Главное
Гид по Москве
Приметы и советы

Автор

Елена Литовченко
«Я все превращал в театр»
[b]Сегодня патриарху оперной режиссуры исполняется 95 лет. Борис Покровский – человек уникальный: 70 лет в профессии, из них 40 – в Большом театре. Спектакли, поставленные им в качестве главного режиссера, прославили сцену ГАБТа, стали золотой страницей в истории искусства оперной режиссуры. В день рождения выдающегося деятеля русской культуры в возглавляемом им Камерном музыкальном театре на Никольской состоится премьера комической оперы Доменико Чимарозы «Тайный брак». А накануне я пытала Бориса Александровича о других тайнах – загадках оперного искусства.– Борис Александрович, вы всю свою жизнь занимаетесь оперной режиссурой. На чем основана ваша страсть?[/b]– На правде жизни человеческого духа, которая есть в опере. Великий Станиславский сказал, что чувства играть нельзя. В опере композитор дает нам чувства уже готовыми. Музыка – это и есть чувства. (Нужно только выстроить логику действия, которая приведет к этим чувствам). Сила оперы в том, что ее музыка может выразить то, что недоступно слову. Она делает характеры объемнее, конфликты острее; подтексты и второй план – сложнее, атмосферу сцены – ярче. И не случайно Станиславский пошел в оперу, не случайно Немирович-Данченко пошел в оперу, и Мейерхольд, и Охлопков. Даже Товстоногов, скрывая от меня, тоже пошел в оперу.[b]– Вы уже более семи десятилетий разгадываете тайны этого великого искусства. Можете сказать, что постигли их все?[/b]– Нет, самое большое, чем я могу похвастаться, – это увлечение этим процессом. И вот вам главное мое открытие: действие – прежде всего! Действие – это драматургия, а драматург в опере – композитор. Он выстраивает логику чувств и преподносит ее в виде партитуры. Задача постановщика проанализировать партитуру и выполнять то, что хотел композитор. Никогда не отступать от музыкальной драматургии – вот в чем мой секрет.[b]– А вы могли бы для большей доходчивости проиллюстрировать сказанное каким-нибудь примером из практики?[/b]– Конечно. Раньше я брал клавир и играл (я профессиональный музыкант, пианист). И в том, что играл, я видел действие. Вот она побежала. Он встал, крикнул: «Здравствуй!» Играет веселая музыка, играет… вдруг – бах! Начинается ля-мажорная тональность. Я понимаю: идет марш веселых людей. Тема тореадора.Вы, конечно, догадались, что я привожу пример из «Кармен». Я еще оперы не знаю, но понимаю, что идет народное гулянье. Вдруг – пауза. Что такое? Что-то случилось. А что подумал в это время композитор-драматург? Почему он наше внимание отвлек от праздника и сосредоточился на чем-то другом? Но я уже понимаю: должна быть другая мизансцена, ведь что-то случилось. А случилось то, что все кончилось смертью.[b]– Борис Александрович, опера – синтез музыки, живописи, вокала, движения – всех искусств. А какое все-таки главное?[/b]– Все думают, что опера – это искусство музыки. Ничего подобного! Опера – это искусство драма-тур-гии, то есть искусство театра. Мы с женой гостили у друзей в Севилье. Мой ученик вез нас на машине мимо табачной фабрике, той самой, где работала Кармен.Мне жена говорит: «Посмотри, будешь ставить «Кармен», сделай такую же». Я посмотрел. Ннн-е-е-е-т. Эта фабрика не годится. И вспоминаю табачную фабрику, которую сделал великий Федоровский, художник Большого театра. Она вся была в листочках, во флажках, в бантиках, она вся трепетала, и все это рвалось, то есть заранее создавалось предчувствие трагического исхода. И оно звучит в музыке! Понимаете, не должно быть в опере так, как в жизни, а должно, как в партитуре у композитора![b]– Вы большую часть жизни пребываете как бы в двух измерениях: реальном и придуманном. В каком из них вам интереснее, комфортнее?[/b]– В том, где более сильно проявляется гений композитора как музыкального драматурга. Например, Римскому-Корсакову удавались сказочные сюжеты. Когда ставишь его «Снегурочку» или «Сказку о Золотом петушке», то получаешь максимальное удовольствие. Другое дело, когда композитор сам находится под чьим-то влиянием. Хорошо, если Пушкина или Шекспира.[b]– Такая раздвоенная жизнь не утомляет?[/b]– Нет. Это моя профессия – переноситься, перестраиваться. И проникать в то отношение к событиям, которое диктует данный кусок, – музыкальный или текстовой.[b]– Вы свидетель и участник многих эпох в жизни общества: при вас разрушали храм Христа Спасителя – на ваших глазах его возрождали. При вас снимали орлов с кремлевских башен – при вас же их частично вернули обратно. Какие пережитые вами вместе со страной события особенно повлияли на вас?[/b]– Я помню, как молодые счастливые люди с песнями шли разбирать обломки храма Христа Спасителя – на этом месте собирались воздвигнуть Дворец советов с памятником Ленину, самым большим в мире. Рассматривались сотни проектов, проводились митинги, письменные опросы. Было какое-то массовое ослепление, а слепота происходит от недостатка культуры! Так в конце 80-х шли за куском колбасы. Кто-то тихо роптал, но возмущения я не припомню, громкого протеста не было. Никто не осознавал, что именно рушилось. И у меня была обывательская точка зрения: раз это происходит, значит, так и должно быть.Меня всегда интересовало не само событие или явление, а его художественный образ. Наверное, это не совсем хорошо и надо всеми чувствами принимать события, которые происходят в жизни. Но, видимо, моя профессия заставляла меня искать художественной выгоды от реального события, постоянно задаваясь вопросом: «А как это может быть в театре?» Я все превращал в театр. То, что не могло иметь места в театре, меня попросту не интересовало.[b]– Есть традиция на дни рождения открывать двери для всех, кто захочет прийти и поздравить. Если представить, что придут с поздравлениями герои опер, которые вы ставили, то кто бы это мог быть прежде всех?[/b]– Вы меня переоцениваете, с арифметикой у меня всегда было туго. Я не могу пересчитать собственные спектакли, а их героев и подавно. Но с воображением у меня все нормально, и я допускаю, что первым вполне бы мог прийти Дон Жуан. Потому что тот, кто его написал, был действительно гений. Могут прийти все герои опер Моцарта, которые я поставил в моем Камерном театре. А это и «Свадьба Фигаро», и «Директор театра» и «Волшебная флейта». У нас идет «Ростовское действо» – спектакль на музыку и текст, придуманные русским народом, про то, как Иисус Христос родился, и какая была ситуация в Иудее. Гадкая была ситуация и очень даже современная, поэтому и спектакль этот смотрится, как очень современная опера. Хотя сейчас младенцев, как при Ироде, не повелевают убивать.[b]– Самой вашей хулиганской постановкой в Камерном театре оказалась «Жизнь с идиотом» А. Шнитке. Как вы расцениваете тот факт, что отважились это поставить в 80-летнем возрасте?[/b]– Альфред Шнитке принес нам оперу «Жизнь с идиотом». Все сказали, что ставить это нельзя. Иначе наш театр в подвале закроют. Но мы не боялись, что закроют. Гораздо страшнее было, что Шнитке отнесет оперу в другой театр. Мы сразу взяли это произведение и немедленно его поставили. Представляете себе, в подвале собираются молодые люди – Шнитке, Ерофеев – и режиссер, который, как вы уже заметили, был не очень молод и нес на себе груз ответственности…Я не боялся, что меня будут критиковать. Я думал, что мой театр такой маленький и незначительный, что до него просто не дойдут. На самом деле к нему все больше привлекалось внимание не только критики, но и широкой публики. Публика наш театр полюбила. Он оказался нужным.Не могу сказать, что кто-то указывал нам, что ставить, а что не ставить. Мы были свободны, потому что мы находились в подвале, на краю города. Потому что к нам никто чужой приехать не мог. Тогдашний министр культуры обмолвился, что очень хотел бы к нам приехать, но не может – у нас нет правительственной ложи. Бывали только свои люди – публика из окрестных домов, актеры других театров, которые интересовались нашими опытами, и композиторы, которым хотелось увидеть свое сочинение поставленным хоть в подвале.[b]– Какая опера сейчас занимает ваше воображение?[/b]– Мы с директором нашего театра очень обрадовались, когда композитор Дашкевич и поэт и либреттист Ким принесли свою оперу «Ревизор» по знаменитой комедии. Обрадовались Гоголю и решили, что необходимо эту оперу поставить, если она действительно родилась. А если мы ставим «Ревизора», которого знаем с детства, мы должны уважать свое детство. Я хочу, чтобы театральные люди, привыкшие к современной режиссуре, выдумкам и неожиданностям, увидели бы оперу абсолютно гоголевскую. Гоголевские образы Хлестакова, Городничего и других персонажей. Гоголь ведь не знал, что появится опера «Ревизор». Если мы поставим оперу по Гоголю, это будет достижение, которым мы отпразднуем 200-летие великого писателя.[b]– Борис Александрович, известно, со сколькими выдающимися людьми вы водили знакомство…[/b]– Давно прошли те времена, когда я бывал у блистательного Николая Семеновича Голованова, и Антонина Васильевна Нежданова, его жена, поила меня чаем. Александр Шамильевич Мелик-Пашаев наливал кое-что покрепче. Прокофьев бил меня кулаком по спине в восторге от придуманных мною мизансцен, и мы до хрипоты спорили с Товстоноговым…[b]– Вы довольны тем, как поставили тот единственный спектакль, который называется «жизнь»?[/b]– Мне жаловаться не на что. Мечтал служить великому искусству оперы, быть режиссером Большого театра, и все исполнилось. Только в этом нет моей заслуги – меня вела судьба, я только старался не очень ей мешать.[b]P.S.[/b] [i]Музыкальный подарок к юбилею маэстро подготовил Центр оперного пения Галины Вишневской, которая называет Бориса Покровского «любимым, дорогим учителем, верным Рыцарем оперы, открывшим ей прекрасный мир оперного искусства». 28 января здесь будет показана опера П. Чайковского «Иоланта».[/i]
Общество
Николай Петров: Когда понесли цыплят, я заплакал и ушел
[i]Сегодняшний Международный День музыки будет ознаменован у нас не только традиционными концертами, но и открытием нового Международного благотворительного фонда Николая Петрова (генеральный спонсор — международная аудиторская фирма «Эрнст & Янг»).[/i][b]-Николай Арнольдович, мы живем во время всеобщего разочарования. Когда слова «инфляция», «девальвация», «революция» у всех на устах.Когда богатые богатеют и жируют, а простые смертные и прежде всего интеллигенция ищут отдушину в искусстве — театре, живописи, музыке. А куда податься самому художнику, где ему искать успокоение, отдохновение — словом, чем сейчас может вдохновиться музыкант? [/b]— Не надо никуда «подаваться». Надо заниматься своим делом. Ведь обладатели адекватных в любом месте земного шара профессий музыканта, дирижера, танцора, режиссера (если он владеет иностранным языком) не должны перестраиваться. Как я играл Баха, Шостаковича или Рахманинова при Никите Сергеевиче, точно так же я их играю при Борисе Николаевиче. С годами может поменяться разве что моя оценка деталей собственной интерпретации. Мы менее всего подвержены всей этой... как бы поточнее выразиться, экономической метеопатии.[b]— Метеопатия... Что это? [/b]— Медицинский термин, употребляемый моей женой. Метеопат — человек, чье здоровье зависит от любых изменений погоды. Так вот я не подвержен изменениям экономической погоды.Что касается «лукулловых пиров» во время чумы, которые устраиваются сейчас особенно часто, они выглядят, на мой взгляд, несвоевременно и неуместно. Банкеты в престижных клубах и ресторанах Москвы на фоне голодающих учителей и пенсионеров стали каким-то зловещим признаком действительности. Их стоимость — почти годовой бюджет элитарного отечественного оркестра, который, кстати, давно полностью ему не выплачивается. Или, скажем, присуждение огромных денежных премий сверхобеспеченным людям. На эти деньги мог бы длительное время просуществовать выдающийся ансамбль великого Игоря Моисеева — гордости отечественной культуры, который по бедности государства претерпевает чудовищные трудности, чтобы сохранить свою эталонную форму. Не уместнее ли вручать всемирно известным деятелям культуры что-то вроде фигурки «Оскара», не имеющей, кстати, денежного «довеска», но обеспечивающей всемирную славу, чем вот так сорить деньгами при нынешнем катастрофическом положении музеев, библиотек, школ, оркестров, театров и просто стариков, которым не на что похорониться! [b]— Вы так и не ответили, чем в нашей суровой действительности вдохновиться музыканту? [/b]— А тем же, голубушка, чем я вдохновляюсь всегда. Это — моя публика, мои концерты, записи, гастроли, ученики, мой дом и семья, мои коты и собаки...[b]— ...А теперь еще и ваш фонд? [/b]— В прошлом году мы со Светланой Безродной и ее « Вивальдиоркестром» дали в ВТО цикл из четырех концертов из сочинений Баха и Вивальди. Тогда я сыграл все клавирные концерты Баха. И мы собрали более шести тысяч долларов, к сожалению, превратившихся в день всероссийского государственного грабежа народа 17 августа в три тысячи. Они 1 октября будут переданы нашим глубоко уважаемым, любимым и так нуждающимся ветеранам сцены. Именно деньги, а не кулечки с яблочками и конфеткой, а на остальные — банкет для себя любимого. В уставе фонда так и записано: никаких банкетов и презентаций, никаких массовых зарубежных вояжей.[b]— Люди приходят в консерваторию, как в храм, для того, чтобы причаститься вашей музыкой. А что есть храм для самого Петрова? Каким богам вы молитесь? [/b]— Опять же моей публике. Но самое ценное в храме — звенящая тишина или еле слышное звучание органа. Когда я играю и в паузах слышу эту драгоценную тишину, то сам причащаюсь ею. Если же во время концерта жуют конфеты, роняют номерки... Мария Вениаминовна Юдина просто вставала и уходила со сцены. Она не могла больше играть. Она не была сумасшедшей — настоящий художник творит в соответствующей атмосфере, а не на коммунальной кухне.[b]— Николай Арнольдович, вы — фигура общественно активная, возглавляете АРИ, другие структуры — чего добиваетесь? [/b]— Я действительно много времени отдаю Академии российского искусства. В августе мы ездили в Петербург, где принимали в свои ряды Дмитрия Сергеевича Лихачева, который изъявил желание быть с нами. Учредителями нашей академии являются Игорь Александрович Моисеев, Фазиль Искандер, Владимир Васильев, Екатерина Максимова, Петр Тодоровский, Элина Быстрицкая и другие замечательные деятели нашей национальной культуры. Получаем в ведение академии Дворец культуры «Каучук» — памятник архитектуры с замечательным залом, где хотим основать Московский центр культуры на Плющихе. Да вот незадача. Академия существовала на невеликие спонсорские пожертвования, которые хранились в СБС—АГРО. Участь вкладчиков этого банка вам, наверное, известна.А в качестве президента Российского общества по смежным правам добиваюсь, чтобы исполнители и обладатели фонограмм могли получать законное вознаграждение за свой труд. Соответствующий указ после многомесячных мытарств уже лежал на подписи у президента. Сняли Кириенко — и опять нужно начинать все сызнова.[b]— А игры с властями в виде своего членства в совещательных структурах при президенте вы продолжаете? И если да, то для чего? [/b]— Это не игры. Если я соглашаюсь на какую-либо общественную деятельность, это означает, что я занимаюсь ею серьезно, а не для коллекции титулов. Что касается совета при президенте, в котором возглавляю музыкальный сектор, то до тех пор, пока не будет принят закон о меценатстве, говорить не о чем. Любая проблема упирается в деньги. Господа власть имущие и законы создающие не дают жертвовать деньги на искусство цивилизованным, принятым во всем мире способом. Им никак не постичь простой истины: если бизнесмен дает деньги нищему театру, нищей консерватории, нищей филармонии, то не надо спрашивать, откуда он деньги взял. Надо сказать «спасибо», что дал. Государство должно миллиарды рублей театрам, консерваториям, филармониям и при этом никак не поощряет тех, кто мог бы вытащить эти оазисы духовности из нищеты.Именно это я пытаюсь объяснить, вдолбить там, наверху. Неужели вы думаете, что я сижу в президентском совете, чтобы получать какие-то льготы? Я принадлежу к тому немногому числу людей, которым ни у кого ничего не надо просить.[b]— Вы мультимиллионер? [/b]— Я не мультимиллионер. Я даже не могу назвать себя очень богатым человеком: у меня нет побочных промыслов. У меня есть только руки пианиста. И вообще мне ничто и никогда не давалось легко. Все красные светофоры на дороге жизни — мои. Единственный раз повезло получить участок на Николиной горе по решению местного кооператива как раз перед тем, как моссоветовские чиновники блокировали возможность обосновываться там без их ведома.[b]— Вы упомянули руки. Все знают, как бережет их ваш брат-пианист. А если надо забить в стену гвоздь, вы зовете дядю Петю или сами беретесь за молоток? [/b]— Не только за молоток. Я могу взять и топор, и пилу, и ножовку, и дрель, и сварочный аппарат. Умею и проводку исправить, и много чего еще.[b]— Например? [/b]— Например, могу разобрать и починить мотор. В «Мерседес», конечно, не полезу, а вот «Жигули» разбирал до гайки. И крылья снимал, и красил, и шпаклевал, и изобретал специальные антикоррозийные составы...[b]— Стало быть, вы автолюбитель? [/b]— Страстный. За тридцать шесть лет шоферского стажа автомобилей у меня было больше трех десятков. Начал с корявенького 403-го «Москвича», потом была 21-я старая «Волга», потом пошли вереницей «Жигули». Наконец, пересел в «Мерседес», который сразу начал чахнуть. Впоследствии выяснилось, что он прошел суровую школу такси, но я тогда ничего этого не понимал: увидел свежепокрашенного сияющего красавца — и влип.[b]— Буквально вчера музыканты нашего оркестра № 1 — Госоркестра — жаловались с телеэкрана, что не могут своей профессией зарабатывать на жизнь и детей своих от музыки отвадят. Свою дочь вы определили в журналистки тоже из этих соображений? [/b]— Я очень хорошо понимаю людей, которые не желают своим детям карьеры музыканта. Самым уважаемым в нашей стране профессиям учатся пять, шесть, от силы десять лет. Чтобы стать полноценным музыкантом, требуется двенадцать лет музыкальной школы, пять лет консерватории плюс три года аспирантуры (для права преподавать). И после этого идти в музыкальное училище на 350 рублей, которые еще и нерегулярно выплачивают? Теперь о дочери. Она действительно учится на факультете журналистики МГУ. Окончила музыкальное училище при консерватории. Все возможности к тому, чтобы стать концертирующей пианисткой, у нее были. Но дело в том, что стремление многих моих коллег расчищать путь собственным не столь одаренным, как они сами, чадам мне всегда претило. Поэтому я не протестовал, когда Женя захотела получить университетское образование. Она человек умный, талантливый и порядочный, что немаловажно в наше время.Пишет музыку, стихи на русском и английском языках. Стала чемпионкой Москвы по бильярду среди женщин. Способна быть хорошим менеджером. Я за нее спокоен.[b]— Николай Арнольдович, музыканты вашего уровня стремятся как можно больше времени проводить вне родной страны — преподавать где-нибудь в Европе, устраивать свои фестивали в фешенебельных курортных городках, подолгу гастролировать. У вас все наоборот.[/b]— Из всех философских течений признаю гедонизм. Это учение о том, что от любой своей деятельности вы должны получать максимум удовольствия — занимаетесь ли со студентами, сидите ли за роялем, общаетесь ли с женщиной... Мне никакого удовольствия не доставляют постоянные самолеты, поезда, такси, житье в гостинице и вечера наедине с телевизором. Другое дело дома: тепло, уют, домашняя еда...[b]— Я всегда подозревала, что вы гурман.[/b]— Само по себе понятие стола занимает важную часть в моей жизни, что вы и наблюдаете визуально. Однако я не ем столько, на сколько выгляжу, и не причисляю себя к категории Гаргантюа. Напротив, люблю изысканное, разнообразное питание.[b]— Какой же кухне отдаете предпочтение? [/b]— Японская для меня № 1. Обожаю сырую рыбу, их потрясающее мясо кобэ-биф — специальный бычок, которому делают массаж и поят вместо воды пивом до того, как забивают. Это мясо совершенно необыкновенное! Люблю итальянскую, французскую кухню. И все же больше уважаю простую русскую пищу — картошечку с селедочкой, лучком и огурчиком...[b]— А как насчет сготовить самому? [/b]— Умею, и даже выступал в «Смаке» у Андрюши Макаревича: готовил одно из любимых блюд — форшмак из селедки. Есть определенные блюда, которые в доме готовлю только я, но фартук, признаюсь честно, надеваю нечасто.[b]— Предполагаю, что вы большой знаток и общепитовских заведений? [/b]— Достаточно редко бываю в московских ресторанах — общепита хватает на гастролях. Но посещаю ресторан, который находится в том же здании, что и ТАСС: «ТАСС уполномочен накормить». Это — изумительное место, где все высочайшего качества.Совсем рядом, на улице Станиславского, есть просто домашний ресторанчик. Бывал в чудном трактире «У Хлестакова», понравился «Эль гаучо», что у Красных ворот.Но вот однажды попал на открытие клуба Вахтанга Кикабидзе «Не горюй» и... сошел с дистанции еще до обеда — подорвался на закуске. И когда понесли цыплят, шашлыки из осетрины, источающие сок люля, я заплакал и пошел домой.
Развлечения
Маторин — от слова «матёрый»
[i]В Москве есть священные места, ценность которых с годами не тускнеет — только возрастает: Третьяковка, Новодевичий, Большой театр… Первое здание театра было построено… за пять месяцев.Оно дважды горело и всякий раз выходило из огня пожарищ еще более совершенным.Но велик он не только своим нынешним величественным внешним видом, за который мы должны быть благодарны архитекторам О. Бове, А. Кавосу. Не только семьюстами оперными и балетными спектаклями, поставленными на его сцене с 1825 года. Он велик людьми, которые творили его историю, такими корифеями, как Антонина Нежданова, Леонид Собинов, Федор Шаляпин. А еще — Надежда Обухова, Василий Петров, Елена Катульская, Мария Максакова, Сергей Лемешев, целая когорта выдающихся русских басов — Александр Пирогов, Максим Михайлов, Марк Рейзен, Иван Петров, Александр Огнивцев и многиемногие другие певцы, танцоры, режиссеры, дирижеры, которые на протяжении двух веков накапливали сценический опыт музыкального театра. Так что Большой — это еще и большое явление, художественное и историческое. И вот на открытии нынешнего, 223-го сезона, прозвучало: он может стать последним в стенах Большого. В старом здании работать уже нельзя, новый филиал еще не построен.«ВМ» и раньше не оставляла без внимания происходящие здесь события. А теперь открывает рубрику «Большой театр в лицах», в которой будет знакомить с людьми, в разные годы составлявшими славу и гордость этого театра. И начинаем ее с исполнителя главных партий русского оперного театра — Ивана Сусанина и Бориса Годунова — баса № 1 народного артиста России [b]Владимира Маторина[/b].[/i][i]4 октября в Большом театре состоится юбилейный концерт Владимира Маторина, посвященный его 50-летию.Старый артист из прочитанного в детстве французского романа так расписывал прелести своей лицедейской профессии: не имея возможности быть королями, мы становимся артистами, и мы — царствуем.Владимир Маторин венчается на царство бывает что и по нескольку раз в месяц.Однако соблазнить кого-либо таким, до кровавых мальчиков в глазах, царствованием ему, реальному артисту, вряд ли придет в голову.Возможную разницу в подходе к актерскому ремеслу можно объяснить неадекватностью тяжести французской короны и нашей шапки Мономаха. Однако, на мой взгляд, главное здесь в разных подходах к «должности». Царь Борис Маторина не упивается властью, а страдает, мечется под грузом хоть и черной, но незатвердевшей души, и своими мучениями и смертью в конце концов искупает вину.После «Бориса Годунова» Маторин покидает театр взбудораженным, а иногда и просто больным. С трудом засыпает. Но бессонница может постучаться к нему и следующей ночью.Что же думает о своем герое сам артист? — Думаю, никого он не убивал.Но команда его работала по принципу: если не мы, то нас. В спектакле он как бы сгорает в огне собственной совести. Хотя по истории — пошла горлом кровь. Из Архангельского собора Кремля выкинули и не посчитали возможным вернуть обратно — захоронили в Троице-Сергиевой лавре. А ведь это один из первых выбранных народом государей...Владимир Анатольевич Маторин — удивительный собеседник. Поскольку театр для него — родная стихия, он и в обыденность старается внести элемент театральности. А, может, совершенно спонтанно обрушивает на вас такое количество анекдотов, баек, смешных историй и выдумок из своей и чужой жизни, что под их грузом забываешь, о чем спрашивал, сам становишься зрителем в его театре одного актера и ничуть не жалеешь, что не стал загонять общение в прокрустово ложе вопросов и ответов. Если же удается вклиниться в эту речевую лаву с вопросом,то не из серии подготовленных заранее, а неожиданных для себя самой..[/i][b]— Владимир Анатольевич, почему — Маторин: по логике должно быть через «о»? [/b]— Папа придумал хороший ответ: моторы появились недавно, а мат и ор стояли всегда. А вообще вариантов много. В одной умной книжке написано, что Маторин происходит от слова «матёрый». Один филолог утверждает, что матор — это название короткого коромысла. Вот ещё: mad по-английски — сумасшедший. Последнее весьма близко к существу моей деятельности.[b]— В советские времена сложился стереотип певца, поющего басом: он должен был быть из сибирской глубинки или с волжских берегов — «кузницы» отечественных кончаков и греминых.Едва ли не от сохи. Самородок. Насколько вы вписывались в эту схему? [/b]— Только отчасти. Родился в Москве. Рос и учился под Москвой. Все мои предки до четвертого колена были защитниками Родины. Прадед — в империалистическую. Кстати, получил дворянский титул после того, как стал полным Георгиевским кавалером. Дед в гражданскую воевал. Папа призывался в Великую Отечественную.Недавно монархическое общество мне титул графа присвоило. «Доброжелатели» смеются, мол, меньше, чем на князя, не должен соглашаться. Я же успокаиваюсь тем, что были такие «графья», как Александр Васильевич Суворов и Лев Николаевич Толстой. Чем плоха компания? [b]— Вы появились на этой сцене, когда премьер Нестеренко стал все больше «гулять» от нее налево, в западные театры? [/b]— Меня позвали, когда он официально подал на второе гражданство, а мои любимые Ведерников и Эйзен были неожиданно отправлены на пенсию. От музыкального театра на Пушкинской улице, где тогда работал, до Большого было ровно тысяча сто одиннадцать шагов. Сам измерял. Чтобы пройти этот путь, мне потребовалось 17 лет.[b]— Это похоже на осаду. А не пробовали взять крепость штурмом? [/b]— Пробовал, и неоднократно. Первый раз, когда учился на третьем курсе, взялся за ручку двери Большого. Следующее воспоминание — я эту дверь закрываю. Что было между этими двумя действиями, покрыто мраком. В следующий раз разговоры вокруг меня с прицелом на Большой повелись после моего второго места на конкурсе им.Глинки. Тогда как раз выяснилось, что в ближайшие двадцать лет басы Большому не нужны: живы были Петров и Огнивцев, появились Нестеренко и Борис Морозов, пели Вернигора, Ведерников, Эйзен, а Петя Глубокий и Коля Низиенко были на подходе. Но недаром гласит украинская народная мудрость: «У каждого своя доля и свой шлях широк...».В 80-м мне дали спеть короля Рене в «Иоланте». Сказали: «Понравился. Жди звонка». Прождал три года. И вот неожиданно на мой сольный концерт пришел Евгений Светланов. Сидел в первом ряду, кричал «браво», и на этом порыве вдруг входит в артистическую: мне нужен князь Юрий. Не хотели бы со мной попеть? Я без паузы, чтобы он не передумал, произнес «Да». Прихожу домой, открываю клавир, а там нижнее ми нужно брать.Я же тогда только-только с фа начал справляться. Тогда мне было 37, а басовой силой голос наливается после сорока — ближе к пятидесяти. Но величайший мастер Светланов сыграл так, что никто в театре не смог бы сказать, что Маторин ми не взял.[b]— Светланов стал вашим первым авторитетом? Чему у него научились? [/b]— Меня Иван Семенович Козловский научил такой хохме: распеваться словами «Люблю дирекцию, люблю дирекцию». Я спрашивал: «Зачем? Все равно не поможет». А он: «Не поможет, конечно, но и не повредит...» [i]...Тогда Владимир Анатольевич сильно переживал, что петь в Большой приглашают, а брать — не берут. Сейчас понимает, что было то обстоятельство благом. Главреж Театра им. Станиславского Лев Михайлов его растил, готовил для больших ролей...[/i]— Даже роли мне придумывал. В опере о героях Севастополя — комиссара Воропаева. Бой начинается: «Комиссара убили!». И вот несут меня на плащ-палатке со сцены вшестером и проклинают — такой, мол, сякой, меньше есть надо... До сих пор слышу голос Майи Леопольдовны Мельтцер: «Где этот молодой артист? Он не знает мизансцен». А я тогда думал: «Мучает меня. Ничего этого не пригодится». А теперь сам учу своих студентов знать про героя буквально все.[i]Посетив недавно Большой театр, Патриарх Алексий II сказал, что Русская православная церковь своего лучшего дьякона Михайлова отдала в оперу, в Большой театр. Сейчас время возвращать истинные ценности законным владельцам — верните нам Маторина.[/i][b]— Владимир Анатольевич, когда иконописцы создают иконы, они молятся, постятся. Вы поступали так же, когда записывали компакт-диск православных песнопений? [/b]— Должен вам сказать, что перед днями спектаклей веду если не монастырский, то весьма суровый образ жизни. Но имею самое высокое отпущение от своего духовного отца — облегченный пост. А это значит, что могу есть мясо. Это профессиональная еда поющих во всем мире. В дни спектаклей это особенно важно: в четыре поел — и до одиннадцати вообще о еде не думаешь. Не забывайте, что я работаю брюхом, брюшиной.[b]— Владимир Анатольевич, вы счастливы? [/b]— Думаете, счастье — это большой пирог, который едят в одиночку? Нет счастья для себя любимого. Мне хорошо, когда могу сделать хорошее людям рядом со мной.[b]Досье «ВМ» [/b][i][b]Владимир Маторин [/b]окончил Институт имени Гнесиных. Работал в Музыкальном театре имени К.С. Станиславского и Вл.И. Немировича-Данченко. С 1991 года солист Большого.Классический исполнитель ролей Ивана Сусанина и Бориса Годунова.А также Гремина, Кончака, Короля Треф в «Любви к трем апельсинам».Владеет более чем 60 партиями басового репертуара. Профессор Российской академии театрального искусства, заведует кафедрой вокала. Мечтает о дружбе с отцами русской православной церкви: только что увидел свет компакт-диск духовных песнопений в его исполнении с благословением Святейшего патриарха Московского и всея Руси Алексия II.[/i]
Развлечения
Евгений Светланов: В азартные и политические игры не играю
[i]О том, что нашего выдающегося дирижера, а также композитора, пианиста и музыкального публициста будут чествовать в Большом, было известно давно. Однако детали прояснились лишь на предшествовавшей событию пресс-конференции.Известный многоликостью своего художественного облика маэстро появился на ней в байковой ковбойке и, казалось, был слегка удивлен количеством пожелавших встретиться с ним журналистов. А те, в свою очередь, подивились откровенности, с которой Евгений Федорович удовлетворял их профессиональное любопытство. Впрочем, праздных вопросов не было.Все, что называется, «по делу». В частности, по программе.[/i]— Вечер задуман таким образом, — сказал Евгений Федорович, — что перед тем, как подняться занавесу и начаться второму, моему самому любимому, акту «Золотого петушка» [b](поставлен Светлановым-дирижером и Ансимовым-режиссером в год 60-летия маэстро. — Е. Л.),[/b] оркестр Большого театра, с которым меня связывает пожизненная любовь, исполнит фрагменты из «Сказания о невидимом граде Китеже и деве Февронии» [b](еще одна яркая постановка Светланова пятнадцатилетней давности. — Е. Л.). [/b]Во втором отделении Государственный оркестр, теперь уже не СССР, а России, исполнит Вторую симфонию Рахманинова, потому что именно с этим сочинением я заканчивал консерваторию, исполняя его на дипломном концерте, — это был тот удивительлный случай, когда студенту-выпускнику предоставили один из лучших оркестров мира — Большой симфонический, ныне носящий имя Петра Ильича Чайковского. [b](Юбиляр будет дирижировать на вечере обоими оркестрами. — Е. Л.).[/b]Что касается места проведения вечера, то с Большим связана вся моя жизнь, начиная с трех лет. Именно в этом нежном возрасте я появился на этой сцене в качестве сына мадам Баттерфляй.По блату, так как, работая в Большом театре, мать и отец попросту протолкнули меня. Став актером миманса, я «прошел» весь тогдашний репертуар, сам гримировался, учился танцевать полонез и мазурку (последнюю безуспешно). Именно в это время окончательно решилась моя судьба — быть музыкантом. Так что с Большим связан пуповиной и счастлив, что его нынешнее руководство дало мне возможность без помпы и шума просто музыкой отметить скромную дату.[b]— Говорят, вы азартный болельщик. А человек? [/b]— Это не то слово! Если вы откроете сентябрьский номер журнала «Футбол», найдете там мою нелицеприятную статью «Пока не остыли страсти», в которой я по-своему подвел итоги прошедшего чемпионата мира. От редакции последовал комментарий, что, дескать, не все мысли музыканта бесспорны, но тем не менее это — его мысли. Так что я очень азартен, но в азартные игры не играю. И политические тоже. Задавали Евгению Федоровичу не только личные, но и «глобальные» вопросы «переходного» из века в век периода.— ...Мы все живем сегодняшним днем, когда, говоря словами древних, прошлого уже нет, будущего еще нет, есть сегодняшнее. А запомнится уходящий век, по-моему, тем, что унес самое большое число жизней за всю историю человечества. Что отмечен чудовищными катаклизмами в культурной жизни. Мне повезло, я застал расцвет отечественного искусства во всех его областях, которому способствовал, как это ни парадоксально, железный занавес. Творцы отдавали все нам — народу, стране и потому оказались недооцененными на Западе.На вопрос об ощущениях ответил: — Чувствую себя человеком переходного периода. Застал великих, был рядом с ними, учился у них. И учебе этой нет конца, как нет предела совершенству. Считаю себя запрограммированным консерватором — не путать с фанатичным, ортодоксальным — потому что «оттуда» пришел сюда и здесь нахожусь. Будучи человеком верующим, мыслю все-таки диалектически. Нас крепко научили в свое время: за спадом обязательно придет подъем. Я твердо верю в новый расцвет, в новый подъем России — ее искусства, всего общества. Мы этого не увидим, но я верю!
Развлечения
Купите билет — помогите «Балету»
[i][b]Все произошло до смешного банально. Восемнадцать лет весьма скромный, но очень уважаемый среди профессионалов журнал «Балет» располагался в одном из переулков улицы Горького. Пришел богатый дядя, тряхнул толстым кошельком зеленых и получил право застройки в самом центре города. Дом на Тверской, 22-Б, в котором размещалась редакция, сравняли с землей.[/b]Не спасла даже «охранная» табличка, удостоверявшая исторический памятник, уцелевший в знаменитый пожар 1812 года. И пришлось кротким балетным дамам, махнув рукой на отпуска (дело было в июле), в пожарном порядке выносить мебель. И правильно, между прочим, сделали — недовольных и сопротивляющихся жильцов выставляли на улицу с ОМОНом.[/i]Кроме известных трудностей отечественных СМИ, на «Балет» обрушились дополнительные. Первому в России посвященному искусству танца журналу, который был еще жив, говоря словами его главного редактора [b]Валерии Уральской[/b], благодаря своей скромности и энтузиазму, грозила участь многих других изданий по искусству: тихо умереть.Ведь ориентированные на обнищавшего культурного читателя, они не могут (и не должны!) конкурировать с коммерческими изданиями.Первым руку помощи протянуло Министерство культуры: издание-то государственное. Затем генеральный директор Государственного Кремлевского дворца (он же руководитель «Кремлевского балета») [b]Андрей Петров[/b] предложил провести благотворительный концерт артистов балета в ГКД в поддержку родного издания. Предложение поддержали художественный руководитель директор ГАБТа [b]Владимир Васильев [/b]и генеральный директор Музыкального театра [b]Владимир Урин.[/b]Известны и дата концерта — 3 декабря, и имена участников — а это все ведущие солисты названных театров. Назову лишь некоторых.[b]Людмила Семеняка [/b]впервые в Москве исполнит номер в постановке венгерского балетмейстера [b]Ласло Някоша [/b]«Молитва». [b]Алла Михальченко [/b]будет танцевать с [b]Максимом Валукиным, Илзе Лиепа с Марком Перетокиным, Наталия Балахничева с Юрием Белоусовым. Нина Семизорова, Галина Степаненко, Анастасия Волочкова, Геннадий Янин... [/b]Артисты будут танцевать бесплатно, сбор предназначен для выживания «Балета» и частично пойдет на финансирование его сотого, юбилейного, номера.[b]P. S. [/b] [i]«Балет» не остался бездомным. Его новый адрес: проспект Мира, дом 52, строение 1.[/i]
Развлечения
Не зарастет на Знаменку народная тропа
[i]Он ждал меня на пороге. Дверь мастерской нараспашку.Порывом ветра вздыбило шевелюру. Все точь-в-точь как при нашей давней, 1981 года, встрече в канун его художественного дебюта — той самой всколыхнувшей всю Москву персональной выставки, что сделала выставлявшемуся имя, которое на слуху и по сей день.[b]Александр Шилов. [/b]Это к нему, невзирая на февральскую непогоду, на протяжении месяца ежедневно выстраивался длиннющий, на четверть улицы Горького, хвост (потом выставку пришлось продлить). В самый пик колбасных очередей — и не за съестным? Это было непонятно утюжившим по долгу службы Пешков-стрит властям. И вот однажды они решили притормозить у дома 46-б, в недрах которого терялась «голова» той многофигурной «гидры».[/i][b]— Александр, когда вошли Гришин с Демичевым и Кириленко, какой была ваша первая реакция? [/b]— Радостной. Я почувствовал, что востребован не только простым народом.[b]— А какой была реакция самого Гришина? ( В те времена всемогущий и грозный глава Московского горкома партии. — Е. Л.) [/b]— Остановился у пейзажа, на котором дом под соломенной крышей, и спрашивает: «Где это вы нашли деревню с такими хибарами?». Я, говорю, жил в такой под Можайском. А он стоит на своем: «Таких деревень теперь нет!».Когда в 1984 году ко мне на Кузнецкий мост Горбачев со всей семьей под Новый год приехал, разговор совсем иной был. Увидел он моих несчастных старух, брошенных в деревнях на нищенскую пенсию, и вроде как каяться стал: «Мы их забыли. Это наша недоработка. Хорошо, что вы их пишете, продолжайте свое гуманное дело. Но я на них смотреть больше не могу — спазм в горле». Я собственным ушам не поверил и сам что-то вроде спазма ощутил от его откровений.[i](Хочу заметить: толпы москвичей на выставках и неизменное присутствие первых лиц государства стали своеобразной броней живописца, которому коллеги по творческому цеху отказывали во многом, в том числе и в чести быть принятым в ряды Союза художников, что в доперестроечные времена было равнозначно запрету называться профессионалом. Неудивительно, что в связке «художник и власть» приоритетным для Александра Максовича с самого начала становится второе звено.) [/i]— Имели бы мы столь потрясающее собрание, как Эрмитаж, если бы Екатерина не посылала своих образованных подданных скупать по миру лучшие произведения искусства? Римский папа, невзирая на весьма преклонный возраст, поднимался под купола, освящая своим присутствием труды Рафаэля и Микеланджело. Если бы не столь «высокое» кураторство, были бы созданы шедевры, которым поклонялись и будут поклоняться, пока не иссякнет в человеческих душах потребность в красоте? Не знаю... Так что я вот за такой указующий перст власти. С тем лишь условием, что власть должна предельно серьезно относиться к искусству как к источнику формирования личности человеческой, облагораживания души.[b]— Насколько мне известно, вас и нынешние власти не забывают?[/b] — Мне грех жаловаться. Большой интеллектуал и ценитель прекрасного Евгений Максимович Примаков посетил в позапрошлом году мою выставку в Малом Манеже. Проявляют интерес министры правительства России и Москвы. Даже президенты стран СНГ не обходят своим вниманием, не говоря уже о лидерах политических партий и движений. И уж кого никак не назовешь равнодушным, так это Юрия Михайловича Лужкова! Я ему по гроб жизни буду обязан и галереей, и сердечным участием в моей судьбе...[b]— И вот эта ваша новая мастерская в престижном доме в Брюсовом переулке тоже, надо думать, не с неба упала. Напоминаю о ней, чтобы подчеркнуть противоречие между действительностью и вашими словами из недавнего интервью «ВМ»: «Я от власти никогда не зависел».[/b]— Это интервью готовилось на не отличающейся чистоплотностью кухне, где в дефиците самый главный продукт — профессионализм. Журналист не имеет права искажать факты, мнение собеседника. Однако в случае со мной это было сделано. Процитированное вами место далеко не единственное в числе приписанных мне пассажей. [i](Ну зачем же так, Александр Максович? В интервью нашему корреспонденту Д. Акимовой, опубликованном в «ВМ» 7 декабря, нет никаких «приписанных пассажей». Тому свидетельство — репортерский диктофон. Он в редакции. Но мы поспешили с публикацией: текст интервью не был завизирован художником. Приносим извинения А. Шилову и читателям. — Ред.) [/i]Я давнишний читатель «Вечерки» и знаю, что подобных приемов за ней не водилось. Не хотелось бы думать о сознательной провокации посетившей меня молодой журналистки...[b]— И часто к вам приходят с такими целями? [/b]— Бывает, к сожалению. Не ознакомившись с моим творчеством, ваши коллеги являются в поисках жареного и, не обнаружив такового, искажают мои ответы или пытаются придать им иной смысл, как в предыдущей статье обо мне в номере от 7 декабря.[b]— Кем были ваши родители? [/b]— К искусству они отношения не имели. Отца почти не знал, но слышал, что он где-то преподает. Нас поднимала мама. Она была из «лемешисток», ночи напролет выстаивала очереди в Большой театр. Она научила меня любить классическую музыку и в двенадцать лет привела в Третьяковку. Как увидел я полотна Левицкого, Брюллова, Левитана, передвижников, так и замер, как вкопанный, с одною лишь мыслью: рука человеческая это сотворила или Бог? В 1957 году в Австрии была всемирная выставка детского рисунка, и вот брат, который на шесть лет меня моложе, получает первую премию. Это задело мое самолюбие, и тут уж я взялся за дело серьезно — записался в изостудию Дома пионеров.[b]— Однако на хлеб вы начали зарабатывать отнюдь не живописью? [/b]— Жили мы трудно. В шестнадцать пришлось пойти грузчиком сначала на мебельную фабрику, потом на винный завод. Но главное для меня происходило в стенах Суриковского института. Чем больше трудился у мольберта, тем больше ощущал собственное неумение, беспомощность что ли... Это, как потом выяснилось, один из законов реалистического искусства.[b]— Так, может, не стоило выбирать в кумиры гениев? Ведь давно известно, что в реалистической картине все достоинства видны сразу, но и недостатки тоже как на ладони...[/b]—... и любой мазила, не обладающий и сотой долей мастерства реалиста, может подойти и ткнуть пальцем: здесь, мол, у тебя неверно, тут — неправильно. Собственное неумение такие «мастера» пытаются скрыть за стандартной оправдательной фразой: «А я так вижу!».[b]— А вы не завидуете? [/b]— Никогда в жизни! [b]— А по-хорошему, белой завистью? [/b]— Иногда я прихожу в Третьяковскую галерею или Музей имени Пушкина посмотреть на свои любимые вещи и начинаю испытывать... грусть, что ли, оттого, что не был учеником этих великих художников, что не сидел у них за спиной, как простой подмастерье, не овладевал приемами их техники и вынужден теперь призывать на помощь всю интуицию художника, чтобы добиваться нужного мне результата. А ведь на это уходят годы...[b]— Да вы и без того рано начали и побили все рекорды в получении званий: народным художником СССР стали в сорок лет — случай беспрецедентный. Член-корреспондент Российской Академии художеств...[/b]— Все это приятно, но не главное. Посмотрите, как в четырнадцать лет рисовали Брюллов или Бруни! Ни один нынешний академик и близко к этому не подойдет! На них не только учиться — молиться надо. Счастье, что у человечества есть эти бесценные сокровища! [b]— А когда вы в последний раз гоголевский «Портрет» перечитывали? [/b]— Эта поучительная вещь из головы не выходит, всегда при мне. Я даже рекомендую ее тем зазнайкам, которые считают, что чего-то достигли.У меня часто спрашивают, доволен ли я своей работой? Может, первые пять минут и доволен, а потом просыпается недовольство собой. И это чувство гложет и толкает к новому холсту, чтобы в нем попытаться подняться еще выше… Понимаете, нельзя сделаться настоящим художником за один-два-пять лет. Популярным, пожалуй, можно. А мастером — никогда! Постижение мастерства в величайшей школе — практике — забирает всю жизнь. А без художественного мастерства, как без грамоты, художник — вечный Филиппок.[b]— Александр, меня всегда интересовала предыстория ваших портретов — откуда возникал замысел, кому принадлежала инициатива? [/b]— По-разному. Если художник не преподает, он вынужден писать на заказ. Это его единственный способ пропитания. Бывает, заказ совпадает с моим творческим настроением, и тогда с удовольствием пишу. А вот вы видели моих несчастных старух. Я специально уезжал в деревню, чтобы написать эту горькую старость.[b]— А теперь, Александр, и ездить никуда не надо. Вот они, стоят в переходах, жмутся у входов в богатые супермаркеты… [/b]— Героя своей последней картины я как раз и нашел в подземном переходе. На лице ясно прочитывалось: просить деньги — не его профессия.Он даже руку стеснялся протянуть за подаянием. Бывшему фронтовику, ветерану труда, ясное дело, негде было учиться такому. Меня он просто боялся. Год уговаривал его позировать.Назвал картину «Брошенный».[b]— Бывает заказ, который не хочется исполнять? [/b]— Да, своего рода сделка с совестью. Этим грешили даже великие художники. Дело-то в том, что я все равно напишу этот портрет с полной отдачей. Ведь под ним будет стоять моя подпись ! Она обязывает выкладываться полностью.[b]— Случалось ли, чтобы заказчик отказывался? [/b]— Такого не было. Честное слово. Если мне человек заказывает, он обязательно работу выкупает.[b]— Значит, ваш покупатель всегда остается доволен? [/b]— Важно еще, чтобы был доволен я. Если я чувствую, что как художник не расту от холста к холсту (хоть это очень непросто так круто планку подымать), то удовлетворения не приносят никакие деньги. Искренне говорю.[b]— Балерина, чтобы не потерять форму, ежедневно становится к станку, пианиста тянет к инструменту, а сколь важна ежедневная практика для живописца, портретиста? [/b]— Важна как воздух. Я у мольберта каждый день. Это, если хотите, болезнь, добровольный крест, но иначе не могу. И еще я знаю: если этот внутренний огонь погаснет, не станет и меня. Возьмите Левитана. Он был смертельно больной и прожил только 39 лет. Но в каждом пейзаже он оставил кусочек своего сердца. Веками выводилась формула искусства, в ней всего три компонента: мозг, сердце и мастерство. Правда, Леонардо да Винчи прибавлял еще и одиночество… [b]— Вы довольны тем, как идут дела в галерее Шилова? (Это не личное собрание автора — здание и его содержимое принадлежат государству. — Е. Л.) [/b]— Да. Мы ведем учет посещаемости. По сравнению с прошлым годом, она значительно возросла. Да и экспозиция расширилась. Как и обещал, продолжаю пополнять ее новыми работами. До конца года еще две картины появятся. Каждую субботу-воскресенье там, на Знаменке, 5, выстраивается очередь, я прихожу на встречу со зрителями. То, что народ все продолжает и продолжает идти, иногда даже плачет у картин, — это самый большой стимул в моей теперешней жизни.[b]НА ФОТО:[/b][i]«Брошенный» уже переместился из мастерской Шилова в галерею Шилова [/i]
Развлечения
Сергей Слонимский: Не можешь сочинить «чижика-пыжика» — не берись за симфонию
[i][b]Сергей Слонимский [/b]живет и работает в Петербурге, а исполняется по всей стране. Он автор десяти симфоний, последняя из которых — «Круги ада» — просто потрясает. Его оперы «Виринея», «Мария Стюарт», балет «Икар» стали достоянием многих театров бывшего СССР.Его последняя премьера — «Видения Иоанна Грозного», осуществленная при участии Ростроповича-дирижера в Самарском оперном театре, — стала гвоздем минувшего театрально-музыкального сезона. В Москве композитор побывал в связи с премьерой оратории памяти его друга Альфреда Шнитке. Активный пропагандист творчества Слонимского профессор Елена Долинская любезно предоставила свою гостиную для встречи с маэстро.Гостеприимная хозяйка позаботилась, чтобы мы беседовали не за пустым столом.Мы ели настоящее грузинское лобио, на десерт были взбитые сливки с бананами — по желанию гостя. Этим я и ограничу традиционную для рубрики кулинарную тему.[/i][b]— Сергей Михайлович, где «застало» вас печальной памяти постановление 1948 года, объявившее войну формализму в музыке и нокаутировавшее выдающихся творцов — Шостаковича, Прокофьева, Хачатуряна, Мясковского, и как оно сказалось на вас? [/b]— Тяжело сказалось. Я учился в восьмом классе школы-десятилетки при Ленинградской консерватории.Парторг консерватории, бывший одновременно директором нашей школы, начал поиск конформистов среди учеников. Нас собрали, прослушали и обнаружили у меня... композиторскую старость и влияние Шостаковича.Мол, в свои 15 лет слишком сложно пишу. В итоге моего педагога Бориса Александровича Арапова отстранили от преподавания композиции, что было для меня настоящим ударом. Потому что Арапов — представитель школы Щербачева, петербургского симфониста, пропагандиста Шостаковича, вел нас в очень прогрессивном направлении. Постановление ударило по моему поколению и затормозило поиск и естественное развитие примерно на восемь лет.[b]— Вы умолчали о своеобразном доносе в виде вырезанной на вашей парте надписи «Сланимский прадалжает дело Шестаковича, Прокофьева. Не музыка, а ерихонская труба» (орфография оригинала).[/b]— Видимо, это первое проявление неприятия моей музыки рецензентами, которые меня всю жизнь не любили.[b]— И вы не догадывались, кто это мог сделать? [/b]— Никогда не пытался выяснить личности подобного рода конформистских пасквилянтов.[b]— И никого не подозревали, потому что христианское учение трактует такого рода подозрения, как греховные? [/b]— Даже не задумывался — этого греха у меня не было.[b]— А какие были? [/b]— У меня очень много грехов. Я человек ленивый, вспыльчивый.[b]— Ну какие же это грехи?! [/b]— Несущественные и большого общественного значения не имеющие. Зато не могу сказать, что я неблагодарен, злопамятен, что я собой доволен.[b]— Но самодовольство — композиторская смерть. Человек со спокойной душой никогда не создаст ничего, что было бы способно затронуть, зацепить, взволновать другие души.[/b]— Абсолютно с вами согласен. Я беру пример с великих: никто из них собой доволен не был. Помните очень откровенное телевизионное интервью Рихтера? Оно заканчивается словами маэстро: я сам себе не нравлюсь.[b]— С какого сочинения вы начались как настоящий композитор? Принято считать, что с Карнавальной увертюры, которая прозвучала в программе к 40-летию Октября...[/b]— С Первой симфонии. Она сразу была показана на секретариате Союза композиторов СССР в четырехручном далеко не совершенном исполнении, многократно обругана в печати еще до исполнения, кстати, вместе с кантатой «Нагасаки» Альфреда Шнитке, который к этому времени только-только окончил консерваторию. Надо сказать, что в этой симфонии я нашел свою тему. Она — в столкновении находящихся у власти преуспевающих самодовольных чиновников и их ближайшего окружения с честными, порядочными трудовыми людьми. Эта тема через всю мою работу прошла и в оперном, и инструментальном жанрах.[b]— Симфония имела трудную судьбу. Тот самый секретариат в лице Кабалевского, Хренникова, Шостаковича постановил, что играть симфонию преждевременно. Три года на ней было табу, а потом наступила реабилитация...[/b]— Да. Ее сыграли, и оказалось, что в ней все в порядке.[b]— Что за это время произошло? [/b]— Произошло то, что Шостакович стал первым секретарем Союза композиторов РСФСР, поддержал сочинение и вскоре рекомендовал его к печати. А тогда на секретариате он действовал осторожно, потому что Кабалевский даже его собственную оперу «Катерина Измайлова» не допустил к исполнению. На Дмитрия Борисовича я зла не держу, могу его только пожалеть: власть над коллегами не прошла для него бесследно. В итоге он восстановил против себя очень многих. Когда ему исполнилось 80 лет и он приехал в Ленинград, его сочинения не хотели исполнять. И мне пришлось приложить определенные усилия, чтобы этот юбилейный концерт состоялся.[b]— Сейчас принято плохо отзываться о прошлом, в том числе и о том времени, когда Союз композиторов СССР возглавлял Тихон Николаевич Хренников. А между тем именно в его бытность в Москве и Ленинграде начались международные фестивали современной музыки, и мы услышали наконец сочинения Кшиштофа Пендерецкого, Витольда Лютославского, Нино Рота, «Кармину Бурану» и массу другой, никогда не исполнявшейся у нас музыки. Приехали композиторы с мировыми именами...[/b]— Надо честно признать, что большая заслуга Хренникова в том, что он не запятнал себя репрессивными санкциями в отличие от практически всех руководителей других творческих организаций. Уж как ему это удавалось, не знаю, но он не подписал ни одной бумажки на арест композиторов. Его критика в адрес авангарда не имела оргпоследствий, и не было случая, чтобы кого-нибудь после этой критики исключили из союза.Идею международного музыкального фестиваля я высказал осенью 1972 года на съезде композиторов. И Тихон Николаевич поддержал это предложение. Не сразу, но все же осуществил его. После того как Хренников удалился от руководящей деятельности, наши отношения улучшились. У меня всегда так происходит с людьми, покинувшими высокий пост.[b]— А как насчет вашего хождения во власть? [/b]— К власти я никогда не стремился. Пару лет, правда, возглавлял музыкальную секцию Комитета по Ленинским и Государственным премиям, да и то только ради Альфреда Шнитке, чтобы провести его на Ленинскую премию. И вот когда уже были пройдены все стадии, Альфред прислал гонца: «Спасибо, уже не надо». Для меня это была неожиданность, за которую я едва не поплатился. Потому что руководство посчитало меня провокатором, будто бы я с самого начала был в курсе и нарочно все так устроил. Чтобы не восстановить Горбачева и всю тогдашнюю власть против интеллигенции, пришлось немало потрудиться. Меня тогда очень поддержал Олег Николаевич Ефремов, и обошлось без скандала. А вскоре этот комитет и вовсе прекратил существование. Со всех руководящих постов я привык уходить по собственной инициативе в тот самый момент, когда все благополучно, что, по-моему, нормально. Пусть лучше говорят «Жалко, что ушел», чем «Когда же он наконец уйдет?».[b]— Не все, наверное, знают, что ваш папа Михаил Леонидович Слонимский, был одним из «Серапионовых братьев» — известной в свое время литературной группировки, оставившей заметный след в истории советской литературы. Он слышал Блока, хорошо знал Ахматову, дружил с Грином, Михаилом Зощенко, Корнеем Ивановичем Чуковским. В его доме Евгений Шварц читал первый акт своего «Дракона». Как сказывалось литературное окружение на вашей жизни, в творчестве? [/b]— Книга «Перед восходом солнца» и сама личность Михаила Зощенко, его неулыбчивый и очень всегда серьезный настрой и сдержанный, если угодно, обидчивый характер оставили сильнейшее впечатление. И его потрясающее мужество. Ведь он не признал своих «ошибок».Вторым по силе воздействия был Евгений Шварц. Я не знал Льва Лунца [b](наиболее талантливый, по мнению Вениамина Каверина, член братства «серапионов». — Е.Л.), [/b]он умер задолго до моего рождения, но я добился издания его однотомника, первого в России. В нем увидела свет его пьеса «Вне закона» о том, как вольный разбойник и бунтарь, получив власть, становится чудовищным тираном, гораздо более кровавым, чем тот герцог, которого он сверг. Лунц — изумительный писатель, драматург и критик с его призывом учиться у Запада и Достоевского построению сюжета.[b]— Кто еще хаживал к вашему батюшке? Ведь Михаил Леонидович, будучи руководителем литературного объединения молодых прозаиков при Ленинградском отделении издательства «Советский писатель», пестовал и нынешних литературных знаменитостей.[/b]— В доме у отца я видел очень многих маститых ныне писателей.Самый из них известный палец о палец не ударил, чтобы вспомнить своего учителя и хоть чем-то помочь изданию и переизданию его ранних работ. Я не то что обвиняю, я сожалею, наблюдая эту тусовочную привычку называть одни и те же имена, стремление не выйти за пределы привычной обоймы. Раньше это была одна обойма, теперь — другая, но суть не меняется. Всю жизнь я стараюсь разорвать устоявшиеся рамки. Потому что искренне не понимаю, как человек, которого уже нет, может быть недостаточно престижным, недостаточно рейтинговым, чтобы быть упомянутым его знаменитым учеником. Казалось бы, наоборот, благородно воздать должное несправедливо забытому. Для меня, например, пропаганда творчества Балакирева, Шебалина необходима гораздо больше, чем собственных сочинений, от которых напрямую зависит моя жизнь. И тем не менее я занимаюсь первым, быть может, в ущерб второму. А ранние рассказы отца я все-таки издал! [b]— Как получилось, что вы начали писать музыку к кинофильмам? [/b]— С «Республикой ШКИД» вышло очень просто. Алексей Иванович Пантелеев был близким другом моего отца. Однажды он пригласил меня к себе и деликатно так говорит: «Сережа, я понимаю, ты — современный композитор и, наверное, не хочешь писать чувствительную музыку, наподобие той, что была в чести у беспризорников». Он имел в виду «не можешь». Но вслух не сказал. Я ответил, что, мол, зря вы думаете, что автор симфонии не может написать простую мелодию, и предложил вечером спеть, что сочиню. Имелись в виду «По приютам я с детства скитался» и «У кошки четыре ноги». Последняя была подлинной песней беспризорников, но не совсем подходила, потому что это был фокстрот, а нужна была «жалостливая» мелодия. Напев второй Пантелеев забыл. Но я знал интонационный стиль, и обе песни сочинил довольно быстро. «Это же та самая мелодия, которую я забыл», — воскликнул Пантелеев. Естественно, это была не «та самая мелодия», зато я получил настоящий комплимент.Интонационный пласт для меня совершенно органичен. Однако я никогда не цитирую готовых мелодий, мне легче сочинить собственную. А их принимают за подлинные и ругают меня, что пользуюсь блатным фольклором. До сих пор мистифицирую музыкальных «специалистов». Они упрекают меня, что в «Видениях Иоанна Грозного» использовано много фольклора, а я вообще там ничего не использовал — все мелодии сочинил сам.[b]— Вы специально «мистифицируете» на тему фольклора? [/b]— Да нет, конечно. Цель сочинения подобных мелодических образцов, чтобы они воспринимались как абсолютно подлинные. То же в «Интервенции». Очень часто я читаю: автор песен — Высоцкий. Он — автор текста и исполнитель «Деревянных костюмов», которые учил под рояль, как настоящий оперный певец, но в своей манере. Он выучил и еще одну песню, где были такие слова: «До нашей эры соблюдалось чувство меры, потом бандитов называли флибустьеры. Теперь названье гордое «пират» забыто — бить их и словом оскорбить их всякий рад». Под ударные, балалайку и гитару он шикарно записал это, но режиссер сказал, что большевик не может петь такое. И пришлось Высоцкому перетекстовать песню на тот же мотив, и в фильме уже Копелян пел про то, как «одесский розыск рассылает телеграммы... и настает критический момент». Думаю, что композитор, который не может сочинить «чижика-пыжика», не имеет права на симфонии или оперы. Но и гордиться тем, что пишешь только «чижика-пыжика», тоже нечего.
Развлечения
Джон погиб, но тело его живет
[i][b]Его пристегнули к пилотскому креслу так, что, казалось, никакая сила не способна была вышибить его из этого седла. Но он был обречен... Ничего не предвещавшая тишина взорвалась резким, оглушающим звуком. Тут же что-то неодолимое навалилось на него сзади, и голова ударилась о приборную панель. Какие-то доли секунды — и все было кончено. Но чуткие приборы успели зафиксировать случившееся...[/b]Потом опустившийся откуда-то с потолка крюк подцепил кресло с неестественно торчащими из него ногами, а люди обступили его и начали буквально пылинки сдувать с обладателя этих самых ног. Словно это был всамделишный человек, а не манекен, прозванный по причине своего импортного происхождения Джоном, и дело происходило на месте реальной, а не проведенной в условиях полигона катастрофы. «Фишка» заключалась в том, что это было самое первое испытание на самом первом в России стенде. До этого проверка пассажирских кресел и «черных ящиков» самолетов гражданской авиации на соответствие международным требованиям в нашей стране не проводилась вообще.[/i]Новинка создана на предприятии, официально именуемом Государственным казенным научно-испытательным полигоном авиационных систем (ГкНИПАС). Это — первое в России федеральное казенное предприятие. Стало быть, возглавляющий его [b]Л. САФРОНОВ [/b]— первый казенный директор. Вот почему нашу беседу я начала с уточнения: [b]— Леонид Константинович, вы — первый по порядковому номеру или по величине производства? [/b]– Конечно, по номеру. Но и наши возможности по наземным испытаниям авиационной техники лучшие в России.[b]— Каково же поле вашей деятельности? [/b]— Занимаемся экспериментальными исследованиями, наземными испытаниями элементов авиатехники. А также разработкой и производством вооружения, за которое взялись по причине упадка отечественного авиапрома.[b]— Какие виды вооружения производите? [/b]— Те, что требуют большого объема экспериментальной отработки. Именно в ней мы имеем преимущества перед теми, кто не оснащен столь солидной экспериментальной базой. Специализируемся на работах, связанных с использованием так называемых ударных ядер. В их числе гранатомет для поражения скоростных легкобронированных наземных и воздушных целей, противовертолетная мина — вооружение, не имеющее аналогов в мире. Кое-что из нашего оружия мы можем продавать. Есть и покупатели.[b]— Этими разработками, как я понимаю, вы занялись не от хорошей жизни. Что делаете для науки? [/b]— Почему? Если умеем, то надо делать. И это — наука, и наука серьезная. Правда, против человека. Но мы надеемся, что наше оружие будет в хороших руках.Однако думаем не только о выживании предприятия в непростое для оборонной промышленности время, но и о выживании человечества. У нас имеются разработки, направленные на сохранение жизни на Земле. Мы первыми освоили такой тип испытаний, как исследование влияния самолетов и ракет на озоновый слой Земли. Поставить подобный эксперимент до нас никому не удавалось. Результаты получили ошеломляющие. Наши данные показывают, что при перелете от Нью-Йорка до Парижа сверхзвуковой пассажирский Конкорд съедает около трех с половиной тонн озона только благодаря сопровождающей его ударной волне! Мы заявляем, что если хотя бы пять процентов самолетов мировой гражданской авиации будет сверхзвуковыми, то человечество погибнет, уничтожив весь озоновый слой Земли. Материалы докладывались в марте 1998 года на РоссийскоАмериканской комиссии по экономическому и технологическому сотрудничеству (бывшая «Гор- Черномырдин». — Е. Л.). Сейчас ведется подготовка договора с НАСА по продолжению этих работ.Только что сделали стенд для испытаний элементов конструкций самолетов на условия аварийной посадки и в то же время думаем, как эффективнее использовать защитные шлемы и каски шахтеров, мотоциклистов...[b]— При чем тут каски и шлемы? [/b]— Все это — детали экипировки тех, кто по роду своей профессиональной деятельности наиболее подвержен угрозе травмирования. Вот почему шахтеры, мотоциклисты, гонщики и верхолазы-высотники — наши клиенты тоже. Чтобы облегчить их жизнь, мы разработали антропоморфические манекены и сейчас завершаем их освоение.[b]— Антропоморфические? [/b]— Это такие манекены, которые не только по внешнему виду, но и по структуре соответствуют человеку: у них внутри есть почти все, что и у людей. А благодаря большому количеству датчиков они позволят достаточно точно определять последствия физического воздействия на человека. При испытании бронежилета, например, его надевают на пластилиновую форму, стреляют и по глубине отпечатка на поверхности пластилина пытаются восстановить картину происшедшего. У нашего манекена ребра настоящие [b](использованы всевозможные сорта резины, пластика — всего более пятидесяти наименований различных материалов. — Е. Л.), [/b]и если при попадании ребро ломается, значит, и у человека, будьте уверены, случится такая же травма.Раньше шлемы испытывались на деревянных болванах. По шлему стреляли, ударяли и потом смотрели, держит ли он выстрел или удар. А вот держит ли все это голова, оставалось загадкой. На наших манекенах установлены приборы, позволяющие точно определить, в своем уме человек пребывает или он в шоке, или уже погиб. Испытания, как правило, проходят на манекенах-мужчинах 50-го размера, женщинах 46-го.Этот стандарт принят во всем мире.[b]Не было никакого стенда и вдруг — универсальный [/b]Мы попали на полигон в день первых испытаний на новом стенде, без малейшего представления о том, как эта штука выглядит и действует.Стенд оказался достаточно сложным сооружением, предназначенным для генерации импульса специальной формы. (То есть имитации сил, которые возникают при аварийной посадке летательного аппарата. Их многообразие определено многообразием вариантов падения и деформации при этом конструкций самолетов.) А поскольку стенд должен удовлетворять американским, европейским и российским авиационным правилам, то и разных импульсов должно быть довольно много. Для испытания, например, кресел тяжелых самолетов требуется создать 16-кратную перегрузку. И не просто создать, но и суметь доказать, что импульс именно таков. Для этого нужны высокоточные приборы, скоростная съемка. Чтобы обзавестись ими, полигону потребовалось два года — срок по нашим временам небольшой. Особенно если учесть, что такого рода испытательных стендов в стране до сих пор не было. Кстати, по словам Сафронова, подобного стенда нет даже в Штатах. Устранена причина, по которой на наших гражданских самолетах кресла не отвечали международным требованиям. Без кресел же не могло быть речи о международной сертификации разрабатываемых и производимых Россией лайнеров, а значит, и об их экспорте.Полигон уже сейчас располагает заявками на испытания кресел от фирм имени Ильюшина, Туполева, Антонова.В отличие от США, где разные стенды предназначены для разных режимов (всего их около шестнадцати), нам иметь много стендов было не по карману. Поэтому пришлось специалистам поломать голову. В итоге были найдены научно-технические решения, позволяющие создать один универсальный, рассчитанный на все виды режимов стенд. Теперь американцы планируют даже семинар провести на базе нашей новинки.Однако отечественный способ формирования импульса останется вне обсуждений: это наше «ноу хау».[b]Взрыв за закрытой дверью [/b]И вот наконец мы на стенде. Точнее, в огромном помещении без окон, где и воспроизводятся условия аварийной посадки. На специальной платформе в смоделированном интерьере самолета установлено испытываемое кресло от Ил–96 Т.В нем напичканный всевозможными датчиками Джон. Аппаратура зафиксирует, что именно произойдет с «пилотом»: останется невредимым, испытает шок с необратимыми последствиями или в кресле окажется уже «покойник».Специалисты еще раз проверяют многочисленные приборы и... удаляются в крошечную комнатку напротив — «Пультовую». Оказывается, самое интересное происходит за закрытыми дверями, только под «призором» техники. Звучит сигнал, предупреждающий о пуске. Затем команда «Ключ на старт». «Я готов»,— отвечает начальник стенда (Джона, естественно, не спрашивают) — и оператор нажимает кнопку на пульте. Из соседней комнаты доносится резкий хлопок. Доля секунды — и все устремляются на место удара. А там... Привязанное к креслу «тело» валяется в дальнем углу. Позу фиксируют на пленку, а самого Джона с величайшей осторожностью поднимают с помощью крана.Как и предполагалось, не выдержала конструкция кресла, точнее — штырь, на котором крепилось сиденье. Пилот ударился о приборный щиток, а потом и просто свалился.Однако это мало кого здесь огорчило. Почему? [b]Комментарий Леонида Сафронова: [/b][i]— На то и испытания — они неотделимы от поломок. Особенно на начальной стадии. Проверка на прочность нового кресла боевого истребителя, разработанного Гаем Севериным, тоже началась с аварий. Но мы довели цикл до конца, отвезли кресло в США и на выборочных испытаниях, сделанных на тамошнем полигоне, оно не сломалось, подтвердив тем самым пригодность к дальнейшим американским испытаниям. Насколько мне известно, в перспективе это кресло будет производиться не только в России, но и в США.[/i][b]Цель — мировой рынок вооружений [/b]Рассуждать о том, что промышленность наша в целом и ее оборонный сектор в частности пребывают в агонии, стало в отечественных СМИ едва ли не общим местом. Тем не менее корреспондентам «ВМ» удалось обнаружить в системе ВПК предприятие не только действующее, но и вводящее в строй новые мощности.Правда, расположено оно ближе к Коломне, чем к Москве, в лесной чаще, за непроницаемым забором. Однако оно существует, борется и даже планирует свое участие в крупнейшей международной выставке вооружений и военной техники «IDEX -99», что откроется в Абу-Даби 14 марта.
Технологии
Ракеты, которые мы выбираем
[i]Вид у ворот был такой, будто в последний раз ими пользовались лет пятьдесят назад. Наш водитель Рома выражал большое сомнение в том, что они вообще откроются — была пятница, конец рабочего дня и трудовой недели, и ни души у проходной, — но продолжал упрямо жать на клаксон. Минут через десять железные створки пришли в движение (без ожидаемого скрежета) — и мы въехали на территорию, бывшую долгие годы закрытой для пишущих и снимающих людей.Нас встретил каменный Ленин и замершие в почетном карауле голубые ели. На вид они были одного возраста с постройкой, в которую мы направлялись.Машиностроительное конструкторское бюро [b]«Факел» [/b]создано в 1953 году для разработки нового по тем временам оружия — зенитных управляемых ракет.На сегодняшний день их четырнадцать типов — каждая разработка совершенствовала этот вид ракетной техники. Продукция «Факела» применяется в системах ПВО, созданных «Алмазом», «Антеем», «Альтаиром». Состоит на вооружении почти 50 государств мира… Но это сегодня едва ли не каждый школьник знает о наших ракетах С-300, составляющих фирменный продукт российской оборонки — ЗРК С300 ПМУ-1 и С300 ПМУ-2.А когда 1 мая 1960 года в районе Свердловска был прерван полет Фрэнсиса Гарри Пауэрса, даже мало кому из посвященных было известно, что американский самолетразведчик У-2 сбит ракетой факельцев.[/i][b]— Владимир Григорьевич, какое отношение имели вы к той знаменитой ракете, прославившей ваше предприятие? [/b]— Я работал мастером в сборочном цехе. За моим участком были закреплены испытания второй ступени — она была жидкостной и требовала особого внимания к прочности и герметичности.[b]— Событие наделало много шума и наверняка сказалось на вашей судьбе… [/b]— Это была первая заметная ракета, созданная в нашем конструкторском бюро и прошедшая в серийное производство. И кроме профессиональной гордости за свой труд, мы испытали и некую житейскую радость, потому что… [b]— …Премию дали? [/b]— Точно. Причем как! Представьте себе шестерку молодых ребят, с подводным снаряжением отъезжающих в Крым. Денег, как всегда, в обрез. В расчете на квартальную премию договариваюсь с руководителем группы, что он получит и перешлет мне премиальные. Плещемся мы в Черном море, обследуем побережье, а денег все нет и нет — опаздывает премия. Нам уже ничего не остается, как зубы на полку — на двадцать копеек в день жили, — и вдруг приходит какая-то шальная сумма, в несколько раз больше ожидаемой. Мы, конечно, обрадовались, даже обмыли это дело. А по возвращении домой мне еще такую же сумму вручают. Мол, целиком премию посылать не стали, все равно потратите. А теперь держи и радуйся. Ну я и порадовался — купил себе самые лучшие по тем временам часы «Родина» с автоматическим подзаводом. Так и носил их с августа1960-го, пока не получил ко дню рождения в подарок от «Росвооружения» швейцарские… Премия была — в разном, конечно, размере — всем работникам предприятия. А ведущие специалисты — конструкторы, расчетчики, испытатели, технологи, — а также многие рабочие были награждены государственными наградами. Петру Дмитриевичу Грушину за создание этой ракеты присвоили звание Героя Социалистического Труда.[b]— МКБ «Факел» прописано по улице академика Грушина и носит его имя… [/b]— Петр Дмитриевич Грушин — великолепный русский инженер и ученый, основатель «Факела» и бессменный его руководитель на протяжении тридцати восьми лет. О том, что это был за человек, красноречивее всего говорит факт существования в подмосковных Химках собственного Петродворца. Чтобы было понятнее, расскажу одну историю.Петр Дмитриевич родился в Вольске и любил рассказывать, как «заболел» авиацией после того, как на поле за городом приземлилось три самолета-разведчика. Первое, что он сделал, — вооружился ножницами, клеем и соорудил авиамодель. За отсутствием папиросной бумаги пустил на крылья бабушкин шелковый платок, за что и был нещадно выпорот отцом. С годами Петр Дмитриевич стал искать способы приобщения ребятишек к моделированию, пробуждения в них творческой искры. И вот когда он был избран академиком, свои «академические» стал переводить на отдельный счет. К середине восьмидесятых накопилась приличная сумма, тысяч так в сто восемьдесят. Петр Дмитриевич передал ее на строительство Дома юных техников. Жители Химок не остались в стороне, поддержали его инициативу, и вскоре Дом распахнул двери для сотен ребятишек. Петра Дмитриевича нет с нами, а его дело продолжается. Где Васька? Да в Петродворце. Так в народе теперь называют целый микрорайон.[b]— Заложенное отцом-основателем вошло не только в бытовую лексику, но и в историю, и в фольклор. Это ведь про вас пел Визбор «Зато мы делаем ракеты и перекрыли Енисей…».[/b]— Хочется думать, что и про нас тоже.[b]— Вы считаете, что имелся в виду прежде всего космос? [/b]— Споры по поводу того, кто в ракетостроении важнее — Королев, Янгель или Грушин, ведутся в научных кругах давно. Сергей Павлович занимался сложным видом ракетостроения — баллистическими ракетами, все брал на себя, начинал с нуля. И здесь его авторитет непререкаем. Потом баллистическое направление перешло в космическое. Его пришлось слегка «приоткрыть», поэтому о Королеве заговорили, стали писать, снимать фильмы. Грушин занимался зенитными ракетами и создал школу зенитных ракетчиков. Он стремился как можно больше удешевить наши ракеты (если вообще можно говорить о дешевизне ракетостроения). И цели своей достиг. А ведь наши ракеты чрезвычайно сложны и в отличие от баллистических могут маневрировать с момента старта. Кроме того, баллистические ракеты выпускались штучно или небольшими сериями, а зенитных, чтобы надежно защитить страну, нужны тысячи… [b]— Они штамповались? [/b]— Когда техника сложная, ее не отштампуешь. Нужны и литье, и лазерная сварка, и композиционные материалы — и чего только не применяется. Возвращаясь к вашему вопросу, скажу: каким пионером в своей области был Сергей Павлович, таким Петр Дмитриевич — в своей. Понимающие люди ставят их на одну ступеньку.[b]— По-видимому, сыграла свою роль и засекреченность разрабатываемого Грушиным направления — с оружием у нас всегда было строго.[/b]— Конечно, он даже на выставки ездил не более двух раз – в Ле-Бурже и Фарнборо — и то инкогнито. Надо отметить, что за границей о нас всегда было известно больше, чем здесь. Когда сбили Пауэрса, почти никто не знал, что это сделано ракетой Грушина.[b]— Как она называлась? [/b]— 11-Д.[b]— Теперь ее только в музее можно увидеть? [/b]— Почему же. Она до недавних пор шла на экспорт, поставлялась в 23 страны. Есть она сейчас в той же Югославии. Там две системы ПВО с нашими ракетами. Одна — «Двина», другая — «Печора». Иногда они мелькают на телеэкранах в сюжетах из Югославии.[b]— Первое массовое боевое крещение ваши ракеты проходили во Вьетнаме? [/b]— Вьетнамцы были просто беззащитны. Как у нас в 41-м из винтовок по самолетам стреляли. Американцы летали нагло, строем, как на параде. Бомбили так: одна волна отбомбит — уходит, потом другая, третья. Когда во Вьетнаме появились наши ракеты, все круто изменилось. Первой же ракетой было сбито три самолета сразу! И американцы начали опасаться. Появились ракеты, которые наводились по излучению антенны радиолокатора, — «Шрайки». Но вьетнамцы — хорошие вояки. Увидев на экране радара раздвоение цели (а это могло означать только одно — пущена ракета), они ненадолго выключали передатчик.«Шрайк» терял ориентир и уходил мимо цели. Вьетнамский расчет снова включал РЛС.Теперь трехсотка (С-300. — Е. Л.) на самоходных шасси. Это оттуда, из Вьетнама, пошло. Там, в джунглях, буквально на руках приходилось таскать ракеты, пусковые установки и радары.Бойцы старались быстро поменять позиции, чтобы не подставлять под бомбы выявленные при первом налете комплексы. Похоже, что сейчас подобную тактику применяют и югославы. Их зенитчики, видимо, также постоянно меняют место дислокации.Теперь наши системы имеют шасси высокой проходимости и время разворачивания не более пяти минут. Наконец их можно поместить в самолет и перекинуть… ну хотя бы в Аравийскую пустыню… [b]— Как это было шесть лет назад, когда вы впервые летели в Абу-Даби на IDEX-93… [/b]— Точно. Погрузили ЗРК в «Русланы» и пятью самолетами доставили технику в Эмираты, выгрузили и самоходом прибыли на стрельбы. Мы с Борисом Васильевичем Бункиным (научный руководитель КБ «Алмаз», в 60— 90-е годы генеральный конструктор большинства систем ПВО. — Е. Л.) оказались на почетной трибуне, среди шейхов. Смотрим, появляются наши машины, включают локаторы… И тут же объявляется, что летят мишени. Одна — низко, другая — повыше. И вдруг выстрел, и все в дыму… Это было зрелище! [b]— Не случайно главный выставочный ежедневник вышел на следующий день с фотографией вашей стартующей ракеты на обложке и крупной надписью: «Русские украли шоу». На той самой первой абу-дабийской выставке IDEX-93 вы своими ракетами произвели настоящий фурор, особенно среди арабов. С тех пор американцы поставили свой «Пэтриот» в девять стран Ближнего Востока, а мы ЗРК С-300 ПМУ1 — куда? [/b]— Мы как участники финансово-промышленной группы «Оборонительные системы» выполнили два контракта на поставку С-300 ПМУ1 с Китаем и один с Кипром. Причем купленная Кипром система будет установлена на греческом острове. Да что там говорить, «Пэтриот» навязывают, продавливают всеми правдами и неправдами. За фактами далеко не надо ходить: недавний греческий тендер на системы ПВО, в ходе которого греки рассматривали «Пэтриот» и нашу систему С-300 ПМУ1. Так вот на «Дефендори-98» (Международная выставка вооружений в Афинах. — Е. Л.) к нам подходили греческие военные и говорили буквально следующее: «Мы готовили материалы тендерной комиссии и мы вас поздравляем. Вы по всем показателям превзошли американцев.По всем! Но вы должны понимать, что победит не лучшая в техническом отношении система — решение будет политическим». И вот накануне дня объявления решения Госсекретарь США Олбрайт присылает в Афины специальное послание, в котором настоятельно рекомендует грекам подумать и не ошибиться. Оказывает давление и президент Клинтон. «Пэтриот» навязывают. Вот сейчас словакам диктуют: хотите в НАТО — отказывайтесь от С-300. И не случайно наши предложения о совместных стрельбах на полигоне в США или в России американцы «замотали» — боятся соревноваться в открытую.[b]— Один из руководителей корпорации «Рейтион», производящей системы «Пэтриот», на страницах выходившего на IDEX-99 журнала «Gulf Defence Magazine» утверждал, что с момента окончания «Бури в пустыне» они вложили полтора миллиарда долларов в совершенствование «Пэтриота», создав модификацию Patriot Advanced Capability-3 (РАС-3). Сегодня «Пэтриот» — это единственная в мире система ПВО, которая доказала в боевых условиях, что способна противодействовать всем типам баллистических и крылатых ракет».[/b]— Обычные рекламные «откровения». Технологиями, о которых они говорят, в России владеет даже не одна фирма, а как минимум две. Ни один из четырнадцати созданных на «Факеле» типов ракет не уступал американским.Возьмем их хваленую новейшую модификацию PAC-3. Ее испытания ведутся уже несколько лет, как говорится, с переменным успехом. При этом американцы утверждают, что ракета РАС-3 поражает цели на высоте до 20 километров, на дальности до 90 километров. Наша же ракета подобного класса обладает значительно большими возможностями — по дальности до 120 километров, по высоте до 30.Кстати, эту ракету мы впервые показали в Абу-Даби в этом году — она находилась в составе экспозиции ФПГ «Оборонительные системы». Дело в том, что мы уже несколько лет входим в эту финансово-промышленную группу. Я являюсь членом ее совета директоров и должен сказать, что сегодня во многом благодаря работе «Оборонительных систем» сохранена и поддерживается кооперация разработчиков и изготовителей зенитных ракетных систем. И мы можем себе позволить даже двигаться вперед.[b]— Ваши заокеанские коллеги с «Рейтион» утверждают, что «их системы появились в результате испытаний в реальных боевых условиях, а не теоретических исследований».[/b]— А это уже ложь. Нашими ракетами во Вьетнаме было уничтожено более двух с половиной тысяч американских самолетов. В арабо-израильском конфликте их тоже били, и в Ливии били, и в Сирии (точную цифру не называю потому, что там использовались и другие ракеты). А их ракеты только в «Буре в пустыне» поучаствовали, да и то осрамились. После чего они и вложили полтора миллиарда долларов, чтобы довести их до ума — здесь они, наверное, правы. Сделали модернизацию РАС-3. Но ведь ее еще никто не видел в деле. Как же можно говорить, что она лучшая в мире! [b]— На проходившей в Абу-Даби выставке IDEX-99 Россия впервые показала систему С-300 ПМУ2, названную «Фаворит». Каков был эффект? [/b]— «Фаворит» — продолжение системы С-300 ПМУ1. Ракета, входящая в комплекс «Фаворит», имеет повышенные боевые возможности по борьбе с баллистическими целями. Эта задача в последние годы вышла на первый план и стала еще более актуальной после «Бури в пустыне». Как я уже говорил, американский «Пэтриот» проявил там себя не лучшим образом. «Скады», летевшие в сторону Израиля или Саудовской Аравии, обстреливались несколькими зенитными ракетами. Однако боеголовки пораженных иракских ракет в подавляющем большинстве случаев долетали до земли и взрывались. Значит, когда стрельба велась по жилым массивам, боеголовка все равно падала на мирных жителей — не на ту улицу, так на другую. И «Пэтриот» на деле оказался вовсе не панацеей от этих бед. Тогда мы задались целью поражать эту ракету таким образом, чтобы на землю боевая часть не падала, чтобы взрыв происходил в воздухе. И мы это сделали. Плюс увеличенная до 200 километров зона действия.[b]— А как насчет надежности? [/b]— Наши ракеты имеют беспроверочный срок эксплуатации в войсках не менее десяти лет. Считающийся верхом надежности японский телевизор имеет гарантию год, мы же на ракету даем гарантию не менее чем 10 лет. А ведь ракета — изделие значительно более сложное, чем телевизор, и работает не в квартире, а на улице — и зимой, и летом.[b]— Владимир Григорьевич, вы присутствовали при испытаниях несметного количества ракет, всевозможных пусках. Скажите, что вы при этом ощущали? [/b]— Сначала волнение, а потом… приходило чувство выполненного долга. Любая разработка начинается с утверждения задания, и оно, как правило, всегда завышенное по сравнению с располагаемыми на тот момент возможностями. Приходится искать оригинальные решения. Они имеются практически в каждой нашей разработке и подтверждают русскую поговорку «Голь на выдумки хитра». А мы такие и есть. Стыдно называть среднюю зарплату «факельцев» — она значительно ниже средней по стране и тем более по московскому региону.Да если бы ее нам хоть платили регулярно… [b]— А что вы испытываете, когда ваши ракеты показывают по телевидению? [/b]— Гордость. Всегда. А с некоторых пор еще и волнение. Показ нашей техники — повод для появления на предприятии представителей налоговых, пенсионных и прочих инспекций с требованием ликвидировать задолженности. Логика у них такая: раз показывают, значит — появились деньги. Как бы нам самим хотелось поверить в эту «примету».[b]Досье «ВМ» [/b][i][b]Светлов Владимир Григорьевич [/b]родился 16 апреля 1935 г. в Москве. Академик Российской Академии ракетных и артиллерийских наук (1997), академик Академии космонавтики им. Циолковского (1991), доктор наук (1995).Окончил МВТУ им. Баумана в 1958 г. С 1958 г. работает в МКБ «Факел» в должности мастера, инженера, старшего и ведущего инженера-конструктора, начальника цеха, главного инженера, главного конструктора.С 1991 г. — генеральный конструктор-руководитель МКБ «Факел».Лауреат Государственный премии СССР (1980) — за создание ракет для системы С-300 и РФ (1997) — за создание ракет для обороны Московского промышленного района от стратегических ракет. [/i]
Технологии
Последнее авиатанго в Париже
[i]С 12 по 20 июня парижское предместье Ле Бурже в 43-й и последний во втором тысячелетии раз превратилось в столицу мировой авиационно-космической индустрии.Знаменитое летное поле, помнящее эксперименты родоначальников практического воздухоплавания братьев Монгольфье и окончание первого беспосадочного одиночного перелета через Северную Атлантику Чарльза Линдберга, принимало новейшие образцы всевозможной крылатой техники количеством в две сотни из четырех десятков стран. Здесь побывали триста тысяч посетителей, совершено более пятисот демонстрационных полетов.12 июня экспозицию осмотрел президент Франции Жак Ширак. Именно этот день был ознаменован аварией гордости российского авиастроения Су-30 МК — единственной новинки авиасалона в классе боевых машин.Тем не менее, по оценке специалистов, Су-30 МК явится лучшим ударным истребителем первой четверти ХХI века.[/i][b]Полет с горящим двигателем [/b]Вряд ли стоит описывать этот драматический полет. Его заключительную фазу демонстрировали новостные программы отечественного ТВ. Истребитель после блестящего выполнения «нисходящих бочек» (некоторые называют их «плоским штопором»), коснувшийся земли, но не взорвавшийся, а взмывший вверх, — уже сенсация. Таких маневров никто и никогда не выполнял. Их не смоделируешь на полигоне, не введешь в программу испытаний, как и тандемное катапультирование в 45 метрах от земли. Эту невероятную маневренность и живучесть новой машины мгновенно оценили специалисты.Что было засвидетельствовано в присутствии корреспондентов начальником Управления вооружения Минобороны России Анатолием Ситновым на следующий после аварии день.Уже с утра в шале ОКБ Сухого началось паломничество иностранных журналистов. Стоявшие на reception переводчики едва успевали отбивать их атаки. Решено было провести пресс-конференцию с участием летчиков. Из военного госпиталя они проследовали в шале через местную службу управления полетами, где дали первые показания следователям, и лишь потом предстали перед репортерами, жаждущими подробностей.Генеральный директор ОКБ Сухого Михаил Погосян огласил предварительный анализ причин аварии, начинавшийся с фразы: «Отказа в технике не было». Что же было? Процитирую абзац из официального пресс-релиза: «Была увеличена продолжительность выполнения «нисходящих бочек», что приводит к трудно прогнозируемым потере высоты и направления движения на выводе. Во избежание выхода за пределы летной зоны был выполнен дополнительный поворот по курсу с уводом влево от взлетно-посадочной полосы и выставочного комплекса. Малый запас высоты и высокая скорость снижения привели к касанию хвостовой частью самолета о землю».Ситуацию прояснил комментарий [b]Аверьянова: [/b][i]— К концу маневра создалось впечатление, что самолет вылетит в сторону города на высоте ниже безопасной. Возможно, это от перемены освещенности показалось, что дома очень близко. Было принято решение отвернуть от этих домов. Тут же поняли, что возможно снижение до небезопасного уровня, но, чтобы не нарушить правила, запрещающие летать над домами, мы продолжали разворот и принимали все меры против снижения. Прекрасные характеристики самолета позволили снять интенсивность снижения до минимума. Мы до конца управляли этим процессом и надеялись, что самолет выйдет из этого режима до касания земли. И только убедившись, что касания не избежать, привели в действие катапультное устройство.[/i]Случилось чудо. Обычно при падении самолета на хвост происходит вращение самолета вокруг центра тяжести. Машина клюет носом и мгновенно разрушается, а летчики оказываются погребенными под обломками. А тут, пройдя на хвостовой части фюзеляжа по земле, самолет не взорвался, а оторвался от поверхности и перешел в вертикальный набор. Сопла двигателя с управляемым вектором тяги позволили самолету скобрировать, совершить спасительный маневр и сохранить жизнь экипажа. Введенные в действие на высоте 40—50 метров катапультные кресла К-36Д благополучно доставили Аверьянова и Шендрика на землю.Мгновенно были приведены в действие средства оказания первой помощи аэродрома Бурже. Летчиков окутали сетью проводов и по завершении тестирования увезли в военный госпиталь для дальнейшего обследования.[b]«Я не Господь Бог» [/b]Говорят, история повторяется. С российскими самолетами в Бурже она повторяется хронически. Ровно десять лет назад другой наш соотечественник, А. Н. Квочур, вынужден был катапультироваться на парижском аэрошоу. Вот кто сможет дать исчерпывающий комментарий, подумала я, увидев Анатолия Николаевича в шале ОКБ Сухого, и устремилась к нему в надежде услышать мнение профессионала. Но известный летчик-испытатель оказался неразговорчив, постоянно косился на мой диктофон и пытался отшучиваться.— Вы правы, то, что они остались живы, это фантастика.[b]— Благодаря чему это произошло: уникальным соплам самолета Су-30 МК с управляемым вектором тяги, надежным катапультным креслам Гая Северина?..[/b]— Думаю, что благодаря Господу Богу — он все это устроил. А вот каким образом, ответить не берусь. Я ведь даже не его представитель на этой нашей сумасшедшей планете.[b]— Зато вы побывали во многих переделках, в том числе и в шкуре катапультируемого, и, кажется, не однажды.[/b]— Верно, но я — специалист в своем, летном деле. А в делах господних ничего не понимаю. Правда-правда...[b]— И все же, как вы оцениваете этот случай? [/b]— Думаю, что это трудный случай, — отрубил ас и сменил тему.[b]Кресло с интеллектом [/b]Было на салоне еще одно место, куда устремились взоры и стопы пишущей братии. Это стенд фирмы «Звезда», специализирующейся на системах жизнеобеспечения человека в экстремальных условиях. Летное происшествие послужило хорошей рекламой продукции «Звезды». Это катапультные кресла, благодаря которым Аверьянов и Шендрик остались целы и невредимы. Средства спасения, обычно вызывающие на выставках интерес только у специалистов, стали предметом пристального внимания широкой публики — у экспозиции «Звезды» не переводился народ, желающий узнать, что это за кресло такое волшебное, спасающее практически у самой земли.Аналогичные западные фирмы сосредоточиваются кто на креслах, кто на шлемах, кто на высотных костюмах. «Звезда» решает проблему спасения комплексно, справедливо полагая, что, если при катапультировании на большой скорости у земли кресло выдержит, но будет сорван шлем или маска, летчик все равно погибнет. Поэтому фирма «одевает» пилотов от ступней до макушки — и все это спецобмундирование адаптированое к креслу. Ему «предписано» не просто катапультировать летчика, но сделать это максимально безопасно для здоровья, чтобы он и в дальнейшем продолжал летать.Кресла на Су-30 МК были обычные для России, надежные, типа К-36Д.По всему миру их эксплуатируется более десяти тысяч. На них за всю историю катапультировалось более пятисот летчиков. 97 процентов из них, то есть 485 человек, вернулись в строй. На Западе эта цифра соответствует 56—60 процентам, стало быть, травматизм там значительно выше.Генеральный директор и генеральный конструктор «Звезды» Г. И. Северин с гордостью рассказывал о разработанном фирмой кресле нового, четвертого поколения, принципиально отличающемся от К-36Д. В нем прекрасно себя чувствует не только мужчина, но и женщина — она катапультируется деликатно, с минимальными нагрузками для организма. Происходит это благодаря трехступенчатой системе энергодатчиков, позволяющей среднего по весу летчика выстреливать со средней силой, тяжелого летчика — с максимальной. Кресло имеет «интеллект» и в момент катапультирования «запоминает» скорость, высоту, крен, другие параметры, исходя из которых срабатывает.— Скажем, при посадке отказала система управления, — поясняет Гай Ильич Северин. — Летчик решает катапультироваться, а крен уже под 90 градусов, то есть он катапультируется практически в землю. Система управления кресла включает двигатели бокового разворота. Кресло поворачивается вверх, выходит на траекторию набора высоты, достаточную для ввода парашюта, — и летчик спасается на тех режимах, которые обязательно привели бы его к гибели в старом кресле. Наше кресло поумнело настолько, что само понимает, как надо катапультировать.Интеллектуальное кресло вскоре будет установлено на Су-30 коммерческих — Су-30МКИ, Су-30МКК и на новой корабельной учебно-боевой спарке — фирма традиционно начинает внедрение новых разработок с «суховских» машин.[b]«Ангара» как символ [/b]Российское присутствие на Paris air show традиционно, значительно и охватывает не только все основные направления ракетно-космической и авиационной техники, но и всех основных руководителей как отрасли в целом, так и ведущих ее предприятий. Такого наплыва русских Ле Бурже, наверное, еще не знало: четыре сотни приехавших официально (авиационно-космическая элита) плюс еще две — своим ходом. Аэрошоу легко растворило их в своем многонациональном коктейле. И если можно было говорить о какой-то количественной доминанте, то это даже не представители принимающей стороны, которые на фоне мощного американского сектора и европейской кооперации выглядели вполне достойно, а их отдельная составляющая, которую я для себя именовала «империей Дассо». В какую сторону выставочных площадей вы ни направляетесь, всюду натыкаетесь на ее присутствие в павильонных, стендовых и всевозможных других рекламных вариантах. Стенды российских фирм тоже были в изобилии рассыпаны по трем выставочным холлам, но их, как иголки в стогу сена, приходилось выуживать быстро устающим от дизайнерских красот глазом. Видимо, тот же дискомфорт испытал и специально нанесший визит в Париж наш вице-премьер Илья Клебанов, поинтересовавшийся, почему у России нет своего павильона, объединяющего отдельные фирмы в общую экспозицию. Но если последнее — результат скудости финансового, но отнюдь не научно-технического потенциала, то «империя Дассо» в рамках одного, пусть и огромного выставочного пространства, очень смахивает на обычную манию величия.В российской экспозиции было что посмотреть и от чего почесать в затылке специалистам других стран.Демонстрировалась целая гамма уникальных экспонатов от умещающегося на ладони 70-граммового электронно-оптического преобразователя (создатель этого ключевого элемента приборов ночного видения — негосударственный центр «Геофизика НВ» — вывел Россию в число лидирующих вслед за США стран-разработчиков оптико-электронных ночных приборов) до гигантских размеров модуля хруничевской ракеты «Ангара-1», возвышавшегося над стационарной экспозицией своеобразным символом российской авиакосмической промышленности в Ле Бурже.Пока «Ангара-1» только новинка экспозиции, но это первый модуль, который может использоваться как самостоятельная ракета легкого класса. А в будущем она заменит «Протон» на орбите.[b]Спасение утопающих — дело их собственных рук [/b]Дальнейшее развитие ракет «Союз» показывал Самарский ракетнокосмический центр. При отсутствии госфинансирования предприятие выживает за счет кооперации с Западом. Совместное российско-французское АО «Старсем» предлагает услуги по запуску на ракете «Союз» различных полезных грузов. Кстати, в ходе выставки был подписан очередной контракт на использование ракеты «Союз» в интересах Европейского космического агентства: это запуск спутника для исследования Марса.Пусковые услуги — один из источников поддержки ракетно-космической промышленности: ведь доля государственного оборонного заказа составляет всего восемнадцать процентов, а доходы от военно-технического сотрудничества перекрывают эту сумму в четыре раза.Неплохие перспективы обнародовал в Бурже гендиректор ГК «Росвооружение» Григорий Рапота: экспорт вооружения и военной техники в 1999 году составит не менее 2,5 млрд.долларов. За первое полугодие госкомпания уже выполнила свои обязательства перед инозаказчиками на сумму около 1,3 млрд. долларов. Однако ни о каких контрактах лидера торговли российским оружием здесь мне неизвестно. Правда, «росвооруженцы» любят повторять, что на выставках контракты не заключаются.Стало быть, Paris air show-99 было в этом смысле приятным исключением: на нем заключены сделки на сумму, превышающую 50 млрд. долларов. Что остается России в этих условиях? Работать. А это значит, хорошо летать. В шоу участвовали учебнотренировочные Як-130 и МиГ-АТ, уникальная амфибия Бе-200 в противопожарном варианте дважды эффектно сбрасывала на поле шесть тонн воды, Ил-103, Ил-114. Яркое впечатление произвели полеты транспортного российско-украинского Ан-70. Этот проект имеет далеко идущие амбиции. Российско-украинский консорциум «Средний транспортный самолет» и немецкий консорциум «Аэро Трак» подписали в Бурже соглашение о совместном строительстве на базе АН-70 общеевропейского военно-транспортного самолета Ан-7 Х. И хотя у российскоукраинского проекта есть определенные преимущества, конкуренты тоже не дремлют. А это С-130J «Локхид Мартин», поднимавшийся в воздух чуть ли не каждый день, и не существующий пока А-400М концерна «Эрбас Индастри». Прогнозируется международный тендер — и конкуренты у Ан-7Х весьма сильные. После аварии новинки ОКБ Сухого программа полетов истребительной авиации выглядела весьма пресно — и «Еврофайтер», и «Гриппен», и «Рафаль» значительно отстают в маневренности и красоте пилотажа от последних модификаций Су-27. Лучший из них — «Еврофайтер». Но и он создает впечатление такое же, какое мы получали от пилотажа Су-27 десять лет назад.[b]...А поворотное сопло лучше [/b]Теперь западники перестали иронизировать по поводу «трюков», а именно так они называли раньше уникальные фигуры, продемонстрированные на предыдущих авиасалонах истребителем Су-37, и вплотную занялись управляемым соплом. На выставке можно было видеть двигатели с его управляемой сверхзвуковой частью, тогда как в совместной экспозиции фирмы «А. Люлька—Сатурн», Уфимского моторостроительного и московского завода «Салют» можно было уже «порулить» соплом всеракурсным, отклоняющимся во всех плоскостях. У его макета можно было видеть как конкурентов, так и партнеров по военно-техническому сотрудничеству из Индии и Китая.В качестве характерных для этого авиасалона деталей отечественные эксперты отмечали его информационную закрытость в области новинок и рост предложений по модернизации уже произведенной техники. Учитывая характерную для многих стран тенденцию к сокращению военных расходов, переоснащение парка уже имеющихся машин гораздо дешевле, чем приобретение новых.Погоня за контрактами могла бы, казалось, отвлечь внимание от событий на Балканах — напоминанием послужил самолет воздушно-радиолокационного обнаружения и наведения Е-3А (Авакс), прибывший из Косово к концу салона, украшенный флагами стран — членов НАТО.[b]Черный ящик оранжевого цвета [/b]Тем временем у французской комиссии по расследованию причин падения Су-30 МК возникли проблемы с расшифровкой «черных ящиков», которые на поверку оказались совсем не черного, а ярко оранжевого цвета и официально назывались аварийными накопителями информации. Их было два. Первый — классический, пишущий на магнитную ленту. Второй — экспериментальный, не имеющий подвижных частей и фиксирующий происходящее за счет изменения электронного состояния. Когда его сняли с разбившегося истребителя, он имел вид берестяной трубочки и потому не вызвал у членов комиссии особого доверия. Французские специалисты по дешифровке предпочли воспользоваться классическим прибором и расшифровывать информацию на своей аппаратуре, в результате столкнулись с несоответствием французских и российских алгоритмов и технических стандартов. И пока официальный накопитель проходил мучительные процессы притирки в жандармерии, твердотельный сработал «как штык» и выдал «суховцам» полный набор информации. (Это заслуга заместителя генерального конструктора Владимира Конохова и его команды.) Вскоре суховской новинке, странному на вид прибору, поверили и французские эксперты. Иначе бы они на своем оборудовании бились над расшифровкой несколько месяцев. Тут сработало желание узнать о российском истребителе как можно больше. В результате уже 19 июня комиссия выдала коммюнике с первыми выводами.Председатель комиссии по расследованию падения Су-30 МК генерал от Инженерии (есть такой чин во французском министерстве обороны) летчик ВВС Франции I класса [b]Бернар Бессон [/b]в последний день авиасалона дал эксклюзивное интервью корреспонденту «ВМ».[b]— Мсье Бессон, случалось ли здесь раньше нечто подобное? [/b]— Мы пытаемся избегать подобного рода вещей, принимаем все меры по обеспечению безопасности, но время от времени это происходит.Десять лет назад потерпел аварию МиГ-29, были и другие случаи, связанные с самолетами нероссийского производства. И, конечно, организаторы готовятся к такого рода неожиданностям. Именно поэтому были развернуты средства оказания экстренной помощи, создана комиссия для выяснения причин...[b]— Выяснили? [/b]— Через один-два месяца, когда закончится анализ ситуации, каждый из экспертов составит свой отчет, они будут сведены в единый документ, который и станет официальным заключением комиссии. Нам еще предстоит решить, стоит ли делать достоянием гласности абсолютно все документы. Но самые важные части итогового резюме поступят в комиссию по расследованию, которая будет, очевидно, создана российским правительством на фирме Сухого.[b]— Повлияет ли авария на дальнейшие взаимоотношения организаторов салона с ОКБ Сухого? [/b]— Наша комиссия абсолютно независима и не входит в состав оргкомитета, но мне известно, что в отношениях между его членами и представителями фирмы Сухого трудностей не возникало. Все понимают, что такого рода риск — составная часть любого авиасалона. В отчете, который комиссия представила организаторам, подчеркнуто, что нет никаких оснований для претензий к фирме Сухого.
Общество
ОКБ Сухого держит вертикаль
[b]Вашему вниманию предлагаются несколько неюбилейных эпизодов из жизни авиастроительной фирмы, рассказанных ее генеральным конструктором [b]Михаилом Симоновым[/b].[/b][i]Десять лет назад в небе над парижским пригородом Ле Бурже новый русский самолет Су-27 совершил невиданный маневр: вздыбился, встал на хвост, приняв позу кобры перед атакой. Новую фигуру высшего пилотажа так и назвали «кобра» с добавлением фамилии впервые выполнившего ее летчика Пугачева. Она произвела на специалистов ошеломляющее впечатление, сравнимое с эффектом разорвавшейся бомбы.С тех пор каждое появление на авиасалонах созданных в ОКБ Сухого машин вызывало пристальное внимание, «сушки» надолго становятся украшением авиационных шоу всего мира. Их невероятная сверхманевренность, эффектный пилотаж превращают даже скромную летную программу в захватывающее дух незабываемое зрелище. А зачастую параллельно в других концах планеты другие штатные машины со знаком «Су» на борту совершали вылеты по своему прямому назначению. Перехватчики Су-9 и Су-11, например, находились на охране наших государственных границ, а Су-15 и Су-27 выполняют эту работу сейчас. А ведь на прославленной авиастроительной фирме создавались самолеты различных назначений: истребители, истребители-бомбардировщики, тактические разведчики, перехватчики, фронтовые бомбардировщики, палубные истребители, штурмовики, учебно-боевые самолеты. Они поступали на вооружение не только отечественных ВВС и ВМФ, но и, как принято было говорить, дружественных государств. Сейчас одни из дружественных по отношению к нам превратились в лучшем случае в нейтральные, другие поменяли свою ориентацию и входят в НАТО. Они предпочли поскорее позабыть о недавнем прошлом. А вот летчики вряд ли способны забыть, какая именно машина вынесла их из огня, позволила спастись.Многие из них сохраняют благодарную память, например о специализированном самолете-штурмовике Су-25, поражающем цели непосредственно над полем боя. Афганистан подтвердил его высокую эффективность и боевую живучесть. Машины нередко возвращались на аэродром истекающими, как кровью, керосином, но возвращались, повинуясь своим пилотам. Иракский летчик целовал изуродованный зенитными ракетами Су-25, благополучно опустивший его на взлетно-посадочную полосу. И он не был одинок. Уровень потерь Су-25 один из самых низких.В музее индийских ВВС выставлен в качестве экспоната хвост истребителя-бомбардировщика Су-7БМК с полуразрушенным рулем направления, поврежденными элеронами, закрылками и горизонтальным оперением. Машина —участница индо-пакистанского конфликта спасла летчика индийских ВВС. Позже пилот прислал в ОКБ Сухого письмо со словами благодарности людям, создавшим столь надежную машину.За последние три десятилетия в восемнадцать стран мира поставлено 1866 самолетов семейства «Су». На Комсомольском-на-Амуре, Новосибирском и Иркутском заводах (ныне авиационных производственных объединениях) строились Су-7 и Су17, фронтовые бомбардировщики Су-24, штурмовики Су-25. Но все они вряд ли сравнятся в популярности с Су-27 — фирменным продуктом ОКБ Сухого. Их эксплуатацию начинают осваивать в КНР и Индии, во Вьетнаме и Эфиопии. В КНР Су-27 будет производиться по лицензии.Есть и другие страны, желающие приобрести знаменитый истребитель, сумевший обойти американский F-15, а заодно и значительно поправить мировую таблицу рекордов. Поскольку специалисты фирмы Сухого не без основания полагали: если Су-27 побьет мировые рекорды, установленные F-15, то тем самым подтвердит свое над ним превосходство. Но, прежде чем пойти на рекорд, машина и летчик должны пройти специальную подготовку.Спринтер бежит стометровку отнюдь не в шубе и валенках — он раздевается до трусов. Вот и самолет максимально облегчается.Снимаются все дублирующие устройства вплоть до одного из двух генераторов и аварийной аккумуляторной системы. Более того, с машины смывают краску, весящую более 26 килограммов, и отдраивают корпус до металлического блеска. А двигатели, наоборот, с помощью специалистов фирмы «А.Люлька — Сатурн» максимально регулируют на предельную тягу. И если обычная силовая установка дает тягу 12.500, то рекордный выдает 13.800.Проходит специальную подготовку летчик. Он делает тренировочные попытки и таким образом привыкает к необычному положению. Потому что при установлении рекордов на скороподъемность, то есть скорость набора высоты (а это у истребителей-перехватчиков основной рекорд), машина идет вертикально вверх. А это большое искусство — держать вертикаль.[/i][b]Утащили... танк [/b]Об этом первая из трех связанных с установлением рекордов историй, рассказанных генеральным конструктором ОКБ Сухого: — Тяга двигателей «сушки» больше веса самолета, поэтому тормоза в принципе не способны на старте приковать его к земле — двигатели волокут машину юзом. Она будет разгоняться даже на стоящих колесах, пока на них не сгорит резина. И этот вопрос нужно было решить. Директор завода Виктор Мизгер уговорил командующего Московским военным округом выделить нам танк.Его пригнали в Жуковский, и мы с удовольствием «пощупали» боевую машину. Все-таки нечасто на взлетно–посадочную полосу выкатывается танк. На самолете был сделан специальный замок, мощными стальными тросами его соединили с танком.Танкисты усомнились: а вы нашу машину ненароком не спалите? Действительно, из самолета вырываются два кинжальных факела работающих на форсаже двигателей. Вот мы и приварили на танк мощный отбойный щит, чтобы он отбивал пламя. Тросы зацепили к крюкам на танке. Виктор Пугачев сел в самолет, включил двигатели и танк... пополз. Танк стоял не только на тормозах, но и на так называемых горных упорах. И, несмотря на это, самолет поволок за собой железную громадину, как детскую игрушку. Но голь на выдумки хитра. Рядом какая-то строительная организация проводила реконструкцию аэродрома. У нее-то мы и позаимствовали гигантский бульдозер фирмы «Камацу». Бульдозер стоял на тормозах, к нему был привязан танк, к танку — самолет. И когда дали форсажи, вся эта система оказалась неподвижной.Мы добились своего![i]Самолет считается участвующим в рекордной попытке, если он стронулся с места. С этого самого момента счет идет на доли секунды. В замке устанавливается датчик. Колеса делятся краской на секторы.Так называемые ПКТСы — посадочные кинотеодолитные станции — фиксируют их неподвижность. Как только один сектор начал проворачиваться, значит, самолет пошел — и время засекается и по посадочным кинотеодолитам, и по сигналу электрического замка.После расцепления замка самолет начинает разгоняться по полосе не больше двухсот метров. Летчики фирмы Сухого устанавливали рекорды в классе N — это класс для самолетов укороченного взлета (что особенно трудно). Многие сомневались, что машина, не оборудованная реверсом и особой системой торможения, справится с поставленной задачей. После разгона и перехода в вертикальный набор высоты действия зависят от характера рекорда, от того, на какое расстояние по вертикали он рассчитан: шесть, девять, двенадцать, пятнадцать тысяч метров. Аэродинамики для каждого рекордного полета задают специальный профиль. И летчик выполняет этот профиль. Полетов на установление рекордов было достаточно много — на «потолок», на подъем груза в одну и две тонны. Летали разные летчики, все высококлассные — Пугачев, Садовников, Фролов, Цой — и добились очень высоких результатов. Пугачевым 3 тысячи метров «с места» были набраны за 25,373 сек., 6 тысяч за 36,318 сек., 9 тысяч за 46,308 сек., 12 тысяч за 58,102 сек., 15 тысяч за 75,667 сек. Садовников улучшил два последних достижения на три секунды.[/i][b]На одном крыле [/b]Вторая история, рассказанная генеральным конструктором ОКБ Сухого: — Садовников устанавливал рекорд скороподъемности на высоту 12 тысяч метров. Достигнув ее и улучшив мировой рекорд на три секунды, он стал приводить машину к горизонту. Это можно сделать, отдав ручку от себя. В этом случае машина ложится на «живот», а летчик испытывает невесомость. Надо сказать, летчики не любят эти ощущения. Тем более — отрицательные перегрузки. Поэтому они тянут ручку на себя и переводят машину на «спину», а потом переворачивают ее через крыло и оказываются в горизонтальном положении. В случае с Садовниковым машина в конце режима имела малый запас кинетической энергии. Поэтому в процессе приведения ее к горизонту скорость упала менее чем до 200 км в час и Садовников сорвался в штопор, да не в простой, а в перевернутый. (Вот она, цена трех секунд! — Е.Л.) Он оказался вверх ногами в энергично вращающемся вокруг вертикальной оси самолете. В этом случае все датчики оказываются в перевернутом положении и дают различную, зачастую неправильную информацию. На приборной доске загораются сигналы: нет подкачки левого двигателя, нет подкачки топлива в правый двигатель и т. д. Аварийные лампочки мигают. Чтобы остановить это, надо выйти из штопора. Сначала он ручку и педали перевел в нейтральное положение.Осмыслил ситуацию и тогда уже принял решение — ручку на себя.Тут же машина, как пробка из бутылки шампанского, выскочила в нормальное состояние. Вывод: рекордный полет — непростая штука даже для летчиков, имеющих Золотую Звезду на груди и звание заслуженного испытателя.Я помню случай, когда на летных испытаниях самолет попал в мощную предгрозовую турбулентность. Машина оказалась нагружена настолько, что произошло разрушение правого крыла, и оно отвалилось. Была ошибка ЦАГИ. Они вдвое занизили шарнирный момент носка крыла, не учли динамическую составляющую. (Во время резкого изменения угла атаки появляется динамическая составляющая, которая может вдвое превосходить нормальный шарнирный момент.) И совпадение двух моментов привело к разрушению крыла.Первой нормальной реакцией было бы желание катапультироваться.Но у летчика довольно сложная внутренняя рефлекторная система пилотирования. Когда времени на размышления нет, появляется поразительная ясность мышления и способность в доли секунды оценить ситуацию. Человек слышит как бы внутренний голос. Внутренний голос сказал Садовникову: «Устаканивается», — что в переводе означает: беспорядочные колебательные движения самолета начали уменьшать амплитуду. Этого было достаточно, чтобы Садовников снял руки с держек катапультного кресла, правой рукой взялся за ручку управления, а левой выключил форсаж, потому что, несмотря на отсутствие правого крыла, машина по-прежнему шпарила на форсаже.— Летел, как в той американской песенке, «на честном слове и на одном крыле»? — Он еще не знал, что у него нет крыла. Машина совершала сложные движения в двух плоскостях. Когда она набирала высоту, ее валило влево, а когда теряла — то вправо. И тогда он взялся за рычаги управления и начал осматриваться.Левый стабилизатор на месте, левый киль на месте. Правый киль на месте, правый стабилизатор есть.Правое крыло... и тут он увидел, что правого крыла нет. Ситуация аварийная. Надо лететь на аэродром и садиться. Как известно, истребители могут сесть только там, где они взлетели, или на запасном аэродроме. И он попытался развернуться на обратный курс. А так как он эту попытку выполнял при наличии одного крыла, то в процессе ее выполнения он чуть не перевернулся. А высота была всего-навсего 1000 метров и скорость 1000. Поэтому он снова схватился за держки катапульты. Но внутренний голос опять сказал: «Устаканивается». Он сумел развернуться и прилетел на аэродром.Я был в это время на «Ромашке», штурманском пункте управления полетом. Пока приехал, самолет закатили в ангар. Вошел и увидел изумительное зрелище: стоит самолет, у которого левое крыло есть, а вместо правого обрубок метра в два. Слышу чье-то дыхание за спиной. Стоит начальник института генерал-полковник Агурин и говорит, мол, если левое обломать, будет симметрично. С ним было трудно не согласиться.Тут мы имеем случай, когда летчик прилетел живой и здоровый, все записи контрольно-записывающей аппаратуры сохранились, и все равно мы полгода разбирались с этим случаем, прежде чем окончательно установили причину.В практике расследования существует простое правило: если причина установлена правильно, больше этот случай никогда не повторяется.А уж если этот случай повторился, можно сразу ставить жирный крест на всех материалах расследования.Военный летчик-испытатель Чиркин испытывает самолет Су-27. Это было в одном из первых десятков полетов, когда мы опытную машину сопровождаем самолетом наблюдения. Чуть сзади он летит и смотрит, как все происходит. Виктор Мартынович получил доклад из самолета сопровождения: вижу белый шлейф.(Это означало, что идет мощная утечка топлива. Лопнул топливопровод, и центробежный насос гонит через трубу топливо в двигательный отсек. В данном случае была не только течь, двигатель обливался керосином.) В эфире молчание и слова Чиркина: «Станет черным, скажешь».Все, что он изрек. Развернул самолет на аэродром. Посадил на полосу, залив ее керосином. Все закончилось благополучно. Ни самолет не загорелся, ни разлитый по ВПП керосин. Вот мужество человека. Результат — сохранение машины. Но не всегда все кончается благополучно. Чтобы было понятнее, расскажу о случае на серийном заводе.[b]Авария с человеческим лицом [/b]История третья, рассказанная Михаилом Симоновым: — Испытательные полеты требуют очень строгой дисциплины, большого внимания, скрупулезности. Полет включал режим «перехват в автомате», когда проверяется способность самолета лететь по траектории, заканчивающейся пуском ракеты. Истребитель срывается с земли с полными баками, поэтому программа автоматического управления отработана на большой полетный вес. Но летчик отнесся к заданию небрежно. Он сначала отлетал другие режимы, истратив на это половину керосина, а потом спохватился и начал выполнять режим «перехват в автомате». Как заметил великий авиаконструктор Олег Константинович Антонов, к любому крупному летному происшествию ведет длинная цепочка нарушений.И если хоть одно нарушение разгильдяй не сделает, то цепочка порвется и аварии или катастрофы не произойдет. Летчик сделал все, чтобы получить эту цепочку. Выполнил режим не в начале полета, половину топлива сжег, и машина была значительно легче. Тут еще и природа помогла, мороз стоял –55 градусов, и двигатели тянули, как звери. Чтобы удержать скорость набора высоты в заданных пределах в соответствии с программой, система перевела самолет на траекторию набора высоты с углом более 80 градусов. Летчик знал, что угол должен быть 60 градусов и решил: все, система отказала (она же добросовестно старалась выполнить полет с его новыми вводными), и доложил на командный пункт: отказ автоматики, перехожу на ручной режим управления. Но машина не знает, что думает летчик.Из-за того, что набор высоты шел с полупустыми баками, она «выскочила» на 13 тысяч метров и начала «приводиться» к горизонту. А поскольку скорость была больше обычной, система переводила самолет из вертикального положения в горизонтальное более энергично, и летчик стал испытывать отрицательные перегрузки, что его окончательно убедило: система сошла с ума, надо брать дело в свои руки. Он вырубил систему и совершил такой обратный маневр, что привел машину к горизонту вверх ногами, а поскольку скорость была низкой, машина свалилась, как и в случае с Садовниковым, в перевернутый штопор. Но летчик-испытатель серийного завода не справился с ситуацией. Когда ты вверх ногами и еще вращаешься вокруг собственной оси, причин для ошибок предостаточно. Надо было взять ручку на себя. Садовников сообразил, а заводской летчик — нет.Он доложил на «вышку»: штопор.Ему скомандовали: катапультируйся. На высоте четыре тысячи метров он катапультировался. У нас система управления устроена так: если летчик покинул машину, все органы управления занимают нейтральное положение. Когда стали «нейтральными» рули, машина решила, что ей разрешили выйти из штопора, что она и выполнила. Полет продолжался, но управлять самолетом было уже некому. Поэтому он летел, пока не кончился керосин, а потом врезался в один из горных хребтов. А вообще об испытательной работе можно говорить бесконечно...— Михаил Петрович, а вы участвовали в летных испытаниях? — Я четыре с половиной года прожил на полигоне. Наши ребята ворчали, дескать, нельзя четыре года без семьи, без детей... Павел Осипович Сухой говорил им: «А если бы вы сидели в окопе, было бы еще и сыро, и грязно...» Зато 1 января, 1 мая и 7 ноября можно было заглянуть домой и, как выражаются испытатели, пересчитать детей. Но что все эти «невзгоды» по сравнению с тем, что мы создали воздушный щит, обеспечили важнейший элемент обороноспособности страны?! Мне повезло, в 1973 году был впервые командирован приказом министра на авиационную выставку в Париж. Когда я ее осмотрел, пришел к гордому заключению: если вдоль взлетно-посадочной полосы разместить все самолеты западного мира, у нас есть что им противопоставить.Против американских бомбардировщиков F -111 мы поставим свои Су24. Против английских «Харриеров» — Як-38, французские «Конкорды»— Ту-144. Американские F-15 — Су-27.И так далее. СССР имел мощную авиацию, которая позволяла гарантировать безопасность державы.Эта линия была правильная, рассчитана не на агрессию, а на обеспечение должного равновесия.[b]«Сухие» в полете за рекордами и контрактами [/b][i]Минуло 23 года, как ушел из жизни выдающийся конструктор Павел Осипович Сухой, а машины с маркой «Су» продолжают подниматься в небо. Это целое семейство различных по назначению истребителей Су-30 МК, Су-33, Су32 ФН, Су-37 и экспериментальный С-37. Одновременно фирме удалось вписаться в новую экономическую реальность и в рыночных условиях не только сохранить, но и развить ОКБ, удержать на должном уровне два серийных завода — Комсомольский-на-Амуре и Иркутский. Потому что здесь вовремя поняли: истребитель имеет не только оборонное, но и экономическое значение, это дорогостоящий товар, и начали поставлять его на внешний рынок, где спросом пользуется только высшее качество. «Сухие» таким спросом пользуются. Одного опасаюсь, не пришлось бы на одного с сошкой семерых с ложкой, как гласит народная мудрость. А пока фирма Сухого вновь готовится идти на побитие рекордов. Ее воздушные асы будут стремиться поправить мировую таблицу на новом истребителе. Удачных им полетов! [/i]
Общество
Удивительный МиГ
[i]Сегодня ОКБ имени А. И. Микояна (ныне Инженерный центр имени А. И.Микояна) празднует свое 60-летие Инициативная группа инженеров, работавшая на авиационном заводе № 1 им. Авиахима, во главе с военным инженером второго ранга Артемом Ивановичем Микояном, внесла предложение о создании скоростного истребителя. Приказом директора завода № 1 П. А. Воронина от 8 декабря 1939 г. был организован самостоятельный опытно-конструкторский отдел. Его возглавил А. И. Микоян и его заместители — М. И. Гуревич и В. А. Ромодин. Уже через четыре месяца опытный экземпляр самолета МиГ-1 был построен и успешно прошел испытания. В сентябре того же года машина была принята на вооружение Красной Армии. К концу декабря было построено одиннадцать МиГов-3.А всего в год начала войны их выпуск достигал двадцати пяти машин в сутки. Перевооружение Красной Армии самолетами принципиально нового типа — от опытно-конструкторской разработки до серийного производства — произошло за полтора года! О том, что было позже, рассказывает [b]Валерий МЕНИЦКИЙ.[/i]— Валерий Евгеньевич, как вы думаете, почему ОКБ удалось достичь таких темпов и высот?[/b] — Когда создавалось наше конструкторское бюро, ему «досталась» лучшая часть поликарповской фирмы, ее сердцевина. Опираясь на сгусток этого интеллекта и работало все КБ, причем на протяжении всей своей истории. Потому и создавались такие самолеты, как первый советский реактивный истребитель МиГ-9, как МиГ-15, одержавший многие победы над американскими самолетами во время войны в Корее. Как самый, наверное, знаменитый самолет микояновской фирмы МиГ-21 он стоял на вооружении 49 армий мира, а кое-где продолжает нести службу до сих пор. Как МиГ-29 — основной на сегодня фронтовой истребитель Российской армии. А был еще сверхзвуковой дальний истребитель-перехватчик МиГ-25, в период с 1970 по 1980 год считавшийся абсолютно неуязвимым для средств ПВО, и наконец МиГ-31 — машина совершенно другого класса, равного которому в мире нет.[b]— Вы пришли на микояновскую фирму в 1969-м. Какие задачи перед ней тогда стояли, в решении каких из них приходилось участвовать вам? [/b]— Это было очень интересное время. Страна нуждалась в истребителе нового поколения. Стоявший на вооружении многих стран МиГ-21 был действительно самолетом-эпохой, значительно превосходившим по сравнительным характеристикам своих конкурентов.Воздушные бои на Ближнем Востоке и во Вьетнаме наглядно показали его преимущества над «Фантомами» и «Миражами». Когда американские летчики попробовали летать на МиГ-21 на авиабазе «Эдвардс», сразу после этого была внесена категоричная инструкция летчикам «Фантомов»: с МиГ-21 в бой не вступать, уклоняться от боя. Эту рекомендацию можно считать лучшей характеристикой МиГ-21.Но время требовало нового поколения истребителей. Существенно повысились задачи по огневой мощи, по дальности пуска ракет, по поддержке наземных средств и по скорости на большой высоте и у земли.Все то, чем уже не обладал МиГ-21. И нашему ОКБ, и «Сухим» была поставлена задача сделать самолет нового поколения. Если бы в те времена существовал двигатель, который есть сейчас на МиГе-29, проблем бы не было. Но двигатель этот еще только предстояло создать.Нужно было научить самолет заходить на посадку на значительно меньших скоростях, чтобы уменьшить количество аварийных ситуаций. А продвижение по скорости, в свою очередь, требовало еще большей стреловидности крыла, что означало ухудшение взлетно-посадочных характеристик и в то же время маневренности и продолжительности полета.Что делать? И тогда пришла идея изменяемой геометрии крыла. Раздвигалось крыло на взлете-посадке, и эти режимы выполнялись на малых скоростях. На баражировании мы тоже шли на этих скоростях. А пилотировали на «среднем крыле».Однако просто так ничего не бывает, за все надо платить. И платой этой был поворотный механизм. А поворотный механизм — это увеличение веса, прочностные явления, частотные испытания более широкого масштаба (поскольку движущие конструкции налагают определенный отпечаток на решение конструкторских задач).Вот в этот период я как раз и пришел на фирму. Конечно, было очень много проблем. Какая первая? Нам задали самолет МиГ-23 для перехвата на малых высотах, а мы тогда все пошли на малые высоты убегать от ракет — зенитное стрелковое вооружение не успевало по угловым перемещениям отслеживать цель. А потом сказали: надо сделать самолет, который бы вообще везде воевал, то есть многоцелевой. Представляете, перекроить конструкцию? Удовольствия, я вам скажу, было мало, потому что мы очень много и тяжело работали. Но зато с точки зрения квалификации летчика-испытателя было очень много полезного, и я набрал квалификацию в очень короткий срок. Вот это и было везение. Конечно, и мы, и «Сухие» попали в тяжелую ситуацию. Но зато мы сделали МиГ-23, они — Су-17. Это была первая опытная машина, на которой я работал.[b]— А что было потом?[/b] — Я занимался и испытаниями МиГ-21 — над новыми модификациями продолжали работать. Потом пошел МиГ-25, МиГ-27. Мне довелось первым поднять эту машину. А первый экземпляр МиГ-29 поднял Федотов. Я поднял второй, третий и четвертый. Примерно год мы на нем летали только вдвоем.Каждая машина по-особому любима. Мне нравится с точки зрения пилотажа МиГ-29.[b]— МиГ-29 — знаменитая машина. А вот о МиГе-27 известно куда меньше. Представьте его, пожалуйста.[/b]— Это первый истребитель-бомбардировщик нашей фирмы. До того создавались только перехватчики и истребители воздушного боя. Самолет получился очень удачным, с великолепным обзором для летчика, с блестящими характеристиками разгона у земли. Однако поступила информация о том, что американцы испытали управляемое оружие, и была поставлена задача сделать свое оружие. И вот мы в рекордно короткие сроки сделали на этом самолете свое управляемое оружие, которое было значительно лучше американского.Это был какой-то интеллектуальный штурм. Все работали, как одержимые, анализировали материалы до двух-трех часов ночи. Спорили. Ругались. Расходились по углам. Курили.Возвращались. Утром опять летали, а вечером опять сходились… И так восемь месяцев! Домой я заглядывал по воскресеньям на несколько часов — и обратно на полигон. И не я один — все так работали. Зато машину сделали блестящую.Уж на что главнокомандующие ВВС сдержаны в эмоциях и выражаются обычно так: «Поздравляю с окончанием и принятием на вооружение», а тут главком П. С. Кутахов впервые прислал восторженную телеграмму: «Восхищен блестящим результатом». А летать на МиГ-27 было одно удовольствие. Особенно внизу — как по маслу… [b]— Каждая новая машина рождалась в муках? [/b]— У нас ни одна машина не шла так тяжело, как МиГ-23. А когда появился МиГ-29, все единодушно признали его самолетом нового поколения. Это совершенно другие аэродинамические характеристики. Совершенно другие удельные параметры, боевая вооруженность, комплекс — все на порядок лучше. Мы потеряли две машины, вторую и четвертую, из-за силовой установки. Двигатель был сделан фирмой Изотова просто блестяще. Уникальный двигатель. Другого с такими параметрами в мире нет. Но шел он тяжело, потому что технология нового поколения просто так не дается.На МиГ-29 мы переходили на другую степень надежности. Те машины требовали совершенно другой эксплуатационной методики. Мы даже еще не были к ней готовы. И когда начали, столкнулись с массой отказов. Пришлось ввести новые критерии годности к летной эксплуатации. После трех-четырех лет летных испытаний мы провели важнейшую работу: снимали все системы и доводили их по надежности до другого уровня. Делали это вместе с военными и добились высочайшей надежности МиГ29. По критерию надежности МиГ-29 занимает первое место среди истребителей в мире.[b]— Вы были одним из тех, кто на практике способствовал появлению Малазийского контракта...[/b]— Этот контракт тоже «шел» нелегко. Малазийские летчики никак не хотели верить, что коэффициент надежности МиГ-29 значительно выше, чем у F-16, считавшегося на тот момент самым надежным истребителем. Я предложил им вывести этот коэффициент самостоятельно. Я интенсивно летал на самых предельных режимах — режимах максимальных скоростей и перегрузок, сваливания в штопор.Рисковал, конечно, поскольку на напряженных режимах и возможность отказов гораздо больше. В итоге был выведен коэффициент 15,5, значительно превышавший американский, и вопрос по надежности тут же закрылся. Контракт был подписан.Он стал нашим прорывом в Юго-Восточную Азию. До этого у нас в том регионе ни одного самолета не было.[b]— В прессу просочились слухи о том, что некая фирма ставит целью перехватить контракты по модернизации боевых самолетов у их разработчиков и активно переманивает специалистов — миговцев и суховцев. Что вы думаете по этому поводу?[/b] — Это всегда возможно, когда свободна ниша.[b]— Вы отвечаете как теоретик, а тут конкретный случай: главные конструкторы МиГ-29 и МиГ-31 и их заместители вместе с ведущими специалистами по этим программам подали заявления об уходе...[/b]— Это очень сложный и больной вопрос, особенно для меня. Дело в том, что та политика, которая имеет целью слияние разработчиков «МиГов» и «Сухих», неизбежно приведет к тому, что мы утеряем технологию легких истребителей.[b]— Вы являетесь председателем совета директоров ОАО «Атлант-Союз». Когда покинули родную фирму? [/b]— Я фирму не покидал. Как говорится, слухи о моей смерти сильно преувеличены. Закончив летать в 1992 году, я оставался на фирме в качестве заместителя генерального конструктора. А потом стал совмещать эту должность с обязанностями директора военных и перспективных программ ВПК «МАПО». Параллельно продолжал свое финансово-экономическое образование. У нас была задача вместе с военными сделать банк, сосредотачивающий внебюджетные средства. При тогдашнем недофинансировании ВВС это была отличная задумка. Я постигал науку, набирался опыта, но потом наступил 1993 год, когда мы расстреляли парламент, и все как-то «разбежались». Но мне эти экономические познания пригодились в дальнейшей жизни.[b]— А в каком качестве вы бывали в Югославии?[/b] — В качестве военного специалиста с целью обучения летного состава на МиГ-29. Надо сказать, что ни одного МиГа за все конфликты, которые там были, не сбили.[b]— Как они показали себя во время недавней натовской агрессии?[/b] — Это была мощная операция с применением всех существующих воздушных средств. Все страны альянса против одной-единственной страны. Первый воздушный бой: 6 МиГов и 150 самолетов противника. Надо учесть, что МиГи первой модификации со старым оружием, недоукомплектованные и столкнулись с таким мощным электронным радиопротиводействием и целеуказанием. Я вообще удивляюсь, как они, сражаясь в меньшинстве, продержались. Даже МиГ-31 ничего бы не смог изменить кардинально. [b]Досье «ВМ»[/b] [i]Валерий Евгеньевич Меницкий. Летчик-испытатель ОКБ им. А. И. Микояна с 1969 года. С 1984 по 1993 — шеф-пилот фирмы. Герой Советского Союза. Заслуженный летчик-испытатель СССР. Лауреат Ленинской премии. Проводил испытания и доводку новейших образцов авиационной техники. Летал на 65 типах самолетов. Поднимал в первый полет МиГ-27 и МиГ-29М. С 1993 года — заместитель генерального конструктора. С 1998 — советник гендиректора ВПК «МАПО». Председатель совета директоров ОАО «Атлант-Союз». Советник мэра Москвы по вопросам авиации.[/i]
Общество
Юрий Симонов: Мы выпили чаю, и я сказал: «О’ кей!»
[i]У каждого, как известно, есть «свое» мгновение.Было оно и у Юрия Симонова. Быть может, не такое большое, как поется в некогда популярной песне, просвистевшее не пулей у виска — голосом в трубке телефона-автомата на площади трех вокзалов.Именно туда ноябрьским утром 1966 года судьба забросила только что отчисленного студента-консерваторца. И вот в 8.30 на квартире у знаменитого дирижера Кондрашина раздался телефонный звонок...— Кирилл Петрович, это я.— Кто я? — Юра Симонов. Говорю с вокзала.— Ну и что? Не можешь подождать? ([b]На 10.00 было назначено открытие Всесоюзного конкурса дирижеров, жюри которого возглавлял Кондрашин. — Е. Л.[/b]) — Я приехал без документов, с одной дирижерской палочкой.— Почему? — Меня исключили из консерватории.— За что? — За аморальное поведение.— А что ты сделал? — Развелся с женой.— И все? — И все.Молчание… затем: — Будешь участвовать.И он участвовал. Под комментарий Кирилла Петровича, адресованный Николаю Семеновичу ([b]Н.С. Рабинович — один из основателей отечественной дирижерской школы, учитель Ю. Симонова[/b]): «Вот будет смешно, если этот парень что-нибудь еще и схватит». И «парень схватил».Это было всего лишь шестое место, но и его было достаточно, чтобы восстановиться в консерватории, немедленно перевестись на заочное отделение и уехать главным дирижером в Кисловодск.[/i][b]Кисловодск— Рим—Москва [/b]— Через год Кирилл Петрович вытребовал меня в Москву на отборочное прослушивание к предстоящему конкурсу дирижеров, организованному академией «Санта Чечилия». В Рим поехали А. Жюрайтис, Ф. Мансуров и я.Жюрайтис поделил вторую премию с чехом Ярославом Опелой.Первую получил я и, как ни в чем не бывало, счастливый возвратился назад в Кисловодск. Я побывал в Италии!.. Гулял по Риму, увидел знаменитые музеи, дворцы, набрался впечатлений. Теперь скорее за работу. Но не тут-то было… Приходит телеграмма — вызов в Большой театр на оперный дебют: 11 января 1969 года, «Аида». Ничего не подозревая, поехал в Москву, продирижировал. В феврале еще раз пригласили, в марте — еще. А в мае: «Вас вызывает министр культуры Фурцева». Однако, когда я в 11.00 вошел в здание Министерства культуры на улице Куйбышева, меня пригласили в кабинет зам. министра В.Ф. Кухарского (Екатерина Алексеевна была на политбюро). «Мы считаем, что вы должны работать в Большом театре». Я вежливо, но твердо отказался — у меня совершенно другие планы. Василий Феодосьевич начинает раздражаться, я настаиваю… Противостояние затягивается часа на два.[b]— Почему же вы не соглашались? [/b]— Как раз в тот период я был ассистентом у Мравинского и имел свой оркестр в Кисловодске — сочетание, о котором можно только мечтать молодому маэстро. К тому же, поскольку мои родители были оперными артистами и я с детства хорошо знал театр изнутри, мне не очень хотелось в нем работать.Театр — это завод (особенно Большой театр), где люди являются как бы частями огромного механизма, вследствие этого должны быть очень хорошими дипломатами. Я же по своей природе человек искренний… И вот входит Фурцева: «Ну что, поговорили с Юрием Ивановичем?.. Никаких «но»! Приказ я уже подписала. С 1 сентября Симонов приступает к работе. До свидания». Так, не успев и рта раскрыть, я был переведен из Кисловодска в Москву дирижером Большого театра. В декабре на гастролях театра в Париже мне было поручено дирижировать «Князем Игорем». А в январе Фурцева вызвала меня снова: «Мы наблюдали за вами — прекрасно работаете. Поэтому я подписала приказ: с 1 февраля вы — главный дирижер Большого театра». — «Это для меня слишком, Екатерина Алексеевна, я еще не готов…» — «Да, вы, может быть, не готовы. Хорошо, что понимаете, но это — аванс. Работайте. Желаю удачи…». Так я стал главным дирижером. Эта работа поглотила почти все мое время. Когда Кондрашин пытался взять меня в тур по Южной Америке со своим оркестром, Фурцева сказала: «Не поедет! Ему надо сосредоточиться на работе в Большом театре». Шестнадцать лет я там проработал.[b]— И никогда не задумывались, почему это произошло именно с вами? [/b]— Подоплека открылась мне значительно позже. Бывший до меня главным дирижером Геннадий Рождественский подал заявление об уходе и уже год демонстративно не работал. Даже зарплату не получал. Он, кстати, первый дружески предупреждал меня: «Зачем идете в Большой? Это страшная машина — вас там уничтожат как личность!». Надо признаться, что частично он был прав — пытались! Но, к счастью, так и не удалось. А в тот момент главного дирижера надо было срочно найти, иначе у министра культуры могли быть большие неприятности. «Разве в России нет дирижеров?». Правда, в главные метил уже поставивший «Евгения Онегина» Мстислав Ростропович, но в политбюро сказали: «Разве у нас нет дирижеров с русской фамилией?». Стали искать. Тут, как на грех, подвернулся я.[b]— А сейчас вы бываете в Большом? [/b]— В первый же мой приезд в Москву пошел послушать, как мой ученик Павел Сорокин дирижирует «Хованщину». Надо отдать ему должное — он делал это очень достойно, но… дольше первого акта я не выдержал. Мне было, как поется в одном романсе, «и скучно и грустно», поскольку то, что творилось на сцене, изрядно раздражало. Особенно декорации и надуманный стиль постановки.Теперь, спустя годы, глядя на прошедшее как бы со стороны, понимаю, что отсутствие естественности и правдивости на сцене — источник моего постоянного конфликта с режиссерами. Некоторые из них, если не выдумают «чего-нибудь эдакого», считают, что даром едят свой хлеб. Им мало, если певец просто хорошо поет и убедительно «живет» на сцене, — он должен обязательно при этом либо выбегать прямо из зала, либо выползать из оркестра, либо спускаться с люстры… Они терпеть не могут, когда оркестр просто играет увертюру: у них руки чешутся, чтобы придумать что-то, что могло бы происходить в это же время в зале или на сцене, лишь бы не дать публике просто послушать музыку.[b]— С такими убеждениями вам было весьма непросто уживаться с Покровским, главным режиссером Большого.[/b]— Все шестнадцать лет я пытался с ним подружиться, но мне так и не удалось, хотя мы поставили «Руслана и Людмилу» М. Глинки. Хорошая была постановка. Он прекрасно сделал свое дело. Я тоже старался. А потом мы должны были ставить «Русалку». И тут нашла коса на камень. Я никак не мог понять, зачем во втором акте во время свадьбы князя вводить на сцену инструменты современного оркестра, блестящие своими хромированными частями. Что это объяснит публике? [b]Жизнь странствующего музыканта — С 1991-го по 1998-й вас не было видно в России. Причиной отъезда послужил распад вашего детища — Государственного малого симфонического оркестра? [/b]— Я никуда специально не уезжал, не эмигрировал, не оставался за рубежом и не делал политических заявлений. Просто у меня не было здесь работы. Насильно, как известно, мил не будешь. Из Большого я ушел, мой Малый симфонический распался по причине перестройки: музыканты поняли демократию не как свободу от давления идеологических институтов, а как анархию, при которой можно работать кое-как, чего я, естественно, потерпеть не мог. Что мне оставалось делать? Близких никого, работы никакой.Я не мог себе позволить в расцвете моей дирижерской карьеры отказаться от практической деятельности. В довершение всего в 1990 году умирает мама… [b]— И это стало как бы последней каплей? [/b]— Когда я сообщил своему лондонскому импресарио, что теперь свободен от всех обязанностей, он тут же пригласил меня на длительный контракт, и мы уехали с женой в Лондон, где я стал много дирижировать, причем не только лондонскими оркестрами и не только в Англии. Меня начали приглашать на оперные постановки: в Лос-Анджелесе «Дон Карлос» с Доминго, в Сан-Франциско «Хованщина» с Гяуровым, в Далласе «Евгений Онегин», в Генуе «Так поступают все», во Флоренции «Саломея»… А из Москвы не было ни звонков, ни предложений — ни-че-го. Молчание.[b]— Вам не кажется, что вы стали похожи на странствующего музыканта? [/b]— Работаю в трех местах одновременно. В Брюсселе, где я занимаю пост музыкального директора Бельгийского национального оркестра, я должен находиться приблизительно треть года. Другую треть отдаю Будапешту, его оперному театру и Государственному оркестру Венгрии, являясь там постоянным приглашенным дирижером. И третье место теперь — Москва.[b]— Образ жизни, который вы выбрали, подразумевает вполне определенный режим: отели, переезды, самолеты… Как же тогда семейный очаг, домашняя пища? [/b]— Это все есть. Мне повезло, у меня прекрасная жена, Ольга. Ездим мы вместе. В Будапеште снимаем маленькую квартирку. Оля готовит. Я в рестораны стараюсь не ходить — не очень люблю ресторанную кухню, да и времени жалко. Мясо стараемся не есть, только иногда рыбу. Насколько возможно, обходимся натуральными продуктами. Еще стараемся не смешивать, как это называется, гидраты… Ну, в общем, картошку с мясом, картошку с рыбой. Все без хлеба, только с овощами. Убежден, что это важно. И еще: желательно не запивать пищу — это затрудняет пищеварение. Лучше делать интервал между едой и последующим питьем около двух часов. И, конечно, контрастный душ утром, контрастный душ перед сном.Придя с работы, помыть ноги ледяной водой. Такие простые вещи укрепляют здоровье, дают бодрость и энергию.[b]— Это входит в набор профессиональных приемов? [/b]— Пришлось ввести. Дирижер не имеет права болеть, поскольку он — эпицентр культуры и энергии. Он должен иметь большие резервы энергии, чтобы облучать ею людей, с которыми работает.[b]— Что готовит ваша супруга, когда хочет вам угодить? [/b]— Больше всего я люблю картофель. Во всех видах. Могу употреблять его с утра до ночи и в любом количестве. Оля старается, чтобы этого не произошло, поэтому она чередует: день — картофель, другой день — рис, но каждое утро — каши и салат. И еще — не следует есть во время работы, поскольку при этом пищеварение затормаживается, да и энергия теряется.[b]Рыцарь большой музыки — Юрий Иванович, какие отзывы о вашей работе особенно ценны для вас? [/b]— Был такой дирижер Гаврила Яковлевич Юдин — дружил с моим педагогом Н. С. Рабиновичем; это были люди старой закалки, интеллигенты до мозга костей, энциклопедисты. Однажды Юдин посетил мой концерт в Москве памяти Берлиоза, затем позвонил Рабиновичу в Ленинград, и позже Николай Семенович с гордостью сообщил мне его приговор: «Этому молодому человеку, кажется, я бы мог доверить исполнение Девятой симфонии Бетховена». Это была высшая похвала.И еще когда в дни конкурса в Италии в газете «Мессаджеро» я прочитал: «Воздадим должное тому юноше, который безусловно станет поборником и рыцарем большой музыки», мне показалось, это было пророчество. И действительно, особенно в последние годы я постоянно ощущаю себя Дон Кихотом, вынужденным заступаться за «большую музыку», защищать классическое наследие от всяческих наносных явлений и неопрятного отношения, которое стало возможным в результате того, что наше государство отступилось от музыкальной культуры, бросив ее на произвол судьбы .Вплоть до конфликтных ситуаций стараюсь удержать высокий уровень исполнения.[b]— Конфликтных? [/b]— Это не обязательно скандалы с ломанием дирижерских палочек и отменой концертов. Это когда ты вступаешь в конфликт с привычками музыкантов. Например: приезжаешь в какой-нибудь оркестр — музыканты играют правильные ноты… довольно чисто… довольно вместе и считают, что на этом их функции закончены. Но ведь это еще не есть искусство. Настоящее искусство это то, что, как говорят профессионалы, спрятано «за нотами», как бы читается между строк. Поэтому, работая с оркестром, дирижер должен суметь за короткий рабочий период успеть разрушить неправильные или неубедительные рефлексы музыкантов и успеть построить новые. Это очень трудно, а иногда и опасно.Но я все равно это делаю. Конфликтов не люблю, но и не люблю, когда оркестр играет как бы на автопилоте. Ведь если дирижер становится за пульт и в игре музыкантов ничего не меняется, то такой человек не имеет права называться дирижером.[b]Наследник Кирилла Кондрашина — В свое время вы взяли дирижерский класс Кондрашина. Сейчас взяли его оркестр. Это случайность или закономерность? [/b]— Выглядит случайностью. Но я думаю, что закономерность. Не знаю, что в конечном итоге выйдет, но ведь и никто этого не знает.[b]— По чьей инициативе вы стали художественным руководителем Академического симфонического оркестра Московской филармонии? [/b]— Музыканты сами нашли меня в Брюсселе: «Помогите, нам трудно!».[b]— Вы ставили условия? [/b]— Какие условия можно ставить неимущим? [b]— Вашему решению предшествовали переговоры, раздумья? [/b]— Моментально согласился. Мы выпили чаю, и я сказал: «О’ кей».[b]— В каком творческом состоянии вы нашли коллектив? [/b]— В состоянии ожидания. Очень расположенным ко мне. Хороший моральный климат, дисциплина, но, к сожалению, люди отвыкли работать. Творчески упали настолько, что выглядели, как провинциальный оркестр… Если они, как говорилось раньше в партийных документах, способны принять за основу все то, что я говорю, сделать мои рецепты правилом своей творческой жизни, то все будет хорошо. Рискую? Конечно. Но я вообще рисковый.[b]— Среди огромного количества оркестров, с которыми вас сводила жизнь, есть тот единственный, который по-настоящему близок? [/b]— Сейчас это Бельгийский национальный, воспитанный мною. В январе будет шесть лет, как я им руковожу. Скорблю о Малом симфоническом, погибшем в перестройку. Это был бы шикарный оркестр, если бы они не сваляли дурака и не испугались. У нас была даже забастовка на Киевском вокзале… Но это — отдельная глава.[b]— Где бы вам хотелось работать? [/b]— В идеале хотелось бы иметь хороший концертный зал, например, как у Колобова. Чтобы можно было и концерты давать, и оперные спектакли ставить. А место, конечно, в России. Надо жить для своего народа. Это одна из причин, почему я приехал. Я здесь мало зарабатываю, хотя руководство филармонии да и Министерство культуры ко мне прекрасно относятся. Вся зарплата уходит на билет жене и на помощь моим бедным студентам. Но тем не менее я буду наращивать время пребывания здесь. Устал работать на чужих людей. Пока меня не приглашали в Россию, я оставался «там». Но когда позвали… У меня нет повода отказаться. Маленькая зарплата — не повод, чтобы пренебречь работой на родине.[b]Досье «ВМ» [/b][i]Народный артист СССР, профессор Юрий Симонов — яркая личность с неординарной судьбой. Как дирижер он дебютировал 12-летним: продирижировал соль-минорной симфонией Моцарта. С тех пор в его биографии спокойно уживаются такие факты, как отчисление из Ленинградской консерватории и выбитое золотом имя на доске почета этого же учебного заведения; активное нежелание идти в оперные дирижеры и 16-летняя служба в Большом театре (Симонов становится не только самым молодым главным дирижером за всю историю ГАБТа, но и его долгожителем на этом посту). После того как заменил за пультом внезапно заболевшего Клаудио Аббадо, приглашается на пост музыкального директора Лондонского симфонического... Год начала перестройки знаменуется созданием «с нуля» собственного оркестра, который через три года погибает также благодаря перестройке. И наконец, после многолетней работы по контрактам за пределами России соглашается возглавить Академический симфонический оркестр Московской филармонии. В самый трудный для коллектива период.[/i]
Развлечения
Квартет Бородина из Книги Гиннесса
В[i] эти дни музыкальная Москва празднует 55-летие со дня основания Государственного квартета имени Бородина, и именно сегодня — 75-летие его корифея, профессора Валентина Берлинского.55 лет — это целая жизнь. Она вместила и «утробный» период, когда четверка студентов-консерваторцев, презирая запреты комендантского часа, пробиралась в утренней мгле к месту репетиций, чтобы начать в 6.00 (без всякой перспективы быть услышанными по причине отсутствия в военной Москве концертной жизни).И рождение, к которому в какой-то степени была причастна и «Вечерняя Москва». Именно она в статье Игоря Бэлзы с незамысловатым названием «Рождение ансамбля» возвестила о появлении коллектива, которому суждено было стать лидером мирового ансамблевого исполнительства.[/i] [i]К своему полувековому юбилею бородинцы (имя Александра Порфирьевича Бородина было присвоено квартету в 1955 году) имели феноменальный репертуар — около четырехсот сочинений, сыграли несметное количество премьер, обрели международное признание и даже вошли в Книгу рекордов Гиннесса как ансамбльдолгожитель. После чего в третий раз обновили состав и начали все почти что заново.На протяжении трех с половиной лет квартет играет в составе: Рубен Агаронян (первая скрипка), Андрей Абраменков (вторая скрипка), Игорь Найдин (альт) и Валентин Берлинский (виолончель). Ему по-прежнему свойственны безупречное мастерство, отточенность ансамблевой техники, утонченная культура тембровой выразительности. А сам квартет стал синонимом эталона камерного исполнительства. Недаром о них говорили «Бородинцы — это не четыре инструмента, а один с шестнадцатью струнами».Поэтому при встрече с народным артистом России Валентином Берлинским первым делом я решила поинтересоваться, что же все-таки требуется, чтобы четыре были, как один: общая группа крови, способность одинаково мыслить? Насколько близки должны быть музыканты, чтобы играть, «как один инструмент»?[/i] — Подбирать по группе крови мы не можем — это вряд ли даст нужный творческий результат, — говорит Валентин Александрович. — Задача заключается не в том, чтобы стереть индивидуальность, а в том, чтобы, сохранив индивидуальность, найти решение общей проблемы. Индивидуальные качества должны быть подчинены общей творческой задаче. В этом трудность. Вот источник дискуссий, споров, иногда перерастающих в конфликты... Без этого вообще невозможно прожить. Благополучных старосветских помещиков между нами не может быть. Но на репетициях мы стараемся довести свое психологическое состояние и, если хотите, даже физическое до той самой кондиции, которая позволяла бы считать нас если не совершенно одинаковыми, то хотя бы максимально приближенными друг к другу. И нам удается решать эти проблемы.[b]— А как удается усмирять, укрощать, подавлять различные устремления различных членов одного организма? И на чью долю падает столь трудная миссия? [/b]— Сложный вопрос, и я объясню почему. Физическое устройство квартета как организма таково, что он начинается с первой скрипки. Ей поручено самое ответственное: мелодическая линия. Поэтому приходить на репетицию с готовыми идеями должен первый скрипач. Так было, когда у нас был примариусом Дубинский. Он являлся на репетицию ансамбля, как режиссер на репетицию спектакля, когда ему уже известны мизансцены.Правда, мы проходили через разные способы подготовки сочинений и программ. Бывало, что брались четыре сочинения — Бетховена, Моцарта, Чайковского, Бородина, — и каждому поручалось одно из них. Каждый становился как бы «хозяином» одного сочинения. Он должен был расставить штрихи, продумать концепцию, темпы, характер и все прочее. Какой-то период мы продержались на этом, а потом пришли к выводу, что должно быть единоначалие.Когда Дубинский уехал, на его место пришел 28-летний Михаил Копельман — прекрасный скрипач с полным отсутствием опыта игры в квартете, бразды правления пришлось взять мне. Но я все время мечтал о том моменте, когда смогу передать «власть» естественному лидеру — первой скрипке. Но, к сожалению, нельзя проснуться утром и сказать: с этого момента я лидер. Лидерство надо завоевать своим авторитетом. К сожалению, у Копельмана этого не получилось. Видимо, это и стало одной из причин его разрыва с нами и окончательного отъезда.Теперь пришел Рубен Агаронян — замечательный музыкант, концертирующий скрипач, лауреат многих международных конкурсов, в частности, престижнейшего Монреальского, и руководитель камерного оркестра Армении с 15летним стажем.У него большой опыт камерного музицирования.Но он никогда не играл в квартете. И это составляло для меня дополнительные трудности. Тем не менее уже восстановлено более шестидесяти сочинений из нашего репертуара. Объявлен грандиозный цикл: все камерные сочинения Шостаковича — сонаты, трио, квинтеты, октет и все квартеты Бетховена. Цикл рассчитан на четырнадцать концертов, и в мире им уже заинтересовались.Есть вариант исполнения его в Лондоне и на фестивале на родине Бриттена. В 2001 году нам предстоит открыть камерный зал при Карнеги-холле и предполагается, что именно этим циклом... А в будущем сезоне мы объявили его в Малом зале консерватории и будем давать по пять концертов на протяжении трех лет.[b]— Если сравнить квартет с человеком, то кому из исполнителей вы бы отдали роль сердца, легких... Кто был чем? [/b]— Говорят, что головой был Дубинский, сердцем — ваш покорный слуга, а силовой установкой — наши коллеги.[b]— Валентин Александрович, вам едва минуло двадцать, а вы уже музицировали с корифеями, имена которых звучат сегодня, как заклинания: Константин Игумнов, Александр Гедике, Александр Гольденвейзер...[/b]— Консерватория конца сороковых, ее, вульгарно говоря, начинка была уникальна. Такого обилия необыкновенных людей и музыкантов ни в одно время, ни в одной стране не собиралось. Тогда в коридорах можно было встретить Николая Яковлевича Мясковского, Виссариона Яковлевича Шебалина, Сергея Сергеевича Прокофьева... Это все легенды, столпы, то немногое, что осталось в русской интеллигенции, которую не успели уничтожить. Московская консерватория была в этом смысле неповторима.[b]— Мне всегда казалось, что музыкантов сталинская репрессивная машина затронула в меньшей, чем другие слои интеллигенции, степени.[/b]— Музыканты — не отдельный, обособленный клан, и когда вокруг «рвались снаряды», когда эти люди теряли близких и друзей...Нейгауз был очень тесно связан с Пастернаком, и трагедия автора «Доктора Живаго» не могла не отразиться на психологии и судьбе самого Генриха Густавовича.Или, скажем, Святослав Теофилович Рихтер. Это особая глава ненаписанной книги у меня в памяти. Он тоже очень тяжело переживал всякие постановления ЦК, в том числе и 1948 года об опере Мурадели «Великая дружба», объявлявшее войну формализму в музыке. Эти постановления уничтожали не физически, но морально. И, кстати сказать, приблизили смерть Николая Яковлевича Мясковского, приблизили инсульт Виссариона Яковлевича Шебалина. Я уже окончил консерваторию, а мои коллеги по квартету еще учились, и мы собирали деньги для Шостаковича. Его выгнали с работы, его не печатали и не исполняли. Ему просто было не на что жить. Честь и хвала замечательному человеку-полковнику Петрову (к сожалению, забыл его имя-отчество), начальнику института военных дирижеров. На свой страх и риск он взял на работу Шостаковича, Шебалина и Прокофьева. Хотя ему и грозили пальцем по этому поводу.[b]— Шостакович музицировал с вашим квартетом. А как насчет других композиторов? [/b]— Дело в том, что не все сочинители владеют достаточно хорошо фортепиано. Дмитрий Дмитриевич был прекрасным пианистом, дипломантом Шопеновского конкурса. У нас было общение с Моисеем Самуиловичем Вайнбергом, Борисом Александровичем Чайковским, Юрием Абрамовичем Левитиным...[b]— Почему вы называете Вайнберга Моисеем? Он же Мечислав.[/b]— Это очень интересная история. Он родился в Варшаве и был Мечиславом. Когда пришли фашисты, он бежал на восток, в страну Советов, в надежде обнародовать здесь свое еврейское имя и, как я ему сказал, по всей видимости, не в ту сторону бежал.И он действительно стал Моисеем, и мы его все знали как Моисея Самуиловича. Он сидел в Бутырках. Шостакович помог ему выйти оттуда. Так вот, Мечислав-Моисей был потрясающим, совершенно гениальным пианистом. К счастью, одна запись нашего с ним совместного выступления сохранилась. Мы играем фортепианный квинтет Вайнберга.[b]— Что же вы не скажите, что Вайнберг был учеником Шостаковича? Вот и яркая музыка к фильму «Последний дюйм» написана Вайнбергом явно под влиянием Дмитрия Дмитриевича.[/b]— Он не был учеником Шостаковича. Они просто были очень дружны. Что же касается влияния... Знаете, не находиться под влиянием Шостаковича в те времена было невозможно. Настолько сильным было его творческое воздействие. Думаю, ни один композитор этого не избежал.[b]— И все же режим благоволил музыкантам. Особое отношение к ним было связано с утверждением страны на международной арене.[/b]— Вы абсолютно правы. Ради престижа государства создавались замечательные условия для исполнителей и лояльных режиму композиторов. Министерство культуры было обязано следить, чтобы посылались только самые достойные. И чтобы становились они только первыми. Попробовал бы кто не привезти первую премию. К Екатерине Алексеевне Фурцевой на ковер — и исполнителя, и профессора: обоих уничтожила бы. Так поддерживался престиж государства.[b]— Вас коснулось это «покровительство» властей?[/b] — Как-то нет. Отчасти потому, что квартеты были не такими заметными, элитными, как солисты или дирижеры, и не были особо востребованы для внутреннего и международного «потребления». Тогда мы играли и на полевых станах, и в цехах заводов. Это были, как правило, «холостые» выступления. Приходилось играть шлягеры, а не то, что характерно для этого жанра. Иначе бы освистали.[b]— Вас — освистывали?[/b] — Не буквально, просто пришлось однажды уйти со сцены.[b]— Валентин Александрович, как вы относитесь к тому, что квартету 55? Ведь обычно подобные коллективы так долго не живут...[/b]— В одном стабильном составе такого действительно не было. Сорок лет в одном составе играл Квартет имени Бетховена.[b]— А вы в одном квартете?[/b] — Лично я 55 лет. Поэтому мы и имеем право говорить, что Квартет имени Бородина существует более полувека.[b]— Что вы можете сказать про нынешнюю концертную жизнь. Вы можете измерить градус ее кипения или замерзания?[/b] — Если хороший исполнитель выступает с интересной программой, концертные залы полны. Меня это удивляет и умиляет. Это, по-моему, и есть русское чудо.
Развлечения
Владимир Бабак: Без борьбы нет победы
[i]Этот высокий импозантный мужчина с ярко выраженными признаками спортивного прошлого и руководящего настоящего внешне напоминает актера, писателя и вызывает отчетливые элитно-богемные ассоциации.Внезапное столкновение с такими представителями сильного пола приводит в трепет наиболее раскрепощенную часть пола противоположного. Только столкнуться с нашим героем не так-то просто. Если он и посещает театр, то преимущественно военных действий. Если и пишет, то исключительно в жанре военно-полевого романа.Полигон, гарнизон, номерной завод — вот его стихия, привычная среда обитания. Мой собеседник — президент корпорации «Штурмовики Сухого», главный конструктор боевых машин Су-25, Су-25Т, Су-39 [b]Владимир Петрович БАБАК[/b]. Он не носит погон, но считает себя мобилизованным и призванным.[/i]–Все, кто занят разработкой оружия, тем более такого, которое в течение длительного периода применяется в военных действиях, чувствует себя человеком военным. Он отвечает за свое оружие, он отвечает за солдата, который выполняет боевую задачу с этим оружием.[b]— Значит, не будучи в армии де-юре, вы де-факто все равно служите?[/b] — Конечно. Уже двадцать лет. С той лишь разницей, что профессиональные командиры отвечают за то, что есть сегодня. А мы еще и за то, чему быть завтра. Мы прогнозируем и решаем задачи грядущего дня.[b]— Стало быть, вы знаете, каким будет штурмовик через десять лет?[/b] — Конечно. Я имею собственное видение самолета, который должен прийти на смену нынешним истребителям-бомбардировщикам и штурмовикам. Я не считаю его единственным. Могут быть и другие варианты. Но, с другой стороны, есть опыт, знания, есть понимание перспектив.А надо заметить, что здесь мы, разработчики, идем несколько впереди воинских начальников.Недаром во время войны все наши генеральные конструкторы имели звания «генерал-полковник», «генерал-лейтенант»...[b]— А у вас есть звание?[/b] — Есть. Старший лейтенант запаса.[b]— Я, конечно, понимаю, что конструкторами, как и солдатами, не рождаются, а становятся. И становление это у каждого проходит по-своему. С чего началось ваше?[/b] — Я всю жизнь хотел заниматься самолетами, и когда пришел в ОКБ, штурмовиков еще не было, а были Су-7, Су-17 — истребители-бомбардировщики. И начал я свою деятельность именно с них. Как раз тогда Хрущев пытался разогнать авиацию, а мы ее пытались сохранить. Даже по собственной инициативе комсомольскую группу создали по разработке принципиально нового для того времени летательного аппарата — самолета вертикального взлета и посадки. Нас поддержал министр Дементьев, выделил деньги. Дело дошло до эскизного проекта и макета в полную величину...[b]— И чем закончилось?[/b] — Защитой на Научно-техническом совете первого управления Министерства авиапромышленности. Но мы соревновались с Яковлевым, и он победил.[b]— И тогда вы сделали выбор в пользу аппарата Министерства авиационной промышленности. Почему? Надоело выполнять чужие приказы? Захотелось порулить самому? [/b]— Нет, я не думал работать в министерстве, но на защите проекта самолета вертикального взлета и посадки, как теперь говорят, засветился, и меня вытащили в МАП. Тогда на дворе стояли шестидесятые — очень важный период в развитии отечественного самолетостроения. Закладывалась авиация, которая летает и по сей день. Обсуждая тогда, в начале 70-х, эскизные проекты, задавая технико-тактические задания, одной ногой мы стояли уже в 90-х.Су-27, МиГ-29, Як-42. Это все машины, в создании которых я принимал участие в качестве заместителя начальника главка по опытной технике. И не власть меня прельщала, а причастность к большому и важному делу, возможность общаться с выдающимися авиаконструкторами — Александром Сергеевичем Яковлевым, Павлом Осиповичем Сухим, Ростиславом Аполлосовичем Беляковым. Такими не покомандуешь.[b]— Что же заставило вас уйти из министерства? [/b]— Разногласия с Силаевым, назначенным тогда новым министром авиапрома. В ОКБ Сухого мне было поручено заниматься штурмовиками с самого что ни на есть нуля. Сначала даже не штурмовиками, а противотанковыми самолетами Су-25Т и самолетом-спаркой. А простой Су25 я «прихватил» по ходу дела. Я уже рвался на конструкторскую работу, потому что она была мне интересна. Придя обратно в ОКБ, попытался и там применять «министерский» опыт, и он оказался очень полезен.[b]— Как это «простой Су-25»?[/b] — Я выделяю три направления в создании самолета Су-25. Это боевой самолет-солдат, схожий с автоматом Калашникова простотой в управлении и надежностью.В него «закладывалось» сильное оружие, мощные боеприпасы, такие качества, как маневренность, неприхотливость в эксплуатации, в том числе и аэродромном обслуживании. Таково главное направление Су-25, который мы после разных перипетий запустили в производство на Тбилисском заводе.[b]— Вы когда-нибудь на своих машинах поднимались в небо? [/b]– Нет. Но я — не удивляйтесь —испытывал на себе их боевую мощь. Производит неизгладимое впечатление. Во время прошлогоднего показа спарки Су25УБ на Улан-Удэнском авиазаводе летчик по моей просьбе сделал упор на выполнении атак наземных целей. А целью была красная палатка, около которой мынаходились. Меня потряс ужас, когда эта тяжелая шестнадцатитонная махина стала приближаться к нам со скоростью 700—800 километров в час. На следующий день во время демонстрации премьер-министру Малайзии я увидел лицо человека, на которого летит этот самолет. Теперь я понимаю, почему афганские душманы называли Су-25 «черной смертью».[b]— Для того, чтобы убедиться, какой получился самолет, существуют полигоны. Но лучшая проверка боевых качеств самолета происходит, наверное, во время боевых действий? [/b]— Это все неразрывно связано. Я не могу выпустить машину дальше ворот, если не провел ее предварительные испытания. А если выпустил, значит, должен быть уверен: при выполнении первого полета все будет нормально. Далее проходит цикл летных испытаний опытных образцов, во время которых проверяются их устойчивость, управляемость, безопасность. Он заканчивается этапом эксплуатационных и войсковых испытаний, на котором проверяются детали, мелочи, связанные с «жизнью», с надежностью. И война — только четвертый этап.[b]— Владимир Петрович, а какая война была для вас первой?[/b] — Это слишком сильно сказано. Действительно, приходилось посещать страны, ведущие боевые действия. Первой была Индия времен индо-пакистанского конфликта, в котором воевали самолеты Су-7БМ. В 1967—1968 годах мы поставили в Индию порядка ста пятидесяти машин, и они воевали с пакистанцами. А в 1970 году группа наших конструкторов прибыла туда для обмена информацией и оценки. Приезжаешь, садишься с летчиками и начинаешь обсуждать, как они воюют и чем им надо помочь. Так рождаются предложения о следующем этапе самолета или его доработке, как, например, было по индо-пакистанскому конфликту. Мы делали чистый бомбардировщик Су-7. Их должны были сопровождать МиГи-21. А на деле получалось, что Су-7 имел дальность большую, чем МиГ-21. До границы они долетали вместе, а потом МиГи-21 разворачивались и улетали обратно. А бомбардировщик без сопровождения летел для выполнения боевой задачи. Поэтому индийские летчики попросили поставить ракету «воздух—воздух». Мы поставили. Впервые у тяжелого самолета появилась возможность работать по воздушным целям. А сегодня без этого уже просто нельзя.[b]— На каких военных конфликтах «взращивали» вы Су-25?[/b] — Первым был Афганистан. Дело в том, что летчики привыкли летать на скоростных самолетах, высоко, быстро. А здесь штурмовик — нечто другое. Низко, маневренно, скорости не такие. Когда мы собирали в Афганистан первые полки, один полк принимал Руцкой, и половина летного состава отказалась летать на Су25 — остались на Су-15. А вторая половина пересела на Су-25. Потом все летчики сказали, в том числе и Александр Владимирович: для войны это — самый лучший самолет.Война показала — надо усилить безопасность летчика при поражении ракетами ПЗРК. Учитывали и такую проблему, как работа в горах.Она требует хорошего лазерного дальномера. В этой местности надо умудриться так поставить самолет и стрелять, чтобы идти вдоль ущелья. И такого рода моментов множество. Например, оружие должно работать длинными очередями. Мы ввели переменный темп стрельбы из пушки и такой переключатель скоростей пушки, что летчик может в четыре, восемь шестнадцать раз снизить темп стрельбы.После афганского был ирано-иракский конфликт. В 1986 году мы поставили большую партию самолетов в Ирак. Десять процентов штурмовиков из этого общего парка выполняли девяносто процентов боевых задач. Самолеты делали до десяти боевых вылетов в день. Были дни, когда это число возрастало до четырнадцати. Мы даже представить себе не могли, какие у наших машин возможности... Зато они привозили нам уже совершенно новые требования.Су-25 был поражен мощнейшей ракетой Р-75 с боевой частью в сто килограммов (Иран-то ведь был вооружен нашими комплексами). Самолет вернулся на базу и был доработан за три недели.Так мы еще раз оценили боевую живучесть наших Су-25. Я люблю свои штурмовики, одержим ими.Других таких нет.[b]— Значит, вы должны любить и экстремальные ситуации. Говорят, однажды вас вызвал на ковер Силаев и под угрозой увольнения потребовал немедленно обезопасить «сушки» от попадания ракет типа ПЗРК...[/b]— Экстремальные ситуации я не просто люблю — обожаю. Однако описанное вами к таковым не отношу. А тогда я собрал самых высокоумных своих помощников в одной комнате и сказал: пока не найдем решение, не выйдем отсюда. И мы придумали вариант боевой кнопки. Точнее, вывод на боевую кнопку сброса тепловых ловушек. Мы сделали целую серию программ, когда сброс боеприпасов и тепловых ловушек происходит автоматически в зависимости от скорости и высоты....Я всю жизнь играл в волейбол — за МАИ на первенстве Москвы, на первенстве Союза. Когда мы выигрывали, я действовал кое-как. А когда нужно победить, такие внутренние силы находятся — диву даешься. Люблю борьбу. Без борьбы нет победы.[b]— В ОКБ Сухого гордятся «живучестью» своих штурмовиков. Что включает это понятие и актуально ли оно для нового Су-39? [/b]— Конечно. При поражении самолета любым из действующих факторов — пулей, снарядом, ракетой — он должен вернуться на базу. Желательно, выполнив боевую задачу. Свою задачу мы решали за счет разнесения двигателей через мощный фюзеляж.Это — раз. Во-вторых, мы сделали надежную систему управления, две тяги диаметром 40 мм (обычный вариант — 15—18 мм), чтобы пуля прошла, а тяга осталась. Наконец, каждая система (гидравлика, электрика) в случае выхода из строя оставляет возможность летчику управлять самолетом. И самое главное — защита летчика — цельносварная титановая кабина с толщиной стенки 24 мм и лобовой броней стеклоблока в 57 мм. Су-39 мы обеспечили возможность работать в сложных погодных условиях (в том числе в тумане и в дыму), значительно увеличили его дальность, подняли «потолок». Он целенаправленно создавался для работы по земле, и если нужно поразить колонну танков, окруженную мощными комплексами, лучше всех эту задачу сможет выполнить только Су-39. Он очень надежный, ударного назначения, отвечающий самым последним требованиям. Такой самолет особенно необходим в Чечне.
Общество
«Кремлевский балет» освоил Интернет
[b][i]Маленький, но все же юбилей, совпал с необычным для балетной труппы проектом — серией прямых трансляций собственных спектаклей в сети Интернет.Пробным камнем стал классический «Щелкунчик».Вместе со зрителями Государственного Кремлевского дворца его смотрели пользователи «всемирной паутины» во всехконцах земли, а сам показ, если верить рейтингу сети, вышел на первое место в мире.[/i][/b]Вдохновленный таким успехом молодой коллектив во главе со своим руководителем народным артистом России Андреем Петровым решился на повторный альянс с виртуальной реальностью.Ставка в нем будет сделана уже не столько на старую добрую сказку (этот жанр будет ограничен фрагментом из третьего акта «Лебединого озера»), сколько на взаимоотношения мужчины и женщины, «прочитанные» современными хореографами. Мужчины в этих мини-балетах будут разными, а женщина всегда одна — ведущая балерина кремлевской труппы, заслуженная артистка России Светлана Романова. Программа, которую сегодня, 28 января будут одновременно наблюдать балетоманы на сцене Государственного кремлевского дворца, мировая аудитория — на своих мониторах, явится творческим вечером Светланы Романовой, танцующей в «Кремлевском балете» со дня его основания.Начнется вечер лирической «Элегией» на музыку Массне в постановке Андрея Петрова.Продолжится Гранд па «Танцы часов» из оперы Понкьелли «Джоконда» в постановке Мариуса Петипа (старинную хореографию восстановил коллектив «Кремлевского балета»), а закончится первое отделение премьерой номера «Double musik» французского хореографа Жана Кристофа Блавьера.Блавьер родился в Париже.Окончив Международную академию танца в родном городе, работал в различных балетных труппах, в том числе и у Мориса Бежара. Последние двадцать лет связан со Штутгартским балетом — был солистом и ведущим танцовщиком труппы, осуществлял для нее новые постановки. «Double musik» станет дебютом хореографа на московской сцене.Завершится вечер премьерой «Фантастической симфонии» на музыку Берлиоза в хореографии Андрея Петрова.Сюжет балета навеян неудачной любовью композитора-романтика к ирландской актрисе.
Развлечения
Восклицательный знак на полях человеческой комедии
[i]Новый спектакль «Кремлевского балета», поставленный на музыку «Фантастической симфонии» Берлиоза, — не точка, не запятая и уж тем более не многоточие в контексте всего созданного отцом-основателем театра Андреем Петровым для своего любимого детища к моменту его десятилетия. Это — жирный восклицательный знак, обозначающий веху, этап, ступень на полпути одного конкретного коллектива к законченному самовыражению и одновременно вершина на вечном пути Театра к потрясению и очищению зрителя.[/i]Имея возможность извлечь из классического наследия любой музыкальный опус и удовлетворить свои самые далеко идущие хореографические амбиции, Петров тем не менее связал себя музыкой программной, то есть имеющей весьма конкретный литературный подстрочник. Он был написан рукой самого композитора и подразумевал историю о Поэте, который «страстно любит, и эта любовь уводит его в поля, горы, леса и в бурную бальную ночь». Известно также, что в основу программы положена история действительно бурных взаимоотношений композитора и некоей ирландской актрисы. Но все эти реалии, как выяснилось, не помешали в свое время рождению романтической «Фантастической симфонии», как не помешали они появлению одноименного романтического балета ныне, на пороге весьма далекого от романтизма века XXI.Могу себе представить, как много упреков предъявят постановке Петрова прагматики. И хочу посоветовать Андрею Борисовичу попытаться найти утешение в том, что он не первый принимает на себя удары тех, кто не может, подобно герою Берлиоза, существовать в мечтах. Не изменять же из-за этого своему кредо! Тем более если оно подкреплено мощной зрительской поддержкой. А то, что «Фантастическая симфония» найдет отклик в сердцах поклонников балета, сомнений не вызывает. Залог тому — намеренная театрализованная заостренность действия при минимуме деталей и средств.Среда обозначена выполненными в человеческий рост кистями театрального занавеса. Сильная работа сценографа Владимира Арефьева подкреплена изысканно-выразительными костюмами художницы Ольги Полянской. Мы имеем театр в театре.На сцене Государственного Кремлевского дворца — закулисье человеческой комедии. Примадонна, осаждаемая сворой навязчивых поклонников (эту очень эффектную партию надменной красотки танцует ведущая солистка Кремлевской балетной труппы Светлана Романова). Все признаки успеха, этого перпетуум-мобиле театрального процесса. Чтобы удержаться на волне признания, нужно подчиниться не тобой придуманным законам. А влюбленный в Примадонну болезненно самолюбивый Поэт (Константин Матвеев) не в состоянии ничего понимать. Его удел — любовь, «навязчивая» мелодия, которая сопровождает юношу повсюду — в полях, в лесах, — и бешеная ревность.Можно ли это передать движением? У Петрова — можно. Хореограф каким-то непостижимым образом делает пластически «читаемой» всю подоплеку невероятно сильных эмоций. В тех моментах, где их требуется особенно заострить, на сцену выкатывается кровать, этот многомерный гротесковый символ и места сна, и ложа любви, и поля боя, и орудия пыток... Момент появления «электрической» кровати необходим балетмейстеру-постановщику как двигатель сюжета. Обозначив смерть юноши от «руки» возлюбленной, он переводит взаимоотношения Примадонны и Поэта в иной, загробный мир, где ведьмочки являются в образах жриц любви, а рогатая нечисть — в напудренных париках давно истлевшего века. Вот она, «бальная ночь» Берлиоза, где балом правит вселенский грех и герой обречен на вечную пытку. Адский танец эффектен, но, быть может, наиболее хореографически уязвим по причине его излишней «заземленности». Это, пожалуй, единственный эпизод, где одна из главных составляющих балетмейстерского почерка Петрова — тяга к гротеску и даже китчу — не достигает желаемой цели. А может, просто композитор пересиливает хореографа? В кульминации адского шабаша ведьма с чертами Примадонны душит героя, и в этот самый момент он... просыпается. Страшное наваждение позади. Она — живая и невредимая — любит его, как прежде. Финал напоминает концовку «Черного человека» Есенина: «...Ах ты, ночь! Что ты, ночь, наковеркала?». Видимо, у каждого большого художника есть свой «черный человек». А Берлиоз в конце концов женится на той самой ирландской актрисе...
Развлечения
Ковров: здравствуй, оружие!
[b]Об оружейниках Тулы и Ижевска наслышаны, кажется, все.Но есть, оказывается, в двухстах пятидесяти километрах от Москвы город с не менее крепкими оружейными традициями. И хотя название он носит вполне мирное — Ковров, — все его четыре оборонных завода в совсем еще недавние времена бесперебойно трудились во славу отечественного оружия.Один из них — Ковровский механический — отпочковался полвека назад от крупного оружейного производства (филиала завода имени Дегтярева) в самостоятельную «единицу», поначалу выпускавшую ручные пулеметы и противотанковые гранаты.[/b][i]Ныне Ковровский механический завод, а точнее, ОАО «КМЗ» — одно из ведущих предприятий военно-промышленного комплекса России, специализирующихся на выпуске стрелкового оружия, зенитных и противотанковых ракет, электронной техники. Продукция КМЗ успела поучаствовать во многих боевых конфликтах — ведь она стоит на вооружении армий восьмидесяти государств мира.[/i][b]Разные судьбы ковровского оружия [/b]Изделия КМЗ воевали в Афганистане, сейчас воюют в Чечне. Причем не только на стороне федеральных войск, но и, увы, бандформирований. Наибольшей популярностью у боевиков пользуется «шайтан-труба» — так они называют ручные противотанковые гранатометы РПГ-7В.Именно РПГ-7В вместе с пулеметом Калашникова, серийно выпускающимся заводом с начала 60х годов, стали «визитной карточкой» предприятия, известного ныне по всему миру.То, что оружие это производится не один десяток лет, никак не влияет на его востребованность. Появление новых боеприпасов позволяет эффективно использовать РПГ-7В и в условиях современного боя. Пехотный пулемет Калашникова с годами стал легче и мобильнее. Под него разработан новый тип боеприпасов с термоупрочненным сердечником. На подходе — пуля с металлокерамическим сердечником, против которой бесполезен бронежилет — она будет доставать противника на расстоянии до шестисот метров.Эффективность пулемета Калашникова и его модификаций еще больше возрастает благодаря появлению ночных прицелов. Они позволяют в условиях ночного боя действовать на расстоянии до шестисот метров и распознавать танки на расстоянии до километра.Не у всех образцов техники, получившей путевку в жизнь на КМЗ, столь же счастливая судьба. Авиационные пулеметы ЯкБ12,7 и ГШГ-7,62 с темпами стрельбы, соответственно, пять тысяч и шесть тысяч выстрелов в минуту очень хорошо зарекомендовали себя в Афганистане, Алжире, на Кубе, в других горячих точках. Но сократился государственный оборонный заказ, и авиационные пулеметы сняли с производства, о чем сегодня скорбят и на КМЗ (это оружие со сложной кинематикой показало высокие возможности завода-изготовителя), и в действующей армии: их установка на наземной боевой машине позволяет очень эффективно и дешево (не пушка же!) «работать» по горным склонам. Так что на заключительном этапе чеченской войны эти высокотемповые пулеметы могли бы очень пригодиться.А вот ковровские «Печенеги» в Чечне уже пригодились и показали себя прекрасно. Этот недавно принятый на вооружение пулемет КМЗ освоил в прошлом году.От ПКМ он отличается многим и позволяет вести интенсивный огонь даже тогда, когда над обычным раскаленным в жарком бою стволом появляется марево.Эффективность «Печенега» при работе по точечным целям в сравнении с ПКМ вдвое выше.На КМЗ выпускается и немало специзделий. Кое-какие образцы можно увидеть на своеобразной выставке в первом цехе предприятия. Среди них малогабаритные 9-мм автоматы, вызванные к жизни поднявшейся волной терроризма. Звонкого имени они не получили — просто 9А-91. В отличие от автомата Калашникова с укороченным стволом, которым вооружена милиция, 9А-91 случайных людей рикошетом повредить не может, его небольшие размеры и масса (1,75 кг) плюс складывающаяся рукоятка предоставляют большие возможности для скрытого ношения. Оснащенный глушителем и оптическим прицелом, этот же автомат именуется 9А94 и стреляет уже не на обычные 200 метров, а на 400—450. На 100-метровом расстоянии он пробивает бронежилет, пробивает стену в полкирпича.[b]Автомат ХХI века — «Сбалансированный» [/b]С особой гордостью говорят здесь об изделии, которое на вооружение так и не поступило, но по-прежнему сохраняет завидные перспективы. Речь идет о так называемом сбалансированном автомате. Создан он в собственном специальном конструкторском бюро (СКБ). Молодой коллектив поучаствовал в конкурсе по созданию армейского автомата под разрабатывавшийся тогда в Советском Союзе патрон 5,45. Состязались шесть конструкторских бюро и одиннадцать образцов, в финал вышли автомат Калашникова и образец заводского СКБ, основанный на новой для того времени теоретической разработке ЦНИИТочМаш. «Идея позволяла убрать три из четырех действующих на оружие, а следовательно, и на стрелка импульсов, — говорит руководитель разработки Станислав Иванович Кокшаров. —Остававшийся импульс отдачи действовал все время в одну сторону — к плечу стреляющего, как бы «прилипая» к нему. Повышалась комфортность, а вместе с ней и точность — стрелок меньше уставал, отдача почти не чувствовалась, заметно увеличивалась кучность стрельбы.Автомат получил название «сбалансированный», дошел до финала, участвовал в двух государственных испытаниях (небывалый случай: раньше на госиспытания выходил только один образец), практически уложился в тактико-техническое задание — превзошел АК под патрон 7,62 в 1,4 раза...» Но в серию так и не пошел. Его должен был выпускать Тульский завод, а АК74 — Ижевский. Когда решалось, которое из предприятий выйдет на необходимые программы, директор Ижмаша вызвался сделать это за один год.Туляки заявили срок, в два раза больший. Серия пошла на Ижмаше, и только потом выяснилось, что его директор погорячился и слово свое сдержал...через два года. Но победителей у нас традиционно не судят.Об этих событиях разработчикам СКБ напомнили бывший министр обороны Игорь Родионов и нынешний начальник вооружения Вооруженных сил РФ Анатолий Ситнов — они инициировали возвращение СКБ к работе над оружием со сбалансированной автоматикой, назвав его оружием ХХI века. Сейчас АЕК-971 под калибр 5,45 находится в опытной эксплуатации в сухопутных войсках. По той же сбалансированной схеме СКБ создает автомат под натовский патрон.[b]Меткачи — это профессия [/b][b]— Какими качествами должен обладать конструктор стрелкового оружия? [/b]— обратилась я к начальнику специального конструкторского бюро завода [b]Алексею Петровичу Исакову [/b]и услышала в ответ: — Никогда не задумывался. В идеале, наверное, нужно любить то, что делаешь...[b]— А разве можно любить оружие? [/b]— Не только можно — нужно.[b]— Пожалуйста, объясните.[/b]— Попробую. Оружие — вещь довольно сложная. Чтобы получить необходимые характеристики по весу, скорострельности, другим параметрам, необходимо вложить в изделие много ума и таланта. А то, во что много вложено, нельзя не любить, по крайней мере его создателю.[b]— А конструктору обязательно уметь прилично стрелять? [/b]— Ну какая-то практика должна быть. Как я буду на равных общаться с коллегами, тем более с подчиненными, если не могу стрелять хотя бы на среднем уровне? Кстати, и вам, раз уж вы пишете об оружии, тоже не лишне попробовать в деле те изделия, о которых вы собираетесь рассказать.Совету я вняла. А принимающая сторона с пониманием отнеслась к такому не женскому желанию, как испытание нового оружия в полевых условиях.Благо, в окрестностях города Коврова располагается учебный полигон и его посещение входило в программу нашего журналистского пула. Я сделала вид, что всю жизнь только тем и занималась, что палила из автоматического оружия боевыми патронами, и уверенно шагнула на огневой рубеж. Уверенность была приобретена накануне, во время посещения испытательной станции Ковровского механического завода.На этой станции работают меткачи — стрелки, приводящие изделие к нормальному бою (прошу прощения за употребление неуклюжих по звучанию, но точных по значению профессионализмов). Раньше они проводили «обстрел» продукции вручную и обладали личным клеймом.Прежде чем приступить к работе, должны были выбить три мишени в определенном размере, и если с двух попыток, предоставляемых с разницей в час, не выполняли поставленного условия, к работе не допускались. Сейчас меткачей заменила электронная система. Интересно, что испытывается изделие в «сером», т. е.неокрашенном варианте (именуется так по цвету фосфатного покрытия), после чего идет на полную разборку. Повторная сборка производится на так называемом «черном» конвейере.С изделия песком удаляется оставшаяся грязь и наносится специальный состав. Последний необходим, чтобы детали меньше обгорали, ведь при стрельбе сплошной очередью ствол становится красным.…Попав в кабину, где мне предстояло опробовать последнюю новинку СКБ — пистолет-пулемет «Каштан», я ощутила себя почти как в парилке. Оказалось, здесь действует специальная приточная вентиляция, выдувающая дым, который может помешать работе. Летом гонится холодный воздух, зимой — теплый, показавшийся мне горячим еще и потому, что процесс наведения прицела, нажатия на курок связан, как мне показалось, с выделением энергии: даже когда стреляла на полигоне на морозе, холода не чувствовала. А может, приток тепла дает ощущение повышенной опасности?..Складной приклад можно «расправить» и приладить к плечу. Правая рука на спуске, левая — на рукоятке, которой служит магазин. Удобно и надежно, особенно при замене магазина в темноте, на ощупь.Глаз упирается в красную светящуюся точку климаторного прицела. Совмещаю ее с мишенью, плавно нажимаю на спуск... «Каштан» оживает в моих руках, но только на миг. Отдача от выстрела минимальная.Переключив пистолет на режим автомата, повторяю операцию.«Каштан» бьется, как живой.Удерживать его уже труднее, кажется, что ствол после серии выстрелов уходит вверх, но отдача по-прежнему мягкая, если не сказать приятная. Приносят мою мишень. Она выглядит вполне прилично. Почти все пробоины в пределах черного кружка, и это при близорукости минус девять!.. Воистину, с таким оружием — хоть в пекло.[b]«Каштан» нуждается в поддержке [/b]СКБ создавало пистолет-пулемет АЕК-919К (а попросту — «Каштан») для нужд МВД. В отличие от обычного короткоствольного оружия, «рассеивающего» патроны, он стреляет кучно, конструктивно прост и надежен. Но, похоже, бессилен перед административной броней. Являясь не наступательно-боевым оружием, а средством обороны, «Каштан» жизненно необходим тем военным, которые нуждаются в индивидуальном стрелковом оружии, — летчикам, радистам, танкистам, поварам, наконец. Заинтересованы в нем подразделения МВД и спецподразделения Министерства обороны.Вот мнение командира взвода, участвовавшего в 1996 году в боевых действиях в Чечне, гвардии капитана В. Толстого: «По себе знаю, что часто и танкистам приходится участвовать в ближнем бою. В Грозном нам не хватало компактного стрелкового оружия. «Каштан» одобряю. Конструкторы сумели создать удобное в обращении оружие, и я сам убедился, с какой высокой точностью оно стреляет».При всех сложностях нашей переходной экономики надо думать об оснащении армии высокоэффективным оружием, таким, образчиком которого является тот же «Каштан».Создавать новые образцы оружия, модернизировать уже завоевавшие рынок Ковровский механический завод может исключительно благодаря спросу на его продукцию на этом самом рынке — экспортная доля КМЗ в общем объеме выпускаемой продукции составляет восемьдесят процентов. Резкое сокращение государственного оборонного заказа, который в былые времена доходил как раз до этих самых восьмидесяти процентов, поставило предприятие в труднейшие условия. Из кризиса оно выбирается мучительно, и процесс этот не закончился. Но завод сумел сохранить высокое качество своей продукции, а это залог дальнейших успехов. Положительная роль в возрождении предприятия принадлежит холдинговой промышленной компании «Новые программы и концепции» — крупного акционера ОАО «КМЗ», сумевшего выстроить с ним цивилизованную систему отношений, помогающего умело выходить на внешний рынок.Но и в своем отечестве продукция ковровцев остается очень даже нужной. Чем лучше у державы оружие — тем меньше ее потери в войнах. Эта аксиома, к сожалению, не утратит своей актуальности и в XXI веке.
Общество
Как Иван Иванович не стал ссориться с Иосифом Виссарионовичем
[i]По коридору обычной московской школы пробегает ученик и негромко напевает «Любви все возрасты покорны, ее порывы благотворны...». Встретивший его учитель пения столбенеет: «Что ты поешь?» — «Мне кажется — арию Гремина». — «Вот и мне кажется, что арию Гремина. Всю знаешь?» — «Всю». — «А под рояль сможешь спеть?» — «Никогда не пробовал». — «Пойдем, попробуешь». А когда он попробовал, учитель застыл с открытым от удивления ртом.Этот высокий тоненький юноша владел роскошным от природы, поставленным басом: «Да как же у тебя звучит! Ты должен выступать на школьных вечерах». И он выступал — и не только в школе, но и в театрально-музыкальном училище имени Глазунова, где продолжил образование, потом на Брянском и Волховском фронтах, где в составе фронтовой бригады давал по два-три, а иногда и по четыре концерта в день с ноября 1942-го по апрель 1943-го, а следующие 27 лет — в Большом театре.[/i][b]— Иван Иванович, признайтесь, вы были влюблены, когда пели в школьном коридоре? [/b]— Девочками увлекался, но влюблен не был.[b]— Зураб Лаврентьевич Соткилава утверждает, что если тенор не влюблен — он не тенор. А что по этому поводу может сказать бас? [/b]— Все дело в чувстве музыкального языка и искусстве перевоплощения. Если артист владеет и тем, и другим, все становится на место само собой и не надо изображать влюбленность.[b]— Вы пришли в Большой в период, когда в нем пели и Александр Степанович Пирогов, и Максим Дормидонтович Михайлов, и Ханаев, и Лемешев, и Козловский. Расскажите...[/b]— Это была труппа великих и великолепных певцов, и не было никогда никакой зависти — все работали на спектакль. Настоящая интеллигенция в самом высоком смысле слова. Я начинал со Львом Петровичем Штейнбергом, изумительным дирижером.Потом Чугунов был, потом Кондрашин молодой, потом Пазовский, Голованов, Мелик-Пашаев, Небольсин, Хайкин... Я работал и с Рахлиным, и с Мравинским. Пережил многих главных дирижеров и музыкальных руководителей. А в театр меня принимал Самосуд.На прослушивании он предупредил: «О первых партиях и не мечтайте. Будете петь вторые». Но, услышав моего Монтероне в «Риголетто», которому надо петь на высоком регистре под играющий «тутти», то есть в полную силу, оркестр, он сразу подошел ко мне: «Партию Сусанина знаете? Выучите дуэт с Ванькой, сцену в лесу — и начнем работать над «Сусаниным». А ведь недавно говорил обратное.[b]— Это тот знаменитый спектакль Баратова—Вильямса, к которому приложил руку «отец народов», срежиссировав концовку? [/b]— Не то, чтобы он срежиссировал... Тогда не знали, как закончить. У Глинки разные варианты были. Сталин предложил свой, он, между прочим, понимал в искусстве. Если он делал замечания, это было точно и по существу.[b]— А какие он делал замечания? [/b]— Я должен был играть Еремку в опере «Вражья сила», а Еремка этот — деревенский мужик, забулдыга, готовый за стакан водки душу отдать. Внешность для этой роли у меня была самая неподходящая, в особенности — лицо. И Покровский заставлял меня всячески ломать эту мою интеллигентность. Буквально пол языком лизать. Я так и старался. Когда на спектакль приехал Сталин, он вызвал в антракте директора и спросил: «Что это за молодой человек у вас Еремку поет? Голос хороший, мне понравился. Но уж больно он переигрывает. Чересчур». И я стал более сдержанным.[b]— И часто вам приходилось иметь дело со Сталиным? [/b]— Со Сталиным я знаком не был, ни слова с ним не говорил. Но Петровым стал с его легкой руки. По паспорту моя фамилия Краузе. Мои предки были обрусевшие немцы. И отец был Краузе Иван Иванович, и дед Краузе Иван Иванович. И на афише я значился под этой фамилией. «Что это за фамилия такая? — вопрошал Иосиф Виссарионович (а это было в 46-м). — Мы только закончили такую войну с фашистами, и тут опять эта фамилия. Меня как-то даже перекорежило. Передайте ему: пусть возьмет псевдоним». Я рассказал жене да и забыл. А Сталин опять приходит на спектакль с моим участием и опять к директору: «Вы передали мои пожелания?» — «Конечно, Иосиф Виссарионович». — «Ну еще передайте». Пришел ко мне директор: «Сталин второй раз сказал о фамилии. Учтите, третьего раза может и не быть». И я, недолго думая, взял фамилию жены.И вот я дебютирую в роли Бориса на сцене Большого. (Тогда прекрасные артисты Годунова пели — Рейзен и Пирогов, а у меня был ввод.) А Сталин, по слухам, то ли при смерти, то ли уже неживой.5 марта 1953 года меня привезли в театр. Я гримируюсь и волнуюсь ужасно и скорблю: так не повезло... Вышел на сцену. Провел сцену коронации. Спел монолог. Занавес закрылся, и вдруг публика стала вызывать меня на поклоны.Вероятно, слухи о смерти уже сделали свое дело. Когда закончилась сцена в тереме и я упал, спасаясь от призрака, — опять страшный успех. А на следующий день объявили, что Сталин умер.[b]— Смена фамилии как-нибудь помогла? [/b]— Помогло то, что голос был довольно приличный, звучный. Были актерские данные, которыми я умело пользовался, и какаято необыкновенная увлеченность.Я работал очень много. Не говорю, что все время пел. Шел, например, по улице и думал, как Кочубей может ту или другую фразу произносить. Потихонечку ее напевал и даже делал какие-то жесты. Потом ловил на себе удивленные взгляды прохожих, в которых читалось: «Сумасшедший идет». А еще мне очень помогали мои старшие великие товарищи.После двух премьерных спектаклей «Руслана и Людмилы» я поделился своими проблемами с Александром Пироговым. В сцене с Головой на словах «И меч, и щит раздроблены» Руслан начинает искать меч: поднимает один — бросает, другой, третий... И дыхание сбивается, а тут начинается очень трудная вторая часть арии. Александр Степанович засмеялся: «Я тоже через это прошел, и мой брат Гриша, который пел Руслана замечательно. Так вот, он учил меня в пригорочек, на котором поешь, воткнуть дватри меча. Во время речитатива вы берете их в охапку и на мелодических акцентах бросаете на «землю» — и дальше пошла ария.Я обязан,— говорит, — передать вам этот прием по наследству». И когда я так сделал на следующем спектакле, все у меня получилось. Много есть хитростей, чтобы донести до публики кульминацию. Можно прекрасно спеть куплеты Мефистофеля, но если заключительное «...правит бал. Баа-а-л!» не прозвучит — получите пять хлопков. А если подготовиться к этому моменту...[b]— В этом вам тоже кто-то помог? [/b]— Конечно. Но нельзя сбрасывать со счетов и мое спортивное прошлое.[b]— И каким спортом вы занимались? [/b]— Хорошо играл в футбол и баскетбол, в теннис играл прилично, а в волейболе достиг кое-каких результатов. Был ведущим нападающим юношеской сборной Москвы по волейболу. Играл за юношеские клубные команды и завершил свою спортивную карьеру в составе мастеров московского «Локомотива». Поэтому мой Дон Базилио в «Севильском цирюльнике» легко падает плашмя на сцену со словами «Доброй ночи вам желаю», а Мефистофель...Вот с ним случился казус. Сцена в погребке. Знаменитые куплеты Мефистофеля о золотом тельце я заканчиваю, стоя на груде бочек. На спектакле я разбежался, прыгнул и... провалился в бочонок.Оказывается, бутафоры сверху поставили не натуральный предмет, а реквизит из папье-маше.Но я не упал, а после слов «Сатана там правит бал» ударил по этой полуразвалившейся бутафории ногой, и она улетела за кулисы.[b]— Вы — один из участников знаменитых гастролей Большого театра в Ла Скала в 1964 году.[/b]— Они были интересны мне тем, что открывались спектаклем с моим участием — «Борисом Годуновым». А потом в «Князе Игоре» я выступал сразу в двух ролях — Галицкого и Кончака. Так вот, на следующее утро после «Бориса Годунова» мне позвонила Валли Тосканини: «Вас хочет видеть одна дама. Она специально приехала из Рима». Вечером меня познакомили с Мариной Федоровной Шаляпиной, дочерью великого певца. Она сказала буквально следующее: «Я ревностно отношусь ко всем певцам, которые выступают в тех ролях, где блистал мой отец. Редко кто мне нравился. Но вчера вы меня потрясли, поэтому примите это в подарок».И достает коробочку, в которой вижу кольцо с рубином в обрамлении других красивых камней. «Этот перстень папа надевал всегда на безымянный палец, когда выходил в роли царя Бориса».Долго хранил я эту драгоценность, а потом решил передать реликвию в Дом-музей Шаляпина. Теперь она — часть музейной экспозиции.[b]— Иван Иванович, вы шестьдесят раз выезжали на гастроли, объездили всю Европу, побывали в Америке, Австралии, Японии... В какой стране вам понравилось больше всего? [/b]— Если бы я не родился в России, то, пожалуй, выбрал бы для жизни Новую Зеландию. Вы даже не представляете, какая там красота! Поселения утопают в цветах, экзотических растениях. Удивительные озера, полные форели.И климат очень хороший, средняя температура — двадцать градусов (самая низкая — плюс десять, а самая высокая — плюс тридцать). И какая-то размеренная, тихая, спокойная жизнь.
Развлечения
Личный пилот
[b]Приказ доставить и.о. президента России в грозненский аэропорт «Северный» прозвучал для Харчевского полной неожиданностью. И первой реакцией на него было законное чувство гордости, которое мгновенно сменилось другим, гораздо более присущим этому летчику — чувством высочайшей ответственности. Необычный пассажир делал и полет необычным. Радость окончательной посадки, по словам летчика, пришла не скоро — в воздухе вместе с Владимиром Путиным он провел более часа...[/b][i]Несмотря на громкие титулы — «заслуженный летчик России» в отечестве и «лучший российский боевой летчик» в Америке — широкой публике о генерал-майоре Харчевском и возглавляемым им Липецком центре мало что известно. Стремясь восполнить этот пробел (страна должна знать своих героев!), я оказалась в Монино, где на юбилее Военно–воздушной академии имени Гагарина ожидалось появление одного из самых перспективных ее воспитанников. К моменту появления [b]Александра Харчевского [/b]я знала, что он специалист по воздушными боям, и победил более чем в ста из них.Все остальное об этом уже седеющем генерале с чуть ироничным проницательным взглядом еще только предстояло узнать, и сделать это в обстановке, отнюдь не располагающей к задушевным беседам — в продуваемом всеми ветрами вестибюле.Он родился на Украине. Мама — медик, отец-фронтовик работал директором райпромкомбината. Инфаркт поставил точку в его недолгой жизни, и эта смерть совпала с выпуском сына из училища. Впереди была служба в группе советских войск в Германии.[/i]— Наш 31-й истребительный полк стоял в местечке Фалькенберг. Там я стал летчиком первого класса, инструктором, командиром звена. Мне, капитану, доверили молодых, только что выпустившихся лейтенантов. С ними я на практике познавал науку педагогику. Правда, ребята попались отличные, совершенно одержимые. Все впитывали, как губка. Если мы не летали, все равно были вместе — играли в футбол, ездили отдыхать.[b]— Александр Николаевич, вы помните свой самый первый полет? [/b]— Конечно. Дело в том, что я первый в училище на втором курсе начал летать и в полку мне первому была предоставлена возможность самостоятельно подняться в воздух. Проверял меня командир полка. Я должен был с ним выполнить три контрольных полета по кругу, но первые два мне почему-то не очень понравились. Даже сомнения возникли, выпустят ли самостоятельно. Командир сказал, что нужно учесть в первом полете, что — во втором. А в третьем велел не повторять прошлых ошибок и отпустил в самостоятельный полет. Когда я набрал высоту, первая мысль была: все, я один, сзади — никого...[b]— Ну а самый памятный полет, конечно, с нынешним президентом? [/b]— Знаете, он не столько памятный, сколько ответственный. Пожалуй, самый ответственный полет, который я выполнял.[b]— Вы использовали этот подарок судьбы в интересах Липецкого центра? [/b]— Я не ставил своей целью лоббирование. И вообще возможность поговорить появилась только на обратном пути, потому что все уже знали, кто летит и куда. В первый же полет я беседовал в основном с землей, вел активный радиообмен. Владимир Владимирович сам спросил о делах и задачах центра. Конечно, всплыла наша больная тема: не все летчики могут летать. Что для этого необходимо? Только керосин. Любой опыт и самые высокие профессиональные качества без постоянных тренировок теряются. В боевой авиации таких потерь быть не должно. Путин обещал помочь.[b]— Всех интересуют подробности, детали вашего полета с президентом...[/b]— Владимир Владимирович перенес полет очень хорошо, даже получил от него удовольствие, если вы это хотели услышать. Я поразился его физическим способностям и возможностям. Он проявил характер, концентрированную волю, как настоящий летчик, и умение идти на оправданный риск. В итоге он выразился в том смысле, что этот вид транспорта и быстрее, и дешевле, и безопаснее, и надежней. Думаю, это и есть его оценка полета.[b]— В Центре боевого применения и переучивания летного состава, который вы возглавляете, строевые летчики учатся воевать. Но чтобы учить других, надо и самому беспрестанно учиться...[/b]— Мне представилась уникальная возможность — научиться тому, что умеют летчики-испытатели самого высокого класса. Параллельно с работой в центре я осваивал возможности боевых самолетов непосредственно на летно-испытательных базах. Допустим, изменения произошли на МиГе. Я приезжаю в КБ, и с шеф-пилотом микояновцев Валерием Меницким мы поднимаемся в небо. Он учил меня владеть самолетом в особых, самых критических режимах. Во всем диапазоне: сваливание, штопор, различные отклонения, которые могли к ним приводить. То есть освоить самолет, узнать его, почувствовать. Вообще грех жаловаться: жизнь постоянно заботилась о том, чтобы я повышал свой профессиональный уровень.Она заботилась еще и о том, чтобы за каждым взлетом следовала посадка, что, на мой взгляд, гораздо важнее. [i]Но был у Александра Николаевича случай, который едва не прервал цепочку взлетов и посадок. Это произошло в американском небе в 1992 году.Тогда в российских эшелонах власти демонстрация лояльности недавнему противнику считалась хорошим тоном. Мы начинали «дружить домами», и обменные визиты становились немаловажной составляющей этой дружбы.Харчевский и Карабасов в составе делегации российских ВВС, совершавшей ответный визит в США, на Су-27 возвращались на родину. На отрезке пути от авиабазы «Лэнгли» к авиабазе «Росфорд» их сопровождали на правах хозяев F-15, в порядке помощи, ведь наши «сушки» не имели возможности над территорией США вести навигацию и радиообмен. И вот после двух с половиной часов пути на высоте порядка четырнадцати тысяч метров при снижении для последующего захода на аэродром посадки при сбросе оборотов на малый газ... [/i][b]Слово — Харчевскому: [/b]— ...Сначала мой ведомый Георгий Карабасов доложил: «Остановились двигатели». Смотрю: у меня они тоже стоят. Чтоб сразу обе силовые установки вышли из строя, это, знаете ли... Что делать? Прошу американских летчиков, чтобы они от нас не отходили. Ведь если двигатели все-таки запустятся, мы даже не будем знать, куда лететь. А если мы катапультируемся, им следует сообщить наши координаты и вызвать спасательную команду. И вот в этой ситуации американские летчики нас кинули. Мы оказались без двигателей, без малейшей возможности определить, куда летим, без связи с землей.[b]— И каким же богам вы тогда молились? [/b]— Некогда было молиться. Надо было думать и действовать. Даю команду снижаться до десяти тысяч метров и начинать запуск двигателей. Но чтобы двигатели запустились, нужна большая поступательная скорость. Ее можно достичь только увеличением вертикальной скорости, то есть быстрой потерей высоты. И вот идет борьба с самим собой. Не зря считается, что в авиации примат ума и интеллекта над рефлексами. Рефлекс — это сделать так, чтобы не быстро падать, а знание техники подсказывает: надо быстрее терять высоту, чтобы создать условия для запуска двигателей.[b]— В вашем случае победил интеллект, иначе бы мы с вами сейчас не беседовали. Когда же включились двигатели? [/b]— У моего ведомого на высоте 3,5 тысячи, у меня — на 2,5 тысячи метров. После этого начали увеличивать скорость. Летим вслепую в расчете наткнуться хоть на какой-то аэродром и вдруг видим две точки. Начали их догонять. Потом оказалось, что догоняли «своих» американцев. Пристроились к ним молча. И они нас привели на аэродром.[b]— Почему же остановились двигатели? [/b]— Позднее мы узнали причину. Нам залили топливо с плотностью, которая ниже той, что требуется нашим двигателям. И вот встречаем кинувших нас американских пилотов. Думаете, они извинились или посочувствовали? Только и спросили с улыбкой: «Ну что, плохо вам было?» Думаете, кто-то из американского летного начальства разбирался с этой ситуацией? Случись у нас подобное, я просто не представляю, что было бы. А у них — в порядке вещей. Тогда я и сделал вывод, что чувство локтя и элементарная порядочность у американцев отсутствуют.В Южной Африке в 1995 году у меня было нечто подобное. Летчик, с которым вел воздушный учебный бой, проиграл. А на земле мы договорились: кто проигрывает, тот и ведет на аэродром.То есть если я иду сзади, значит, он проиграл бой и признал это.Так и было, но когда он начал меня заводить на посадку, я понял, что он, местный, перепутал аэродромы! Сообразив наконец, что завел не туда, он бросил меня совсем. За такой поступок в ЮАР тоже наказывают — отстранением от полетов.[b]— Александр Николаевич, как вы расслабляетесь? [/b]— Тринадцать лет вместе с сыном строил дачу на берегу реки Воронеж. Собственными руками. Нигде не отдыхал, ни в какие санатории не ездил и все свободное время проводил на стройке. И сейчас я могу сказать, что прожил жизнь не зря. Я построил дом, посадил сад, имею прекрасных детей и даже внука. [b](Сын Вадим служит инженером в Липецком центре, дочь Инна окончила Липецкий педагогический институт и работает в техническом университете. Внук ходит в первый класс. — Е.Л.).[/b][b]— Максим тоже будет летчиком? [/b]— Космонавтом! Он хочет быть выше дедушки.[i]…Он вышел в свет телекамер и фотовспышек, чтобы в этот короткий, в несколько часов, визит — на торжества по случаю его альма-матер, Военно-воздушной академии им. Гагарина, — ответить на все журналистские вопросы. Терпеливо их выслушивал, коротко и точно отвечал.И хотя официально этот выход назывался пресс-конференцией Главкома ВВС, Анатолий Корнуков стал свидетелем импровизированной пресс-конференции Александра Харчевского. Но внимал младшему по званию и взирал на происходящее действо не без одобрения. Так смотрят на своих подающих надежды преемников.[/i]
Общество
Цветаева и Казанова
[b]Эта работа, созданная поэтессой в 1919 году, относится к ее загадочной дилогии о Джакомо Казанове.Произведение включает в себя 2 части: «Приключение», повествующее о молодости неутомимого авантюриста, и «Феникс», где речь идет о последних днях известного любовника.[/b] В работе над спектаклем приняли участие звезды «Мастерской Петра Фоменко» и студенты курса Сергея Женовача. На роль центрального героя пьесы, который у Цветаевой вышел противоречивым и неоднозначным, режиссер пригласил одного из главных премьеров театра «Мастерская Петра Фоменко» Карэна Бадалова. А образ последней возлюбленной великого Казановы достался Полине Кутеповой. От автора в звуковой версии «Феникса» выступает Галина Тюнина.Возрождение поэтического радиотеатра обещает стать продолжением замечательного направления литературно-драматического вещания, сложившегося еще в 40–50-е годы и давшего прекрасные образцы этого некогда весьма востребованного жанра. Успех первого опыта радио «Культура» в этом жанре – запись драмы М. Ю. Лермонтова «Маскарад», также с участием «фоменок», – говорит сам за себя.
Развлечения
Эксклюзивы
Вечерка ТВ
Приметы и советы
Проще, чем кажется
Мнения
Михаил Щипанов
Михаил Щипанов

Как Саркози на цепь сажали

Сергей Станкевич
Сергей Станкевич

Стратегия укрепит народ России

Екатерина Вассерман
Екатерина Вассерман

Эпоха бережливых технологий

Дарья Ефремова
Дарья Ефремова

Махнемся не глядя написанным

Все мнения
О проекте
▲
vm.ru

Установите vm.ru

Установите это приложение на домашний экран для быстрого и удобного доступа, когда вы в пути.

  • 1) Нажмите на иконку поделиться Поделиться
  • 2) Нажмите “На экран «Домой»”

vm.ru

Установите vm.ru

Установите это приложение на домашний экран для быстрого и удобного доступа, когда вы в пути.