Главное
Путешествуем ВМесте
Карта событий
Смотреть карту

Автор

Ада Вильчинская
«Господинъ ротмистръ» – так называется новый диск поэта, композитора и певца Александра Рытова. Правда, он сам предпочитает обозначать свои достоинства скромно: «Стихи, музыка, вокал», но факт остается фактом: среди многочисленных мастеров «городского шансона» Рытов – едва ли не единственный настоящий поэт и композитор.Александр Рытов окончил МГИМО, потом издал несколько поэтических сборников, переводил английских и греческих поэтов, выпустил альбом «Пятиэтажные дома», имевший успех как среди меломанов, так и среди ценителей тонкой поэзии. Песни «Пятиэтажных домов» были нежными, грустными и лиричными. Их юные герои жили на «Соколе» и «Университете», любили друг друга и гуляли под дождем по вечерней Москве. В «Господине ротмистре» бьют военные барабаны. Здесь командуют: «Кавалерию к бою!», здесь «на Остоженке штаб весь в огне и дыму», здесь в конце пути белой гвардии сверкает чужое созвездие — Южный крест.«Господинъ ротмистръ», впрочем, посвящен не только гражданской войне, но и темам вневременным – одиночеству, потере друзей, любви и смерти. Здесь появляется несравненная Лили Марлен (в переводе Иосифа Бродского). Здесь мечтают о доме, но почти не надеются на счастье: Мы бережно прячем к груди медальоны С портретами тех, кто нам дорог и мил… Быть может, нас пуля в сражении не тронет, Быть может, минует беспутье могил.Остается добавить, что вошедшие в новый альбом Александра Рытова песни написаны… два десятилетия назад. И лишь теперь скромняга-автор счел возможным вынести их на суд «широкой общественности». На наш взгляд, совершенно справедливо.
[b]В художественной галерее Еврейского общинного центра открыта выставка Бориса Штейнберга. Его псевдоним – Борух (чтобы не путали с родным братом Эдуардом Штейнбергом, тоже знаменитым автором-нонконформистом). На открытие пришли, кажется, все художники шести- и семидесятники.[/b]«Главная книга» Штейнберга – Библия. Его «кредо»: поспешай медленно (над картиной он может работать несколько лет).Его работы – это строгие геометрические фигуры, по которым проехалось (буквально) лезвие бритвы: на многих – следы «зашитой» дыры. Его излюбленный материал – неподатливый и суровый металл, из которого он создает сложные (хочется написать — «трудные») рельефы.Штейнберг и сам – неподатливый, трудный. Теперь он живет очень замкнуто: семья и работа. Выставок практически не делает (мол, а зачем мне?). И понятно, отчего так.История вкратце следующая. Он родился в 1938-м. В 41-м его отец Аркадий Штейнберг (писатель, скульптор, музыкант, переводчик) ушел на войну, а в 44-м его судили по 58-й статье. Младший сын Борис после того, как отец отбыл заключение, поехал с ним на поселение в Ухту, а затем семья Штейнбергов поселилась в Тарусе. Константин Паустовский, Надежда Мандельштам, художник Борис Свешников – у пятнадцатилетнего мальчишки были удивительные собеседники (гости отца). Чуть позже в Москве он вошел в круг художников«неформалов» (Лев Кропивницкий, Дмитрий Плавинский, Оскар Рабин). Был среди инициаторов легендарной выставки неофициального искусства на ВДНХ. В его доме собирались те, кто создавал «другое искусство».В 77-м его ограбили – украли коллекцию графики «первого авангарда» и икон. Попытался найти – едва не убили. Попытался поддержать родных продажей семейных драгоценностей — отдали под суд за незаконную торговлю золотом и отправили ее в психиатрическую клинику – жена с трудом добилась отмены принудительного «лечения».Как ни страшно звучит, но именно тогда Штейнберг нашел свой собственный живописный язык, там «начались» его графические библейские притчи.Его работы последнего десятилетия (их видели только немногие) – очень «вкусные». Лаконичные и красивые, но без малейшего намека на «декоративизм». Динамичные, но полные силы и устойчивости.Мрачноватые, но написанные светлыми и грустными тонами.
[b]Это только кажется, что в Москве мюзикл появился недавно. На самом деле он существует у нас уже давно: например, детский музыкальный театр «Экспромт», который возглавляет актриса «Современника» Людмила Иванова, уже двенадцать лет ставит самые настоящие мюзиклы, только – для маленьких.[/b]Для детей, как известно, надо играть, как для взрослых, только гораздо лучше. В «Экспромте» не только знают все об этом «лучше», но еще и учат играть маленьких: здесь есть детская театральная студия. При этом возраст зрителей «Экспромта» не ограничен ни верхней, ни нижней планкой. Вот сейчас здесь репетируют, во-первых, «Риголетто», а во-вторых — лихую сказку для малышей, «Пожар» называется. Причем «Риголетто» вместе с родителями наверняка будут, раскрыв рот, слушать дошкольники, а на сказке не удастся поскучать родителям. Еще бы! Ведь обольстительные спички (роковые женщины-злодейки во главе с красавицей Ларисой Павловой), из-за которых, разумеется, и случился пожар, танцуют здесь зажигательное (буквально) танго «Скажите, почему». Бравые пожарники (Валерий Еремеев и Михаил Гульдан, Ян Крайницкий и Владимир Стуканов) вальсируют с подозрительно юными Бабушками (Оксана Пашина), а также спасают из огня детей и хорошеньких домашних кошечек (Оксана Зима играет кошку не простую, а цирковую – с отличным вокалом и повышенной прыгучестью). А то, что пожар только приснился маленькому герою пьесы Вове (Вовочкой стала Татьяна Месхи: у нее есть не только мальчишеский темперамент, но и настоящий джазовый голос), – это здорово. Мало нам страшилок? Музыку к спектаклю написали Сергей Никитин, Валерий Миляев и сама Людмила Иванова. Декорации к спектаклю придумал художник Иван Миляев: диван на сцене будет превращаться в пожарную машину. А главными «виновниками» «Пожара» стали… настоящие специалисты по борьбе с огнем!Свой спектакль «Экспромт» делает для столичной противопожарной службы: в УГПС МЧС Москвы решили наглядно учить малышей, что от злодеек-спичек лучше держаться подальше, а в случае чего – звонить 01.
[b]«20 ноября хлеб будет отпускаться по купону от 8 октября», — примерно такие сообщения печатались в московских газетах поздней осенью 1918 года. 8 октября был день ее рождения. Ей — 26 лет.[/b]На работе той осенью сотрудникам выдавали полусгнившую картошку, и домой она несла ее сама. Нести, правда, было недалеко, по Поварской до Борисоглебского. Там, на углу, до сих пор живет вяз, который видел не только Пушкина, но и ее — Марину Цветаеву в подобранном веревкой ботинке и с мешком картошки на санках.Она работала в розовой зале «особняка Ростовых», в бывшем здании ЧК, в будущем Дворце искусств, в информационном отделе Наркомата по делам национальностей.Составляла сводки из газет и писала «аннотации». В этих сводках было и про белую гвардию, а значит, про ее мужа: Сергей Эфрон воевал на Дону. В 1919 году в том самом Дворце искусств она прочитает публике во главе с Луначарским: «Так вам и надо за тройную ложь / Свободы, Равенства и Братства!» А от смехотворного гонорара за это чтение откажется.Она будет пить чай из каких-то веточек — разумеется, настоящий чай тоже был в дефиците. Иногда кто-нибудь из друзей принесет ее дочерям подарок – кусок сахара. Отопления в доме, как вы догадываетесь, тоже не будет. Ну и что. «Меня хватит на 150 миллионов жизней», — скажет она. И ее действительно будет хватать – до тех пор, пока она будет не только существовать, но и – «жить». Пока будет возможность — нет, не надеяться «на лучшее», а здесь и сейчас, вопреки и назло – оставаться не служащей, а поэтом. Цветаева закончит за эту голодную зиму шесть пьес.Теперь уже оппозиция «быт и бытие» Цветаевой («повседневность и творчество») стала слишком привычной, но точнее все равно ничего не придумается. Но это не потому, что другие «ключи» к Цветаевой не подбираются, а потому, что этот ключ неприложим больше ни к кому, даже к Анне Ахматовой (оттого, быть может, встреча двух поэтов после возвращения Цветаевой в Россию и не стала «исторической»). Ее неустроенность, ее безбытность, ее «несовместность с жизнью» (то есть с «канарейками» и «абажуром») — это не испытание ее силы и мужества, но только подтверждение их.До тех пор, пока у нее будет хватать сил и мужества, 31 августа 1941 года не случится.
[b]Кирилл Ковальджи только что выпустил новую книжку «Избранного» в издательстве «Когелет». Заголовок-адрес – «Тебе. До востребования».[/b]Ковальджи запальчив, как будто ему двадцать, но двадцатилетние не бывают мудры так, как он. Эпиграф к первой части: «Лучше слепо любить Дульсинею, чем всю правду узнать о любви» — это мальчишеская злость, помноженная на снисходительную зрелость. Диалог этих двух Ковальджи (восторженного и скептического) и составляет книгу.Скептик твердит: «Новая книга – // оказывается, я ее уже читал. Новый фильм – // оказывается, я его уже видел… // эту женщину // я уже любил… это вино // я уже пил». Но романтик не унимается: «Люблю и ловлю я призывы:// любите, пока еще живы,//пока вы былинка, былина, // пока вы не камень и глина».В этом споре – настоящий, знакомый нам Ковальджи, в котором нет цинизма и равнодушия, но и прекраснодушия тоже нет. Ни циник, ни мечтатель никогда не напишет: «Постаренье видит посторонний или разлюбивший человек». Ни циник, ни мечтатель никогда не скажет: «Я своими руками хочу развести// друг от друга подальше// саблю и горло, топор и тополь, // пламя и знамя, // любовь и кровь, – погодите, не смейте притягиваться и рифмоваться».Стихи Ковальджи характеризуются двумя эпитетами: «естественный» и «свободный». Его свобода и естественность – в строчках о Москве и Париже. И в строчках Ковальджи о стране – те же естественность и свобода («Бродяги, пророки, врали…// Страна моя, странное здание. // Весенний вокзал. Расписание. // А рельсы со снегом сошли…// Страна моя, зал ожидания, //тупик посредине земли»).А упрямое и пронзительное «комом в горле слова, что не сказаны,// но зато не заказаны сны; — // если руки накрепко связаны, // значит, крылья пробиться должны» кажется почти манифестом.
[b]Есть такая Ассоциация художников-эмальеров юга России, которую придумал Николай Вдовкин, член Академии художеств. В Железноводске в симпозиумах Ассоциации будут участвовать художники и из других стран.[/b]Соберутся они – и начнут думать, как не сделать из эмали исключительно декоративное искусство. Потому что «смысл» (глубокий и художественный, к украшательству отношения не имеющий) в ней присутствовать может.Эмали самого Вдовкина или, допустим, питерской художницы Ольги Лысенковой это успешно доказывают. Он создает работы, близкие к иконам (на них появляются святые, подозрительно напоминающие наших современников), она — новую мифологию, в которой переплетены языческая символика, возрожденческие образы и иконописные (опять-таки) мотивы. В работах Ольги даже можно отыскать приемы отечественного второго авангарда 60-х, активно использовавшего жанр ассамбляжа (ее эмалями «инкрустированы» найденные чуть ли не на помойках колеса от телег и прялки).Супруги Вдовкины, Лысенкова, Георгий Лиховид и Сергей Маценко, Михаил Бекетов и Григорий Дервиз (участники выставки) – естественно, далеко не все отечественные художники-эмальеры. Как ни странно, именно эта вполне каторжная специальность неожиданно стала популярной среди молодых художников.Вдовкин даже пишет сейчас солидный учебник, в котором расскажет про все возможные виды эмали и все каверзы, которые эта «огненная живопись» может устроить художнику.
[b]Фестиваль современного искусства «Мелиорация», который состоялся на днях на Клязьминском водохранилище, придумали кураторы Владимир Дубосарский, Александр Виноградов и Евгения Кикодзе.[/b]Вообще-то про дуэт Виноградова-Дубосарского говорить «кураторы» как-то неловко – они художники, и притом успешные. Но вот возникло у них желание поисследовать процессы, происходящие в современном отечественном искусстве, – и исследуют. Весной придумали галерею «Кубометр» (в нее не нужно ходить – потому что это просто переносной черный ящик с дырочками; через дырочки и наушники можно смотреть и слушать видеофильмы разнообразных художников). Теперь зазвали знаменитостей в заброшенный пансионат и там занялись «мелиорацией», под которой нужно понимать, видимо, улучшение творческого климата в отечестве. Улучшать пригласили всех-всех-всех, даже тех, кто болен или находится в загранкомандировке.Некогда легендарная художественная группа «Коллективные действия» совершала вылазки на природу, чтобы там (вдали от властей) утвердить свободу творчества от соцреализма (например, повесить среди берез какой-нибудь крамольный лозунг). Теперь «мелиораторы» забираются в глухомань, чтобы вдали от города с его засильем новых технологий эти самые технологии хоть как-то осмыслить. И соотнести жизнь городского интеллектуала с «другой» (подзабытой уже) жизнью – в которой растет травка, ручейки текут, дым костра создает уют и проч. Для этого Дубосарский-Виноградов-Кикодзе придумали возвести в лесу строительные леса, пение птиц смешать с пением электронной аппаратуры, на озере устроить видеошоу, а на поляне провести перформансы.Задача по внедрению интеллекта в природу – благородная и глобальная, но вот беда: все попытки заняться прекрасным на свежем воздухе неизбежно оказываются просто способом отдохнуть. Однако отдохнуть, по признаниям участников, получилось хорошо.
[b]Звезда фотоагентства «Магнум» Карл де Кейзер, автор двух книг о России («U.S.S.R» и «Homo Sovieticus»), снова привез в Москву свою выставку «Зона» – небольшую часть ее у нас видели в прошлом сезоне. Сегодня в Московском доме фотографии Кейзер опять рассказывает о своих впечатлениях от красноярских колоний, которые он не так давно посетил.[/b]На предыдущей «Зоне» впечатление от картинок было не столь тягостным, даже с трудом верилось в то, что Кейзер – специалист по нашим «язвам» и специально приехал в Россию «попугаться». Заключенные у него строили башни из снега, дружно со вкусом обедали, расписывали кирпичные стены граффити на патриотически-былинные сюжеты. Колючая проволока была видна еле-еле, и многие даже решили, что Кейзер ее не заметил (то есть ему не дали заметить). Но не тут-то было. Кейзер все видел. Молоденькая учительница боится своих подопечных. В Чернояре работают в лесу при минус 40 градусах.Однако от многочисленных зарубежных фотоисследователей наших отечественных ужасов Кейзер отличается, во-первых, художественным уровнем работ, а во-вторых – честностью. Он не циник и не романтик. Его «Зона» – это зона солженицынская, в которой он, переболев туберкулезом (им маэстро заразился в Сибири) и измучившись, нашел человека.
[b]Сегодня в России отмечают день кино. В смысле – нашего, отечественного.[/b]В Доме Ханжонкова сейчас проходит фестиваль «Московский Пегас», где устраивают всяческие праздничные «мероприятия». В частности, здесь будут чествовать недавнего «новорожденного» Виктора Мережко и поздравят с юбилеем Карена Шахназарова. А Министерство культуры проводит сегодня пресс-конференцию, на которой кинематографистов поздравят и вручат некоторым из них премии (среди награждаемых – Георгий Натансон, Владимир Дашкевич).Откроется также фотовыставка, на которой можно будет узнать, как работается звездам на съемочных площадках.Несмотря на традиционную праздничную бодрость и недавние более или менее крупные кадровые перестановки среди руководителей главнейшего из искусств, дела идут не слишком весело.У нас снимается всего семь детских кинолент за год, а процент отечественных фильмов в общем прокате просто смехотворно мал. Число игровых фильмов, которые пользуются господдержкой, должно было бы составлять как минимум сто в год (а не шестьдесят). На кинематографические нужды уже в следующем году необходимо дополнительно полтора миллиарда рублей из федерального бюджета (понятно, что такие деньги выделят вряд ли).Однако, несмотря ни на что, команда «Мотор!» по-прежнему звучит и на русском языке.
[b]В Московском доме фотографии в рамках проекта «24» (архитектурная фотография) открыта выставка йошкаролинского фотохудожника Сергея Чиликова «Отличия», которая совсем даже не оправдывает его репутацию «мастера провинциальной эротики» и «наследника Бориса Михайлова». Выставка называется «Отличия» и тоже не оправдывает своего названия.[/b]Суть ее – все то же «изучение времени»: это парные снимки, сделанные почти с одной точки и почти с одним ракурсом (пейзажи родной чиликовской Йошкар-олы), которые разделяет двадцатилетие. Обыкновенно сравнивая былое с настоящим (особенно в фотографии), принято грустно вздыхать по поводу произошедших перемен. Чиликов не вздыхает. На его снимках не изменилось ничего. Да, деревья чуть подросли. Черно-белые отпечатки сменились цветными.Надпись «Вперед к коммунизму» со здания убрали. Рекламный щит поставили. Уличные музыканты затянули свои песни.Однако ни щит, ни музыкант не тянут на многозначительные «приметы нового времени». На новых снимках ровно тот же самый воздух. Ровно та же самая тоска. Ровно тот же самый Чиликов, которому не хватает и еще раз не хватает настоящих бурь и настоящего города.
[b]Негромкая галерея «Ковчег» (она работает с наследием отечественных художников ХХ века – художников крепких, но «второго плана») представила живопись и графику недавно ушедшего из жизни Карла Фридмана, автора-шестидесятника, одного из «зачинателей и мэтров» андеграунда.[/b]Его жизнь и его мысли покажутся вам знакомыми. Фридман нашел себя где-то между тяжелыми цветами сурового стиля и многоцветной сумасшедшинкой позднего Ван Гога. Когда у Фридмана побеждал суровый стиль – получалось полотно «В рейсе» (с непременной горящей папиросой в зубах шофера). Когда побеждал Ван Гог – получалась, например, ночная жутковатая «Площадь Дзержинского» (1988) с черным памятником и кроваво-горящими окнами (за такое десятью годами раньше, наверное, можно было расстаться со свободой). Иногда писал суриковские снега и нежные, почти импрессионистские темперы.Он нашел себя между «художниками-деревенщиками», которые сплавлялись по северным рекам и писали «Кижи на закате», и «городскими» художниками, которые умели разговаривать с «глубокоуважаемым шкафом» (кстати, фридмановский «Буфет» — вещь неожиданно «сегодняшняя»). Он создавал жанровые полотна («Компания» рабочих 60-х годов), восточные пейзажи («Бухара», 1962) – и точные, едкие графические листы — рисовальщик он был очень хороший. Его наброски с исчерпывающим названием «Запой» могли бы составить ему настоящую популистскую славу.Но не составили, потому что он был человек негромкий. Он воплотил в действительность манифест Виктора Попкова, которого прочили ему в соперники:[i]Нет, не буду стремиться,Нет, не буду стонать.Тихо буду смеяться,Тихо буду рыдать.[/i]
[b]22 июня у актрисы “Современника”, режиссера, писательницы, автора песен Людмилы Ивановой – день рождения.[/b]В этом году не просто день рождения, а юбилей. Его она, разумеется, отметит на сцене детского музыкального театра “Экспромт”, создателем и руководителем которого является. Впрочем, царственно сидеть в кресле и принимать поздравления Иванова не собирается – сыграет в спектакле-бенефисе “Страницы жизни”: о себе и по своей пьесе. Срежиссировала спектакль Наталья Тимофеева.В “Экспромте” играют молодые и вдохновенные актеры: В. Кнауб (ее голос признали самым прекрасным на Всероссийском конкурсе вокалистов “Bella voce”), В. Еремеев, М. Гульдан... А еще на сцену выходят дети: “Они и правда удивительные, – говорит Иванова. – Есть совсем крохи, лет по пять. Мы им иногда даем поиграть в театре.Даже просто постоять на сцене в качестве живых купидончиков — они уже счастливы”.Иванова – строгий худрук. Иванова – едва ли не самая органичная наша актриса. Иванова – человек одновременно мягкий и мужественный. Она – воплощенная русская женщина. Она иронична и серьезна. Ей есть о чем рассказать.
[b]В ЦДХ открыта фотовыставка, посвященная ветеранам органов государственной безопасности спецподразделения «Вымпел», которому в прошлом году исполнилось двадцать лет. Выставка называется «XXI век без страха». Подразумевается: «XX век без упрека».[/b]На ней представлены уникальные архивные фотографии: «Штурм дворца Амина», «Взятие генштаба в Кабуле» в 1979-м. Афганистан, Вьетнам, Мозамбик – словом, география вымпеловских спецопераций впечатляет. Ветераны подразделения впервые согласились публично представить свои фотографии.Портреты руководителей «Вымпела» сделал Валерий Федосов – режиссер, автор нескольких документальных и художественных фильмов. Однажды он взял в руки фотоаппарат и придумал «свою» тему для снимков: антитеррор. А вскоре появилась его серия портретов офицеров «Вымпела».Каждый из его героев говорит несколько слов в подписи к снимку: «К сожалению, афганский опыт пришлось использовать на своей территории». «Альфа» и «Вымпел»… в трудные минуты всегда рядом». «Взять генштаб в Кабуле мне помогла гражданская специальность». «Главное было – сохранить людей».
Не иронизируйте над этой фразой. Во-первых, он не графоман, и воспоминания написал только потому, что сын-фотограф «нажал». Во-вторых, потому что душа стала «порываться» там, где ей вроде бы уж совсем не положено: Владимир Федорович Мелихов окончил Ленинградскую артиллерийскую академию и тридцать лет прослужил на оборонных предприятиях. А душа «не унималась». И он рисовал. Начал еще в сороковые годы – те давние работы почти не сохранились.Сейчас Мелихову 88, и он – без преувеличения — один из самых симпатичных наших художников-наивистов.Наивный художник недостаток профессионального образования, как правило, заменяет обостренным чувством внимания к жизни. Его работы – это «темы». Пронзительные, социально, извините, окрашенные.Одинокая девушка на берегу реки («Как же мне, рябине…»). Инвалид в гимнастерке, шагнувший на порог родного дома («Папа»). Солдат, встречающий на улице мальчика («На перекрестке»). Два старика – вместе, рядышком («Как хочется еще любить»). Лубок? Конечно, лубок, только лубок, требующий от зрителя почти невозможного — детской простоты.Мелихов живет в Татарстане, в городе Зеленодольске. Выставка в Музее декоративно-прикладного искусства – первая «персоналка» в его биографии.
[b]Режиссер Галина Волчек, художник Борис Мессерер, певец Сергей Беликов, председатель Союза журналистов РФ Всеволод Богданов, игумен Иоанн (Экономцев) — глава отдела религиозного образования Русской Православной Церкви – вот лишь немногие из друзей Евгения Ряпова, который недавно в Центральном доме журналиста презентовал свою книгу стихов.[/b]Ряпов – не просто поэт. Он член Российской академии естественных наук, обладатель почетного знака «Рыцарь науки и искусства». Еще он – потомок Тютчева, а свой первый стихотворный сборник выпустил только в 52 года. Стихи Ряпова – о любви и вере. Его книжка так и называется – «Вера… Любовь».Ряпов — президент клуба меценатов и благотворителей. Евгений уже несколько лет занимается розыском и возвращением икон православной церкви (только из-за рубежа вернул в Россию пять с половиной тысяч образов). Вот и на своей презентации Ряпов показал друзьям и журналистам три найденные им святыни. Небольшая икона «Зосима и Савватий» XVII века скоро отправится в обитель на Соловках (оттуда бесценный образ двух соловецких святых некогда вывез охранник лагеря).
[b]После вопроса: «Святослав, а сколько вам лет?» – он краснеет и спрашивает: «Ну какое это имеет значение?» Никакого, если учесть, что к двадцати трем годам в багаже у Святослава Гуляева 30 художественных выставок.[/b]Многие «начинают» рано и так же рано заканчивают. Гуляев заканчивать не собирается: по душевному складу и профессиональной деятельности он исторический живописец, в его багаже уже есть циклы полотен, посвященных Петру I и татаро-монгольскому игу, а история у России большая и драматическая. А еще Гуляев портретист: он — единственный художник, кому позировал Солженицын, у него заказывают портреты небедные отечественные политики. В этом году у Гуляева — диплом в Суриковке. К тому же в его жизни есть потрясающая женщина – Лариса Анатольевна, его вдохновитель, его мама, его менеджер.[b]— Святослав, как у тебя с мастерской?[/b]— А никак. Пока есть мастерская в Суриковке, что потом – не понятно. Работы у меня большие, хранить их негде. Снимать? Это стоит денег. А кроме того, хорошие мастерские все отданы заслуженным и народным художникам ммм… преклонного возраста.[b]— Как ты реагируешь, когда твою живопись сравнивают с работами Ильи Глазунова?[/b]— Серьезно сравнивают? А кто? Я приемами коллажа не пользуюсь вообще.[b]— Ты пишешь политиков. Не боишься стать «придворным художником»?[/b]— Нет, не боюсь. Больше того, честно скажу: мне все равно, какого направления передо мной политик. Если он поддерживает искусство – хорошо. Дело не в том, что я такой беспринципный, тут сложнее отношения: если человек любит искусство, оно его постепенно меняет в правильную сторону. А по большому счету, мне не интересно, чем они там занимаются…[b]— Все так говорят. А если завтра – война?[/b]— Война – это естественное состояние. В ней нет ничего такого неожиданного.[b]— У тебя близких друзей много?[/b]— Не очень. Семья – это мама.[b]— Ты никогда не был хулиганом?[/b]— Не был, но и идеальным ребенком тоже никогда не числился. Правда, я никогда не хотел доставлять своим родным проблемы. Я старался быть мудрее. Так что никаких приводов в милицию не было. Мне как-то сразу показалось, что подростковое донкихотство – это такое бесполезное занятие. Правда, я вспыльчивый человек, хотя отхожу быстро. Я совершал безрассудные поступки. Например, рисовал большую картину, замечательно выписывал шелка, меха и бархат, все хвалили – а я…[b]— Неужели рвал?[/b]— Нет, я никогда ничего не рву и от своих вещей не отказываюсь. Но когда становится ясно, что мысль за «красивостью» пропадает, берешь и замазываешь половину картины темной краской. Это очень трудно, правда. Как в жизни – там тоже жертвовать тяжело.[b]— А чем можно пожертвовать ради очередной картины? Можешь сказать обожаемой девушке: «Позвони попозже»?[/b]— Пожертвовать можно чем угодно. Любовью. Деньгами. Впрочем, нет! ([i]лукаво[/i]) Я очень люблю дорогие рестораны и фотомоделей! На самом деле мне просто очень нравится красота. Мне нравится восемнадцатый век – чудные костюмы и манеры. Мне нравятся русские старые усадьбы, нравится роскошный Петергоф, я там успокаиваюсь. Вот в Петропавловской крепости мне было очень тяжело – чувствуется, сколько людей в этой тюрьме сидело, не могу я ею восхищаться. Меня вообще отталкивает от мест и людей, от которых веет отрицательной энергией. Ну не нужно мне общение с алкоголиками и бомжами. Как и с людьми, которые сами не знают, чего они хотят, которые заблудились и не понимают, куда бегут. Мне их просто жалко. А общаться с ними… я либо умолкаю, либо впадаю в прострацию.
[b]В галерее «ХM», что на Коровьем Валу, открылась выставка скандально известного испанского художника, писателя и публициста Диего Гойро «Марины» — его поздние морские пейзажи, напоминающие об эпохе символизма.[/b]Гойро некогда был приятелем Пикассо (они познакомились в Париже в 1940-м) – но в последние годы жизни мастера почти не общались. Говорят, Гойро и Пикассо так и не смогли переплюнуть друг друга упрямством и вредностью. Гойроименовал Пикассо «кровожадным атцекским божеством». Пикассо в ответ называл Гойро «отступником». Основания были: некогда увлекавшийся сюрреализмом художник в пятидесятые годы заклеймил позором «низкопробное кривляние сюрреалистов и грубую клоунаду кубизма». Самое интересное: заодно от Гойро досталось социализму с его достижениями (не забыл он «приложить» и голубя мира), так что долгие годы художник был неизвестен в СССР. В 50-е Гойро эмигрировал в США, где с удовольствием охотился на ведьм: своему литературному таланту он нашел применение в антикоммунистической публицистике. Не забывая, впрочем, и о художественной карьере: сегодня он один из самых дорогих и почитаемых художников в мире.Как хозяйке «ХМ» Чулпан Осениной удалось заманить классика в Москву – загадка. Уже несколько лет Гойро (ему сегодня исполняется 88 лет) безвылазно живет на Гаити. У него вилла, двенадцать детей (младшему – шесть), он почти никогда не выбирается в Европу. Когда все-таки выбирается – одевает черное и зеркальные очки. В Москве ему не понравилось: слишком шумно.
[b]Незадолго до того как космическая станция «Мир» отправилась к другим погибшим кораблям на дно морское, на ее борту произошло оглушительное культурное событие: впервые в истории человечества за пределами Земли прошла художественная выставка. Земля для разнообразия показалась космонавтам не только в иллюминаторе, но и на стене корабля в виде «Морского прибоя», «Баньки» и «Старого колодца».[/b]Оказывается, последнему экипажу орбитальной станции разрешили взять с собой в полет несколько акварелей художника Валерия Ростовского, выставку которого в космосе экипаж открыл по всем правилам, с торжественной речью.Между прочим, выставка могла бы получиться недешевой: доставка каждых 300 грамм груза на орбиту стоит около 4000 долларов. Ростовскомупришлось выполнить акварели на специальной, почти невесомой бумаге.Из космоса 12 работ благополучно вернулись домой и теперь вошли в новый альбом художника, большая выставка которого открывается в Центре международной торговли.
[b]В переводе с санскрита («амаравати») – «обитель бессмертных».[/b]Художники Петр Фатеев (глава группы), Борис Смирнов-Русецкий, Виктор Черноволенко, Сергей Шиголев и др., создавшие в 1923 году одноименное художественное объединение, переводили свое название как «Свет несущая». Они были первыми русскими космистами и «болели» одновременно идеями Рериха (непосредственного учителя), о. Флоренского, Вл. Соловьева и Циолковского, так что «обитель бессмертных» (космос), видимо, все-таки подходит больше.Сегодня не очень понятно, как после всяческих ВХУТЕИНов можно пойти в МВТУ имени Баумана и заниматься металловедением. Фатеев, Смирнов-Русецкий и их соратники пошли – они видели свою миссию в том, чтобы обвенчать науку и искусство.«Миссию» подытожило ГПУ: в конце двадцатых группу разгромили, Смирнов-Русецкий 15 лет провел в лагерях (1941–57), и только в 60-х годах смог снова заняться живописью.Живописный символизм «Амаравеллы» буквально продирался через тернии к звездам — художники искали гармонию и красоту космических энергий и сочетали традиции Востока, русской иконописи и модерна. Искали на ощупь, вполне интуитивно, отстаивая спорное, но неистребимое в искусстве утверждение: «Научить этому ([i]созданию «настоящих» произведений[/i]. – [b]А. В.[/b] ) нельзя» (из манифеста 1927 года). Получались, например, темпераментные фатеевские «Цветы, отдающие энергию», «Вихри» и «Беседы с солнцем» (из серии картин по книге «Так говорил Заратустра»). Кстати, увлечение Фатеева учением Ницше было долгим: художник любил в философе идею эволюции человека и его движения ввысь по вертикали. А последней работой Фатеева (1968) стал «Путь к плеядам» – он придумал свою – загадочную — форму инопланетной жизни.Сейчас работы «Амаравеллы» хранятся в Музее искусства народов Востока, Музее космонавтики, а также в солидных частных коллекциях.
[b]Композиция в духе Феллини. Вечер. Крытый Багратионовский пешеходно-торговый мост – чуть более спокойный, чем Охотный ряд. Трибуна. Наяривает джаз.[/b]Стенды с обрамленными фотографиями. Арт-критики, искусствоведы, журналисты и фотографы раскланиваются. Холеные девушки пьют шампанское («Что, разве уже можно выносить?» – допрашивает кто-то начальственный юношу с подносом). Продавцы из салона дорогого художественного стекла с плохо скрываемым испугом следят из-за витрин за беспокойной и непредсказуемой светской публикой. А рядом – откровенные гости столицы суетливо щелкают «мыльницами» в сторону Жириновского и Бильжо. На лицах – полная уверенность в том, что они случайно подсмотрели тайный московский праздник жизни. Они, в общем-то, не так уж неправы.Багратионовский пешеходный мост, как выяснилось, вполне подходящее место для в меру светских и в меру демократичных выставок. (Кстати, это первая выставка на мосту; Московский Дом фотографии вообще любит нестандартные площадки: летом одной из них стал ГУМ). Правда, тусовщики, привыкшие к уюту стильных междусобойчиков, ворчали: «Пускают кого попало».Страшненькие, потные, эмоциональные, перекореженные, «подловленные» в самый неожиданный момент лица знаменитостей на снимках вызывают восторг не только у специалистов из МДФ, но и у бритых подростков, которые идут по мосту от Кутузовского в сторону Экспоцентра. «Парадных» снимков фотографы издательского дома «Ъ» Павел Смертин, Дмитрий Азаров, Василий Шапошников, Сергей Михеев, Алексей Куденко, Сергей Пономарев, Франк Вильягра и К° не делают. Среди их героев – Путин (первое место по популярности), Лужков, Солженицын, Церетели, Березовский (из шести вариантов отобрали самого загадочного), Буре, Лукашенко, Курникова-и-Хингис (в очень коротких юбках)…Портретная часть выставки плюс стопроцентные «хиты» (вроде креста, грозящего в чьей-то поднятой руке Государственной думе) – для тех, кто идет мимо по середине моста. Для пешеходов, которые сворачивают в близрасположенные магазинчики, на оборотной стороне стендов – фотографическая проза жизни: война. Еще раз война. Солдатики. Митинги. Пикеты. Драки. Проза.
[b]В соседнем зале парит в воздухе небесное воинство, и Авраам готовится принести в жертву сына. Авраам и воинство растворяются в темноте. С сероватых ангельских крыльев осыпалась краска. Лики подпорчены плесенью. Воинству к спартанским условиям не привыкать: уже много десятков лет старинные (XVIII–XIX века) росписи нуждаются в реставрации.[/b]В разрушенном флигеле Музея архитектуры открыта выставка «Небесное воинство», организованная МУАРом и каргопольским историко-архитектурным и художественным музеем-заповедником. Вообще-то не совсем выставка – «крик о помощи»: на восстановление росписей каргопольцы хотят найти деньги в столице.Просто так на экспозицию не взглянешь – нужно приходить на платные экскурсии. С художественной точки зрения, барочные росписи – не сплошь шедевры, да и смотреть на них нужно бы иначе – издали, снизу вверх. Ведь «небеса» — это храмовые потолочные перекрытия, на которые крепятся панели-росписи.Однако небеса по большей части давно сгнили. В Каргополье тихо разваливается 75 церквей.Когда-то край был богат, здесь стояло шесть монастырей, двенадцать пустыней, без счету маленьких часовен, а Кожеезерский монастырь славился, почти как Соловецкий. На выставке можно увидеть «небесные» росписи из Волосова, Низа, Ловзанги и Большой Шалги.
[i]Ей шлют посылки с огурцами-помидорами со всех концов страны. Она «своя» для всей России Она никогда не играет королев английских и княжон Таракановых. Но, несмотря на это, редакционный совет английской энциклопедии «Кто есть кто» («Who is who») включил ее в десятку самых выдающихся актрис XX века. Она устала общаться с журналистами.Ее именем названа звезда. Ее зовут [b]Ноябрина Викторовна Мордюкова.[/b]Завтра у нее день рождения.[/i]Она всегда казалась ощутимо крупнее своих ролей. Тоньше.Педагоги во ВГИКе (и в первую очередь сам Герасимов) прочили ее на греческих трагических героинь. Или на таких, как Аксинья в «Тихом Доне». А Ноябриной она стала потому, что имени «Нонна» регистраторша в справочнике не нашла.И хоть роль Аксиньи ей не досталась, она — настоящая казачка.Казачьи жены, наверное, и есть символ земли обетованной, России, которую мы потеряли. Послевоенного (до сих пор) вида бабы в пуховых платках. С низким голосом (Мордюкова петь любит), выразительной грудью и четко-округлым подбородком. С патриархальными семейными традициями, соленьями на зиму, почтительным словом «отец» в обиходе. Про «коня на скаку» — не преувеличение. Мордюкова гордится тем, что «родилась грузчиком»: «каждой рукой двадцать килограммов поднимала».[i]*** Она поступала во ВГИК с рассказом про своих кубаночек. Вроде этого: «Помню, как в начале войны упала первая бомба под Ейском, и уже утром одна тетка ходила по хаткам и сообщала: — А я еще вчера знала, что он бонбу кинить...— Как это? — Я вчера, як билье на лимане полоскала, глядь, он летит. Я на него посмотрела, и он на меня посмотрел... Ото он и кинул...»* [/i]Она своих родных бережно сохраняет: сестра, братья, племянник Илья (оператор ТВ, «тот самый» Мордюков из горячих точек). Она помнит. Она — хранительница.У мамы ее Петровны было шесть детей — выживших. Мама была в семействе главой. Коммунистка (одна из первых на Кубани). Оратор по прозвищу Плевако. Председатель отстающих колхозов — не потому, что председателем была плохим, а потому что лучших «бросали» на проблемные земли. Поднимала. (А потом Нонну тоже «бросят» поднимать отстающий колхоз, но уже в кино, в фильме «Простая история»).[i]«Однажды со всех ног лечу домой и сообщаю: — Мам, слушай: Когда Ленин умирал, Он Сталину приказывал: Шоб он хлеба не давал, Сала не показывал! Мама с разинутым ртом, подбоченившись, склонилась ко мне: — Это откуда ты такую гадость взяла?»* [/i]Голодали. Нонна сохраняла деревенский скот от немцев. Дети с полей таскали остатки зерна (тогда с утра в доме бывали оладушки). Про то, что попадавшихся отправляли в лагеря, думали меньше, чем про то, что «маму из партии исключат». Мордюковым, однако, везло. Не поймали.Мама умерла в пятьдесят, от рака. [i]«С похорон пришли, я села к столу, кем-то накрытому для поминок, и подумала: «Я не дочь... Я ничья не дочь. Я тетка». Физически почувствовала — тетка».[/i]*** Мордюкова —не тетка, а вселенская мама. Для всех. Ее и полюбили-то за бесконечных «мам» на экране. Она была узнаваемая и родная, а Шура Потапова из «Простой истории» вообще, кажется, была всегда.А матерью сама она была по-кубански истовой. «Сыночек» — иначе своего Владимира не называла. Впрочем, он был не просто «сын» — он был сын знаменитых родителей и актер. Сыграл в одиннадцати фильмах. Последний — в 82-м году. Он погиб нелепо, как и многие «золотые» дети.[i]«Как-то утром, уже в институт собрались — стук в дверь.Входит медсестричка, поздоровалась и шутя спросила: — Мальчик Мордюков здесь живет? — Нет, — сухо ответил муж. — Этот мальчик — Тихонов Владимир.— Извините, у меня так написано... — смутилась сестра. — Прививку надо сделать.После ее ухода резко сказал: — Собирайся, пойдем в ЗАГС».* [/i]Они прожили десять лет, но не слишком-то счастливо — Вячеслав Тихонов, будущий Штирлиц, и Нонна Мордюкова, бывшая Ульяна Громова. Утонченный интеллигент (хоть он и сетовал на свои «мужицкие» ладони) — и крестьянская «тетка», которая всех вывезет. Слишком сильная, чтобы ее любить — то есть о ней заботиться. Впрочем, заботиться абы кому тоже не позволено. Мужик должен быть красивым и сильным. Как Ульянов, например, — ее партнер по лучшим ее фильмам. Кому в казачестве нужен малосильный нытик? Она и сама не промах. Дерется даже. Последнее случилось на съемках «Родни». Никита Сергеевич Михалков лишился пуговиц на рубашке, когда решил «завести» актрису для эпизода на вокзале.[b]Виктор МЕРЕЖКО, [/b]драматург, писал сценарии двух своих фильмов специально для Нонны Викторовны Мордюковой: [i]— Она одновременно наивна, умна, хитра, добродушна. Даже бывает агрессивной. Это гремучее сочетание дает неординарную личность. Она настолько Личность, что рядом с ней находиться, с одной стороны, интересно (все время чего-то ждешь) и, с другой стороны, — опасно.Она снималась в двух фильмах по моим сценариям (в «Нетипичной истории» и «Родне»). Так вот: я с восторгом написал бы для нее и третий. Это был бы фильм о страстной и блистательной женщине в возрасте. Она может! Она несет в себе так много женской загадки...[/i]*** Все поражались: как это так, лауреат Госпремии СССР за «Молодую гвардию» живет в общаге? Потом — в проходной комнате в коммуналке? Жила — ей было не привыкать. Потом был Дом на Набережной. Были Люберцы — местные братки до сих пор гордятся: дескать, ты знаешь, что она — наша, люберецкая? А она ничья.Мордюкова не любит «попсу».Исключение — только Майкл Джексон. И наш певец Юлиан.Неизвестно, как насчет Джексона, но вот [b]Юлиан[/b] точно придет к ней на день рождения: [i]— Мы знакомы уже очень давно, с 92-го года. Нонна Викторовна ко мне относится как к сыну.Нас, правда, журналисты поженили. Лет пять назад спросили: «У вас есть какие-нибудь творческие планы?» Она в сердцах пошутила: «Жениться!» С тех пор все женят...Да, она бывает иногда резка.Однажды я пришел к ней в гости, смотрю: разбитый вдребезги телефон заклеен скотчем. Что такое, спрашиваю. Да так, отвечает, звонили всякие, надоели, разозлили...В общем, я подарил ей телефон… А цветы она любит простые, полевые. Она вообще очень простой и нормальный человек. Аккуратно выбирает друзей. Не любит дорогих ресторанов и приемов. Говорит, что куда как лучше сесть дома, среди своих, выпить водочки, селедочкой закусить — хорошо! [/i]Она любила президента Ельцина (потому что он «такая дылда! Когда он не политикой разговаривает, а такими, домашними словами, то он очень с юмором. И вообще сибиряк, этого у него не отнять. Словом, симпатичный мужчина. Как-то он мне даже вкручивал орден — «За заслуги перед Отечеством»).Она по-казачьи громко «распозорила» Владимира Меньшова за «Ширли-мырли», в котором сама снялась, а снявшись, зареклась своей профессией «проституировать». Хотела было отмахнуться от режиссера Дениса Евстигнеева с его «Русским проектом».У нее есть мечта: чтобы был коридор длинный-предлинный и чтобы в него выходили двери квартир ее друзей. Нельзя сказать, что друзей мало. Ей шлют посылки с огурцами-дынямипомидорами со всех концов страны. «Маленькие посылочки из Грузии» можно перемещать исключительно на тележке.«Спасибо тем, кто придумал эти каталки, — никакой тяжести не чувствуешь, хоть мизинцем вези»*. Иронизировать над этим странным наблюдением (народная артистка — а думает о каких-то там тележках) может только тот, кто никогда не таскал тяжестей.[b]* Здесь и далее отмеченное «звездой» — из книги Нонны Мордюковой «Не плачь, казачка».[/b][b]Досье «ВМ» [i]Нонна Викторовна МОРДЮКОВА [/b](р. 25.11.1925), актриса.Родилась в станице Константиновской Донецкой области. Окончила ВГИК (1950). В 1950—1991 — актриса Театра-студии киноактера.Лауреат Государственной премии СССР (1949 — за роль Ульяны Громовой в фильме «Молодая гвардия»), лауреат премии имени братьев Васильевых за роли в фильмах «Журавушка» и «Председатель». Народная артистка СССР (1974). Снималась в фильмах «Чужая родня», «Екатерина Воронина», «Отчий дом», «Тридцать три» «Война и мир», «Комиссар», «Бриллиантовая рука», «Трясина» («Нетипичная история»), «Родня», «Вокзал для двоих», «Лунапарк», «Мама» и др.[/i]
[i]Вчера вечером в Большом зале консерватории случился переаншлаг. Здесь праздновали столетний юбилей Зала. Впрочем, переаншлаг — это еще полбеды, к такому ли ажиотажу привыкать залу, который видел Ойстраха, Ростроповича, Вэна Клайберна, Шаляпина, Гилельса, Рихтера, Шостаковича…[/i] Да, в первом отделении публика почти буквально висела на люстрах-балюстрадах и мужественно стояла два часа на галерке. Да, самый дешевый билет в партер стоил тысячу. Случается. Много раз бывало и так, что концерт в Зале заканчивался далеко за полночь. Но вот давненько по фойе БЗК не разгуливали Михаил Иванович Глинка (он же – поэт Владимир Вишневский) с Николаем Рубинштейном. Публика прогуливалась по натертому паркету, стараясь не толкаться локтями, а за дверями зала-именинника все репетировал и репетировал оркестр Валерия Гергиева – коллектив Мариинки только что прилетел из Америки. У парадной лестницы неподалеку от сильно загримированного Моцарта в жабо общался с народом министр культуры Михаил Швыдкой. Поговорить с людьми со сцены ему как следует не удалось: бедного министра просто-напросто захлопали. Но не потому, что так не хотели услышать, что же написал президент в обращении к консерватории, а потому, что начался праздник не в восемь, как ожидалось, а почти на час позже. У «блистательного партера интеллекта» (так назвал собравшихся, в числе которых были Александр Градский и Ирина Хакамада, ведущий вечера Святослав Бэлза) не выдержали нервы.Наконец интеллект дождался своего пира духа. Пир начался с лазерного шоу и звуков органа: свет погас, зрители перепугались, и тут на них поплыли изумрудные звезды и гигантские скрипичные ключи. Оказывается, эстрадное шоу можно совместить с консерваторией – и жаль, что можно. Москва уже видела и большие экраны на сцене, и лазерный свет (не обошлось без накладок), и закадровые тексты поздравлений от знаменитостей.Кстати, в поздравительной записи, которую прокрутили на экране, искреннее всех призналась в любви к консерватории Монтсеррат-старшая, а кто-то из наших звезд в письменном поздравлении нерешительно вспомнил о том, что большому залу нужна «капитальная операция». Капремонт действительно ожидается.Но пойди обнови, улучши и дополни скрипку Страдивари. А ведь зал Московской консерватории так и называют – «гигантский страдивари». В нем точно чувствуется, что это «не мы слушаем музыку, а музыка слушает нас». «Солисты Москвы'BB и Юрий Башмет – вместе с музыкой Моцарта, Николай Луганский и Вадим Руденко, Хибла Герзмава и Тихон Хренников (старейшему профессору Консерватории устроили овацию)… Для тех, кто все еще считал, что звезд маловато будет, – Игорь Бутман со своим квартетом и с падчерицей классической музыки – джазом. «Золушка» (музыка Джорджа Гершвина), попав во дворец Страдивари, стала не принцессой, а сразу уж — королевной.Оно и понятно: Большой зал консерватории – это чисто русская сказка. В которой первого апреля можно все. Бэлзу панибратски обзывает «Славой» бессменный ведущий образцовского «Необыкновенного концерта», кто-то очень похожий на Александра Цекало подпевает из-за кулис консерваторской оде Оскара Фельцмана. К тому же бесплатно наливают спонсорские коктейли.Первого апреля в БЗК, наконец (и это кроме шуток), вполне естественно завершить вечер первым московским полным исполнением Кантаты Сергея Прокофьева «К двадцатилетию Октября». Правда, вполне посказочному треть зала после перерыва улетучилась. Но те, кто все-таки рискнул опоздать на последний поезд в метро, получили от Валерия Гергиева очень дорогой подарок. Царский и сказочный. Без шоу, правда, не обошлось: на сцене во втором отделении оказались рядом и царь Николай, и дорогой Леонид Ильич Брежнев, и другой Ильич, и Иван Сусанин времен гражданской войны с алюминиевым чайником в руках, и судьи народные в красных колпаках — почти ку-клукс-клан, а не хор Мариинского театра. Но ни души, ни мистического ужаса это Кантате не убавило.Москве явно оказалось нечем крыть. Впрочем, это только открытие международного музыкального фестиваля «100 лет БЗК». В программе – Российский Национальный оркестр, выступления скрипача Шломо Минца, Элисо Вирсаладзе, Большого Симфонического оркестра имени Чайковского, «Musica viva»… Закрытие – только 20 апреля.
[i]Молодые художники из Германии три года назад объединились в группу «Фиолетовое», чтобы исследовать ассоциативный театр.Название группа позаимствовала из творчества русского художника Василия Кандинского, и ему же посвятила свой проект «Violett – wass kan dinsky?», который показывали в Москве только два дня в галереях «L» и «Улица ОГИ». Василию Васильевичу Кандинскому, основоположнику абстрактной живописи, повезло: его имя иностранцы запомнили вместе с именами Малевича и Татлина. Художники инсценировали его бессюжетную пьесу «Фиолетовое»: фантастические костюмы плюс механизмы вроде «цветового пианино». Сначала берлинцы замахнулись на Третьяковку, но там «Violett» если покажут, то только к ноябрю. Форму, цвет и звук пришлось изучать в менее пафосной обстановке.[/i]«Форма, цвет и звук» – это очень скучно. Если речь не идет о Кандинском. Он до конца оставался самим собой. Даже когда в России и Германии власти вдруг перестали любить авангард, он создавал свой синкретический театр. В его постановках было все сразу – и танец, и игра с пространством, и цвет, и механика. И даже тема противоборства мужчины и женщины. Получалось алогично. Его композиция для сцены «Фиолетовое» (1914–1927) в конце двадцатого века запала в душу германцам.В Москве они убедились, что страсть Василия Васильевича к фиолетовому цвету объяснялась не неврозами, а строем городского пространства. Конечно, то, что фиолетовый – любимый цвет людей эмоциональных и яростных, племяннику Василию мог подтвердить дядя, психиатр Виктор Хрисанфович. Но то, что фиолетовый – любимый цвет Москвы, племянник мог увидеть сам.Берлинцы тоже подпали под очарование цвета. На посетителей «Улицы» проецировалось видео в сиренево-фиолетовых тонах. Розовые обнаженные манекены скромно выплывали из аквамариновых сумерек. Глаза девушек блестели «виолетом».Графические фантазии на темы Кандинского (тексты и рисунки) отливали тем же цветом. Правда, у классика лучше получалось отделить цвет от предмета и заставить его жить отдельной жизнью.Берлинцам отделаться от вызывающей предметности (вот видеомагнитофон, вот пакетики с синеватой жидкостью…) не удалось. Гармония и дисгармония механистического театра попрежнему зависит не от колористики, а от движения. И потому вопрос «А был ли Кандинский?» напрашивается сам собой.
[i]«Я просто живу» – так называется книга Микаэла Таривердиева.Он до сих пор живет рядом – не случайно его жена Вера категорически отказывается называть себя вдовой. Он говорил, что рассчитывает на долгую жизнь своей музыки: «Не потому, что она такая сложная и ее трудно понять, а потому, что она такая простая…» [/i]Многие считали, что ему вообще все слишком просто дается. «Разве не заметно, что я – единственный», — гордо отвечал он на вопрос о братьях и сестрах. Он гулял по Москве с Марлен Дитрих. Он с царской небрежностью доводил певцов, с которыми работал (в том числе и Сергея Никитина), до слез и отчаяния своим язвительным: «Очень мило. Отвратительно.Неинтересно». У него были награды, друзья, слава, и еще какая: в середине 80-х на всесоюзном конкурсе вокалистов имени Глинки треть участников (и из Ташкента, и из Таллина, и из Москвы) исполняла его песни.Но дается много только тем, кто умеет много и легко отдавать.Есть легенда: однажды его, нищего студента Гнесинки, ученика Арама Хачатуряна, на зимней улице остановил человек и подарил тысячу рублей — взяв обещание, что он когда-нибудь сделает так же.Он унаследовал любимую фразу своей мамы: «Стыдно жить хорошо, когда другим плохо». Он, родившийся в Тбилиси, выросший в семье щедрой и интеллигентной (отец Леон Навасардович, директор Госбанка Грузии, прошел лагеря), отдавать и жертвовать умел, и делал это очень красиво.Некрасивого и неправильного вообще не любил: сам занимался ремонтом по дому, отчего руки имел «некомпозиторские», почти рабочие, но слыл эстетом, который всегда тщательно завязывает галстук, курит трубку (трубок была изрядная коллекция) и роскошно ухаживает за женщинами. Искушенные особы называли его «красавец» (с ударением на последнем слоге). Он мог подарить новую песню, когда не было денег. Мог улыбаться, когда было больно.«Как можно писать такую безвкусицу?», «Какой кошмар!», — кричали в начале 60-х музыкальные критики (тогда Таривердиев создал музыкальную версию стихов Маяковского). А ему позвонила женщина: «Здравствуйте, это Лиля Юрьевна Брик», — и пригласила его в свой дом.Он страшно переживал, когда после выхода «Семнадцати мгновений весны» неудачливый шутник объявил, что Таривердиев украл музыку у Фрэнсиса Лэя — тот вскоре прислал нашему композитору ободряющую телеграмму и публично опроверг сплетню. Работавший вместе с Таривердиевым Роберт Рождественский говорил, что композитор стал главным героем фильма Лиозновой. «Песня о Родине» и впрямь известна куда больше, чем грандиозная «Чернобыльская симфония» для органа (кстати, первую симфонию Таривердиев написал в девять лет), но те, кто ее слышал, знают, что он не «сочинял». Она «пришла» к нему. «Я не собирался писать ничего про Чернобыль… Я просто сел в студии за свои инструменты и сыграл эту симфонию целиком».Хотя для многих Таривердиев так и остался «киношным» композитором, автором музыки к «Иронии судьбы», за которую получил Госпремию.Между тем он выпустил целый диск органной музыки «Камо грядеши», его любимыми авторами были Бах, Прокофьев, Гия Канчели и Леонид Десятников, он писал оперы для театра Бориса Покровского и к балету «Девушка и смерть», запрещенному к постановке в Большом театре за несколько дней до премьеры уже в 1987-м. «Через год после того, как партитура «Девушки и смерти» полетела в мусоропровод, полетел сердечный клапан», — рассказывает Вера Гориславовна Таривердиева. Больницы и Большой театр он не выносил до конца жизни.В кино тоже не все шло гладко: в 1961 году власти восприняли в штыки фильм «Человек идет за солнцем», к которому он написал дивную, светло щемящую музыку. «Нас с Михаилом Каликом (режиссером фильма – А. В.) вызвали в ЦК Компартии Молдавии. Второй секретарь ЦК … сказал буквально следующее: «Человек идет за солнцем, значит, он идет на Запад». А потом еще добавил, что не понимает, как эта картина поможет повысить урожай кукурузы в Молдавии. Мы попросили разрешения увезти фильм в Москву и показать московскому начальству.Нам было в этом категорически отказано. Тогда мы решились на крайнюю меру. Мы выкрали копию и в багажнике машины тайно переправили в Москву. С этой копией обратились прямо к тогдашнему председателю Союза кинематографистов Ивану Пырьеву… Успех был оглушительный», — вспоминал Таривердиев.Он не отказывался от своей кинославы – потому что с любовью относился ко всему, над чем работал. Потому что в кино «все существует… раз и навсегда». Халтур у него не было. «Всерьез» была для него и работа с фестивалем «Кинотавр» – теперь «кинотавровская» премия за лучшую музыку к фильму носит его имя.В Калининграде теперь проходит конкурс молодых органистов – опять-таки имени Таривердиева.Андрей Петров как-то назвал его главное качество: романтичность. Говорят, его сын Карен вырос очень похожим на отца: нежен, мужествен и благороден.
[i]«Фанатик» Бина стал победителем прошедшего Московского международного кинофестиваля и заставил критиков хорошо заточить зубы.Его окрестили «американским «Луна-парком», объявили примитивным (другое мнение — перегруженным психологическими тонкостями), банальным (или – шокирующим), неглубоким (или – поднимающим важнейшие вопросы бытия).[/i]Сюжет вроде бы прост (к тому же взят из жизни): относительно благополучный и страшно умный Дэнни Балинт из еврейской семьи, некогда выгнанный из класса за богохульство, вырос убежденным скинхэдом (пострадавший от нацизма дедушка об этом, конечно, не догадывается).Убеждения сменяются сомнениями, но машина экстремизма уже запущена: молодые волки-соратники организуют убийства богатых евреев, очень богатые поклонники аплодируют остроумным речам о необходимости убийств богатых евреев, бомба в синагоге тикает. Остановить ее и попросить у Бога прощения можно только ценой своей жизни. Фильм не был снят «по горячим следам» взрыва в супермаркете Оклахомы и казни Тимоти Маквея. Бин задумал свой неполиткорректный фильм на материале минувших дней: в 60-е в Нью-Йорке покончил с собой некий Даниэль Баррос, после того как «Нью-Йорк Таймс» опубликовала заметку о нем как о «еврее-нацисте».«Фанатик» – не для тех, кто склонен делить мир на правых и виноватых, мучеников-жертв и злодеев-садистов, евреев и неевреев. «Фанатик» – о том, что каждый из нас может быть и тем, и другим. Если что и «шокирует» в фильме, так это именно такая идеологическая установка. Чувствительных зрителей может задеть разве что первая сцена (избиение героем случайно встреченного на улице молодого иудея). Дальше действие будет разворачиваться почти с минимализмом обыденности, слегка разбавленным беспокойно-тоскливой музыкой Джоэла Даймонда.Что остается от «Фанатика», если не вооружаться приемами передовой советской критики и рассматривать не его вредную (или правильную) идеологическую сущность, а всего лишь художественные достоинства? Довольно много, поэтому по порядку.Райан ГОСЛИНГ и его герой Дэнни Балинт – трогательный лягушонок и омерзительный шакал одновременно. Гослинг – точный и многозначный. Еще лет 30 – и он научится молчать куда более красноречиво, чем Тихонов-Штирлиц. Произносить монологи ярче, чем Тим Рот, он научится гораздо раньше.Из звезд в фильме снялись Тереза Рассел (роковая женщина) и Билли Зейн (ставший смазливым очкариком из разряда «змея подколодная»), но Гослинг их переиграл запросто, как будто соревновался со статистами из варьете.РЕЖИССУРА. В «Фанатике» есть выстроенность сцен. Ненавязчивость несомненно существующей авторской позиции. Есть умение Бина мыслить «системно» (или, как выражалась мачеха из шварцевской «Золушки», «широко и по-государственному»). То бишь учитывать все последствия своих шагов – и положительные, и отрицательные.Бин не зацикливается на «плохом» или «хорошем» в своем герое: он смотрит на происходящее слегка со стороны, но не чураясь немодной роли демиурга (или академика Павлова в разгар научного эксперимента). Ему интересно, что будет с подопытным, если он залезет в окно к своей девушке, а она в это время будет занята сексом со своим отчимом.Ему интересно, как герой отреагирует на слова: а вы, батенькаэкстремист, в таком-то году прошли обряд бар-мицва! Ему интересно, в какой именно момент герой решит взорвать себя вместе с синагогой: когда увидит страх в глазах своей библейской красавицы или когда прочтет несколько священных строк в этой самой синагоге? Есть еще один плюс. Уместное и строго дозированное ОБРАЩЕНИЕ К «изобретателю подросткового секса» Зигмунду ФРЕЙДУ (подростковый секс и водородная бомба, «придуманные евреями»), особенно не нравятся Дэнни Балинту. Мир, очевидно, несводим к половым инстинктам, но он вполне сводим к тому, что умещается в голове ребенка, тут старик Зигмунд прав.И в этом смысле фильм Бина – не про экстремистов, не про евреев и не про луна-парк. Он про то, что творится внутри выросших детей. Которые мстят своему «нехорошему» и «безразличному» папе, когда говорят, что бога не существует. Которые мстят своему «правильному» однокашнику-зануде, когда проповедуют убийства. Которые мстят пустоте в своей душе, когда планируют переломать погрязший в пороках мир. А потом оказывается, что главный «порок» мира – в том, что ненависть, которую в него вносят, непременно превращается в любовь. И в популярность (например, того же иудаизма). Без которой не было бы «неправильных» национальностей — и нацистов тоже. Примерно такова парадоксальная мысль Бина, который непозволительно долго для режиссерадебютанта (он сценарист с приличным стажем) обдумывал свой фильм 20 лет.
[i]Давно известно, что одной культурой сыт не будешь, и на актерскую зарплату не купишь даже «Запорожца».У журналистов разговоры про бедность творцов уже считаются неприличными, а для властей предержащих речи про нищую культуру – обязательный пункт в программе.Тем не менее отечественные хранители прекрасного умудряются отдыхать в Италии и содержать семью – подчас не одну.Удается им это, понятное дело, не только при помощи левых приработков (играть в десяти антрепризах, писать на продажу по десять слащавых натюрмортов в день). В одно не слишком прекрасное утро творец (актер, музыкант, художник, писатель) просыпается с осознанным желанием взять и открыть собственное дело. Так вот – о том, какими бывают эти дела.[/i][b]У вас запаска есть? [/b]Оставим в стороне вполне естественный для России способ экономии денег: в случае чего любой отечественный пианист сможет забить гвоздь в стену собственного дома, поменять прокладку в водопроводном кране и даже покрыть рубероидом крышу на даче – мы не гордые.Не так давно Робин Гуд советского кинематографа [b]БОРИС ХМЕЛЬНИЦКИЙ [/b]оказался на заграничной автостраде посреди чистого поля с лопнувшим колесом.«У вас запаска есть?» – спросил он у хозяйки машины. «Есть, а вы что, работаете в автосервисе?» – «Нет, вообще-то я просто актер», – ответил Хмельницкий. Когда приехала специально обученная техбригада, машина была уже на ходу.Так что наши люди умеют все.Мы, конечно, не Арнольды Шварценеггеры (тот помимо организации «голливудовских» точек общепита был продюсером турнира по бодибилдингу и даже основал собственный турнир Arnold Schwarzenegger ClassiС).Мы не тянем и на Жераров Депардье – тот, бедный, уже который год демонстративно пьет вино исключительно собственного производства. Однако бизнесом балуются не только Клинт Иствуд, Чак Норрис, Брюс Уиллис, Джон Малкович, но и наши люди. У нас кинозвезды и художники успешно управляются с телеканалами ([b]АРКАДИЙ ВАЙНЕР[/b]), дизайном модной одежды ([b]ИРИНА ПОНАРОВСКАЯ[/b]), ресторанами ([b]АРЧИЛ ГОМИАШВИЛИ[/b]) и галереями ([b]АЙДАН САЛАХОВА[/b]). У кинематографического мальчиша-Плохиша [b]АНДРЕЯ СОКОЛОВА [/b]была своя автомойка и даже свое литературное агентство. [b]АНДРЕЙ МАКАРЕВИЧ, ЛЕОНИД ЯРМОЛЬНИК И ЛЕОНИД ЯКУБОВИЧ [/b]могут лечить зубы в собственной стоматологической клинике. Даже пожизненная примадонна [b]АЛЛА ПУГАЧЕВА[/b], которой грех жаловаться на безденежье, баловалась бизнесом: она выпускала духи «Алла» и сапожки «Пугачева» из тонкой-тонкой кожи на высоченных каблучках, в которых можно было сексуально продефилировать несколько метров от парадного зала до лимузина.[b]Как называлась эта рыба? [/b]Для культурных звезд, решивших наконец заняться делом, ни один вид бизнеса по привлекательности не может соперничать с ресторанным и клубным. Москвичи любят поесть (ресторанов в Москве больше двух тысяч) и повеселиться.Актер [b]МАКСИМ СУХАНОВ [/b]руководит «гастрономическим производством» возле Театра Маяковского. Название его ресторана – изящный ребус: слово «лабардан» в толковых словарях означает провяленную треску без хребта. Это о ней Хлестаков спрашивал: «Как называлась эта рыба?».А Артемий Филиппович, «подбегая», подобострастно отвечал: «Лабардан-с». Словом, блюдо для широкой, но просвещенной театральной публики, которая знает все роли Суханова.Кстати, режиссер [b]СЕРГЕЙ ГАЗАРОВ [/b]открыл некогда «Хлестаков-трактир», где баловал посетителей дорогими русскими яствами (в анналы вошло блюдо «Восьмой сон слуги Хлестакова Осипа») и вышколенными половыми.Второе заведение Суханова – тоже в Маяковке и тоже для театральной, но для очень малочисленной касты друзей. Оба предприятия весьма успешны.Так что Суханов вполне может себе позволить следующую фразу: «Бизнес мне настолько неинтересен, что я стараюсь об этом вообще не говорить. А интересны мне животные и рыбки аквариумные».А вот [b]ДМИТРИЙ ХАРАТЬЯН [/b](артдиректор клуба «Кино») бизнесом очень даже интересуется: недавно он решил пойти учиться экономике в один из столичных вузов. Ребенком, рожденным от большой любви, признают в Москве и ресторанное детище [b]АНТОНА ТАБАКОВА[/b]. Скептики говорят, что любовь придумали русские, чтобы не платить деньги. Если это правда, то ее придумал вполне конкретный русский – Илья Ильич Обломов, чей портрет (естественно, лицо Табакова-старшего) висит в ресторане его имени. Кормят в «Обломове на Пресне» совсем даже не бесплатно. Сам Табаков говорит: «Я не ставил себе таких задач – заработать много денег.Бизнесом я стал заниматься не по призванию, просто так получилось. Поэтому карабкаться по этой лестнице до конца у меня нет необходимости». Весной этого года в пользу Табакова разрешился конфликт московских ресторанов с «гончаровским» названием (в Роспатенте долго не могли решить, имеет ли один из конкурентов-ресторанов право на эксклюзивное использование в своей вывеске фамилии Ильи Ильича).В Петербурге от Табакова не отстает «княжна Тараканова» – [b]АННА САМОХИНА[/b], которая несколько лет назад открыла своего «Графа Суворова».Лидер группы «Паперный Там» [b]АЛЕКСЕЙ ПАПЕРНЫЙ [/b]очень любит рассказывать сказки. Вот он (вместе с Ириной Борисовной Паперной) и придумал некоего сумасшедшего китайского летчика (знающие люди говорят, что он действительно существовал) и назвал его именем клуб. Теперь в центре столицы большой полуподвал оформлен в стиле китайского милитаристского минимализма. «Летчик Джао Да» стал притчей во языцех у журналистов и тусовщиков.Джазмен [b]ИГОРЬ БУТМАН [/b]держит в столице очень успешный джазовый «Ле клуб». Там подают хорошую музыку и очень дорогое вино – клуб даже называют одним из самых буржуазных заведений столицы. Между прочим, Игорь Бутман успел за свою жизнь побывать продюсером (например, нью-йоркского диска джазмена Андрея Кондакова с участием звезд – Эдди Гомеза и Ленни Уайта) и организатором Первого Независимого джазового фестиваля в Москве.[b]На чем держится русский [/b]История [b]АЛЕКСАНДРА ВОРОШИЛО [/b](ныне он занимает должность заместителя генерального директора – исполнительного директора Большого театра) – особый случай. Свой прекрасный голос он потерял после болезни, и в 1991 году ушел со сцены. Тогдато он и решил: «Русский всегда держался на колбасе!» – и стал выпускать эту жизненно необходимую продукцию. Ныне он защитник свобод малого предпринимательства. В 1999 году стал «Человеком года малого бизнеса за создание положительного имиджа предпринимателя в общественном сознании».[b]НИКИТА МИХАЛКОВ [/b]тоже не остался в стороне от бизнеса – не только как частное лицо, но и как лицо официальное. Правда, Московский международный кинофестиваль, который возглавляет Михалков, к числу чисто коммерческих мероприятий не относится, зато у Российского Фонда Культуры (где Михалков тоже главенствует) есть свое турагентство. Оно специализируется на «России, которую мы не потеряли» (туры по «Золотому Кольцу» и т. д.) и на «Загранице, которая нам поможет» (Европа и Святая Земля). А в 1992 году Никита Михалков создал студию «ТРИТЭ» («Товарищество. Творчество.Труд»), которая занимается кино- и издательской деятельностью. Студия участвовала в почти взаимоисключающих проектах: строго «научных» и чисто «коммерческих». Например, в одном и том же 1993 году здесь создавали документальный сборник «Российский архив», в котором и сейчас с удовольствием копаются историки, и участвовали в московских съемках тупейшего американского сериала «Полицейская академия». Опыт Михалкова с созданием своего фирменного запаха – «Сибирский цирюльник» – завершился плачевным конфликтом с парфюмерами «Новой Зари»: не смогли поделить права на название.А вот у [b]АНЖЕЛИКИ ВАРУМ [/b]с фабрикой «Уральские самоцветы» (там выпустили духи ее имени) таких проблем не было.[b]Кожа и сердце [/b]Отдельная строка – знаменитости, вместо которых бизнесом занимается их имя (случаи долговременного использования имени-брэнда не стоит путать с обычными съемками в рекламных роликах!). [b]ВАХТАНГ КИКАБИДЗЕ[/b] пожертвовал ради национальной грузинской кухни названием знаменитого фильма, подарив его новому ресторану. [b]АЛЕКСАНДР ЗБРУЕВ [/b]в конце 1995 года стал кем-то вроде «художественного руководителя» ресторана «ТРАМ» в «Ленкоме». И страдал от негативного внимания, жалуясь в интервью: «Если западные звезды занимаются коммерцией, то только для того, чтобы пустить в оборот избыточные деньги.А если нам приходится заниматься тем же, то жизнь превращается в мелкую суету, некий забег на неизвестную дистанцию. Мы бежим.Бежим долго, у нас не хватает дыхания, мы высовываем язык и все продолжаем свой бег, не зная, куда бежим и зачем. А наутро приоткрываем газеты, и нас опять бьют по башке. И мы ничего не можем сделать!».Некоторые деятели культуры отдают свое имя непосредственно продуктам питания, тем самым призывая потребителей, как в известной рекламе, «не ходить в рестораны – готовить дома». По шоковой силе воздействия кетчуп-колбаса от [b]ВЛАДИМИРА ВИНОКУРА [/b]вполне могли конкурировать с вполне реально существующей горчицей «Григорий Распутин» (говорят, что мама Винокура, узнав о новом начинании сына – «Винокур-холдинг», – сказала: «Ты же не умел никогда заниматься бизнесом!»). А голосом главного генерала отечественного кинематографа Алексея Булдакова пользуются и радийщики, и производители пива.Группу «Машина времени» задействовали в раскрутке одноименных магазинов электроники ([b]АНДРЕЙ МАКАРЕВИЧ[/b] говорил, что все годы сотрудничества с фирмой «Партия» они «испытывали друг к другу большую симпатию»), а самого лидера группы подключили к рекламе продуктовой линии «СМАК». И он признается: «Я вижу Тину Тернер и Фила Коллинза в рекламе «Кока-колы» и не думаю о них хуже. Это практика, которая во всем мире существует, потому что это одна из статей дохода известного артиста. И магазином я очень горжусь».Скептики, конечно, найдут, что ему возразить. Скажут, что Макаревичу просто не могло нравиться, что его воспринимают как «человека из Смака». В конце концов, еда едой, но на пищу духовную тоже тянет. Потому случается и так, что бизнесу изменяют ради творчества: например, был в начале девяностых такой банкир – [b]ВЛАДИМИР ОВЧАРЕНКО[/b]. Теперь он хозяин галереи радикального искусства, в честь жены названной «Риджина».Сами знаменитости воспринимают необходимость искать «побочные источники дохода» поразному. Актриса [b]ОЛЬГА ДРОЗДОВА [/b]считает, что «актерская работа – такой же бизнес, как и любой другой» (не зря на некоторых курсах для бизнесменов-управленцев преподают актерское мастерство). А [b]АЛЕКСАНДР АБДУЛОВ [/b]как-то сказал: «Торговля «памперсами» или «сникерсами» с театром, естественно, несовместима. А заниматься делом, которое любишь и в котором кое-чего понимаешь, помоему, нормально».Председатель Союза театральных деятелей России [b]АЛЕКСАНДР КАЛЯГИН [/b]считает, что актер должен иметь «слоновью кожу и кровоточащее сердце». С кровоточащим сердцем все понятно. Кожу наращивает, видимо, как раз участие в бизнес-боях за место под солнцем.
[b]Те, кому в пять лет от роду снятся сцена, слава, поклонники и вдохновенные крики «Мотор! Начали!», как правило, вырастают в самых нормальных людей самых славных профессий.Большая часть из них становится прорабами и докторами, сантехниками и архитекторами и не так чтобы часто ходит в кино. В кино же зачастую снимаются те, кому когда-то уже случилось стать прорабом или доктором.[/b]Это особый класс актеров, равно как и особый класс художников, режиссеров и писателей — те, кто пришел в кино, театр, живопись и литературу не со студенческой скамьи ВГИКа, Литинститута или Суриковки, а окольными и извилистыми путями.Через геологические партии, химическую лабораторию или операционную. Выпускник «Щепки» Станислав Любшин, например, успел окончить еще и учебное заведение с романтическим названием кислородно-сварочный техникум. А Донатас Банионис когда-то был учеником в мастерской керамиста.[b]Только пули свистят за окном [/b]В те времена, когда жить было вовсе не легче, чем сейчас, молодой Михаил Глузский работал учеником слесаря и электромонтера. Кирилл Лавровв юности был токарем. Писатель Даниил Гранин, сын Ленинграда и русских лесов (его папа служил в лесничестве, а маму тянуло в город), перед войной трудился на Кировском заводе. «Детство, оно было лесное, позже — городское; обе эти струи, не смешиваясь, долго текли и так и остались в душе раздельными существованиями», — писал он.Считать ли за «другую специальность» военные заслуги творцов старшего поколения (почти все они сражались на фронте в 1941—45)? Скажем, режиссер, снявший знаменитые фильмы о войне — Григорий Чухрай, — был награжден орденами Отечественной войны I и II степени, Красной Звезды, чехословацким орденом «Партизанская звезда», медалями «За оборону Сталинграда», «За взятие Вены», «За победу над Германией», четырьмя медалями ЧССР. Скульптор Владимир Цигаль ушел на фронт студентом МГХИ имени Сурикова и свой диплом защищал, уже имея орден Отечественной войны II степени, медали «За отвагу» и «За оборону Кавказа». А Василь Быков служил в армии еще десять лет после войны.У относительно молодого Олега Газманова — тоже военное прошлое. Он и родился в семье военного, случилось это в городе Гусеве. Будущий есаул в 1973 году окончил Высшее инженерное морское училище по увлекательной специальности «холодильные и компрессорные машины и установки». Затем специалист пошел в Калининградское музыкальное училище — профессионально овладеть гитарой.[b]Советский цирк [/b]Ольга Аросева, дочь высокопоставленного большевика (писателя и дипломата) и выпускницы Института благородных девиц, в юном возрасте сидела на коленях у Сталина, а затем превратилась в «дочь врагов народа».В комсомол вступать не стала — для этого надо было отказаться от обожаемого папы, а она не смогла. Аросева поступила в цирковое училище. Мечтала о полетах — но в десантной школе выяснилось, что циркачка, ходившая по проволоке, боится прыжков с парашютом. Несостоявшаяся Амели Эрхарт окончила Московское театральное училище. Потом ей пришлось ради кино освоить профессию водителя троллейбуса (в «Берегись автомобиля» несравненная пани Моника сама управляет этим славным транспортом).Акробатическое отделение Государственного училища циркового и эстрадного искусства в 1965-м окончила Наталья Варлей. Еще один профессиональный циркач — Георгий Жженов. В 1930 году по документам старшего брата Бориса он поступил на акробатическое отделение Ленинградского эстрадно-циркового техникума. Уже через год выступал в Ленинградском цирке шапито в жанре каскадной акробатики, в цирке его и заметили работники кино, и пригласили сниматься на Ленфильм. Во время репрессий Бориса арестовали, а вскоре пострадал и Георгий: были многолетние лагеря и золотые прииски. Позже Жженов был реабилитирован — дважды! — и в возрасте почти сорока лет заново начал работать в кино.[b]Из физиков — в лирики [/b]Вадим Абдрашитов вместе с родителями кочевал по всему СССР: Камчатка, Сахалин, Ленинград, Сибирь, Алма-Ата... А в 1961 году вместе со всей советской молодежью заболел космосом. Бросил Алма-Атинский железнодорожный техникум, в котором учился (вот откуда взялась потом его «Пьеса для пассажира»!), и уехал в Москву — заниматься космосом. Поступил в престижный физтех в Долгопрудном. Учителя были великие — Ландау, Тамм и Семенов, но Абдрашитов перевелся в Московский химико-технологический институт имени Менделеева (МХТИ) — и все для того, чтобы снимать в институтской киностудии (кино, поэзия, литература тогда становились все популярнее).Затем пошел «отрабатывать диплом» на Московский электровакуумный завод. Там же занял свою первую «режиссерскую» должность: стал начальником большого цеха. И только потом, в 1970-м, в его жизни случился ВГИК.В это время переквалифицировалось в «лирики» множество «технарей». Например, диплом архитектора есть у Ирины Архиповой, художника Эдуарда Гороховского (в 1954-м он окончил Одесский строительный институт по соответствующей специальности). Андрей Вознесенский окончил Московский архитектурный институт (1957). Здесь же корпели над конспектами музыкант Андрей Макаревич и художник Юрий Аввакумов.Творчески одаренная молодежь и теперь не брезгует этим вузом. Например, актриса Евгения Крюкова рассказала журналистам: «Закончив школу, я поступила в архитектурный. Проучилась год и поняла: не мое. Бросила. Дома — скандал. «Что я скажу на работе? Как со всем этим жить дальше?» — причитала мама. Но я фаталистка. О театре даже не мечтала, но дело вышло так — познакомилась с парнем, он пригласил меня на свой дипломный спектакль в Щепкинском училище. Шутка сказать, но меня разглядели в зрительном зале и позвали сниматься. Тот мой приятель вскоре куда-то подевался.Выходит, он появился в моей жизни только для того, чтобы привести меня в театр. Потом я закончила ГИТИС и уже четыре года служу в театре Моссовета».Александр Филиппенко, до того как окончить режиссерское отделение «Щуки», образовывался в физтехе. Диплом этого вуза он получил в 1967-м и успел поработать старшим инженером в институте Геохимии АН СССР, где занимался изучением (внимание!) редкоземельных элементов методом электронного парамагнитного резонанса. Художник Леонид Борисов окончил Ленинградский электротехнический институт связи (1968). Писатель Андрей Битов учился на геолого-разведочном факультете Ленинградского горного института (1962). Сергей Юрский получал образование на юридическом факультете Ленинградского университета (1955; позже он поступит в Ленинградский театральный институт имени Островского). А блистательная Алла Демидова училась на экономическом факультете Московского университета (1960; потом было Театральное училище имени Щукина).Кинодраматург Виктор Мережко попытался поступить в Киевский политехнический институт, но провалился и целый год мотался по стране. Подрабатывая случайными заработками: сначала Архангельск, а потом Львов, где стал студентом Украинского полиграфического института. По распределению Мережко попал в издательство, работал инженером-технологом, но уже тогда полиграфист мечтал о кино.[b]Всегда готов[/b]! Телеведущая, актриса и просто жена Лидия Иванова — крупный специалист в области педагогики. Началось с того, что она получила специальность чертежника-конструктора и даже поступила на Автозавод им. Сталина. В шестидесятые годы чертежник Иванова неожиданно для себя увлеклась профессией пионервожатой. И почти в тридцать лет поступила в Московский областной педагогический институт им.Н. К. Крупской, получив специальность учителя физкультуры. В 1971 г. поступила в аспирантуру в НИИ общих проблем воспитания Академии педагогических наук СССР. Тема ее диссертации: «Творческие комплексные игры как средство сплочения пионерского коллектива». Кандидат педагогических наук, она даже выпустила книгу — «Игра и пионерский отряд».Иванова — не только теоретик, но и практик: она входила в сборную СССР по академической гребле, у нее несколько серебряных медалей и звание мастера спорта СССР.Михаил Задорнов, сын писателя, был педагогом в своеобразной клубной самодеятельности — занятия он вел... на Лубянке. «Ведущая актриса могла сказать, что завтра не придет, потому что летит в Афганистан — она была парашютисткой. Или актер просил разрешения на репетиции не стоять, а посидеть — потому что он целый день ходил и очень устал. Наверное, не с девушкой гулял, а ходил за кем-то».Еще в школе Задорнов исполнил роль одного из ходоков к Ленину («Землицы бы нам!» — говорил он, и зал заливался хохотом). Но поступать «ходок» решил в авиационный институт, в котором к тому же состоялась его недолгая спортивная карьера (ее оборвала травма). Друзья заразили его театром, тут-то он и стал писать. А параллельно преподавал в институте, был чернорабочим в экспедициях на Дальнем Востоке и журналистом.Художник Юрий Альберт учился в Московском Государственном педагогическом институте имени Ленина (естественно, на художественно-графическом факультете). Писатель Юрий Поляков благополучно окончил Московский областной педагогический институт (конечно, факультет русского языка и литературы). А вот Владимира Войновича педагогика не прельстила: после демобилизации из армии работал на железной дороге и на стройке, в 1957-м поступил в Московский областной педагогический институт имени Крупской, но через два года его бросил.Отец русского одностишия Владимир Вишневский с 13 лет мечтал стать криминалистом.Наследственности здесь не было никакой: отец его был, как пишет сам Вишневский, «авиаторомракетчиком, незримым бойцом оборонки. А в юности — парашютистом, альпинистом, энтузиастом из одноименного марша.И когда на старости лет он полоскал горло, прилежно лечась, в этом звуке мне слышались пропеллеры ОСОАВИАХИМа. Папа был специалистом по расчетам на прочность, и слово «сопромат» у меня навсегда ассоциируется с ним».Вишневский-младший читал специальную литературу для экспертов-криминалистов и учился брать отпечатки пальцев (а также не оставлять их). После школы литературная одаренность взяла-таки свое. Правда, Вишневский провалился на экзаменах в Литинститут и пошел на литературный факультет Московского областного педагогического института имени Крупской. После него пришлось отслужить в армии в Ленинакане. А литература... Как объясняет сам поэт, — «сами пришли и сами все дали».[b]Перо вместо скальпеля [/b]Пожалуй, медицина держит первое место по количеству людей, убежавших из нее в творчество (если только сбросить со счетов невероятное количество журналистов, переквалифицировавшихся в писатели; а Ия Савина после журфака подалась в актеры).Певице Екатерине Шавриной медицинская карьера была вроде бы обеспечена: до четырех лет Катя не могла говорить, и Кате пришлось оперироваться, после чего она начала не столько говорить, сколько петь. Врачи девочке попались замечательные, и после школы Екатерина, естественно, поступила в медицинский институт. Однако осилить латынь в перерывах между выступлениями в самодеятельности не получилось, и стало ясно: самодеятельность пора превращать в профессию.У Александра Калягина все было менее романтично: по настоянию мамы он поступил в медучилище, а через два года оказался фельдшером на «Скорой помощи». И вот в один не слишком прекрасный день фельдшер Калягин стоял и держал на вытянутых руках таз. В таз неудержимо рвало бомжа. И фельдшер понял, что он может достичь в жизни большего! Так начался актерский и режиссерский путь Александра Калягина.А у Александра Розенбаумамедицина сидит в генах, и ему она не мешает. Его родители-ленинградцы учились на одном курсе в 1-м Медицинском институте. В мрачном 1952-м во время борьбы с космополитами семью отправили в Зыряновск (это в Казахстане), где Розенбаумы проработали шесть лет (отец, уролог по специальности, — главным врачом городской больницы, мама — акушером-гинекологом). После возвращения семьи в Ленинград сын ненадолго захотел стать... тапером, но музыкальную школу закончил уже только по настоянию мамы: приоритеты изменились. В 1968 году он стал студентом Первого меда.Студенчество выдалось трудным: его отчисляли, восстанавливали, посылали в стройотряд в Ухту, он прогуливал «картошки», работал санитаром в больнице, участвовал в студенческих капустниках и отлично сдавал госэкзамены.Блестящему выпускнику обязаны жизнью очень многие люди: молодой реаниматолог пять лет оттрубил на Первой подстанции «Скорой помощи». «Когда я слышал от родителей об их пациентах, когда сам мчался к больным ... я и созрел, чтобы творить от имени людей... Мое человечество — это всегда огромное количество людей больных, с трудными судьбами, которые я не в силу дарования, а в силу своей нормальной медицинской профессии узнал, впитал, пережил. Без медицины у меня как певца-стихотворца ничего бы не вышло», — признается бард.Будущий кумир поколения Василий Аксенов школу окончил в Магадане, а медицинский институт — в Ленинграде. Врачу Аксенову приходилось работать на Крайнем Севере, в Ленинградском морском торговом порту и в Москве — в туберкулезной больнице (первая его повесть — о врачах — так и называется: «Коллеги»). Писатель-пересмешник Аркадий Арканов окончил мединститут имени Сеченова и до 1960 года работал самым обыкновенным участковым врачом в Москве.Наконец, Татьяна Друбич— выпускница мединститута и вполне действующий (то есть практикующий) стоматолог, причем очень хороший: «Это замечательная профессия. Нужная.Со смыслом, в ней есть определенность. Для меня очень важна конкретность результата. А врач — это прежде всего конкретная польза кому-то. Можешь чем-то помочь человеку, в твоей помощи реально нуждающемуся. Это много». Настолько много, что она предпочла медицинский ВГИКу, а туда ее приглашали сразу на второй курс. Звали ее и в журналистику.Татьяна никогда не мечтала об актерской карьере — просто московской школе, в которой она училась, очень «везло» на киносъемочные бригады, которые постоянно искали в ней кандидатов на роли. Так будущий медик снялась в «Пятнадцатой весне» и «Ста днях после детства», причем в последнем фильме она сыграла практически против воли режиссера Соловьева: он хотел «молодую Купченко», а Таню очень хотела вся рабочая группа. Как ни странно, победил коллектив.[b]Благословенные изменники [/b]Естественно, данный список можно продолжить. И порадоваться тому, что Борис Стругацкий (он окончил механико-математический факультет Ленинградского университета, работал в Пулковской обсерватории) все-таки начал писать вместе с братом. Поудивляться мудрости судьбы, которая привела в Москву на Высшие литературные курсы зоотехника Чингиза Айтматова (он, сын репрессированного, пошел работать в десять лет, окончил Джамбульский зоотехникум и Сельскохозяйственный институт). А еще остается сказать спасибо режиссеру Светлане Дружининой за то, что Дмитрий Харатьян не ушел в музыканты (у него в подростковом возрасте была своя группа).Трудно представить себе, какую потерю понесла бы мировая художественная общественность, если бы студент постановочного факультета Школы-студии МХАТа Константин Звездочетов не изменил сцене с современным концептуализмом (хотя сам таинственный Звездочетов, похоже, раскаивается и говорит, что его настоящая личность гораздо лучше, чем его биография и его произведения). Наконец, совершенно невозможно вообразить, что Георгий Литичевский, тоже актуальный художник, корпит в архивах соответственно своему образованию — исторический факультет МГУ.В конце концов, спасибо барду Олегу Митяеву, который окончил Челябинский монтажный техникум по специальности «монтаж электрооборудования промпредприятий», отслужил в армии, получил диплом Челябинского института физкультуры, работал монтажником, тренером, художником, заведующим клубом, а потом всетаки взял — и поступил в Российскую академию театрального искусства.И еще: какое счастье, что в 1932-м юный Олег Лундстрем, только что окончивший коммерческое училище и поступивший в Политехнический институт, параллельно занимался в музтехникуме по классу скрипки.
[i]Браки знаменитостей заключаются на небесах. Если бы это было не так, ходили бы они все поголовно одинокие и несчастные, перебиваясь с одного производственного романа на другой.В крайнем случае – регистрировали бы отношения с такими же знаменитостями, как они сами. Это, кстати, очень удобно для саморекламы: на «звездные пары» все обращают внимание и все о них пишут - так что играть в кино или, допустим, петь уже необязательно. Конечно, браки бывают первые и остальные.В отличие от «остальных» первые часто заключаются, когда у знаменитости еще есть шансы остаться нормальным человеком. Потом ситуация осложняется. Однако иногда всетаки случается так, что рядом со знаменитостью возникает человек совсем даже не звездный и «вписывается» в его орбиту.[/i][b]Куда пойдем? [/b]Замечательный «усатый нянь» и худрук «Театра Луны» [b]СЕРГЕЙ ПРОХАНОВ [/b]свою жену нашел… в сугробе. Дело было так: студенты Щукинского училища поехали отдыхать на бывшую дачу Пырьева. Вышли с утреца за дровами – а на улице мирно беседуют две девушки и попивают кока-колу.Неизвестно, что произвело на студентов большее впечатление – заморский напиток или внешность «снегурочек», однако девушек из сугробов спасли. Одна из них – [b]ТАТЬЯНА[/b] – уже двадцать лет жена Проханова. Она юрист и еще – внучка сразу двух великих маршалов, Жукова и Василевского. Проханов говорит, что при этом его жена – человек терпеливый и унаследовавший от предков не столько любовь к железной дисциплине, сколько их стратегическую мудрость.[b]АЛЕКСАНДР ШИРВИНДТ[/b], оказывается, в детстве страдал от прекрасного пола. «В моих школьных ухаживаниях – две трагические ситуации. Драма номер один: я не мог качаться на качелях. Драма номер два: терпеть не мог кататься на коньках. В то время никакое знакомство летом не обходилось без парка с обязательными качелями, а зимой – с катком. Меня же от качелей тошнило, хотя виду я старался не подавать. И коньки у меня как-то не пошли. Если я спрашивал: «Куда пойдем?» и девочка говорила «На каток!», я думал: «Все, хана!» Поэтому со своей женой, студенткой архитектурного института [b]НАТАЛЬЕЙ БЕЛОУСОВОЙ [/b](внучкой главного архитектора Москвы) Ширвиндт познакомился на подмосковной даче – ни катков, ни лунапарков там, к счастью, не было. По семейной легенде, артист повадился навещать свою соседку, поскольку в ее хозяйстве держали корову. Ширвиндт безумно любил молоко (или делал вид, что любит), а корова была очень удойная.Актриса [b]ЕВГЕНИЯ КРЮКОВА [/b]нашла мужа на Тверской. Вечером она голосовала на обочине, и с ужасом поняла, что стоит в первом ряду девушек легкого поведения. К первой же притормозившей машине (ею, кстати, оказался роскошный джип) она бросилась со словами: «Я не это!.. Мне надо домой, в Ясенево!» Через пять минут водитель подарил ей букет роз и попросил выйти за него замуж. Оказывается, он видел Евгению на сцене Театра Моссовета в спектакле «Школа жен» и когда один из героев стал подначивать публику, крикнул ему из зала: «Лучше познакомь вон с той девушкой!» Буквально через два дня судьба сама решила познакомить [b]АЛЕКСАНДРА[/b] с Евгенией. Еще целый год Александр дарил ей подарки, взвалив на себя нелегкую роль «волшебника», и ждал, пока Евгения разберется со своими чувствами – они тогда были заняты другим человеком.[b]Кандалы от Рылеева [/b]Красавица [b]ЕЛЕНА ЛЕНСКАЯ[/b], подруга Владимира Преснякова, со своим мужем [b]ИГОРЕМ САРУХАНОВЫМ [/b]познакомилась… на поминках – певца Игоря Талькова. Она тогда занималась журналистикой, училась в Киевском университете и была вхожа в музыкальную тусовку.Теперь, когда Лена и Саруханов расстались, она говорит, что он сразил ее детским выражением глаз.Кстати, рушатся браки часто именно из-за «детскости» одного из супругов. Вот в матримониальной биографии [b]НИКИТЫ БОГОСЛОВСКОГО[/b], например, самый интересный эпизод связан с первым разводом. Сам он с усмешкой рассказывает о событии, подтолкнувшем его к расставанию с [b]ИРИНОЙ[/b]. Был Никита Владимирович тогда очень молод, зарабатывал мало, и свой первый приличный гонорар отдал столь же юной супруге. А она на следующий день… попросила денег на хозяйство. Оказывается, на весь гонорар мужа Ирина купила… «настоящие» кандалы поэта-декабриста Рылеева.Подобное, естественно, никогда не могло случиться в другой – вполне счастливой – семье с долгой историей. Талантливый экономист [b]ИРИНА ЛЕОНИДОВНА ПИОТРОВСКАЯ [/b](среди ее педагогов был Евгений Примаков) со своим будущим мужем, директором Эрмитажа [b]МИХАИЛОМ ПИОТРОВСКИМ [/b]познакомилась в самолете на пути в Ирак. Точнее, знакомство было односторонним, поскольку Пиотровский в самолете спал – так он морально готовился к важной багдадской встрече. Потом два года они здоровались при случайных встречах в Институте востоковедения, куда иногда приезжал директор и где работала Ирина. Оба они – люди серьезные и занятые, поэтому никаких «красивых романов» не было.Предложение же Пиотровский сделал через два года после знакомства, во время прогулки по Дворцовой площади. Пиотровскому было тогда тридцать шесть лет – в таком же возрасте женился и его отец. Ныне директор Эрмитажа призывает сына последовать его примеру и не спешить – просто потому, что в тридцать шесть «случайно» жениться невозможно.[b]Можно вас поцеловать? [/b]Естественно, выходят замуж за коллег и женятся на коллегах или представителях «смежных профессий» – знакомятся, скажем, на съемках фильмов и во время научных конференций.Вторым мужем радиодиджея [b]КСЕНИИ СТРИЖ [/b](дочь знаменитого «Пана Спортсмена» – актера Ю. Волынцева) стал звукорежиссер [b]ИЛЬЯ КОТОВ[/b]. Решение «пойти иль не пойти» Ксюша приняла сходу – потому что боялась передумать. «По дороге в загс позвонила отцу: сейчас приеду с мужем, шампанским и конфетами. Правда, папа, зная, как я люблю розыгрыши, был уверен, что я шучу. Поэтому когда мы наконец приехали, прямо на лестничной клетке предъявили ему паспорта. Он проверил штампы и только тогда впустил нас в квартиру. Его жена Люба подарила мне старинное золотое кольцо, и мы сели за стол. А когда ужин закончился, папа дал мне понять, что Илья ему понравился. Кстати, когда через две недели мы снова приехали к ним в гости, папа спросил у жены: «У Ксюши тот же муж или нет?» Люба посмотрела: «Вроде бы тот». И папа разрешил: «Тогда впускай!» [b]АНАСТАСИЯ НЕМОЛЯЕВА[/b], актриса и художница, своего мужа нашла на съемках фильма японского режиссера Сато «Сны о родине», в котором голубоглазая и златовласая русская красавица играла «наполовину японку». А [b]ВЕНИАМИН[/b] на съемках работал переводчиком – как раз он-то и был наполовину японцем. Теперь маленькая дочка Насти и Вениамина Соня учит сразу два языка.Известный кинодраматург [b]АЛЕКСАНДР АЛЕКСАНДРОВ [/b]свою жену нашел в Соне Загремухиной – маленькой героине фильма Сергея Соловьева «Сто дней после детства» (к которому Александров написал сценарий). «Сонечке», актрисе [b]ИРИНЕ МАЛЫШЕВОЙ[/b], исполнилось тогда тринадцать, ему было на тринадцать лет больше. После окончания съемок у Соловьева они с Александровым долго-долго переписывались, а когда Малышевой исполнилось 18, стали жить вместе и прожили бок о бок 10 лет.[b]ВЯЧЕСЛАВ НЕВИННЫЙ [/b]разминулся со всей будущей женой в 1955 году: он поступил в Школу-студию МХАТа, а [b]НИНА ГУЛЯЕВА [/b]ее окончила. Однако МХАТ их всетаки свел – они встретились на спектакле «Битва в пути». Гуляева тогда была замужем и мало того – скоро она ушла на радио. Невинный с неизменным огромным букетом терпеливо (и в дождь, и в ведро) ждал у входа, когда Прекрасная Дама закончит рабочий день, и провожал ее до дома. Гуляева «сдалась» и вышла замуж за Невинного только через три года.Едва не «разминулись» друг с другом и супруги Джигарханян.[b]ТАТЬЯНА [/b]появилась в Ереване перед главным событием в судьбе [b]АРМЕНА ДЖИГАРХАНЯНА[/b]: Анатолий Эфрос пригласил к себе уже прославившегося у себя на родине актера, а Татьяна только начала работать в Ереванском театре завлитом. Она была эффектной девушкой, с грустинкой и шармом, курила тонкие сигареты, она была влюблена (в Армена Борисовича), но своих чувств напоказ не выставляла. Только однажды обронила, что ей грустно. А Джигарханян отечески сказал: «Есть очень хорошее средство от грусти. Нужно влюбиться». Несколько дней спустя Татьяна нежно и «мимоходом» поцеловала советчика в нос, а еще чуть позже (они очень романтично стояли у какого-то окна и долго молчали) наконец призналась, что последовала мудрому совету. Татьяна и Джигарханян стали вдвоем гулять по вечернему городу, но далеко не сразу он решился на вопрос: «Можно вас поцеловать?» «Разве об этом спрашивают?» – был ответ. Свадьба была уже в Москве, причем на руку Татьяне надели обручальное кольцо бабушки.У [b]ВЛАДИМИРА ВИНОКУРА [/b]жена из «балетных». В Театре оперетты молодой Винокур числился стажером и, естественно, скоро заметил самую красивую девушку.Правда, «[b]ТАМАРА[/b] была неподдающаяся, – рассказывал потом Винокур. – Она со мной почти не разговаривала. Если и разговаривала, то исключительно на «вы». Даже хамила – не разрешала заигрывать.Все на корню обрубала». Он казался ей ужасно старым – ему было 26 – и совсем не таким стройным, как все «нормальные», то есть балетные люди. Наконец он не выдержал и сказал: «Может, ты выйдешь за меня замуж? Я не всегда буду стажером…» «Я попробую вам поверить», – ответила она. И до самого ЗАГСа разговаривала с Винокуром на «вы».[b]Не цыган и не циркач! [/b]Случайностей не бывает. Так думает и москвич [b]АНДРИС ЛИЕПА[/b].Со своей будущей супругой [b]КАТЕЙ[/b], которая тоже москвичка, Лиепа познакомился во время работы в Мариинке. Андрис столкнулся с девушкой из кордебалета в репетиционном зале: оказалось, что им обоим нравится заниматься по вечерам, хотя вообще-то балетные предпочитают работать в нем отнюдь не на сон грядущий.В Ленинграде встретил судьбу еще один москвич – [b]АЛЕКСЕЙ БАТАЛОВ[/b]. Тогда актер был женат, у него уже была дочка Надежда, но режиссер Иосиф Хейфиц пригласил его на главную роль в «Деле Румянцева», и Баталов приехал в город на Неве. Там он случайно увидел выступление молодой циркачки, был покорен и стал разыскивать девушку. Оказалось, что труппа гастролировавших в Ленинграде циркачей обосновалась в той же гостинице «Европейская», что и он. И Баталов познакомился с красавицей.У нее было красивое имя [b]ГИТАНА ЛЕОНТЕНКО [/b]и темпераментные родственники. Родственники пригрозили расправой «неподходящему» ухажеру (во-первых, не цыган, во-вторых, не циркач).Однако запугать «Румянцева» оказалось непросто – какой мужчина без боя откажется от красавицы? Поженились Баталов и Леоненко не сразу, в 1963 году (родители с обеих сторон, кстати, пришли на свадьбу).«Гостиничной» была и история знакомства [b]ДМИТРИЯ ХАРАТЬЯНА [/b]с будущей женой [b]МАРИНОЙ[/b] (кстати, так зовут и первую, и вторую жену гардемарина). Актер встретился с ней в Одессе – на съемках у Гайдая. Марина жила в той же гостинице, что и Дмитрий. Реакция Харатьяна на Марину была вполне прогнозируемой: еще бы – высокая блондинка с голубыми глазами и прекрасными стройными ногами… Она была «Мисс Тирасполь», мужчины на нее смотрели снизу вверх, а она знать не знала, кто такой Харатьян, и поначалу внимания на него не обращала. Чем, между прочим, до сих пор гордится: молодой человек, с которым она все-таки согласилась прогуляться по пляжу, понравился ей просто потому, что понравился.[b]Из жизни золушек [/b]Ситуация, когда родные девушки принимают в штыки будущего знаменитого родственника, как случилось с Баталовым, – явление достаточно редкое. Гораздо чаще от семейных кланов знаменитостей «достается» новоявленным Золушкам.Приятным исключением из этого правила стала женитьба 46летнего худрука Мариинки [b]ВАЛЕРИЯ ГЕРГИЕВА[/b], который в 1999-м перестал быть самым желанным холостяком Петербурга и женился на 19-летней выпускнице Владикавказского музыкального училища (носящего имя худрука Мариинки) [b]НАТАЛЬЕ ДЗЕБИСОВОЙ.[/b]Злые языки утверждают, что жену Гергиеву по хорошей восточной традиции подобрала мама, и худрук увидел будущую супругу едва ли на свадьбе. Зато теперь у них растет маленький сын.Вот и [b]САТИ СААКЯНЦ [/b]вроде бы Золушкой не была – она была самой красивой студенткой в ГИТИСе, а ее отец Зарэ – скрипач, руководитель камерного оркестра. Однако ей пришлось трудно: ее далеко не сразу поняли и приняли родные мужа – [b]ВЛАДИМИРА СПИВАКОВА[/b]. Он познакомился с юной девушкой после концерта «Виртуозов Москвы», на который она пришла по приглашению. За кулисами девушка попросила автограф, хотя вообще-то на нее это было не слишком похоже. Главный виртуоз автограф дал и уехал на гастроли, но про Сати не забыл. Вернулся – и позвонил. Ухаживал он красиво, читал стихи и заслонил собой всех поклонников. Сати говорит, что ей было суждено стать женой музыканта – она выросла среди музыки. Сейчас Спивакова вспоминает, как на вопрос: «А вдруг у тебя будет муж, который не захочет, чтобы ты снималась в кино?» гордо отвечала: «У меня такого мужа не будет!». Но в определенный момент поняла: «Все-таки из меня получилась более талантливая жена, чем актриса».Очень талантлива жена и у [b]СЕРГЕЯ ВЛАДИМИРОВИЧА МИХАЛКОВА[/b]. В том, что писатель выглядит лет на тридцать моложе своих восьмидесяти шести, есть и ее заслуга. Молодую женщину [b]ЮЛИЮ[/b] вдовец Михалков-старший пригласил к себе литературным секретарем, а в итоге получилась почти история женитьбы Достоевского: Юлия оказалась и помощником, и другом. Кстати, это скоро оценили и вполне взрослые дети Сергея Владимировича.[b]В долг до свадьбы [/b]А вот внук автора «Дяди Степы» [b]ЕГОР КОНЧАЛОВСКИЙ [/b]маму своего ребенка нашел на свидании: некогда он встречался с очень, видимо, застенчивой девушкой, которая привела на встречу с Егором свою подругу. Подруга показалась Кончаловскому куда более подходящей кандидатурой для серьезных отношений, и теперь они растят дочку.Говорят, что молодежь разучилась быть романтичной и сентиментальной. Вот и актриса [b]АМАЛИЯ МОРДВИНОВА[/b] признается, что ничего душещипательного в истории знакомства с будущим мужем, предпринимателем [b]АЛЕКСАНДРОМ ГОЛЬДАНСКИМ [/b]не было. Они встретились семь лет назад (оба тогда женатые и замужние), понравились друг другу, и Амалия немедленно заняла у Александра деньги в долг – просто чтобы был повод для встречи. Отдавала она их, конечно, частями. Потом они все-таки потеряли друг друга и только в конце 1999 года снова столкнулись. С тех пор они не расставались даже на съемках, где Александра однажды даже использовали в качестве дублера Амалии. Между прочим, Мордвинова – одна из немногих знаменитостей, которая пошла на риск и поменяла фамилию после
[b]Наина Иосифовна Ельцина. Сегодня ей исполняется семьдесят лет, чего уж там, — советская, да и просто русская женщина возраста своего никогда не скрывала. Двадцать четыре – так двадцать четыре. Семьдесят – так семьдесят. Бабушка моя, которая свои восемь десятков несла как флаг, Наину Иосифовну не то чтобы любила, но говорила о ней с одобрением. «Другую» она терпеть не могла. А мне нравилась жена другого президента – изящная, тонкая, интеллектуалка. Теперь нет ни бабушки, ни Раисы Максимовны.[/b]Сравнение осталось. Наина Иосифовна – из немодных персонажей. Она – жена, которая умеет жертвовать.Жена, которая умеет терпеть. Жена, которая умеет ждать своего мужа. И не говорите мне, что так и надо.Рассказывают, однажды они с мужем повздорили и он высадил ее из машины – в чистом поле под Свердловском. Зимой. Домой она шла пешком. Несколько километров. Нужно обладать недюжинной душевной силой, чтобы, придя домой, сказать ему «Здравствуй» – и приготовить обед. Готовит Наина Иосифовна, конечно, очень хорошо. Гостей (в том числе высокопоставленных) в доме Ельциных потчуют тортами – ореховым, медовым и кофейным, которые Наина Иосифовна может, если срочно нужно, испечь ночью.Чтобы понять, какое это важное достоинство, нужно вырасти в нашей огромной и безрадостной стране, в которой остаться без мужа – значит надорваться за плугом. В стране, в которой одиночество значит неполноту и бессилие. Нищету. Бесправие. Беспросветность. Мужчина, муж – доказательство твоей состоятельности. Одинокая, богатая и независимая до сих пор (ну признайтесь, что это правда) воспринимается как некоторая аномалия. Чтобы быть Раисой Максимовной, не нужно быть феминисткой. Нужно, чтобы рядом был странный, не представимый в обычной реальности человек – Михаил Сергеевич. Который обернется к тебе и скажет: «Раиса Максимовна, осторожно, тут ступенька». И будет счастлив, когда ты защитишь диссертацию. «Такое» дается мужчине от рождения. С «таким» ему трудно жить.«Такое» его сородичи не понимают.Как быть, если «такого» нет? Никто и не говорит, что неправильно печь пироги. Может быть, как раз правильно. В конце концов, что отвоевали себе феминистки, которые не умеют печь пироги? Право на каторжный труд? Право стричь волосы и вещать с трибуны? Право носить брюки? А кто сказал, что важнее этого в жизни ничего нет? Мудрая женщина мудра поженски. Она найдет способ выжить. Она не будет бороться с мужем. Она испечет этот чертов пирог. Она родит детей. Она будет в тени столько, сколько потребуется. Но, черт возьми, когда-нибудь и кому-нибудь не захочется всю жизнь быть в тени. И лет через пятьдесят не захочется уже многим. Слишком многим. И Наина Иосифовна будет казаться вам, милые мужчины, невозможным, недостижимым идеалом, которого у вас уже никогда не будет.Наина Иосифовна родилась в традиционной семье – таких уже теперь почти нет. Она не понаслышке знает про то, что такое «бедность», и умеет радоваться немногому. Это значит, что уют и покой будут всегда окутывать ваш дом. Даже если в вашей комнате в общежитии – кровать и две табуретки. Даже если по распределению после института вас отправят работать в Верхнюю Исеть. Даже если ваши дети по очереди будут донашивать вещи.Ей можно до бесконечности рассказывать про свои комсомольские проблемы – ей действительно интересно то, чем вы живете. Она живет не собой – вами. Она предана и верна вам навсегда, можете не тратить на беспокойство душевных сил.Ваша жизнь – это ее жизнь. Она умеет служить вашим талантам, забыв про свои (а кто сказал, что их нет – думаете, их мало надо, чтобы воспитать дочерей?). Она умеет направить вашу злость на то, чтобы в следующий раз комсомольских проблем не было. Чтобы из прораба вы стали начальником Свердловского домостроительного комбината, а потом – секретарем обкома и главой бескрайней промышленной области. Чтобы вы наконец стали президентом.Так вот, молодые люди, не будет у вас Наины Иосифовны. Вы можете только мечтать об этой тихой улыбке. Об этом спокойном и чистом взгляде. Об этой стойкости и об этом мужестве. Их ваши жены приберегут для себя. И они будут правы.
[i]Усни, Маргарита, за прялкой своей, А я – отдохнуть бы и рад, Но стелется дым, и дурит суховей, И рукописи горят.[/i][b]Александр ГАЛИЧ[/b]Так горят ли рукописи? Неисправимые романтики и оптимисты скажут, что нет, а если горят, то «так и надо». Все равно главное и важнейшее не сгорит. Исчезнувшие сочинения какого-нибудь нового Цицерона непременно обнаружат в отдаленном «варварском» монастыре новые молодые Петрарка и Боккаччо. И у наследников никогда не поднимется рука уничтожить архив Кафки. А то, что пропало, – и должно было пропасть. Не из чистого же мазохизма Гоголь кидал свой второй том в печку: не нравилось, не получалось, «не шло».Пессимисты же скажут, что непризнанных гениев и пропавших великих творений было в истории слишком много, чтобы признать их исключениями из правил. Что мы можем сколь угодно долго повторять знаменитую фразу Воланда (а автор ее у Булгакова – именно он), но мы всего лишь люди: протянуть руку и достать «ее» из огня у нас не получится. Огонь жжет. И рукописи сгорают – навсегда, безвозвратно. Кстати, большая часть библиотеки того же Боккаччо в XV веке погибла в пожаре, а рукописи Платона, с которых Фичино делал перевод, потерялись. Как и большинство рукописей великого «электрификатора» Николы Тесла.Оставив в стороне великие исторические утраты рукописей вроде Александрийской библиотеки, «либерии» (пресловутого книжного собрания) Ивана Грозного, а также сгинувшей татищевской коллекции древних рукописей и пожара 1812 года в доме МусинаПушкина, мы расскажем вам только о нескольких утратах последнего века.Судите сами, кто прав.[b]ГОРЯТ[i]Красавицу восстанавливали по пылинке[/b][/i]С картинами дела обстоят гораздо хуже, чем с рукописями: холст оптимизма не допускает, он уникален и недолговечен.Больше того, даже фреска живет не так долго, как кажется. Специально покушаться на живопись не надо – она и так смертна. Но жизнь покушается. Когда-то Марина Цветаева вспоминала свой диалог с художником Михаилом Ларионовым: — Печальная работа – декорации. Они хороши только когда показываются в первый раз. А потом начнут их возить, таскать, — к двадцатому разу неузнаваемы. И ведь ничего не остается – тряпки, лохмотья. А бывает – сгорают. Вот у нас целый вагон сгорел по дороге… — Целый вагон??? – ахнула Цветаева.— Да нет, нет, не гончаровских, моих… Это мои сгорели, — «успокаивал» поэта Ларионов: работы своей жены Натальи Гончаровой он ценил едва ли не больше, чем свои собственные, и относился к ним почти с искусствоведческой бережностью.Однако лучше не спрашивайте, что чувствует искусствовед в тот момент, когда безвозвратно гибнет его любимый шедевр.Художники-реставраторы ЭРМИТАЖА [b]Е. ГЕРАСИМОВ, А. РАХМАН и Г. ШИРОКОВ [/b]15 июня 1985 года стояли над останками «Данаи» Рембрандта: душевнобольной «турист» из Прибалтики пырнул полотно ножом и плеснул в лицо красавице кислотой.Процесс реставрации картины вошел в историю: такого не делали никогда и нигде.Начать хотя бы с того, что нейтрализовать кислоту удалось только к вечеру; тридцать процентов авторского письма (в самой важной части картины) оказались утрачены. Два года реставраторы по пылинке удаляли с холста натеки лака и краски, в которые превратилась живопись Рембрандта.Потом спорили: а есть ли смысл восстанавливать дальше – все равно настоящего Рембрандта уже никогда не будет? Но работу все-таки сделали – в 1997 году «Даная» вновь была показана публике. Действительно ли это сам Рембрандт? Опять-таки судите сами. Но большего, чем сотрудники Эрмитажа, сделать никто бы не смог. За свою работу, кстати, они получили Госпремию.Буквально «горят» (и будут гореть) главным образом частные художественные собрания. Два года назад сгорели пятнадцать огромных картин Сальвадора Дали. В доме Аманды Лир (в семидесятые она была едва ли не самой знаменитой поп-певицей мира) случился сильный пожар, который уничтожил ее коллекцию. Причина пожара была до неприличия «нашей», «расейской» — неисправная проводка. Лир когда-то была очень дружна с Сальвадором, и на картинах, по слухам, были начертаны изумительные витиеватые посвящения автора: Дали мастерски владел не только кистью, но и словом.[i][b]Поле битвы принадлежит мародерам[/b][/i]Горели, горят и будут гореть художественные музеи – если музей оказывается в эпицентре войны, можно не сомневаться, что недогоревшее на развалинах растащат мародеры. Неслучайно же проблема реституции (то есть возвращения культурных ценностей, перемещенных во время войны) – одна из самых острых в Европе (особенно в Германии и России).Например, неизвестна судьба многих произведений из большого архива музыкальных рукописей XVIII века, который был собран в Берлине и исчез во время Второй мировой войны.Квартира французского композитора Дариуса Мило (1892–1974) в Париже во время Второй мировой войны была полностью опустошена немцами. Все имущество, включая рукописи произведений Мило, его корреспонденцию и граммофонные записи, бесследно исчезло. Некоторое число пропавших рукописей Мило обнаружилось в 1992 г. в Нюрнберге. Оказывается, специальное фашистское подразделение — Музыкальная спецкоманда при Оккупационном штабе рейхсляйтера Розенберга — занималось систематической конфискацией предметов, так или иначе связанных с музыкой (партитур, рукописей, инструментов, нотных библиотек, граммофонных записей), у еврейских музыкантов и композиторов.Даже если забыть про судьбу полотен модерниста Густава Климта (его работы «Шуберт за пианино» (1899), знаменитая «Гигия» (1900–1907) и несколько других были уничтожены во время бомбардировок Германии союзной, между прочим, авиацией в 1945 году) и ограничиться только войнами дня сегодняшнего, то безвозвратных потерь много.Взять хотя бы Грозненский художественный музей, который разгромили и разграбили во время военных действий в начале 1995 года. Тогда из него пропало множество раритетов, в том числе и полотно знаменитого Франца Рубо «Пленение Шамиля» (1886), которое оказалось погребено под обломками здания, а затем было обнаружено на границе: картину пытались частями вывезти за рубеж – предположительно, для продажи в Израиле. Так «Пленение» оказалось в реставрационном Центре имени Грабаря: 60 процентов поверхности картины было уничтожено. Многие работы из музея утрачены на сто процентов и навсегда.Естественно, во время войн страдают и писательские архивы. Философ Алексей Лосев, например, дважды терял свои рукописи – одна из них погибла при налете фашистского люфтваффе. В 1942-м сгорел дом в Сокольниках, а вместе с ним – и многие рукописи Мандельштама, который жил в этом доме.[i][b]Нас повезли на Лубянку…[/b][/i]Сколько рукописей оказалось в 30-е годы в собственности НКВД – можно не уточнять. Вот два не слишком растиражированных случая: пропали архивы чудесного кавказского литератора Гино Баракова (в 1936-м его обвинили в троцкизме и терроризме, в личном деле его архив – «6 килограмм рукописей» — не найден) и издателя Иосифа Кнебеля. Скорее всего, их работы были уничтожены во время войны, когда немцы подошли к Москве, и архивы НКВД сжигались. Пропали на Лубянке и тысячи страниц, написанных историками, философами, экономистами — жертвами «ленинградского дела».В Переделкине 15 мая 1939 года были конфискованы архивы Бабеля. «Нас повезли на Лубянку, — вспоминала его жена. — Чекисты разделились — один сел на заднее сиденье, другой – рядом с нами. Дабы смягчить ситуацию, улыбнувшись Бабелю, сказала, что буду стараться думать, что он в Одессе. Добавив: «Жалко, писем не будет...» Мгновенно откликнувшись, Бабель стал сокрушаться, что ему будет не хватать и писем от матери. А потом сказал: «Мне бы очень хотелось, чтобы девочка не была жалкой...» И тут один из чекистов почемуто счел нужным сообщить, что ко мне «у них претензий нет».«Нашумела» в свое время и трагическая история летописи Серафимо-Дивеевского монастыря, написанная архимандритом Серафимом (Чичаговым, впоследствии митрополитом). В ней отражена история монастыря за все девятнадцатое столетие, а та ее часть, которая касается века двадцатого (вплоть до закрытия монастыря), была изъята НКВД на квартире митрополита в 1937-м и до сих пор не найдена.О том, что из 100 миллионов русских икон за годы советской власти уцелело всего 5—10 процентов досок, можно не упоминать: после революции по всей стране их рубили и жгли тысячами — на комсомольских субботниках, о чем юные коммунисты бодро рапортовали «в центр».Если вы думаете, что «гэбэшные» истории – дело далекого прошлого, вы ошибаетесь. Так, украинский поэт и правозащитник Василь Стус с 1980 по 1985 содержался в чусовской политзоне «Пермь-36», где и погиб. Стус, которого прочили на Нобелевскую премию, продолжал писать и в заключении. Его рукописи, видимо, до сих пор хранятся в закрытых архивах.В 1982 году 900-страничную рукопись украли у Андрея Сахарова. В декабре 1981 года правозащитника выкинули из больницы (после сердечного приступа), и он остался без помощи врачей. От тромбофлебита его лечила только жена, Елена Боннэр.11 октября у академика украли сумку с бумагами, применив к нему мгновенно действующий наркоз. То, что история эта – реальность, подтвердили последующие события. Сахаров обратился к председателю КГБ с требованием вернуть похищенное, а 7 декабря КГБ (теперь уже официально) провел обыск Елены Боннэр и конфисковал у нее еще 300 страниц частично восстановленной рукописи.[b]НЕ ГОРЯТ[i]Изъято до востребования[/b][/i]Несколько гэбэшных историй с рукописями завершились более благополучно. «Повезло» «Собачьему сердцу» Булгакова (вместе с дневниками рукопись была арестована ОГПУ-НКВД). А в недрах этой организации некогда даже возникла идея: выкупить у Платонова рукопись «Чевенгура», дабы ее не видел кто не надо (кстати сказать, такая «сделка» могла бы быть единственным заработком для писателя, который нигде не печатался). Кстати, в эвакуации у Платонова пропала рукопись книги «Путешествие из Ленинграда в Москву». Только два года назад на Украине обнаружились неопубликованные рукописи Баха, которые 50 лет хранились в КГБ. Сейчас рукописи переданы в Германию.Еще один «украинский» сюжет: недавно вернулись в Киев фрески Михайловского златоверхого собора. Построен он был в XII веке, в 30-е годы века ХХ его сравняли с землей, не забыв предварительно вырезать куски живописи. Они во время Второй мировой были увезены фашистами сначала – в Краков, а потом в Германию. После войны часть из них вернулась в Киев, часть попала в Новгородский музей-заповедник, а в 1953 году киевские фрески передали Эрмитажу, где они и хранились полвека.[i][b]Унесенные ветром[/b][/i]Настоящий детектив – полувековая история пропавшей рукописи «Тихого Дона» (главным образом из-за ее исчезновения возникли многочисленные слухи о том, что автором эпопеи является вовсе даже не юный писатель Шолохов) также связана с ГБ. Шолохов, уезжая на фронт осенью 41го, сам передал свой архив на хранение в отделение НКВД в родной станице Вешенской. В цинковый ящик были положены рукописи «Дона», «Поднятой целины», рассказов, письмо и телеграммы Сталина... Более ненадежное место, конечно, трудно себе представить: в 1942-м во время отступления ящик бросили на улице; шолоховские бумаги, по воспоминаниям очевидцев, гнал по воздуху ветер. Домашняя часть архива писателя сгорела – вместе с самим домом. Погибла и его хозяйка, мать писателя.Шолохову вернули только разрозненные листы третьей и четвертой книг «Тихого Дона», затем попавшие в Пушкинский дом. Первая и вторая части отсутствовали. Пошли кривотолки: мол, авторство недоказуемо. Однако еще в 1929 году, в тяжелые для Шолохова времена («Дон» был властям неугоден), писатель передал автограф всех частей своему другу Василию Кудашеву, в семье которого они и хранились. Только в 1984 году их обнаружил писатель Лев Колодный, а переданы государству они были немногим более года назад.[i][b]«Лолите» грозила участь Жанны д’Арк[/b][/i]У «нового» времени – свои проблемы. В Израиле пропал архив поэта Ильи Бокштейна (1937—1999), в том числе его неопубликованные трактаты, переписка со многими именитыми писателями и философами, тысячи редчайших книг. В ТельАвиве Бокштейн жил в хостеле (нечто вроде общежития). Прямых наследников у него не было, а «непрямым» руководство компании, которой принадлежит хостел, сообщило, что после смерти писателя «бумажки» и прочий «мусор» из квартиры были выкинуты на свалку. Понятно, что через некоторое время антикварный «мусор» стал всплывать в букинистических магазинах. Рукописи же Бокштейна так и не найдены. Остается только надеяться на случай. Иногда он помогает.Например, Владимир Набоков вспоминал, что от уничтожения уже оконченной рукописи «Лолиты» его два раза удерживала жена Вера. Однажды она вовремя оказалась в саду, где писатель развел костер для своего творения. Поэтому, как отмечает литератор и искусствовед Александр Иличевский, «она его соавтор. В том же смысле, в каком отец Митрофан — соавтор сожженного второго тома «Мертвых душ».Недавно был найден архив Шукшина.Семейные бумаги Шукшиных пропали, когда мать Василия переехала в другой дом в селе Сростки. Однако новые Томы Сойеры обнаружили на каком-то заброшенном чердаке письма и дневники Шукшина вместе с черновиками его статей в районную газету.В архиве псковского кукольного театра обнаружили рукопись неизвестной пьесы Сергея Довлатова. Папку с надписью: «С. Довлатов. «Человек, которого не было», пьеса для младших школьников с фокусами, но без обмана. 1975 год», нашел псковский журналист Алексей Маслов. Театр, естественно, тут же захотел поставить пьесу.[i][b]Сгорело – и ладно![/b][/i]Бывают в истории и парадоксальные случаи: потеря уже готового материала только радует авторов и – больше того – им помогает. Немалая заслуга в такого рода «помощи» принадлежит современной технике. Чудеса прогресса не спасают авторов от потерь, скорее наоборот: однаединственная ошибка компьютера – и за многолетней работой можно обращаться разве что к Воланду. Правда, Эдвард Радзинский, в свое время пострадавший от капризов электроники, не теряет оптимизма.Писатель рассказывал, что когда-то создал огромный роман о Николае и его семье. Поставил последнюю точку. Выключил компьютер. А включить его уже не смог.Только много позже историк понял, что так и должно было быть: видимо, «они» не хотели того романа. Новый вариант, который Радзинский и выпустил в свет, Романовым, скорее всего, понравился – никаких препон они автору не чинили.Писатель Владимир Крупин, автор «Сорокового дня» и «Живой воды», тоже не жалеет, что некоторые его рукописи потеряны безвозвратно: «У меня дважды был пожар в квартире, на второй раз она выгорела вся. Вместе с книгами, картинами и рукописями. У меня рукописи горят, они же из бумаги. Вообще, пожар облегчил мне жизнь. Сохранились бы рукописи, переиздал бы «Сороковой день», «Живую воду» в полном виде, и что? И кто-то бы из критиков прочел? Да ни в жизнь».[b]P.S.[/b] [i]Во время подготовки этой статьи при ошибке компьютера была безвозвратно утрачена часть материала, посвященного чудесно уцелевшим рукописям. Автор слагает с себя какую-то бы ни было ответственность за происшедшее.[/i]
[i]Артист – как дрова:куда его привезут,там он гореть и обязан.[/i][b]Виктор Станицын, корифей МХАТа[/b]Сценическая жизнь – всегда борьба, а победитель в ней — режиссер Их объявляют диктаторами – рано или поздно, но непременно. Стоит им только создать сильный театр или снять талантливый фильм. Считается, что «демократ» и «либерал» не может быть режиссером и вообще – главой художественного производства.«Главы» сами подливают масла в огонь – Марк Захаров, например, лукаво замечает: «Для меня совершенно очевиден режиссерский талант Иосифа Сталина». О них рассказывают страшные истории: они измываются над актерами, чтобы добиться нужного градуса эмоций; они расправляются с техническими работниками сцены за малейшую оплошность; они уничтожают многообещающих конкурентов.Так ли это? Быть может, просто они – диктаторы — лучшие и сильнейшие? О Неронах и Александрах Великих нашей культуры – этот текст. [b]Родненькие мои![/b]Конечно, они совсем даже не звери. Причины режиссерского «самодурства» могут быть самыми разными и самыми уважительными. Одним из смягчающих обстоятельств нередко служит влюбленность режиссера в актрису. Хороший режиссер в этом случае нет, не пылинки сдувает с «предмета», а ведет себя, как школьник пятого класса, который дергает свою любовь за косички и обзывается. Например, Лидия Смирнова вспоминала, как неистово кричал на нее на съемках Константин Воинов (с которым они, кстати, прожили много лет), – от этого у героини «Дядюшкиного сна» в кадре все время испуганные и едва ли не заплаканные глаза.Попадаются среди прославленных мэтров и приятные исключения: некоторых режиссеров никогда не обвиняют в «зверствах». Звание самого человечного человека среди режиссеров безоговорочно присуждается знатоку русской любви и прочих национальных достоинств Евгению Матвееву. Взять хотя бы фильм о войне «Особо важное задание», который снимался в глуши под Воронежем. «Измученные многочасовой репетицией взрослые и дети были на пределе. Казалось, они вот-вот выкрикнут: «Идите вы к черту с вашим кино!» – и уйдут в город. Я понимал: если сегодня не снимем, завтра из двух тысяч мы не соберем и двух десятков.— Миленькие! Родненькие мои! Еще чуток потерпите… Скоро воду подвезут, а может, и квас, — хрипел я в мегафон», — вспоминает Матвеев.Матвеев – не единственный либерал. Например, Петр Фоменко – очень странный «диктатор». Его воспитанников иначе как «фоменками» не называют, но вот что удивительно: впечатления «выдрессированных» отнюдь не производят. Вениамин Смехов очень точно определил различие между методами работы Юрия Любимова и Петра Фоменко (когда-то благородный Атос сам был фоменковским учеником): «Специфическая задача любимовской режиссуры: «Раздражаясь самому – раздражать других». Сверхзадача фоменковской режиссуры: «Наслаждаясь самому – наслаждать других».Но режиссеры-гуманисты – все-таки исключение. Теперь о правилах.[b]Плохо, Донатас![/b]Самое трудное для актера – научиться определять, когда руководитель разгневан всерьез, а когда – проводит «профилактику» и «создает эффект». Для режиссера же главное – сделать так, чтобы актер об этом никогда не догадался.Марк Захаров колоритно описал один из способов разыграть из себя «великого и ужасного»: «Во время репетиций «Гамлета» Глеб Панфилов сообщил мне, что не может работать с артистом Сократом Абдукадыровым, который ведет себя нагло, публично демонстрируя свое нежелание участвовать в массовых сценах. Я собрал коллектив в зрительном зале, сделал нейтрально-миролюбивое лицо и очень тихим голосом сказал, что иногда в театре даже очень хорошим артистам приходится играть вспомогательные роли. Но, еще миролюбивее произнес я, у нас есть люди, которые свои личные настроения ставят выше общих творческих интересов. Вероятно, таким людям лучше уйти из нашего театра, причем чем скорее они это сделают, тем лучше». Далее я погрузился в меланхолию, чтобы никто не подумал, что я могу действовать агрессивно. «Сократ Абдукадыров, встаньте, пожалуйста». Когда Абдукадыров встал, я резким движением вскинул руку: «Вот дверь. Через нее вам надо уйти, и прямо сейчас». Артист был растерян, как-то неуверенно вышел в проход партера, и я ему помог, рявкнув: «Вон!» Я почувствовал, что эта акция произвела весьма полезное, я бы сказал, даже целебное воздействие на рабочее настроение коллектива».Марк Анатольевич (которого коллеги, кстати, давно прозвали Мрак Анатольевич) охотно делится опытом: «В «борьбе за лидерство» важно понизить статус партнера. Разумеется, я не хочу представить нашу жизнь как сплошную драку, но жизнь сценическая может быть только борьбой.В качестве смертельного удара крик, как правило, не годится, даже яростный. Если кричишь – значит можешь простить».Кричать очень любил Андрей Гончаров. Он кричал громко. Часто. Разве что недавно ушедшая из жизни «Терра» – Нина Тер-Осипян, старейшая актриса театра – не подвергалась шумовым атакам. Многие пугались. Не выдерживали. Кто привыкал – оставался навсегда «гончаровским».Прекрасный актер Донатас Банионис некогда вкусил на своем веку прелестей тяжелой режиссерской руки: «Режиссеры, с которыми я сделал свои самые хорошие фильмы, были очень жестокими. И прежде всего Жалакявичюс.Какой у него был характер! Ужас! Сильная личность. Он почти никогда не принимал то, что я делал.Говорил: «Нет! Плохо, Донатас!» Разве мы могли с ним спорить? Он моментально ставил на место.Слова поперек не скажешь — уходи из театра, и все. Но именно это нас сформировало».[b]Что, бабуля, тяжело?[/b]Андрей Тарковский умел, когда надо, быть жестким. Николай Бурляев, которого Тарковский нашел для «Иванова детства», вспоминал, что никак не мог расплакаться для нужной сцены. Он ходил по съемочной площадке и переживал – маленький худенький мальчик. Тарковский не обращал на него ни малейшего внимания. Все остальные тоже. Как будто его нет. От мысли, что ничего не получится и Андрей Арсенич возьмет «другого», он готов был упасть в обморок. С каждой секундой «Ивану» становилось все хуже и хуже.Тут Тарковский вдруг обернулся: «Ай, Колечка! Да что ж ты тут! Бедный мальчик! Переживаешь? Устал? Не нужно расстраиваться, все хорошо! Не будем сегодня тебя мучить! Сейчас, сейчас мы все отменим!» – и от неожиданности (пожалели!) Бурляев горько, подетски отчаянно расплакался.«Мотор», — сказал Тарковский.А Нонна Мордюкова вспоминает про подобный эпизод, случившийся на съемках «Родни»: «Никите (Михалкову) нужно было снять мое лицо с наитрагичнейшим выражением... Уселся, лапочка моя, на кран вместе с камерой и стал истошно орать – командовать огромным количеством новобранцев и выстраивать в толпе мою мизансцену. Я на миг уловила, что ему трудно. Вдруг слышу недобрую, нетворческую злость в мой адрес:— Ну что, народная артистка, тяжело? Тяжело! Подложите-ка ей камней в чемодан побольше, чтоб едва поднимала.…Снова, снова и снова дубли…— Ну что, бабуля, тяжело? А? Подложить, может, еще?— Мне не тяжело! – срывая связки, ору ему в небо. – Снимай!— Нонна Викторовна!Делаю картину я. Могу слезть и показать, как нести тяжесть и искать своего мужа. Вы видите его, народная артистка? Или вам уже застило? Да, трудно бабушкам играть такое».Мордюкова поставила тяжеленные вещи и устремилась к вагончику.— Нет! Уезжаю в Москву!С этим козлом я больше не знакома! Уговорил Мордюкову «встать в кадр» оператор Павел Лебешев. А Михалков пришел к актрисе извиняться: «Вижу красное, мокрое, в слезах лицо, тянет ко мне ладони, зовет к себе. Так и стоим – он ни с места и я. «Нонночка», — заплакал. Ох, негодный, таки добился!». Стоит ли говорить, что эпизод фильма получился прекрасно? А на съемках «Сибирского цирюльника», например, все «юнкера» жили (чтобы почувствовать «аромат подлинности») несколько недель в настоящей казарме с распорядком александровского времени. Не стал исключением и суперзвездный Олег Меньшиков.[b]Отгоняйте лед от берега![/b]Юрий Богатырев рассказывал еще одну «михалковскую» историю — про знаменитый прыжок в воду на съемках фильма «Свой среди чужих, чужой среди своих». Место показалось достаточно удобным, дно промерили веревочкой – вроде глубоко…Прыгнули. Оказалось, глубина речки была едва ли не несколько сантиметров – просто веревочку-лот относило течением. Актера спасло неумение плавать – упал плашмя, не ушел под воду, на камни… Дублей, кажется, делать не стали.А тот же Бурляев прыгал в «Андрее Рублеве» с обрыва (его герой искал нужную глину) и скользил по мокрому склону несколько метров. Дело было в стужу, на Бурляеве была тоненькая рубашка… Отсняли немыслимое число дублей.С холодным душем вообще связано едва ли не рекордное число актерских «ужастиков».Причем везет на «карбышевские» испытания чаще именно молодым актерам. В ледяной реке, изображая беззаботное летнее купание, плавала Ксения Качалина на съемках «Праздника» у Гарика Сукачева. Плавала долго, пока Сукачев не сказал: «Ну ладно». А очаровательной Лене Кориковой, по ее собственному признанию, после съемок у Юрия Грымова в «Му-му» (там Корикова разгуливала в сарафанчике при нулевой температуре) уже ничто не страшно.Мужество наших актрис, которые умудряются еще и детей рожать, невзирая на зверские условия контрактов, вообще ни с чем не сравнимо. Та же Корикова вышла на съемочную площадку в роли Лизы Муромской буквально через несколько дней после родов. А Татьяна Догилева играла Электру на пятом месяце беременности (так, что зал рыдал над тоненькой страстной девочкой).А режиссеров мудрые актрисы вообще склонны прощать и оправдывать: «Раньше я относилась к режиссеру как к человеку, который только навязывает актеру свою точку зрения. Да он тысячу раз прав! Потому что актер или актриса думает только о собственной роли, а режиссер о всей постановке в целом», — говорит Догилева. Сергей Маковецкий тоже утверждает: «Люблю режиссеров-диктаторов, ибо диктатор знает, чего хочет».[b]Нечего рассиживаться![/b]Про то, что настоящему актеру и в голову не придет сказать «Я заболел» накануне спектакля (вот и Андрей Миронов на тех, последних, гастролях не сказал), можно и не упоминать. Он хочет только одного – сочувствия к своему мужеству! Вениамин Смехов до сих пор с обидой вспоминает, как «накануне фестиваля в Югославии я впервые попал в больницу. Десять дней на койке, десять дней дома, потом еле приполз в театр. Любимов сурово шлифует Гамлета к фестивалю. Все вокруг меня жалеют: человек двенадцать лет пашет без передыху, никакие температуры ни разу его не удержали дома, а тут – свалился… Любимов мрачно оглядел актеров (меня, кажется, не заметил), дает указания к репетиции: «Вчера была опять работа кое-как. Не пойму, где у вас совесть, – являетесь несобранные, неготовые. Какой Шекспир, какой фестиваль – черт-те что у вас в головах. А вы, Смехов, долго отсутствовали, потрудитесь узнать, что я говорил о вашей роли, пока вас не было, мне повторяться времени нету. И нечего рассиживаться, ступайте все на сцену. И не ходите с утра, как коровы недоеные!» Сам Любимов однажды признался в интервью: «Когда мои комедианты видят меня в зале, они лучше играют. Нечто вроде собак и хозяина. Мой театр нуждается в диктатуре», — чем весьма обидел многих своих подчиненных.Юрий Петрович Любимов («атаман») вообще как никто другой любит и умеет командовать. Однако Семен Фарада, например, относится к этому с пониманием: «Актеры — краски, Любимов — художник. Юрий Петрович красит нами свои полотна… В спектакле «Обмен» я играл роль маклера. Глядя на мою игру, Юрий Петрович был не вполне доволен.— Юрий Петрович, — сказал я, — может, сами покажете, чего вы добиваетесь?Юрий Петрович взлетел на сцену, разбежался и на полной скорости врезался в стену, потом еще раз и… в результате ему вызывали скорую помощь. Вскоре он, правда, пришел в себя и эпизод отменил».Так что настоящие режиссеры умеют жертвовать собой. «Я руководитель и отвечаю за целый коллектив, и это уже интересно – делать, чтобы все были довольны, чтобы не было бунтов, когда группа живет на леднике в палатках. Кроме того, мужества требовали и фильмы, которые я снимал. Ну например, я выполнял все альпинистские трюки на «Вертикали», — это Станислав Говорухин.[b]Это мой зверинец [/b]Анатолия Эфроса считали сторонником «стихийной режиссуры». А Михаил Козаков сказал о нем: «Все потрясающие режиссерские достоинства Эфроса не исключали его страстной необъективности, умения обидеть. Однажды он на встрече с одним замечательным английским режиссером полушутя-полусерьезно сказал, показывая на нас, актеров Театра на Малой Бронной: «Это мой зверинец».В свою очередь, Анатолий Равикович жаловался, что на съемках «Покровских ворот» сам Михаил Козаков тоже диктаторствовал – импровизация пресекалась в корне, и в итоге артисты долго еще потом разговаривали интонациями Козакова.Галина Волчек относится к проблеме диктаторства философски: «Естественно, в большом коллективе есть и зависть, и недовольство, и что-то еще.Ведь ни один артист не подумает про себя, что он хуже Марины Нееловой или Чулпан Хаматовой. А он думает: «Этому повезло, она (то есть я) его любит, а меня — не любит». Во-первых, я никого не люблю. А любимчиком моим становится тот, кто имеет внутренние приоритеты, которые я ценю. Нет артиста, который не хотел бы сниматься в кино, на телевидении. Но, повторяю, для меня важен внутренний приоритет! Возьмите Яковлеву. Она не слезает, так сказать, с экрана, но я как бы этого не знаю, потому что она никогда не делает это в ущерб театру. Вот и все».Зато Олег Ефремов был категоричен: да, диктатор. Очевидцы вспоминали, что у главы «Современника» в кабинете висел ужасающий рекламный плакат к кинофильму «Рудин»: мокроволосый Олег Ефремов стоит под дождем и пристально смотрит в глаза зрителю (как дрессировщик в глаза тигру), а по лицу его струятся огромные капли. Если вошедшие шарахались и интересовались, что значит это чудовище, Ефремов отвечал: «Это портрет главного режиссера».А вот режиссер «Бедной Саши» Тигран Кеосаян говорит прямо: «На площадке может быть только один режиссер. Со мной обсуждать что-то могут лишь двое – оператор и режиссерпостановщик. Для остальных – иерархия существует. «Тиграш, ты…» — это до свиданья».
[b]В воскресенье днем на Остоженке можно было увидеть саму Галину Павловну Вишневскую – сияющую, в безупречном платье (слегка под русский стиль), в окружении фотокорреспондентов и поклонников: здесь состоялось официальное открытие ее Оперного центра.[/b]Отметить это событие в новый грандиозный дворец, спроектированный архитекторами Михаилом Посохиным и Александром Великановым, пригласили очень немногих почитателей, друзей и vip-персон (впрочем, те, другие и третьи оказались одними и теми же лицами).После недолгого ожидания (на которое, разумеется, никто не обиделся, благо с погодой повезло – в День города иначе просто не бывает) приехали Юрий Лужков и Валерий Шанцев. Традиционную ленточку примадонна и мэр перерезали вдвоем под фанфары (супруг примадонны Мстислав Ростропович скромно отошел в сторону) и аплодисменты. А когда все наконец разместились в концертном зале, Юрий Михайлович Лужков сказал несколько слов со сцены.– Мы знаем Галину Павловну как человека мощного, волевого и не по-женски сильного. Ее воля всесокрушительна! Когда-то надо было сказать, что в нашей стране плохо, что в нашей стране нечем дышать – и она сказала это одной из первых! И вот теперь, когда стало ясно, что нам нужен приток кислорода, нужен «оксиджен», нужны новые силы – она снова это сказала. И она сделала все для того, чтобы этот кислород был.Галина Павловна, по словам Юрия Лужкова, «сокрушила Правительство». Дело даже не в том, что приобретение учебного и концертного оборудования, кресел для зала и механики сцены осуществляло как раз правительство города (само финансирование строительства взял на себя «инвестор»). Просто воля Вишневской действительно заражает, и темп жизни рядом с ней убыстряется раз в десять. Центр был официально создан постановлением московского правительства в апреле этого года, и сразу же здесь провели первый набор учеников. 25 (жаль, что только двадцать пять) счастливчиков будут обучаться в творческих мастерских, ставить спектакли и посещать мастер-классы лучших певцов мира (здесь мечтают о приезде Пласидо Доминго и Хосе Каррераса). По замыслу Вишневской, центр будет «недостающей ступенью между консерваторией и театром».Камерный зал центра на 320 мест оборудован по последнему слову техники (микрофоны, естественно, здесь не нужны). Акустику строгого синего зала и голоса молодых певцов участники церемонии оценили на небольшом концерте (мобильные телефоны, между прочим, все выключили). На сцене был симфонический оркестр под управлением Владимира Понькина, главного дирижера «Геликон-оперы», и молодые солисты московских театров – Сергей Шеремет и Татьяна Печникова из «Новой Оперы», Оксана Лесничая из Театра Покровского… Певицы единодушно предпочли красный цвет платьев (в котором, кстати, всегда особенно неотразима Галина Павловна).А под занавес собравшихся ждал сюрприз: Вишневской вручили премию «Каста Дива» в самой почетной из номинаций – Дама оперы.
[b]Он – один из самых пронзительных и честных наших поэтов. О его неуживчивости и задиристости ходят легенды, но те, кто любит его, любят самозабвенно.[/b][i][b]Жажда[/b][/i]Поженян родился в Харькове.Отца, директора Института научно-исследовательских сооружений, арестовали в 37-м. Он стал «сыном врага народа». Он мечтал о море и после школы ушел в срочную на флот. Ему оставалось служить совсем немного, когда началась война. Он попал в диверсионный отряд. Название первого взорванного моста (Варваровка) он указал даже в краткой автобиографии. А летом 1941 года он пал смертью храбрых. Эта история вошла в анналы. «У каждого – своя фронтовая биография, но единственный из нас он был воскресшим из мертвых», – говорит о Поженяне его друг, писатель Григорий Бакланов.Одесса тогда осталась без воды: немцы захватили водонапорную станцию в селе Беляевка и перекрыли подачу воды из Днестра. В тыл врага направили добровольцев из отряда моряков-разведчиков, чтобы хоть ненадолго дать городу воду. Шансов вернуться живыми у них не было. Им удалось захватить станцию. Через динамики в Одессе объявили: «Внимание, внимание! В город идет вода! В город идет вода! Откройте все краны, сейчас будет вода!..» Вода действительно хлынула – в ведра, фляги, ладони. В это время разведчики вели бой за станцию. Они погибли.В 1947 году в Одессу приехал поэт Григорий Поженян – собирать материал об этой истории для фильма, к которому писал сценарий. «У нас на улице Пастера висит мемориальная доска в память о погибших тогда моряках. Так нет ли у вас родственника-тезки, потому что он там значится?» – спросили его. «Родственника нет. Это был я», – ответил Поженян. Он был одним из немногих выживших тогда бойцов-добровольцев. Очереди на фильм Петра Тодоровского по сценарию Поженяна «Жажда» были такими же, как за водой в осажденной Одессе.А доску Поженян сам попросил не менять:– Я действительно убит вместе со своими друзьями. Тот Поженян погиб. Этот, который перед вами, живет посмертно, – сказал он.Он вообще говорит, что стал поэтом, «потому что хотел стихами воскресить хоть одного человека».Мать бойца Григория Поженяна, получив похоронку, ушла на фронт. Она стала едва ли не самым знаменитым военным хирургом — маленькая-маленькая женщина, которая не доставала до раненых на хирургическом столе.Операции она делала, стоя на скамеечке. В сорок четвертом к ней на стол с легким ранением попал ее погибший под Одессой сын.[i][b]Они звенят[/b][/i]Поэт [b]Рудольф Ольшевский [/b]вспоминал: «Я провожаю Поженяна в кишиневском аэропорту. Обычно и в Москве, и в Сочи его не проверяют. Но в Молдавии попался дотошный таможенник. Он долго рылся в чемодане, а потом попросил пройти рамку. Она громко зазвенела. Гриша выложил из карманов ключи и мелочь. Снова прошел. И опять раздался звон.– Вас придется обыскать, – не успокаивался службист.– Никогда, – прорычал Поженян и, несмотря на то, что вокруг толпилась тьма народа, который бурно реагировал на этот спектакль, не торопясь, словно собирался принять душ, стянул с себя рубаху, затем, извинившись перед дамами, стал стаскивать и штаны. Оставшись в одних плавках, Гриша снова проходит проем рамки. Звон кажется еще громче.Таможенник не знает, как ему поступить. Почти раздетый человек – звенит. На помощь приходит начальник службы. Зрителей собралось так много, словно это раздевалась Алла Пугачева. Я, понимая, что Гриша сейчас снимет и плавки, пытаюсь уговорить проверяющих: – Это известный московский поэт Григорий Поженян. Он воевал. В его теле с войны остались осколки. Они звенят.Теперь на вопрос: «Как нам быть с нацистами?» — Поженян отвечает просто и четко: «Убивать следует уже только за жесты и использование символики».После войны в семье случилась еще одна радость — вышел из тюрьмы отец. Какое-то время родители Григория Поженяна жили в Харькове. Когда мама умерла, Григорий Михайлович забрал отца в Москву и тысячу раз твердил ему: «Давай займемся твоей реабилитацией!» Отец отвечал: «Я честный человек. Если они ошиблись – пусть сами и исправляют».Григорий Михайлович вспоминал, что последние годы отец прожил фактически на диване, отвернувшись лицом к стене. Не хотел видеть мир. Зато его сын – боролся. Ух, как он это делал! У него и прозвище есть – Уголек. Он огнеопасный. Он – против течения. («Я с детства ненавидел хор…»)Как-то глава Союза писателей Марков сказал ему:– Стареешь ты, Поженян.– Да? – обрадовался тот. – Мудрее становлюсь?– Нет, просто целый месяц на тебя никто не стучит.[i][b]Следите за рукой![/b][/i][b]Юрий Дьяконов[/b], художник (создал иллюстрации к книгам поэта, в том числе последнему большому сборнику «Астры»): – Характер у Григория Михайловича, можно сказать, ужасный: категоричный, несдержанный. Для него нет ни королей, ни герцогов. Он говорит: «Я всегда готов порвать». Но за пятнадцать лет мы с ним ни разу не поссорились.К своим близким он бесконечно нежен! Во многих стихах это можно найти. А вся его легендарная скандальность – это всего лишь нормальная готовность благородного человека защитить друга. Ну вот хотя бы тот легендарный случай, когда он члену правления Союза писателей набил морду, потому что тот оскорбил его друга Зиновия Гердта.«Главный закон жизни – дружба», — говорит он. Впрочем, у Поженяна есть и другие законы. Например, никогда и никому не спускать подлости. После войны дважды воскресший Поженян поступил в Литинститут.В общежитии в тумбочке он хранил пистолет, подаренный за геройство командующим фронта. И его, героя, позвали громить поэта Павла Антокольского: «Мы вам доверяем, Григорий Михайлович.Вы, хотя и не коммунист, но наш человек — воевали хорошо. А Антокольский предал родину… Григорий Михайлович, нужно выступить…» И так далее.– Выступлю! – обещал Поженян.«На трибуну он вышел в кителе (со всеми регалиями), который потом назовет «дурацким пиджаком» и будет надевать его только тогда, когда нужно будет идти к высокому начальству, заступаясь за друзей, попавших в немилость», — вспоминал Рудольф Ольшевский.– Меня вчера попросили, вернее, приказали затоптать поэта, с книжкой которого я шел в бой. Если бы меня убили, был бы прострелен и этот томик, потому что хранился он в кармане на груди. Сын этого поэта погиб на фронте. Он не может защитить отца. От его имени это сделаю я. Мне не страшно. Меня уже убивали, и я живу после смерти. Я не прятался за мавзолеем, когда мои ровесники шли в атаку. И сейчас тоже не спрячусь. Вы хотите, чтобы я затоптал замечательного писателя, нашего прекрасного учителя поэзии? Внимательно следите за движением руки – и Поженян сделал рукой неприличный жест.[b]Григорий Бакланов:[/b]– Мы пять лет учились вместе в Литературном институте. Впрочем, Грише выпало учиться на год больше: в те мрачнейшие времена в Поженяне жил дух вольности, и кончилось тем, что ректор Федор Гладков вызвал его в кабинет и после краткого содержательного разговора заорал: «Чтоб ноги вашей здесь не было!» И он, спортсмен, классный боксер, встал на руки и на руках вышел из кабинета и год после этого работал на судоверфи, а потом вновь вернулся в институт. Все-таки курс наш был особенным: почти сплошь фронтовики, и стольких уже нет. Нет Володи Тендрякова, нет Жени Винокурова. Но, пожалуй, ни один курс Литинститута не дал столько известных ныне имен.[i][b]Он дал мне воду[/b][/i]– Легенда о поэте опередила мое знакомство с самим Поженяном, – рассказывает его сокурсник поэт [b]Кирилл Ковальджи[/b]. – Я поступил в Литературный институт осенью 49-го года, когда только отшумела волна репрессий в связи с кампанией против так называемого космополитизма – институт не досчитался многих известных преподавателей и студентов. Прежде всего я услышал имена поэтов Григория Поженяна, Наума Манделя (Коржавина), Николая Глазкова… О них говорили со страхом и восхищением, цитировали их строки.А со мной случился курьез. Под новый год, как всегда, в институте готовился капустник. Кому-то пришло в голову, что я могу сыграть Поженяна – хотели спародировать приписываемую ему манию величия. (Поженян – забияка, крикун, заводила, но небольшого роста, я как раз по фигуре подходил, если соответственно уплотнить бока и плечи). Помню, на сцене соорудили нечто вроде постамента, я не него взгромоздился, изображая «памятник Поженяну» и выкрикивая кемто сочиненные стихи о «моей» сверхгениальности.«Узнает – он тебе морду набьет!» – сказал кто-то из доброжелателей, поздравляя меня с удавшейся комической ролью. Но мы подружились. Рыцарь и воин Григорий Михайлович оказался блистательным рассказчикомюмористом, лицедеем-импровизатором, душой общества, непревзойденным тамадой. Бьющая через край одаренность, южный неугомонный темперамент порой заводят его далеко. И с ним тогда нелегко. Я написал ко дню его рождения: Пусть досужие критики спорят – стал Бояном ты или буяном: твое имя рифмуется с морем, а фамилия – с океаном.Обучающий мужеству музу, сквозь медузы житейских историй ты всплываешь легендой, Григорий, наш немеркнущий миф толстопузый! Шутки шутками, но это он девятнадцатилетним парнем пробился с отрядом к Беляевке и восстановил водоснабжение окруженного города. Он дал воду и мне – я ведь мальчишкой был там, в осаде! [i][b]Черта с два![/b][/i]В начале весны прошлого года с ним случилась беда: его жестоко избили в Переделкине, где он живет уже много лет. В Фортунатовскую больницу его привезли с тяжелой черепно-мозговой травмой. «Погодите, – говорили друзья. – Чтобы Поженян вот так вот взял и сдался – черта с два!» Он и правда выкарабкался: он упрямый, его жизнь научила. Сейчас чувствует себя не очень хорошо. Но все равно держится.[b]Юрий ДЬЯКОНОВ:[/b]– Он в свое время очень хотел преподавать в Литературном институте, но «мне не предлагают, а сам не пойду». А он бы был прекрасным, удивительным преподавателем – не ради денег и должностей, это ему как раз абсолютно неинтересно. Он человек громадных энциклопедических знаний. Он знает всю мировую поэзию, абсолютно всю! Он мог начать цитировать Овидия – и читать его наизусть полчаса. Он мог прочитать лекцию о поэзии, не готовясь, с ходу. Теперь, к сожалению, после той страшной травмы он начал многое забывать… [b]Досье «ВМ»[/b][i]Поэт Григорий Поженян родился в 1922 году.Прошел Великую Отечественную – начал краснофлотцем, закончил – капитан-лейтенантом. Награжден двумя орденами Отечественной войны I степени, двумя орденами Красной звезды, орденом Боевого Красного знамени, орденом «За заслуги перед Отечеством» III степени, медалями «За Одессу», «За Севастополь», «За Кавказ», «За Белград», «За Заполярье» (это еще не все). Дважды представлялся к «Герою Советского Союза».В 1946 поступил в Литинститут имени Горького, откуда его два раза исключали за поддержку опальных друзей и учителей.Побывал на всех морях.Первой книгой Поженяна был сборник стихов «Ветер с моря» (1955). Написал около 50 песен («Два берега», «Песня о друге», «На Мамаевом кургане»), участвовал в создании фильмов «Поезд в далекий август», «Прощай», «Никогда», «Жажда». Вместе с В. Аксеновым и О. Горчаковым написал детектив под псевдонимом Гривадий Горпожакс «Карьера агента ЦРУ 0014...».Лауреат Государственной премии России (1995).Имеет сына Александра. Живет в Переделкине.[/i][b]Григорий Поженян: «Я живу посмертно»[/b] [i]В моих ногах – Осколки прежних лет.Они со мной покинут этот свет.И вместе с ними выйдут из огня Тот, кто стрелял, И тот, кто спас меня.[/i]
Спецпроекты
images count Мосинжпроект- 65 Мосинжпроект- 65
vm.ru

Установите vm.ru

Установите это приложение на домашний экран для быстрого и удобного доступа, когда вы в пути.

  • 1) Нажмите на иконку поделиться Поделиться
  • 2) Нажмите “На экран «Домой»”

vm.ru

Установите vm.ru

Установите это приложение на домашний экран для быстрого и удобного доступа, когда вы в пути.