенцева «Эстер», тоже сладко напечатанный на розовой бумажке, с какими-то марками и веревочками. Мало того – еще и страшные маски подарили, довольно, впрочем, кривые, но все равно приятно.Все празднование – чтение пьесы этого самого Перевезенцева, помещенное в довольно суровые условия инсталляции художника Сергея Якунина, которая называлась «Хармс-кабинет», – огромной беседки, шкафа, в котором уютно горела лампа, теснились стол, стул и книжные полки, и жуткой лошади.Вокруг этой инсталляции стояли зрители и накрытые столы, на которых расположились угощения, гениальные в своей простоте – соленые огурцы, сало, хлеб и водка.Правда, угощения эти надо было заслужить – выслушать пьесу и речи выступавших. Но огурцы призывно пахли, водка настойчиво звала, а неприличные мысли о сале вообще пускали под откос всю атмосферу того ломового авангарда, который вот-вот должна была выдать пьеса «Эстер».Вообще странно, что не нашлось какого-нибудь другого способа отметить день рождения Хармса. Я уж не говорю о том, что кабинет в шкафу – придумка никакого не Якунина, а гениального концептуалиста Ильи Кабакова, очень тонко и жестоко игравшего с маразматической советской коммунальной эстетикой и тем самым, кстати, очень близкого Хармсу.Бог с ним, с этим шкафом, но пьесу-то уж точно можно было найти другую. То есть не другую, а просто взять одну из пьес Хармса и прочитать.Бедный Перевезенцев должен был битых полчаса в окружении инсталляции, накрытых столов и солидных зрителей читать свою пьесу, в которой тусклыми отблесками хармсовских героев мелькали математики, философы, техники-смотрители.Потом выступал хармсовед Владимир Глоцер – очень обаятельный и обстоятельный человек, который в конце концов сорвался и накричал на гостей за то, что они разговаривали в предвкушении банкета. Но после пьесы Перевезенцева он все-таки мог бы пожалеть собравшихся и закрыть глаза на чью-то минутную слабость. Тем более что все происходившее в просторной аудитории ГЦСИ было, конечно же, обыкновенной светской тусовкой, а не литературной лекцией.Чуть позже выяснилось, почему юбилей поэта Даниила Хармса больше был похож на легкое светское собрание – оказалось, что поводом этой тусовки служит вовсе не день рождения Хармса, а то, что к этому празднику незаметно подкрался какой-то банк и профинансировал мероприятие.Напечатал толстенный календарь, все эти приглашения, пьесу и взял на свой счет организацию банкета.Ведущий (а там был еще и ведущий) главным номером праздничной программы сделал как раз выход представителей этого банка – голос его торжественно задрожал, когда речь зашла о том, кому же, наконец, все собравшиеся обязаны всем эти пищевым и духовным благолепием. Затем он добавил, что имя банка и имя Хармса уже неразрывно связаны, и вообще непонятно, кто больше причастен к отечественной и мировой литературе – гениальный поэт или команда резвых финансистов.Каким бы парадоксальным это заявление ни выглядело, оно все-таки верно – ведь ни у Глоцера, ни у ГЦСИ денег на празднование юбилея поэта, конечно, не нашлось бы. Максимум, с чем пришлось бы иметь дело пришедшим гостям, если бы их удалось собрать, это соленые огурцы. Даже на сало бы не хватило, не говоря уже о водке.[b]На илл.: [i]Даниил Хармс на балконе Дома книги. Невский проспект.Фотография Г. Левина (?) Середина 30-х годов.Архив Владимира Глоцера.[/b][/i]

Горячая песня для Веры Холодной

[b]В кинотеатре «Иллюзион» завершился фестиваль «Фрешенет», где российские немые фильмы начала века сопровождались живыми выступлениями современных музыкантов.[/b]Весь этот кино-музыкальный фестиваль, по сути, был посвящен Вере Холодной – королеве дореволюционного киноэкрана, умершей в 26 лет. Той самой «Рабе любви», которую в фильме Михалкова сыграла Елена Соловей. Судьба множества ее ярких ролей сейчас выглядит трагически – из восьмидесяти фильмов с участием Холодной до нас дошло всего четыре.На фестивале в «Иллюзионе» показали три: «Мираж», «Дети века» и «Жизнь за жизнь». К озвучиванию привлекли модных «Елочных игрушек», менее известных Earl Grey Smokers и почти подпольную группу Para Bellum.Идея сопровождения чернобелых немых картин любой – не только электронной – музыкой всегда будет выглядеть свежо. Даром что ей уже больше века – на стыке этих двух направлений неизбежно рождается что-то новое.Закрывал фестиваль фильм 1916 года «Жизнь за жизнь» – запутанная любовная история, сопровожденная инструментальной импровизацией группы Para Bellum. Фильм, где Холодная играет одну из главных ролей, напичкан страстями, обманами и денежными махинациями. Такой набор сюжетных поворотов свойствен экранизациям Достоевского, но здесь все выглядело комедией.Комически ускоренные движения персонажей и одобрительный смех зрителей почти превратили первую русскую кинозвезду Веру Холодную в первую комедийную актрису. Этому превращению помешал только живой саундтрек, выглядевший взрослым и спокойным – определения, почти неприменимые к музыке молодых московских групп.Собственно, за музыку отвечал один только клавишник, который добросовестно тянул свои простые, но живые импровизации все сорок пять минут. Где-то вдали плавали скромные гитарные обрывки и уж совсем редко, но метко, вступал барабанщик.Все выглядело бы совсем сказочно, если бы не неожиданный финал. Все-таки не удержав взрослой скромной позиции, группа Para Bellum показала свое молодежное лицо.Когда погас экран – музыка к концу перешла в кульминацию, – на сцену выбежал человек в белом костюме, оказавшийся солистом группы. Его песня, насколько можно было судить, написана специально для фильма, но сути дела это не изменило. Пылкие стихи, настоянные на текстах Ильи Лагутенко и Земфиры – хлипком фундаменте современной рок-лирики, – конечно, никаким боком нельзя прилепить ни к Вере Холодной, ни к подделанным векселям и самоубийствам. Так что финал всего фестиваля оказался несколько смазанным, хотя группе Para Bellum можно сказать спасибо за то, что стойко дотерпела до конца фильма. Вера Холодная за проявление такой силы воли была бы, наверное, благодарна.

Блиц-опрос. Где бываем? Что смотрим? Что слушаем?

[b]Анатолий ГОЛУБОВСКИЙ,главный редактор радио «Культура»:[/b]– Конечно, последнее самое яркое впечатление – это концерт Дживана Гаспаряна в Международном доме музыки. С ним еще пела певица Анна Маилян. Этот концерт, я думаю, еще долго будет главным музыкальным событием – такую музыку редко удается послушать в таком потрясающем исполнении. Из киновпечатлений могу отметить фильм Ильи Хржановского «4». Я его посмотрел совсем недавно, и он сильное впечатление на меня произвел. Думаю, что давно не было такого яркого фильма. Еще могу сказать о недавно вышедшей книге – самым интересным изданием последнего времени я считаю работу Александра Архангельского, посвященную Александру Первому. Эта книга вышла в серии «Жизнь замечательных людей». И еще одна книга меня удивила – Майя Кричевская написала исследование о Константине Николаевиче, брате Александра Первого. Я думаю, что это не только литературное, но и важное общественное событие нашей жизни.[b]Виктор ЕРОФЕЕВ,писатель,телеведущий программы «Апокриф»:[/b]– Я думаю, что книжная выставка «Non/Fiction» в Центральном доме художника может претендовать на главное событие культурной жизни последнего времени. Я побывал на ней несколько раз. Из кино могу назвать фильм «4» молодого режиссера Ильи Хржановского, поставленный по Сорокину. Я недавно посмотрел его и советую всем читателям вашей газеты сделать то же самое. Сейчас идут «Декабрьские вечера» в Пушкинском музее. Я был на открытии и считаю, что это настоящее культурное собрание. Это можно, конечно, назвать и элитным мероприятием, но к культурной жизни Москвы оно все равно относится.[b]Андрей БИТОВ,писатель:[/b]– Главным событием я могу назвать презентацию книги Бориса Мессерера и Беллы Ахмадулиной «Таруса» в Пушкинском музее на Волхонке. Ну и премия «Триумф», мне кажется, тянет на заметное культурное событие.[b]Юрий ГЛАДИЛЬЩИКОВ,кинокритик:[/b]– Самым ярким событием я бы назвал картину Дэвида Кроненберга «Оправданная жестокость». Ну и еще «Солдатский декамерон» Прошкина-младшего.[b]Клара НОВИКОВА,актриса:[/b]– Я посещаю все, что только можно. К сожалению, я очень занята, но даже при моем графике я нахожу время для походов на выставки, в театры и кино. Я обожаю, например, Дом фотографии. Из самых последних театральных впечатлений – спектакль «Кислород» Вырыпаева в театре «Практика», я в полном восторге. Посмотрела недавно «Косметику врага» Романа Козака и Константина Райкина, которая идет сразу на двух сценах. Я смотрела этот спектакль в Театре Пушкина, мне очень понравилось. Не так давно ходила на премьеру в только что отремонтированный концертный зал «Октябрьский», в котором я часто выступаю, на фильм Станислава Говорухина «Не хлебом единым». Меня потрясли актерские работы в этой картине, я смотрела и думала, что вряд ли смогла бы так сыграть. Я даже плакала, что со мной вообще-то бывает нечасто.Ну, конечно, говоря об актерских работах, надо упомянуть «Бедных родственников» Павла Лунгина – там актеры тоже играют блестяще.

Дживан и его духи

[b]В Доме музыки выступил Дживан Гаспарян – главный дудукист планеты, умудрившийся привезти армянскую народную музыку не только на Красные, но даже и на Голливудские Холмы.[/b]Гаспаряна в ММДМ ждали долго. Он не появился даже в восемь. Затянувшаяся пауза неожиданно разрешилась выходом на сцену Дмитрия Диброва, который сразу же признался, что его появление не имеет никакого смысла и что «дядя Дживан» пригласил его «просто по любви».Однако спонсоров Дибров все же перечислил. Последовал короткий фильм, в котором «дядя Дживан» вкратце рассказывает о смысле жизни. Когда было покончено и с фильмом – суперсовременным роликом на одну из композиций легендарного музыканта, – перед слушателями все-таки появился сам Гаспарян в сопровождении еще двух армянских музыкантов.Вообще, почти любая народная музыка действует подобно гипнозу, особенно если не использовать слишком резко звучащих инструментов вроде жалейки или волынки. Дудук – это как раз тот случай, когда концерт легко может превратиться в гипнотический сеанс.Один только тон этого инструмента вводит в оцепенение, не говоря уж о тех мелодиях, которые из него извлекает «дядя Дживан». Разложенные на три голоса, эти мелодии и вовсе, наверное, могут своей красотой и народным совершенством довести человека до смерти. Правда, до трагических случаев на концерте в ММДМ не дошло – армянские музыканты играли относительно недолго, так как были предусмотрены еще выступление вокалистки Анны Маилян и даже выход целого ансамбля, собиравшегося исполнить с Гаспаряном отрывки из его знаменитых саундтреков к «Последнему искушению Христа» и «Гладиатору».Анна Маилян – маленькая женщина с могучим голосом – в своем желании познакомить слушателей с вокальными традициями армянского народа зашла слишком далеко. В смысле, далеко в прошлое.После исполнения нескольких песен совместно с трио Гаспаряна она спела две вещи, относящиеся аж к дохристианскому армянскому вокальному наследию. Когда же дело коснулось музыки к американским блокбастерам, на сцене появились музыканты, вернувшие ход концерта в XXI век, – они подключили к динамикам синтезатор и электрогитару. Правда, исполнение «голливудской» музыки Гаспаряна не заладилось. У клавишника как-то прыгала громкость, а барабанщик с трудом подгонял свои дроби под уже запрограммированные. Дело здесь, может быть, было в обыкновенной усталости – к концу подходил второй час концерта.А может быть, Анна Маилян своим аутентичным исполнением разбудила духов дохристианской Армении. Их ведь, наверное, все эти американские выдумки о гладиаторах и Иисусе Христе не только смешат, но и раздражают.

Пляшут ли гейши на дискотеках?

[b]«Тайкоза» – не первое японское барабанное нашествие на Москву. Шоу всегда по-разному называются, проходят в разных местах (даже и в Малом театре), но суть одна: громоподобные раскаты барабанов тайко и скачущие по сцене воинственные музыканты. «Тайкоза» в смысле зрелищности оказался как раз самым аскетичным.[/b]Вообще, барабанный концерт – это самая грустная вещь, которую можно себе представить, если это только не мастер-класс какого-нибудь бывшего участника доисторической американской рок-группы. Да и в этом случае, как правило, праздник получается унылым, потому что один барабанщик почти всегда выглядит человеком, с которым просто никто не хочет играть, и он от скуки и безысходности барабанит в одиночку.Групповой барабанный концерт – история уже более веселая, особенно если это африканцы или мюзикл «Стомп».Японская же музыка никогда не выглядела чем-то особенно заводным. Но шоу «Тайкоза», представляющее древнее национальное музыкальное искусство, демонстрирует такую бешеную прыть, будто воинственные японские самураи и нежные гейши с незапамятных времен привыкли отплясывать на дискотеках. Понятно, что экспортный вариант культурного наследия необходимо как-то адаптировать, однако все-таки странно, что он почти превратился в танцевальный сет.Кстати, шоу японских барабанщиков, как и следовало ожидать, в чистом виде таковым не являлось. «Тайкоза» – это каша из топора или, в случае с японской кухней, мисосуп из топора. В моменты, когда сплошные барабанные дроби становились слишком длинными, откуда ни возьмись появлялась маленькая флейта с военной мелодией, и тогда все представление напоминало военизированный парад. А когда надоедал парад, на сцену выходили танцоры в народных японских костюмах. Танцоры, правда, несмотря на свои кимоно и веера, выглядели не особо мирно, но таков уж, видимо, японский национальный дух.Даже сам процесс игры на барабане тайко внешне напоминает рубящие движения бойца, вооруженного смертоносным оружием.Кстати, судя по всему, этот национальный дух бесконечно близок москвичам. Мало того, что «Тайкоза» проходила в пафосном Светлановском зале ММДМ, так он еще был почти до отказа забит. Глядишь, японские барабанщики скоро и вовсе станут частью московских будней. Вроде суши, роллов и уже упомянутого мисо-супа.

Две манеры, три бокала

[b]В ЦДХ декабрь начался с романсов Вертинского. В программе «Прощальный ужин» сахарного шансонье поочередно изображали Александр Скляр и Глеб Самойлов.[/b]Вся история с очередной реанимацией творческого наследия Александра Вертинского в этот раз была связана с именем некоей Ракель Меллер – богемной парижской дивы, которой наш печальный Пьеро уделял особое внимание.На сцене, помимо Александра Скляра и Глеба Самойлова, поочередно сменяющих друг друга у микрофона, эпизодически появлялся струнный квартет, и даже два раза вышла сама Ракель Меллер, изображаемая певицей Алесей Маньковской.До концептуального проекта «Ужин» недотянул. Например, костюмы. Струнный квартет был поголовно обут в белые клоунские ботинки, находящиеся в крикливом противоречии со строгими черными костюмами музыкантов. Что означала эта хитрая выходка дизайнеров – неизвестно.Так же как неизвестно и то, зачем понадобилось оснащать головы всех участников этого псевдомистического представления дикими прическами. Всклокоченные волосы украсили лишь пианиста Сергея Белоносова в мятом фраке, который своей эксцентрической манерой игры действительно был похож на нервного музыканта-кокаиниста богемного парижского салона.Не очень ловким сюрпризом выглядело и первое появление Ракель c горячей песней, – страстной, но не слишком убедительной.Кстати, сама сцена оказалась чуть ли не единственным элементом шоу, оправдавшим его претензии на томную декадентскую атмосферу начала века. Бархатные портьеры, черный рояль, свеча, правда, почему-то в японском подсвечнике – все это и впрямь попахивало изысканным нравственным упадком.Для прощального ужина, который в конце вечера действительно был разыгран Скляром, Самойловым и Маньковской, был накрыт столик, хоть и очень скромно – графин да три бокала.А вот шкура леопарда на столике оказалась не к месту – гораздо логичнее она смотрелась бы под ногами ужинающих. Да и офисные стулья подвели – герои парижского декаданса к меблировке своих салонов относились более придирчиво.Что же касается непосредственно Вертинского, этим вечером воплощенного в Александре Скляре и Глебе Самойлове, то он тоже не внушал особого доверия. Скляр все как-то тянул романсы Александра Николаевича в сторону слегка приблатненного дворового исполнения.Самойлов, напротив, снабдил свой зловещий голос многослойным эхом, отправляя героев песен Вертинского в какие-то потусторонние миры.

Антон Батагов: Это совершенно новый жанр – телезаставки

[i]Сначала открывалась дверь, из-за которой выкатывались зеленые шарики. Потом появлялись кудрявый ребенок, балерина и одетый в трико силач с усами, которые подхватывали эти шарики и превращали их в часть логотипа телеканала НТВ. Все это происходило под сказочную, игрушечную музыку, которая звучала так естественно и гармонично, будто появилась сама собой специально для телевизионной заставки. Однако появилась она не сама – ее сочинил Антон Батагов, композитор и пианист, записавший знаменитое «Искусство фуги» Баха и сопроводивший своей музыкой множество фильмов Ивана Дыховичного. Сейчас все вещание канала «Культура» пронизано его музыкальными зарисовками – примером того, какими крепкими родственными узами все-таки связаны предельная краткость и невероятный талант.[/i][b]– Антон, вы умудрились выучиться на классического пианиста и после этого стать композитором. Выглядит почти подвигом: ведь за долгое время исполнительства человек несколько раз успеет умереть как композитор.[/b]– Формулировка абсолютно верна. Можно сказать даже больше: многие люди за время обучения успевают умереть не только как композиторы, но и как исполнители, как это ни парадоксально. Они думают, что живут, но на самом деле уже давно мертвы. К сожалению, так устроена система образования – людей превращают в стандартные, роботоподобные вещи. И если у них есть что сказать в юном возрасте, то к моменту их взросления все исчезает. Просто если человеку с детства говорить, что вот это можно, а это – нельзя, и не объяснять почему, то человек подчинится, ему больше ничего не останется.[b]– В Московской консерватории именно так объясняют?[/b]– В Московской консерватории нет ничего такого, чего не было бы в любом другом месте, где учат музыке. Проблема в том, что определенный кризис наступил именно сейчас. Вот возьмем, например, период середины ХХ века. Тогда были живы люди, уходившие корнями совсем в другую школу. Например, Мария Вениаминовна Юдина. Недавно послушал ее запись ре-минорного концерта Моцарта, сделанную в 1948 году. Ну, Юдина это вообще отдельная история. Она человек совершенно вне системы – что можно, что нельзя, ее не интересовало. Этот концерт она играет так, что Гленн Гульд, которого я любил и люблю, мог бы долго ходить у нее в учениках. Но дело не только в ней – там еще есть оркестр.Сейчас любой оркестр может сыграть все, что написано в нотах – толку все равно никакого не будет, контакта между музыкой и слушателем не возникнет. А тогда – каждая нота сыграна так, что мороз по коже. Вот это, конечно, ушло. И не только из Московской консерватории, но и отовсюду. Но я немного отклонился от темы, по-моему.[b]– Да. Как вам-то удалось сохранить в себе то, из чего потом получилась ваша музыка?[/b]– Ну, я начал баловаться сочинениями не рано. Не так чтобы в три года сел и сочинил. Где-то в подростковом возрасте я показывал свои трогательные опусы разным людям, и их поддержка мне очень помогала. Ну и потом еще в школе я играл много произведений современных авторов, а не только классическую музыку.Наверное, хорошо, что я не пошел на композиторский факультет. С точки зрения профессионального композитора я дилетант, но вообще это зависит от того, в какой системе координат рассматривать этот вопрос. Если считать, что композитор – это тот, кто пишет карандашом или ручкой на нотном листе некие ноты, которые потом отдает исполнителям, то такой композитор теоретически знает, как это все нужно играть. Понятно, что практически он этого знать не может – он же не может уметь играть на всех инструментах вообще! Я, например, записываю ноты, но только когда мне нужно отдать их музыкантам.Но в теперешнее время вообще довольно смешно ограничивать себя такими вещами, потому что процесс создания музыки стал совершенно другим, хотя бы из-за появления столь совершенных виртуальных инструментов. Появилась возможность создавать звуки, которые не нужно присваивать себе и говорить: «Это я их сочинил!» Вот если человек эту возможность имеет, то сумеет и все остальное. Объясню еще раз: если ты плохо владеешь каким-то техническим средством, ты это чем-то восполнишь, не убивая в себе нечто живое. Но это живое с гарантией будет убито, если ты строго будешь придерживаться рамок своей профессии.[b]– Вас все-таки больше знают не как пианиста, а как композитора, причем пишущего для телевидения. У вас даже пластинка вышла – «Контракт сочиняльщика».[/b]– Да, это музыка для телеканала НТВ, там несколько десятков вещей – длительностью от нескольких секунд до минуты примерно.[b]– А вы это издали просто по случаю или это можно рассматривать как отдельные произведения?[/b]– Конечно, я считаю эти треки абсолютно самостоятельными произведениями. Они вполне успешно могут существовать и без изображения. Причем если вы сидите и слушаете их на протяжении часа, то создается абсолютно другая траектория переживания, которая не может появиться за несколько секунд телевизионной заставки. Возможно, телезаставки – это вообще новый жанр. Как с точки зрения телевидения, так и с точки зрения звука. Это абсолютно новое, законченное направление таких, что ли, микрофильмов. Я не хочу придавать этому большее значение, чем оно того заслуживает, но явление в культуре действительно новое.[b]– А вы знаете, кто сейчас на НТВ музыку делает?[/b]– Не знаю. Вообще я не смотрю телевизор. Может, поэтому мои заставки звучат не очень телевизионно. Сейчас ведь уже сложились определенные стереотипы оформления телеэкрана – как звукового, так и зрительного. Возьмите, например, выпуск новостей. Обязательно кружится земной шар, в котором мелькают картинки событий, происходящих в разных странах, – это символизирует глобальную мощь телевидения, которое за ноль секунд может проникнуть в любую точку земного шара. Музыка, конечно, должна соответствовать этому настроению. У нас в стране, в силу некоторых специфических особенностей, звучит, как правило, музыка с элементами такой военизированной тревоги.[b]– На «Культуре» музыка новостного блока звучит более чем мирно.[/b]– Ну, на «Культуре» вообще все другое. Там же они не имеют дела с политикой. Но когда мы, работали, например, на НТВ, мы, наоборот, старались сделать все это телевидение то ли аквариумом, то ли просто какой-то посторонней системой жизни, которая должна выглядеть абсолютно нереальной. И благодаря оформлению многие другие телевизионные составляющие должны были казаться частью какого-то несуществующего мира.Вообще к телевизионному формату работы с музыкой я отношусь искренне и не могу сказать, что пишу музыку для телевизора, чтобы как-то деньги зарабатывать. Мне кажется, при искреннем отношении к работе можно чувствовать, что одно помогает другому. Например, с телевидением – ведь такие музыкальные отрывки в другом формате просто невозможны.[b]– Я, кстати, вашу пластинку «Контракт сочиняльщика» купил в культурном центре «Дом».[/b]– Сам-то я хожу туда редко. Дело в том, что там бывают концерты, на которых принято говорить, курить и пить пиво. Наверное, иногда это надо даже рекомендовать: вот на сегодняшнем вечере лучше взять водки… Но мне это в «Доме» мешает, ведь там такая музыка, что слушать ее надо сосредоточенно.[b]– Но в «Доме», мне кажется, редко шумят и хулиганят. А что касается того, что кто-то ходит, – может быть, кому-то в туалет надо выйти, да и просто, по-моему, неуютно, когда все сидят в полной тишине, не шелохнувшись.[/b]– Да, это действительно неестественно. Вот, например, Большой зал консерватории. Форма, в которой там проводятся концерты, себя полностью изжила. Ведь, согласитесь, странно, когда по всему залу горит свет, на сцене кто-то играет, а зрители довольно искусственно сидят, не имея возможности пошевелиться из-за того, что все очень ярко освещены. Но все это можно решить с помощью правильно выстроенного света. Например, Рихтер просто гасил свет в том же Большом зале консерватории, где это было совершенно не принято. Он ставил на рояль настольную лампу, что превращало весь зал в совершенно другое пространство.[b]– Вы на концерте Терри Райли были в этот раз?[/b]– Нет, не удалось сходить. Я вообще люблю классических американских минималистов, но совершенно не согласен с тем, что минимализм изобрели американцы. Например, недавно в Москву приезжал человек, занимающийся исследованиями и практиками тибетского буддизма, с которым минимализм очень тесно связан.[b]– Это Роберт Турман?[/b]– Нет, Турман, конечно, человек в высшей степени достойный, но в отношении буддизма довольно поверхностный. Он широко известен, конечно, только благодаря дочке. Я говорю об Александре Берзине. Он авторитет номер один в этом вопросе, перевел огромное количество буддийских текстов и сам написал много книг. Причем о современной музыке он тоже имеет представление – лично знает Филиппа Гласса. Так вот, я его целый день катал по Москве, мы гуляли и заходили в церкви, в частности, приехали в Андреевский монастырь, который на Воробьевых горах. И буквально как по заказу там начали звонить в колокола. И надо было видеть, насколько он был потрясен, услышав этот русский православный колокольный звон.Причем его поразил не просто этот звук, а то, что это, собственно, и есть самый настоящий минимализм. Просто он настолько естественно прорастает из любых национальных корней, что нам совсем не стоит оглядываться на Америку. У нас-то он появился, мягко говоря, не сегодня и не вчера.

Смелянский на бабушку не похож

[b]В Доме-музее Александра Герцена на Сивцевом Вражке известный театровед Анатолий Смелянский, ректор Школы-студии МХТ, недавно получивший премию ТЭФИ за цикл «Предлагаемые обстоятельства» как за лучшую программу об искусстве, вживую общался со своими зрителями.[/b]Жанр подобных выступлений, казалось бы, уже давно воплотился в программе телеканала «Культура», которая называется «Линия жизни». Но Музей Герцена гораздо раньше начал приглашать актеров, писателей, музыкантов, ведущих интеллектуалов столицы для встреч с пытливой аудиторией. То Сергей Юрский что-нибудь расскажет, то Сергей Никитин что-нибудь споет.Анатолия Смелянского эта практика все же удивила – по его словам, он уже лет пятнадцать не участвовал в похожих мероприятиях. Перед началом беседы он даже высказал нежелание «быть похожим на бабушку», занятую сплетнями, что в стенах герценовского особняка прозвучало довольно опасно – все-таки большинство любителей музейных встреч составляют, как правило, именно женщины почтенного возраста. Поводом для встречи в первую очередь послужила премия ТЭФИ. Анатолий Миронович и вживую-то рассказчик хоть куда, а в телевизионном формате его истории и вовсе захватывают как детектив. Хотя сам он утверждает, что совершенно чужд телевидению, и награды, конечно, никакой не ожидал.Вообще, если учесть «нетелевизионность» Смелянского, о которой он сам много говорил, то решение киноакадемиков, которых театровед определил «так называемыми», выглядит странно. Ведь потенциальных победителей в конкурсе на лучшую программу об искусстве на российском телевидении довольно много. На той же «Культуре» только Анна Лошак со своим «Про-артом» чего стоит.Но, видимо, жюри телепремии больше доверяет театру, чем сомнительному «контемпорари арт», поэтому за все российское искусство наградили именно театроведа. Кстати, Смелянский хоть и отмечает собственную непригодность к телевизионной работе (какое-то время назад только одни его очки с сильными линзами не позволяли выстроить в студии нормальный свет, потому что все время бликовали), однако, свои отснятые телециклы оценивает по достоинству. Например, жалеет, что его проект «Черный снег» о Михаиле Булгакове до сих пор не издан на видео.О самом Булгакове Смелянский рассказывал мало. Повествование было посвящено в основном описанию поворотов его собственной судьбы, начиная с приезда в Москву из Нижнего Новгородаи счастливой встречи с Еленой Сергеевной Булгаковой, собственно, и определившей всю его жизнь, и кончая вступлением в должность ректора знаменитой Школы-студии.Надо сказать, что живой вариант уже упомянутой программы «Линия жизни» выглядит бодрее телевизионного. Во-первых, монтажа никакого нет – рассуждения Смелянского по поводу употребления ненормативной лексики в современном театре на «Культуре» бы точно вырезали.А во-вторых, из первых уст можно услышать о всяких полусекретных проектах. Например, Смелянский рассказывал об издательстве, которое при МХАТе издает жуткие редкости, вроде писем Ольги Бокшанской, личной секретарши Немировича-Данченко и первой машинистки, печатавшей первую редакцию «Мастера и Маргариты» (та самая Торопецкая из «Театрального романа»). Письма эти, по словам Смелянского, всерьез тянут на одно из самых мощных произведений русской литературы.Правда, даже при живом общении с пытливой аудиторией обладатель ТЭФИ не сказал, где их можно купить.

Блиц – Курсив. Где бываем? Что смотрим? Что слушаем?

[b]Игорь ИРТЕНЕВ,поэт:[/b]– Могу выделить антикультурное событие. Это сериал «Есенин», в течение трех недель шедший по Первому каналу. Я думаю, он затмил собой все культурные события, на которые можно было обратить внимание. Причем мне кажется, что это отнюдь не неудача работавших над фильмом людей. Это намеренные действия кинематографистов, призванные сформировать у зрителей определенное мнение относительно описываемых событий. Этот фильм не имеет ярко выраженной направленности – ни антисемитской, ни «античекистской», как о нем вроде было заявлено вначале. Я бы сказал, что этот сериал – это сложный конгломерат разного рода обстоятельств, которые в результате образовывают такую гармоническую клюкву. Мне кажется, что эта глобальная клюква была выдержана полностью в стилистике показавшего ее канала, с соблюдением всех норм и правил, способствующих оглуплению телезрителей.[b]Владимир ТУЧКОВ,писатель,поэт:[/b]– Ну, сейчас отмечается юбилей Плисецкой – это событие хоть и носит мемориальный характер, все равно, можно сказать, затмевает остальную культурную жизнь. Об остальных событиях этой осени я, к сожалению, говорить не могу – до ноября сидел на даче.[b]Юрий МАМЛЕЕВ,писатель:[/b]– Я расскажу о трех выставках. Первая – выставка работ Владимира Яковлева в галерее «Кино». Я близко знал этого художника еще с 60-х годов. Надо сказать, что его жизнь складывалась довольно тяжело, и он, сумев преодолеть все трудности и невзгоды, всего себя вложил в свое искусство. Его творчество я считаю уникальным и заслуживающим самого пристального внимания.В той же галерее недавно прошла еще одна выставка – Анатолия Зверева. Это тоже мой близкий знакомый. Этот художник принадлежит к тому поколению нонконформистов, к которому принадлежу и я. Зверев, если можно так сказать, народный декадент. Он постоянно находится в состоянии некоторой отключенности от реального мира, ему нужно отодвигать от себя обыденный мир, чтобы быть ближе к своему творчеству. Молодого Анатолия Зверева, кстати, заметил Пабло Пикассо, а знаменитый коллекционер Костаки вывозил его картины за рубеж.Не могу не сказать про завершившуюся недавно выставку моего близкого друга Алексея Хвостенко. Она, правда, была в Питере в Музее Анны Ахматовой, и сам я на ней присутствовать не смог. Но ее посетили мои друзья, которые рассказывали мне о показанных на ней картинах и инсталляциях. Эта выставка была приурочена к годовщине смерти Хвостенко – он умер в декабре прошлого года.[b]Лев АННИНСКИЙ,литературный критик:[/b]– Недавно в издательстве «Вагриус» вышла любопытная книга из серии «Семейные хроники», и этот момент я могу отметить как одно из главных культурных событий последнего времени. Книга эта посвящена жизнеописанию Раевского – знаменитого человека, умершего год назад в возрасте девяноста двух лет. Книга называется «Пять веков Раевских». Дело в том, что эта фамилия – один из величайших российских родов, который связан и с Нарышкиными, и со Столыпиными, и с Михалковыми, и со многими другими известными фамилиями.[b]Дмитрий ПРИГОВ,поэт:[/b]– Я посетил выставку «Смысл жизни – смысл искусства», даже более того, – я в ней участвовал. Из фильмов, к сожалению, ничего не могу отметить, а вот на одном интересном концерте я был – известный поэт Лев Рубинштейн пел старые и не очень советские песни. Этот концерт проходил в клубе «Улица О.Г.И.»

Владимир Дашкевич: Музыка – это не искусство

[i]Владимир Дашкевич – востребованный композитор. Не успели состояться две театральные премьеры с его музыкой – «Пир во время чумы» и «Мертвые души», – как уже готовится к выходу экранизация пьесы Островского «Волки и овцы». Владимира Дашкевича к работе над этой картиной пригласил по старой памяти режиссер Игорь Масленников, создатель «Приключений Шерлока Холмса и доктора Ватсона». Между громкими премьерами корреспонденту «ВМ» удалось встретиться с крайне занятым композитором и поговорить с ним о поп-музыке, академическом монополизме и тюремном заключении Вагнера.[/i][b]– Владимир Сергеевич, вы часто говорите о том, что композитор должен быть максимально понятным для слушателя. Музыку все-таки лучше называть языком, а не отдельным видом искусства?[/b]– Ну, это моя тема! Как раз об этом я давно начал говорить. Я считаю, что музыка – конечно, язык, ключ к пониманию между людьми. Это не искусство. То есть на определенном этапе человеческого существования музыка стала искусством, но изначально это был язык, причем почти в буквальном смысле. Человек говорит 40 тысяч лет, а поет и интонирует – больше двух миллионов.[b]– Правда, иногда глядя на звезд современной классической музыки, часто чувствуешь себя далеким не только от Баха, но и от балалайки. Здесь какая-то проблема с универсальным языком.[/b]– Понимаете, глупо считать, что главная фигура в литературе – это исполнитель. Он ничего не решает. Кто-то хуже играет, кто-то лучше, ну и что? Исполнитель же ничего не создает. Уже давно в прочтении музыкальных текстов никто не делал открытий. В лучшем случае на очень хорошем уровне они читают то, что кто-то когда-то написал. Существует множество блестящих исполнителей, но они только транслируют информацию, а музыка этим не исчерпывается.[b]– Я-то имел в виду тех, кто, как мне кажется, имеет вид абсолютных монополистов на все, что связано с музыкой.[/b]– Ну, у нас вообще страна монополистов. Например, можно твердо сказать, что ни Паганини, ни Рахманинов, ни Лист никогда не играли по нотам. В известном смысле они вообще не знали, что это такое. Мы же не можем представить себе Смоктуновского в роли Гамлета, который произносит монолог «Быть или не быть?» по бумажке. А наши исполнители, даже такие маститые, как, например, Гидон Кремер, постоянно читают с листа. Это вообще не исполнение. Это такое же исполнение, как пение под фонограмму.[b]– Да вы что![/b]– Да, конечно! Если бы они пришли к тем профессорам, у которых учились, с невыученной партитурой, их бы просто спустили с лестницы! Вот Ойстрах играл сложнейшую музыку – Прокофьева, Шостаковича, – играл только наизусть. И ни он, ни многие другие потрясающие музыканты не производили впечатление каких-то обитателей Олимпа. А большинство современных музыкантов не хотят играть наизусть. Ну возьми, если ты такой великий, потрать на репетицию лишний часик-другой! Тогда будет видно, сколько за твоей игрой стоит труда. Так что вопрос о монополизме очень больной, тем более когда он касается не совсем добросовестных людей.[b]– Но в классической музыке недобросовестных людей все же меньше, чем, например, в популярной?[/b]– Я не очень слежу за попсой. Это все равно что следить за секундной стрелкой на часах. Представьте, что дикарь нашел часы. Следить он, конечно, будет только за секундной стрелкой, думая, что ее перемещения что-то значат. Но они же не значат ничего! А в случае с российской попсой этот убитый рейтингом дикарь вообще следит за часами, которые стоят. Да даже если бы они шли, у него бы не хватило времени понять, что минутная стрелка тоже двигается, я уж не говорю о часовой.[b]– Как вы думаете, тот простой, который наблюдается сейчас в российской поп-музыке, связан со спецификой этого жанра или вообще с ситуацией в стране?[/b]– Это сложный вопрос. Я думаю, со спецификой жанра. Мне кажется, что музыка или вообще искусство в какой-то момент дошло то того уровня, когда просто выражать себя стало опасно. Погиб Есенин, Маяковский, Цветаева – скорее всего, они просто не выдержали того напряжения, которое нарастает вокруг любого художника. И появилось «бегство в авангард», как я это называю. То есть вместо того, чтобы расшифровывать людям ту информацию, которой обладает художник, он ее каким-то образом перекодирует. «Бегство в авангард» стало на какое-то время основной моделью искусства, причем не всегда за сложными формами действительно что-то скрывалось. А в ответ на это появилась попса – примитивное музыкальное направление, начисто лишенное всякой мысли. Скажем, если авангард – это искусство, лишенное языка, то попса – это язык, лишенный искусства. Но если авангард имеет своего потребителя и развивает его, то с легкими жанрами проблема.[b]– Однако в одном из интервью вы положительно отзывались, например, о Ленноне.[/b]– Ну, гениальные люди появляются во всех областях, и мы не можем это контролировать. Леннон, Боб Дилан, Окуджава – я считаю их гениальными музыкантами, несмотря на то, что к классической музыке они не имели отношения. Более того, я считаю, что настоящий профессионал должен не только обращать внимание на все новое, но и учиться этому. Для того чтобы его поняли, надо смотреть вокруг, на жизнь, на быт. Ведь через бытовой язык рождается множество сложных жанров. Например, вся музыка Чайковского взята из быта. Он до того изумительно обращался с окружающей действительностью, что быт преображался в его музыке.Мы вообще привыкли думать, что искусство – это штука не от мира сего, а композиторы – это такие люди, которые пишут нотки и ничего больше не понимают. А это совсем не так. Вот Вагнер, например, сидел в тюрьме![b]– За что?[/b]– Ну, суть не в этом, главное, что сидел. А Бах вообще дрался на дуэли. Так что я еще раз говорю – композитор должен смотреть вокруг, понимать, что происходит. Тогда и он не останется непонятым.

Бродячий балет

[b]Юбилей отпраздновали на сцене РАМТа, так как за все время своего существования балет так и не смог обзавестись собственной жилплощадью. С 1991 года он существует в виртуальной реальности, и в этом его уникальность. Если с местонахождением МХАТов, отдаленного «Сатирикона» или даже недавно переехавших «Театра Луны», «Et Cetera» и т. п. все понятно, то географическое местонахождение камерного балета «Москва» еще долго будет оставаться загадкой.[/b]Все 15 лет его художественному руководителю Николаю Басину обещают здание у метро «Крестьянская Застава», однако постоянно находятся причины, по которым строительство откладывается. По словам Басина, мэр Москвы Юрий Лужков пребывает в вынужденном неведении относительно этих причин, но если бы он о них знал, то уж навел бы порядок.Вот и теперь, когда здание для балета Николая Басина вроде бы может быть построено, выясняется, что на него претендует еще один театр, и в лучшем случае «Москве» придется делить помещение с чужим коллективом, а в худшем – начинать поиски крыши над головой с нуля.Не помогают даже громкие имена постановщиков, сотрудничающих с театром. Это Эдвальд Смирнов, Режис Обадиа, Пол Нортон и многие другие.Но, по словам Басина, для репетиций их постановок балету выделено несколько залов в одном из московских танцевальных училищ, где не получается работать в полную силу, не говоря о том, чтобы заранее придумывать свет и декорации. Так что требовать слишком многого от балета «Москва», казалось бы, нельзя.Однако ж Басин пытается выдать зрителю максимум возможного. У балета около тридцати спектаклей – к внушительному числу классических постановок, многие из которых взяты из репертуара Большого театра, уже приближается количество современных программ. Русский камерный балет «Москва» объездил с гастролями почти весь мир, добравшись даже до Китая и Африки. И если чиновники от московской недвижимости не хотят знать о «Москве», то высокие знатоки признают не только существование этого балета, но и его творческий потенциал. Ведь самая престижная российская театральная премия «Золотая Маска» детищу Николая Басина доставалась уже дважды.

Блиц – Курсив. Цирк и антиквариат

[b]Ирина АНТОНОВА,директор Музея изобразительных искусств им. Пушкина[/b]:– Совсем недавно я была на концерте Юрия Башмета в Большом зале московской консерватории. Он исполнял сочинения Баха и специально написанную для альта музыку Шостаковича. Я могу назвать это выдающимся музыкальным событием. И композиторы гениальные, и исполнитель.[b]Андрей ЖИТИНКИН,режиссер[/b]:– Я стараюсь зацепить все жанры, обратить внимание на громкие события всех областей. Внимательно слежу за киноновинками. Последний поразивший меня фильм – это «Гарпастум» Алексея Германа-младшего. Я рад, что пословица, касающаяся гениев и их детей, в случае с фамилией Герман совершенно неправомочна. С нетерпением жду следующего фильма молодого режиссера.Мало кто заметил, но этой осенью на Поклонной горе прошел фестиваль цирка. Я не ожидал, что это может быть так интересно – я был поражен обилием фантазии и талантами постановщиков и артистов. Я бы, кстати, многим театральным актерам рекомендовал почаще посещать цирковые представления, там многому можно научиться.Из выставок я могу отметить показ работ театральных фотографов Михаила Гутермана и Ирины Лавриной в Центре на Страстном. Они заняты уникальной вещью – театральная фотография сохраняет моменты спектакля, которые живут только одно мгновение.[b]Святослав БЭЛЗА,искусствовед[/b]:– Главным музыкальным событием этой осени, на мой взгляд, можно считать концерт, посвященный 15-летию Российского национального оркестра под управлением Михаила Плетнева. Возрождение Андрисом Лиепой балетов «Синий Бог» и «Жар-птица». Многие столичные фестивали мог бы затмить музыкальный марафон «Балтийские сезоны», в котором участвовали и Денис Мацуев, и Владимир Спиваков, и Георгий Гаранян. Но этот фестиваль, к сожалению, проводился в Калининграде.[b]Николай ЦИСКАРИДЗЕ,солист Большого театра[/b]:– Я назову фильм «Мандерлей» Ларса фон Триера, продолжение знаменитого «Догвилля». Ну, это из того, что очень понравилось. А так – довольно много было всего интересного. Например, Антикварный салон в Манеже. Или в галерее Ru.arts была очень интересная выставка, мне очень понравилась. Правда, не помню, какого художника.[b]Иван ДЫХОВИЧНЫЙ,кинорежиссер[/b]:– Я был на юбилейном концерте «Морального кодекса» и могу сказать, что такой звук можно услышать далеко не каждом выступлении зарубежных групп, не говоря уж об отечественных. Конечно, приезд Филипа Гласса – это были потрясающие выступления. Сначала в Доме музыки, хотя я и не люблю этот зал, он слишком пафосный; потом в Малом зале консерватории. В театре сейчас много интересного, например, Гришковец. Но это просто «хорошо», ничего другого я добавить, к сожалению, не могу.

Балаган в культурном центре «Дом»

[b]Каждый желающий мог выразить себя любым удобным способом. Формат «freak show» предполагает преимущественное хождение на ушах и бешеные вопли под барабанный бой.[/b]Само понятие «фрик» (от англ. «сумасшедший») появилось у нас не так давно. Со снятием запретов и неформальной отменой всего серенького в России, как и везде в мире, появилась целая армия молодых людей, делающих ставку на яркий, вызывающий внешний вид и соответствующее крайне оригинальное поведение. Теперь их и маргиналами не назовешь – ведь даже в моде возникло целое радикальное направление.Шоу фриков в «Доме» традиционно проходит в годовщину бывших октябрьских революционных праздников. Зал выбирает победителя – к происходящей вакханалии неизбежно примешивается дух веселого соперничества.В этот раз непосредственно фриков, то есть участников, с упоением кинувшихся в мир бессознательного творчества, было не так и много. Группа «Трактор-2» представила шоу, носившее стихийный характер. В то время как одетый в плавательную шапочку и кухонный фартук солист бил в барабан и кричал: «Хочу борща со шницелем!», другие участники группы в конце концов сумбурно отступили за кулисы. Тем не менее один из трех призов (одна из трех бутылок водки) достался именно «Тракторам».Второй взяли отчаянные девушки из диковинного объединения «Крюгер» с номером «Трэш-Дефиле». К концу вечера дело приняло неожиданный, почти драматический поворот. Среди поэтов и певцов, решивших показать себя на конкурсе, почему-то было много татар. Красивые девушки пели народные песни в современной аранжировке, мужчины плясали, и все это называлось «Татарским нашествием», которое переплеталось с выступлениями поэтов Борюсика и Льва Миркина. Но когда дошло до голосования, проводившегося путем аплодисментов и улюлюканий, выяснилось, что татары, представленные в зале в большом количестве, аплодируют и улюлюкают громче и слаженней, и причем только своим.Такой ход событий не мог быть всеми признан справедливым. И когда это громкое состязание двух великий народностей грозило перейти в еще одно стояние на реке Угре, ведущий вовремя наградил все «татарское нашествие» скопом.

Осенние скрипки

[b]Александр ГРАДСКИЙ,певец:[/b]– Я тут случайно посетил выставку, на которой выступал Брайан Ферри. Вот и все, что мне запомнилось этой осенью. Что это была за выставка, я тоже не очень хорошо помню – мне просто позвонили и сказали, что будет петь Брайан Ферри, вот я и пошел. От выступления получил огромное удовольствие.[b]Людмила ХИТЯЕВА,актриса:[/b]– Этой осенью я была в жюри Фестиваля военного фильма имени Юрия Озерова – в его фильме «Кочубей» мы снимались с Николаем Рыбниковым. В основном, все картины, представленные на этом форуме, были посвящены Чечне, и все, что я посмотрела, оказалось достойным уважения. Например, фильм «Выстрел на рассвете» или «Личный номер», в котором ярко сыграл актер Макаров. Для меня весь год был богат на события. Например, меня пригласили в Вешенскую на юбилей Шолохова. С 60-летием Великой Победы тоже было связано множество встреч, и в некоторых мне удалось поучаствовать. А буквально несколько дней назад я присутствовала на вручении наград врачам в храме Христа Спасителя.[b]Наталья ДЕМЕНТЬЕВА,член Совета Федерации:[/b]– Из спектаклей этой осени самой яркой постановкой были, пожалуй, «Господа Головлевы» Кирилла Серебренникова. Главное событие музыкальной жизни – на мой взгляд, юбилей композитора Андрея Петрова, празднование которого проходило в Михайловском саду Инженерного замка в Петербурге. Таким же значимым музыкальным событием я бы назвала фестиваль «Московская осень».[b]Даниил КРАМЕР,джазовый пианист:[/b]– Одним из самых заметных событий этой осени был приезд Пьера Ришара, который привез в Москву джазовую программу. Меня приглашали к участию, однако я не смог совместить это с моим гастрольным графиком. Дело в том, что я уезжал в Париж на презентацию программы «Три скрипки мира» со знаменитыми музыкантами Максимом Венгеровым, Дидье Локвудом и Роби Лакатошем. Из Парижа я полетел прямиком в Хабаровск – с Дидье Локвудом и его супругой, оперной певицей Каролин Казадезис, мы больше месяца ездили по России. В Москву я прилетел всего несколько дней назад из Саратова, где закончился наш концертный тур. Сейчас, кстати, начнутся другие мои гастроли – я собираюсь проехать по нескольким российским городам, в рамках фестиваля «Джазовая провинция», так что многие культурные события Москвы, боюсь, опять пройдут мимо меня.[b]Владимир ДАШКЕВИЧ,композитор:[/b]– Вообще-то, я не посетитель. Как тот чукча, который не читатель, а писатель. Так что не очень хорошо ориентируюсь в современных культурных событиях. Однако могу отметить несколько премьер, непосредственно связанных со мной. У меня, например, в один день сразу два спектакля – «Мертвые души» в постановке Сергея Арцибашева в театре Маяковского и «Пир во время чумы» в постановке Михаила Левитина в театре «Эрмитаж». Там мне пришлось делать очень много музыки, «Мертвые души», например, идут три часа. Вообще меня радует, что сейчас русская классика становится основой для творчества современных российских композиторов. Вот Тухманов сейчас пишет «Екатерину Великую». Эдуард Артемьев скоро выпустит на диске оперу «Преступление и наказание». А мы с Юлием Кимом скоро закончим оперу «Ревизор» для Бориса Покровского.[b]Александр ГОРОДНИЦКИЙ,бард,физик:[/b]– Для меня основным событием этой осени стала выставка Шагала в Музее изящных искусств имени Пушкина. Она произвела на меня сильное впечатление.[b]Виктор СЛАВКИН,драматург:[/b]– На октябрьском фестивале «Новая драма» я всегда смотрю все программы. И в этот раз меня поразил один спектакль, который, кстати, не занял никакого места – хотя на обсуждении я призывал отметить его. Это «Околесица» Глазовского муниципального театра «Парафраз». Профессиональные артисты разыграли народную, почти скоморошью историю о себе, о провинциальной жизни рядом с атомной станцией – в стиле «Театра. doc». Из этого бытового материала можно было сделать чернуху, развести криминал или пожалеть себя… А они не жаловались, соблюдали человеческое достоинство. И получилось здорово – в зале звучал хороший, добродушный смех, которого я давно не слышал.Это меня поразило и долго не отпускало. Оказывается, можно рассказать любой житейский сюжет, но при этом соблюдать достоинство и стать положительными героями.

Рога и копыта нынче не дешевы

[b]Простояв несколько месяцев на улицах Москвы, пластиковые животные, расписанные популярными художниками и просто известными людьми, оказались в роскошном особняке на Софийской набережной. На закрытии фестиваля посол Энтони Брентон искренне радовался своим жвачным гостям, говоря, что сочетание торжественных посольских интерьеров с ярким современным искусством выглядит очень по-английски.[/b]Разноцветные коровы действительно очень гармонично смотрелись под портретами английских монархов и у огромных старинных гобеленов. Особого почета удостоился, как всегда, экземпляр, расписанный Зурабом Церетели. Его корова была вынесена на балкон особняка – очевидно, для того чтобы ее можно было как следует рассмотреть из Кремля, на который из больших окон посольства открывается чудный вид.Среди авторов, оставивших свои живописные следы на боках массивных парнокопытных, – московские художники во главе с уже упомянутым Зурабом Константиновичем и даже музыканты Гребенщиков и Макаревич во главе с самим Башметом. Касса московского современного искусства Дубосарский и Виноградов нарисовали на корове своеобычные полевые цветочки, а Андрей Макаревич снабдил рогатое животное настоящими седлом и уздой.«Парад коров» – международный фестиваль, который уже много раз проводился по всему миру. Однако далеко не всегда он завершался торгами «Сотби’c». В этот раз ситуация и вовсе из ряда вон – вырученные от торгов средства пойдут на благотворительность. Среди благополучателей – детские дома, больницы и единственный в России детский петербургский хоспис. Сколько всего денег соберет это мероприятие, пока неизвестно, но понятно, что немало, ведь стартовая цена каждой коровы – 5 тысяч евро.

Сыграйте мне на балафоне!

[b]Выступление в культурном центре «Дом» продолжило их российский тур. Вот уж кто понастоящему несет искусство в народ – так это Финкел и Диабате! Из сердец Европы (Вена) и Африки (Буркина-Фасо) – в самую глубь России, в Екатеринбург и даже Челябинск.[/b]Отважные музыканты намеренно выбирают отдаленные, изолированные от модных музыкальных веяний города. Правда, признаются, что общаться с людьми, ни слова не знающими по-английски, довольно тяжело.Мамаду Диабате играет на балафоне – африканском деревянном ксилофоне, каким-то удивительным образом издающем одновременно струнное и ударное звучание.Финкел своим саксофоном привносит в фольклор народов Африки новоджазовые элементы, которые, правда, теряют свое содержание в африканском мелодическом колорите. В лучшем случае получается почти аутентичная народная музыка с еле различимым привкусом европейского авангардного самоедства.Вот когда Диабате берет в руки нгони (что-то струнное с длинным грифом), а Финкел переходит на кларнет – тогда их музыка действительно становится этноджазом. Европеец распоряжается гармонией и мелодиями, в то время как одетый в народный костюм Диабате заведует лишь ритмом.Музыканты представили в «Доме» очень удобный вариант world music – «мировой музыки».Все очень красиво, ритмично и даже весело – интернациональная пара на сцене оказывается не только примером блестящего мастерства, но и образцом остроумия. Но народу было мало, зато по-английски все понимали. А это для самоотверженного дуэта не хуже полного зала не способных к языкам челябинцев.

Эксклюзивы

Как работает новая схема мошенников, когда дарят букет от неизвестного поклонника

Размытый атмосферный фронт: как изменится погода в Москве на предстоящей неделе

Метель и мокрый снег: москвичей предупредили о погодных сюрпризах

«Влияют на работу сердца»: диетолог Русакова рассказала о пользе и вреде семян подсолнечника

«Он высасывал ее силы и красоту»: почему женщины хорошеют после развода

Как работает новая схема мошенников, когда дарят букет от неизвестного поклонника

Размытый атмосферный фронт: как изменится погода в Москве на предстоящей неделе

Метель и мокрый снег: москвичей предупредили о погодных сюрпризах

«Влияют на работу сердца»: диетолог Русакова рассказала о пользе и вреде семян подсолнечника

«Он высасывал ее силы и красоту»: почему женщины хорошеют после развода

Вечерка ТВ

Интересное в городе от 22 ноября

Надо обсудить. Психология денег. Интервью с психологом Анастасией Лысаковой

Круглый стол. «Ждать ли нам третью мировую?»

Приметы и советы

Народный календарь. Почему нельзя ругаться на Златоуста, 26 ноября

Народный календарь. Как сделать мужа нежным 25 ноября

Народный календарь. Почему лучше остаться дома на Федора Мороза, 24 ноября

Народный календарь. Как узнать судьбу ребенка в день Родиона Ледолома, 23 ноября

Народный календарь. Как остаться счастливым 22 ноября

Народный календарь. Почему нельзя ругаться на Златоуста, 26 ноября

Народный календарь. Как сделать мужа нежным 25 ноября

Народный календарь. Почему лучше остаться дома на Федора Мороза, 24 ноября

Народный календарь. Как узнать судьбу ребенка в день Родиона Ледолома, 23 ноября

Народный календарь. Как остаться счастливым 22 ноября

Проще, чем кажется

Как выбрать мандарины к Новому году

Проще, чем кажется: как распознать непрофессионального стоматолога

Как выбрать эффективные моющие средства и не переплатить

Как выбрать новогоднюю елку

Как подготовить загородный участок к зиме

Как выбрать мандарины к Новому году

Проще, чем кажется: как распознать непрофессионального стоматолога

Как выбрать эффективные моющие средства и не переплатить

Как выбрать новогоднюю елку

Как подготовить загородный участок к зиме

Автор

Установите vm.ru

Установите vm.ru