Олег Балобин — все материалы автора

Олег Балобин

Я НЕ УМЕЮ СТРОИТЬ СЧАСТЬЕ НА ЧУЖИХ КОСТЯХ

[i]Не знал Шталенков и не мог знать, что вернется из Америки в Россию и вдруг присядет здесь на банку. Спасибо тольяттинской «Ладе», умелым рукам ее нападающих. Неделю назад они трижды продырявили его ворота в «Лужниках». Последняя шайба, самая вредная, издевательски юркнула в сетку у него между щитков. Билялетдинов даже сплюнул в сердцах.[/i][i]Отрывисто крикнул что-то запасному голкиперу [b]Олегу Шевцову[/b]. Тот сразу встал и начал разминаться, усердно приседая в шпагате. Впереди еще был целый период, но уже без Шталенкова. Дальше — больше. Через день в игре с уфимским «Салаватом Юлаевым» он на льду вообще не появился.Вчерашний энхаэловец, за восемь лет избороздивший вдоль и поперек звездные трассы самой разудалой в мире лиги, лучший, кстати, ее игрок октября 99-го, томился теперь за бортиком и сквозь исцарапанный плексиглас наблюдал, как его «Динамо», тужась, выцарапывало ничью под хлипкие ахиохи неприлично «плешивых» трибун. Не «катит» в этом сезоне команда, и болельщицкая тропка в «Лужники» потихоньку начинает зарастать. Да и сам Шталенков отвык, поди, играть в таком тщедушном антураже. За океаном — что ни матч, то аншлаг, правда, и хоккей там чуточку другой… В Штатах у него осталась семья.Жена. Сынишка десятилетний, который по-английски шпарит лучше, чем по-русски. Домик двухэтажный в вечнозеленом тихом Анахайме. Казалось, что еще было нужно этому человеку, чтобы спокойно встретить неумолимо катящуюся хоккейную «старость»? Ведь Шталенкову уже 35.Рубеж критический. Самое время крепко подумать о своем житьебытье уже после хоккея. Но вместо этого — рывок через Атлантику, из калифорнийских кущ в студеную Россию, жесткая посадка здесь на банку и вопрос, торчащий в голове кумачовым транспарантом: и зачем Шталенкову это понадобилось — щекотать судьбу на посошок? [/i][b]— А правда, зачем вам это, Михаил? [/b]— Я и сам не знаю, если честно.Мог бы уже, конечно, закончить и вообще уйти со льда, но пока не решаюсь. Знаю, как тяжело мне будет сделать этот шаг, — он же будет последним. Дальше начнется уже совершенно иная, не хоккейная жизнь. И потом, не хочется уходить вот так, с бухты-барахты, одним махом обрубив все концы. Так вообще-то не делается.Лучше, когда ты заранее решишь: этот сезон доиграю, и все — коньки на гвоздь, как говорится.Обычно люди так и делают — с осени еще задают себе «отходную» программу и потом весь сезон ее в себе аккумулируют. Морально готовят себя к заслуженной пенсии. И созревают, как раз к весне, когда заканчивается чемпионат. Я? Да у меня и мыслей таких не было. Я, наоборот, надеялся, что у меня еще будет какой-нибудь контракт в НХЛ — на два года, на год, но обязательно будет.Надежда эта жила во мне где-то до середины октября, пока мне окончательно не стало ясно, что стоящей весточки из-за океана мне уже не дождаться, а вот сезон можно вообще потерять.[b]— Поняли и тут же согласились на динамовский вариант? [/b]— С руководством клуба у меня еще перед сезоном был уговор: если с НХЛ ничего не выгорит, я буду ваш. И еще в сентябре начал тренироваться здесь с Владимиром Мышкиным… Никому ничего я здесь доказывать не собираюсь. Все, что я хочу: продлить, насколько получится, свою хоккейную биографию.[b]— А деньги как же? Скажем, гденибудь в провинции, где в изобилии пасутся тучные клубы-олигархи, вам бы наверняка предложили условия куда щедрее, чем в «Динамо».[/b]— Думаете, я бы их принял? Вряд ли. Сказать по правде, после восьми лет, проведенных в Америке и немного в Канаде, тяжело представить себя живущим, даже пусть временно, где-то в российской глубинке. В принципе, мне и в «Динамо» условия создали вполне подходящие. Я в каком-то долгу перед клубом. И надеюсь, что смогу его вернуть — хорошей игрой.[b]— Но настроение у вас, чувствуется, не очень? [/b]— Так себе, если честно. Пока я недоволен здесь своей игрой.[b]— А почему? Что не получается? В конце концов, вы же вернулись не куда-нибудь, а в родной динамовский дом.[/b]— Дом-то, конечно, родной, но только игра здесь иная, не та, к которой я привык за последние годы. Может, в этом все дело. А быть может, просто трудно себя как-то заставить немножко, как это было в прежние годы. Да и семьи опять же не хватает. В общем, тут целый клубок разных «если» да «почему». Распутать его нужно время. А у меня его было пока всего ничего. Я ведь до прихода в «Динамо» даже не тренировался.[b]— А что же вы делали? [/b]— Ничего не делал. Отдыхал с тех самых пор, как «Флорида» вылетела из плей-офф. Пять месяцев, считайте, канули в пустоту.Приходится теперь нагонять… [b]— Бежать вдогонку за своей же прошлогодней тенью? [/b]— Ну что-то в этом роде.[b]— За свои восемь лет в НХЛ вы успели сменить четыре клуба. Кроме «Флориды», играли в «Анахайме», «Эдмонтоне», наконец, в «Финиксе». Но ни в одном из этих клубов так и не стали первым номером. Везде были только вторым. За вами даже закрепилась слава лучшего второго вратаря в лиге. Второго, но не первого.[/b]— Почему, хотите узнать? Стабильности, наверное, не хватало, чтобы выбиться в передовики. У меня все шло как бы полосами. То белая, когда ты тащишь, кажется, все, что только можно вытащить, вдохновенный, уверенный, стоишь и сам себе радуешься. Ну все получается! Любое движение — в точку. Нужно упасть — упал. Стоять — стоишь. Вот тогда это работа. Но потом вдруг — как отрежет, и начинается сплошная чернота, как было, скажем, в матче с «Ладой»: все чувства как бы притупляются, и ты уже сам не свой… [b]— А почему так бывает, вы знаете? [/b]— Чувствовать — чувствую, но объяснить — нет, наверное, не смогу.[b]— Считается, что второй вратарь, обреченный вечно видеть перед собой чей-то затылок, в душе, помимо своей воли, затылок этот тихо ненавидит. И ждет не дождется, чтобы заклятый конкурент-партнер поскорее сел в лужу. Его неудача — твой шанс проявить себя. А чему вы улыбаетесь? [/b]— Смешно просто. Драматургия, ну прямо, как у Шекспира. Не знаю, правда, от кого вы все это слышали, но знаю точно: это не про меня. Надо быть очень злым человеком, чтобы в душе кликать беду на чью-то голову. А я не злой человек.[b]— Это хорошо или плохо? [/b]— Иногда, наверное, плохо. Подчас именно злости мне не хватает на льду. Или в жизни. Злости и честолюбия. Зато, сколько себя помню, я никогда никому не завидовал. И тем более не стремился устроить свое счастье на чужих костях, как говорится. А если вдруг случается что-то не так, неудача какая-то, то разборы полетов я всегда начинаю с себя самого.[b]— Шталенков — мудрый человек? [/b]— Думаю, не очень. Был бы мудрым, тогда бы кое-что в моей хоккейной жизни сложилось, вероятно, иначе.[b]— Наивный вопрос: у вас есть любимая книжка, которую вы часто перечитываете? [/b]— Книжка? На книжки вообще-то нет времени. Читаю в основном газеты.[b]— Ну и как — интересно? [/b]— Скорее — однообразно. Газет вроде много, но писать все стараются больше почему-то о плохом.[b]— Разве в американских газетах о плохом не пишут? [/b]— Почему же? Пишут, конечно, но значительно меньше, чем здесь. Сама жизнь там все-таки иная.[b]— Откройте секрет: почему весной вы не поехали в Санкт-Петербург на чемпионат мира? [/b]— Да нет тут никакого секрета. Мне предлагали поехать, но я отказался. К началу чемпионата я уже два месяца, как был не у дел. Я и сейчас-то ни в какой форме, а тогда был еще хуже. Какой смысл был ехать? [b]— Ну теперь-то, зная аховый там результат, можно точно сказать — никакого.[/b]— Я не видел ни одного матча оттуда, но, судя по газетным материалам, вратари там были вообще ни при чем. Если полевые игроки, звезды, не могут забить пару шайб Латвии с Белоруссией — при чем же здесь вратари? [b]— А сейчас вы в сборную надеетесь попасть? [/b]— Я такой же, как все. Мои прошлые регалии не в счет. Все теперь зависит от моей игры. Буду на уровне, Михайлов, наверное, про меня не забудет. Пригласит. Откликнусь с удовольствием.[b]— А энхаэловский запал не потеряли? Или уже все — отгорели, и больше вернуться туда не надеетесь? [/b]— Сейчас я уже немного успокоился: что будет — то и будет.Пригласят — хорошо. Не пригласят, ну что же, значит,.. не пригласят.[b]— Кстати, по дорожке в «Аннахайм», однажды вами проторенной, вскоре намерен отправиться тольяттинец Илья Брызгалов.[/b]— Ну что же, я рад за него, а за одно и за себя. Как-никак, отпахал там пять сезонов подряд. И пусть я был всего лишь вторым вратарем, но какой-то след там все равно оставил. Быть может, они вспомнили, что играл у них когда-то парень из России Майкл Шталенков, звезд с неба он пусть не хватал, но дело свое делал честно, и решили: а почему бы нам не пригласить еще одного русского вратаря...

Вместо точки — оптимистичная клякса

[b]На командном чемпионате мира, проходившем в Дюссельдорфе, теннисная сборная России, а именно Евгений Кафельников и Марат Сафин, едва не сотворила чудо. Марат прибавляет сейчас, как на дрожжах. И шкала его рейтинга, дремавшая в прошлом сезоне, встрепенулась, точно ошпаренная, поскакала вверх, не останавливаясь.[/b][i]В Дюссельдорфе наши тоже начали на «ура». Молодецким размашистым шагом прошлись по подгруппе, как по проспекту. Соперники так и отлетали в сторону. Чилийцы. Испанцы. На закуску подвернулись австралийцы — убрали и их. И вот он — финал. Наша команда впервые так близко подступилась к мировому трофею. В решающем матче по ту сторону сетки маячили словаки. «Ну, эти-то нашим по зубам. Справятся», — бодрились в унисон спецы накануне финала. Как доказательство припоминали недавний матч в Кубке Дэвиса: мол, тогда же мы побили словаков этих, значит и сейчас побьем. Должны побить… Но вышло все совсем наоборот. Проиграли наши этот финал, и, что обидно, всухую — 0:2. И вместо триумфальной точки в конце расплылась неприятная клякса. Комментаторы, подводя печальный итог поединка, не жалели ядовитых эпитетов в адрес наших теннисистов. По их словам, в первой игре Доминик Хрбаты просто-таки растерзал Кафельникова на тай-бреке — 6:4, 7:6. А затем Кароль Кучера легко дожал имитировавшего сопротивление Сафина — 6:3, 6:2. Так это виделось кое-кому из Москвы — по телевизору, естественно. А теперь послушаем очевидца. [b]Александр Волков[/b], известнейший в недавнем прошлом наш теннисист, а ныне вице-президент ВТА только прилетел из Дюссельдорфа, ехал из аэропорта в Москву, и в это время я набрал номер его мобильника.[/i]— Что-то там говорят, простите? — показалось, он немножечко даже опешил и попросил нас повторить ему телекомментарий к матчу слово в слово. Я повторил: и про растерзанного Кафельникова, и про Сафина, якобы обозначавшего борьбу.— Да нет, ну это полная чушь, — резюмировал Волков. — Те, кто смеет так рассуждать, вероятно, судят исходя только из счета, не видев самой игры. А я игру видел, на корте. Ребята выкладывались на все сто. Глупо даже предполагать, что они могли сыграть там в полруки. В подгруппе еще куда ни шло. Но раз вышли в финал, беречь себя уже нет смысла. Тут надо биться уже до конца. Ребята и бились. Просто им не повезло. А Сафину, считаю, памятник надо поставить за одно то, что он вообще согласился играть в Дюссельдорфе в самый канун «Ролан Гароса», где его, между прочим, называют среди главных фаворитов, и при удачном исходе он сможет заработать в Париже кучу денег. По всей логике: ему бы эту недельку следовало как раз отдохнуть, собраться перед Парижем. А Марат вместо отдыха уступил нашим уговорам и все-таки приехал в Дюссельдорф.Поступил как настоящий патриот. Ведь за этот турнир он, кстати, не получил от нас никакого гонорара. Сыграл просто потому, что его об этом попросили: Тарпищев, Леонюк, я просил, Кафельников его уговаривал.[b]— Оценивая его шансы перед финалом, многие отмечали, что Сафин имеет преимущество перед Кучерой в силе удара? [/b]— А это, кстати, не так важно, как кажется. Силу удара Сафина Кучера гасил, встречая мяч близко в корте, поэтому Марта все время не успевал. У Кучеры же, наоборот, игра, что называется, пошла. А это такой теннисист: когда он в ударе, бороться с ним бесполезно. Он — лучший.Стабильностью, правда, не отличается. То взлетит, то провалится. В игре против Сафина он взлетел, но не думаю, что надолго.[b]— А Кафельников? [/b]— Кафельников в кризисе глубоком. Сейчас для него любая игра, а тем более победа — это победа, прежде всего, над самим собой. Но проблески уже видны. В Дюссельдорфе Женя, наконец, победил Ллейтона Хьюитта, одного из «заклятых» своих соперников, которому в предыдущих трех встречах неизменно проигрывал. Наконец-то мы увидели на корте прежнего Кафельникова. Жаль, но против Хрбаты у него такой игры уже не получилось.[b]— А когда он совсем придет в себя? Выберется наконец из кризиса? [/b]— По моим прикидкам, где-то к Уимблдону, но как получится, никто, естественно, не знает. Но Женя очень старается, сейчас он пригласил своего прежнего тренера по физподготовке, того самого, который работал с ним в период его наивысшего взлета. Хороший знак, согласитесь.[b]— А вы, если не ошибаюсь, уже стали тренером Сафина? [/b]— Пока нет. Марат решил повременить до конца «Ролан Гароса». Тогда и определить: с кем он будет работать дальше. Кандидатур у него сразу несколько.[b]— Вы в том числе? [/b]— Возможно. Правда, в первый раз, когда он предложил мне сотрудничать, я отказался.[b]— А сейчас? [/b]— Не знаю, возможно, и согласился бы…

За околицей деревни Романцево поселилась сборная России

[b]В последний день весны футбольная сборная России будет держать очередной экзамен — на стадионе «Динамо» предстоит сразиться со словаками. Соперник не ахти какой, однако тренерский штаб в лице Олега Романцева и Михаила Гершковича в один голос заявляет, что легкой жизни ждать не приходится.[/b][i]Но это — 31 мая, а пока на базе сборной в пансионате «Бор» футболисты открыты для прессы. Прежде всего хочется сказать несколько слов и о самой базе. Вне всяких сомнений, по сравнению с Новогорском — это шаг вперед. Особенно это касается обстановки внутри пансионата. Потому что какой-то выдающейся природой окрестности не блещут. Разве что деревня Романцево неподалеку...Сам [b]Олег Иванович [/b]на вопрос о значимости предстоящего матча заявил следующее: [/i]— Мы сейчас не в той ситуации, чтобы делить матчи на важные и не очень. На каждую встречу игроки должны выходить как на «последний, решительный». Иначе о результатах можно и не мечтать.[b]— А что можно сказать о составе нашей команды? [/b]— Травмированы железнодорожники Смертин и Соломатин. Некоторых легионеров мы решили не вызывать, предоставив им отдых. Чтобы к отборочному циклу их физическая форма не вызывала сомнений. Если не брать в расчет эти обстоятельства, то состав можно считать оптимальным.[b]— Есть ли перспективы у наших киевлян Герасименко с Мамедовым? [/b]— Нет. Герасименко не от хорошей жизни выступает в «Динамо» в защите. А возможности Мамедова нам прекрасно известны. В нашей сборной есть ребята и посильнее.Самое интересное, что в какой-то момент главному тренеру сборной даже пришлось переключится с футбола на политику: — В Думу я пока что не собираюсь. Этим пусть занимаются другие люди. А вот с Путиным встречусь обязательно. Владимир Владимирович обещал и, уверен, сдержит слово.[i]Старший тренер сборной [b]Михаил Гершкович [/b]прояснил ситуацию с Алексеем Смертиным.Ведь судить о серьезности его травмы было достаточно сложно. Вроде бы сам Алексей во время игры с Черноморцем рвался на поле — после того, как был заменен.[/i]— В сборной, как и в «Локомотиве», квалифицированные врачи. По их информации, травма у Алексея тяжелая. Возможно, даже мениск. А ведь Смертина, как и Соломатина, мы планировали выпустить в предстоящей встрече уже в старте.[i]...После тихого часа появляются ребята. Могучий Филимонов, молчаливый Дроздов. А вот и именинник — Егору Титову стукнуло в этот день 24.[/i][b]— Подарками похвастаетесь? [/b]— Вот часы подарили, а позже будет торт с одной свечкой.[b]— Почему с одной? [/b]— Даже не знаю, ребята так решили. Вообще-то практически каждый день рождения у меня проходит на базе. Так что особенных впечатлений нет. Да и дата у меня не круглая. Вот скоро Тихонову тридцатник исполнится. Встречаем Андрея Тихонова.[b]— Как вы думаете, что вам подарит Егор Титов на тридцатилетие? [/b]— Сложно сказать. Может быть, машину свою отдаст? (смеется) ...Весь минувший сезон Владимир Бесчастных, как приклеенный, просидел на банке в испанском «Расинге». Вся арифметика сыгранных им матчей вполне уложится на пальцах одной руки. Слезы — и только. Ясно, что клуб в услугах бомбардира особо не нуждается. Тогда какой смысл мариновать его в запасе? Продали бы — и дело с концом. Но боссы «Расинга» артачатся, даже непонятно почему: то ли из вредности, то ли из жадности. Еще год назад «Штутгарт» предлагал им за Бесчастных 3 миллиона долларов. «Расинг» же потребовал четыре — и ни цента меньше. В итоге сделка сорвалась.А нынешней весной в Сантандер наведались гонцы уже из «Спартака». И тоже убыли тогда ни с чем. Но, похоже, «операция Бесчастных» на этом не закончилась. В спартаковском штабе еще теплится надежда заполучить обратно своего воспитанника, хотя бы на правах аренды.Сам бомбардир, естественно, «за» — руками и даже ногами.Как только сезон на Пиренеях закончился, он тут как тут — уже в Тарасовке. Потренировался вместе с командой. А сейчас он уже в сборной — готовится к спаррингам со Словакией и Молдовой.[b]— Владимир, вам часом не приходила в голову такая вот парадоксальная мысль: чем лучше вы сыграете за сборную, тем ниже будут ваши шансы вернуться обратно в «Спартак»? Испанцы увидят, какой все-таки классный футболист этот Бесчастных, и ни в какую не захотят вас отпускать. Или заломят за вас такие деньжищи, что «Спартаку» останется только развести руками.[/b]— Не думаю, что такое может случиться. Сужу по прошлому опыту: ведь сколько игр я уже провел за сборную, однако руководство «Расинга» не проявляло к ним, по-моему, никакого интереса. И вряд ли сейчас вдруг что-то изменится. Впрочем, мне уже все равно: от «Расинга» я себя, считайте, уже отрезал. По крайней мере, в душе.[b]— И давно это случилось? [/b]— Еще в самом начале сезона, как только окончательно убедился, что не бывать мне в составе при нынешнем тренере Густаво Бенитесе. Этот — ни при каких обстоятельствах меня не поставит. Но все-таки попробовал с ним еще раз объясниться. В ответ он понес такую ложь и ерунду, которые я даже пересказывать не хочу. Он вообще, как я заметил, персонаж на редкость оригинальный. А вдобавок еще и скользкий.Один раз опустился до такого, что… даже не знаю, как это назвать. Команда тогда здорово села, провалила несколько матчей подряд; ну, болельщики, естественно, разозлились и стали требовать «голову тренера». Так он, дабы сбить эту волну народного гнева, слушок пустил, будто бы ему домой повадились звонить с угрозами какие-то темные личности. Причем угрожали не только ему — всей его семье. Оказавшись под злодейским прессом, он, дескать, расклеился и не мог полноценно работать с командой. Вот она и поплыла. Караул, бедный тренер! [b]— Считаете, это была утка? [/b]— Я считаю так: если бы ему и правда кто-то угрожал, наверное, он не стал бы вещать об этом в газетах. Обратился бы в полицию, и полиция тихо, без шума, повязала бы злодеев. А так — местная пресса мусолила эту тему несколько дней подряд.А потом, как по команде, вдруг замолчала. Никаких разбойников, кстати, так и не поймали. Вывод, по-моему, напрашивается сам собой.[b]— Бенитес будет работать с командой дальше? [/b]— По-моему, да. Хотя я так особо этим не интересовался, но судя по тому, с каким довольным видом он появлялся на последних тренировках, убирать его пока никто не собирается.[b]— Раскройте секрет: как удалось вам чисто психологически продержаться целый сезон? [/b]— Очень просто: считал, что не имею я права в подобной ситуации сломаться, иначе какой же я после этого буду мужик. Ну и жена, конечно, очень помогала. В самые такие тяжелые моменты она просто брала меня за руку, сажала в машину и увозила куда-нибудь на природу. Или, если время позволяло, уезжали с ней куда-нибудь за границу. Чаще — в Италию. В Рим. Побродить там.Развеяться.[b]— А ребята из команды вас поддерживали? [/b]— Нет. Это у нас, в России, всегда найдется кто-то, кто подставит тебе плечо. А там каждый — только за себя. Разве только Мунитес — душа-человек. Кстати, если бы не он, о лучшем бомбардире чемпионата Испании, Сальве, никто бы и не узнал.[b]— Каковы все-таки ваши планы на будущий сезон? [/b]— Я не могу сейчас строить никаких планов. Ведь от меня практически ничего не зависит. Мою судьбу решают другие люди. На днях у нас был разговор с Олегом Ивановичем. Разумеется, я бы хотел вернуться в «Спартак». Но сначала им надо договориться с «Расингом», чтобы меня отпустили. Переговоры об этом сейчас как раз идут — пока это все, что я знаю…

Будем биться не за деньги, а за золото

[i]Время для визита на базу мы выбрали не очень удачное. Сборная только что вернулась с товарищеских матчей в Чехии. А тут же ей в Петербург улетать, где предстоит размяться на канадцах. Распорядок был спрессован буквально по минутам. И вдруг совсем некстати да еще без звонка заявляемся мы: «Здравствуйте, Александр Сергеевич, а мы к вам».[/i]Место встречи — тренировочный каток в Новогорске. На часах — 9.30. Естественно, Якушев не обрадовался, увидев нежданных гостей.Сразу нахмурился. Тяжело так на нас посмотрел: «А где вы раньше-то были? Приезжаете в самую запарку — до вас ли сейчас!» Мы сконфуженно молчали.Первая мысль: «Ну все, сейчас выгонит. Объяснит кратчайший путь обратно за ворота — и привет». Но не выгнал. Еще раз полоснул нас увесистым взглядом: «Ладно, идите за мной. Минут десять вам уделю, больше, извините, не могу — тренировка».Якушев работает со сборной уже без малого два года. Готовит ее ко второму чемпионату подряд, так что ему есть с чем сравнивать. «Подготовка в прошлом году напоминала пересадку с одного скорого поезда на другой, — говорит он. — Между финишем чемпионата России и стартом мирового первенства зазор получился микроскопический — чуть больше недели. И многие ребята, толком даже не отдохнув, бросились, что называется, из огня да в полымя. С НХЛовцами опять же не получилось. До последнего ждали от них помощи, но приехал только один Яшин… В этом году ситуация, слава богу, иная. У нас и времени было в достатке — успели вроде бы привести в чувство российских ребят, прежде всего, конечно, динамовцев. Последнее медицинское обследование, например, показало, что функционально они уже в норме, то есть вышли на свой оптимальный уровень подготовки.Плюс — НХЛовцы, которых в команде уже шестеро. Новое пополнение ожидаем, когда закончится первый раунд плей-офф Кубка Стэнли. Обещали приехать многие, в том числе и [b]Павел Буре[/b]. В том случае, конечно, если их клубы вылетят из Кубка. Если приедут, команда у нас получится что надо. Хорошая будет команда. Оптимально, как я ее представляю: две пятерки НХЛовцев плюс две чисто российских. Примерно так».Вообще-то НХЛовцы — это извечная головная боль для тренеров сборной. То они едут, то нет.Не далее как еще две недели назад Москву будоражили слухи, от которых мурашки стадами бегали по телу. Говорили, что легионеры за океаном по разным причинам решили сделать сборной ручкой и ноги их в Питере вообще не будет. Министру спорта Борису Иванюженкову срочно пришлось самому лететь за океан на переговоры с игроками.После чего лед, кажется, тронулся. «И это, по-моему, совсем неплохо, — считает Якушев, — что министр проявил такую заинтересованность. Чем больше будет в команде классных игроков, тем сильнее она выступит в Петербурге — это же аксиома».Парадокс, но отнюдь не все желают победы команде Якушева. Да-да, доводилось слышать и такие мнения в хоккейных кулуарах. Когда я ему об этом сказал, Якушев только усмехнулся: «Кто и что там говорит — я об этом и знать не хочу. Главное, народ желает нам победы — вот это я знаю. А все остальное сейчас ерунда».С игроцких еще времен Якушев дружит с [b]Владиславом Третьяком[/b]. А сегодня Третьяк помогает ему в сборной — персонально работает с вратарями. Их в команде трое: [b]Егор Подомацкий [/b]из Ярославля, петербуржец [b]Максим Соколов и Брызгалов Илья [/b]из Тольятти. «Каждый день я провожу с ними специальную тренировку, — рассказывает Третьяк. — Занятие длится примерно час. Работают ребята — любо-дорого посмотреть. С необъятным желанием. Бывает, конечно, и поспорят со мной. Ну и прекрасно, значит, быстрее научимся понимать друг друга. Вот вчера, например, сделал замечание Максиму Соколову. Слишком близко, говорю, у ворот стоишь, немного хотя бы выйди вперед. А он: «Понимаете, мне так удобнее, катаюсь-то я не так чтобы уж очень хорошо». А, ну тогда все понятно, больше замечаний я ему не делал. Кто из них будет первым на чемпионате? Пока это неизвестно. Изначально шансы у всех троих равны. Примерно я уже вижу, кто будет первым. Но это пока предварительно, и говорить об этом раньше времени не стоит, чтобы не травмировать остальных. Всему свое время».А вот и сам [b]Алексей Яшин[/b].Подходит по дорожке к зданию катка в черной на молнии куртке, а бейсболка на голове в фирменном яшинском стиле сдвинута козырьком назад. Экс-капитан «Оттавы», непримиримый забастовщик в этом сезоне, он так и не сыграл ни одного матча. Только тренировался в швейцарском «Клотене» у своего любимого тренера [b]Владимира Юрзинова[/b]. А при первой же возможности рванул в сборную — первым из легионеров. Правда, еще неизвестно, сможет ли он сыграть в Питере. Его судьба накрепко повязана с судьбой «Оттавы» в Кубке Стэнли. Чем раньше «Сенаторы» вылетят, тем быстрее Яшин выйдет на лед за Россию.А если они не вылетят? И вообще: кем в этом тумане Яшин себя сейчас ощущает — игроком основного состава сборной или просто спаррингом для партнеров на тренировках? — Я ощущаю себя игроком, который в зависимости от ситуации в любой момент должен быть готов выйти на лед и показать тот хоккей, какого от меня ждут тренеры и болельщики.Чужая душа, как известно, потемки. Но внешне Алексей держится на все пять баллов. Говорит спокойным голосом уверенного в себе человека без малейшего намека на какую-то обреченность.— Так что никаких спаррингов. Я игрок. Нахожусь сейчас в отличной форме. И меньше всего думаю о своих проблемах в НХЛ. Пусть ими занимается мой агент.Для меня сейчас главное — сборная. Вы не представляете, какое удовольствие, даже счастье я испытываю, когда играю за нее. И никакими деньгами его не измерить. Потому что это действительно счастье. Игровое, человеческое, какое хотите, но счастье. И очень тяжело выходить на лед там, где его нет.Последние слова, судя по всему, были про «Оттаву». Но уточнить это не удалось. Извинившись, Алексей поспешил на тренировку. А насчет денег он верно — стерпеть ради них можно многое. Но не все. Любопытно, но никто из игроков, с кем мы разговаривали, даже всуе, между строк, хотя бы намеком, не упоминал такую животрепещущую, казалось бы, тему, как премиальные.Пришлось им напомнить о них. «Премиальные? — [b]Андрей Коваленко[/b], нападающий «Каролины», пожал плечами. — Не знаю, если честно, я о них и не спрашивал даже. Не за деньгами же я приехал. Я приехал, чтобы вместе с ребятами биться за «золото». Только за «золото». А насчет денег пусть решает федерация».«Ну сами-то подумайте, — это вновь Третьяк, — что такое 20 тысяч долларов, скажем, для Каменского? Особенно если сравнивать с его зарплатой в «НьюЙорке»… В общем, вы понимаете. И глупо даже думать, что кто-то из легионеров приехал сюда в поисках заработка. Это абсурд.Они приехали играть за Россию.Но все равно: уж коли кто-то что-то им пообещал, то слово свое надо держать. По части тех же премиальных. И не будет потом лишних проблем».

Андрей Коваленко: Пять лет я играю только на адвокатов и алименты

[i]Он был одним из первых энхаэловцев, кто, развязавшись с клубными делами, прилетел нынче в сборную. Пружинисто сбежал по трапу самолета в Шереметьево, подошел к встречавшим его журналистам, быстро ответил на пару дежурных вопросов и, сыграв на паузе, огорошил их новостью, больше похожей на сказку. Точку, сказал, ставлю в своей карьере в НХЛ и возвращаюсь обратно в Россию, здесь отныне и буду играть. Во, дела! Все отсюда — спят и видят, как бы поскорее когти подорвать за океан, а он оттуда, значит, решил — в одиночку против течения.Где это видано, чтобы человек по доброй воле взял вдруг и хряснул через коленку свою хоккейную судьбу, казалось, вполне благополучно протекавшую. Клуб «Каролина Харрикейнз» готов хоть сейчас предложить ему новый контракт — в России он такие деньги вряд ли где найдет... Что-то здесь все-таки не так. Но чем путаться в догадках, [b]проще спросить самого Коваленко: [/i]— Быть может, все сказанное вами тогда в аэропорту была всего навсего шутка — насчет возвращения в Россию? [/b]— Почему же сразу шутка — вовсе нет. Такими вещами, по-моему не шутят — чревато, знаете ли... Я, наверное, и раньше вернулся бы, если бы не контракт.Думаю, в жизни у каждого человека случаются такие моменты, когда он чувствует, что подошел к какому-то морально-психологическому пределу. И так продолжать жить дальше нет уже никакой душевной возможности. Хоккей тут совершенно ни при чем. На льду я был как раз в порядке. Тренер Пол Морис даже похвалил меня после сезона — такое с ним бывает редко. Словом, в команде никаких глобальных проблем я не испытывал. Если что-то и возникало — решалось в рабочем порядке. По-мужски, без надувания щек и истерик. А вот в делах проблемы были.Все эти суды бесконечные, адвокаты...[i]Тут, пожалуй, надо кое-что пояснить. Проблемы те, о которых говорит Коваленко, называются одним лишь словом — «алименты». Как раз незадолго до приезда Андрея в Россию по каналам информационных агентств просочилось сообщение из Канады. В двух словах: суд провинции Квебек обязал олимпийского чемпиона Алльбервилля-92 ежегодно выплачивать своей бывшей супруге 350 тысяч долларов в качестве алиментов на детей. От первого брака у Андрея — тройня.[/i][b]— Насколько я знаю, ваш брак с первой женой был расторгнут в России. И вдруг канадский суд — с какой-такой стати? [/b]— Супруга бывшая постаралась. Через какое-то время после развода она взяла детей и вместе с ними приехала в Канаду. И так по-хитрому все повернула, что канадский суд в конце концов стал на ее сторону и отказался признать развод, совершенный в России. Есть в тамошнем законодательстве кое-какие мудреные закорючки, и она за них уцепилась. С тех пор прошло уже пять лет. И что ни год, повторяется один и тот же, сказать по правде, осточертевший уже сценарий.Снова суд, а то и два. То больше с меня требуют, то меньше — жилы тянут. Всю душу выпотрошили.Домой придешь — и тут покоя нет. Каждый вечер звонками телефонными достают. То один адвокат звонит, то другой — то, се, пятое, десятое.[b]— А 350 тысяч долларов в год — это много для вас? [/b]— Конечно же, много — могли бы и не спрашивать. Будь у меня такие деньги, заплатил бы и играл себе дальше со спокойной душой. А так получается, что все эти пять лет я играл только на адвокатов и алименты. Вот и все, собственно.[b]— А дети как же? [/b]— Последний раз я видел их в 1997 году — брал к себе на время летнего отпуска. Там целая история была. За океаном вообще с этим сложно. Я не могу, например, просто так взять позвонить своей бывшей жене и договориться с ней о свидании с детьми.Сначала я должен обратиться к адвокату. Адвокат от моего имени пишет соответствующую просьбу в суд. А суд потом уже решает, давать ли мне свидание. Подарки детям и то сам вручить не могу — только через того же адвоката. Унизительная довольно процедура. Это сложно объяснить словами. Да и стоит ли? [b]— Сейчас-то душа не болит? [/b]— Сейчас уже полегче стало. Я вновь женился. А полгода назад у меня родился сын. Я даже был при родах и видел все своими глазами. Когда это наконец случилось и врач протянул мне неомытого еще младенца, у меня руки тряслись от волнения и радости — я так хотел, чтобы был именно мальчик.[b]— Кстати, как ваша вторая супруга отнеслась к идее вашего переезда в Россию? [/b]— Абсолютно нормально. Ольга ведь тоже русская, как и я. Здесь она родилась. Просто так получилось потом, что вместе с родителями уехала жить в Монреаль, где мы с ней, кстати, и познакомились — еще в то время, когда я играл там за «Канадиенс». А насчет России мы с ней уже давным-давно все обговорили, и не раз, и твердо решили — едем. С клубом, правда, ясности пока нет. Но это и не страшно. Время терпит. Все равно раньше июня будет не до того. Первым делом — мировой чемпионат, а все остальное, как говорится, уже потом. Мы должны сыграть в Питере так, чтобы не стыдно было людям в глаза смотреть. То есть — выиграть.[b]— Вы полагаете, сборной России этот «орешек» будет по зубам? [/b]— А почему бы, собственно, и нет. Команда ведь собирается очень хорошая, согласитесь? [b]— С энхаэловцами — да, а не будь их? [/b]— Мне кажется, что и без них она сыграла бы вполне достойно. Хотя мы, в меру своих сил, конечно, поможем ей сыграть еще лучше. Только не надо ждать, что вот выйдут на лед Каменский, Коваленко, Леха Яшин и — сотворят чудо. Вспомним историю: звезды в нашем хоккее были всегда, начиная с Боброва. Но в одиночку они чемпионатов не выигрывали. Побеждала всегда только команда. И в Питере мы обязаны доказать, что она у нас есть…

Партизанские тайны Владислава Третьяка

[i]Когда же он ушел со льда? Дайте-ка вспомнить. Году в 84-м, кажется. Да, точно, в 1984 году, в конце апреля. Накануне еще между ним и Виктором Тихоновым был на базе в Архангельском разговор на тему, доселе не слыханную. Затеял его сам Третьяк, обратившись к тренеру с просьбой, от которой тот поначалу даже опешил. Вратарь попросил его об одном: в виде исключения позволить ему в промежутке от игры до игры жить не на базе, с командой, а дома, в семье.[/i]Это не блажь, доказывал кипер, тем более, не каприз. В семье, рядом с женой и сыном, ему будет легче вновь обретать душевное равновесие после матчей. А на базу он будет являться на каждую тренировку как штык… В комнате повисло молчание. Было видно, что просьба вратаря обескуражила Тихонова. Прищурившись, он посмотрел на Третьяка долгим пронзительным взглядом. Посмотрел еще раз, и, взяв себя в руки, твердо ответил: «Нет, Владик, не бывать по-твоему. Пока командой руковожу я, жить она будет по моим законам». Вероятно, с точки зрения тренера, Виктор Васильевич был прав на все сто. Уступи он сейчас Третьяку, об этом тут же узнают другие. И назавтра к нему гуртом пойдут ходоки, не менее Третьяка знаменитые, с аналогичными просьбами.И полетит в тартарары вся система подготовки команды, кропотливо, кирпичик к кирпичику, созданная им в ЦСКА. Пройдет всего несколько лет, и эту систему будут проклинать на все лады, называя ее то крепостнической, то тиранической, лукаво умалчивая при этом о ее фантастической призовой продуктивности. Каждый год хоккейное золото килограммами отгружалось на радость стране со всех турниров подряд. Еще 15 лет назад ЦСКА, а с ним и сборная были сильнейшими в мире. На равных с нами могли потягаться только канадцы. Ну, разве еще чехи, правда, иногда.Остальные, как правило, исполняли роль безропотных статистов — под ногами только крутились на льду, ни на что особо не претендуя. И раз система работала, Тихонов волен был без оглядки гнуть свое и решительно отодвигать в сторону любое возникавшее вдруг препятствие.Он посмотрел опять на Третьяка и добавил: «На базе будут жить все. Или никто. Кто не согласен — может уходить». Третьяк ушел.Наутро, крякнув, закинул на плечо баул с вратарской амуницией и, прикрыв за собой калитку базы, побрел в сторону автобусной остановки. Вот так — без всякой помпы, цветов и оркестров — великий вратарь завершил свою карьеру, о которой, кстати, до сих пор, причмокивая от удовольствия, с настежь распахнутыми глазами вспоминают те, кто видел Третьяка в деле. Наверное, так неприметно, по-тихому боги могут уходить только у нас. И было ему в ту пору, смешно сказать, каких-то 32 года. Для вратаря, конечно, не возраст. Вон в Канаде, пожалуйста, Джерри Чиверс стоял до 40, но великий Жак Плант и его переплюнул, отойдя от дел ледовых только ближе к середине пятого десятка.— С Плантом, кстати, вышел у меня интересный случай, когда мы впервые играли с канадскими профессионалами в 72-м, — вспоминает Третьяк. — Волновался перед игрой страшно. Ну что мне было — 20 лет, мальчишка, считай, а тут — профессионалы.Страшные, ужасные, сейчас как бросятся на меня, накидают столько — на всю жизнь хватит… И вот, представьте, где-то за час до игры подходит ко мне Жак Алант с макетом хоккейной площадки. Ими еще тренеры часто пользуются во время игры, чертят всякие схемы для игроков. И через переводчика, с фломастером в руке, наглядно мне изобразил предполагаемую схему действий всех канадских лидеров, начиная с Фила Эспозито и Ивана Курнуайе. За полчаса, пока шла эта лекция, я назубок изучил их все сильные стороны. Зачем Жак сделал это? Много раз я задавался потом этим же вопросом — не знаю. В газетах писали, что у русских совсем молодой парень, ему, мол, будет тяжело. Наверное, Жак проникся и решил мне помочь. Думаю так, а там кто его знает. Потом Жак книгу мне подарил, на которой размашисто расписался.Один сердобольный коллега уверял меня накануне, что разговаривать с Третьяком очень трудно. Человек, звездный час которого уже давным-давно в прошлом, до сих пор все никак не слезет с пьедестала, и разговор мол, ведет так, как будто из заоблачных вершин он словно бы снисходит до тебя. Докладываю — вранье это. Чушь на постном масле. Мы с Третьяком встретились в Новогорске за день до отъезда сборной России на чемпионат мира в Санкт-Петербург. Как человек, привыкший за многие годы принимать быстрые, острые и почти всегда бесспорно правильные решения, он не стал нагромождать ненужных условностей, оттягивающих разговор. Оставалось только присесть рядом с ним на скамеечку и включить диктофон. Слово за слово — разговорились и проговорили почти час.О прошлом. О настоящем. Чутьчуть, осторожно потрогали будущее, до которого уже рукой подать. Третьяк, как он сказал, страшно не любит прогнозы, поэтому о шансах нашей сборной распространяться не стал, чтобы не сглазить, наверное, обронил только фразу: «Уверен, в Питере команда побьется». Зато поделился кое-какими рецептами из своей вратарской кухни, о которых в прошлые годы, особенно когда играл, он молчал, как партизан, дабы соперники не узнали, не дай бог. В России же он теперь все больше наездами. В отпуск.Или когда пригласят, как сейчас, например, поработать с вратарями сборной. А так пропадает в основном за океаном, в Чикаго, там у него собственная школа — обучает вратарской премудрости заокеанскую ребятню. Хорошо, значит, учит, если выпускники третьяковской альма матер в НХЛ одни из лучших. Мартин Бродер, Жозе Тюдор — звезды с миллионными контрактами, а Третьяк их называет запросто — «мои дети».— Оба пришли ко мне вот такусенькими, и восемь лет я их воспитывал, школу им ставил. И Бэлфор тоже мой, но с ним было иначе: его я взял уже взрослым — 25 лет… Пора, однако, перекинуть мостик из-за океана в Россию.Ведь мы здесь во многом, кстати, благодаря именно Третьяку привыкли считать, что наша вратарская школа ничем не хуже НХЛовской. И голкиперы из России по мастерству стоят примерно на одной ступеньке с коллегами из-за океана. Интересно, а сам Третьяк с этим не согласен? — Смотря в каких пропорциях оценивать. Если взять условно в одну руку всех классных голкиперов, играющих там, а в другую — играющих здесь и опустить на две чаши весов, НХЛовская явно перетянет. У нас вратари всегда были штучным «товаром». Сначала тренер колесил по стране, выискивал парнишку действительно стоящего. И потом уже годы и годы работал над ним, развивая и совершенствуя его задатки. А там, за океаном, этот процесс поставлен на поток. Около тысячи школ специально для вратарей. А у нас — ни одной. Только у меня в Чикаго их целых восемь. И все — битком.500 человек — и все вратари.Представляете? Пробьются двое-трое в НХЛ — уже блестяще. И еще: в командах НХЛ, в каждой команде НХЛ — хочу подчеркнуть! — есть человек, конкретно работающий с вратарями. Причем не какой-нибудь книжный червь, теоретик, с трудом стоящий на коньках, а люди в основном мастеровитые, как говорится, от сохи, сами поигравшие на профессиональном уровне. В российских командах таких специалистов — раз-два и обчелся. Нет их почти.Вот и приходится ребятам самим до всего доходить. Они бы и рады совета спросить — да не у кого, увы. Впрочем, я тоже до многого сам доходил. Вот, скажем, психологический настрой на игру. В нашем ремесле это — штука наиважнейшая. Как настроишься, так и сыграешь...Заряжать себя в день игры он начинал едва встав с постели.Во-первых, говорить старался как можно меньше. А за два часа до матча вообще отгораживался от мира непроницаемой стеной, «застегивался на все пуговицы» и молчал, как сыч. Даже коньки начинал шнуровать в раздевалке неизменно с одной и той же ноги — с левой. Через левую руку свитер натягивал. И вспоминал обязательно эпизод из жизни, когда он испытал неподдельный восторг.— У каждого в этом смысле свое воспоминание. У кого-то первый поцелуй. А у меня обычно про рыбалку что-нибудь.Страсть как люблю это дело. Раз под Вышним Волочком на озере закинул удочку. Сижу, час проходит — не клюет. Два часа — не клюет. Три часа — не клюет. Ну что ты будешь делать! Вдруг вижу: поплавок быстро пошел в сторону, остановился, лег на воду, выпрямился и начал медленно тонуть. Ага, попалась, думаю, голубушка, ну теперь держись! Я подсек. Удилище согнулось в дугу. Это оказался громадный лещ с бронзовой чешуей и черными плавниками. Царь-рыба. Никогда еще такую не ловил. Удовольствие колоссальное. Я долго вспоминал потом этот случай.Зачем? Ощущения чтобы воскресить. А вообще весь этот предматчевый ритуал, из раза в раз выполнявшийся строго в одной и той же последовательности, помогал мне как бы запрограммировать свой организм… У вратаря, на самом деле, очень много рефлексов, воспитанных на основе главного — хватательного. Когда шайба брошена метров с четырех со всей силы, никакое сознание уже не поможет — спасти может только годами выработанный автоматизм. Я только посмотрел, а рука уже сама пошла. Рука или конек… Однажды чья-то умная голова наверху решила, что у хоккейной сборной отныне будет свой психолог. Не объяснили, правда, зачем он ей вдруг понадобился. Но вскоре в Новогорске появился небольшого роста коренастый мужичок. Отрекомендовался крупным спецом по экстремальным ситуациям. Работал прежде с космонавтами, а теперь решил заняться хоккеистами. «Ну что, занимайтесь, — кивнул Тихонов.— Вон у нас Третьяк — самый мнительный, с него и начинайте».Метод, предложенный психологом, был, как лапоть, прост и основан на самовнушении. Он составил несколько фраз, которые Третьяк, как заклинание, должен был повторять перед каждой тренировкой или игрой по тысяче раз.— Я попробовал. Чувствую — и правда, действует. Со мной стало твориться что-то небывалое. На тренировках я летал. Ловил все подряд. Чудеса да и только. И вот подходит «Приз «Известий». Первый матч играем с чехами. Во время разминки ребята бросали по воротам минут десять. Я стоял, как бог. Ни одного броска не пропустил. Ну, думаю, ай да психолог, ай да молодец. Сейчас я этих чехов один обыграю. Начинается матч. Первый же бросок в мою сторону — бац — гол. Через минуту — еще.Что творилось дальше, вспоминать не хочется. Восемь шайб пропустил, кошмарный вечер. Когда я уходил со льда, наши болельщики впервые в жизни стали меня освистывать. А в раздевалке Тихонов рвал и метал: а ну, где там этот психолог… Хотя, если разобраться, ученый был ни в чем не виноват. Он все делал правильно и только одно не сказал: что делать, если события развернутся не так. Забыл, наверное…

Гадание на рулоне туалетной бумаги

[i]Чемпионат еще не успел как следует разогнаться, а сенсаций набралось уже столько, что не успеваешь их переваривать. Воистину все перемешалось в мировом хоккейном доме. Вчерашние пешки наотмашь колотят ферзей. Норвежцы по большим хоккейным меркам — карлики, но сорванцы приложили о лед самих канадцев.Французы, из которых наша сборная, казалось, вышибла весь дух, вдруг ожили и примерно высекли швейцарцев, заодно дав понять остальным, чтобы не торопились «вытирать о них ноги». На глазах вырастают из школярских штанишек австрийцы, в матче с которыми финны из кожи вон лезли, спасая хотя бы ничью.[/i]Но все это такие, право, пустяки, семечки, на фоне поражения сборной России от американцев. Толпы зрителей текли на стадион, желая убедиться, чего же на самом деле стоит их команда — взахлеб звездная. И убедились. Первый же матч с серьезным соперником и такая затрещина — 0:3.После игры Якушев первым из тренеров появился в зале для пресс-конференции. И был мрачнее тучи. Сел за уставленный микрофонами стол. Молчал, смотрел в одну точку перед собой, смотрел долго, не отрываясь. О чем он думал в эти минуты. Снова и снова прокручивал в памяти роковые моменты игры — может быть, и так. А может быть, вспоминал тот прогноз, который Луи Варио, тренер американцев, выдал накануне игры. Варио сказал тогда просто: «Если русские звезды соберутся в единый кулак и выйдут на лед против нас сплоченной командой, они нас раздавят. Выиграют со счетом 10:0. Если же русские захотят сверкать по одиночке, тогда им против нас несдобровать. И победим уже мы. Счет — 4:2».Предчувствие оказалось вещим, цифры, правда, не совсем сошлись, но это и неважно. Тренеры вообще часто угадывают. За долгие годы своей практики научились проникать в тайны хоккейной теории вероятности. В сборной России есть звезды, но нет команды, команда пока только создается. Вот, пожалуй, единственный вывод, который напрашивается после поражения от американцев. Да и с лидерами в этом матче было у нас туговато — таковых в сборной России попросту не нашлось. Перед игрой, помниться, Якушева спросили: «Не планирует ли он приставить персонального «телохранителя» к Павлу Буре, мало ли что?» «Нет, — ответил тренер, — такое у нас не практикуется, телохранители вообще не в традиции нашего хоккея». Чем американцы и воспользовались, решив «проблему Буре» предсказуемо просто: с первых минут стали цепляться к нему, провоцируя на ответную грубость.Наглея других оказалась «восьмерка» — Крис Тэнсил. Паша ответил. И тут же получил от судейских щедрот два малых штрафа.Отсидел их и «пропал». Растворился в сутолоке игры. И напомнил о себе только в середине уже третьего периода — богатырским щелчком от синей линии точно в створ. Вратарь американцев Эш шайбу взял. Как брал в этом матче все шайбы, летевшие в его калитку. Крутился в воротах так, как будто в штаны ему сунули горсть тлеющих углей. 22-летний вратарь, выступающий в фарм-клубе «Феникса», в Америке не слишком знаменит. В России зато это имя забудут теперь нескоро — Роберт Эш. А вот что скажет Павел Буре после матча: «Эш? Да хорошо играл. Но наш Брызгалов был не хуже. Очень много выручал нас и в первом периоде, в начале второго взял два выхода один в один подряд. А Эшу просто повезло: мы не использовали уйму верных моментов. Бывает…».Наконец-то дождался своего часа Алексей Яшин. Арбитражный суд НХЛ после ожесточенных дискуссий решил: «Яшин как гражданин России в праве выступать за нее на мировом чемпионате. Когда диктор перед игрой, представляя нашу команду, произнес фамилию Яшин — зал сдетонировал. Так в этот вечер не встречали даже Буре. Свежи еще в памяти его норвежские подвиги в прошлом году, когда он в одиночку тащил на себе всю команду. Болельщики ждут от него нового чуда. Начал он лихо — ураганом врывался в зону американцев и, как на блюдечке, выкатывал шайбу Виктору Козлову под верный, казалось, бросок. И так — дважды подряд. А на трибуне тем временем заходилась от переживаний мама Алексея: «Леша — в девять! Дай ему, дай! Ну быстрее, быстрее Лешенька, давай, родной…».В первом перерыве, когда на табло светились нули и настроение еще располагало для беседы, я подошел к ней. И узнал, например, что два перстня, благородно поблескивавших у нее на руках: «Это Алексея подарки, самые мне дорогие. Вот этот, на правой руке, когда он забил 44-ю шайбу в сезоне, а слева — с матча «Всех звезд». И еще я узнал, что Алексей прежде, чем принять какое-то решение, всегда с ней советуется. И его забастовка не раз в течение года становилась темой для обсуждения на семейном совете. В конце концов решили так: «Если контракт не подпишет, то все — хоккей на этом заканчивает и идет учиться в университет». Рядом с мамой на трибуне сидела подруга Алексея — Кэрол, американская телезвезда. Набравшись то ли смелости, то ли наглости спрашиваю: «Кэрол, а любите вы Алексея за что?». «За то, что он человек хороший. Добрый, скромный. С чувством юмора, семью свою очень любит. И вообще, — Кэрол сделала паузу и добавила, — я ему верю!».Мы в нашу сборную пока тоже.Хотя к концу второго периода она совсем сломалась, вчистую проигрывая американцам всю силовую борьбу. «Они наших били, — скажет потом Алексей Коваленко, — а наши ребята просто отъезжали, и все». За пятачок свой американцы дрались насмерть — за всю игру российским хоккеистам не удавалось прорваться к нему ближе, чем на метр. А в атаке звездно-полосатая команда с успехом применяла наше же российское оружие: скорость плюс пас. Выступали оркестром. А наши, наоборот, ударились в сольное творчество… Короче, месть за Лейкплесид, к которому призывала одна газета, не состоялась. Не случился бы только Лейкплесид два.Финальная сирена утонула в реве возмущения и злости разгневанных трибун. И тут случилось то, за что президент ФХР Александр Стеблин, а с ним вицегубернатор Петербурга Геннадий Ткачев держали на пресс-конференции покаянную речь. С трибун на лед полетели свистки, трещотки, бутылки из пластика, а кто-то додумался — запустил рулон туалетной бумаги! Причем рулон был явно начатый. Любопытно, что этот некто делал с ним на трибуне? Виданное ли дело, чтобы американские хоккеисты слушали свой гимн, оставаясь в шлемах. А тут пришлось. Защитнику Жиллю в голову попала полуторалитровая бутыль из-под минералки, полная на треть. Хорошо, что на голове у него в этот момент был шлем… А назавтра у сборной России была тренировка в «Юбилейном».Кошмарный вечер, кажется, остался позади. И хоккеисты успели прийти в себя. Шутили. Смеялись. Даже Якушев улыбался. Не потерял оптимизма и менеджер нашей команды Алексей Касатонов: «Одно поражение — еще не трагедия. Тем более на старте.Это спорт. Хорошо, что оно случилось именно сейчас, а не позже, когда пошла бы игра навылет. И ребята, и мы, тренеры, должны сделать выводы, разобраться, как говорится, в себе и, реально все оценив, пойти дальше — возвращать болельщикам долги».

Буре пришло письмо от Хоркиной

[i]У каждого тренера свои, годами проверенные методы работы с игроками. Одни предпочитают стиль исключительно жесткий, а-ля Карабас Барабас, и чуть что — хватаются за «кнут» как наиболее доступный радикальный аргумент. Другие же, наоборот, деликатничают.Походят к игрокам на «мягких лапах» и, общаясь с ними, напирают больше на сознательность. Тренер швейцарцев Ральф Крюгер как раз из таких. После победы над сборной России Крюгер сиял, как начищенный самовар, и охотно рассказывал, с чего он начал этот «исторический» для альпийской республики день. «С того, что обзвонил по радиотелефону каждого своего игрока персонально.Я сказал им, что они могут совершить сегодня невозможное.Нужно только очень захотеть и поверить в это. Я просил их сражаться на льду, пока будут силы, до последней возможности. И они сделали это. Поэтому мы победили…» [/i]И опять, как и день назад, после поражения от американцев, сборная России уходила со льда под свист и улюлюканье оскорбленных болельщиков. Под градом летевших с трибун, как пишут в протоколах, посторонних предметов — монет, свистулек, апельсинов. Им, игрокам, еще повезло, что с бутылками на трибуны теперь не пускают — запретили после бомбежки, устроенной зрителями в понедельник. После американцев.«Ой, позорище какое! Ну как так можно, Александр Сергеевич», — первое, что услышал Якушев, появившись на прессконференции. Серьезное, кажется, мероприятие под конец превратилось в какую-то клоунаду. Один мастер пера, который и на трибуне-то не был, как приклеенный, просидел всю игру за столиком в пресс-баре, накачиваясь халявным пивом, накачавшись по самую ватерлинию, взялся (да еще настойчиво так) поучать Якушева, чтобы он задумался и нашел какую-нибудь новую мотивацию для игроков, как завести их по полной программе. «Могу даже ход подсказать нестандартный, — гнул свое коллега, одной рукой сжимая микрофон, другой держась за спинку стула. — Помните... да, как 50 лет в Бразилии тоже был чемпионат мира по футболу, правда... ну это не важно. В финале играли Бразилия и Уругвай, и что, как вы думаете, сделал тренер уругвайцев? За день до игры взял и оклеил стены всех туалетов в номерах его команды местными газетами, вовсю уже кричавшими, что Бразилия — чемпион. Игроки почитали. Обиделись. Разозлились: «как это так? Нас уже ни в грош не ставят». Вышли на поле, зубами траву грызли и победили. Может, и вам надо придумать чтонибудь такое. Кажется, пора».«Хорошо. В таком случае, мы завтра же оклеим вашим творчеством все туалеты в нашей гостинице, обещаю», — ответил ему Якушев и вышел из зала.А если серьезно, то ему сейчас не позавидуешь. Столько ажиотажа было поднято вокруг сборной накануне чемпионата.Столько было надежд. Авансы сыпались прямо гроздьями. Результат же пока нулевой.НХЛовский колосс стоит на глиняных ножках. Во всяком случае, других у него пока что не наблюдается. А игроки тем временем как ни в чем не бывало шли по коридору от раздевалки до автобуса. Даже улыбался кое-кто. Хотя, казалось бы, какие могут быть улыбки. А это, говорят, у них психология теперь такая. НХЛовская. Какое бы поражение на льду ни случилось, жизнь-то на нем не кончается… Тем более, если что — отвечать за всех так или иначе придется Якушеву. Есть у тренеров такая привилегия — первому класть голову на «плаху». Первый шаг в ее направлении Якушев уже сделал, всю вину за американский конфуз взяв на себя. Тогда, помнится, грешили на настрой. Недооценили, мол, американцев, вот и поплатились. Теперь нашлась другая подоплека — невезение. Первым ее озвучил сам Якушев: «В игре со швейцарцами наша команда понравилась мне гораздо больше, чем в игре против американцев. Такой и должна быть сборная России. Хоккеисты сражались. Очень хотели выиграть. Но — нарвались на две контратаки… Немного не повезло». Вслед за тренером эту же версию повторил и Валерий Каменский: «Мы очень старались, но нам не хватило везения». А вот Андрей Николишин: «В сборной сейчас две проблемы. Первая — реализация голевых моментов. Вторая — игра в большинстве. Все остальное — не более чем мелкие нюансы, на которые даже не хочется обращать внимания». Нюансы эти, правда, сами лезли на глаза.Один-то уж точно. Ударная тройка нашей команды вышла на лед в таком сочетании: Козлов — Яшин — Буре, кто-то потом въедливо посчитал, не поленился, сколько раз за два периода Буре поделился шайбой с Яшиным. Пальцев одной руки, казалось, достаточно. Да, забили две шайбы. Но столько же побывало и в наших воротах, когда на льду было это звено.Такие вот нюансы мелкие.— А народ у нас на хоккее все-таки сдвинутый. Или денег слишком много — карман жгут.Перед третьим периодом мы вышли на улицу покурить (во Дворце это запрещено), вдруг подлетает мужик, глаза по полтиннику: «Билет есть, мужики? Плачу сто баксов». Сто долларов, чтобы увидеть один период! В какой еще стране такое встретится?! Ведь нормальный вроде мужик, одет прилично… В раздевалке после игры тренеры, по словам хоккеистов, просили их особенно не расстраиваться. Задачу команда все-таки решила — хоть и третьей из группы, но вышла в следующий круг. Могла бы, кстати, и не выйти, сыграй американцы с Францией вничью.Спасибо надо сказать команде Луиса Варио за то, что воткнули-таки «брату мусью» лишнюю шайбу, и Варио, наверное, был рад, что его ковбои, сами того не ведая, оказали нашей команде такую услугу. К России он давно питает симпатии.Долго дружил с Анатолием Тарасовым, и тот незадолго до смерти передал ему рукопись своей последней книги, которую Варио издал в Штатах за собственный счет. Если бы он очень захотел, в Питер сейчас приехала бы команда, составленная сплошь из игроков НХЛ.«Но мне не нужны холодные звезды, — сказал мне тренер. — Мы приглашали многих, но оставили только тех, кто хотел сыграть за сборную. Если хоккеист сразу отвечал «да», мы с ним продолжали разговор. Если же — «я подумаю», прерывали контакты немедленно. Помоему, лучше иметь в команде игрока, который хочет играть, чем звезду, которая будет действовать на площадке без энтузиазма, полагаясь на старый багаж».Золотые слова, добавить к ним нечего… На часах была почти полночь, когда наша команда, сев в автобус, уехала в гостиницу. Только они уехали, в пресс-центре появился нарочный — из Москвы привез письмо Павлу Буре от Светланы Хоркиной. Вот оно, это письмо: «Дорогой Павел, я решила написать, потому что сама очень хорошо знаю, как необходимы поддержка и понимание зрителей, друзей, родных и соотечественников, во время соревнований особенно, когда что-то идет не так, как планировалось.Не опускайте руки. Не расслабляйтесь. И все будет так, как и должно быть. Россия будет первой. Удачи вам! Точных бросков. И конечно, заслуженных побед над достойными соперниками».

Дмитрий Миронов: А в Эрмитаж я так и не попал

[i]Разбор полетов нашей команды на чемпионате мира по хоккею наконец завершен. Точку в питерском деле Якушева и К° поставил исполком хоккейной федерации. Вернее, даже не точку — угрюмый лаконичный крест. Под ним навеки упокоились все наши мечты и надежды-2000, разбитые и сваленные в кучу, как никому уже не нужный хлам.В памяти остались лишь перепутанные, надрывные эпизоды питерской драмы. А к ним — диктофонные записи с голосами игроков и тренеров нашей команды. Вот, например, одна из таких записей — беседа с защитником из «Вашингтон Кэпиталз» Дмитрием Мироновым, человеком бывалым, которому в этом году стукнет уже 35.Свой первый в жизни мировой чемпионат Миронов, воспитанник ЦСКА, отыграл в далеком, как сон, 1991 году, еще при Тихонове.Мы встретились с ним накануне матча со шведами, для России уже ничего не решавшего, и все полчаса, пока шла беседа, я пытался услышать от него наконец исчерпывающий ответ на один, по сути, вопрос: [/i][b]— Все-таки что случилось со сборной России в Санкт-Петербурге? Ведь все то, что мы, журналисты, слышали до сих пор — от тренеров и от Стеблина, — были всего лишь слова. Какое-то марево обтекаемых фраз, недомолвок, а конкретики — ноль. Интересно, а вы, игроки, говорили между собой то же самое? [/b]— Нет, между собой мы разговаривали, конечно, иначе, как и положено людям, делающим мужское дело. Если вышли на лед, значит, каждый должен горбатиться на всю катушку. По принципу «один за всех, и все за одного».[b]— Но в Питере ведь так не получилось? [/b]— Именно в Питере — нет.[b]— А кто конкретно не хотел горбатиться за всех? [/b]— Вы меня не так, наверное, поняли. Горбатились в Питере как раз все, но сливки все время срывали наши соперники. Даже не знаю, как это назвать: везение, невезение, а может, колдовство какое-то — не знаю, в общем.[b]— А почему вы не хотите признать, что соперники в этот момент оказались сильнее России? Взяли и просто-напросто переиграли вас. Бывает же такое.[/b]— Так я разве спорю? Везет, как говорится, сильнейшему. Надеюсь, те ребята, которые соберутся в команде через год, на следующий чемпионат мира, уже не допустят тех ошибок, что делали мы в Петербурге. Каких? Действительно, каких… Ну вот давайте так порассуждаем. Допустим, идет игра. Мы — атакуем. Висим на воротах соперника с первой минуты и до последней.Перебросали его раза в два, а то и в три. Но все равно проиграли.Отсюда вопрос: как нам после этого действовать в следующем матче? Атаковать опять? Упрямо лезть напролом? Или все-таки отойти назад, в оборону, и терпеливо дожидаться, пока соперник, раскрывшись, сам не допустит роковую ошибку, и поймать его на контратаке? [b]— А вы сами-то как думаете? [/b]— Я? А я не тренер, понимаете, в чем все дело. Мне сказали выполнить такую-то задачу, написали, что и как, — я пошел и выполнил ее. Все… [b]— А что, было бы унизительно сыграть, допустим, против швейцарцев от обороны? Я понимаю: это как-то непривычно вроде бы и дико. Но изюминка тактическая в этом, наверное, есть? [/b]— Согласен. Но видите, как у нас — все еще живы стереотипы старой системы: вперед, и с песней! Только так, а не иначе. Мы непременно должны доминировать, давить, как бы матч ни складывался. Хотя, наверное, можно было и по-другому как-то попробовать. Обидно… [b]— А вы не могли бы из ряда компонентов — будь то физическое состояние игроков, их подбор, тактика — выделить один, на ваш взгляд, самый главный, предопределивший неудачу? [/b]— Один — вряд ли.[b]— Быть может, тогда все дело в тренере? [/b]— Вообще-то, команда и тренер — это единое целое. И резать его пополам не стоит. Конечно, думать можно по-разному. Я же рассуждаю так: вот те самые 20 человек, и я в их числе, кто в Петербурге выходил на лед и проигрывал, они-то и виноваты прежде всего. И дело тут даже не в тренере. Это я прекрасно понимаю.[b]— Вы хоккеист очень опытный, игравший еще в советское время. Не кажется ли вам, что вообще в хоккее соотношение сил с тех пор резко изменилось? И это уже не случай, а правило, когда Латвия или Швейцария на равных бьется не только с Россией, но и с Америкой и Канадой? [/b]— В принципе, ничего удивительного. Слава богу, кататься на коньках везде уже научились, как, впрочем, и шайбу бросать. Во многих странах полно талантливых парней, которым есть что показать на льду. Вот вы сказали о швейцарцах, а ведь зубы у них давно прорезались. Году еще в 92-м году, кажется, вон когда, мы проиграли им товарищескую игру. Они уже тогда были на льду довольно ершистыми. И было бы странно, не прибавь они за столько лет. А по итогам питерских баталий я лично сделал такой вывод: сидя на заднице в обороне, очень удобно скользить по турнирному льду. В контратаке шайбу забили, а потом всей пятеркой, как ежи противотанковые, окопались на синей линии. Все просто, как лапоть. Главное — выстоять. Выстояли, значит, все — победа в кармане.[b]— Так тупо и примитивно? [/b]— Да, кстати, именно так.[b]— И против таких вот соперников вы оказались бессильны, так и не сумев их развести.[/b]— Но мы же пытались, вы разве не видели? [b]— Видел, конечно, как в неудачных матчах, особенно ближе к концу, когда на табло уже тикали последние минуты, сборная сбивалась на откровенный навал — однообразный и беспомощный. Создавалось впечатление, что наша команда совершенно не в состоянии по ходу игры перестраиваться.[/b]— Ошибаетесь — перестраиваться мы как раз пытались. И между собой обо всем договаривались в перерывах.[b]— О чем именно договаривались? [/b]— Ну это были уже свои тактические задумки внутри пятерок.[b]— Якушев хотя бы раз за время чемпионата повысил голос на кого-нибудь из игроков? [/b]— Да, было такое. На кого? Не скажу. Зачем вам это знать? Это наши, чисто внутренние дела, и писать о них, по-моему, совсем необязательно.[b]— Семь лет уже сборная держит нас на голодном пайке, возвращаясь с крупнейших турниров неизменно порожняком. Олимпийское серебро в Нагано, согласитесь, куцее утешение для такой хоккейной державы, как Россия.[/b]— Согласен.[b]— Ну вот, может, тогда есть смысл вновь взять на вооружение прежнюю, условно говоря, советскую систему подготовки к крупнейшим турнирам? Да, тогда игроки месяцами парились на сборах.Скрипели. Проклинали на чем свет долю свою подневольную. Но ведь выигрывали! Я понимаю, что реально к ней вернуться уже невозможно, и говорю это, скорее, чисто гипотетически.[/b]— Лично я против. Даже гипотетически. Вы себе просто не представляете, что это такое: месяцами сидеть, как в казарме, на базе. В четырех стенах. Не видеть толком ни жену, ни детей. Вы не знаете, как это давит. Знали бы, не предлагали. Весь мир, если на то пошло, давным-давно отказался от этой казарменной практики, как от отжившего свое анахронизма. А вы предлагаете, задрав штаны, бежать во вчерашний день. Нет уж, увольте. Люди, считаю, должны видеть мир и все то прекрасное, что в нем есть. Вот я, например, не был в Петербурге 10 лет. Так хотел в Эрмитаж попасть — увы, не получилось.[b]— Вы долго будете помнить этот чемпионат? [/b]— Наверное, всю жизнь оставшуюся. Ведь он для меня, скорее всего, был последним. Через год я с хоккеем заканчиваю. Возраст, однако. Пора, как говорится, уступать дорогу молодым... На этом запись обрывается. Диктофон пленку зажевал...

Побольше цинизма — людям это нравится

[b]Технология борьбы за власть стара, как мир. Для свержения опостылевшего конкурента нужен только удобный момент.Очевидный завал во вверенных ему делах — раз. Звериный рык раздраженной им толпы — два. Остальное уже дело техники. Главное не теряться. Как говаривал незабвенный Остап Сулейманович Бендер-Бей: «Побольше цинизма, людям это нравится». Пока разум возмущенных соплеменников кипит, ловко перековать его, конкурента, поражение в свою победу. Приподнять, словно домкратом, с насиженного теплого местечка, а приподняв, плюхнуть туда под одобрительный рокот массовки уже свой драгоценнейший зад.[/b][i]Очередной виток борьбы за власть явно намечается сейчас в хоккейных кулуарах.Тем временем пока болельщики утирали слезы и сопли, приходя в себя после питерской катастрофы, там, в ледовом зазеркалье, зрела почва для дворцового переворота. И, кажется, созрела. Заваруха обещает быть нешуточной. Цель — кресло президента Федерации хоккея. Пока его занимает Александр Стеблин. У него и в прежние-то, более благополучные времена хватало — назовем их мягко — закодычных оппонентов. Что уж говорить теперь — после питерской катастрофы. Его низложения требуют даже те, кто еще вчера, казалось, отстреливался с ним из одного окопа. Апофеозом антистеблинской волны стало расширенное заседание президиума Московской областной федерации хоккея. В зале ее были люди сплошь заслуженные, в хоккейном мире и его окрестностях — уважаемые. Виктор Тихонов, Анатолий Кострюков, Николай Эпштейн, Александр Рагулин, Борис Михайлов, Владимир Петров...Ледовые профессора и академики колдовали над захиревшим телом ледового молодца три часа без передыха. Решали все: с чего начать лечить бедолагу? Наконец в один голос решили — с головы. Прежнюю голову отвентить, новую приделать. По-другому никак не получится. И вынесли вердикт: «Обратиться к региональным отделениям ФХР с просьбой поддержать инициативу созыва внеочередной конференции в августе 2000 года, чтобы на ней переизбрать руководство Федерации хоккея России…» Иными словами, рулить Александру Яковлевичу осталось от силы месяца два. А там вырвут штурвал из его рук и — спасибо, пожалуй, не скажут. Таковы по крайней мере планы его противников. Думаете, Стеблин их испугался? Как бы не так. Конечно, в душу к нему не залезешь. Но внешне он держится на удивление спокойно и уверенно. [/i]«Господи, ну кто там опять мутит воду? — риторически вопрошает Александр Яковлевич. — Ну кто — опять все те же самые люди во главе с Петровым. Они ведь не предлагают ничего конструктивного. А только педалируют из раза в раз свои какие-то мелочные обиды на меня. Их, кстати, немного — всего пять-шесть человек, которые пытаются всех нас втянуть в жесткое противоборство, где победителей, уверяю, не будет.Неужели это так трудно понять… Да, разбираться в наших делах, естественно, нужно. Но только без надрыва. Надо спокойно сесть всем вместе и объективно обо всем поговорить.На мой взгляд, оценивать работу федерации по итогам чемпионата мира разумно в двух аспектах. Первый — организация чемпионата, с чем федерация справилась. И справилась, по-моему, успешно. Второй аспект касается непосредственно спортивной части, которая в Петербурге была провалена. Хотите критиковать — критикуйте.Но затевать очередную войну совершенно бессмысленно. И бесполезно…» Стеблин был столь уверен в себе, и, видимо, неспроста. В одном из залов ресторана гостиницы «Мариотт», где и мы оказались по случаю, только что закончилось первое, так сказать, тренировочное заседание Попечительского совета по развитию и поддержке хоккея в России. За одним столом со Стеблиным, помимо президентов ряда известных хоккейных клубов, сидели и несколько губернаторов. Один из них — глава Ярославской области Анатолий Лисицын. Свое отношение к съезду хоккейных «альтернативщиков» он высказал вполне конкретно: «Я лично к их затее отношусь очень скептически. Почему? Потому что давно знаю тех людей, кто там верховодит. Чиновники, которые и прежде, при Сыче еще, стремились во многом работать на себя. Занимались не столько даже хоккеем как таковым, сколько разными конъюнктурными делами. Вот, скажем, тот же самый Петров — кто он? Человек, с тяжелой руки которого наши игроки по сей день уходят на Запад практически за бесплатно. И вот он опять вдруг пытается что-то там диктовать. Сейчас не время для разборок. По-моему, пора уже всем наконец успокоиться и сообща начать конструктивно работать… Недавно к нам в Ярославль приезжал Владимир Путин, с которым я провел довольно детальный, мне кажется, разговор о ситуации в нашем хоккее. Попытался убедить президента в том, что хоккей, непременно, должен стать частью государственной политики и пользоваться всесторонней поддержкой руководства страны. По-моему, мне это удалось. Во всяком случае по рекомендации Путина я уже направил письмо в администрацию президента с просьбой, чтобы ее глава вошел в наш совет…» Все бы, кажется, хорошо — вот только денег на хоккей совет давать, оказывается, не будет. Правда, как выяснилось, такая задача перед ним изначально и не ставилась. Его главная функция: лоббировать интересы хоккея — от детских школ до национальной сборной — на высшем государственном уровне.Бог в помощь, как говорится.Кстати, о сборной. Уже в конце июля, по словам Стеблина, у команды появится новый главный тренер. Прежний, Александр Якушев, после провала в Санкт-Петербурге был, как известно, отправлен в отставку.Сразу вопрос: какова будет сумма контракта, заключенного с новым наставником? Тысяч на сто годовых он потянет? «Сколько?! — услышав вопрос, Стеблин даже опешил. — Сто тысяч долларов в год? Да вы что — нет, конечно. Откуда у федерации такие деньжищи. Разумеется, сумма будет скромнее, в зависимости опять же от статуса тренера — будет ли он освобожденным или нет».Официально на вакансию «главного» есть пока три кандидата. Зинэтула Билялетдинов, Петр Воробьев и Борис Михайлов. Хотя болельщики, судя по опросам в прессе, уже давным-давно для себя все решили. И будь на то их воля, бразды правления командой болельщики отдали бы Тихонову. Он тоже был в тот вечер на совещании в «Мариотт». Грех не воспользоваться случаем и не спросить: — Виктор Васильевич, сами-то вы как — согласились бы взять команду? — Тяжелый вопрос, честно скажу. Думать надо над ним.Много думать. Очень много… Ведь над тренером сборной еще одна голова есть, выше, от которой, ой, как многое зависит. Так что, сложно сказать что-то конкретное. По крайней мере — пока.[b]— А каким, на ваш взгляд, должен быть будущий тренер: освобожденным или, как Якушев, сидеть на двух главных стульях одновременно — в клубе и в сборной? [/b]— Тянуть одновременно две команды, да еще чтобы и там, и там все было о’кей — задача архисложная. Уж я-то знаю, какой это груз. Но тем не менее я лично всегда был категорически против того, чтобы тренер сборной был освобожденным. Четыре турнира в год — это не работа. Так и квалификацию недолго подрастерять. Поэтому, чтобы каждый день быть в форме, тренер, как хирург, постоянно должен практиковать. Где еще это делать, как не в клубе.[b]— И все-таки: если не вы, то кто, по-вашему, должен возглавить сборную России? [/b]— Первым среди кандидатов я назвал бы Юрзинова. Итак, Юрзинов. А ведь именно о нем, о Юрзинове, Путин спрашивал недавно у Лисицына. По словам губернатора, эту фамилию президент вспомнил сразу же, как только их разговор свернул на хоккейную тему.А вот для Стеблина это имя, кажется, утратило вдохновляющий привкус: «Нет, почему же, фамилия его у нас тоже всплывала. Мы пытались с ним разговаривать. И не раз. Но Владимир Владимирович почему-то не откликается на наши предложения. Последняя попытка была где-то год назад…» А два года назад, аккурат сразу после Нагано, я подъехал к Юрзинову в Турку — он тогда еще работал там с клубом «ТПС». Целый день, помню, я пытал его вопросами. Один был совсем уж дурацким. Где-то я вычитал, будто Юрзинов в Нагано попытался-де переписать на свой, эксклюзивный манер традиционное представление о русском хоккее, написанное еще Тарасовым—Тихоновым. И ретранслировал эту мысль Юрзинову. «Да чушь это! — отмахнулся он тогда. — Наоборот, я попытался как раз возвратить представление о нашем хоккее, изначально все построив на злости и радости. Радости поиграть в хоккей пасовый, комбинационный — чем всегда отличалась именно русская школа.Другое дело, не все получалось.Все-таки ребята подрастеряли уже многовато. Стали чем-то даже примитивными. Американизировались, в общем. Хотя резервов у них еще предостаточно. Совершенствовать нужно. Но только не так, как сейчас — от случая к случаю. Нужна, я убежден, специальная программа, посвященная конкретно НХЛовцам. Ведь это же наши воспитанники. Наше богатство, которое требует нашей души и сил. Если, конечно, нас еще интересует будущее. Кстати, о будущем: вариант Нагано, когда команде удалось, считайте, с листа, домчаться, не спотыкаясь, прямиком до финала, больше уже не пройдет».А в будущее он тогда все-таки заглянул, осторожно так, с оговоркой. Сказал, что готовить команду к будущим Олимпийским играм, по-хорошему, начинать надо срочно же, не откладывая и не рассусоливая это дело.Ехать за океан, собирать весь наш НХЛовский молодняк. Проводить с ним сборы. Смотреть.Расставлять. После — дать каждому конкретное задание на перспективу. Наконец, контролировать их непосредственно во время чемпионата НХЛ. И добавил: «Вот такая работа была бы мне по душе. С удовольствием возьмусь, если, конечно, предложат…» Выходит, не предложили, наверное, если вместо русских олимпийцев Юрзинов сейчас работает в швейцарском «Клотене». И в не тех ли, двухлетней давности, его словах скрыты ответы на многие нынешние и, кажется, будущие наши вопросы.Ведь задавать их обязательно еще придется.

Президенты в футболе разбираются слабовато

[i]Александр Викторович Бубнов — один из немногих людей в нашей футбольной тусовке, кто не боится четко и ясно, без ретуши, выражать свои мысли, какими бы ершистыми они ни были. Не стал исключением и последний наш с ним разговор. Бубнов, словно палицей, гвоздил своими ответами тщедушное тельце российского футбола. И с каждым новым ударом мрачнее становилось на душе. Голова потяжелела.Наливаясь, как чугунок, до краев наполненный свинцовыми аргументами собеседника. Но это уже под конец.Начало же разговора было куда как праздничнее. С темы, которая в эти дни у всех на устах. С чемпионата Европы.[/i][b]-По итогам групповых турниров многие специалисты прочат в чемпионы континента итальянцев. Вы с ними согласны? [/b]— Только отчасти. В принципе итальянцы всегда на любом крупном турнире заранее значатся среди фаворитов. Это уже традиция, спорить с которой я не собираюсь. Тем более что шансы на победу у них действительно есть. «Скуадра Адзурра», в отличие от многих итальянских клубов, немножечко уже перестроилась на более современный лад. Стала более скоростной. И агрессивной. На примере итальянцев, кстати, очень четко можно проследить главную, пожалуй, тенденцию современного футбола: результат в итоге-то делают звезды. Да, играет вся команда, но точку, как правило, ставят индивидуально сильнейшие игроки. Лидеры. У итальянцев — это Фьори и Тотти. У турок — Хакан. У голландцев — Бергкамп, Клюйверт… Явные лидеры есть в составе любой команды из пробившихся в четвертьфинал. С другой стороны, пример датчан или немцев: звезд нет, ну и команды никакие. Так что закономерность — совершенно очевидная.[b]— Вы ничего не сказали о португальцах, наделавших столько шума уже на старте турнира.[/b]— Звезды у португальцев, конечно же, есть. И даже много звезд. И все-таки их турнирная перспектива меня не вдохновляет. Смущают две вещи. Во-первых, функционально они готовы не столь хорошо, как другие команды. При таком физическом багаже далеко они вряд ли уедут. Во-вторых, защита у португальцев отнюдь не безгрешна. Играет подчас с грубейшими ошибками. В плей-офф, где все матчи пойдут на встречных курсах, португальским защитникам, мне кажется, просто не хватит класса, чтобы грамотно выдержать атакующий пресс и не сломаться.[b]— Так кто же все-таки главный фаворит, по-вашему? [/b]— Если сложить воедино все компоненты игры — нападение, защиту, скорость перехода от обороны к атаке и тактическое разнообразие, — тогда, пожалуй, французы будут выглядеть предпочтительнее остальных. У них наиболее сыгранная, сбалансированная команда. Плюс длиннющая скамейка запасных. Буквально на каждую игровую позицию есть равноценный дублер.Чем больше классных игроков, тем шире и тактический диапазон команды. Они могут варьировать рисунок игры не только под конкретного противника, но и под любую ситуацию на поле.[b]— Многие наши болельщики, глядя по «ящику» европейский чемпионат наверняка задаются вопросом: окажись на полях Бенилюкса наша команда, на что бы она могла там рассчитывать? [/b]— Да ни на что. Обратили внимание, в каком сумасшедшем темпе действуют там команды? Причем не от случая к случаю, не отдельными эпизодиками — гоняют на пределе всю игру, с первой и до последней минуты. Наши смогли бы так? [b]— Скорее всего, нет.[/b]— То-то. Далее — прессинг. Все команды, представленные на Европе, владеют этим приемом, как мы убедились, достаточно хорошо. Вся их игра по сути крутится вокруг него. Наша же сборная до сих пор ходит в учениках. Ясно, что в этой компании она смотрелась бы каким-то инородным телом. Собственно, поэтому она туда и не попала… Современный футбол ведь замешан прежде всего на жестком противостоянии. Плюс темп высочайший. Чего у нас в российском чемпионате, увы, не наблюдается. Оттого и сборная играет так… как играет.[b]— Все равно непонятно.[/b]— А по-моему, очень даже понятно. Просто тренировочный процесс у нас в клубах прежде всего построен иначе, чем на Западе. Не на тех скоростях идут занятия, не в тех объемах. Почему? А вы не догадываетесь? Да потому что квалификация наших тренеров тоже глубоко не та. Судя по всему, они просто не знают, как и что делать. Не знают ни упражнений, ни режимов тренировочных.Ведь это же целая наука. И чтобы ею овладеть, мало самому быть футболистом. Надо, как говорил дедушка Ленин, учиться, учиться и учиться. А у нас многие тренеры, даже в высшей лиге, не имеют диплома ВШТ. Ладно бы, если они, будучи игроками, под тренером калибра Бескова—Лобановского были.[b]— Но кто-то же был? [/b]— Единицы. А остальные? Игравших за сборную и того меньше. Да и чего они там добилисьто. Единственное исключение — Романцев. Поэтому у него и есть какой-то результат… А пройдет еще лет 5—10 — и в России, боюсь, вообще не останется грамотных специалистов. Исчезнут как класс. Командами будут руководить люди, для которых чемпионат мира или Европы — это что-то из области недостижимой фантастики, поскольку сами никогда там не играли. И не учились ремеслу у великих наставников. И оборвется на этом ниточка.[b]— А что вы думаете по поводу отставки Ярцева из «Ротора»? [/b]— Ничего хорошего. К сожалению, в нашем футболе, где и так проблем — через край, с недавних пор добавилась еще одна — президенты. Не проблема даже — проблемище. В футболе, правда, разбираются слабо, зато амбиций… Они думают, что с помощью денег можно решить вообще любой вопрос.Знаете, как в сказке: оп! — и готово… медали или место в Еврокубках. И требуют от тренера результата раньше разумных сроков. Вынь и положь. А возможности «Ротора» все-таки отличаются, и существенно, от московских масштабов. Поэтому ждать от Ярцева быстрых подвигов в Волгограде было бы просто несерьезно. А все его слова накануне сезона, что он, мол, традиции сломает, составит конкуренцию Москве, — это своего рода популизм, лишенный реальной основы. И в ходе чемпионата это сразу бросилось в глаза. Другой пример — «Динамо». Помните, о чем Газзаев говорил перед сезоном: Кубок выиграть, в призеры попасть — вот-де задачи команды. Тоже, кстати, абсолютно нереальные. Сегодня потолок «Динамо» — пятое место. Это уже будет вот так. В конце концов надо уметь объективно оценивать силы своей команды.[b]— У нас вообще среди тренеров наблюдается своеобразный круговорот.[/b]– Да, совершенно верно: ходят по кругу одни и те же люди. Их идеи, взгляд на футбол всем давным-давно известны. Читаны и перечитаны по сотне раз. Но предложить нам что-то новое они не могут. Исчерпались, вероятно. Как следствие: уровень футбола постоянно падает. Полный кризис и застой всего футбольного хозяйства.

Шлагбаум для мешка

[i]Странные вроде бы вещи происходят сейчас в хоккейном «Динамо». Из команды, выигравшей в прошлом сезоне золотые медали чемпионов страны, косяком уходят хоккеисты. Причем уходят не рядовые бойцы, замену которым найти вовсе не сложно. Уходят главные, пожалуй, застрельщики чемпионского золота. То бишь звезды.Разъезжаются, драгоценные, по белу свету, кто куда, в поисках лучшей доли. Марков с Хавановым подались, например, в НХЛ — пощипать от души заморского гуся, справного, жирненького такого. Трощинский с Калюжным облюбовали делянку поближе, но тоже материально-урожайную: перебрались в «Магнитку». О ее финансовых закромах уже давно ходят аппетитные легенды. А вот Харитонов на пару с Прокопьевым съехали в Омск. По слухам, тамошний «Авангард» «выкатил» им такие контракты, о которых в «Динамо» они могли только мечтать.«Конечно, было жаль расставаться с такими игроками, — с грустью констатирует президент «Динамо» [b]Сергей Сидоровский[/b].[/i]— Но я понимаю ребят: им предложили сумасшедшие деньги, а удержать их не было у нас ни прав, ни возможностей». Возможностей — значит, денег.И в это время, заметьте, руководство «Динамо» загорелось идеей построить собственный ледовый дворец. Уже и место под него застолбили — на улице Куусинена, рядом со станцией метро «Полежаевская». Через два года здесь, по замыслу авторов, вырастет ледовый небоскреб вместимостью 12—14 тысяч зрителей. Конечно, задумка хорошая. Одно непонятно: откуда у клуба деньги на нее возьмутся, если их не хватает даже на то, чтобы удержать ведущих игроков. А дворец — это десятки миллионов долларов.— По нашим прикидкам, — уточняет Сидоровский, — новостройка обойдется миллионов в 50, не меньше.[b]— Это еще по-божески. В Питере, насколько я знаю, дворец вытянул из кармана создателей 83 миллиона долларов.[/b]— Правильно, если строить такими темпами, как они, тогда не только 80—100 миллионов не хватит. Они ведь гнали, как на пожар. На кону стояла честь России. И подрядчики не зевали: зная прекрасно, что заказчик загнан в угол, они легко выламывали для себя запредельные условия. Питерский пример — для нас наука. Торопиться мы не будем. И прежде чем взяться «за лопаты», посмотрим, как другие вили себе ледовое гнездышко. В Питере мы уже были.Заглянули в Подольск. В Хельсинки съездили на «Хартваларену». А теперь вот собираемся слетать в Торонто, посмотрим, что там за дворец. Весь этот опыт затем обобщим. И из разных вариантов выберем один — единственно верный.Дворец же мало только построить. Его еще надо потом окупить. А то вон в Питере отгрохали конфетку, а теперь ломают голову, что с ней дальше делать. Под хоккей она не пойдет однозначно, так, по крайней мере, мне сказали.[b]— Наверное, концерты будут там устраивать.[/b]— Ну, допустим, провели они пару концертов. А дальше-то что? Будут сидеть и дожидаться, пока еще какие-нибудь звезды изволят к ним заглянуть? Нет, такой вариант нам, извините, не подходит.[b]— А какой вам подходит? [/b]— Будущий дворец мне видится как настоящий спортивно-развлекательный центр. Помимо чисто хоккейных дел, там обязательно будут Интернет-кафе, бильярд, боулинг — в общем, целая инфраструктура для интересного и полезного отдыха. Тогда и люди туда будут ходить. Дворец ни дня не должен простаивать. Он должен работать. Давать прибыль, независимо от расписания хоккейных матчей.[b]— Он будет лучше питерской арены? [/b]— А зачем же нам хуже? Если уж строить, то строить. «Динамо» — команда великая. И достойна, чтобы ее хоккейный дом был в Европе одним из лучших.[b]— Правда, сначала его надо еще построить. Деньги на это возьмете откуда? [/b]— В Москве, как вы знаете, пока еще действует Закон о льготах по налогообложению. Им мы и воспользуемся, чтобы привлечь инвесторов. Несколько крупных организаций уже заинтересовались нашим проектом и готовы в нем участвовать.[b]— А зарубежный капитал привлечь не планируете? [/b]— Пока нет. Были кое-какие переговоры, но потом мы решили не торопиться. Попробуем обойтись собственными силами. Не получится — будем искать другие варианты. Возможно, и иностранные.[b]— Хорошо бы еще контракты игрокам «задрать» настолько, чтобы они спокойно дышали, услышав про аппетитный вариант где-то на стороне. Играли бы себе в «Динамо» и играли, никуда отсюда, к радости болельщиков, не уходя? [/b]— Я отвечу вам так же, как отвечаю в таких случаях и ребятам. Ни одна команда не может сегодня развиваться нормально, не имея за спиной крепкого тыла. То есть собственного стадиона. И базы. Да, у нас есть база — в Новогорске. Но за 20 лет, что там квартирует команда, она ни разу еще не ремонтировалась и порядком, надо сказать, обветшала. Сегодня мы ее как раз приводим в божеский вид. Делаем евроремонт в гостинице и спортивном зале.Плюс солидный медико-восстановительный центр. Когда все работы будут закончены, наш новогорский комплекс будет по своему комфорту и оборудованию одним из лучших в Европе.А ведь это деньги. Конечно, их можно было бы закачать в контракты. Но сегодня для нас важнее другое: база — во-первых.Во-вторых, стадион. А контракты мы и так каждый год пересматриваем. Правда, не столь оголтелыми темпами, как в некоторых других клубах. Кстати, федерации давно пора бы обуздать жадность денежных мешков, скупающих игроков чуть ли не десятками каждый сезон. Сами ничего еще не создав, они только пользуются чужим трудом. Снимают сливки.[b]— Обуздать их, конечно, надо, но как? [/b]— Элементарно: достаточно будет установить жесткий лимит на переход хоккеистов между клубами Суперлиги. Так, чтобы команды теряли за межсезонье не более двух, от силы трех человек. Трое ушли, значит, все, на этом лавочка закрывается.Больше отсюда никого купить нельзя. Ну разве это не разумно… [b]— К сожалению, у нас сегодня многие готовы насмерть стоять за собственный, местечковый интерес, забыв о целях высшего порядка — национального. По-вашему, кто персонально виноват в провале нашей сборной на чемпионате мира в Санкт-Петербурге? [/b]— Наверное, прежде всего тот, кто придумал ей такой состав. Президент федерации и министр. Но если еще и тренеры в этом участвовали, тогда и они должны отвечать.[b]— И все-таки? [/b]— Кто конкретно принимал решение по составу, я не знаю. Ведь имена его авторов до сих пор названы не были.[b]— Одного-то из авторов московская областная федерация уже вычислила. Это Стеблин. Теперь они хотят созвать внеочередную конференцию, чтобы там объявить ему импичмент.[/b]— Лично я против этой затеи. Зачем еще больше обострять ситуацию, и так накаленную до предела. Скорее, это игра на эмоциях, чем трезвый, хорошо продуманный и взвешенный расчет.[b]— Один из наиболее реальных претендентов на вакантный пока пост тренера сборной — ваш человек, Зинэтулла Билялетдинов. Если его кандидатура пройдет, что, вероятно, Билялетдинов, как и Якушев, окажется сидящим на двух главных стульях одновременно — в клубе и сборной. Как вам такой вариант? [/b]— Ну и что, нормальный вариант — ничего страшного. Вспомните историю: все великие наши тренеры в свои лучшие годы тоже служили двум господам. И Чернышев. И Тарасов. И Бобров. И Кулагин. И никаких проблем у них не возникало. Главное — функциональные обязанности грамотно распределить. И подобрать себе нормальных, толковых помощников. Билялетдинов — тренер достаточно опытный. С амбициями. Но помимо чисто профессиональных качеств, тренер сборной должен быть отменным дипломатом. Ребята приходят в команду из разных клубов. И к каждому из них он должен уметь найти подход. Иначе команда так и не сложится. И все труды пойдут насмарку.[b]— У Билялетдинова это качество есть? [/b]— Ну не знаю. Трудно сказать. Все-таки клуб и сборная — это, как говорят на Дерибасовской, две большие разницы.[b]— А я-то думал, вы за него двумя руками.[/b]— Ну почему же, я везде сейчас говорю, что Билялетдинов уже готов свои идеи в сборной осуществлять самостоятельно. А не только в качестве подмастерья. Но мне как-то нескромно его рекламировать. Ведь он же тренер «Динамо». А я тут — президент...

Штирлиц футбольного закулисья

[i]Номинально он проходит по штатной ведомости волгоградского «Ротора» как начальник команды.И считается там, между прочим, правой рукой президента клуба Владимира Горюнова. Когда тот в отъезде, главным на хозяйстве остается Шох. Это — по должности.А по призванию он — тренер-селекционер, сиречь футбольный шпион. Такие люди есть в каждой команде. Их задача — пополнять состав умелыми и грамотными кадрами.[/i]Без шума и пыли колесят они по городам и весям, шерстят наметанным глазом провинциальные кущи, цепляя на крючок приглянувшуюся добычу.Шох в этом деле — мастер искуснейший. Ас. Штирлиц футбольного закулисья. А что, между прочим, Шох в этот образ и по паспорту вписывается. По национальности-то он немец. И хлебнул за такой неугодный властям пятый пункт он сполна. Но сначала о делах футбольных, где наряду с удачами случались у Шоха и досадные проколы. Клиенты попадались, как водится, разные.Одни, как Нидергаус, например, которого Шох вытащил из казахской глубинки, приживались на волгоградской земле основательно и надолго. И бились на поле, не щадя живота, ради собственной чести и славы клуба. Но были и другие персонажи. Олег Терехин, например. Услышав это имя, Шох вздохнул: «Да-а, промашка с ним вышла. Мы как родного его приняли. Машину сразу дали. А он через неделю хвостом вильнул и выплыл уже в Москве.В «Динамо». Хотя я-то лично считаю, что Олег сам себя обделил, уйдя от нас. Никаких особых подвигов он в Москве пока не совершил. Кочует только из команды в команду. Был в «Динамо», теперь в «Локомотиве». Впрочем, Бог ему судья. Когда-нибудь он поймет, какую ошибку тогда совершили.Ну а главной звездой в своем селекционном иконостасе Шох считает Игоря Ледяхова.— Знакомство смешным получилось, — вспоминает Шох. — Игорь служил тогда срочную в ростовском СКА. Подъехал я к нему в гости накануне игры, кажется, с «Кубанью». Зашел в раздевалку, а там гогот стоит, как в цирке, когда клоуны выступают. Ледяхов, как обычно, свои байки травил. И вдруг улыбки как не бывало. Я-то сначала не понял, в чем дело, потом только, когда познакомились, подружились, он вспомнил ту нашу первую встречу: «Я как тебя увидел, подумал: ну все, кранты, местный амбал пришел. Бить будет…» [b]— А как вы вообще узнаете, что в каком-то городе появился стоящий футбольный экземпляр? [/b]— По-разному. Бывает, болельщики на след наведут. Но обычно — от судей или тренеров.[b]— На Ледяхова тоже по наводке вышли? [/b]— Да, судья знакомый шепнул по случаю, я тут же ноги в руки и — в Ростов… В былые годы, случалось, честными способами игрока не вытащить. До воровства доходило.[b]— А сегодня? [/b]—Сегодня все игроки сидят на контрактах. И партизанщина уже не пройдет. Сегодня селекционер должен в первую голову быть дипломатом. Одна беда: липовых селекционеров развелось теперь, ну как клопов, честное слово. Правдами-неправдами игрока где-то выхватят, чтобы бабки на нем колотить, а сами понимают в комплектации, как заяц в геометрии.[b]— А что тут, в самом деле, сложного? Если парень в порядке, так его где угодно с руками оторвут — предложи только. Разве не так? [/b]— Дилетантские рассуждения. В идеале ребят бы надо высматривать еще с вот такусенького возраста. Банк данных на них собирать.[b]— Но есть еще первая лига — кладезь талантов? [/b]— Только не смешите. Это когда-то она была кладезем. А сейчас и глазу зацепиться не за кого толком. Скользит — да почти все мимо. Вот раньше был ассортимент — вспомнить приятно. Бывало, заглянешь даже не в первую — во вторую лигу. Зачерпнешь от души, домой привезешь, в дубль бросишь и смотришь: выживут — нет? Но выбор был сумасшедший.[b]— А теперь что? [/b]— Теперь — тоска. Обмелела талантами заводь. Черпанешь разок — пусто. Второй. Третий. Четвертый. Пятый. Наконец — о-па — один какой-то трепыхается. Жидковат, конечно, ну да ладно — на нынешнем безрыбье авось и такой сгодится. Что-то в нем все-таки есть. Развить только надо. Довести до ума. Боюсь, правда, что скоро и таких вот полуфабрикатов уже не останется — хоть обчерпайся. В последние годы мы ведь на чем выезжали — на дивидендах советского еще футбола. Выгребали, так сказать, остатки. И, похоже, выгребли до дна.[b]— Приглашая игрока в свою команду, вы, пожалуй, сулите ему золотые горы? [/b]— Я? Никогда. Это вообще не моя компетенция. Материальные условия каждого контракта определяет президент. Только он.[b]— А если взять инициативу на себя? [/b]— И таким образом подставить президента? Клуб подвести? Нет уж, увольте. Потом учтите: футбольный мир очень тесен, и лапшу по ушам, извините, развешивать — себе дороже. Разок лишь обманешь — так потом от тебя все будут шарахаться, как от чумы.[b]— А все-таки долго приходится обхаживать клиентов? [/b]— Когда как. Иной соглашается сразу. Кого-то приходится «пасти», уговаривать. Но у меня есть железное правило: способного парнишку смотрю для начала в шести матчах. Трижды — дома, трижды — на выезде. И только убедившись, что кандидат и впрямь достойный, закидываю наживку.[b]— В лоб предлагаете ему контракт? [/b]— Ишь, какой вы шустрый, однако. Это раньше нахрапом брали. А нынче сунься только в лоб, тебе контрактом по лбу — шмяк. А мы футбольный кодекс чтим. И конкретные переговоры, когда приходит нужда, начинаем непосредственно с руководством его клуба. Попутно досье на него собираем: что-то берем из газет, что-то подскажут его прежние тренеры.[b]— А дальше? [/b]— Дальше беседуем уже с самим игроком.[b]— Не секрет, что многие наши игроки спят и видят себя за кордоном. Где-нибудь в сытой благополучной Европе, куда они готовы стремглав сорваться при первой же удобной возможности. У вас она ведь тоже есть. Давно могли бы перебраться в Германию.[/b]— Не пойму, вы меня гоните, что ли? [b]— Нет. Просто мне интересно, почему вы не уезжаете. Вы же ведь немец.[/b]— Немец, верно. И многие мои родственники уже там, в фатерланде. Бабушка в Мюнхене. Дядя с тетей под Франкфуртом осели.[b]— А здесь кто остался, кроме вас? [/b]— Отец и два брата. Старший, Антон, работает в саратовском «Соколе». Другой живет в Казахстане. Отец — в Днепропетровске. Пенсионер. «Ну куда, — говорит, — я поеду, в какую еще Германию, если мой прадед, дед, отец — все они тут, в этой земле лежат. И пусть для кого-то я — «фриц», но родина моя — здесь. А там я всегда буду «рус Иваном». Чужаком то есть.[b]— Он воевал? [/b]— Да нет, какое там. Он ведь тогда маленький был совсем — в 45-м ему и двенадцати еще не исполнилось.[b]— А дед? [/b]— Смеетесь? Чтобы ему, немцу, дали оружие? [b]— Давали же.[/b]— Очень редко. Единицы воевали. Остальных же почти поголовно вывезли в Сибирь. Семью отца, правда, не успели. Жили они под самой Одессой. Осенью 41-го туда пришли фашисты и оставались там почти три года. А весной 44-го, когда на подступах к городу уже грохотала советская артиллерия, одесский гауляйтер приказал всем местным немцам собрать свои пожитки и вместе с вермахтом — цурюк на Запад.Многие тогда ушли. А тех, кто уходить не захотел, расстреляли эсэсовцы. Никого не щадили — старый, малый, косили всех подряд. Но кто-то сумел все-таки спрятаться. Думали — спаслись.А вышло наоборот. В освобожденный город нагрянули части НКВД. И началась тотальная проверка населения. Немцев отфильтровали. Кто был взрослый, согнали на площадь и расстреляли. А ребятишек распихали потом в детдома по всей стране. И каждому из них дали новую фамилию. Русскую.[b]— А как же ваш отец? [/b]— Так он раньше ушел. Вместе с родителями пешком дотопал до Дрездена… Война закончилась. Вся Германия — в руинах. Жить негде. Жрать — нечего. А тут Сталин объявил, что советские немцы, кто в Рейхе силком оказался, могут теперь возвращаться домой. Ничего, мол, с ними там не сделают. Будут жить так же, как до войны. Многие, в том числе родители отца, Сталину поверили.Скудный скарб свой собрали, на поезд и — обратно в Союз, чуть ли не с песнями… Где-то под Брестом дорогу их эшелону преградили части НКВД. Сюда же подогнали порожний товарняк, в который, как скотину, затолкали репатриантов по сотне человек в вагон. И захлопнули двери. Звякнули засовы. И поезд тронулся дальше. Едут неделю. Еда давно закончилась. Воды — ни капли.Духотища в вагоне адская. И люди стали потихоньку умирать… Недели через три засовы снова звякнули. Двери раздались — снаружи в вагон заглянул поросяче-розовый овал в синей фуражечке, усмехаясь: «Вылазь, новоселы, приехали».[b]— А куда? [/b]— В марийскую тайгу — вот куда. Жизнь там и жизнью-то назвать нельзя. И только в пятидесятых им разрешили оттуда уехать, определив на спецпоселение в Казахстан.[b]— Господи, такая кара выпала, а вас-то она миновала? [/b]— Желающих напомнить мне при случае, что я немец, человек как бы второго сорта, в прежние годы хватало. Еще в школе обзывали «фашистом». Я за это — в морду. Позже другие проблемы пошли. Однажды с командой собрался в Финляндию — так комсомол сказал «низя».

Илья Брызгалов: Третьяк для меня не кумир, а учитель

[i]Давненько, признаться, хоккейные вратари из России не попадали на зубок к акулам НХЛ. А ведь так хочется ребятам, чтобы их проглотили, да поскорей. Ам — и ты уже в заморской утробе, где жизнь твоя сразу приобретет совершенно иной, материально-наполненный смысл.Но ледовые хищники привередничали.[/i]Хотя нападающих наших они всегда глотали и глотают с удовольствием, прямо сказать, людоедским.Причмокивая, уминают их за обе щеки. Защитников перехватывают на закуску. А вот на киперов, «мэйд ин Раша», аппетит у них явно пропал в последние годы. Но, кажется, вновь появился.На последней ярмарке драфтов, состоявшейся в конце июня, клуб «Анахайм Майти Дакс» официально забронировал за собой нашего Илью Брызгалова, стража ворот тольяттинской «Лады», человека совсем еще молодого. Двадцать Брызгалову стукнуло только в июне. Разговаривать с ним тяжело — устаешь очень голову задирать. Еще бы, рост-то 191 сантиметр.Могуч молодец, ничего не скажешь, и длань его широка и ухватиста, как лопата. В НХЛ таких бойцов очень даже ценят.Впрочем, многие вратари только снаружи такие вот бесстрашно-толстокожие, а душа у самих трепетная и хрупкая, как стекло.Бывали даже случаи, когда одна дурацким образом нечаянно пропущенная шайба вдрызг корежила судьбу человека, становясь для него неизбывным кошмаром.Про одну из таких вратарских трагедий поведал мне как-то Владимир Юрзинов. О тезке своем — Владимире Чинове, голкипере «Динамо» и сборной СССР, где он, увы, задержался совсем ненадолго. «Так вот, — вспоминал Юрзинов, — году в 61-м, кажется, играли мы вместе с Володей за сборную на мировом чемпионате. Судьба золотых медалей решалась в матче с чехами. Кто выиграет, тот — чемпион. После двух периодов мы уступали — 0:2. В третьем поднатужились и всетаки забросили чехам две шайбы, сравняв, таким образом, счет. До конца оставалось еще минут десять. И тут случилось страшное. Защитник чехов по фамилии Грегор, находясь в центре поля, швырнул шайбу наугад в сторону наших ворот и поехал к скамейке меняться. А шайба — эта каучуковая бестия — шмыг по льду и между ног Володи — в сетку. 2:3. На том тогда и закончили. Золото досталось чехам. А у Володи с тех пор все пошло наперекосяк. А мы молодыми были и сдуру его все подкалывали: «Володь, а Володь, расскажи все-таки, как же ты гол-то тот пропустил?» В ответ Володя молчал. И отвернувшись от нас, тихо плакал. Эта несчастная шайба сломала его на всю жизнь. Она поставила крест на его вратарской карьере».У Брызгалова тоже был шанс сломаться. На чемпионате мира в Санкт-Петербурге, где Брызгалов дебютировал в воротах сборной России, турнирная судьба нашей команды, после двух поражений подряд на паутинке висевшей над пропастью, решалась в игре с латышами.Для Брызгалова этот матч стал сущим издевательством. При счете 1:1 шальная шайба, вылетев откуда-то из угла площадки, ткнулась Брызгалову в спину и...свалилась за ленточку ворот.Вскоре он пропустил еще один гол. И под свист раздраженных трибун понуро уехал с площадки. Сел на скамейку. Его место в воротах занял Егор Подомацкий. Думаете, Брызгалов «потек»? Как бы не так...[b]— Илья, какие уроки лично для себя вы извлекли из этого чемпионата? [/b]— В Петербурге я понял, что такое хоккей на высшем уровне. И что такое настоящая команда. Даже если на лед выходят одни звезды, они все равно ничего не добьются, если у них нет команды. В Петербурге команда у нас как раз была. Но не было везения.[b]— Футбольные вратари говорят: пока ты 500 голов не пропустишь, ты не вратарь.[/b]— Все от самолюбия зависит. Я на свое не жалуюсь.[b]— Это я уже понял. Не боитесь, кстати, что оно же вас когда-нибудь и погубит? [/b]— Посмотрим. Мне это многие уже говорили. Но пока, как видите, я в порядке. В клубе стал основным вратарем. И в сборной уже человек не последний. Пока все идет именно так, как я себе и планировал.[b]— Откуда все-таки у вас такая непробиваемая убежденность в своих возможностях? [/b]— А оттуда — от того, как я работаю на тренировках. Хотите, можете у тренеров спросить. Он вам расскажут, как Брызгалов пашет на льду.[b]— Фанатично и преданно? [/b]— Точно, именно так. Не позволяю себе никаких излишеств. Алкоголь, сигареты, наркотики для меня табу. Категорически себе запрещаю. Даже пиво не пью.[b]— Насчет женщин вы тоже — кремень? [/b]— Есть у меня девушка. Но это не любовь — просто физиология требует.[b]— Вы можете о себе сказать, что на сегодняшний день именно вы, а не кто-то другой — лучший вратарь России? [/b]— А это пусть решают журналисты — кто из нас, вратарей, чего стоит.[b]— Но в душе вы себя ощущаете высоко? [/b]— Свои душевные ощущения я оставлю, если не возражаете, при себе. Вы сказали, что у меня высокое самомнение — вот и делайте выводы.[b]— Комплименты любите? [/b]— Конечно, люблю, а кто их не любит, особенно когда они звучат по делу. И ненавижу лесть. Все эти слащаво-приторные словечки, которые говорятся только затем, чтобы тебе лишний раз угодить. Слушаю из вежливости, а самого выворачивает наизнанку.[b]— А кумиры у вас есть? [/b]— Нет. И сроду не было — ни кумиров, ни авторитетов. Поклоняться кому-то — это вообще не в моем характере.[b]— А как же Третьяк? [/b]— Третьяк для меня не кумир. Он — мой учитель. А это разные вещи. Он раскрыл мне глаза на огрехи в моей игре. Подсказал много нового, над чем предстоит теперь поработать, чтобы повысить свой класс.[b]— Вы хотите играть в НХЛ? [/b]— Странный вопрос — конечно, хочу. По-моему, любой из хоккеистов мечтает об этом. Я же не только мечтаю — уверен, что буду там играть.

Валентин Бубукин: «На весь гонорар за Европу я купил «башмак» в комиссионке»

[i]Валентин Бубукин поиграл на своем веку, как говорится, дай бог каждому. Начинал еще в легендарном ВВС рядом с Бобровым, Крижевским. После, когда ВВС разогнали, ушел в «Локомотив» к Борису Андреевичу Аркадьеву, «великому тренеру, человеку огромнейшей просто души…» Оттуда, спустя почти 10 лет, неисповедимые тропки футбольные привели его в ЦСКА. Ну, а гвоздем биографии Бубукина, безусловно, стал Париж, июль 1960-го, когда наша сборная, тогда еще СССР, в первый и последний раз в уходящем XX столетии выиграла чемпионат Европы.[/i][b]Одномоторный черт [/b]Той исторической победе на днях стукнуло ровно сорок лет. Юбилей, однако. По такому случаю мы встретились с Валентином Бубукиным, и он без лишних утомительных предисловий повспоминал о том, как все было тогда во Франции: — Первым делом, — говорит Бубукин, — хочу заметить, что в фаворитах турнира никто нашу сборную поначалу не числил.Журналисты и спецы, тучей нагрянувшие во Францию, сулили престол югославам. Или французам. Нас же держали, скорее, за серых лошадок. А то и вовсе не принимали в расчет до тех самых пор, пока мы чехов не заломали в полуфинале 3:1. Игра проходила в Марселе. Жарища, помню, стояла, ну, как в духовке, честное слово. Рот открываешь, а воздуху не хватает. По составу наша команда была более сбалансированной, чем у противника. Слава Метревели, Миша Месхи и Валентин Иванов составляли наш, если можно так выразиться, мозговой трест. У меня же свой козырь имелся — выносливость.Это еще Аркадьев как-то подметил: от игровых нагрузок Бубукин, мол, испытывает такое же удовольствие, как алкоголик от рюмки водки. А что — образно, но точно. Но тут нашла коса на камень. Моим визави в той игре оказался знаменитейший полузащитник Йожеф Масопут. Технарь. Умница. А главное, выносливый, как черт. И вот мы с ним взялись друг дружку выжимать. Я рывочек — Масопут тенью за мной. Если он вперед почесал — я за ним след в след. И так продолжалось все 90 минут… После игры подходит ко мне один из тренеров югославской сборной, специально приехавший на матч поглядеть на будущих соперников по финалу, и говорит: «Слушай, друже, это ведь какая-то фантастика. Человек не может столько бегать, как ты. А может, у тебя два сердца, признайся?» Да нет, смеюсь, одномоторный я, как и все.[b]Кто свистнул у Яшина фартовую кепку [/b]— Пока мы с ним мило так объяснялись, на поле хлынули десятки репортеров, болельщики с трибун набежали. И в этой кутерьме кто-то, шибко шустрый, стянул у Льва Яшина его кепку.Расстроился Лев Иванович — не передать. Не простая ведь кепка была — фартовая. А впереди — финал... Вечером того же дня сообщение о пропаже несколько раз передали по французскому радио. Диктор вежливо просил похитителя вернуть советскому вратарю его головной убор. Взамен Яшин обещал подарить свой вратарский свитер. И что вы думаете: утром в уютном особнячке под Парижем, где мы квартировали, появился полицейский и протянул Льву Ивановичу давешнюю пропажу. Уговор есть уговор. И полицейский, сияя от счастья, получил на память яшинский свитер, но… после финала уже.В день решающей игры с самого утра зарядил нудный дождь. Среди югославов на поле вышел один хороший знакомец нашей команды — Шекуларец.Он еще в олимпийском Мельбурне-56 прилично попортил нам кровь. А тут и вовсе гол организовал. Под занавес первого тайма Шекуларец сквознячком пронесся по самой правой бровке, прострелил мяч на Галича, тот пробил. Пятнистый, угодив в ногу Игоря Нетто, срикошетил в сетку… Да, чуть не забыл: югославы на испуг нас взять еще решили. И с первых минут — ну грубить внаглую. В перерыве Качалин только собрался нам в раздевалке что-то сказать, как его перебил негодующе-раздраженный Андрей Петрович Старостин: «Это что же такое делается, ребята?! А?! Вы же ведь — русские! Вон газеты вас как расписали: медведи, мол, порвут и растопчут кого угодно. А югославы вас бьют, как котят, а вы с ними цацкаетесь, ответить не можете. Чего, не понимаю, стесняться-то.Врежьте им хорошенько, раз они так просят». Завел он нас. На второй тайм мы вышли как на битву. Минуты не прошло, как я, разогнавшись, в подкате встретил одного настырного югославского хава. Юзом прокатившись по траве, он выехал на бровку и с грохотом протаранил рекламный щит. Лежит, не встает, на судью смотрит. Думал, наверное, что арбитр мне горчичник покажет — как бы не так. Судил-то финал англичанин Элис, а он к такой жесткой игре давно привык. Лишь по плечу меня похлопал: «О’кей, карош». А югославу показал: вставай, мол, парень, нечего разлеживаться. Тут Виктор Понедельник выиграл мяч в воздухе сразу у двух югославских защитников и пробил по воротам — чуть мимо. То есть футбол пошел уже совсем иной, чем в первом тайме. Чуть погодя я издали приложился по мячу что было сил.Вратарь Виденич упал, мяч отлетел совсем недалеко. Виденич приподнялся было, чтобы, кинувшись вперед, накрыть пятнистого, но тут перед ним возник Слава Метровели и легонько толкнул мяч в сетку — 1:1. Этот гол окончательно привел нас в чувство. И мы развернулись во всю мощь.Дальше игра уже шла под нашу диктовку… И во втором дополнительном тайме мы добили соперников. Миша Месхи навесил мяч мягонько так, с аптекарской точностью, на Виктора Понедельника, и тот не промахнулся, головой скинув мяч аккурат в самый уголок — 2:1. С поля мы уходили вне себя от счастья, а футболки из красных стали белыми от пота. В тесной раздевалке царила радостная суета — то и дело входили разные люди, жали нам руки, обнимали, говорили слова поздравления. А на стоявшем в углу столике среди бутылок минералки, стаканов, рассыпанных фруктов возвышалась амфора на подставке из зеленого камня, та самая, которую только что пронес по овалу бурлящего стадиона наш капитан Игорь Нетто. Теперь ей предстояло путешествие в Москву.[b]«А орден мой Леонид Ильич зажал!» [/b]— По случаю такой победы Дмитрий Постников, руководитель нашей делегации, разрешил нам официально нарушить режим: «Шибко, правда, не увлекайтесь, по фужерчику шампанского, и хватит!» Но, вернувшись в гостиницу, мы со Львом Ивановичем и Юрой Войновым не стали мелочиться и заказали пару трехлитровых бутылок вина. Сидели в номере у Льва Ивановича.Дверь ни на минуту не закрывалась: то один зайдет с поздравлениями, — мы ему — стаканчик, то другой… Так вот за час те бутылочки и уговорились.Москва встретила нас по-царски. В аэропорту каждого футболиста ждал персонально поданный «ЗИМ». А где-то через неделю на стол Брежнева легло представление нас к орденам. Леонид Ильич, как известно, в каждом деле уважал экономию. Пробежал он глазами тот список — бац, и срезал все награды ровно на один пункт. Я, например, вместо ордена «Знак Почета» получил медаль «За трудовую доблесть». Ах, да — премиальные.Были, конечно, даже помню сколько: по четыре тысячи восемьсот еще тех, дореформенных рублей на нос. Сколько это на доллары — ума не приложу.Мне, во всяком случае, хватило аккурат на старенький «Москвич» 407-й модели, который я купил через комиссионку… А ведь будто вчера это было — Париж, финал, золотой Кубок в наших руках. Не верится даже, что минуло с той поры сорок лет.[b]«Не терплю, когда Стрельцова поминают невпопад» [/b]... Помимо победной Европы, Бубукин не мог не вспомнить тех легендарных людей, с которыми сводила его футбольная жизнь. И которых уже нет с нами. Например, Эдуарда Стрельцова: — Да, пожалуй, не было у нас другого футболиста, о котором бы говорили так много и так разноголосо, как о Стрельцове.Впрочем, почему, собственно, говорили — ведь имя Стрельцова до сих пор на слуху. Жаль, поминают его частенько невпопад.Это я про комментаторов наших.Чуть завидят, как кто-то из игроков пяткой мячик откинул, тут же рефрен выдают: сыграно, мол, по-стрельцовски. Ошибаетесь, господа хорошие. Пнуть мячишко дышащему в спину партнеру — на это большой премудрости не требуется. Стрельцов же пускал его метров на 10, бывало, и на 15, причем всегда точно. Мяч, скользнув мимо ошарашенных защитников, неизменно попадал к партнеру. Рассказывают, что однажды перед игрой с «Торпедо» в раздевалке соперников случился такой вот разговор.Подходит тренер к своему центральному защитнику: «Сделай милость, напомни-ка мне, пожалуйста, какое у тебя жалование».— «Так вы же знаете — по максимальной ставке. А с чего это вы вдруг про жалование мое вспомнили?» «А вот с чего, — посуровел вдруг тренер. — Не углядишь сегодня за Стрельцовым, так и знай, срежу твой максимум под самый корень. Без штанов останешься». Во втором тайме Эдик ворвался в чужую штрафную, пяткой отбросил мяч на Иванова, тот пробил — гол! После игры тренер, войдя в раздевалку, коршуном кинулся на защитника: «Ну, держись, походишь у меня теперь с пустым карманом». А защитник спокойненько так ему отвечает: «Извините, конечно, но уж коли кого рубить по карману, то вас». — «Что-о!!! — тренер вконец раскалился. — Меня, по карману! Поясни, ну!». — «А чего тут пояснять. Вы же мне не сказали, на какой конкретно минуте он рывок свой затеет. А то бы я его в момент прищучил». Кто-то хихикнул. Почувствовав, что ситуация против него, тренер замялся: «Ну, ты вот что… после, в общем, поговорим». И понурый вышел из раздевалки.Раз наша сборная играла спарринг с болгарами. Я отдал мяч Эдику, а сам вперед чесанул.Бегу, открываюсь, а он с ответным пасом что-то не торопится.Ладно, думаю, хоть порожняком, но все равно еще пробегусь — пусть тренеры видят, как я на поле отрабатываю. Только подумал, тут и мячик ко мне летит, точнехонько по курсу моему ложится, и я, поймав его, с ходу выкатываюсь один на один с вратарем. Эпизод, кстати, очень характерный для Стрельцова: предвидя ситуацию, он умудрялся просчитать ход событий буквально до сотых долей секунды. Одно слово — гений. Стрельцов не играл. Он творил игру. Ну, а после игры, чего уж, любил снять напряжение. Однажды в Норвегии мы накидали хозяевам полную авоську. Мячей шесть им забили сухих. И после игры, когда шли в раздевалку, Эдик мне предложил: «Может, в бар сходим — музычку послушаем, победу отметим. Ты как?» — «Я — за». В гостинице я быстренько переоделся — костюмчик, галстучек, то, се.Захожу в номер Стрельцова — там уже Иванов и Метревели с Гусаровым, как и я, при полном параде, ждут, пока Эдик галстук завяжет. Вдруг — тук-тук — дверь открывается, входит приглашенный в ту поездку тренер «Торпедо» Виктор Маслов. Достает из кармана бутылку коньяку, шоколадку: «Вот — зашел вас поздравить. А куда это вы так нарядились, собственно? Сейчас примем по чуть-чуть, и не вздумайте потом никуда ходить, неровен час, меня еще подведете.Уговор?» По стопочке победу сполоснули, и Маслов ушел. «Ну, что, — улыбнулся Эдик. — На этом, пожалуй, остановимся». И добавил уже серьезно: «Подводить «деда» нельзя».До чемпионата мира в Швеции оставалось всего ничего, когда судьба его круто изогнулась. Не оказалось с нами в Швеции и Огонькова с Татушиным, но им еще повезло — их просто вывели из сборной и лишили звания заслуженных мастеров. Со Стрельцовым же обошлись куда жестче. Кто-то очень постарался шепнуть про ЧП самому Суслову.Михаил Андреевич, человек сугубо нефутбольный, не стал вникать в суть дела, а жестко приказал: «Судить, да по всей строгости, чтобы другим неповадно было». Законники взяли под козырек… Итог скандинавского похода нашей сборной хорошо известен: обыграв в подгруппе австралийцев и англичан, в четвертьфинале мы споткнулись на шведах. Но, ей-богу, будь тогда в команде Стрельцов и Огоньков с Татушиным, мы бы устроили скандинавам вторую Полтаву. А в копилке у сборной появилась бы еще одна медаль. Возможно, золотая…

Николай Соловьев: В «Спартак» я шел не за деньгами

[i]Два года назад, почти день в день, вот в этой же самой тренерской в «Сокольниках», где квартирует хоккейный «Спартак», я разговаривал с Якушевым. Он недавно принял команду и планов своих не скрывал: выдернуть, наконец, красно-белых из турнирного болота, где они прозябали который уже сезон, и, отодвинув с дороги заносчивых конкурентов, шагнуть прямиком в когорту сильнейших, где «Спартаку» на роду написано быть.[/i]Якушев говорил и, наверное, никто тогда не сомневался, что именно так, по Якушеву, все и будет. Перспектива, такая солнечная на словах, на деле, однако, обернулась сущим кошмаром. Где-то в середине сезона команда вдруг кувырнулась в глухой штопор. В нем было что-то фатальное, в этом полете. Камнем пролетев вниз по турнирным этажам, «Спартак» плюхнулся на дно таблицы, немного там подергался, силясь приподняться, но вскоре затих, смирившись с судьбой. А тут и сезону конец. Дверь в Суперлигу, зловеще скрипнув, захлопнулась перед «Спартаком». Он побрел в младший класс понуро, как будто двоечник-второгодник. На груди его звякал запылившийся «иконостас» — былых побед и славы отзвук.«Стыд и позор», — ворчали раздосадованные болельщики. И были по-своему правы. В живописной истории клуба случалось всякое, но такое — впервые. Попытка с наскока вломиться обратно в общество избранных потерпела в минувшем сезоне фиаско. Якушев был тут же отправлен в отставку. А кулуарные всезнайки мигом взялись подбирать кандидатов на еще не остывший вакантный престол. Человек десять, наверное, перебрали, да все — мимо. Последнее слово осталось за президентом клуба Борисом Майоровым. И когда оно прозвучало, у многих от удивления перехватило дух.Главным тренером команды был утвержден Николай Соловьев, до этого работавший с нижнекамским «Нефтехимиком» и слывущий среди журналистов собеседником радушным и откровенным. По крайней мере, коллеги рекомендовали мне Соловьева именно так накануне нашей с ним встречи.Он назначил ее в тренерской в «Сокольниках». «Да, пожалуйста, приезжайте когда вам будет удобно, — вежливо рокотал он в телефонной трубке, — я здесь каждый день почти неотлучно: прихожу в полдевятого, а уезжаю уже затемно…» Так и встретились.[b]— Николай Дмитриевич, первый вопрос, наверное, самый загадочный — о вашем назначении, громыхнувшем как гром среди ясного неба. Все-таки почему выбор пал именно на вас? [/b]— Знаете, для меня это тоже была полная неожиданность. И чтобы ее понять, нужно оглянуться далеко назад, в то время еще, когда я учился в высшей школе тренеров, а практику проходил именно в «Спартаке».Тренировал команду в те годы Борис Александрович Майоров, с которым мы сразу нашли общий язык. Работать с ним мне было интересно. И как только я закончил ВШТ, он сразу же пригласил меня тренером в спартаковскую школу, но я отказался и уехал в родную «Ижсталь». С тех пор прошло уже 15 лет, но, видимо, все эти годы он внимательно за мной наблюдал, где бы я ни работал.Интересовался. И вот — сделал предложение, отказаться от которого я уже не смог.[b]— А как это случилось, если поподробнее? [/b]— Случилось как? Обыкновенно. В Москве живет моя дочь. Приезжаю ее проведать.Тут он звонит: «Николай, надо встретиться. Разговор к тебе есть...» Встретились. И он без всяких предисловий ухватился сразу за суть: «Когда-то я приглашал тебя в детскую школу, ну вот, а теперь предлагаю тебе должность главного тренера».И в качестве ударного аргумента напомнил мне аналогичную историю с футбольным «Спартаком». Он ведь тоже вылетал из высшей лиги в конце 70-х. А через год вернулся и стал одним из лидеров.[b]— Аргумент, конечно, весомый, но времена тогда были другие, правда? [/b]— Но суть-то не изменилась. Думаю, что и сегодня путь тот можно повторить. Главное — работать правильно. И правильно опять же понимать цель и смысл своих трудов. Кстати, наш разговор с Майоровым продолжался часа три.[b]— И вы, наконец, ответили «да».[/b]— Ответил, но чуть позже. Прощаясь, я попросил у него еще немного времени на размышление. Дома спокойно прокрутил этот вариант как следует. А вечером позвонил Борису Александровичу и сказал, что согласен. Чего уж лукавить: конечно, его предложение меня изначально прельстило. Все-таки «Спартак» — это «Спартак». Народная команда, чье имя известно во всем мире.[b]— Тем не менее, согласитесь, что в «Нефтехимике» у вас было куда больше определенности. Команда твердо закрепилась в Суперлиге. Вылет ей не грозил. Пожалуй, и по деньгам там было погуще, чем в «Спартаке»? [/b]— Действительно, переехав в Москву, я в деньгах потерял. Причем, прилично.[b]— И хоть команду взяли с именем, но будущее у нее пока туманно.[/b]— Значит, тем интереснее будет работать. Как-то, еще в советское время, из-за конфликта в «Ижстали» я уехал из Ижевска в Новочебоксарск, в команду «Сокол», о которой тогда и знать-то никто не знал. А через два года мы играли уже в первой лиге.[b]— Но «Спартак» же не «Сокол». Разве можно вообще сравнивать ту меру ответственности, которая ложится на тренера здесь и там? [/b]— Ну, вот мне бы и хотелось в свои 50 лет все-таки выяснить: дано мне быть тренером или нет. Впрочем, те результаты, которых я добивался с другими командами, тоже, по идее, были неплохими. Что в «Ижстали», что в «Северстали». Наконец, в «Нефтехимике». Правда, «Спартак» — это иная ступень.[b]— А с предшественником своим, с Якушевым, вы о чем-нибудь разговаривали? [/b]— Да, был у нас разговор, но, знаете, совсем короткий. В первых числах июля Александр Сергеевич заезжал сюда. Воспользовавшись случаем, я задал ему несколько вопросов конкретно по команде. Он на них ответил. А больше его спрашивать я не решился.[b]— Почему? [/b]— Да как вам сказать. Понимаете, я видел его глаза — усталые, тяжелые, в которых, действительно, как в зеркале, отражалось все то, что было у него на душе. Минут десять от силы поговорили, потом он извинился — и ушел... Работа тренера только с виду такая респектабельная. А по сути-то своей — это ад. Ты постоянно находишься в состоянии стресса. Ничего не уходит. Все остается. Копится. Любая неудача, словно нож, кромсает душу, сердце, оставляя болезненный след. След в буквальном смысле.Был в Хабаровске такой тренер — Николай Константинович Голубев. Так вот, когда он умер, то на вскрытии врачи обнаружили у него на сердце 13 рубцов — следы от перенесенных микроинфарктов.[b]— А Бариневу, помощнику Якушева, вы предлагали остаться в команде? [/b]— Сказать по правде, нет. Даже не пробовал. Мы знали заранее, что он откажется, ведь приглашал его в команду именно Якушев и без него он работать не будет. Причина вполне понятная. И я бы на его месте поступил точно также.[b]— Формируя свой тренерский штаб, вы отчего-то сделали акцент на специалистах из Новокузнецка. Ваш помощник Юрий Новиков был главным тренером «Магнитки», собственно, при нем она и расцвела. Роман Хайретдинов занимал там пост вицепрезидента, а теперь он — генеральный менеджер «Спартака».[/b]— Ну, во-первых, с Юрием Николаевичем мы уже знакомы уйму лет — еще с «Ижстали». И потом не забывайте: он — воспитанник «Спартака», естественно, не мог отказаться от предложения поработать в родной команде, вернуть ей былую славу. С Романом Константиновичем мы тоже знакомы не первый год. Но, безусловно, решающим фактором стали их успехи в Новокузнецке. И то, что в «Спартак» уже вернулись Ткачук и Евтюхин, недавно, кстати, назначенный капитаном, это — целиком и полностью заслуга команды. Что же касается Сергея Шепелева, думаю, он не нуждается в какихто дополнительных рекомендациях. Знаменитый в прошлом игрок, спартаковец, с которым мы тоже знакомы очень давно.Формально он в тренерском списке — третий. Хотя для меня не существует столь жесткого деления: вот главный, а вот — помощники. Нет. Мы — коллеги. Делаем одно общее дело, поэтому все вопросы, какие только возникают, обсуждаем всегда сообща.[b]— А Борис Александрович часто вмешивается?[/b]— Когда я принял «Спартак», то из прежнего состава в нем осталось всего лишь семь человек. Пришлось собирать команду практически заново. И Борис Александрович, когда я его попросил, дал мне, как тренеру, полную свободу в подборе игроков. Мы наметили себе план, по которому и работаем. Он нам не мешает. Но если вдруг возникают какие-то трудности, мы обязательно идем к нему.[b]— Говорят, что Майоров, имеющий на все в хоккее собственный взгляд, часто пытается навязать его своим подчиненным? [/b]— Не знаю, кто и что там говорит, я, во всяком случае, никакого диктата с его стороны пока не чувствую. Многое о нем, конечно, наговаривают. Он ведь сам работал тренером и прекрасно понимает, каково приходится человеку в этой шкуре. Впрочем, жизнь покажет. Сейчас идет лишь только подготовка к сезону. И конкретный результат с нас пока еще никто не спрашивает. Но я почему-то уверен, что этот результат непременно будет положительным.[b]— Откуда такая уверенность? [/b]— Не знаю, просто внутренний голос подсказывает, что все будет, как надо. А он меня еще никогда не обманывал. Игроки отчетливо понимают, какую задачу им предстоит вместе с нами решить. Команда у нас, можно считать, уже есть. Изменения в составе если и возможны, то самые минимальные. Меня беспокоит оборона, которую не мешало бы, конечно, укрепить. Возможно, пригласим еще одного-двух защитников. А может, и не будем больше никого приглашать. Посмотрим. Время еще есть. Главное, в руководстве у нас уже все в порядке. Это союз единомышленников, одержимых идеей возродить «Спартак». Переломимся, но сделаем...

Вратарь нон грата

[i]«Что имеем — не храним, потерявши — плачем». В этой народной мудрости, точно в девичьей слезе, отражается вся подноготная пресловутого «дела Вадима Тарасова». Совсем недавно оно взбаламутило тихую гладь хоккейного межсезонья. Ведь от истории, в которую ненароком он влип, за версту веет чем-то настолько знакомым, родным, что любой, кто к ней прикоснется, сразу скажет: «Да, такое могло случиться, наверное, только у нас, в России».[/i]Случилось же, напоминаем, вот что. В кармане у вратаря вдруг обнаружились сразу два контракта. С разницей в несколько дней он подписал их с двумя клубами. Один — с новокузнецким «Металлургом», где он играл и до этого. Другой — с «Авангардом» из Омска, причем сибиряки успели даже выплатить Тарасову в качестве аванса 50 тысяч долларов, так называемых подъемных. И приготовились уже встречать у себя законного новобранца.Оказалось, напрасно. Тарасов дал вдруг задний ход. Дескать, в Омск перебираться он раздумал и решил остаться в Новокузнецке. Вот с этого-то и заварилась вся каша. Кулуарной дипломатии клубы предпочли войну — открытую и беспощадную. Вооружились увесистыми аргументами и бросились в атаку друг на друга.Апофеозом этой сшибки стало заседание Арбитражного комитета хоккейной федерации.Итог его известен: представители обоих клубов покидали зал, как говорится, не солоно хлебавши. Тарасова отспорить никому не удалось. Хоккейные законники разрешили их тяжбу по принципу «ни вашим, ни нашим». Взяли и дисквалифицировали Тарасова на один год, запретив ему участвовать во всех соревнованиях, проводимых под эгидой ФХР. На российском льду он, таким образом, оказался персоной нон грата. В принципе, все правильно: закон нарушил — отвечай. И все-таки не покидало ощущение какой-то недосказанности, густой пеленой окутавшей это скандальное дело, аналогов которому в нашем хоккее еще, кажется, не было.И тогда мы решили обратиться к генеральному менеджеру московского «Спартака» [b]Роману Хайретдинову[/b]. Почему к нему? Очень просто: в «Спартак» он перешел совсем недавно. А до этого был вице-президентом в новокузнецком «Металлурге».— Совершенно верно. И вся эта история с двумя контрактами разворачивалась у меня на глазах. У Вадима действительно был подписан контракт с Омском. Причем подписан в обход принятых правил. Другим совершенно числом. И вовсе не за деньгами он погнался, как написала о нем одна газета, видимо, не шибко разборчивая в терминах, да и в хоккее. Уж кем-кем, а рвачом он, слава богу, сроду не был. Честный, порядочный парень. Он никогда не искал в хоккее легкой жизни. И ни разу, сколько я его знаю, не позволял себе поставить личные амбиции выше интересов команды.[b]— А как тогда понимать его финт с двумя контрактами? Ведь уйти из «Металлурга» он все-таки собирался? [/b]— Да, мысль об этом у него была. Просто в тот момент Вадим окончательно понял, что «Металлург», каким его знали болельщики, доживает последние дни — летом команду покинут многие ведущие игроки.Понял — и подписал контракт с Омском. Но в последний момент ему предложили остаться в Новокузнецке. Это сделал генеральный директор «Металлурга» Александр Филиппенко, которому я и до этого говорил: «Если ты хочешь, чтобы команда оставалась, как прежде, сильной, то начинать надо именно с вратаря». После чего они стали уговаривать Вадима, чтобы он остался. А Вадика, кстати, я тогда предупредил: «Хочешь остаться — ради бога, вопросов-то нет никаких.Ты только спроси сначала у руководства: дают они гарантию, что с Омском все будет улажено без последствий, в первую очередь, для тебя?» Он спросил. И получил железное «да». И тут Вадик, поторопившись, допустил роковую для себя ошибку — подписал новый контракт с Новокузнецком, не дождавшись, пока коллизия с Омском утрясется. Он поверил им на слово — а вышло вон что. Оказался парень с двумя контрактами на руках.[b]— За что и был дисквалифицирован.[/b]— Все правильно. Закон есть закон. Правда, Тарасов — случай все-таки особый. Вратарь, два сезона подряд признававшийся в России лучшим, наверное, заслуживает, чтобы его дело решал не арбитражный комитет, а люди повыше. И чтобы были приложены любые усилия, лишь бы избежать его дисквалификации. Дойти до губернаторов, наконец. До кемеровского и омского. С ними как-то этот вопрос решить. Тарасов же подписывал контракт непосредственно в кабинете у зам. губернатора. Да-да, прямо у него за столом. Ведь речь шла об очень больших деньгах, и Вадик стоит этих денег.[b]— Ситуация, в принципе, понятна. Вопрос — как из нее теперь выбраться, если это еще возможно, конечно? [/b]— Думаю, возможно. Но опять-таки «разрулить» ее могут только высшие чины. Нужно волевое решение. Кто из них возьмет на себя ответственность — Аман Тулеев или Леонид Полежаев — не знаю. Но решать что-то надо. Иначе не исключено, что Тарасов для России будет потерян. Он просто уедет отсюда и все. Я, кстати, встречался с Тулеевым (еще до арбитражного суда дело было). Он сказал, что готов подключиться к этой истории, но добавил, что сначала должен сам услышать от Тарасова четкий, ясный ответ: готов он остаться в России или нет? Вадим тогда был в Москве, но собирался улетать в Новокузнецк. Я попросил его задержаться на день-два, чтобы он встретился с Тулеевым. Но руководство клуба его не отпустило. Видимо, они были уверены на все сто, что справятся своими силами и арбитражный комитет присудит им победу. Наивное заблуждение.[b]— А ведь есть еще один человек при власти, который тоже, наверное, мог бы «разрулить», как вы сказали, ситуацию. Это президент хоккейной федерации Александр Стеблин.[/b]— Стеблин все рычаги подмял под себя, но решения принять не может никакого. Не знаю, то ли он вообще не способен взять и врезать кулаком по столу, когда это требуется, то ли еще что-то — затрудняюсь сказать. Хотя, в принципе, разбираться с этим делом должен, конечно, именно он. А то у нас так: когда нужно принять волевое решение — Стеблина нет. А вот келейно что-то сообразить — всегда пожалуйста. Тут Стеблин на самом верху.[b]— А что конкретно он мог сделать в этой ситуации? [/b]— Скажу, как бы я поступил на его месте. Вызвал бы в свой кабинет президентов двух клубов, усадил их за стол друг против друга и сказал: хватит дурить, ребята. Решайте: или — или. Либо Тарасов едет в Омск, а новокузнецкий контракт просто рвется. Либо наоборот: аннулируется его соглашение с «Авангардом», и он со спокойной душой продолжает играть в Новокузнецке. Разумно? Разумно.[b]— Почему же так не сделали? [/b]— Не знаю. Видимо, амбиции затмили разум конкурентов.[b]— Вы несколько раз подчеркнули, что Тарасов — лучший вратарь России. Однако в сборной мы его пока не видели.[/b]— Для меня это тоже загадка. Ведь он уже несколько лет как перебрался из Казахстана в Россию. Армию здесь отслужил. Но допустить его в сборную вправе только конгресс ИИХФ. Все документы, какие там могут понадобиться, собраны и переданы в ФХР. Ей только осталось направить в ИИХФ официальный запрос.[b]— Федерация это сделала? [/b]— Не знаю. Как-то спросил их — в ответ: «Не лезьте, куда не надо. Это наша компетенция. Разберемся без вас».[b]— А тут еще, как назло, эта дисквалификация.[/b]— Ситуация, конечно, неприятная. Но я тем не менее не теряю оптимизма. Надеюсь, что приговор арбитражного комитета будет все-таки пересмотрен. Вадим вернется на лед. И никуда из России не уедет...

Шалуну просто погрозят пальчиком

[i]Скандальное дело Вадима Тарасова, о котором газеты трезвонят без умолку целый месяц, медленно, но верно движется к развязке. Очень даже благополучной для вратаря. Скорее всего, он будет амнистирован. И первоначальный приговор — год дисквалификации — ему скостят до «условного».[/i]Кому как, а нам чутье изначально подсказывало будущий сценарий всей судебной заварухи. Сначала, на волне разбушевавшихся эмоций, влепят вратарю по первое число за его «бумажные шалости». А после, когда страсти поулягутся, сменят гнев на милость. Пальчиком проказнику погрозят да и отпустят с миром: иди, мол, играй, но, смотри, чтобы больше — ни-ни.Расставить точки над «i» в деле Тарасова должна апелляционная комиссия Профессиональной хоккейной лиги.Планировалось, что ее заседание состоится уже сегодня. Однако сорвалось. Новокузнецкий «Металлург», который, собственно, и подал апелляцию, опоздал перечислить положенный в этом случае взнос — 10 тысяч рублей. Сам же виновник скандала находится сейчас в Америке — шлифует мастерство в школе Владислава Третьяка. Но, как нам стало известно, перед самым отъездом в Чикаго он побывал в комиссии. И дал там покаянные показания. Его чистосердечный рассказ заставил господ присяжных иначе взглянуть на некоторые моменты. Скажем, в конце прошлого сезона у него, как выяснилось, возник конфликт с некоторыми игроками «Металлурга». Обстановка накалилась настолько, что Тарасов, по его признанию, был готов подписать контракт с кем угодно, лишь бы уехать из Новокузнецка. И, поддавшись эмоциям, заключил договор с «Авангардом».Немаловажна и позиция президента ФХР Александра Стеблина. Поначалу он был на Тарасова очень сердит: «Ну, что это такое. Взрослый человек, а ведет себя, как какой-то дошкольник». Но потом и Стеблин обмяк. И, по нашим данным, считает, что Тарасова нужно простить. А слово царя в России всегда было законом.Так что, скорее всего, на будущей неделе, когда комиссия наконец соберется, точка зрения Стеблина получит единогласное «одобрямс».Дисквалификация Тарасова для многих, конечно, послужила бы хорошим уроком на будущее. Но не слишком ли дорогой была бы цена. Для самого Тарасова. Да и для нашего хоккея тоже. В самом деле: наотмашь «мочить» человека, превращая его в хоккейного «каторжанина», лишь за то, что он, поторопившись, намудрил с контрактами — ну, не по-нашему это как-то, не по-русски. Плюс — чисто хоккейный расклад. Тарасов, на секундочку, лучший голкипер России последних двух лет. Изгонять его со льда при нынешней вратарской бедности — все-таки роскошь.

Золотой шашлык от Позднякова

[i]Сказать о Станиславе Позднякове, что он лучший саблист планеты, значит не сказать ничего. Победы в крупнейших турнирах стали для него едва ли не рутиной.Десять лет уже он только и делает, что нанизывает медаль за медалью на свой клинок, как на шампур.Трехкратный олимпийский чемпион. Чемпион мира. Победитель 25 этапов Кубка мира.Но и это еще не предел. Вот-вот стартует Олимпиада в Сиднее, где Позднякову, а с ним и всей команде наших саблистов, вполне по силам, порубав соперников, добавить к золотому шашлыку еще одно, а то и сразу два червонных колечка.[/i][b]— Вот с нее, пожалуй, и начнем — с Олимпиады. Кто, по-вашему, будет там главным соперником нашей команды? [/b]— Загадывать сложно. На Олимпийских играх, как известно, частенько случаются всякие сюрпризы.[b]— А если все-таки посмотреть на вещи реально? Всю пену сказочную сдуть и глянуть только на сухой остаток. Тогда как? [/b]— Тогда останется команд пять-шесть, традиционно самых зубастых, которые действительно могут нам испортить всю олимпийскую обедню. Во-первых, конечно, венгры. Потом — французы. Итальянцы. За ними я бы, пожалуй, поставил еще и поляков.[b]— Поляков? А их-то с какой стати? Крепкая, мастеровитая команда, но не более.[/b]— Не скажите. Это крайне взрывные ребята. К тому же весь последний год перед Олимпиадой они отсиживались как бы в засаде, избегая лишний раз появляться на широкой публике. Ясно — к Олимпиаде готовились. И видать что-то крепко там намудрили. Одному Богу известно — что.[b]— Судя по вашим словам, в безоговорочных фаворитах Сиднея вы нашу команду не числите? [/b]— В безоговорочных — нет. Хотел бы, да объективность не позволяет. К сожалению, за последние годы кое-что мы все-таки подрастеряли. И сегодня потенциал у команды уже не тот, что был хотя бы четыре года назад, накануне Атланты.[b]— Да уж, вы тогда выступили «на ура». Два олимпийских золота из двух взяли.[/b]— Взял, верно. Одно — в личном, другое — с ребятами. Но потом год целый команда «отдыхала», покачиваясь на волнах олимпийского триумфа. Единственное — я поставил себе задачу выиграть Чемпионат мира-97. И выиграл его — в Кейптауне. Потому на себя грешу меньше, чем на других.[b]— Многие считают, что на последовавших затем неудачах нашей команды, в частности, на чемпионатах мира, где она не побеждала уже три года, сказался уход Григория Кириенко.[/b]— И это тоже, разумеется. Сборная как бы осиротела. Из нее ушел лидер, человек, за которым мы ощущали себя как за каменной стеной. Знали: вот выйдет Кириенко на дорожку, даст результат, а нам останется лишь поддержать его. Когда он ушел, многое сразу переменилось. Получилось так, что мы с Сергеем Шариковым, выигрывая каждый сам по себе, в команде успехов не знали. И сколько бы ни старались, никак не могли найти тот особый кураж, который приносит победу. Мы дрались, не чувствуя у себя за спиной надежного тыла.[b]— Попросту говоря, вам не хватало достойного третьего, чтобы все было в ажуре? [/b]— Да, именно так. Хотя кандидатов на эту позицию было достаточно, но в деле, на высоком уровне, они явно не тянули.[b]— А что сегодня, на пороге Сиднея? [/b]— Уже ясно: третьим номером в команде будет Алексей Фросин. От него потребуется только одно: отработать свою часть программы в полную силу. Остальное сделаем уже мы с Шариковым.[b]— Вас, насколько я знаю, с самых пленок и по сию пору ведет по фехтовальной дорожке один и тот же тренер — Борис Писецкий.[/b]— Случай в истории фехтования действительно уникальный. Достойный книги Гиннесса. Я просто не знаю другого примера, чтобы союз тренера и ученика длился так долго. Обычно он рассыпается где-то на подходе к юниорам. Дальше парнишку берет в свои руки другой, как считается, более опытный педагог.[b]— Вас Писецкий, однако, не отдал.[/b]— И оказался тысячу раз прав.[b]— Сколько вы с ним уже вместе? [/b]— 18 лет.[b]— И что, за все это время не было даже намека на разрыв? [/b]— Случались, конечно, нервные моменты, но есть ли смысл их вспоминать, ведь это было так давно? [b]— Все равно расскажите.[/b]— В каком же году это было-то? В 89-м, кажется… Да, точно, в 89-м. Я тогда еще чемпионат страны среди юношей выиграл. На радостях хватил пивка, ну и меня, как водится, понесло — круто вверх. Послушал Борис Леонидович речь мою пламенную. А утром зашел ко мне в номер и говорит: «Все, раз ты у нас теперь такой великий, шагай дальше, как хочешь, но уже без меня». А что потом? Сумел набедокурить, сумей и повиниться — так ведь? Меня он, правда, слушать отказывался наотрез. Уж я и так и эдак подойти к нему пробовал — он ни в какую. Нет — и все. Пришлось родителей на помощь звать. Всей семьей к нему пришли — конфликт, слава богу, разгладился.[b]— И часто это с вами случается? [/b]— Что? [b]— Приступы звездные? [/b]— Да бросьте, какие еще приступы! Так, дурь мальчишеская выходила, не более того.[b]— Скажите, вас никогда не задевал тот факт, что фехтовальщики у народа, мягко говоря, непопулярны? Выступаете вроде бы дома, а трибуны, как правило, девственно пусты.[/b]— Хотите верьте, хотите нет, но меня этот факт абсолютно не трогает. Людей всегда манили зрелища попроще. Такие, где не надо напрягаться, чтобы вникнуть в суть. Скажем, были времена, когда цирк был популярнее, чем театр. Хотя культурную их ценность даже сравнивать трудно. Так что мне совершенно безразлично, есть ли на трибунах зрители или нет. Для меня существует один лишь смысл — выигрывать все и везде.[b]— А как же музыка поединка — рев трибун? [/b]— По большому счету, это все — суета. Мне важна только победа.[b]— Представляю, как тяжело вы тогда переносите поражения.[/b]— Научился уже. Просто на другой день прихожу опять в зал и начинаю тренироваться. Все как всегда. И никакой паники.[b]— Где-то я читал, как Виктор Кровопусков, чтобы легче переживать неудачи, научился себя уговаривать: поражение — еще не самое ужасное, что может быть на свете.[/b]— А я не боюсь проиграть. Мне другое страшнее — не выиграть. Чувствуете разницу? [b]— Но ведь это же сковывает? [/b]— Кого как. Меня, наоборот, мобилизует и заставляет собраться. Страх здорово подхлестывает, особенно когда счет напряженный. Работаешь на уровне подсознания. Вот вам, кстати, пример из олимпийской Атланты. В четвертьфинале я весь бой гнался за украинцем Вадимом Бутцайтом.Даже не гнался — шел за ним по пятам с уверенностью хищника. В душе что-то подсказывало, что никуда он от меня не денется. Все равно я достану его и проглочу. И достал — на четырнадцатом очке. Счет сравнялся. А потом нанес ему решающий укол.[b]— Как в семье воспринимают ваши победы? [/b]— После Атланты даже бабушка жены меня зауважала. Раньше-то она все ворчала: «Ну, что это за профессия — фехтовальщик. Вроде взрослые люди, а скачут, как мальчишки, да сабельками машут!..» А как трансляции из Атланты поглядела, особенно кадры, где я маску после боя снимаю, а по лицу, да еще на весь экран, пот в три ручья — поняла, какой это каторжный труд.[b]— Это бабушка. А сама жена? [/b]— Настя знала это и так. Она ведь в прошлом тоже фехтовальщица. Однажды мы вместе летели на сборы. В самолете и познакомились. Она из Барнаула.[b]— А потом как общались, по телефону? [/b]— В будни по телефону. А по выходным я приезжал к ней в гости. Барнаул же от Новосибирска рядышком совсем — каких-то 230 километров. В автобус сел — и через пять часов уже на месте.[b]— Часто вы так путешествовали? [/b]— Каждую неделю, если не уезжал куда-нибудь на соревнования.[b]— У вас подрастает дочка. А скоро, я слышал, в семье ожидается пополнение.[/b]— Мы с женой даже знаем, кто у нас родится, — еще одна девочка.[b]— Вам-то, наверное, хотелось бы мальчика? [/b]— Вовсе нет. Я уже понял, что дочка лучше. Дочка — это для папы. А я всегда в этом плане был немного эгоистичен. Хочу, чтобы все любили меня одного.[b]— Еще бы золото в Сиднее вам выиграть, тогда бы точно вся страна вас полюбила.[/b]— Постараюсь. За этим, собственно, туда и поеду.[b]— А к гадалке сходить не хотите? Раскинет она картишки — и, пожалуйста, весь олимпийский расклад перед вами, как на ладони...[/b]— По-моему, это все такая мура. Шарлатанство. А я — человек верующий. Вот видите, у меня и поясок молитвенный всегда с собой. Мама подарила еще накануне Атланты. Я знаю, что Господь помогает мне выигрывать. А поражениями карает за грехи.

ФЕТИСОВ ЗАСВЕТИЛСЯ ДАЖЕ НА НЕБЕСАХ

[i]От 10 до 500 «зелененьких» сейчас в России может выложить не каждый.Поэтому и опасался Вячеслав Фетисов, что на его прощальном матче трибуны «Олимпийского» могут оказаться с заметными проплешинами, несмотря на то, что в Москву приехали звезды НХЛ во главе с самим Скотти Боуменом.[/i]Страхи Фетисова оказались не напрасными. За несколько часов до матча спекулянты толкали билеты втридорога, однако поняв, что народ не хочет выкладывать копеечку, «предприниматели», спасая положение, уже продавали билетики по номиналу. Но и тут их подстерегла неудача.Естественно, что в «Олимпийском» аншлага не получилось. Если честно, сердце немного екнуло, когда диктор объявлял состав команд: Макаров, Ларионов, Крутов, Фетисов, Быков, Бродер, Робинсон...Только немного жаль, что на фамилию Буре зал реагировал гораздо эмоциональнее, нежели на Макарова, Крутова, Ларионова. Жаль, что молодежь забывает о великих хоккеистах. А вообще, Фетисов мог совершить чудо. Мы даже зажмурились, когда объявляли последнего игрока матча: нам показалось, что сейчас зазвенит фамилия «Касатонов», и знаменитая пятерка вновь соберется воедино. Но чудеса бывают только в сказках.Вражда двух бывших закадычных друзей — Фетисова и Касатонова, — которые не разговаривают друг с другом целых 11 лет даже в такой день в очередной раз о себе напомнила. Когда Фетисова еще за несколько недель до матча спросили, будет ли играть Касатонов, Вячеслав отвечал: «Этот человек точно играть не будет...» Конечно, в этом матче серьезно выкладываться не собирался никто, тем не менее, хоккей был на загляденье. Каспарайтис, почему-то представленный в протоколе как гражданин Литвы, иногда довольно жестко встречал российских «звезд». Крутов, тряхнув стариной, выдавал такие пасы, что кружилась голова.Да и молодежь расшаркиваться перед ветеранами не собиралась: Афиногенов, Вишневский, Морозов постоянно были в центре внимания. Шайбы сыпались, как из рога изобилия. После второго периода диктор торжественно объявил, что астрономы открыли новую звезду, и ученые решили дать ей имя — «Звезда Фетисова». Растрогавшийся виновник торжества тут же ответил любезностью. Капитанскую повязку сборной России Вячеслав передал торжественно и весьма символично Павлу Буре. Матч заканчивался. И, казалось, все шло к запланированной ничьей, когда на последних секундах матча Вячеслав Фетисов принес сборной России победу — 7:6. Может быть, слишком наигранно, но значит так ему было нужно, значит на прощанье необходимо было поставить победную точку.Сирена, объятия, призы... Фетисов в заключение говорил долго, стараясь не забыть никого. Зрители, даже немного подустали, слушая лебединую песнь хоккеиста. Но все же зрители дослушали ее до конца, не присев ни на минуту. И награда пришла. В «Олимпийском» погас свет, заискрился фейерверк, и вечно юная Лариса Долина спела гимн хоккею.Закончен бал — погасли свечи. С чувством выполненного долга участники матча потянулись со льда в раздевалку по ковровой дорожке, петлявшей по коридору. Вот, закинув клюшку на плечо, идет [b]Сергей МАКАРОВ,[/b] усталый, но довольный.[b]— Сергей, — притормаживаем его мы, — а ничего, что даже сегодня в вашей чудо-пятерке образовался некомплект — в ней не хватало одного человека? [/b]— Это же не мои проводы — Славины. И сегодня здесь собрались только те, кого он хотел видеть.[b]— А вам не обидно, что у вас таких проводов не было? [/b]— Что вы, — улыбается ледовый виртуоз, — абсолютно не обидно. Наверное, если бы я захотел, что-нибудь подобное вполне мог бы устроить. Но я не хочу.[b]Владимир ЮРЗИНОВ [/b]специально прилетел на эту игру из Швейцарии. И, как в старые добрые времена, помогал на тренерском мостике Виктору Тихонову. — Мне сейчас немного грустно, — поделился он с нами. — Грустно, что это был последний матч великого игрока. А еще от того, что мы бессильны перед временем. Я вот тоже очень хотел бы увидеть на этой игре многих своих друзей, с которыми прожил на льду целую жизнь. И какую жизнь. Но их уже нет. Увы.Чуть в сторонке, у стеночки, замечаем одинокую фигуру [b]Александра РАГУЛИНА[/b]: — А что, игра была веселая. Без напряжения. Мне понравилось.[b]— Кое-кто говорит, что наши звезды только для таких вот матчей и годятся. А на что-то серьезное уже не тянут. Свежий пример — чемпионат мира в Питере.[/b]— Да нет, — ерунда. Нашей команде на тренеров не очень везет — вот в чем беда-то. Не могут завести ребят психологически, чтобы они выходили на лед не дурака валять, а только выигрывать.[b]— А если назначить «главным» Фетисова? Об этом многие сейчас говорят.[/b]— Я буду только «за». Думаю, он как раз потянет. Сможет выжать из ребят все, на что они способны.

Шамиль Тарпищев: Наш спорт скрутила шизофрения

[i]Вы когда-нибудь видели струйку у комара, когда он писает? Так вот, политика — еще тоньше. Этот каламбур я услышал от [b]Шамиля Тарпищева[/b], с которым столкнулся на прощальном матче Вячеслава Фетисова в «Олимпийском». Грех было не воспользоваться моментом и не поговорить о некоторых интересных вещах...[/i]Почему, допустим, теннис — буржуйская изначально забава, а мы в нем в последние годы частенько стали выдвигаться вперед планеты всей.Тогда как в хоккее, где прежде верховодили, плетемся, потирая ушибы и синяки от швейцарских каких-то перчаток, не говоря уж о латвийских. Да и вообще: Олимпиада надвигается с угрожающей неумолимостью. Там-то чего ждать? Оплеух или гимнов «за здравие»?..— Наш хоккей подкосило отсутствие стройной, до мелочей продуманной, а главное, жесткой контрактной системы. Вот мы и остались у разбитого корыта. Всех наших звезд, словно волной, смыло в НХЛ. А теперь вдогонку за ними туда норовит сорваться еще даже толком не оперившийся молодняк. Ребята лет 15—16, играющие в юниорских сборных России, по сути уже — не наши. Практически у каждого из них есть персональный контракт с агентами от Дяди Сэма. Так что их отъезд за океан — вопрос времени. Вот уедут, и многих из них мы больше «живьем» не увидим. Только по телевизору. Примут там гражданство, и все — прощай, Россия, навек.[b]— А разве в теннисе у вас не та же беда? От вас ведь тоже уезжают игроки за длинным долларом.[/b]— Уезжают, правильно. Но еще никто из них не перебрался за рубеж, как говорится, с концами. Как, например, чехи Навратилова и Лендл в свое время или югославка Моника Селеш, которые стали заморскими подданными, и на родину свою долгие годы нос не казали. У нас, заметьте, таких пока нет.[b]— Как же нет, а Курникова? [/b]— Объясняю. Весной, если помните, она выступала за нашу команду в Кубке Федераций, проходившем в Москве. После чего все остальные варианты, о которых было столько разговоров, для нее автоматом захлопнулись. Отныне единственная сборная, за которую она может играть, это сборная России.[b]— Но живет она все-таки там? [/b]— Да ради бога, пусть живет, если ей там комфортно и больше нравится. Сафин ведь тоже живет не здесь, а в Испании. Кафельников — в Германии гнездышко свил. Ну и что! Главное — не где они живут, а за кого они играют. А играют они за Россию. И будут играть. Никто из них за бугром оставаться не собирается.[b]— А теперь, если не возражаете, сменим тему на более глобальную. Не секрет, что многие беды нашего спорта — прежде всего, его нищета — проистекают от дрянных законов.[/b]— Абсолютно согласен. Законодательная база по части спорта у нас и впрямь слабовата. И это еще мягко сказано. Хотя в Думе еще с 1996 года — вон сколько — лежит целый пакет разработанных нами законопроектов. Я был тогда советником президента. Но пропереть думское большинство не удалось. В результате мы живем сегодня так... как живем. Удивительно: в нашей огромной стране нет ни одного турнира, чтобы он был самоокупаем. Все они убыточные. Единственное исключение — Кубок Кремля, который мы тянем уже 11 лет, но с каждым годом все труднее и труднее.[b]— Не знаю, но мне почему-то казалось, что любой турнир, в принципе, убыточен. Что-то типа пиаровской акции спонсоров, доходы от которой им совершенно не важны. Главное — прозвучать, да погромче.[/b]— Типичное заблуждение российского обывателя. Любой турнир — суть коммерческое мероприятие. Иначе зачем его вообще проводить? На Западе ни один бизнесмен не станет швырять деньгами ради какого-то там пиара. Сначала он все просчитает до последнего цента. И распахнет свой кошелек только будучи уверенным, что сорвет на этом деле не менее 20 процентов прибыли.Только так, а не иначе. Элементарный пример: открытое первенство США только в прошлом году принесло его устроителям 56 миллионов долларов дохода. А турнир ранга Кубка Кремля, проходи он где-нибудь в Европе, давал бы миллиона 3—4.[b]— А у нас? [/b]— А у нас — одни убытки. Чтобы сделать его прибыльным, нужны законы, а их-то и нет. Где закон о рекламе? Закон о спорте? Где они? Про телевизионные права я вообще не говорю — они просто смешные. Мы продаем Кубок Кремля телевизионщикам за 250 тысяч долларов. Дешево? А дороже они не берут — невыгодно, говорят. Турнир-то идет всего неделю, много на нем не наваришь. То ли дело мыльные оперы. Дешево и сердито. Купят за тридцатку какую-нибудь мексиканскую тягомотину, набьют ее рекламой и — гоняют целый год. А вот на спорт лишний раз потратиться жалко... Я уже не говорю о том, что в России более 500 олимпийских чемпионов живут сейчас за чертой бедности. Вы только вдумайтесь в эту цифру — более 500. Это же ужас! Позор! Люди, здоровье свое положившие за страну, еле сводят концы с концами. А в той же Америке, например, каждый олимпийский чемпион социально защищен до конца дней своих. Ни в чем нужды не знает.[b]— Но Россия, увы, не Америка...[/b]— Да Россия выше Америки! Духовно. Интеллектуально. По богатству мы ей тоже не уступим.[b]— Отчего же мы тогда живем так худо? [/b]— По моему, я бы сказал, выстраданному убеждению Россию всегда губит не борьба идей, а борьба людей. Когда лоб в лоб сталкиваются частные, клановые интересы, которые оказываются дороже интересов страны. Если бы у нас шло только идейное противостояние, мы жили бы прекрасно. Даже лучше, чем в Америке.[b]— А в спортивных верхах чего, по вашему, больше — борьбы людей или идей? [/b]— Наверное, все-таки людей. Я давно заметил такую тенденцию: кое-кто из чиновников, сидящих в разных федерациях, не очень жалует легионеров. И, мне кажется, даже боится, что когда-нибудь они вдруг вернутся в Россию. А знаете, почему? Почему что тогда придется потесниться, уступив ребятам свое кресло. По мне — это было бы просто здорово. Ведь те из спортсменов, кто долгие годы провел за рубежом, стали там совершенно другими людьми. В голове у них нет тех заскорузлых стереотипов, которыми до сих пор живет кое-кто из чиновников.И деньги им не нужны, поскольку они у них уже есть.Зря, что ли, столько лет «убивались» на Западе? Я знаю этих людей — они действительно живут идеей. И хотят что-то сделать для России. Значит, надо им дать такую возможность. К тому же им будет куда проще найти общий язык со спортсменами, многие из которых, как и они когда-то, зарабатывают свой хлеб на Западе... Пока же наше спортивное закулисье частенько сотрясает роковая разноголосица. Болельщики ее не слышат. Зато они видят потом ее результаты — лучше бы их не видеть. Чемпионат мира в Санкт-Петербурге как раз из этой черной серии. Я давно знаю Якушева.Да, он хороший, честный человек. Но он никогда не работал в НХЛ. А в сборной были сплошь почти ребята оттуда. В какой-то момент что-то между тренером и игроками не состыковалось, и все пошло наперекосяк. Я привел один лишь пример. Хотя подобные конфликты случаются сегодня сплошь и рядом, когда тренеры и спортсмены думают и говорят на совершенно разных языках.[b]— Прямо шизофрения какая-то получается.[/b]— А что — так оно и есть. Наш спорт действительно болен. И болен очень серьезно. Он вплотную подошел к той черте, за которой — пропасть. Я уже говорил, а сейчас повторю: Игры в Сиднее будут нашей последней более или менее удачной Олимпиадой.[b]— И этот свой прогноз вы можете обосновать? [/b]— Разумеется. Вот смотрите: в 1990 году, еще во времена Союза, в каждой федерации было примерно семь составов, которые она могла выставить на крупных турнирах. В 95-м уже можно было слепить по три сборных. Сейчас — по одной.[b]— Выходит, после Сиднея нас ожидает...[/b]— Полный завал. Да, завал, если и дальше все будет идти так, как сейчас. Прежде всего это касается самой системы финансирования нашего спорта. Она совершенно не годится. Назовите мне хотя бы одну благополучную федерацию. Такой просто нет. Все, кого ни спроси, поголовно жалуются на бедность. При мне бюджет Госкомитета был 125 миллионов долларов в год. Сейчас — всего 25. Эти деньги быстро съест спорт высших достижений. А внизу будет опять пусто, хоть шаром покати.[b]— А что у нас внизу? [/b]— Как что? Детский спорт, основа основ. Тот самый фундамент, без которого ничего не построишь, сколько ни бейся. Дальнейшие выводы сделать несложно.[i]Олимпийскую сборную России перед отъездом в Сидней не покладая рук благословлял отец Сергей Суздальцев в Троицкой церкви на Воробьевых горах.А после золотодобытчиков повезли в Кремль к президенту Путину. ВВП напомнил нашей команде, что нужны медали, хорошие и разные.Жаль, правда, что не смог произнести столь незамысловатый текст без поминутного подглядывания в бумажку-шпаргалку. Наверное, президент разволновался не на шутку: а то обычно ведь он без «шпор» запросто обходится… [/i]

ВЛАДИМИР ПЛЮЩЕВ: ТЕПЕРЬ ЗАОКЕАНСКИЕ ВОРОНЫ ВНАГЛУЮ ВОРОВАТЬ МОЛОДНЯК У НАС БОЯТСЯ

[b]Тяжкое это дело — расставаться с минувшим величием. Стаскивать с себя шитый золотом камзол и, кряхтя, сползать с пьедестала на грешную землю. Туда, где топчется разноплеменная массовка. Та самая, которую еще вчера ты и в грош не ставил. Вчера ты был всем. А теперь стал никем. Так, лицо в толпе. Фанфары дали петуха и замолчали. Все стихло. И только время сизой дымкой ложится на былое. Дымка сгущается. И вот уже сквозь нее проступают, как через матовое стекло, туманные видения славного прошлого, похожие на сон.[/b][i]Нечто подобное творится и с нашим хоккеем. Долгие годы мирового владычества нашей сборной пропитали нас мыслью, что ледовая эта сказка будет продолжаться без конца. Она — навечно.Пока Земля вертится, думали мы, хоккейный ее пуп громоздиться будет не где-нибудь, а только в России. Ну и что, что железный занавес, а наши ледовые сливки потоком хлынули за океан. Страна у нас талантами богата. Всех не перекупишь. Уедут одни — появятся другие. Еще лучше. Как говорится, свято место пусто не бывает.Оказалось — бывает. И однажды проснувшись, мы вдруг обнаружили, что звезды, уехав, прихватили с собой ту самую игру, которую, собственно, мы и привыкли считать хоккеем. Нашим хоккеем.Но заморским акулам этого было мало. Засучив рукава, они запустили жадные ручищи в нашу святая святых — юниорский хоккей. Словно вороны, подхватывали со льда всех, кто хоть чуть-чуть успел блеснуть. Помнится, Валентин Сыч, царствие ему небесное, незадолго до смерти поведал одну грустную историю. О том, как федерация, пытаясь удержать в родных пенатах одно юное дарование, от щедрот своих скудных положила ему стипендию — четыре тысячи долларов в месяц.На, сынок, возьми, только не уезжай. За океаном, где парнишку давно ждали, усмехнулись, предложили ему на тысячу больше и — еще на одну звездочку русский лед потускнел.А бывало и так. Допустим, приезжает одна из наших молодежек на турнир куда-то за границу.День-два проходят, на третий — ба! — один из игроков выходит на тренировку упакованным, как манекен в витрине супермодного хоккейного магазина. Коньки, перчатки, шлем — все по наивысшему разряду. Любого мастера мечта. Тренер к нему подходит: «И где ж ты, дружок, богатство-то такое отхватил, не подскажешь?» — «Где? Да в магазине одном неподалеку тут. Вчера зашел случайно, смотрю — висят. Заверните, говорю. Красиво, правда?» — «Так-так, купил, значит». — «Ну да, а что?» А то, что стоит эта обновочка ой-ой-ой сколько. И ему, естественно, не по карману. Вывод: зацепили парнишку. Прикармливают. Через год-другой ищи-свищи его уже за океаном где-нибудь.С особым аппетитом наших юниоров всегда привечали в Америке. На каждую их игру скауты и агенты слетались, как пчелы на мед. У каждого в руках программка, где о любом из наших мальчишек все было прописано как на духу. Рост. Вес. Правый хват, левый хват. А главное — клуб. Угодит какой-нибудь Вася на галочку, считайте, все — след взят. В агентстве, положившем на парнишку глаз, тут же снаряжался в дорогу гонец, как правило, бывший наш человек. И вскоре он мягко приземлялся где-нибудь за Уральским хребтом на родине мальчугана. «Здравствуй, Вася!» — «Здрасьте, дяденька, а вы кто?» Козырнув визиткой, незнакомец, вкрадчиво начинал охмурять свою добычу. «Понимаешь, Вася, какое дело — уж больно нам понравилось, как ты играешь. Сразу видно — талант! Вот и решили мы помочь тебе выбиться в люди.Стать настоящей звездой. Хочешь?» Беседа происходит гденибудь в коридоре ледовой арены.Мальчонка только вышел с тренировки и от неожиданности растерялся. Задумчиво чешет затылок, бубня: не знаю, мол, то да се.Но агент вцепился в него уже намертво — не оторвешь. «Разговор у нас с тобой серьезный, но ты к нему, кажется, не готов. Сделаем так: поедем сейчас к тебе домой, я поговорю с твоими родителями, пусти они и решают...» За домашним столом — с чайком или чем-нибудь покрепче — он сладко пел Васиным предкам о тех кренделях небесных, что сулит их отпрыску покровительство заморских благодетелей. Озаренные блестящими прожектами, родители плывут и глотают наживку, мечтательно причмокивая. А импортный засланец уже диктует им текст соответствующего договора, который они и подписывают. Самое забавное, что никто не знает доподлинно, сколько их, таких вот Вась, обласканных заморскими кредитами, играло у нас в детских командах. Родной их клуб и тот был зачастую ни сном ни духом.Так было.О том, как сегодня обстоит дело с вывозом из России хоккейного молодняка, мы поинтересовались у [b]Владимира Плющева[/b], тренера одной из наших молодежек, где играют 17-летние мальчишки — утро завтрашнего дня российского хоккея.[/i]— Разумеется, ребята, как и прежде, продолжают уезжать за океан. Но это уже не тот беспардонный грабеж, какой наблюдался еще года три-четыре назад, когда отсюда забирали даже пятиклассников. Сегодня темп юниорской эмиграции явно снизился. И стал вполне цивилизованным.[b]— А снизился-то он почему? [/b]— По разным причинам. Ну, во-первых, надо сказать спасибо нашим клубам — они все-таки прозрели. Поняли, наконец, что та обойма игроков, добрый десяток лет кочующих из команды в команду, себя окончательно исчерпала. Делать ставку на этих бойцов уже бессмысленно. А рабочую силу взять больше неоткуда, значит, надо воспитывать своих. Без настоящего — нет будущего. Осознав эту истину, руководители клубов, наконец, повернулись к своей молодежи лицом.Это — первое. Второе — мы все-таки заставили наших заморских партнеров уважать интересы России. Хорошим уроком для них послужил скандал с Женей Лазаревым из Ярославля. Два года назад он взял и просто-напросто сбежал в Америку, хотя у него был действующий контракт с «Торпедо». Ярославцы возмутились. Подали протест. И он подействовал.Беглецу долго не разрешали играть там даже за фарм-клуб. А тому агенту, который его вывез, очень доходчиво дали понять, чтобы впредь он вел свой бизнес где-нибудь подальше от России. В общем, скандал получился довольно громким. Он, словно тормозной башмак, лег на пути многих потенциальных беглецов и их покровителей оттуда. С тех пор больше ни один молодой хоккеист не покинул Россию, не получив «добро» от клуба.[b]— А я, признаться, думал, что Россия совсем талантами обнищала, всех давно вывезли.[/b]— Ну что вы, это нам не грозит. Талантов у нас, как и прежде, хоть пруд пруди. Полно хороших, перспективных мальчишек. Другое дело — на какой-то стадии они просто теряются. Чаще всего это случается лет в 16—18. Очень опасный рубеж. Скользкий. Когда как раз и начинаются все эти метания: уезжать — не уезжать. Ребята рвутся в бой, однако в состав в своих клубах пока не проходят. Подождать надо. Дозреть. А ждать-то и неохота. А тут еще агент, давно «облизывающий» парня, зудеть начинает: «Ну что ты тут будешь болтаться неизвестно где — без формы, без денег нормальных. Поехали лучше в Америку, пристрою тебя там в каком-нибудь фарм-клубе, в порядке будешь».[b]— Это действительно лучше — уехать туда? [/b]— Уровень игры в фарм-клубах достаточно хороший, но, по нашим меркам, он все-таки простоват. Без такой, знаете, комбинационной изюминки, чем всегда отличался именно наш — русский хоккей. Это, между прочим, подтверждают и сами ребята. Те, кто по протекции своих агентов уже побывал там в летних лагерях. Едут они туда окрыленными. Но, поварившись в тамошней каше, пообщавшись с американскими и канадскими тренерами, возвращаются домой явно разочарованными: неинтересно, говорят, там играть, слишком все примитивно.[b]— Однако, родители мальчишек по-прежнему продолжают подписывать договоры с заморскими агентствами, тем самым передавая свое чадо в кабалу хоккейным воротилам, которые отныне вольны крутить его судьбой, как захотят.[/b]— Тут вы, как раз, ошибаетесь. Там говорится совершенно о другом. О том, что родители передают тому агентству, с которым заключается договор, право представлять интересы их сына в НХЛ. Вот и все. Никакой кабалы. Этим договором агентство как бы столбит парнишку за собою. Но столбит только там. В Америке или Канаде. Здесь же, в России, он себе сам с усам. Где хочет, там и играет. Агент ему не указ. Вот советом помочь — это пожалуйста. Допустим, парнишку сватает к себе какой-то клуб. Он говорит об этом агенту. А тот по своим каналам быстренько вынюхивает, что это за клуб? Какие люди там заправляют? И стоит ли его подопечному вообще иметь с ними дело.[b]— В сборной у вас под началом 22 мальчишки. Кто-то из них, наверняка, уже на галочке за океаном. Вы знаете, сколько таких? [/b]— Конечно, знаю. На галочке там — вся команда. Все 22 человека. И, разумеется, каждый из них мечтает когда-нибудь заиграть в НХЛ. И ради бога, буду за них только рад. Об одном их только прошу: не гоните лошадей, ребята. Всему свое время. Туда надо ехать — играть. А не просто клюшки на льду подставлять. Или быть потехой для тафгаев. Сначала, объясняю им, вы здесь должны крепко стать на ноги, заявить о себе как игроки. В 17—18 лет это просто невозможно. Соображающие ребята прекрасно это понимают и особо туда не стремятся.[b]— Каков, по-вашему, оптимальный возраст для отъезда в НХЛ? [/b]— Единого рецепта для всех нет. И быть не может. Ведь каждый игрок сугубо индивидуален. И все-таки лучше всего, по-моему, срываться за океан где-то после 23 лет. Когда ребята уже обросли жирком. Заматерели. Из пацанов, пушечного мяса, превратились уже в мужичков, способных держать удар.[b]— А сколько человек из вашей сборной смогут со временем реально заиграть в НХЛ? [/b]— Реально — человек шесть. Уедут-то, наверняка, больше. Но по-настоящему заиграют — примерно шестеро.[b]— Шестеро самых лучших, заметьте... В итоге, получается, что вы работаете на благо дяди Сэма.[/b]— Ерунда. Я работаю прежде всего для ребят наших. А как они распорядятся своей судьбой и тем, что получат от меня, — им, согласитесь, решать.

ВЛАДИМИР МАКСИМОВ: КАРАБАСОВ ПОРА СЛЕГКА ПОТРЯСТИ

[i]— Если спросит вас когда-нибудь Господь: «Где ты был, сын мой? Что делал на Земле?» — что вы ему ответите? — Я ничего говорить не буду, а просто покажу ему свои медали. Он их посчитает и кивнет: «Ну что же, в принципе, неплохо. Вижу, ты не зря там побывал...» [/i]Максимов улыбнулся, в глазах его вильнул хвостом озорной бесенок. Улыбнулся и я. В душе я завидовал этому большому сильному человеку. Он правда может — может с изяществом и простотой доказать кому угодно, хоть Богу, хоть дьяволу, что все в его жизни действительно было не зря...У нас полным-полно найдется тренеров, кто любит по поводу и без козырнуть своей неземной исключительностью.Такие все из себя важные. Сурьезные. Щеки помидорами надуют и начнут руду словесную тебе грузить. Говорят они, конечно, правильно. Бойко. Лихо, как штопор, ввинчивают в свой текст цитаты из классиков жанра, предпочтительно импортных, обязательно добавляя к нетленной болванке кое-что и от себя, драгоценных. Получается довольно складно. Заслушаешься. Но прижми их всерьез — сразу ведь сникнут.Какой там Бог — они и здесь-то, на Земле, перед судом мирским, но праведным отмазаться толком не смогут. Будут стоять, глаза к полу прибив, и бурчать в ответ туманное что-то. Ведь кроме слов, за душою у них ничегошеньки нет. Только немощная пустота — хоть шаром покати. В графе «результат» навеки присохла дырка от бублика. Вот она — красная цена всей их бравурной риторике. А больше им крыть нечем.Зато Максимову есть чем. Он прав — ему уже не надо никому и ничего доказывать. Без слов, размашисто и щедро, как шубу с царского плеча, швырнет арбитрам на стол увесистую связку драгоценных регалий — смотрите, господа! Смотрите и завидуйте!..Последний аргумент в его коллекции еще свеженький совсем — сиднейской чеканки. Как известно, на Олимпиаде наши гандболисты взяли-таки золото. В финале они устроили карманную Полтаву своим закадычным противникам — шведам, побелеть за которых специально прилетал в Сидней даже их король Карл ХV! Густав.И видать, до того он там испереживался, бедный,что сразу после финальной сирены от огорчения натурально расквасился. Привстал со своего VIPкресла и, стоя на трибуне, смахивал монаршей ручонкой с глаз предательские слезы. Он, если не ошибаюсь, из династии Бернадотов. Знаменитая, кстати, династия. У ее основателя, Жана Батиста, между прочим, была наколка — «Смерть королям и тиранам!» красовалось аршинными буквами у него на самой груди. Француз по рождению, отъявленный якобинец, впоследствии маршал Франции и любимец Наполеона Бернадот волею случая оказался на скандинавском престоле, да так и правил потом своим королевством с революционным транспарантом на груди. Но это так, к слову пришлось....А Максимов, вернувшись из Сиднея в Москву, с головой окунулся в дела уже клубные.Жизнь тренера — это вообще сплошные пересадки: с одной раскаленной сковородки на другую. По статусу у максимовского младшенького кормильцев двое — армия и Академия физической культуры. Отсюда и его название — «ЦСКА — Спортакадемклуб».[b]— Владимир Салманович, я понимаю — сборная. Но клуб-то вам еще зачем? Неужели забот в главной команде страны вам мало? [/b]— А для меня они взаимосвязаны — клуб и сборная. Как бывают связаны между собой сообщающиеся сосуды. Содержимое из одного плавно перетекает в другой. Так же и здесь. Я для того его и создавал шесть лет назад, чтобы в нем готовить ребят конкретно под сборную. Чтобы завтра было кем ее пополнить. Три четверти ее состава и так ведь уже за кордоном. Рассыпались по всей Европе — кто где. Того гляди и остальные, кто пока еще здесь, туда же укатят. С точки зрения сборной, это беда. Ведь для нормальной работы с главной командой соотношение должно быть, как минимум, пятьдесят на пятьдесят. То есть половина состава — легионеры, остальные обязательно — свои, домашние. Но так, увы, не получается в силу ясно, каких причин. В основном — экономических. Ребята, играющие в ЦСКА, получают где-то четыре тысячи рублей в месяц. А ребята все молодые, у многих семьи, дети. А тут всего четыре тысячи на все про все. Хотя мои игроки в России — лучшие, как никак — чемпионы страны. И я не удивлюсь, если через год-другой они, устав считать копейки, соберут свои вещички и один за другим тоже съедут на Запад.[b]— Ну и что, пусть едут. А вы на их место позовете других? [/b]— Ага, позову, если вы мне сначала подскажете, откуда их взять. Боюсь, вы себе и представить даже не можете, в каких спартанских условиях гандбол живет у нас в стране. Это ведь не жизнь, а выживание. Тренеры в детских школах, представьте, сами шьют мячики. Даже на самое элементарное денег и то не хватает.[b]— Погодите, как это «сами шьют»?[/b]— Обыкновенно — иголкой с суровыми нитками. Сначала покупают кожу, кроят ее, а потом садятся и шьют... А родители еще и деньги между собой собирают, когда мальчишкам нужно поехать куда-то на соревнования.[b]— Елки-палки, и это в стране, которая дважды за последние восемь лет выигрывала Олимпийские игры! [/b]— Впечатляет, не правда ли? Считайте, что я все это вам специально рассказал, чтобы вы лучше себе представляли цену нашего олимпийского золота.[b]— А куда же, в таком случае, смотрит власть? [/b]— Власть? Какая власть? [b]— Ну, хотя бы та, которая на местах — мэры, губернаторы? Или вы для них как бы не существуете? [/b]— Для меня это тоже загадка. Однажды я попытался было ее разгадать, но ничего из этого не получилось. Когда? Да вот когда клуб свой только создавал — тоже ходил из кабинета в кабинет столичной мэрии. Хотел, чтобы они взяли будущий клуб под свое крыло. Наконец, добрался там до одного начальника. Первый вопрос: «А сколько это будет стоить — ваш клуб?» — «Миллион долларов, — говорю, — в год. За результат отвечаю головой — команду сделаю одну из лучших в Европе...» [b]— И что вам на это ответили? [/b]— А ничего. С чем пришел, с тем и ушел — не солоно хлебавши. Правда, я ошибку допустил: мне надо было просить у них миллионов пять сразу, глядишь бы, на миллиончике как раз и сговорились.[b]— А в Кремль не пробовали постучаться? [/b]— Да-а, туда достучишься, пожалуй.[b]— А вы верите, что при новом президенте отношение к спорту в стране хоть немножечко, но изменится? Станет более чутким и щедрым? [/b]— По крайней мере я на это очень надеюсь. При прежнем-то руководстве страны я эту надежду почти потерял.[b]— И не вы один, надо заметить. Во времена БН о спорте в кремлевских покоях вспоминали вообще крайне редко. Там все больше служителей муз привечали, творческую, так сказать, интеллигенцию.[/b]— Помню, как же. Сколько раз видел по телевизору их дружеские там посиделки. Захаров, Ростропович...[b]— А что вы имеете против Ростроповича? [/b]— Я — ничего абсолютно. Гениальный виолончелист, оркестром в Вашингтоне дирижирует, о Родине опять же не забывает, заглядывает иногда. Так что, все нормально. Все довольны, не считаю, правда, с одной стороны, вроде бы, мелочи, а с другой - уже и нет.[b]— О чем это вы? [/b]— А вот о чем. Каким бы не был Ростропович гениальным, но никогда и нигде в его честь не сыграют гимн России. А в нашу честь его играли и играют во всем мире. Последний раз это было в Сиднее.[b]— Премиальные за победу на Играх вы, кстати, получили уже? [/b]— Я пока нет. Ребята что-то уже получили. Недавно мы были на приеме в Газпроме, там ребятам вручили конвертики с денежкой, думаю, и в мэрии они еще получат что-нибудь. Я же пока ничего не получил. Но обещают.[b]— Из Сиднея вы вернулись окрыленными фантастической идеей: построить в ряд всех наших олигархов и каждого из них заставить взять что-то вроде шефства над каким-нибудь из видов спорта. Березовский, Гусинский и иже с ними в роли кротких тимуровцев — по-моему, это утопия.[/b]— А по-моему, нет. Гусинский и Березовский — это еще не все олигархи. И потом, все тут будет решать воля президента и правительства. Суть проста: деньги олигархов — единственный для нашего спорта шанс выбраться наконец из ямы нужды. Если власть это поймет и даст отмашку, олигархам ничего другого не останется, как приоткрыть для нас свои несметные закрома. Не шибко они обеднеют, поди, а вот спорт наконец-то вздохнет.[b]— Пока же можно констатировать одно: нашим командам охотнее протягивают руку богатенькие буратинки «made in оттуда», а вот свои карабасы-барабасы жмутся чего-то. Например, у вашей сборной, насколько я знаю, в качестве спонсора выступает немецкий «Вербунденгаз». А что, Газпрому вы совсем не интересны как долгосрочные деловые партнеры? [/b]— Повторяю: с позиции бизнеса спорт в нашей стране не интересен совершенно никому. Тем более, не интересен он тем ребятам, которые и так заколачивают огромные деньги, продавая цистернами ресурсы страны. Но их сладкая музыка будет звучать не вечно. Не сегоднязавтра она кончится, и они это прекрасно понимают. Поэтому сейчас первым делом они пекутся о себе, впрок набивают кубышку. А чтобы вкладывать деньги в страну, в спорт, особенно в детский — об этом никто не думает.[b]— Разговор у нас с вами получается совсем какой-то не праздничный. Ведь только-только Олимпиаду выиграли! [/b]— Так кончился уже праздник. Погуляли и хватит. Наступили, как пишут в романах, суровые будни.[b]— Хорошо, тогда вот что ответьте: Максимов — великий тренер? [/b]— Я бы так не сказал. Вот трудяга — это да, в самую точку. Ничего же другого пока не придумано, кроме, как вкалывать. Пахать. И этим доказывать, кто ты есть и чего на самом деле стоишь. Других рецептов я, извините, не знаю. И знать не хочу.[b]— На днях у вас был юбилей — 55 лет. Получается, родились в 1945-м году. Немного необычная, согласитесь, дата? [/b]— А я — ребенок войны. Мама познакомилась с папой во фронтовом госпитале. Оба они были хирургами. А когда я родился, папа сделал нам ручкой, посчитав, что семья для него — лишняя обуза. С тех пор я его ни разу не видел.[b]— И никогда не пытались его разыскать? [/b]— Нет. А зачем? Мне никогда не хотелось иметь отца. Я рос, совершенно не чувствуя себя каким-то ущербным, что вот у ребят во дворе папы есть, а у меня нет.[b]— А если сегодня вы, предположим, узнаете, что кто-то из ваших игроков тоже решил оставить семью? [/b]— Такие случаи уже бывали. Я вставал буквально на дыбы. Старался, как мог, образумить их, убедить, чтобы они сгоряча не наделали глупостей, о которых потом будут жалеть всю оставшуюся жизнь. По-моему, должно случиться что-то совсем ужасное, чтобы близкие люди вдруг разошлись. Особенно если у них уже есть дети. Семья — это святое. Дороже нее в этой жизни у нас нет ничего...

ТРАХ-БАХ, УНОСИ ГОТОВЕНЬКОГО

[i]На него до сих пор косо поглядывают за океаном. Среди тамошних хоккейных спецаков молва о мистере Салее ходит самая разная. «Хулиган! Бандит! Гангстер! Таких грязных игроков, как этот белорус, из лиги гнать надо в три шеи! Убийца!» — злобно рычат в его адрес одни из них, другие же, наоборот, его хвалят.[/i][i]Отменно владеет коньками. Быстрый. Цепкий. Позиционно подкованный. «Анахайму» явно повезло иметь у себя такого защитника. Ну а то, что иногда он бывает на льду слишком жестким, — так ведь это хоккей, господа, а не какие-нибудь там бальные танцы. Здесь, между прочим, бьют. И бьют не всегда только по шайбе. Случается, попадают кому-то и по «лампочке» Столь очевидный антагонизм в оценках аналитиков объяснить несложно. Просто, каждый из них видит в игре Салея только то, что хочет видеть. Вот они и малюют его портрет всяк на свой манер. Кто-то берет только черную краску. А кто-то, напротив, выводит его силуэт куда более мягкими, теплыми тонами... И все-таки есть, есть в его биографии одна жирнющая клякса, которую уже бесполезно закрашивать. Она все-равно будет проступать наружу зловещим пятном цвета крови. Это пятно — как плевок судьбы. Видать, он чем-то ей не угодил, вот она ему и подсуропила.[/i]Звездный час Салея за океаном, когда его имя проскрежетало на всю Америку, стал судным его часом. Его заморская карьера в мгновенье ока оказалась подвешенной над пропастью на паутинке, готовой вот-вот оборваться. Случилось это ровно год назад. В игре против «Далласа» Салей дерзнул пойти в лобовую на самого Майка Модано, и попросту вырубил одну из священных коров НХЛ. Модано из угла площадки вылезал на ворота «Анахайма». Салей метнулся ему навстречу и жестко принял Майка на силовой. Трах-бах — уноси готовенького. От удара с головы американца слетел шлем, и Модано, упав, треснулся обнаженным затылком об лед и затих. Отключился. Тут же к Салею подъехал Бретт Халл и, сбросив перчатки, кинулся на него врукопашную. «Я не мог стоять в стороне и спокойно смотреть, как калечат Модано, — скажет потом отпрыск знаменитой фамилии. — Во мне все закипело и я бросился мстить за него... А такого идиота, как этот Салей, я еще никогда не встречал, честное слово. По-моему, он заслуживает, чтобы его вообще изгнали из нашей лиги...» Нокаутированного Модано погрузили на носилки и в карете «Скорой помощи» отвезли тогда в ближайший госпиталь. А Салея тут же взяли в оборот хоккейные законники. Они враз припомнили ему и все его прошлые прегрешения, чтобы уж до кучи. Например, как годом ранее он размазал по борту Даниэля Бриэра из «Финикса». Или как однажды схлестнулся на льду с Сергеем Кривокрасовым и в отчаянной потасовке даже тюкнул противника головою несколько раз. И вот — новый «подвиг»...«10 матчей дисквалификации!» — председатель дисциплинарного комитета НХЛ Колин Кэмпбелл огласил по бумажке приговор по делу Салея и, подняв голову, посмотрел в зал — лица присутствовавших ошарашенно вытянулись. Они были явно настроены услышать более драконовский вердикт. И, выходя из зала, недоуменно переговаривались.Правда, стоит заметить, что самому Салею дисквалификация влетела в ту еще копеечку. Ведь за пропущенный «червонец», который Салей по воле суда коротал на трибуне, денег в клубе он не получил. А это, на секундочку, почти 100 тысяч долларов...На него до сих пор косо поглядывают за океаном: а вдруг этот белорусский «бэтмен» опять раздухарится и наломает новых дров? Но пока эти страхи напрасны.Нынешний регулярный чемпионат наш герой начал тише воды, ниже травы. Его фамилия мелькнула пару раз в списках штрафников, да и то по всякой двухминутной мелочевке. А так — тихо пока.Звоним ему в Анахайм. Трубку снимает сам Руслан: [b]— Похоже, та история с Модано стала для вас хорошим уроком. И навсегда отбила дурную привычку начинать хоккейный год на зубодробительной ноте? [/b]— Та история? Послушайте, мне уже здорово надоело ее комментировать. Сколько можно мусолить одно и то же, ведь целый год уже прошел. И потом — с чего вы взяли, что она должна была чему-то меня научить? Банальный эпизод, которых в каждый игре наберется штук сто.[b]— Ничего себе эпизод — Модано пять минут пролежал в отключке.[/b]— В принципе, он был сам виноват. Он же ехал на одной ноге, когда я его встретил. И встретил, кстати, совсем не так жестко, как это потом расписали газеты. Таким всесокрущающим монстром меня изобразили, что прямо караул.[b]— А что же было на самом деле? [/b]— Я просто применил силовой прием, причем без всяких запрещенных штучек, — вот и все. Если бы Модано в тот момент стоял на двух ногах — ничего бы вообще не случилось. Но он катился на одном коньке. Мы столкнулись. Он потерял равновесие и упал, к сожалению, неудачно.[b]— Вам было его жаль? [/b]— Еще бы, конечно было. Я же человек, а не живодер какой-нибудь. Чуть погодя я попытался даже извиниться перед ним.[b]— Извинились? [/b]— К сожалению, нет.[b]— А почему? [/b]— Не нашел возможности с ним связаться.[b]— А может, вы и не очень хотели этого? [/b]— Что значит — не очень хотел? Наоборот — хотел. Даже очень хотел. Телефона Модано у меня не было. Тогда я позвонил в Ассоциацию игроков и попросил, чтобы они помогли нам как-нибудь встретиться. О’кей, ответили мне, мы обязательно передадим вашу просьбу мистеру Модано. И на этом все закончилось. Ответного сигнала с его стороны я так и не дождался. Он мне даже не перезвонил. Что мне оставалось делать? Да, я был перед ним виноват. Но не буду же я напрашиваться со своими извинениями к человеку, который даже по телефону слышать меня не желает.[b]— Соперники вас теперь побаиваются, поди, сторонкой на льду объезжают, не замечали? [/b]— Да, знаете, как-то не обращал на это внимания. А вообще, надо у них спрашивать, боятся они меня или нет. Я-то откуда знаю? Со стороны, конечно, виднее, но мне, например, всегда казалось, что на льду я действую предельно корректно. В рамках правил. Кстати, если вам так интересно, то можете на досуге посчитать мои штрафные минуты, ну хотя бы за последний год-два. Уверяю, будете разочарованы — удалений у меня было совсем даже немного.[b]— В это я готов поверить — видел вас в Санкт-Петербурге на чемпионате мира, где вы играли за сборную Белоруссии. И действительно не припомню, чтобы вас там удаляли.[/b]— Ну вот видите, а я вам что говорил. Так что ту историю с Модано можно считать не более чем досадным проколом в моей карьере.[b]— Многие легионеры из России, играющие в НХЛ, бывает, рассуждают так: зачем, мол, приезжать в национальную команду, которая все равно ничего не выиграет, а вот престиж свой они могут подмочить.[/b]— Ну, это их дело. Я-то здесь при чем? [b]— Сборная Белоруссии в мировых фаворитах и подавно никогда не значилась. Однако вы — всегда пожалуйста. При первой же возможности, не мешкая, без долгих уговоров спешите ей на помощь. А как же ваш престиж? [/b]— Об этом я никогда не думаю. Знаю, что на меня рассчитывают, ждут — значит, я должен приехать и помочь команде. Какие еще тут могут быть уговоры? И мне совершенно неважно, какое место в итоге она займет — первое или восьмое. Чем выше, тем лучше — это понятно. Но все равно, как бы она ни играла, мой имидж как игрока в Америке нисколько не пострадает.[b]— А сколько лет вы уже за океаном? [/b]— Пять. Шестой.[b]— Ну и как? [/b]— Все прекрасно. Ничего не могу сказать против Америки. Мне здесь нравится.[b]— Что именно? [/b]— Да все. Жить нравится. Понимаете мою мысль? [b]— А постоянно находиться в окружении представителей негроидной расы — не напрягает? [/b]— Здесь, чтобы вы знали, такого слова — негр — произносить вообще нельзя. Особенно в их присутствии. А если ты, не дай бог, ляпнешь его на льду — получи дисквалификацию на пару игр. Таков закон. Поэтому называть их следует исключительно уважительно — афроамериканцы.[b]— Скажите, какие тонкости! Впрочем, спасибо, что просветили. Буду знать. Кстати, а какое у вас образование? [/b]— Высшее. Я закончил Минский институт физкультуры. Диплом получил и сразу уехал сюда.[b]— Высшее образование иметь, конечно, хорошо, только, если разобраться, вам-то оно зачем — вы ведь и так в порядке? [/b]— Жизнь покажет — зачем. Диплом — не кирпич, шею не тянет. Есть он тоже не просит. Лежит себе полеживает тихо в моем шкафчике, глядишь, когда-нибудь и пригодится.[b]— Там, в Америке? [/b]— А почему бы и нет? Я уже узнавал — здесь, в Штатах, дипломы наших физкультурных вузов ценятся, оказывается, наравне с американскими корочками. Так что не зря я, выходит, за партой корпел. Науки, они всегда к месту, коли голова есть. Чем чаще ты ей варишь, тем для тебе же лучше.

ВАС ВСЕ НЕНАВИДЯТ, И ПРАВИЛЬНО ДЕЛАЮТ!

[i]С Олимпиады в Сиднее наши легкоатлеты вернулись с довольно постным багажом — с тремя золотыми медалями всего-то. Королями же на сиднейском пиру были американцы. Слизали с олимпийского стола почти все самое вкусненькое. И с набитыми животиками, довольные, укатили к себе за океан, сытно пофыркивая. Хотя, как поговаривают, кое у кого из них в брюшках урчали не только олимпийские лакомства, но и еще кое-какая бяка из аптечной мензурки.[/i][i]Так ли это? Или просто злобный треп обиженных конкурентов? Говорить на эту тему, все равно что щекотать в носу у спящей змеи. Ядовитая, короче, тема, но она не могла не всплыть в нашем разговоре с легкоатлетическим президентом всея Руси [b]Валентином БАЛАХНИЧЕВЫМ[/b].[/i][b]— Вы тоже ведь наверняка слышали все эти пересуды. Будто некоторые американские медали были вроде как с душком-с. Не пойман — не вор, понятно. Но дыма без огня тоже не бывает. Сам-то вы как относитесь к этим версиям? [/b]— Неоднозначно, скажем так. Если помните, незадолго перед Сиднеем на допинге попался муж Мэрион Джонс. Скандал этот уже дал понять, что в сборной США не все так чисто. А тут еще масла в огонь подлил председатель медицинской комиссии ИААФ Лундквист. Уже в Сиднее он предал гласности довольно щекотливый факт: по меньшей мере у пяти атлетов из США допинг-тесты, взятые в этом году, оказывается, были положительными, но американцы это скрыли.[b]— Валентин Васильевич, что же им за это будет теперь, когда тайное стало явным? [/b]— Ничего, ровным счетом. Американская легкая атлетика — это такая глыбища, она легко раздавит своим авторитетом любого, кто рискнет под нее подкопаться. Да никто и не рискнет этого делать, ведь 90 процентов инвестиций в мировой спорт — это деньги американских корпораций. Дальше вывод сделать нетрудно… Но есть и еще одна тонкость, уже чисто фармакологическая. Бывает, что за допинг принимают какие-то совершенно новые препараты, которые только-только вышли из лабораторий и еще даже не успели попасть в черный список. Или — какое-то ноу-хау в области легальной фармакологии. Витамины. Пищевые добавки, которые тоже только разработаны и пока не вышли на широкий рынок.[b]— А у нас в России что-нибудь подобное разрабатывают? [/b]— Разрабатывают, но только в тех институтах, которые связаны с космосом. То есть там, где есть деньги. Да, опять деньги, а что делать, сегодня все упирается в них… Американцам тут, конечно, проще. Наверняка их НИИ, которые занимаются фармакологией, лучше оснащены оборудованием, чем наши институты, и продукт они выдают более эффективный. Зато мы выигрываем у них в менталитете.[b]— Смекалкой, короче, берем.[/b]— Да нет, смекалка что-то уж больно простое. А тут скорее ум. Интеллектуальный потенциал нации, благодаря которому Россия была, есть и будет великой державой. В том числе и в области спорта.[b]— Кстати, на допинге в Сиднее попалась и одна из наших атлеток? [/b]— Это Светлана Поспелова, бегунья на 400 метров. Ее срезали накануне четвертьфинала. В Сидней пришла бумага из Атланты, из антидопингового центра: тест Поспеловой, взятый у нее еще до Игр, оказался положительным. Разумеется, она от всего открещивается. Клянется, что чиста, но слушать ее никто теперь не будет. Положительный тест — это уже приговор: два года дисквалификации.[i]...Между первой и второй перерывчик… то есть хочу сказать — между первым и вторым, а вы уже не то что-то подумали. Короче говоря, Балахничев Валентин Васильевич решил мне порассказать про Олимпиаду именно в антракте обеденной трапезы. Правильно, по-моему, решил, путь-то к сердцу журналиста лежит, помимо прочего, и через его желудок. Хотя повод все-таки был из разряда «не к столу будет сказано». Балахничев, правда, дела России в Сиднее характеризует как «удовлетворительные».[/i][b]— Удовлетворительно — значит, на троечку, а, Валентин Васильевич? [/b]— Если вам так удобно, хорошо, пусть будет троечка… Меня самого, признаюсь, огорчило, насколько все-таки невысоко был реализован в Сиднее потенциал нашей сборной. Изначально мы планировали взять на Олимпиаде шесть золотых медалей. Реально же удалось зацепить только половину. Больше других, конечно, расстроили ходоки с бегунами: так слабо выступили… [b]— Но только ли они были в том виноваты? Я видел по телевизору и очень хорошо помню, как кипятились там наши девушки из-за эстафеты 4х400. Они только-только пробежали финал, отдышаться еще не успели, но уже наперебой проклинали с экрана тот самый тренировочный сбор, что накануне Олимпиады был устроен почему-то в Японии. Нам, объясняли они, злясь, пришлось дважды проходить акклиматизацию. Сначала в Японии. А потом уже в Австралии. И это за какой-то месяц.Броски по часовым поясам тудасюда оказались роковыми. Организм у спортсменов попросту вымотался. И на дорожку в Сиднее многие из них выходили уже заранее обреченными на неудачу.[/b]— Спорить бессмысленно. Вынужден с вами согласиться: сбор в Японии был нашей ошибкой. Чисто тренерским просчетом. С другой стороны, будь в порядке база во Владивостоке, ни в какую Японию мы бы не поехали. Тем более что Владивосток всегда был для нас счастливым, знаковым городом. Ведь именно там мы в свое время готовились к Олимпиаде в Сеуле, триумфальной для нас, а после — к чемпионату мира в Токио, не менее триумфальному. С тех пор минуло десять лет. База во Владивостоке изрядно обветшала, а денег на ее реконструкцию так ни у кого и не нашлось. Но идея осталась. Вообще, любая мысль, однажды благополучно осуществленная, надолго, если не навсегда, застревает потом в головах. И в похожих ситуациях решение приходит как бы по инерции. Так было и теперь. Когда стало ясно, что Владивосток отпадает, решили все равно провести сбор обязательно где-то поблизости — в той же самой климатической и часовой зоне. Так появилась Япония. Мы поехали в то же самое место, где уже готовились к чемпионату мира в Майбаши год назад. Но при этом мы как-то позабыли, что тогда на дворе стояла весна, а теперь была осень со всеми ее погодными прелестями: жарой за 30 градусов и влажностью почти 90 процентов. Плюс все то, о чем вы уже сказали: спортсменам действительно пришлось за короткий промежуток времени дважды переживать все удовольствия акклиматизации. Что было, то было.[b]— А предвидеть все последствия японского зигзага было разве нельзя? [/b]— Это могли сделать только ученые, которые с нами уже практически не работают. Нет у нас денег на них. Раньше были. И тогда при команде почти неотлучно трудилась целая комплексная группа, человек десять — от аспирантов до профессоров. А теперь — все. Теперь наука стала для нас роскошью.[b]— На чем же вы тогда держитесь? [/b]— На колоссальном личном опыте наших тренеров. В основном так, хотя опыт этот существует как бы сам по себе, он не поверяется наукой. А наука — это новые идеи, которых нам, конечно, не хватает… Перед Сиднеем с командой работал по сути только один специалист — биохимик. Был он с нами и в Японии. Уже там он констатировал, что состояние некоторых спортсменов ухудшается. Но один он не мог уже ничего изменить… [b]— И после этого мы еще тешим себя надеждой вновь, как когда-то, побороться с американцами на равных! Господи, да куда нам до них с такими тылами дырявыми. Похоже, мы отстали уже безвозвратно? [/b]— Нет, мы не отстали от американцев. Во-первых, у нас с ними совершенно разные системы подготовки. А во-вторых, я лично не вижу, чтобы они так уж сильно прибавили за последние годы. В Атланте у них было 13 золотых медалей. А в Сиднее — только десять.[b]— Против наших трех… А почему бы, кстати, вам не позаимствовать кое-что из их системы подготовки? [/b]— Было бы, конечно, интересно посмотреть, как они тренируются. Но опять-таки — в этом деле должны обязательно участвовать и ученые. Я вам так скажу: если в ближайшие год-два нам удастся обеспечить сборную современной научно-методической базой, уверяю, мы приблизимся к американцам уже вплотную по результатам.[b]— А сколько она будет стоить — база эта? [/b]— Если брать в комплексе — люди, оборудование, — сотни тысяч, а, возможно, и миллионы долларов. Дать их нам может только правительство. Уповать на щедрость олигархов — напрасные грезы. Они народ капризный. Сегодня — дадут, а завтра — откажут. И мы опять останемся ни с чем… [b]— И тогда американцев уже точно не догоним? [/b]— Стратегия американцев предельно проста и рачительна. Они, если вы заметили, никогда не стремились размазывать силы по всем видам, понимая, что необъятного — не объять. И концентрируют свой ударный кулак в скоростно-силовых. Ведь скорость и сила — это природные качества всех негроидов. Не случайно у них легкая атлетика практически вся темнокожая.[b]— Спорить с ними, получается, бесполезно.[/b]— Ну почему же бесполезно-то. Есть виды, так сказать, наши, в которых мы традиционно сильны. Во-первых, прыжки. Дальше — технические дисциплины. А женская атлетика — это вообще наш конек, причем вся, в комплексе. У мужчин, конечно, посложнее. Где-то мы явно недотягиваем до мирового уровня. В стайерском беге, например. Что делать, ну нет у нас сегодня ни второго Куца, ни Болотникова. Зато у нас есть Борзаковский, на которого мы возлагаем огромные надежды.[b]— То же самое про него говорили и накануне Сиднея. Однако он не попал там даже в призовую тройку.[/b]— В Сиднее он проиграл чисто тактически. По неопытности. Все-таки это была его первая Олимпиада.[b]— А может, это и к лучшему, что он проиграл. Злее будет. Парень он совсем молодой, еще наверстает свое в будущем.[/b]— Такого термина — будущее — в спорте нет. Всегда надо выигрывать свои медали. Здесь и сейчас, как говорится. Юра — не тот человек, чтобы что-то откладывать на потом.[b]— Как, интересно, думает жить дальше другая звездная неудачница — Светлана Мастеркова? [/b]— Как и всегда — Света будет тренироваться, готовиться и выступать. Если кто-то решил, что время Мастерковой кончилось, он сильно ошибается. Потенциал у нее еще дай бог, только бы травмы не помешали… [b]— Кстати, в Австралии живет теперь наш легендарный в прошлом не человек даже — человечище. Трехкратный олимпийский чемпион в тройном прыжке Виктор Санеев. Вы с ним случайно не встречались там? [/b]— Встречался, конечно, но знаете, лучше бы я этого не делал. Я увидел перед собой озлобленного человека, который презирает наш спорт, а Россию — так просто терпеть не может. «Вас ненавидит весь мир и правильно делает», — прорычал он напоследок, развернулся и ушел.[b]— А кого он имел в виду, говоря «вас»? [/b]— Русских, кого же еще.[b]— А вы не пробовали пригласить его сюда поработать тренером? [/b]— Бесполезное дело. Он требует себе зарплату совершенно нереальную, да вдобавок — чтобы мы еще и семью его содержали. С какой стати, непонятно… Да, он был великим прыгуном, но тренером хорошим — никогда. А то, что он думает и говорит про нас теперь, — все это я списываю на рецидивы той звездной болезни, которую он подхватил, еще будучи в зените своей славы, да так с тех пор от нее, видимо, не вылечился.

БОРИС МИХАЙЛОВ: КОЗЫРЯТЬ ПРИНАДЛЕЖНОСТЬЮ К НХЛ У МЕНЯ НИКТО НЕ БУДЕТ

[i]Михайлова немного даже жаль. Чисто по-человечески жаль.Он взялся за дело, на котором, если вдуматься, щедрые дивиденды вряд ли наживешь. А вот синяки и шишки — это пожалуйста. Чего-чего, а такого добра тут можно огрести сколько угодно. Сама должность у него теперь такая «шишечная» — главный тренер сборной России. Той самой сборной, которая уже черт знает сколько лет не побеждала на чемпионатах мира. Если быть точным, с 1993 года! По нынешним суматошным временам — целая эпоха. А привел тогда сборную к чемпионскому золоту как раз он, Михайлов. Говорят, нельзя войти в одну реку дважды.Михайлов, однако, решился. Вошел… Мы встретились с ним в Новогорске аккурат накануне отъезда сборной в Финляндию на «Кубок Карьяла». И, зная взрывную натуру Бориса Петровича, решили не провоцировать его сразу, а осторожненько так подкрасться к сути на мягких лапках, размявшись на парочке дежурных вопросов.[/i][b]— Как в команде дела? Обстановка? Настроение? [/b]— Нормальная обстановка. Рабочая.[b]— Вы приняли сборную в очень тяжелый для нее момент, когда еще не зализаны раны после питерской катастрофы. Как же вы на такое решились, Борис Петрович? [/b]— Летом, когда предвыборная кампания только начиналась, у меня спросили: ты как — готов поработать со сборной? А что, говорю, давайте. Попробую. После чего моя кандидатура официально оказалась в списке претендентов на место главного тренера.[b]— И в итоге набрала больше всех голосов «за».[/b]— Так уж получилось, что на выборах большинство поддержало именно меня… Момент, говорите, тяжелый? А разве у нас были когда-нибудь легкие моменты? Как бы ситуация ни складывалась, с командой ведь должен кто-то работать. Все равно бы кого-нибудь выбрали — не меня, так другого… [b]— Одна из версий вашего назначения гласит: Михайлов был одним из самых яростных критиков Стеблина и проводимой им политики, и тот, дабы утихомирить ваш праведный гнев, а заодно и обезглавить оппозицию, «двинул» вас в сборную.[/b]— Только потому, что я его критиковал? Ну это ерунда какая-то. Я и раньше говорил, и сейчас молчать не буду. Если мне как тренеру сборной что-то не понравится, я не стану шушукаться в ладошку. Сам подойду к нему и все выскажу. Когда я только собирался выдвигать свою кандидатуру, у нас со Стеблиным был разговор, в котором я четко, по пунктам, изложил ему всю ситуацию, как я ее вижу, и что мне хотелось бы в ней изменить.[b]— А что бы вам хотелось изменить? [/b]— А вам-то это зачем? Мы же с вами не на процессе, а вы, кажется, не прокурор, чтобы меня допрашивать.[b]— А я вас не допрашиваю — всего лишь интересуюсь… [/b]— Мы договорились, например, что на каждом этапе Евротура мне будет помогать новый тренер, как это, кстати, уже было в 93-м году.[b]— Расчет понятен: новый тренер — новые идеи.[/b]— Да не в идеях тут дело, господи! Просто я хочу таким образом максимально расширить круг своих единомышленников. Специалистов хороших у нас в стране очень много. Сейчас вот работаем с Михалевым. На «Кубке Балтики» его уже сменит кто-то другой. Кто? Говорить об этом пока рано, но кандидатуры есть. Это и Крикунов, и Белоусов, и целый ряд других достойных фамилий.[b]— Возглавив сборную, вы, насколько известно, сразу же потребовали, чтобы между вами и федерацией был заключен соответствующий контракт. Хотя Якушев, ваш предшественник, работал, помнится, без контракта.[/b]— Это его проблемы, не мои.[b]— Значит, для вас контракт — дело принципа? [/b]— Нет, что вы, при чем здесь принципы? Просто одно дело — договариваться о чем-то на словах, и совсем другое — когда все сказанное официально зафиксировано на бумаге.[b]— И каковы были ваши условия? При упоминании об «условиях» главный тренер сборной заметно занервничал: [/b]— Да при чем тут условия какие-то? Не в них дело. Или вы интересуетесь каждым пунктом конкретно?.. Я заключил контракт на два года. В нем перечислены все турниры, к которым я буду готовить сборную. Вот и все. Чтобы не было потом — а вот там то, другое, пятое, десятое. Все четко и ясно. Не выполняет одна сторона контракт — она и отвечает.[b]— После питерской драмы спрос со сборной будет особый. Придется вам, Борис Петрович, искупать чужую вину.[/b]— Ну и что? У тренера доля такая — я ведь знал, на что шел. И что спрос с команды будет теперь особый, тоже понимал.[b]— Какие же, интересно, уроки лично для себя вы извлекли из той контузии? [/b]— Извлек, само собой. Первый, он же главный: костяк, основу команды должны составлять хоккеисты, играющие в России. Приглашать в нее легионеров надо очень выборочно, осторожно, а не хватать всех энхаэловцев подряд, пусть и с громкими фамилиями. В команде должны быть игроки, готовые железно подчиняться всем ее законам, тогда это действительно будет команда.[b]— Неудачу в Санкт-Петербурге во многом предопределила слабая игра вратарей. Многие тогда говорили, что тренеры в лепешку были обязаны расшибиться, но добиться, чтобы ворота команды тоже защищал кто-нибудь из НХЛ — Хабибулин или Шталенков, например. Как известно, Шталенков недавно вернулся в родное «Динамо». Вы на него рассчитываете? [/b]— Пока не знаю. То, что он играл в НХЛ, для меня еще ничего не значит. Посмотрим теперь, как он будет стоять за «Динамо», тогда и решим, нужен он главной команде или нет.[b]— Возможна ли ситуация, что весной наша сборная поедет на чемпионат мира в Германию вообще без энхаэловцев? [/b]— Все может быть. Понимаете, в чем дело: любой энхаэловец, который изъявит желание выступать за сборную, сначала должен подтвердить это желание своей игрой. То есть на льду доказать, что он действительно хочет играть. Хочет, понимаете? А козырять своей принадлежностью к НХЛ ни перед кем не надо. Так у меня было раньше. Так будет и теперь.[b]— А какой вам видится команда в идеале: сколько в ней должно быть энхаэловцев, а сколько своих? [/b]— Это не принципиально. В идеале команда должна побеждать. А кто за нее будет играть, мне все равно.[b]— Если честно, вы верите, что на чемпионате мира сборная сможет зацепить хотя бы бронзу? [/b]— Своим вопросом вы уже определяете мне конкретную задачу. Не рановато ли? Согласен, пошатнувшийся в последние годы авторитет нашего хоккея надо поднимать. Цветастая демагогия в печати тут не поможет. Только конкретный результат.Выходить на лед и побеждать — вот что нам нужно. Тогда будут и места призовые, и все остальное. Но говорить уже сейчас о чемпионате мира, по-моему, бессмысленно. До него еще — как до Луны. Сейчас моя задача — создать боеспособный коллектив, сделать такую команду, чтобы ребята, все без исключения, выходя на лед, бились, не щадя себя, в каждой игре.[b]— У вас уже есть ощущение, что такой коллектив создается? [/b]— По крайней мере, ни к одному из игроков серьезных претензий у меня пока нет. Но выделять кого-то персонально я бы сейчас не хотел — для их же пользы. А то, бывает, похвалишь кого-то, смотришь, а он уже сидит, ножки с бортика свесив. Нужно нам это? Помоему, нет…

ПЕТР ИЛЬИЧ СОЧИНЯЕТ НОКТЮРН ДЛЯ СВОЕЙ СБОРНОЙ-СОЛЯНКИ

[i]Любопытная все-таки штука история. Вот возьмет вдруг, да и засвербит интересный вопросик в голове какого-нибудь хоккейного архивариуса: «А где это проходил первый чемпионат мира в третьем тысячелетии? А последний во втором?» «Как где? Конечно, в Москве», — ответит история сразу на два вопроса. Действительно, завтра хоккеисты Петра Воробьева проведут первую игру чемпионата двух тысячелетий. И будет классно, если наша «молодежка» застолбится в анналах не только как хозяин, а еще и как победитель столь эпохального мероприятия.Уже две недели наша команда, затворившись на подмосковной базе в Новогорске, вострит свои коньки и клюшки, готовясь выйти на московский лед. Добираться в их обитель нам, правда, пришлось с большими приключениями. Началось с того, что утром, выйдя из дома, один из нас с ужасом обнаружил, что ночью какаято наглая рожа размозжила боковое стекло в его автомобиле. Ну попадись только, клещ!.. Затем нас поджидали дьявольские капканы в виде гаишников, хмуро осматривавших одеяло, которым пришлось заткнуть пробоину. Вот так, изрядно потрепанные, мы все же дошкандыбали до базы.[/i][b]Петр Воробьев: О премиальных речи пока не было [/b]Накануне Петр Воробьев назначил нам встречу ровно на 9.00.Точно минута в минуту мы были у двери с табличкой «Тренерская».Тук-тук. «Да-да, входите, кто там?» — донесся из-за двери хрипловатый воробьевский баритон. И мы вошли, держа на изготовку включенный диктофон: [b]— Как вы считаете, Петр Ильич, нашу команду можно назвать безоговорочным фаворитом предстоящего чемпионата? [/b]— Безоговорочным? А кто его знает? Мне почему-то кажется, что фаворитов как таковых на турнире вообще не будет. Безоговорочных — тем более. Все восемь команд, которые выйдут на лед, будут примерно равны по силам. О канадцах с американцами, правда, мы пока ничего не знаем: что у них за команды, кто приедет в Москву? Никакой информации об этом у меня нет вообще. Так что знакомиться с ними придется уже непосредственно в ходе турнира.Но что это будут сильные сборные — даже не сомневаюсь.[b]— На фоне остальных соперников у вас все-таки есть один, но очень существенный козырь — играть вы будете дома, в родных стенах. А это плюс, и, согласитесь, немалый.[/b]— Ох уж эти стены-стеночки! Таких же примерно лозунгов мы наслушались вдоволь еще прошлой весной, накануне чемпионата мира в Петербурге. Тогда тоже: и стены были родными, и команда — сказка, всех, казалось, порвет на мелкие кусочки. А получился пшик. Вспомнить стыдно… Стены родные — это, конечно, прекрасно, хорошо бы еще, чтобы команда умела играть именно как команда.[b]— Похоже, горе-пример в исполнении взрослой «Дрим-тим» вас немножко пугает? [/b]— Да, пугает, я, между прочим, нисколько не лукавлю, а говорю это вполне искренне. В субботу у нас тренировка была — в первый раз здесь, в Москве, мы вышли на лед Малой арены. Я смотрел на ребят и глазам своим не верил: кто куда, одни в лес, другие по дрова, как будто в первый раз только встретились. Хотя до этого была команда как команда. Многое стало уже получаться, даже в численном большинстве. А тут… [b]— А что вас так смутило? [/b]— Сборная уж очень напоминала себя прежнюю, когда она только собралась и была, прямо скажем, в неважнецком состоянии. Да, есть у нас пятерка из Ярославля. Плюс пара сыгранных связок: Дума с Муратовым из Нижнекамска да Шастин со Свитовым из Омска, на которых мы можем опереться, и это уже радует. А так — в основном сборная солянка, как говорится.[b]— Не слишком ли вы осторожничаете, Петр Ильич? [/b]— А я вообще человек осторожный. И наперед никогда ничего не загадываю, особенно работая с молодежью. Психология у ребят еще хрупкая, как стекло. Чуть что не так — сразу же трескается. Порой бывает достаточно однойединственной ошибки кого-нибудь из ребят, чтобы наша игра сразу сломалась. И такое, кстати, уже случалось. По команде словно реакция цепная пробегала — и уже никого было не собрать. Все рассыпалось на глазах. На скамейке ругань начиналась… [b]— А кого из хоккеистов, выступающих за океаном, вы пригласили бы в сборную? [/b]— Я очень хотел бы видеть в нашем составе Сапрыкина, но звать его бесполезно — он играет в основном составе «Калгари», и никто бы его, разумеется, не отпустил. Поэтому мы пригласили только двоих ребят из фарм-клубов: Бутурлина и Сафронова. Остальных трогать не стали. А зачем они нам нужны? У нас свои сильнее.[b]— Насколько, по-вашему, команда уже готова к чемпионату? [/b]— Думаю, процентов на 60—70.[b]— Когда же остальные будете наверстывать? Во вторник уже первая игра.[/b]— Вот по ходу турнира, значит, и наверстаем. Он же не один день будет идти.[b]— Накануне Кубка «Балтики» ваш коллега Борис Михайлов, помнится, сетовал, что национальная команда, с которой он работает, оказывается, по большому счету, не нужна никому, кроме Федерации хоккея. А ваша молодежка? [/b]— Да разницы, в общем-то, нет: что национальная сборная, что молодежная — обе они по части внимания к себе находятся примерно в одинаковом положении. Кстати, по этому поводу Касатонов однажды сказал очень метко: «Сначала надо самим быть патриотами, чтобы потом этим же чувством заразились игроки».[b]— А кого он имел в виду, говоря «самим»? [/b]— Чиновников, наверное, кого же еще.[b]— Тривиальный вопрос — премиальные. Сколько ваши ребята получат, если выиграют этот чемпионат? [/b]— А вот об этом речи пока не было. Но, скажем, раньше ребятам платили по 100 долларов за каждый выигранный матч на любом из турниров. А сейчас вообще не платят ни за одну игру. Чемпионат мира, правда, — случай особый. Если попадем в призеры, что-то получим. Но сколько — не знаю даже ориентировочно. Эта тема еще не обсуждалась.[b]Евгений Муратов: Питерскую кляксу выводить придется нам [/b]Капитана «молодежки» — нападающего нижнекамского «Нефтехимика» Евгения Муратова — я обнаружил в тренажерном зале. Первое слово Евгений произнес только после того, как Петр Ильич дал «зеленый свет» на интервью.[b]— Похоже, дисциплине у вас уделяется особое внимание? [/b]— Да, вы правы. И я считаю, так и должно быть. Иногда дисциплина помогает компенсировать недостаток мастерства.[b]— А что, такое имеет место быть? [/b]— Ну мы все-таки молодежная сборная, а не главная.[b]— Какой-нибудь информацией о соперниках владеете? [/b]— Основательно другие сборные мы не разбирали. Просто одинаково настраиваемся что на швейцарцев, что на чехов. Кстати, несколько ребят из нашей команды, которые выступали на прошлом чемпионате, просто горят желанием отутюжить чехов за поражение в финале по буллитам.[b]— Финал — это, конечно, неплохо. А не боитесь повторения питерской катастрофы? [/b]— Признаюсь, легкий мандраж ощущается. Все-таки с той звездной сборной мы попали в очень схожую ситуацию. Что ж, придется отмазываться за старших товарищей. Задача поставлена перед нами предельно четко: любую медаль, кроме золотой, болельщики просто не воспримут. Тем более что российская «молодежка» в последние годы не давала поводов усомниться в своей силе.[b]— На молодежные чемпионаты всегда слетается полным-полно скаутов, в том числе заокеанских. Лучшего стимула проявить себя, наверное, и не придумаешь? [/b]— Не буду отвечать за других, а лично я уже давно решил: ни в какие фарм-клубы не поеду. Я прикреплен к «Эдмонтону», но думаю, что уеду не раньше, чем через пару лет. Прозябать в фарме — не по мне. Тем более что и в России сейчас платят прилично. Вот окрепну, заматерею, тогда и об НХЛ можно будет вспомнить.Мне и агент то же самое советует.У нас уже стало традицией: стукнул хоккеисту двадцатник — и он за океан намылился. А посмотрите: Хаванов в 28 уехал — и великолепно себя чувствует в «Сент-Луисе». Так что энхаэловские сливки я еще снять успею.[b]Р.S. [/b][i]В последнем контрольном матче перед чемпионатом мира молодежная сборная России уступила московскому «Динамо» — 0:2.[/i]

ШВЕЙЦАРСКИЙ СЫР ЗАСТРЯЛ У ВОРОБЬЯТ В КЛЮВИКАХ

[i]Не удалось российской «молодежке» лихо открыть чемпионат мира. Увы. В первом матче команда Петра Воробьева — заведомый фаворит, как поспешили ее окрестить — пальнула по воробьям, поделив очки со швейцарской сборной — 3:3. А если учесть, что наши главные соперники по группе «Б», канадцы, вперед коньками вынесли белорусов — 9:0, то стоит задуматься, кто же все-таки он — фаворит чемпионата? [/i]О швейцарскую стенку мы бьемся уже давно. Но раньше как-то больше трещали лбы у старших товарищей. Теперь вот и молодежь чувствительно приложилась об альпийский забор. Хотя начали наши очень даже лихо. За каких-то полминуты «отвезли» соперникам две шайбы. После чего, видимо, успокоились и сбросили обороты. Швейцарские гвардейцы только этого и ждали. Трижды Алексей Петров вытаскивал каучуковый диск из сетки. И еще однажды российская штанга долго звенела, облобызавшись с шайбой, после буллита, неудачно исполненного швейцарским форвардом с заковыристой фамилией Хельфенштайн. Верно говорил Петр Воробьев еще перед игрой: стоит нашей команде наткнуться на колючего, как дикобраз, соперника, она запросто может и «поплыть». Именно так случилось и на этот раз. Оказавшись в роли отыгрывающихся, наши ребята вместо комбинационной игры сбились на откровенный навал.Петр Ильич, внешне спокойный до этого момента, уже не находил себе места.Беспокойно сновал вдоль скамейки и, отчаянно жестикулируя, пытался «оживить» свою поникшую ватагу доходчивыми репликами. Но не матом — это точно. Как рассказывал нам накануне сам Воробьев, крыть хоккеистов по «матушке» его раз и навсегда отучили еще в Германии, во Франкфурте, где он в течение нескольких сезонов дрессировал местных «львов».Стоит сказать несколько слов и о скаутах, которые слетелись на этот чемпионат, аки мухи на мед, в изобилии облепив трибуны Малой арены. Любопытный они все-таки народ. Вот, например, один из них: его часто можно встретить в «Лужниках» на матчах российской Суперлиги. Но там он ведет себя, порою, как-то скучновато — бывает, даже забежит в бар после первого периода, тяпнет стопарик — и домой. А тут чувствуется: попал человек, как медведь в малинник: такое изобилие талантов, слюнки так и текут. Сидит, строчит что-то в своих бумажках. Сразу видно: напал на сладкую жилу. Кстати, как поговаривают в кулуарах, в претенденты на первый номер в заморском драфте «сватают» российского форварда Илью Ковальчука. Шустрый парнишка.Техничный. Ему бы еще шайбочкой делиться с партнерами пощедрее — цены бы Илюше не было. Хотя его сольным номерам а-ля Павел Буре «Русская ракета» могла бы и поаплодировать.На пресс-конференции после игры Петр Воробьев сразу отпасовал микрофон исполненному достоинства главному тренеру швейцарской сборной [b]Якобу Келликеру[/b]: — Несмотря на то, что россияне уже в первом периоде забросили две шайбы, мы не сдались. Я думаю, что наша команда показала сегодня настоящий характер. Игроки оказались на редкость дисциплинированными.Российский коуч [b]Петр Воробьев [/b]был более словоохотлив: — В отличие от швейцарцев наша сборная не может похвастаться безукоризненной дисциплиной в плане игрового задания и удалений. После первого периода начались провалы защитников, что привело к потере инициативы. Если в первом периоде мы имели восемь голевых моментов против двух у швейцарцев, во втором соотношение было четыре на четыре, а в третьем нам и вовсе пришлось отыгрываться. Мы предупреждали игроков, но, к сожалению, до их сознания так и не добрались. Так что с психологией команды предстоит еще работать и работать.[b]— Оцените действия нашего голкипера Алексея Петрова.[/b]— Пару ошибок он, конечно, совершил. На его совести первый и третий голы.[b]— Вы определились, кто будет стоять в следующем матче? [/b]— Пока будем ставить вратарей поочередно.[b]— Игра швейцарской сборной стала для вас откровением? [/b]— Нет. Скорее для меня стала откровением наша неподготовленность в обороне.[b]— Можете отметить какие-нибудь положительные моменты в игре нашей сборной? [/b]— Радует то, что ребята горят желанием играть и проявить себя. Пока это все...[b]Результаты матчей в группе «А»: США—Казахстан — 9:1 Чехия—Швеция — 2:1 [/b]

ШОУ «ГОЛЫХ» ПРИНЦЕВ

[b]Россия — Швеция — 2:3 [/b][i]После матча Петр Воробьев назовет эту команду самой недисциплинированной за всю историю своего пребывания у руля молодежной сборной. (А «заруливает» «молодежкой» Петр Ильич ни много ни мало пять лет). Так и в матче со шведами мы нахватали аж 37 минут штрафа. «Я давал ребятам одни задания на тренировках, чтобы отработать коллективную игру. Они все выполняли.[/i]Но когда выходили на матч, начинали упрямо гнуть в основном только сольные партии», — скорее не оправдывался, а пытался выговориться Воробьев. А ведь если разобраться, не шибко много в этой сборной было игроков, которые с помощью выкрутасов могли объехать шведский забор. По большому счету, пожалуй, только Свитов и Ковальчук. Хитрющие скандинавы их и выследили. Хотя Свитов, конечно, сам виноват — за грубый прием он был удален до конца матча. А вот Ковальчука шведы, попросту говоря, сломали, причем в самый решающий момент — примерно за пять минут до конца игры, когда наши хоккеисты вроде бы уже плотно оседлали ворота «Тре Крунур» и скандинавы стали ощутимо прогибаться… В кулуарах после игры ходили ядовитые разговоры: дескать, хоккей в России превратился в товар сугубо экспортный — большие соревнования типа чемпионатов мира проводить нам, конечно, можно, но самим лучше в них не участвовать.На послематчевой прессконференции главный тренер шведской сборной [b]Бу ЛЕННАРТССОН [/b]светился, как свежеотчеканенная крона: — Я счастлив, что мы победили. Великолепно действовал наш вратарь. Знаю, что российской сборной было играть чрезвычайно сложно, ведь команда, выступающая дома, всегда находится под сильным психологическим прессом.[b]Петр ВОРОБЬЕВ [/b]начал свое выступление с поздравлений: — Хочу поздравить шведскую сборную с выходом в полуфинал, а всех вас с наступившим Новым годом. К сожалению, мы его испортили, и главную вину я беру на себя. Мне так и не удалось довести до игроков свои идеи. Играя так много в меньшинстве, просто нельзя рассчитывать на положительный результат. В моей команде могу выделить разве что пятерку Непряева. А вот от звена Свитова и центрфорварда Думы я ожидал большего. Да и защитники Волченков, Денисов, Селуянов сыграли гораздо ниже своего уровня…[b]Результаты остальных четвертьфиналов: Чехия— Швейцария — 4:3, Финляндия — Словакия — 3:1, Канада — США — 2:1.В полуфиналах встречаются: Чехия — Швеция, Финляндия — Канада.[/b]

ПЕТРА ИЛЬИЧА ВЫДАЛИ РУКИ

[i]Сегодня на молодежном чемпионате мира — финал.Чехия—Финляндия. Кому-то из этих импортных хлопцев достанется золото. То самое золото, которое многие, помнится, торопились нацепить на шеи наших «масочников» еще задолго до начала чемпионата.Да и сами юниоры грозились не подкачать. И сполна расплатиться перед болельщиками за питерский счет, доставшийся им от старших товарищей. Но не вышло. Для сборной России этот турнир, можно считать, закончился сразу после четвертьфинала со шведами. 2:3 — и привет! Дальнейшие ледовые страдания команды превратились не более чем в пустую формальность. И правда, какая нам разница: седьмое место они займут или восьмое. Нам было нужно только первое. Все остальное — суета.Говорят, настроение любого человека выдают его глаза и руки. К глазам [b]Петра Воробьева [/b]я тогда не присматривался, врать не буду. А вот руки его вижу как сейчас. Их била нервная дрожь. Дрожащими пальцами на пресс-конференции после матча со шведами он наливал в стакан минералку и пил частыми, жадными глотками. Когда же я подошел к тренеру после поражения еще и от швейцарцев за пятое место (вот докатились-то, сердешные!), Воробьев уже внешне, по крайней мере, держался спокойно. Ведь самое худшее уже случилось: [/i]— Большая хоккейная жизнь для ребят в сущности только начинается, поэтому я сейчас не хочу обрушиваться на кого-то из них с уничтожающей критикой.[b]— Тогда назовите хотя бы фамилии тех игроков, кто вас особенно разочаровал? [/b]— Да я их уже называл, кажется. Впрочем, могу повторить. Во-первых, это, конечно, Свитов с Ковальчуком, на которых мы, тренеры, возлагали огромные, но, как оказалось, напрасные надежды. А еще «удивили» наши защитники — Волченков и Денисов. В матче со шведами они сыграли очень слабо, я бы даже сказал, плохо сыграли.[b]— В этой игре вся наша команда особо не блистала.[/b]— А знаете почему? Многие из ребят заранее были уверены, что мы обязательно выиграем. Мы дважды играли со шведами в этом сезоне и оба раза выигрывали, в том числе на их льду. И, кстати, довольно легко. Вероятно, с тех пор в сознании ребят отложился такой пунктик: как бы мы ни играли со шведами, мы все равно их сделаем, при любом раскладе игра будет наша. На этом вот и споткнулись… [b]— Только ли на этом, Петр Ильич? [/b]— Конечно, не только. Главным, что нас подкосило и о чем я тоже говорил уже не раз, была наша же собственная недисциплинированность. И как следствие — удаления, удаления, удаления. Они стали для нашей команды сущим бедствием. Причем я говорю не о какой-то отдельной игре, а о турнире вообще. Взять, допустим, того же Ковальчука: в каждом матче он умудрялся получать как минимум четыре минуты штрафа. Ну куда, скажите, это годится!? А ведь я ребят предупреждал: с таким количеством удалений, как у нас, нам до медалей добраться будет очень сложно. Они меня слушали. Головами кивали. А потом выходили на лед, и все повторялось по новой. Пресечь эту тенденцию я так и не смог. Виноват. Не сумел, выходит, достучаться до сознания игроков. Возможно, им как-то иначе следовало об этом говорить, другими какими-то словами, не знаю… [b]— А вам не показалось, что в головах у некоторых игроков наблюдается такое, знаете, звездное кружение? [/b]— Кружатся. Кружатся головушки, вы правы. У многих, причем. Да и как им не кружится, если даже соперники наперебой тебя хвалят, так и рассыпаются в эпитетах, непременно подчеркивая твою звездность. Трудно после этого не воспарить.[b]— Не рановато ли? [/b]— Так о чем и речь. Звезды, в моем понимании, это те хоккеисты, которые проявили себя на уровне уже первой сборной. Выиграли, скажем, Олимпийские игры. Вот это — да. Это я понимаю. А в юниорских командах рано вам считать себя звездами. Вы только еще входите в большой хоккей… [b]— А нашествие родителей, приехавших в Москву со всей России, чтобы поболеть за своих сыновей, вам не мешало? [/b]— Наверное, все-таки мешало. Родители, сами того не ведая, конечно, вносили в нашу работу определенный психологический диссонанс. Именно своей теплотой и нежностью, которые здесь не всегда были к месту. Ведь для кого-то из ребят это был единственный, считайте, шанс выиграть мировое золото. Единственный. Может, другого случая не будет. Никогда. И эту мысль мы, как могли, старались донести до сознания каждого игрока. А мама подойдет к нему, погладит по головке: ну, ничего, сынок, не переживай, ты еще молодой, у тебя еще все впереди… [b]— Я слышал, что у защитника Раиля Розакова во время чемпионата умер папа… [/b]— Да, это случилось 29 декабря. Мы сначала даже не хотели говорить об этом остальным игрокам, опасались, что это может повлиять на климат в команде, знаете, ребята ведь молодые. Но накануне четвертьфинала со шведами все же решились. На базу, где мы жили, приехала мама Раиля. Понимая, какой матч нам предстоит, она уговорила его все же выйти завтра на лед. Вечером на собрании команды я все рассказал ребятам, попросил их понять Раиля и помочь ему. Но видите, что получилось. Оказывается, даже такие святые вещи доходят не до всех.[b]— Петр Ильич, вы часто теперь повторяете одну и ту же мысль: не смогли, мол, достучаться до сознания игроков. Чего же вам не хватило для этого? Времени? Или еще чего-то? [/b]— Скорее всего, все-таки времени. Маловато его было.Молодежка — вообще команда особая. Век ее краток, как вздох. Сезон отыграет — и распадается. Приходится создавать совершенно новый коллектив. От прошлогоднего состава у нас осталось всего три человека. Остальные — сплошь новобранцы. Ну так, знаю кого-то из них более-менее, информацию собирал, как они в поведении, у тренеров узнавал, но вот понимаете… Не сумел.Не смог.[b]— Именно вы не смогли? [/b]— Ну а кто же еще, я же ведь тренер. Думал, что я ими руковожу… [b]— Вероятно, после этого чемпионата работать со сборной уже не будете? [/b]— Ну что делать: не буду — значит, не буду. Правда, это пока не известно.[b]— Но добровольно вы не уйдете? Только если вас попросят? [/b]— Добровольно? Шут его знает. Добровольно из сборной, в общем-то, не уходят, как я понимаю. Хотя подумаю, не знаю…

АЛЕКСАНДР БАРИНЕВ: МЫ ЧЕСТНЫ ПЕРЕД ХОККЕЕМ

[i]Сам уже давно отдыхает на дне таблице и потерял даже микробные шансы прошмыгнуть в чемпионский плейофф. Однако свешивать досрочно ножки с бортика он, кажется, не намерен. Борется, поймав запоздалый кураж. И, помахивая клюшкой, словно палицей, так и норовит вышибить очки из тех, кому эти очки нужны сейчас до зарезу. В последнем туре «Витязь» нанес визит в «Лужники». И едва не пригвоздил здесь ко льду хозяев арены динамовцев, для которых каждый победный «трешник» сейчас на вес золота. А ведь и впрямь — могли пригвоздить. Во всяком случае в середине второго периода «Витязь» был впереди 2:1. И атакующий накат «Динамо» раз за разом вяз в чужой зоне. Но… Но, помимо игроков, на поле присутствует еще один человек, чья власть беспрекословна. Это судья. В данном случае — Анатолий Захаров. Свистел он много, но, как правило, в одну и ту же сторону, щедро отгрузив «Витязю» аж 28 штрафных минут. Полматча, получается, гости играли в меньшинстве. И «Динамо», хоть с трудом, но все-таки победило — 3:2.А запасной голкипер «Витязя» Алексей Ивашкин после сирены еще пошутил: «Пойду сейчас куплю бело-голубой шарфик и подарю его Захарову. Чувствуется, у него под полосатым свитером еще и «динамовская» майка одета».Это был тот редкий случай, когда настроение у проигравших было, кажется, более приподнятым, чем у победителей. Главный тренер подольского клуба [b]Александр Баринев[/b], выйдя из раздевалки, гордо произнес: «Сегодня мы всем доказали, что «витязи» не продаются».[/i][b]— Как прикажете понимать ваши слова, Александр Михайлович? [/b]— спрашиваю у него. — Понимать как? А очень просто: я недоволен судейством господина Захарова. Его предвзятостью. И еще раз хочу подчеркнуть: все разговоры, что, мол, «Витязь» может сдать очки, абсолютно беспочвенны. Такого никогда не было и не будет.[b]— А что, были предложения? [/b]— По этому матчу нет, не было. Но звучало очень много всевозможных спекуляций именно на эту тему. Протест подать? Не вижу в этом смысла. Единственное, Захарова могут снять, но очки-то нам все-равно никто уже не вернет. Игра, как говорится, сделана. И пусть ее результат останется на совести арбитра.[b]— И руку ему вы при встрече теперь не пожмете? [/b]— Нет, конечно. Мы остались честны перед его величеством хоккеем. А всякие там дела, а-ля Захаров, хоккею только мешают. Больше ничего. Понимаю, могут игроки договориться — это еще ладно. Но судья есть судья. Он не имеет права на такие вещи… Кстати, не только я — многие тренеры недовольны судейством в нынешнем чемпионате. Считают, что оно далеко не всегда бывает объективным. К сожалению, сегодня в нашем хоккее правит не честь и все, что с ней связано, а толстосумы, которые считают, что им позволено едва ли не все.[b]— Разве «Динамо» можно назвать «толстосумом»? [/b]— «Динамо» — нет. Говоря так, я имел в виду совсем другие клубы, полагаю, всем понятно, какие именно. А здесь я даже не знаю что… Впрочем, это уже не мое дело. Пусть господин Захаров сам разбирается. Между прочим, после игры ко мне подходили многие уважаемые в хоккее люди. Они были единодушны: со стороны смотреть на действия арбитра было просто невозможно. Кошмар, в общем. Да-да, именно сегодня. Но хоккеисты здесь ни в чем не виноваты. Ни одна, ни другая команда. Ребята честно делали на льду свое дело. А судья, видимо, свое…

НЕПОМНЯЩИЙ, О КОТОРОМ В РОССИИ НИКТО НЕ ПОМНИТ

[i]Посторонний... А ну-ка, стоп. Какой же это Непомнящий посторонний? Наш российский тренер, между прочим, с московской пропиской. А что работает исключительно за кордоном – так ведь работы подходящей ему в России не предлагают. Однажды он целый год сидел дома. Ждал предложений. И дождался.Два клуба, один за другим, прислали к нему гонцов с вариантами один дохлее другого.Первый – спасать надо было команду после первого круга, когда дозаявки уже закончились.В другом – денег было кот наплакал. Да и те, говорят, могли кончиться в любую минуту.Вот и кочует он по белу свету туда-сюда. То камерунских «львов» дрессирует, доводя, между прочим, тамошнюю сборную до четвертьфинала чемпионата мира. Когда мы там играли, слабо вспомнить? А как же, в восемьдесят втором – далековато, однако. После Камеруна была Турция, потом – Корея, Китай.А нынешний сезон Непомнящий, которого Россия упорно не желает помнить, начинает в Японии. В печально известной Хиросиме. Ну никак его футбольный роман с Россией не вытанцовывается. Почему? Об этом мне очень долго рассказывал сам Валерий Кузьмич на своей московской кухне при собранном уже багаже: — Думать может кто как хочет.Я же считаю, причина только одна: несколько изменился сам подход к тренерам. Сегодня в России, по-моему, от тренера не ждут, чтобы он кого-то потряс какими-то там тактическими ноу-хау. А ценятся, скорее, другие его способности, помимо чисто футбольных.[/i][b]— Иными словами, сегодня в цене свои люди, как говорится, с которыми можно иметь дело. По принципу: ты мне – я тебе.[/b]— Да, видимо, так. К тому же, как я понял, президенты клубов предпочитают приглашать в команды, как правило, тех людей, кого они знают лично. Почему – тоже понятно. Свой человек он более удобен, чем какой-то варяг. А если что, убрать его можно потом без особых проблем и церемоний. По-свойски так выставить за дверь и дело с концом. Он эту дверь безропотно за собой прикроет и тихо уйдет. Слова поперек даже не пикнет. Конечно, зачем отношения портить. А так, глядишь, обратно когда-нибудь позовут. Наконец, есть тренеры, условно говоря, фартовые. Под них легко выбиваются любые деньги, подчас очень крупные.От одного их имени спонсоры буквально тают и щедро распахивают перед ними свои закрома. К числу таковых я, видимо, тоже не отношусь.[b]— А вам, Валерий Кузьмич, случайно никогда не приходила в голову страшная мысль, что за всю свою жизнь вам поработать в России так и не удастся? [/b]— Мысль страшная, вы правы. Частенько она меня беспокоит, душу бередит. Как же так, думаю, я же ведь – русский, а на родине ощущаю себя, будто я иностранец какой-то. Меня и за границей часто, кстати, спрашивают: Валерий, а где вы работали у себя в России? Как это нигде! А почему? Я молчу. Плечами только пожимаю – так уж получилось, господа! [b]— Жалеете? [/b]— Вопрос риторический. Конечно, жалею.[b]— Полагаете, вам было бы здесь интересно сегодня? [/b]— Во всяком случае, гораздо интереснее, чем за границей. Уверен в этом. А вот мои друзья, те, кто знает меня уйму лет, думают иначе. Им кажется, что для здешнего футбольного климата я ну никак не создан. Не моя эта епархия.[b]— И какие же аргументы они приводят? [/b]— В основном один и тот же – про мой подход к людям. Твоя деликатность, говорят они, тебя же и погубит. Она хороша где-нибудь там, за границей, но только не здесь. Здесь ты с нею долго не протянешь. Тебя попросту сожрут… Но, знаете, меня такие доводы не только не пугают, а скорее наоборот – раззадоривают. Сразу хочется нырнуть в этот омут с головой.[b]— А утонуть не боитесь? [/b]— Посмотрим. Сначала ведь надо попробовать. Да, я понимаю, что работа здесь имеет свою неповторимую специфику. Отпечаток ее можно подметить в характере у многих тренеров. За несколько лет такой жизни они меняются буквально на глазах. Взять хотя бы Романцева. По рассказам я знаю: когда-то он был одним человеком, а потом, по прошествии лет, несколько изменился.[b]— А это хорошо или плохо? [/b]— Ни то, ни другое. Для тренера это – нормально. Меняется ситуация – меняется и тренер. Не обязательно в худшую сторону. Просто в какой-то момент человек себя, как бы, закрывает, становится более жестким.[b]— За что Романцева часто, кстати, поминают и не только добрыми словами? [/b]— Его ругают не только за это. «Грызут». Критикуют. А он на эти покусывания – ноль внимания. И прав чаще всего бывает именно он, а не его «доброжелатели». А знаете почему? Романцев всегда ясно представляет себе, чего же он, в конце концов, хочет. Он видит цель. И знает, как ее достичь. А это в нашей работе самое главное. Все тренеры вроде бы знают, что нужно делать. Но очень немногие знают – как. Романцев – знает. И результаты «Спартака» тому порукой.[b]— Валерий Кузьмич, как вы думаете, сколько лет оптимально тренер должен работать с одной командой? Вот Лобановский, например, считает — не более двух. Иначе, говорит он, наступает, так называемое, привыкание. Тренера к игрокам, игроков к тренеру. Пропадает эффект новизны, а с ним и движение вперед. Вы согласны? [/b]— Только отчасти. Тут, мне кажется, все зависит от некоторых обстоятельств. Раньше у нас было так: тренер пришел, укомплектовал под себя команду, а потом лет пять-шесть этот состав почти не менялся. Люди настолько приедались друг другу, что дальше, кажется, невмоготу. Но даже в таких условиях можно существовать. Было бы движение. Хоть на шажок. На ступенечку выше, чем в прошлом сезоне.[b]— Бывает и наоборот. Допустим, из сезона в сезон команда, почти не меняясь, торчит на одном месте, как сгнивший пень на болоте. Или, не дай Бог, еще оступается, тогда как? [/b]— Тогда – беда. Вернуть ее к жизни можно только жестким хирургическим вмешательством, поменяв либо тренера, либо – игроков.[b]— А если, допустим, тренер остается все тот же, а команда каждый сезон обновляется, примерно, на треть? [/b]— Такой вариант уже более жизнеспособен. Все остальное зависит от тренера. Сумеет ли он зарядить игроков на серьезный результат…Но всему, конечно, есть предел. Максимум – пять лет. Прогрессировать дальше, мне кажется, невозможно. Надо менять творческую обстановку.Хотя, с другой стороны — среди тренеров есть такие долгожители, перед которыми остается только снять шляпу. Кто? Да, хотя бы Алекс Фергюссон. Сколько он в «Манчестере»? Девять лет. И ничего. Команда на зависть крепко стоит на ногах, и явно падать не собирается. Другой вопрос, сколько сил и времени он потратил, прежде чем запустить команду на полные обороты. В России, я заметил, это можно сделать и проще, и быстрее. Вспомните «Зенит» прошлогоднего образца: к середине сезона он совсем ведь зачах.Спасать его позвали Юрия Морозова. Он пришел, чуть-чуть там что-то наладил, поставил ребят, до него сидевших в запасе, и все – команда сразу ожила и заиграла в довольно достойный футбол.[b]— А что вы этим хотите сказать? [/b]— Не сказать, а скорее, задать себе и вам один вопрос: а вообще, на том ли уровне наш чемпионат, если тут можно так запросто – чуть-чуть подтянул, и команда сразу поехала. Или, например, «Анжи». Первый сезон в высшей лиге, а шороху какого навели. Бронзу чуть не цапнули. А все сразу: «Анжи»! «Анжи»! Открытие сезона. Погодите, как же так? [b]— Что вас, собственно, смущает? [/b]— Не знаю, быть может, я покажусь махровым консерватором, но оглянитесь в советское время – тогда это, в принципе, было невозможно. Чтобы новичку в первый сезон дали так разгуляться – да никогда. Нонсенс.[b]— Как это «нонсенс»? А «Днепр»? «Динамо» из Минска? «Спартак», наконец. Вернулся в «вышку» в 78-м и сразу сиганул на пятое место.[/b]— Да, было. Но тогда игроки были другого уровня. Сборники. А сейчас я даже не представляю, кого Романцев может взять в сборную из «Анжи», кроме югославов. Шутка. Впрочем, как я заметил, сегодня иностранцы тут в большой чести. Вокруг Чуйсе, смотрите, шум какой подняли в прошлом сезоне. Послушать – ну, прямо, суперигрок в Россию приехал. Правда! Я не так уж много его видел – да, бежит быстро, цепкий, а вот тактически немного слабоват.[b]— В прошлом году Чуйссе получил российское гражданство. И его уже во всю стали сватать в сборную. Признаюсь, меня это задело – сборная России и вдруг Чуйссе, елки-палки.[/b]— Я тоже сказал себе: ну, как это так, нашли россиянина. А он еще рассуждать, помню, начал: подумаю, мол, как ко всему этому отнестись. Бьет по самолюбию, согласен. Но, как видно, ничего не поделаешь.

АЗИАТСКИЙ ФУТБОЛ

[i]Трудно найти еще одного тренера на постсоветском пространстве, который за свою карьеру поработал бы в стольких странах.При этом, за исключением ашхабадского «Строителя», Валерий Непомнящий ни разу не был наставником ни в советском, ни в российском клубе.За последние десять лет ему приходилось возглавлять национальную сборную Камеруна, турецкий клуб «Анкарагюджю», корейский «Юконг», китайский «Шеньян», японский «Санфречче Хиросима», наконец.[/i][i]И что самое любопытное: ведь все страны, в которых работал Непомнящий, представлены в финальной стадии чемпионата мира. Более того, Япония с Кореей являются хозяевами мундиаля, а сборная Страны восходящего солнца и вовсе оказалась с россиянами в одной группе. Неудивительно, что Непомнящий, как говорится, идет сейчас нарасхват, а для тренерского штаба сборной России он является чуть ли не главным источником информации. Поэтому разговор корреспондента «ВМ» с Валерием Непомнящим пришелся как нельзя кстати.[/i][b]— С японским футболом вы знакомы не понаслышке. Так всетаки как мы должны реагировать на тот факт, что одним из наших соперников в групповом турнире будет сборная этой страны? [/b]— Считается, что нам повезло с жеребьевкой. Не буду возражать. Скажу только, что в лице японской сборной мы имеем достойного соперника. В команде Филиппа Труссье во всех линиях подобрались хорошие игроки. Пусть они не звезды первой величины, но мало в чем уступают нашим футболистам. Хорошо, что сборная России встречается с Японией во втором матче. Мне почему-то кажется, что счет будет 1:1 или 0:0. Единственное, в чем нашей сборной точно повезло, что все стадионы рядом друг от друга.[b]– А что вы скажете о корейских футболистах? [/b]— Корейский футбол, как ядреная жидкость, замешан на сумме движений, на работоспособности, граничащей с самоотречением. Когда я только приехал в «Юконг», в команде на контрактах было 32 человека. «Зачем так много?» — удивился я. И мне ответили: «С меньшим количеством футболистов на весь чемпионат команды может просто не хватить — рухнет где-нибудь на полпути». И это — правда. Они так беспощадно отдаются игре, что не все успевают восстановиться к следующему матчу.[b]— А корейскую знаменитую дисциплину можно описать словами? [/b]— Боюсь, что нет. Вот один только штрих: как-то на предсезонных сборах в горах я выбрал маршрут для кросса и спросил у помощника корейца, за какое примерно время можно одолеть такой путь. Он назвал — чуть ли не до десятых долей секунды. И я дал задание игрокам попробовать уложиться в этот норматив. Они отправились в путь. И ровно в условленный срок — секунда в секунду — все были на финише.На следующий день решил ускорить темп. Результат был тот же. Думаю, если бы я дал им установку на мировой рекорд, скажем, в часовом беге, то ребята — все до единого — бежали бы по рекордному графику, пока не потеряли сознание. Такой они народ — корейцы.[b]— Китайские футболисты, вероятно, точно такие же? [/b]— Нет, совершенно другие. У них напрочь отсутствуют какие-либо механизмы самоконтроля. Не зря же игроков там по триста дней в год держат взаперти на сборах. Стоит их выпустить, они срываются, как с гвоздя, и все — пошла гулять губерния. Такие загулы устраивают, что на их фоне наши игроки, которых друзьями режима тоже не назовешь, выглядят чуть не эталоном смирения и покладистости. Ну что вы...[b]— Странно, мы привыкли думать о китайцах совсем иначе. Тотальная дисциплина...[/b]— Когда-то они в самом деле были такими — ни шагу в сторону, только строем и строго туда, куда начальство прикажет. Были, да.[b]— А куда же все это делось? [/b]— Их очень сильно изменила культурная революция. Она сказала: отныне все будут равны. Все будут одинаковы. И в головах у людей произошел настоящий переворот. Они напрочь отмели конфуцианство с его коренными постулатами, что старших нужно уважать, чтить родителей. И сегодня выросло уже второе поколение, если хотите, новых китайцев, для которых устои предков — отживший свое анахронизм.[b]— А это правда, что в Китае договорные матчи совсем не редкость? [/b]— Правда.[b]— А что если сравнить по этому показателю их чемпионат и наш? [/b]— Китайцы будут впереди, причем с большим отрывом. У нас тут еще цветочки. Но китайцы, в отличие от нас, с ними хоть борются и кое-кого даже сажают в тюрьму. Китайский футбол очень долгое время, существовал как бы сам по себе, в отрыве от мирового футбольного процесса. Страна была закрытой. И только теперь они по-настоящему открывают для себя футбольный мир.[b]– А чем вас японцы так подкупили? [/b]– Мне понравился их подход к делу – четкий, ясный, деловой, ну, тут всякие эпитеты можно употребить, и все они будут к месту. Но был еще один момент, который меня, скажу честно, удивил. Человек я в клубе новый. Тем более иностранец. И президент клуба, понимая мое положение, решил немножко мне пособить за счет игроков. Откусить у них полмесяца от межсезонного отпуска и досрочно посадить их на сбор. Ради бога, говорю ему, только не это, представьте, с каким настроением они меня тогда встретят – приехал тут, отдохнуть не дал! Не волнуйтесь, сказал президент, игроков я беру на себя. Объясню им все – они поймут и работать будут, как надо. Нужно, значит, нужно...

Это было в Берлине

[i]Бывалые солдаты говорят, что страшнее минометного обстрела только рукопашная. Ветеран Великой Отечественной Иван Рыжков знает это, как никто. В победном мае 45-го майор Рыжков командовал полком, первым из минометных частей открывшим 22 апреля огонь по столице Третьего рейха. Полк за берлинскую операцию был награжден орденом Александра Невского. Рыжков – звездой Героя Советского Союза.[/i][b]– Иван Ермолаевич, вы брали Берлин. Что больше всего запомнилось?[/b]– Очень тяжело было. Очень! Немцы дрались за каждый дом. Числа 25-го, кажется, мы вышли в район Шенхаузераллеи. Широкая улица, над ней по эстакаде проходила линия метро. Отсюда до Рейхстага было километра полтора. И тут немцы пошли на прорыв. Десятка полтора танков и около тысячи эсэсовцев. Вместе с нами, минометчиками, был еще стрелковый полк и артиллеристы. Офицеры, человек 15, собрались у подъезда, и откуда-то фаустник прямо в эту группу выстрелил. Командир стрелкового полка погиб, артиллерийского – тяжело ранен. И я, по сути дела, возглавил борьбу с наседавшими на нас фашистами. Четыре танка мы подбили, остальные – отошли.Влетаем, помню, в один дом. В одну комнату, в другую, в третью – ни души. Жители, видимо, кто из города убежал, кто по подвалам попрятался. Вдруг – звонок телефонный. Снимаю трубку – мужской голос, по-немецки говорит. Ну я по-нашему, по-русски послал того мужика, куда надо, и повесил трубку.[i]Скорее всего, звонок, на который так нелюбезно ответил Рыжков, был из бункера рейхсканцелярии. Да-да, из самого логова, где до последнего момента, как крот в норе, отсиживался Гитлер со всей своей камарильей. К тому моменту у немецкого командования оставался лишь единственный метод получения информации о продвижении советских войск. Один из адъютантов Гитлера просто звонил на частные квартиры берлинцев, расположенных в разных концах города. Номера он выбирал из обычной телефонной книги. Если хозяева жилища отвечали на звонок, то он спрашивал их, не видят ли они наступающего противника. Если же в трубке звучала русская речь – вешал трубку и красным карандашом ставил очередной крестик на разложенной перед ним во весь стол карте Берлина. Цепочка красных крестиков на карте, свернувшись петлей, с каждым часом затягивалась все туже и туже вокруг рейхсканцелярии[/i].[b]– Вы помните свои чувства в самые последние дни войны, когда уже все, наверное, понимали, что еще чуть-чуть – и все. Победа![/b]– Конечно, жить хотелось каждому, особенно когда к Берлину подходили, а там, в предместьях сады кругом – все цветет, весна, птицы поют. Вот тут мы, да, ощутили, как хочется жить. Но обстановка быстро менялась. Сегодня мы в саду, а назавтра – уже в самом пекле. Тут сразу и сад позабылся, и птички…[b]– Уже берегли себя?[/b]– Нет, за чужие спины никто не прятался. Ну, быть может, осторожнее были немножко, на рожон лишний раз не лезли. Вообще, я так скажу: хороший солдат всегда найдет способ, как смерть перехитрить. Вот у нас связист один был – светлейшая голова. В бою, под обстрелом, кабель часто рвался, так он что придумал: через каждые 30–40 метров вдоль телефонной линии отрывал себе небольшие окопчики. Порыв на линии, он раз – пробежал. Нашел концы. Связал. Обстрел – он в окопчик прыг и сидит, пережидает. Не каждый связист мог до такого додуматься. До Берлина, умелец, дошел, ни разу даже ранен не был. А в Берлине…[b]– Погиб?[/b]– Не погиб – ранен был очень тяжело как раз на Шенхаузераллее. А все лейтенант один – даже фамилию называть его не хочу – он был во всем виноват. Его к нам в полк накануне только прислали. Там рядом дом шестиэтажный стоял. И командир дивизиона послал лейтенанта оборудовать на крыше наблюдательный пункт. С ним пошел и этот связист. Впереди, метрах в пятистах от дома, высилась громадная цитадель, в которой засели фашисты, достать их было невозможно. Из чего по ней только не били, даже из гаубиц 203-миллиметровых – бесполезно. Снаряды отскакивали, словно мячики, настолько прочными были железобетонные стены этой крепости. Сверху на ней была еще установлена зенитная батарея… Лейтенант влез на крышу дома. И в открытую, без всякой маскировки, стоя в полный рост, стал оглядывать в бинокль позиции противника. Связист, естественно, был рядом. Немцы-зенитчики тут же их засекли и дали залп. Лейтенанта в куски, а бедолагу-связиста, он без сознания был, бойцы на руках снесли вниз.[b]– Выжил?[/b]– Не могу сказать, не знаю. Его сразу увезли в медсанбат, и больше я с ним не встречался. А батарею ту зенитную мы снесли потом из минометов.[b]– А с цитаделью что стало, взяли ее?[/b]– Нет, фрицы сами сдались. Первого мая им через парламентера сообщили, что Гитлер мертв, берлинский гарнизон капитулировал, сражаться дальше смысла нет. Вскоре из цитадели стали выходить сдающиеся немцы, изможденные, они складывали оружие и строились в колонны. Почти четыреста солдат и офицеров некогда всемогущего вермахта, поставившего на колени всю Европу, теперь они напоминали побитых собак, испуганно жавшихся друг к другу. Как сейчас вижу их лица – небритые, все в синяках от осколков бетона. Все-таки наши орудия били по цитадели не зря…[b]– Где и когда вы начали войну, Иван Ермолаевич?[/b]– Старшим сержантом, курсантом 2-го киевского артиллерийского училища. В июле 41-го наше училище в полном составе бросили под Киев, к которому отчаянно рвался фашист, и чуть не угодили там в котел. Но – вырвались. Хотя пришлось изрядно поплутать лесами-перелесками. Командир батареи погиб. А взводный наш форму свою в лесу закопал и вышел к своим уже в гражданке – у крестьян одолжил. Начальство даже хотело его расстрелять, но потом передумало: он сохранил оружие и партбилет.[b]– Тогда, летом 41-го, не было у вас ощущения, что война проиграна? Конец стране. Конец всему?[/b]– Про «конец» мыслей не было. Наоборот, я знал, что мы обязательно победим. Передюжим врага. Только я непременно погибну – вот в этом был уверен абсолютно. Вообще – из солдат в 41-м никто почти не думал, что останется в живых. Война, мы уже понимали, будет долгой, страшной. И народу побьет ужас сколько.[b]– А трусость была, самострелы например?[/b]– Было другое – ездовый один два пальца себе отрубил на руке. Под Ельцом, во втором эшелоне, стояли. Тут же за ним приехали особисты, и больше мы его не видели. А комбат собрание собрал. Больше других возмущался один старшина, санинструктор... Выступал-выступал, а когда пришли на позиции, каску надел и сидит в блиндаже, боится высунуться. Ну ничего, после боя мы с комиссаром поговорили с ним как надо. Привели в чувство. Начал воевать, как все.[b]– А перебежчики к немцам случались?[/b]– В 42-м мы поддерживали огоньком 39-ю стрелковую бригаду. И вот из этой бригады несколько человек перебежали к противнику. Комбрига вызвали в дивизию и давай его полоскать: «Что у тебя за часть такая! Трусы одни!» Тут приходит к комбату один старшина: «Товарищ командир, разрешите мне с еще одним бойцом пойти сдаться в плен немцам». Комбат опешил: «Ты в своем уме, старшина! Да за такие слова я тебя!..» «Погоди, командир, послушай, что я придумал». На следующий день вылезли они из окопа и с поднятыми руками направились в сторону немцев. Те обрадовались, руками из окопов машут: «О, рус, ком, ком!» Старшина с напарником подошли к ним вплотную и гранатами их – раз-раз. И бегом обратно к своим. После этого случая еще один боец попробовал сдаться, так немцы его еще на нейтралке застрелили. И все – больше никаких перебежчиков.[b]– А чудеса бывали? Вот ктото точно убит? И вдруг выясняется – жив?[/b]– Был у нас такой Романов, старший сержант, боевой хлопец, правда, прошлое у него было мутное. На гражданке он медвежатником был, сейфы вскрывал. У меня, говорил, судимостей больше, чем мне лет. Но воевал, дай бог каждому. Вынес на себе из окружения раненого взводного, оружие его еще тащил. А позже под Касторной вместе с командиром отделения в плен попал. Немцы их сразу не расстреляли. Заперли на ночь в сарай. Часового поставили. Ночью Романов в дверь стал стучать. Часовой в сарай только сунулся, он вырвал у него винтовку и кулаком – в висок ему. Тот упал, но успел все же выстрелить. Немцы переполошились, стрельбу подняли…Утром командир отделения добрался до нас. Один. «А где Романов?» – спрашиваем. «Не знаю, убит, наверное, сам видел, как он упал…» Прошло больше года. О Романове ни слуху, ни духу. И вот после Курской дуги стою как-то у дороги, мимо едут артиллеристы. Гляжу, глазам не верю: на лафете пушки – мать честная! – Романов. Точно он! Сидит, цигарочкой дымит. Меня узнал, подлетел, обнялись с ним. Оказалось, тогда его ранило в ногу. Перетянул рану ремнем, чтобы кровь остановить, кое-как доковылял до леса, а потом его танкисты подобрали...[b]– А с вами чудеса случались?[/b]– Раз было на Курской дуге. В штаб дивизии приехал тогда поэт Евгений Долматовский. И что-то ему захотелось поговорить с кем-нибудь с переднего края. Позвонили нам. Командир бригады мне кивает: «Давай поезжай». Сели на лошадей с одним старшиной, а ехать было километров восемь. Дорога шла через лощину. Выскакиваем из лощины наверх, перед нами – огромное поле, а где-то там впереди, в полукилометре, солдат какой-то стоит и что-то нам машет. Мы – через поле и к нему: «Тебе чего, боец? Чего ты машешь?» А у того глаза, как фонари, вытаращился на нас: «Так я ж вам махал, чтобы вы через поле не ехали. Поле-то минное».[b]– Так вы что – по минам, получается, проскакали?[/b]– Ну да – по противотанковым. Но мы бы об этом и не узнали, не скажи нам солдат.[b]– С Долматовским-то встретились?[/b]– Ну а как же. Минут двадцать с ним поговорили, рассказали ему о житье-бытье нашем на передовой. И уехали обратно. А Долматовский потом стихотворение написал.[b]– До сих пор ожесточенные споры вызывает знаменитый сталинский приказ № 227 – «Ни шагу назад!». Немало тех, кто считает этот приказ неоправданно жестким, даже бесчеловечным.[/b]– Так говорят только те, для кого важна не истина, а политический заказ. Коньюктурщики и болтуны. Надергивают фраз из контекста и трясут ими на каждом углу. Хотя на мой, да и не только мой, взгляд – приказ был правильный. Рассуждать даже нечего. Драпать дальше действительно было уже некуда. Даже сами немцы, почитайте мемуары их генералов, признают, что после появления этого приказа осенью 42го, отступать русские перестали.[b]– Война вам снится?[/b]– Сейчас уже нет. Раньше часто снилась, в основном бомбежки. Страшное дело! Пикировщики, Ю-87, налетят, станут в воздухе в кружок и один за другим ныряют к земле, бомбами сыплют. Земля ходуном ходит. А ты лежишь и думаешь: попадет в тебя – не попадет. Как видите – пронесло. Повезло, наверное…

Со стадиона – в окопы

[b]Если Родина в опасности, значит, всем идти на фронт. Едва началась война, сотни известных спортсменов, чемпионов и призеров всесоюзных соревнований ринулись в военкоматы. Кумиры, герои народа, имена которых знала вся страна, сейчас они просили, нет, требовали, чтобы их взяли на фронт, пусть даже простыми солдатами.[/b]Командование, надо отдать ему должное, быстро смекнуло, что размазывать по пехотным частям эту армию чемпионов было бы убийственной глупостью. Так на свет появилась знаменитая ОМСБОН – отдельная мотострелковая бригада особого назначения. Бригада начала формироваться в первые дни войны на стадионе «Динамо». Весь золотой фонд отечественного спорта тех лет был тут. Боксеры Николай Королев и Сергей Щербаков, легкоатлеты братья Георгий и Серафим Знаменские, Григорий Ермолаев, борцы Григорий Пыльнов, Леонид Егоров, Шалва Чихладзе, тяжелоатлеты Николай Шатов, Владимир Крылов, гребцы Николай Долгушин, Александр Смирнов, конькобежцы Константин Кудрявцев, Анатолий Капчинский, лыжница Любовь Кулакова. Всего в ОМСБОНе насчитывалось около 800 спортсменов. Именно они стали основой многочисленных диверсионных формирований, которые забрасывались в тыл врага.[b]Подвиг Николая Королева[/b]В октябре 1941 года на Брянщину была заброшена особая спецгруппа ОМСБОНа под командованием Дмитрия Медведева.Диверсанты-медведевцы уничтожили около полутысячи гитлеровцев, включая двух генералов, казнили полсотни предателей Родины. После возвращения отряда из глубокого тыла стал известен подвиг выдающегося советского боксера, омсбоновца Николая Королева, который спас от лап фашистов своего раненого командира. А было так.Когда каратели окружили отряд, Медведев был ранен в бою. Королев подхватил командира на закорки и попытался вынести из-под огня, но неожиданно они нарвались на немцев. Их ждала явная гибель. Однако Королев пошел на хитрость.Он опустил раненого Медведева на землю и поднял руки вверх. Немцы окружили Николая и повели его к партизанской землянке, где уже разместились фашистские офицеры. Тут он неожиданными ударами сбил с ног трех гитлеровцев и бросил в землянку противотанковую гранату. Отряд, воспользовавшись замешательством врага, вырвался из кольца. Королев многие километры нес Медведева на себе.Позже, когда отряд Медведева был заброшен уже под Ровно, именно ему, Королеву, командование доверит сопровождать в отряд в качестве телохранителя выдающегося разведчика Николая Кузнецова.[b]Двадцать семь против тысячи[/b]Зимой 1942 года наши войска окружили неподалеку от Сухиничей крупную немецкую группировку. На помощь ей рвались три спешно переброшенные из Франции дивизии. Одна из групп ОМСБОНа получила приказ атаковать деревню Хлуднево, в которую вошел немецкий батальон – 400 автоматчиков с минометами, пушками. И это – против 27 омсбоновцев с автоматами и гранатами. Группа была обречена. И все же горстка легковооруженных лыжников наседала на регулярную часть вермахта с такой яростью, что фашисты поначалу даже начали отступать. Но вскоре, поняв, что имеют дело с горсткой бойцов, немцы стали обходить их с флангов, чтобы окружить и уничтожить.Омсбоновцы имели приказ: «В плен не сдаваться ни при каких обстоятельствах!» Даже оказавшись в полном окружении, они еще в течение многих часов держали жесткую оборону, отстреливаясь до последнего патрона. Из двадцати семи в живых остались только трое. Но немецкий батальон не продвинулся к Сухиничам ни на шаг.В августе 1942 года, в разгар немецкого наступления на юге, в Тбилиси из Москвы за одну ночь была переброшена самолетами специальная рота – 150 спортсменов-альпинистов. Их операции должны были остановить продвижение немецких войск на Кавказ накануне решающего сражения за Сталинград. Альпинисты начали с того, что взорвали цистерны с нефтью и уничтожили в горах несколько моторизованных частей противника. В октябре с их помощью были заминированы нефтяные скважины и буровые вышки под Моздоком. Взрывы прогремели в тот самый момент, когда к вышкам лихо, с ветерком подкатили немецкие мотоциклисты. Сделав свое дело, альпинисты тихо, без потерь отошли в горы…[b]Севастопольский вальс Синявского[/b]В годы войны радио было главным средством массовой информации Советского Союза. Поэтому все ведущие журналисты Радиокомитета находились на военном положении. Приближалось 7 ноября 1941 года. Шестого вечером Вадиму Синявскому, гению спортивного репортажа, передали приказ из Кремля – завтра утром он должен быть в радиостудии, она размещалась тогда в здании ГУМа. На следующий день вся страна, от Москвы до Владивостока, из сотен тысяч тарелок услышала голос Синявского: «Внимание-внимание, говорит Москва! Я веду свой репортаж с Красной площади». Именно оттуда, из гумовской студии, практически без подготовки он рассказывал в прямой эфир о знаменитом заснеженном параде в осажденной Москве. О параде, с которого солдаты уходили прямо на передовую и большинство из них погибли, защищая столицу.Неделю спустя Синявский находился уже за тысячу километров от Москвы – на борту дальнего бомбардировщика «Ил-4», летевшего бомбить Берлин. «Илюшин» – машина небольшая, компактная, мест для пассажиров в ней не предусмотрено. Поэтому весь путь до столицы Третьего рейха Синявский провел в бомболюке, лежа на бомбах. Записывал на примитивнейший магнитофон материал для будущего репортажа. И вот он – Берлин. Створки отсека распахнулись. И бомбы одна за другой пошли вниз. Чтобы не вылететь из самолета вместе с бомбами, Синявский, в прошлом отличный гимнаст, встал, как он сам говорил, враскорячку. Уперся ногами и руками в стенки отсека. И в такой вот позе ждал, пока самолет опорожнит на головы берлинцев смертоносный груз и створки бомболюка вновь сомкнутся.Несколько раз бывал он в осажденном Севастополе. Последняя командировка туда стала для Синявского роковой. Как обычно, он приехал в действующую часть.Ходил. Брал интервью у солдат и офицеров. И тут вдруг начался бой. Немцы пошли в атаку. Так получилось, что погибли все офицеры. И Синявский, а он был в звании майора, остался самым главным чином на передовой. Запахло паникой. Казалось, еще чуть-чуть и наши дрогнут…К сидевшему в окопе Синявскому подбежал возбужденный сержант: «Ну что ты телишься, майор! Давай, поднимай людей в атаку!» И Синявский, по сути своей сугубо штатский человек, в первый и последний раз в жизни действительно повел людей в атаку. И они за ним пошли. Немецкий натиск был отбит.Рубеж удержали. В том бою Синявский был тяжело ранен – потерял глаз. Но героя, пострадавшего за Родину, из себя никогда не корчил. Наоборот, если кто-то потом его спрашивал: «Славич, ты глаз-то где потерял?», он лишь шутливо отмахивался: «Да так, в одной пьяной драке…»[b]Убить Гитлера[/b]И уж совсем фантастической выглядит боевая судьба известного боксера, чемпиона СССР Игоря Миклашевского. По воле судьбы он стал главной фигурой в фантастической операции советской разведки, целью которой было, ни много ни мало, убийство Адольфа Гитлера. В 1942 году он якобы сбежал в Германию к своему дяде, ярому врагу Советского Союза, руководившему в Берлине антибольшевистским комитетом. Вскоре Миклашевский стал популярен в столице Рейха. Особенно после его встречи на ринге с чемпионом Германии Максом Шмелингом. Тем более что Миклашевскому удалось выйти победителем и в этом поединке. Благодаря дружбе со Шмелингом он стал своим человеком в высшем обществе Берлина. Бывал на светских раутах и высоких приемах, на которых появлялся и Гитлер. Но покушение на фюрера так и не состоялось. Сталин лично распорядился прекратить операцию. Верховный главнокомандующий опасался, что на смену Гитлеру придут политики, которым удастся заключить сепаратный мир с Западом.Уходить из Берлина с пустыми руками Миклашевский не собирался. Он взорвал крупный военный объект и бежал во Францию, где был схвачен гестаповцами и приговорен к расстрелу. Из тюремных застенков его освободили бойцы французского Сопротивления, в рядах которого он и встретил Победу. Во Франции он оставался еще на протяжении двух лет после окончания войны, выслеживал бежавших на Запад власовцев. А в 47-м вернулся в Москву, был награжден орденом Красного Знамени и продолжил свою боксерскую карьеру…

100 грамм

[b]Строго говоря, выпивать на фронте советским солдатам и офицерам разрешили еще на финской кампании. В январе 40-го нарком обороны Ворошилов распорядился выдавать бойцам и командирам действующих частей по полстакана водки ежедневно. Летчикам вместо водки полагался коньяк. Тогда-то, кстати, в солдатский обиход и вошло само понятие: «наркомовские».[/b]Морозы в ту пору стояли лютые, до минус 40. И бойцы в промерзших насквозь окопчиках не раз поминали добрым словом Климента Ефремовича, окоченевшими пальцами поднося ко рту фляжку с водочной порцией.Когда началась Великая Отечественная, производство крепких напитков не прекращалось ни на секунду.Алкоголь был единственным доступным массовым транквилизатором. И его пустили в ход в самые страшные месяцы начала войны, чтобы хоть как-то успокоить и приободрить отступавших бойцов.В августе 1941 года Сталин подписал приказ о ста ежедневных граммах. На фронт доставляли спирт, интенданты-каптерщики разбавляли его водой до нужной кондиции и раздавали солдатам и офицерам.– Наркомовские действительно нам помогали, снимали нервное напряжение, – вспоминает сержант-минометчик Василий Головачев. – Хотя пили далеко не все солдаты. У нас во взводе, например, был такой Ваня Антонов, здоровый парень, сибиряк, воевали мы с ним от Курска до Вены, почти два года, и за все это время он, представляете, не взял в рот ни капли спиртного. То есть вообще ничего.«Не знаю, – говорил он, – как у вас, а я эту гадость на дух не переношу. На гражданке как-то попробовал, так целый час потом блевал…» Первое время водку или спирт выдавали часто и всем. Но постепенно эту форму поощрения солдат стали урезать. Впрочем, жмотство тыловиков объяснялось довольно просто: острой нехваткой исходных ингредиентов. Спирт гнали из зерна или картошки. А где все это было взять в избытке, когда полстраны оказалось под немцем? Поэтому летом 1942 года Верховный главнокомандующий пересмотрел свой же приказ и распорядился прекратить массовую ежедневную выдачу водки личному составу действующей армии. Отныне право на казенный, наркомовский стопарь имели солдаты и офицеры только тех частей, которые вели наступательные операции. Всем остальным водка выдавалась только по праздникам.Правда, и в наступающие части водка порой попадала с большими перебоями, что приводило подчас к настоящим трагедиям.– Это было под Сталинградом, – вспоминает рядовой пехотный Александр Кишиков. – Стояли тридцатиградусные морозы, от которых немцы, сидевшие в «котле», дохли, как мухи, но и нам было уже невтерпеж. А тут еще, как назло, тыловые крысы нам давно не подвозили наших законных «наркомовских». Вечером меня вызвал ротный: «Пока ночь, сбегай-ка ты в штаб полка, пусть там поторопят этих чмошников, пока мы тут совсем не дали дуба…» К рассвету я довольный вернулся в роту с канистрой, полной спирта. И увидел страшную картину: все сорок человек во главе с ротным лежали мертвые. В блиндаже, который мы два дня назад отбили у фашистов, я обнаружил на столе немецкую канистру, в ней еще что-то плескалось. Понюхал – спиртом пахнет. Но это была незамерзающая жидкость – антифриз... Да, и такое бывало. На войне, как на войне.Как известно, голодный солдат не воюет. По подсчетам того времени, одна стрелковая дивизия съедала в сутки 10–12 тонн хлеба и почти четыре тонны мяса. Это – официальная статистика. Но сколько цистерн водки выпивали солдаты – точно никому не известно.Малоизвестный факт: последний фашистский самолет, сбитый на той войне, соколы наши завалили, будучи прилично подшофе. Отличились истребители Покрышкина. Один из полков дивизии базировался на отбитом у фашистов аэродроме Лехтельфельд под Берлином. Утром 9 мая на аэродроме поднялась ужасная стрельба.Летчики, похватав спросонья оружие, выскочили из казармы на улицу, многие в одних трусах. Десант немецкий, думали. Оказалось – Победа! Сразу, конечно, объятия. Поцелуи. Помощник командира полка по тылу тут же прикатил бадью с наркомовской заначкой…. Пир был в самом разгаре, как вдруг на аэродром приезжает Покрышкин. Срочно нужна восьмерка на прикрытие восставшей Праги. Летчики пьяными никогда не летали – что делать? Командир полка кое-как отобрал семерых пилотов – из тех, кто был еще в состоянии ориентироваться. И сам повел их на Прагу.До Праги добрались без приключений. И тут из-за облака одиноко выплылнемецкий самолет-разведчик.«Гляди, братцы, «рама», едрить ее! – нетрезвая разноголосица взъерошила эфир. – В атаку! Ура! Бей гадину!» Сломав строй, восьмерка навалилась кучей на одинокого стервятника, отчаянно паля в него из всех стволов.Фашист загорелся и беспомощно клюнул в крутое пике, разваливаясь в воздухе на куски. Летчики, довольные собой, вернулись на аэродром к накрытому столу и продолжили победный банкет. На следующий день все центральные газеты пестрели заметками: в небе над Прагой сбит еще один вражеский самолет – последний на этой войне! Корреспонденты, само собой, умолчали, что финальный ратный аккорд был исполнен небесными асами под приличным градусом…

Дьявол из небесного дисбата

[b]Летчик-испытатель, участник сражений в небе Испании, где за отвагу и лихость в бою республиканцы дали ему прозвище «Diablo Roho» – Красный Дьявол, Иван Федоров с первых дней фашистского нашествия рвался на фронт. Но кто же отпустит с военного завода специалиста с таким опытом?! Семь рапортов Федорова были выброшены в мусорную корзину. Тогда он попросту сбежал на фронт. Сбежал, как мальчишка. Точнее, улетел с испытательного аэродрома в Горьком на новеньком «ЛАГГ-3».[/b]– До Москвы, под которой уже шли бои, почитай 500 километров, а у меня ни карты, ни компаса, – вспоминает Иван Евграфович. – Так я по железной дороге ориентировался. Полпути отмахал, смотрю – горючее кончается. А внизу как раз аэродром какой-то. Истребители на полосе стоят. Бензовоз. Часовой рядом ходит. Сажусь и – к нему. Но парень заартачился, даже винтовку с плеча снял: «Без разрешения коменданта аэродрома ни капли топлива не дам!» – «А где комендант?» – «Вон там, – машет рукой, – в трех километрах отсюда, в лесу его найдешь». Я выхватил пистолет: «Издеваешься надо мной! Считаю до трех. Ра…» Парень видит, что я не шучу, обмяк: «Ладно, заправлю. Только расписку мне напиши». Да ради бога, делов-то! Подмахнул ему какую-то бумажку. Заправился и дальше почесал.[i]Самовольный перелет по тем временам мог дорого обойтись. Но помогла давняя дружба с легендарным Михаилом Громовым, который назначил Федорова своим замом по 3-й воздушной армии. Уже в качестве заместителя Громова в свой первый же фронтовой день Федоров открывает боевой счет – сбивает фашиста прямо над аэродромом.[/i][b]– Историки утверждают: к июню 41-го наша авиация была в удручающем состоянии. Неудивительно, что заматеревшие в боях в Европе фашистские асы легко расправлялись в воздухе с желторотыми советскими пилотами на старых самолетах.[/b]– Не знаю, кто и что там говорит, мое мнение: машины были нормальные, и летчики, по крайней мере, не хуже немецких. Взять хотя бы истребитель И-16. Какой он, к черту, устаревший, если Сафонов Борис, дважды Герой Советского Союза, летая на нем, сбил полтора десятка «мессеров»! А я в Испании? На таком же точно «ишаке» пятерых «носатых» срезал. Так что дело тут было не в самолетах и не в летчиках.[b]– Тогда в чем?[/b]– В традиционном нашем бардаке. А еще – во вредных, дурацких инструкциях, которые действовали тогда в армии. Такой пример. В Житомире перед войной стояла особая авиабригада. 21 июня летчиков бригады от имени командующего округом пригласили в Киев на торжественный ужин. А киевских летчиков, наоборот, в Житомир зачем-то послали. А тогда был закон: пилот вправе летать только на том самолете, который закреплен за ним персонально. В Киеве – банкет в разгаре, выпивают, танцуют. А в четыре часа уже налет. Ребята бросились на аэродром, а их охрана не пускает: «Ваши самолеты в Житомире – езжайте туда и летайте». В Житомире та же картина: киевляне прибежали на аэродром, а их охрана гонит восвояси. И немцы спокойно, как на маневрах, утюжили с воздуха наши аэродромы, на которых, как на параде, крылом к крылу, стояли самолеты, на которых попросту некому было взлететь. Потому что инструкция запрещала. Вот вам и ответ.[b]– На фронте вам, помимо прочего, довелось командовать единственной в истории частью, укомплектованной летчиками-штрафниками. За какие проступки их к вам ссылали?[/b]– Кто-то струсил в бою. Другие выпили больше меры. А еще трое и вовсе откололи номер – повара у себя в части сварили.[b]– Как это сварили?![/b]– Обыкновенно – в котле. Повар – жук был тот еще. Готовить толком не умел, зато пристроился в гвардейский полк – тут тебе и зарплата погуще, и снабжение опять же послаще. Хорошее мясо он, значит, припрячет, а им чуть не подметки от сапог в суп швырнет. Ребята молодые, жрать постоянно хотят, а тут такое. Раз они его предупредили. Второй. Он так и не понял. Вот они его в котел кипящий и макнули с головой.[b]– Прямо насмерть?[/b]– Насмерть или нет, не знаю, я пульс его не щупал. Ребят, понятно, сразу в трибунал. И ко мне – в небесный дисбат.[b]– Намучились с такими подчиненными?[/b]– Всякое бывало. Один раз даже бросили меня в бою. Взлетело нас 18 машин. Потом оборачиваюсь – своих в воздухе никого, а немцы вот они уже – идут целой тучей бомбить наши позиции.[b]– И что вы сделали?[/b]– Пошел в атаку.[b]– Один?[/b]– Один – все же смылись. Поджег два бомбардировщика. А когда вернулся на аэродром, услышал от своих беглецов какое-то блеяние про рацию, которая вдруг отказала. По законам военного времени я мог их расстрелять на месте. Всех! Но никого пальцем не тронул.[b]– А может, зря? Одного бы шлепнули, глядишь, другие… не убегали бы больше?[/b]– Они и так больше не убегали. Не люблю высоких слов, скажу просто: совесть победила в людях страх. Стали драться по-настоящему. Бывало, только поймаю фашиста в прицел, как он тут же вспыхивает – кто-то из штрафников меня опередил. Хотя учтите: сбитые у штрафников в зачет не шли. Только кровь…[b]– Один из лучших асовлюфтваффе Гюнтер Рааль (свыше 200 побед), успевший повоевать как на Восточном, так и на Западном фронте, в интервью немецкому ТВ высказался недавно в том духе, что лучшими пилотами, против которых ему довелось драться в воздухе, были англичане. У русских, дескать, тоже попадались хорошие пилоты, но редко, и до британцев им все равно далеко. Как вам такая оценка?[/b]– Врет! Рааль, быть может, забыл кое-что, так я напомню: 75 процентов от всех потерь люфтваффе во Второй мировой войне – это Восточный фронт, а никакие не англичане. Видал я этих асов Геринга – красиво горят.[i]В середине 1942 года зам. наркома обороны генерал Новиков лично на Федорова возложил формирование отдельного полка асов. Отборное соединение появилось в пику немцам, у которых к тому времени имелась уже специальная авиагруппа из 28 воздушных экспертов. Орлята Геринга летали на «мессерах» с намалеванными на фюзеляжах игральными картами. И вот однажды Федоров в паре с Андреем Боровых на Як-7, патрулируя линию фронта, столкнулись нос к носу с дуэтом элитных «картежников». Завязался бой. Боровых сбил «мессер» с пиковой дамой на борту. Федоров, в свою очередь, поймал в перекрестье прицела червонного туза и дал по нему очередь. Пули в нескольких местах прошили капот «мессершмита», мотор заглох, но прыгать немец поостерегся – земля слишком близко. И плюхнулся на брюхо на нашей стороне у деревни Дугино. Пехотинцы подбежали – самолет в кустах лежит почти целехонький, винт лишь свернулся, а летчика и след простыл. Удрал, паразит! Бойцы из кабины кое-что раскулачили и передали Федорову – трубку, саблю и документы, который, убегая, выронил фриц. Оказалось, что сбил он не кого-нибудь, а командира группы экспертов барона Людвига фон Берга.[/i]– Это ж надо, – смеется Федоров, – с саблей в самолет полез! Аристократ хренов.[b]– А вас самого сбивали?[/b]– Только однажды, еще в Испании. Но сначала сбил я – поджег итальянский «Фиат». Когда выходил из боя, нарвался на снаряд зенитки. Самолет загорелся, пришлось прыгать. Из кабины выбрался, лечу, а самолет на моих глазах тут же взрывается. Что это было – везение? Ведь, задержись я в кабине на пару секунд, разлетелся бы на куски вместе с машиной.[b]– А таранить врагов приходилось?[/b]– Дважды. И оба раза – бомбардировщиков…[b]– Классический таран – это когда винтом по чужому хвосту. Теоретически это понятно, но практически – как можно вообще подобраться к хвосту бомбовоза, у него же стрелок сзади сидел?[/b]– Э-э, стрелок… У стрелка тоже нервы. Когда он видит, что ты намерен его бить, ему уже не до стрельбы. Бросает пулемет. Орет. Руками тебе машет. Мол, что ты делаешь, тупица! У тебя что здесь – стучит себя по голове, что здесь – по фюзеляжу – одинаково. Нас не будет, но и ты, идиот, погибнешь! А ты его – хрясь! – и будьте здоровы.[b]– Но вы и правда могли погибнуть?[/b]– Конечно, мог, но в бою об этом не думаешь. Некогда. Вот ты – вот враг, которого ты должен уничтожить. Или он уничтожит тебя.[b]– Какой из боев был самым тяжелым?[/b]– Да все они тяжелые. Война есть война, легких боев здесь вообще не бывало – это все сказки. Есть приказ, его надо выполнить. И выполняли. Любой ценой. Больше сбивали, значит, чаще командиры посылали в бой. Так и ходили: туда-обратно, кто оставался в живых.[b]– Война была страшной, тяжелой, и все-таки мы победили. Сейчас, по прошествии шестидесяти лет, как вы думаете, почему?[/b]– Потому что люди тогда были что надо. С такими людьми мы не могли не победить. В крови, в грязи, по собственным трупам, но шли и шли вперед. И чем дальше, тем злее дрались. Покажите мне другой такой народ.[i]...После войны отдыхать Ивану Евграфовичу не пришлось. Он возвращается на фирму Лавочкина на должность шеф-пилота. Начиналась эра реактивной авиации. Федоров был среди тех летчиков-испытателей, кто ставил реактивную технику на крыло. Испытатели никогда не говорят о своей работе с героическим пафосом, считают это дурным тоном. Ежедневный риск и опасность всегда были частью должностных обязанностей тех, кто учил машины летать. Отвоевал у неба все новые и новые километры скорости.Именно Федоров первым в мире достиг рубежа 1000 км/ч. За испытание новейших реактивных самолетов и проявленные при этом мужество и героизм в 1948 году Иван Евграфович наконец-то удостаивается высшей награды Родины – золотой звезды Героя Советского Союза. Хотя Героем он должен был стать много ранее.Сбив за годы войны десятки вражеских самолетов. Трижды его представляли к Звезде и трижды срезали. Почему? Расставил все по местам малоизвестный факт из биографии пилота. Оказывается, незадолго до войны он побывал в Германии. Группа советских летчиков по обмену осваивала самолеты люфтваффе. Федоров показал такой уровень пилотажа, что был удостоен аудиенции у руководства рейха. В те годы такое не забывалось. Хорошо еще, что жив остался – не исчез навсегда в подвалах Лубянки…23 февраля Ивану Евграфовичу исполнился 91 год. С чем мы его от всей души и поздравляем.[/i]

Укротитель «Тигров»

[b]Артиллерия – бог войны. Но все-таки – «бог» разных калибров и назначений. Сами артиллеристы, прошедшие Великую Отечественную, говорят: тяжелее всех на фронте доставалось расчетам противотанковых пушек. «Ствол длинный, а жизнь короткая» – это сказано о них, о противотанкистах. Герой Советского Союза Михаил Борисов об этой фронтовой работе знает все. Да и как не знать, если за вычетом двух месяцев госпиталей, откуда он трижды сбегал, занимался этим всю войну – от Москвы до самого Берлина. Героя же ему дали за Прохоровку. Там, в самом пекле Курской дуги, он сжег и подбил семь вражеских танков. Целый взвод хваленых панцерваффе вычеркнул из войны 19-летний парнишка с Алтая. И это – в одном бою.[/b]– Наша батарея, – вспоминает Михаил Федорович, – получила приказ прикрыть Прохоровку со стороны шоссе Москва–Симферополь. На полном ходу проскочили отделение совхоза «Октябрьский» – там все горело. Вдруг слышу крик: «Танки с фронта! Орудия к бою!» Танки, один за другим, выползали изза небольшого холма. Один. Второй. Третий… Попробуй представить: девятнадцать машин – приземистые, угловатые, с длинными пушками, они шли неровной линией, немного бочком, мимо нас в направлении Прохоровки. Дымом из горящего совхоза затянуло все вокруг.Это нас и спасло. За дымом немцы нас не заметили, а то бы мгновенно накрыли огнем. Мы кинулись к орудиям. Впопыхах стаскивали из машин ящики со снарядами. Убойный выстрел 76-миллиметровой пушки – 600 метров. Командир батареи старший лейтенант Петр Ажиппо метался между орудиями: «Ребята, умоляю, не стреляйте! Поближе пусть подойдут». Подпустили их метров на 500 – да ка-ак жахнули всей батареей.Для немцев это было полной неожиданностью. Два танка тут же вспыхнули, остальные развернулись и пошли на нас. Огнем из пушек они начали мешать батарею с землею.[b]– А вы что делали в этот момент?[/b]– Я был тогда комсоргом дивизиона. Бегал от орудия к орудию. Где снаряды подносил. Где оттаскивал от орудий убитых и раненых, чтобы не мешали. Вот умолкла одна наша пушка. Почти тут же – вторая. Следом прекратила стрельбу третья. Подбегаю к ней. Двое лежат у орудия мертвые. Еще двое, вижу, уползают быстро в тыл – только задницы мелькают. А чуть в сторонке, у ящиков со снарядами, лежит ничком заряжающий Суполдияров, казах, и стонет. Перевернул его – мама родная! – низ лица разворочен, одно кровавое месиво. Кое-как его перевязал. Пока с ним возился, замолчала последняя, четвертая пушка. Я туда. Орудие цело. Расчет – кто ранен, кто убит – на земле валяется. А танки ползут и ползут. До них уже метров 300. Признаюсь, стало жутко.[b]– Испугались?[/b]– Струхнул, сейчас могу признаться. Но тут же опомнился, взял себя в руки. Кручу маховичками. Снаряд уже в казеннике. Поймал в перекрестье «Тигра», навел ему на корму. Выстрел – танк вздрогнул и задымил. Снаряд угодил ему в моторную группу. Сбегал еще за снарядом. Зарядил. Выстрел – еще один танк горит. Люк на башне танка резко откинулся, оттуда показался фашист. Вылез наружу худой, длинный, как жердь, в черной танкистской куртке и стоит, оглушенный, на башне.Голову руками обхватил и мотает ею, будто спьяну. Так я по нему осколочным врезал. И нет фашиста. Исчез. Потом уже прикинули, посчитали: всего батарея подбила тогда шестнадцать танков. Мне записали семь. Хотя должно быть восемь, но последний мне не засчитали, поэтому я всегда говорю – семь с половиной. Длился весь бой – с первого до последнего выстрела – семнадцать минут.[b]– Так мало?![/b]– Мало! А сколько бы вы хотели?[b]– Не знаю, мне трудно судить. Просто в книжках, особенно в прежнее время, можно было прочесть: такая-то батарея отбивала атаки танков в течение целого часа.[/b]– Вот именно – в книжках… Не верю я в это. Целый час, да в открытом бою, да еще против танков – похоже больше на фантастику. Со школьной скамьи нас учили: Курская битва – это прежде всего грандиозная битва моторов. Почти 5 тысяч танков и САУ с обеих сторон. Красная армия выиграла эту схватку титанов и повернула ход войны вспять.Страна славила героев-танкистов и доблестных летчиков, но ведь именно артиллеристы сыграли под Курском главную, решающую роль. Им приказали: выбить у немцев танки. И они выбивали. Превращали в смрадный хлам бригады и батальоны наступавших панцерваффе. Согласно донесениям и отчетам тех дней из 2300 уничтоженных на Курской дуге танков и самоходок противника 1861 – это артиллерия. Работа поистине была адова. Часто ее делали одетые во все не по росту мальчишки. Многим из них, как Борисову, тогда еще не было и 20.[b]– А почему наша армия раньше, в 41-м, 42-м годах, не могла драться так, как под Курском?[/b]– Не умели, значит. Да чем было драться-то… Под Сталинградом я был наводчиком «сорокопятки». Не пушка – хлопушка. Мы с горечью ее звали: «Прощай Родина! Смерть расчету!» За каких-то три месяца расчет наш сменился пять раз – убыль была страшная. Снаряды, представляете, выдавали всего по две штуки на день. Оборона это или наступление – без разницы. Два снаряда – и все. Что хочешь с ними, то и делай. То ли стреляй, то ли молись на них. С кормежкой и вовсе беда. Воевали, по сути, полуголодными. Один пример: когда зимой 42-го мы высадились под Керчью, так нам 16 суток не подвозили никакой провизии вообще.[b]– Что же вы ели?[/b]– А что придется. Когда лошадей убитых варили, причем варили их в морской воде – все колодцы в округе немцы, отходя, или взорвали, или отравили. Иногда зерно находили, какое крестьяне припрятали. Насыплешь его в каску, водичкой морской зальешь, на костре разогреешь и лопаешь.[b]– На передовую вы попали в 41-м сразу из училища?[/b]– Да, был курсантом Томского артиллерийского училища номер два.[b]– По телевизору шел недавно сериал «Курсанты». Вы видели его?[/b]– Так, кусочки поглядел и выключил.[b]– Не понравилось?[/b]– Все брехня, начиная непосредственно с самих ребят, показанных в фильме, и до их быта. Дерутся. Водку пьют. По девкам то и дело шастают. Еще старшина этот, страшный, с железными, будто капкан, челюстями… Не знаю, быть может, мне просто не «повезло», но я таких курсантов и старшин в то время не встречал.[b]– Обычно ветераны на вопрос: как они выжили, не погибли на войне? – отвечают просто: повезло. Вы, наверное, тоже так считаете?[/b]– Считал, пока был молодым. С годами стал задумываться: нет, все-таки существует какаято высшая сила, которая в последний, роковой момент вдруг отводила от меня беду. Побывал в таких переплетах, из которых выйти живым ну просто нельзя. А я вышел! Взять, допустим, бой тот под Прохоровкой. Ни один из немецких снарядов, а танки нас плотно гвоздили, не попал нам в ящики с боеприпасами. Тогда бы нам точно хана.В другой раз – отошел от дороги метров на десять,а там проволочка от мины. Зацепил. Мина подскакивает и взрывается. Смерть! В лучшем случае – ранение. А в меня – ни осколка. Гимнастерку даже не зацепило. Из автомата в меня стреляли с 15 метров. И – мимо. В общем, всякие случались чудеса – на войне как на войне.[i]Свой 21-й день рождения он встретил за Одером, южнее Кюстрина. Борисов и еще три офицера-батарейца сидели в доме на окраине только что взятой деревни. Не успели спирт по кружкам разлить, как вдруг в дверях появился командир полка Шаповалов и матом на них: «Сидите тут, а на НП никого!.. Мне, что ли, за вас прикажете там торчать! Я вас спрашиваю?» НП находился в том же доме на чердаке. Рожки стереотрубы торчали через дырку в черепичной крыше. Дежурить у трубы должен был лейтенант Литвиненко, его очередь. А он стоит, мнется, не хочет, чувствуется, лезть на этот чердак, как будто боится чего-то.[/i]– А-а, думаю, была не была, сам полезу, раз такое дело. Комполка все равно ведь через пять минут уйдет… Забрался по лестнице. Припал к окулярам. Вдруг рядом мина как хлобыстнет! Осколком меня садануло в правую скулу и сбросило взрывом с чердака обратно в комнату, где мы сидели. Упал головой вниз. Открываю глаза – надо мною с растерянным, побелевшим лицом склонился комполка. Что-то мне говорит, а я не слышу ни черта – уши будто пробками забило. А он мужик здоровый был, плечистый, сгреб меня в охапку и на руках, словно ребенка, честное слово, отнес в свою машину. Там – через Одер и в госпиталь. Провалялся в нем две недели и сбежал обратно в часть.[b]– С чего вдруг? Кормили, что ли, плохо?[/b]– Наоборот, что вы! Как может в госпитале не понравиться! На фронте госпиталь для солдата – все равно что курорт, если, конечно, ранение нетяжелое. Ни выстрелов. Ни бомбежек. Спи, пока не опухнешь. Бельишко все белое, чистое. Нянечки ходят. Сестрички ласково щебечут. С одной у нас даже роман закрутился. А вечером, после ужина, мы с ребятами еще и коньяком трофейным в палате угощались. Бочоночек с ним припрятан был у меня под кроватью.[b]– Коньяк. Сестрички. А вы из этого рая удрали опять в окопы. В грязь. В кровь. О жизни пора было думать – война же кончалась.[/b]– Потому и удрали, что кончалась. Всю войну я верил, что буду жив, и обязательно буду в Берлине. И когда до него осталось уже – тьфу! – десяток-другой километров, что ж мне, в госпитале пропадать? Часть наша тоже шла в наступление.Шли добивать гада в его коричневом логове. Самому Гитлеру хотелось пасть на портянки порвать. Такая была ненависть! Последние залпы – Борисов их сделал в Берлине 1 мая. Влепил десяток снарядов по зданию Рейхсканцелярии. По самому логову. А еще через день оставил свой первый в жизни автограф, расписался подобранным тут же осколком известки на колонне Рейхстага: «Я – из Сибири. Михаил Борисов». И – точка.Сегодня он – полковник в отставке, поэт, старейший член Союза писателей – живет в Москве. За время, прошедшее после войны, его много раз приглашали в Германию, и каждый раз он отвечал отказом.– Не могу, – говорит. – Тяжело мне к ним ехать. Все никак войну не забыть…[b]P.S. [i]22 марта у ветерана Великой Отечественной день рождения. Мы от всей души поздравляем вас, дорогой Михаил Федорович! Здоровья вам и всяческого благополучия![/b][/i]

Эксклюзивы

Невыносимый контроль: названы три самых требовательных знака зодиака

Колыбель ненависти: Важно сражаться за умы подрастающего поколения, оберегать их от вражеской пропаганды

Что известно о деле священника и военного из ОПГ, державшей 20 лет в страхе Белгородскую область

Что известно об убийстве мотоциклиста на парковке в Люблине

Инфекционист Вознесенский рассказал, для кого опасен герпес обезьян

Невыносимый контроль: названы три самых требовательных знака зодиака

Колыбель ненависти: Важно сражаться за умы подрастающего поколения, оберегать их от вражеской пропаганды

Что известно о деле священника и военного из ОПГ, державшей 20 лет в страхе Белгородскую область

Замечание, стоившее жизни: что известно об убийстве москвича на парковке в Москве

Инфекционист Вознесенский рассказал, для кого опасен герпес обезьян

Вечерка ТВ

Перекличка столиц. «Образ русского человека»

Преображенский клуб. «Будущее и вектор экономического развития: коррекция или полнейшая смена»

Круглый стол «Кто и как зарабатывает на войне?»

Приметы и советы

Народный календарь. Как укрепить здоровье на Вадима Ключника, 22 апреля

Народный календарь. Зачем умываться ключевой водой 21 апреля

Народный календарь. Как уберечь себя от русалок 20 апреля

Народный календарь. Как не навлечь проблемы в любви 19 апреля

Народный календарь. Как сохранить тепло и любовь в доме 18 апреля

Народный календарь. Как укрепить здоровье на Вадима Ключника, 22 апреля

Народный календарь. Зачем умываться ключевой водой 21 апреля

Народный календарь. Как уберечь себя от русалок 20 апреля

Народный календарь. Как не навлечь проблемы в любви 19 апреля

Народный календарь. Как сохранить тепло и любовь в доме 18 апреля

Проще, чем кажется

Как пережить сезон аллергий

Как выбрать качественный шашлык и сэкономить

Как подготовить дачу к летнему сезону

Какие грибы можно найти в Подмосковье в апреле

Как записать ребенка в первый класс в Москве

Как пережить сезон аллергий

Как выбрать качественный шашлык и сэкономить

Как подготовить дачу к летнему сезону

Какие грибы можно найти в Подмосковье в апреле

Как записать ребенка в первый класс в Москве

Автор

Установите vm.ru

Установите vm.ru